Зимнее

Он шёл, не глядя по сторонам. Собственно, смотреть было не на что: справа тёмная стена деревьев, слева под цепью фонарей неслись машины. Он шёл, ни о чём не думая. Точнее, он пытался думать, но мысли разлетались стайками вспугнутых воробьёв, и разуму не за что было зацепиться. Внезапно - а это почти всегда случается внезапно - одна мысль задержалась, и сознание тут же вцепилось в неё хищной птицей: он подумал в тот миг о том, что могло бы удерживать его в этой жизни - и ничего не обнаружил. Нет, он не был стар и немощен, и он вовсе не желал смерти - он просто перестал хотеть жить. Пришло осознание, что он живёт по привычке. Поискав в своей памяти то, за что можно было бы схватиться, как за смысл продолжать существование, он ничего не нашёл: работа давно не приносила удовлетворения, друзей не осталось, дети живут своими жизнями, не пересекающимися с жизнью его. Правда, были женщина, которая безразлична ему, и женщина, которой безразличен он. Однако ни в том, ни в другом случае не было ни малейшей надежды на взаимность и, следовательно, они тоже не способны удержать его в пространстве где-то кипящей и бурлящей, а где-то начинающей коченеть жизни. Странно, подумал он, что размышления о собственном исчезновении навсегда, о том, что без него всё останется таким, как будто бы он никогда и не ступал по земле, не пугали, не заставляли прятаться как от чумы. Впервые он думал о смерти совершенно спокойно, даже отстранённо, и мысли текли ровно, выстраиваясь в цепочку, логически завершавшуюся в своём конце: никаких надежд, никаких смыслов не осталось; умирать не хотелось, но и жить, в общем-то, не хотелось тоже. Так он шёл, не глядя по сторонам, не обращая внимания даже на снежинки, летящие навстречу, сверкающие в свете фонарей и обещающие нечто, оставшееся за пределами его сознания.