Хозяйка эта всегда держала собак, хоть не очень их и любила. «Как же без них? – считала она. – А вдруг воры залезут? А я женщина старая и одинокая. С ворами я же не справлюсь. Вот собака и защитит меня». Насчёт защиты она, конечно, преувеличивала. Собака-то собаке – большая рознь. Ну, бультерьер к примеру, тот кого хочешь может защитить, если, конечно, этого ему захочется. А вот маленькая болонка – от горшка два вершка, что она сможет сделать? Кусаться она почти не умеет или не хочет – в природе, видимо, такое не заложено. Разве что тявкать может. Это всегда пожалуйста, по любой причине заливается колокольчиком. И что тут плохого? Иного нехорошего человека и это сильно пугает. Ну и кушает немного, не то что, допустим, московская сторожевая псина.
Вот эта женщина таких болонок и держала. И чего-то они у неё не так долго и жили: то убежит совсем какая, то сдохнет другая. Видимо потому, что в большой скромности держала их хозяйка: на цепочке и во дворе в любой мороз и холод. И кормила не так сытно: сама мяса вообще не употребляла – организм его у неё не воспринимал, поэтому мозговых косточек собачкам никогда не доставалось. Но для запаха в кашу, чем обычно и кормила своих сторожевых псов, добавляла немного сала. Те и ели эту кашу, и не жирели, и не худели.
И брала она себе в сторожа всегда пёсиков, чтобы меньше хлопот от них было. Пёсик-то сильно не загуляет, когда природа позовёт, и с цепи не сорвётся от манящей одури: повоет-повоет около будки да и успокоится. Не то что сучка: та, когда приспичит, бесноваться начинает, и от кобелей проходу нет – со всей округи сбегаются на её призывный зов. Кобель всегда более спокоен, хотя и тому постоянно хочется выстроиться в очередь к какой-нибудь жаждущей подруге. Так что только псы – и никого другого.
И чтобы не путаться в различных кличках, она всегда называла собак Валетами, или Валетками. Будь хоть они чёрными или белыми, большими или маленькими, всё равно Валетки.
Очередной Валет оказался, пожалуй, самым маленьким, чёрным и кучерявым. Хозяйка сразу же посадила его на цепь во дворе, которую тот и таскать-то не мог, сидел около своей будки и только жалобно скулил. И побаивался всех. Прятался от посторонних: захаживающих в гости соседок или детишек сестры с внуками. Как раз под зиму она взяла этого пуделька, и всем было жалко эту собачонку.
– Замёрзнет ведь, – говорили почти все. – Возьми её в дом, пока холодно. А как тепло настанет, выпустишь на улицу.
– Нет! – решительно отвечала хозяйка. – Собака должна жить на улице. Нечего её баловать. Да и убирать за ней в доме не больно-то хочется.
Так и остался этот Валет жить на улице в своей будке около флигеля. И ничего. Выжил. То ли зима оказалась не очень холодной, то ли силы природные ему помогли, но окреп пёс за эти несколько месяцев, хоть и подрос не так уж и здорово. Но зато тявкать научился громко, а это главное. Ну и не озлобился сильно, к родным и близким всегда бросался с радостью и чувствовал их приход, или приезд, задолго. Не успеет кто на своей машине к дому подъехать, а Валет уже радостным лаем заливается, предупреждая всех, что гости дорогие нагрянули. Поласкают те пёсика, косточку хорошую кинут, тот и доволен. Лакомится, помахивая куцым хвостиком. А на чужих с грозным лаем бросается. Хотя как тут бросишься, раз цепь удерживает?
Так и жил Валет в этом доме, или дворе, год, и два, и три… и всё на цепи. И жалко стало хозяевам своего пса: жизнь-то не больно у него длинная, а он и радости особой не видал и со своими соплеменниками никогда не общался, только иногда во дворе и бегал, когда, допустим, цепочка оборвётся. И однажды решили гости эти дорогие отпустить того в вольную жизнь, погулять немного, открыли калитку во дворе и выпустили на улицу. Валет и убежал и чего-то быстро подружился с соседскими собачонками, стал вместе с ними в стае бегать. Но домой всегда возвращался, когда голод сильно одолевал.
И чего-то странное стало с ним твориться: кобеля начали приставать к тому со своими похотливыми притязаниями. Вроде как и понятное дело – играются, а игры у них на один манер, все знают. Все это и видели. Соседи охали и ахали, качали головами.
– Замучают они вашего Валета, – говорили с сожалением хозяйке.
– Вот псы проклятые! – не нравилось тоже всё это хозяевам. – У людей что ли моду переняли, «голубыми» стали.
Взяли и посадили снова Валета на цепь. Все и успокоились, даже собака. Не стала она больше никуда рваться, сидела себе на цепи, поедала, как обычно, кашу с салом, тявкала, как всегда, на соседских кошек, собак и даже ворон, что садились на крышу флигеля. Но однажды перестала выбираться из своей будки.
– Заболел, наверно, Валет, – решила хозяйка. – Как бы не сдох и этот, – вздохнула, покачивая головой.
Лечить она его, конечно, не собиралась. Не принято как-то у нас лечить дворовых собак: поживут сколько поживут, а там… либо выпускают на волю, либо закапывают в землю или выбрасывают на ближайшую свалку. А тут внучок старший прибежал днём к бабушке как-то, стал звать Валета из будки, а он на его зов и не выходит, хотя раньше всегда с радостью кидался к своему юному другу. Полез тогда мальчишка к лохматому товарищу в будку, начал рукой шарить внутри, чтобы вытащить за шкирку того оттуда. Рука наткнулась на какой-то мягкий комочек. Внучок чего-то даже и испугался, отдёрнул руку: мало ли чего там может в будке у собаки быть! Крыса вдруг? Хотя крысы с собаками вроде как и не дружат.
Любопытство пересилило страх, и внучок снова запустил туда руку и вытащил наружу этот мягкий комочек.
– Что это? – не понял сразу и побежал показывать свою находку родителям.
– Так это же собачонка, – сразу сообразили те. – Но откуда она взялась у Валета? – и переглянулись друг с другом. И тут же рассмеялись. – Так оказывается, у нас всё это время жил не Валет, а Валетка жила…
Вот было удивления у всех! Осмотрели родители внимательно ещё слепого детёныша, тут же определили, что это «девочка», и назвали ту Никой, уже не Валетом или Валеткой, чтобы не путать «маму» с «дочкой». Так и стали жить у них во дворе два маленьких пуделька: Валетка и Ника.