НЕВЫДУМАННАЯ ИСТОРИЯ.
Известие о войне 41-го года Старосельские восприняли как непоправимую беду, как неизбывное горе. Что ждёт их сыновей призывного возраста Василия и Степана, выживут ли в тех кровавых перипетиях? Однако, Фёдор, глава семьи, молча переглянувшись с Феодосией, своей половиной, поняли: пришёл черед сыновьям защищать отчий дом от супостата.
Хлопотливая, малорослая Феодосия испекла в дальнюю дорогу ребятам пирогов. Обнимала, еле дотягиваясь до родных лиц высоких сыновей, не вытирая непрошенных слёз, стекавших бороздками морщин, поселившихся на её поблёкшем, привядшем лице.
Фёдор, отец, по-мужски охватывал их крепкие, вошедшие в полную силу, широкие спины, приговаривая:
- Не посрамите, хлопцы, моих седин…
- Не боись, батя, не уроним своей чести.
- Пошёл бы и я с вами, да вот, поди, не годен воевать, - наглядно пошевелил культей правой руки.
Увечье это, как несчастный случай, произошло задолго до войны: сноровисто подавал ржанные снопы в устье молотарки. От неосторожности прихватило правицу. Пока остановили механизм, руку всю изжевало…
… Уклад жизни Старосельских в пору лихолетья нисколько не изменился. Вдвоём с Феодосией неспеша обиходили нехитрое домашнее хозяйство: коровёнку, подсвинка, птицу… в помощь присоединялся двенадцатилетний Алексей. В изболевших сердцах стариков теперь неизбывной оставалась щемящая тревога: «как там сыновья, живы ли?» Немцы, как и предполагал Фёдор, появились в их родных Песках в двадцатых числах августа. Это был передовой разведывательный взвод мотоциклистов с прилаженными к коляскам ручными пулемётами.
Во двор к Старосельским заскочило трое «гансов». Воровски рыскали по всем углам, закромам построек в поисках съестного. Вот один из незваных «гостей» выскочил наружу с связкой баранок на красной бычьей шее. Довольный находкой немец, смеясь, указывал на распостранённое на Руси кондитерское изделие, что-то по своему бормоча.
Взбешенный Фёдор, не стерпев такой наглости фашиста, коротко двинул ему в смеющуюся харю здоровой левой рукой. Не ожидавший удара сражённый Курт отлетел к ограде палисадника.
- Хальт! – мгновенно выстрелом прозвучало от его напарников, которые, передёрнув затворы «шмайсеров», уже ставили к стенке сарая еще не остывшего от волны злобы Фёдора, выкрикнув обычное: «эршиссен». Не растерявшаяся Феодосия тотчас бросилась в ноги автоматчиков, умоляя их пощадить погорячившегося мужа. Рядовые солдаты вермахта, видно, были не из агрессивных: не привели в исполнение готовящегося намерения; напоследок, уходя со двора, лишь только погрозили кулаками незадачливому хозяину.
… Где-то на востоке гремела война, спешно отступали разрозненные, истрёпанные в непрерывных боях, части, а здесь, в Песках исподволь текли серые тревожные дни германского порядка: сбор продовольствия, сырья, тёплой одежды, а с 1942-го года – угон молодёжи на подневольные работы в Германии.
Как ни томительно протекали дни оккупации (два года и два месяца), но настал и им конец. Осень 1943 года принесла сельчанам Песков освобождение, которого также с нетерпением ожидал запад.
… С поредевших, отнятых войной войсковых формирований, поодиночке, пропахшие порохом, пролитой кровью, возвращались домой пропыленные солдаты. Не вернувшиеся – остались в извещениях и в памяти родных. Вернулся израненный и Степан Старосельцев. А вот Василию довелось в армии служить целых семь лет. Захватил ещё и японскую на Дальнем Востоке, в Манчжурии.
К неутешному горю братьев пришло известие о гибели младшего Алексея. Пытался, как и многие подростки тех лет, разрядить снаряд. Снаряд взорвался и парень смог только доползти к порогу отчего дома.
Наконец, на земле устоялся мир. Затосковавшимся полям не хватало рук тружеников-хлеборобов. С трудом подымали колхозное хозяйство. Обрабатывали гектары чем придётся. Василий Старосельцев побывал и в председателях, и заведующим животноводческой фермой и бригадиром полеводческой бригады. И так – от рассвета до рассвета…
Не сладок крестьянский хлеб…
В. БуткоавьНевыдуманная история.
Известие о войне 41-го года Старосельские восприняли как непоправимую беду, как неизбывное горе. Что ждёт их сыновей призывного возраста Василия и Степана, выживут ли в тех кровавых перипетиях? Однако, Фёдор, глава семьи, молча переглянувшись с Феодосией, своей половиной, поняли: пришёл черед сыновьям защищать отчий дом от супостата.
Хлопотливая, малорослая Феодосия испекла в дальнюю дорогу ребятам пирогов. Обнимала, еле дотягиваясь до родных лиц высоких сыновей, не вытирая непрошенных слёз, стекавших бороздками морщин, поселившихся на её поблёкшем, привядшем лице.
Фёдор, отец, по-мужски охватывал их крепкие, вошедшие в полную силу, широкие спины, приговаривая:
- Не посрамите, хлопцы, моих седин…
- Не боись, батя, не уроним своей чести.
- Пошёл бы и я с вами, да вот, поди, не годен воевать, - наглядно пошевелил культей правой руки.
Увечье это, как несчастный случай, произошло задолго до войны: сноровисто подавал ржанные снопы в устье молотарки. От неосторожности прихватило правицу. Пока остановили механизм, руку всю изжевало…
… Уклад жизни Старосельских в пору лихолетья нисколько не изменился. Вдвоём с Феодосией не спеша обиходили нехитрое домашнее хозяйство: коровёнку, подсвинка, птицу… в помощь присоединялся двенадцатилетний Алексей. В изболевших сердцах стариков теперь неизбывной оставалась щемящая тревога: «как там сыновья, живы ли?» Немцы, как и предполагал Фёдор, появились в их родных Песках в двадцатых числах августа. Это был передовой разведывательный взвод мотоциклистов с прилаженными к коляскам ручными пулемётами.
Во двор к Старосельским заскочило трое «гансов». Воровски рыскали по всем углам, закромам построек в поисках съестного. Вот один из незваных «гостей» выскочил наружу с связкой баранок на красной бычьей шее. Довольный находкой немец, смеясь, указывал на распостранённое на Руси кондитерское изделие, что-то по своему бормоча.
Взбешенный Фёдор, не стерпев такой наглости фашиста, коротко двинул ему в смеющуюся харю здоровой левой рукой. Не ожидавший удара сражённый Курт отлетел к ограде палисадника.
- Хальт! – мгновенно выстрелом прозвучало от его напарников, которые, передёрнув затворы «шмайсеров», уже ставили к стенке сарая еще не остывшего от волны злобы Фёдора, выкрикнув обычное: «эршиссен». Не растерявшаяся Феодосия тотчас бросилась в ноги автоматчиков, умоляя их пощадить погорячившегося мужа. Рядовые солдаты вермахта, видно, были не из агрессивных: не привели в исполнение готовящегося намерения; напоследок, уходя со двора, лишь только погрозили кулаками незадачливому хозяину.
… Где-то на востоке гремела война, спешно отступали разрозненные, истрёпанные в непрерывных боях, части, а здесь, в Песках исподволь текли серые тревожные дни германского порядка: сбор продовольствия, сырья, тёплой одежды, а с 1942-го года – угон молодёжи на подневольные работы в Германии.
Как ни томительно протекали дни оккупации (два года и два месяца), но настал и им конец. Осень 1943 года принесла сельчанам Песков освобождение, которого также с нетерпением ожидал запад.
… С поредевших, отнятых войной войсковых формирований, поодиночке, пропахшие порохом, пролитой кровью, возвращались домой пропыленные солдаты. Не вернувшиеся – остались в извещениях и в памяти родных. Вернулся израненный и Степан Старосельцев. А вот Василию довелось в армии служить целых семь лет. Захватил ещё и японскую на Дальнем Востоке, в Манчжурии.
К неутешному горю братьев пришло известие о гибели младшего Алексея. Пытался, как и многие подростки тех лет, разрядить снаряд. Снаряд взорвался и парень смог только доползти к порогу отчего дома.
Наконец, на земле устоялся мир. Затосковавшимся полям не хватало рук тружеников-хлеборобов. С трудом подымали колхозное хозяйство. Обрабатывали гектары чем придётся. Василий Старосельцев побывал и в председателях, и заведующим животноводческой фермой и бригадиром полеводческой бригады. И так – от рассвета до рассвета…
Не сладок крестьянский хлеб…