Покаяние над пропастью

Трилогия
Книга первая
Вкус запретного плода
Мир спасет любовь.
Иисус Христос
Лишь Всевышнего вправе я страшиться.
Автор
Пролог
    Может ли мужчина допустить, чтоб семья жила в нищете? Художник Байгазин дал на этот вопрос отрицательный ответ и в лихие девяностые надел хомут предпринимателя. Салават Байгазин – потомок Салавата Юлаева, соратника Емельяна Пугачева.
    Ближе к разгрому пугачевского восстания жён и детей великого батыра арестовали… Испугавшись, что род Салавата может оборваться, старейшины решились на тулалу – обряд получения от батыра потомства.  Выбрав из племён самую прекрасную девушку по имени Тансылу, по прочтении никаха   выдали за батыра. Дабы продолжился род Салавата и рождались новые герои…
    Разумеется,  свершившийся  тулалу  хранили  в большой тайне. Тансылу жила в дальней  летовке. В августе 1775 года она родила мальчика. Вскоре, старейшины придумали легенду: якобы, люльку с  младенцем, висящую на разлапистой ветке дерева, Тансылу нашла случайно и принесла в аул… В знак того, что ребёнок  дан им  Аллахом, нарекли малыша именем Аллабирды. Желая подчеркнуть, что дитя – большой дар племени от Создателя – записали на  фамилию Надиров.
    Прошли годы. Аллабирды  превратился в статного, храброго и умного  джигита, женился. В военных походах дослужился до звания есаула. Семеро его сыновей от двух  жён тоже   стали казачьими  офицерами.  Самое главное  – он продолжил род Салават-батыра. Сыновья, внуки и правнуки Аллабирды также не запятнали  светлое имя  батыра: участвовали во всех выпавших на их поколение войнах, возвращались с орденами-медалями в форме крестов.
    За отваги, проявленные в Великой Отечественной войне, трижды  удостоился Ордена Славы Аллабирдин Минлибай.
    Салават Байгазин - потомок Салават-батыра по материнской линии. И ему пришлось повоевать. Вернулся из Афганистана после тяжёлого ранения с орденом Красной звезды на груди.               
     Но Байгазину ещё неведомо, что он из рода Салавата Юлаева…
   Потомки  Аллабирды   передавали из поколения в поколение знание о  происхождении рода избранному джигиту как свято оберегаемую тайну. Но случилось непредвиденное:  очередной лучший представитель рода, обязанный сообщить сокровенный завет следующему внезапно скончался, оставив аманат неисполненным…
   Увы, Салават Байгазин не успел пока полностью созреть как художник...  А ведь в годы учёбы на худграфе университета, куда  поступил после Афгана, преподаватели возлагали на него серьёзные надежды, предрекали судьбу большого художника... И в самом деле, Салават отлично начал  творческий путь: много писал, организовал несколько персональных выставок, был  принят в Союз художников. Но на пути  становления в качестве истинного художника возникла неожиданная преграда: верхом на огромном золотом быке, пышущим из ноздрей клубы алого огня и  поднимающим  из-под копыт тучи жёлтой, удушливой пыли, в страну ураганом  ворвался его величество дикий капитализм и с громоподобным грохотом перевернул всё вверх дном. Забросив мольберт и краски,  Байгазин ринулся вслед за стремглав пронёсшимся золотым тельцом.
   Вот тогда и надел хомут предпринимателя.   

ГЛАВА ПЕРВАЯ
    Богатство – понятие относительное. У каждого народа собственное мерило в отношении мамоны. Если же « взвешивать» нашим безменом , Салават Байгазин входит в число  богатых, на худой конец,  состоятельных: имеет элитную  квартиру, дачу, два небольших магазина и японскую машину. Как бы то ни было, имущество Салавата с каждым годом увеличивается.  Он достаточно поднаторел в коммерческой стезе, куда ступил несколько лет  назад.
    Немало перед предпринимателем препятствий, хватает и заманчивых ловушек.  Пожалуй, самые опасные из них – женщины и спиртное. Как правило, эти две беды ходят рука об руку. Ведь кроме умения зашибать деньгу, нужно еще суметь ими правильно распорядиться…
    Манящий звон монет в кармане бизнесмена непостижимым образом тотчас становится слышен прекрасному полу… И на дельца начинается охота: соблазнительницы строят глазки, напропалую кокетничают. Редко кто может отказаться от красотки, падающей прямо в объятия…
    Вот и Салават не смог увернуться от таких обольстительниц, слишком увлекся ими. Вначале, потеряв голову от прелестниц, кружил от одного цветка к другому, словно ошалевший шмель. А потом встретил такую красавицу! И просто растаял в жарких  объятиях.
    Зульфия моложе на двадцать лет. А Салавату – тридцать девять. Верно говорят, для полноты ума всего одной извилины в мозгу не хватает…
    Байгазин как бы в шутку пригласил на свидание, а она возьми да согласись! И вправду хороша Зульфия: изогнутые брови, будто крылья чёрной лебеди,  взлетающей с тёмного омута её больших глаз.  Длинные ресницы, точёный нос, пухлые сочные губы и большая грудь, вздымающаяся при каждом вдохе.  Тридцатидевятилетняя головушка Салавата окончательно вскружилась…Да и как ей не вскружиться от столь страстной кипчакской девушки. Понеслась романтика,  восхождения рука об руку на вершину Девичьей горы, Торатау и Юрактау… После почти ежедневных встреч с Зульфией он уподобился  опьяневшему от любовного напитка Меджнуну  - становился всё безрассуднее, пока  вконец не потерял голову.
    Всё же, порой он вспоминает  жену и сердце внезапно холодеет. Чувство огромной вины перед ней  гложет душу Салавата как ненасытная рысь. Шила в мешке  не утаишь, если вдруг всё раскроется, переживёт ли горе супруга?.. А что скажут  дети: сын и две дочери?..
                ***               
     А сегодня Салават чувствует себя самым счастливым человеком,  взмывшим душою на седьмое небо. Они стоят на вершине Торатау, обнявшись с  любимой.
    – Видишь,  моя Зульфия, мы сейчас на такой высоте! Отсюда всё вокруг видно как на ладони. Хочешь, во-о-он ту гору… перенесу на другое место и назову твоим именем?!.
    Зульфия счастливо улыбается, а Салават распаляется ещё сильней:
    – Хочешь, завоюю всё, что взглядом окину, и положу к твоим ногам?!
    – Мне нужен только ты… – она теснее прижимается к нему.
    – Я тебя так люблю!
    – Я тоже. Никого не любила так…
    – Зульфия, если Лилия согласится, возьму тебя второй женой.
    – Согласится твоя старая карга, как же, жди… – обрывает  Зульфия, поморщившись. – Айда спустимся, мне здесь нехорошо, холодно…
    – Холодно? Разве мои объятья не греют тебя?
    – Греют. Ну пойдём вниз!
    – На этой священной горе так хорошо! Видишь, какие красивые лучи играют в воздухе?
     – Нет, – Зульфия внимательно оглядывается вокруг. – Давай же спустимся.
***
    Выезды на природу, кутежи в кафе и ресторанах продолжались. Салават ощущал в себе неисчерпаемые силы, небывалый душевный подъём. Зульфия, казалось, вернула его в прекрасную страну молодости. Напрочь исчезла щемящая душу грусть, мучившая в последние годы от осознания прошедшей молодости. Теперь, наоборот, с лица не сходила глуповатая, но  счастливая улыбка. Он ведь ещё ого-го! Всего-то тридцать девять. Что эти года для  мужчины?! Сердцем то он молод! Салават становился взбалмошнее день ото дня, объятый пламенем, как думал, последней любви. Неистовствовал от ощущения  счастья. Вернее, тщетно пытался хоть на время удержать тень, фантом молодости, уже ушедшей за горизонт…
***
    Конечно,  жена Салавата  Лилия быстро смекнула в чём дело. По этой причине в доме часто вспыхивали скандалы. Вот и сегодня, долго постояв, всматриваясь в мужа,  учинила допрос:
    – Скажи правду, ведь гуляешь?
    – Не говори ерунды…
    Жена похлеще следователя-чекиста упёрлась в супруга тяжёлым взглядом:
    – Меня не обманешь! Лучше сам признайся: с кем таскаешься? Всё равно её скоро отыщу!
    – Ни с кем не гуляю! – Салават  стоял на своём, будто верный партизан, попавший в когти врагов.
   Жена уставилась на него словно удав, помышляющий проглотить зачарованную взглядом жертву:
    – Говори правду, с кем распутничаешь?-  Глаза Лилии злобно заблестели. Знает, взгляд жены имеет силу.  Рассказывали, стоило ей  в юности восхититься маленьким телёнком со словами: «Какой красивый!», как бедное животное тут же слегло и испустило дух. Он почувствовал себя неуютно, но виду не подал:
    – Не морочь  голову! Когда мне с бабами водиться, день и ночь по работе мотаюсь! -   И вправду, хоть и пребывал в любовном угаре, о делах не забывал.
    Жена начала горячиться: ресницы и толстые губы задрожали, очень смуглое лицо болезненно исказилось. Резким движением открыв шкаф, лихорадочно ощупала  одежду мужа, вывернула карманы,  даже принюхалась. Наконец, откуда-то вытянула волосок и пронзительно взвизгнула:
    – Ага, волос любовницы! Бесстыжий! Наглец! Племенной бык! Продажная шкура! Уходи к своей потаскушке! Насовсем уходи!
    Довольно  красивая   Лилия  в  эти минуты  стала просто отвратительной: лицо страшно перекосилось, рот скривился, злобно сверкающие  глаза  едва не выкатывались из орбит. По привычке направила на мужа указательный палец  правой руки, будто дуло пистолета, и от всей души влепила в него ядовитые слова-пули:
    – Племенной бык! Предатель! Сволочь!- Вдруг вытащила из-под воротника  пиджака какую-то иголку.- Видишь, любовница тебя околдовала! Сделала приворот! Потому и неймётся тебе, как быку племенному! Думаешь, любовь? Не-а, это всего лишь приворот… Говори правду, с кем?!
    – Да ни с кем я не гуляю, прекрати истерику! – Салават попытался приструнить жену. Угомонишь тут… Как говорится, начнёт корова брыкаться -  пострашней коня становится. Лилия стремительно побежала на кухню и  принялась крушить  посуду. Тарелки и чашки со звоном  разбивались об пол, несколько штук пролетели прямо над головой мужа. Да, вспыльчивая досталась жена… Видно, небесной канцелярией отписаны ему именно такие женщины. И по знаку зодиака  всегда попадались одни звери и  хищницы : то лев, то змея, либо дракон, иль скорпион… А ведь сам всю жизнь искал нежно воркующую голубку.         
   – Бык племенной!  Развратник!  Проститут!
    Скандал длился довольно долго. И терпение Салавата лопнуло: достал из холодильника водку, налил  стакан до краёв и залпом  выпил. Жена прикусила язык. Махом допив остаток бутылки, вызвал водителя.
   Когда  сел в машину, шофёр задал короткий вопрос:
    – Куда везти?
    – К Зульфии, а потом – в ресторан!
    Целая бутылка водки, только что опустошённая в одиночку, нисколько не ударила в голову.
    Зульфия не заставила ждать,  бабочкой выпорхнула на  зов. На ней - подаренные Салаватом украшения и дорогое вечернее платье, лицо светилось радостной улыбкой.
    –  Я чувствовала, что приедешь, ждала тебя!..
    Поехали в ресторан.
    Зал был почти  полон по причине профессионального праздника – дня работников торговли.  Салават заказал хороший коньяк, вино для Зульфии, антрекоты, салат и минералку.
    – Почему без настроения, опять твоя пристает? – нарушила тишину Зульфия,  когда официантка отошла,  расставив на стол напитки в графинах и еду.  При слове «твоя» перед глазами Салавата предстало перекошенное от злобы  лицо жены,  заставив на мгновение помрачнеть. Не ответив, он поднял рюмку:
    – За нашу любовь!
    Тост пришёлся Зульфии по душе:
    – За нашу любовь – до дна!
    Выпив ещё по несколько рюмок, они начали танцевать под медленную мелодию. Зульфия тесно прижалась к нему. Обдавая  жарким дыханием, страстно зашептала: 
    – Я люблю тебя! Ты для меня -  самый близкий человек! Я не могу без тебя! И не хочу… Любимый мой… Скорей бы нам быть вместе…
    – Я тоже тебя люблю, только помни: у меня трое детей…  их никогда не брошу. Поступлю по мусульманским канонам: даст Лилия согласие - возьму тебя второй женой…
    – Опять ты о ней!.. – Красивое лицо Зульфии погрустнело. Но она быстро овладела собой и снова заворковала: – Дорогой мой, никого я не любила до тебя. Как же я счастлива с тобой…
    Наконец,  выпитое ударило в голову. Ещё  после двух-трёх рюмок  тиски стресса разжались и Салават почувствовал себя совершенно счастливым. В  объятиях – самая красивая и любимая! Что ещё нужно  мужчине в расцвете сил? Пишут, мол, в Узбекистане, Таджикистане уже приняты законы о многожёнстве, глядишь, и до нас дойдёт эта лафа. Настанет долгожданное время, он будет вволю жить-поживать с обеими жёнами. Предки, вон, не только с двумя, даже с тремя-четырьмя благоверными жили не тужили. А супруги даже не помышляли о скандалах. Лилия тоже никуда не денется, потихоньку привыкнет, смирится…
    Салават с купеческим жестом бросил музыкантам щедрые чаевые и заказал «Цыганочку». Торговцы – народ дружный. С первыми звуками задорной мелодии разгорячённые от выпитого люди  пустились в пляс. Честно говоря, мало кто отжаривал мастерски – каждый кривлялся как умел. Зато, от всей души. Салават не отставал от других, ему сегодня - море по колено. Некоторые, особенно женщины,  с уважением и интересом  посматривали на него. Дескать, видели кто заказал весёлую  музыку… Зульфии по душе такое внимание, она в запале кружится вокруг Салавата. Похоже, под влиянием танца хмель ещё сильнее ударил в голову… Как говорил Киса Воробьянинов,  душа требует продолжения  праздника!
    После того, как разудалая «Цыганочка»  смолкла, он решил не выпускать вожжи из рук. Пошатываясь, подошел к микрофону и объявил:
    – Уважаемые дамы и господа! Перед вами – моя любимая младшая жена Зульфия. Вот она! – он обнял Зульфию. Разгорячённая публика, которой довольно прибавилось, дружно захлопала. Одна женщина, не сдержавшись, задала вопрос:
    – Говорите, младшая жена, значит, есть и старшая?
    – Да, у меня есть и старшая жена!
    Люди зашумели. А Салават продолжил:
     – Уважаемая публика! Позвольте в честь моей младшей жены, дорогой Зульфии, исполнить песню!
     Охранник попытался  урезонить Салавата, но зрители  тут же осадили:
    – Не мешай!
    – Пусть поёт!
    С любовью глядя в чёрные как ночь глаза Зульфии, Салават затянул:
    Очи чёрные, очи страстные!
    Очи жгучие и прекрасные!
    Как люблю я вас, как боюсь я вас
    Видно встретил вас, я в недобрый час…
    Взявшись за руки с Зульфиёй, он с чувством допел и обнял её. Празднующие  дружно зааплодировали:
    – На бис! На бис!
    – Пой ещё!
    Салават не заставил долго уговаривать, запел любимую:
     Клён ты мой опавший, клён заледенелый
    Что стоишь нагнувшись, под метелью белой?
    Или что увидел? Или что услышал?
    Словно за деревню погулять ты вышел.
    Знаменитый романс публике пришёлся по душе,  многие вдохновенно подпевали. Салават вновь взял слово:
    - Мою младшую жену зовут Зульфия! Посвящаю ей башкирскую  песню «Зульфия».- Не дожидаясь одобрения слушателей, запел:
    То любовью своей, то холодностью
    Не терзай мне душу, Зульфия.
    Коль обижусь, больше не приду,
    Будешь сожалеть, Зульфия.
    Зульфия, Зульфия,
    Сердце любит лишь тебя…
    Салават пел с огромным воодушевлением. Увидев  отзывчивость слушателей, продолжил:
    Увяли сорванные мной цветы…
    Под рукоплескания и одобрительные возгласы  прошли к  столу.  Зульфии понравилось всеобщее внимание, она довольно улыбалась.
    Поздней ночью  поехали в квартиру, снятую Салаватом для любимой. Он продолжал заливаться и в такси:
    Зульфия, Зульфия,
    Сердце любит лишь тебя…
***
    Отношения с Зульфиёй не всегда  безоблачны. То ли из-за скверного нрава, то ли с расчётом, она частенько нагнетала напряженность между ними. Вот и сегодня, во время так прекрасно начавшегося очередного свидания, вдруг обронила:
    – Я у Карима денег одолжила…
    Салават тут же вскинулся:
    – Что ещё за Карим? Почему  берёшь взаймы у чужого мужчины?!
    –  Срочно понадобились деньги…
     – Как ты можешь просить денег  у какого-то мужика? А меня за кого считаешь?!
   Зульфия обидчиво надула губки:
    – Он хороший парень,  шакирд , учится на муллу. Шоколадку мне принёс, обещал научить намазу…
     Салават чуть не лопнул от злости:
    – Ах, мулла! Я ему покажу! Сейчас поймаю и  проучу как следует!
     Салават почти бегом добрался до  машины и скомандовал шофёру:
    – В медресе возле мечети!
    Вызвав через водителя, втолкнул шакирда на заднее сиденье и грозно заорал:  – К моей  жене пристаёшь, чмо?!
    Парень сразу сник под тяжёлым, полным ненависти взглядом Салавата. Запинаясь, пытался оправдаться:
    – Вы что, абзый …Я и не думал приставать к Зульфии. Вы меня неправильно по-оняли…
    – А зачем шоколадку дал?!
    – А-а, просто так, абзый, ничего греховного не замышлял. Я т-только хотел ее… научить намазу…
    Эти слова будто взбесили  Салавата, он схватил парня за ворот и стал с остервенением трясти:
    – Я тебя научу намазу! Так проучу, век не забудешь! Слушай внимательно: Зульфия - моя младшая жена и я тебе категорически запрещаю приближаться к ней, понял?
    Молодой человек растерянно молчал.
    – Подойдёшь к Зульфии ближе десяти метров – ноги переломаю!
    В этот момент Салават выглядел настолько свирепо – парень побагровел, затем побледнел, промычал что-то невнятное.               
     - Я же…вы…э-э…
    -  Десять метров, уяснил?
    – Всё, абзый, я понял…
    – Дуй отсюда! И не попадайся мне на глаза!
    Парня как ветром сдуло.
    Зульфии дикая выходка Салавата понравилась. Он же день ото дня становился всё безудержнее. Приноровился каждый вечер, под предлогом прогулки, наведываться на квартиру к возлюбленной для проверки.
    Однажды почуял - Зульфия что-то замышляет. Решил: поздней ночью обязательно проконтролирует…
    Да разве стерпит влюблённое сердце? Не дождавшись ночи  взял из набора большой нож, задумчиво повертел и повесил на место.  Замешкался, выбирая. Вскоре вышел из дома с огромной отвёрткой во внутреннем кармане пальто. Сел в машину. Водитель -  надёжный парень, прошедший Чечню, всем  видом выказывал неодобрение действий начальника. Он почувствовал неладное, но молча  погнал автомобиль.
    Доехали с ветерком. Салават вошёл в подъезд, поднялся на четвёртый этаж … Зульфия  стояла на лестничной площадке с какой-то девушкой. Обе навеселе.  Она тут же бросилась  к нему и попыталась обнять.
    – Хитришь? Пытаешься в квартиру не пустить? Уйди! –  грубо оттолкнув любимую,  с  разъярённым видом влетел в квартиру. А там – два парня лет двадцати пяти. Не помня себя, Салават заорал: – Зарежу, сволочи! – вытащил из кармана отвёртку и намахнулся на соперников. – Кто из вас с Зульфиёй, признавайтесь!
    Парни оказались пугливыми как зайцы. Повскочили с дивана и ловко увернувшись от Салавата, ринулись к двери. Он успел пнуть  одного под зад,  но  попал слабо. Ничего,  успел подумать,  шофёр  - джигит не промах, поймает  негодяев, он как раз там,  внизу. Салават прыгнул как рысь на добычу,  распахнул дверь и заорал на весь подъезд:
    – Держи  чмочников! Хватай! Не пускай!
    Но водитель и не подумал следовать указанию, молча посторонился, пропустил парней… А сам испытующе поглядел на начальника. Да, Салават в последнее время не только не замечал странностей своего поведения, но и не ведал, что творит…
     Не стал возвращаться домой. Зульфия подарила ему  восхитительную ночь. В эту волшебную ночь любви,  впервые испытав всю полноту страсти кипчакской девушки,  потрясённо прошептал:
    – Зульфия, как ты можешь так услаждать меня?!.
    –  Губы мои, всё тело, будто сами всё знают… Просто, я так сильно люблю тебя и никому не отдам.  Рано или поздно,  будешь только моим… – Ласковые  руки  Зульфии  продолжали  поглаживать Салавата нежнейшими   прикосновениями, горячие губы беспрестанно осыпали сладчайшими поцелуями.
    Увы, коротка девичья память: той прекрасной ночью они не могли насытиться друг другом, а на следующее свидание Зульфия не пришла. Опалённый огнём страсти, Салават искал её по всему городу: побывал в квартире, осмотрел парки, другие места. Почти вываливаясь из окна машины, всматривался в прохожих девушек и в каждой  мерещилась  Зульфия.
    – Вот она! Зульфия! Подъезжай поближе! – командует шоферу, а остановившись подле изумлённой девушки, бормочет: – Не она…
    Через несколько минут снова вопит:
    – Нашёл! Зульфия! – и опять ошибается. Шофёр удивлённо посматривает на шефа…
    Снова поехали в  квартиру. Скорее всего, она уже пришла домой. Но Зульфии не было.  Салават, словно заворожённый, нетвёрдой походкой подошёл к шкафу, достал сорочку, бюстгальтер ненаглядной, прижал к лицу и с наслаждением стал вдыхать  запах возлюбленной. Ни с чем несравнимый и сладчайший аромат любимой он различил бы из тысяч… Перед глазами так явственно встала Зульфия, что голова закружилась. В это мгновение он напоминал Меджнуна,   прижавшего к груди  Лейлу…
    А со следующего утра Зульфия  сама начала преследовать Салавата: беспрерывно звонила по телефону. Всерьёз оскорбившись за       вчерашнее, он разговаривал с ней нарочито неохотно, даже грубо. Сославшись на занятость, раз за разом бросал трубку. Зульфия          звонила вновь и требовала немедленной встречи. Салават опять швырял трубку. Зульфия не отступала:
    – Дорогой мой, пожалуйста,  дослушай! Я же люблю тебя! А вчера просто не могла с тобой встретиться, прости, причину объясню позже.  Я так по тебе соскучилась, приезжай обедать,  жду тебя…
     После некоторой паузы Салават проговорил:
    – Посмотрим, если будет время…
    – Уф, я жду тебя! – взмолилась Зульфия.
    Салават промолчал. Положив трубку, крепко задумался. Как же понять этих женщин? И  родился ли ещё на свет мужчина, способный разгадать их тайну? Хоть и сотворена из ребра Адамова праматерь Ева, женщины –  совсем другие существа... Отчего же они вначале заставляют мужчин гореть в огне страсти, а потом окатывают ледяным холодом? Затем снова бросают в самое пекло… С ними сложно, но и без них невозможно. 
    И почему он любит женщин так безоглядно? Они очаровали Салавата ещё сызмала. Помнит, как вчера: стоял погожий летний день. С матерью  шли по деревенской улице. И вдруг со скрипом отворилась калитка небольшого домика и появилась девушка невиданной красоты. Семилетнему Салавату показалось – будто само солнце снизошло с небес. Голубое платье облегало её стройный стан, волосы цвета лепестков подсолнуха ниспадали на округлые плечи, губы застыли в полуулыбке, глаза  синие - синие, словно безоблачное небо, лучились волшебным светом и озарили душу Салавата. Тогда он остолбенел, впервые увидев ослепительную красавицу, наверное, дочь джиннов, каким-то чудом появившуюся из бабушкиных сказок и воплотившуюся в образе земной женщины. Салават во все глаза, восторженно смотрел на девушку и ждал: вот содрогнутся величественные  скалы за рекой и упадут к её ногам…
    Послышался оглушительный грохот. Взрывали высокую гору Шахтау, крошили камни для завода. Салават даже не вздрогнул от грохотанья. Взрывали каждый день и все уже привыкли. Он только очнулся от зачарованности, но не хотел отвести взгляд от прекрасной девушки. Мать насилу увела и они продолжили путь…
    И Купидон, тот ещё шалун, пронзил золотой стрелой сердце Салавата слишком рано: уже во втором классе полюбил  Земфиру - девчушку с волосами цвета лепестков подсолнуха. Написал записку с признанием, но не отдал, а спрятав в коробочку из-под патефонных игл, зарыл в цветочный горшок.
    В пятнадцать лет начал ухаживать за Земфирой. Но счастье    продлилось недолго – всего годик. Узрев, как он тоскует по  светловолосой, мать попыталась  объяснить,  что нельзя любить      девушек так сильно. Иначе  они возгордятся и отвернутся от тебя.        Увы, Салават  не умел любить  вполсилы. Если уж полюбил – готов       был вырвать   сердце из груди и отдать любимой.
    Салават до сих пор бережно хранит в душе воспоминания о  незабвенной первой любви. Изредка достаёт из укромного места и  подолгу разглядывает дорогие сердцу реликвии: зелёную варежку Земфиры и её пожелтевшие письма. А фотокарточек девушки с     волосами цвета лепестков подсолнуха уже нет,  их порвала жена.
    Несмотря на вчерашнюю обиду, Салават как на крыльях помчался к  любимой. Зульфия встретила с распростёртыми объятьями и жаркими поцелуями. Ласково усадив за стол, стала  настойчиво потчевать:
    – Кушай, любимый мой, кушай!  – Она не сводила с него нежного взгляда.      
    –Спасибо, шурпа очень вкусная!               
От похвалы Зульфия просто засияла:
    -Правда? Ты не преувеличиваешь?..
    -Нет, конечно! И бишбармак – язык можно проглотить!
    -Для тебя старалась.
    -Спасибо, моя малышка…
    -Я всегда буду так… всю жизнь бы тебя так кормила… - Зульфия с обожанием уставилась на него.- Милый, когда же мы будем вместе?..
    Не желая нарушить установившуюся меж ними идиллию, Салават не стал  повторять  привычный ответ на этот вопрос, звучащий с её уст с      каждым днём настойчивее.
    – Ты не поела, попей хотя бы чаю, – ушёл он от щепетильной темы.
    – Нет, мне не хочется, – отказалась Зульфия. А Салават привычно нырнул в водоворот  мыслей.
    Эх,  жизнь…Сколько раз Салават,  лаская шершавыми ладонями  нежные щёчки Зульфии, задавал себе тот же вопрос? Но он вовсе не собирается бросать жену. И дело не только в детях. Лилию он тоже любил. Когда  поженились,  Салавату было двадцать два, Лилии – всего двадцать. Он до сих пор скучает по той поре. Только вот, полыхающая вначале красным огнём взаимная  любовь через пару лет приняла цвет спелой вишни, затем - тона алого рассвета,  позже – оттенки бледно-розового фламинго, а в последние годы напоминала увядшую и почерневшую розу.
    Отчего любовь между мужчиной и женщиной не остаётся навсегда яркой как пламя, или хотя бы нежной, как розовая заря? Меркнут и тускнеют со временем краски любви. Не по этой ли причине некогда  обожавшие друг друга супруги начинают поглядывать на сторону?
      Жизнь без любви – медленное тление. А связь с Зульфиёй – прелюбодеяние. Почему же Всевышний запретил  безбрачную любовь так жёстко, поставил  в один ряд со смертными грехами и даже с убийством? Салават пока не может  понять… Что же делать? Как  избавиться от тяжкого греха? Может быть, им заключить никах?  Для этого нужно согласие Лилии. Но она никогда не даст благословения. Провести обряд тайком? Тоже, говорят, непозволительно…
    Совсем ещё недавно, до встречи  с Зульфиёй , Салават не слишком заморачивался  по такому поводу. Выпадет случай - иногда пользовался возможностью. Ведь большинство мужчин привыкли относиться к подобному проще,  с точки зрения охотника.  В любой  мужской  компании  на трезвую голову  говорят   о политике, после двух-трёх рюмок водочки  –  о рыбном улове и  подстреленной дичи, а тяпнут ещё – начинают напропалую хвастаться завоёванными женщинами.
    Так уж сложилось: шалости мужчин на стороне воспринимались обществом почти как удальство, а измены женщин считались низостью и позором. Но как только огненная колесница, запряжённая двумя пристяжными кентаврами и коренником – чёрным козлом, с оглушительным грохотом во весь опор промчалась по сумрачному небу, перевернулись с ног на голову и пали нравы людские.               
    Теперь уже  женщины  бахвалятся  мужчинами,  которых отымели.
    Салават в молодости  вовсе не был ловеласом. Хоть и трепетно относился к женщинам, совесть его всегда держала в узде похоть. В юности любил Земфиру чисто платонически. В первые годы после женитьбы сохранял верность жене. Как же он умудрился под     сороковник пуститься во все тяжкие?
    – О чем задумался, дорогой  мой? – отвлекла Салавата от тяжелых мыслей ластящаяся возлюбленная.
    Сегодня Зульфия снова подарила Салавату ласки, сводящие с ума. И вновь настал тот сладкий миг, когда их сплотившиеся тела став единым целым, преодолели силу земного притяжения  и воспарили ввысь.
    После свидания с желанной Салават неохотно вернулся домой. Главу семьи никто не встретил. Прежде, когда он  возвращался с работы, дочери радостно щебеча как птички, подбегали и бросались в объятья. Беспрерывные скандалы родителей отдалили детей от отца. Недавно обе дочки, десяти и двенадцати лет, заявили:
    – Папа, раньше мы не любили маму, любили только тебя. А сейчас не любим, потому что путаешься с чужими женщинами.
    Салават не знал, что и ответить. Слова девочек вонзились в сердце отравленной стрелой.
    А пару дней назад семнадцатилетний сын сильно удивил, вдруг выпалив:
    – Пап, я все знаю. Не осуждаю, что ходишь на сторону. Я тебя понимаю… – Его лицо выражало полное согласие.
    Удивляет отца Рустам: не ладит с матерью. Салават не может понять причину, да и не до этого ему в последнее время…
    В прошлом  году классный  руководитель  сына, оставив  Салавата  после родительского собрания, рассказала про неприятный случай. На классном часу рассуждали на тему отцов и детей. Рустам послушал- послушал, затем  неожиданно встал и всех ошарашил : «А вот я ненавижу мать, люблю только отца!»
    За те слова сыну крепко досталось от отца. А Рустам молча глядел исподлобья, изредка недобро ухмылялся и даже не думал  оправдываться.  Невоздержан он на язык, весь в маму. И горячностью похож на нее. Плохо относится к женщинам. Как-то вскользь обронил, мол, все они продажные.
    Салават на кухне пил чай. Вдруг влетела Лилия и бросила на стол какие-то иголки.
    – Полюбуйся, нашла у порога…
    Муж  удивленно уставился на нее.
    – Не понял, что ты этим хочешь сказать?
    – Конечно, не поймешь, где уж тебе… – Она резко повысила голос. – Не понимаешь, так разъясню: околдовала нас твоя любовница! Нам четверым подбросила четыре иголки! Сделала на смерть!..
    – Нас же пятеро, – успел вставить Салават.
    – Зачем ей тебя убирать? Этой змеюке пока ты нужен, а мы ей помеха! – Лилия металась по большой кухне, глаза ее зловеще поблескивали. В такие минуты она становится похожей на темпераментных мексиканок из кинофильмов. –  План ее таков: сперва с помощью магии убьёт меня, затем займет мое место и изведет наших детей…
    Салават поперхнулся чаем:
    – Уймись, что за бред ты несешь?!
    – Пойми, наконец, скоро и ты не будешь нужен этой шлюхе! Вот приберет к рукам нашу элитную квартиру, дачу, магазины, потом и тебя устранит колдовством! Даже не можешь осознать, что только из-за приворота бегаешь за ней как кобель за течной сукой…
    – Что ты городишь? Какое колдовство?! Глупыми сказками мне голову морочишь! – вышел из себя Салават.   
    Жена вынула из кармана халата бумажные обрывки:
    – По-твоему, это тоже сказки? Вот, наклеили на двери всех подъездов нашего дома. Послушай, что пишут: сделаю приворот любимому, отворот постылому, недорого… – Она бросила бумажку на стол и стала читать следующую: – Наведу порчу на ваших врагов, уберу насланную на вас. Предсказываю, результат гарантирован. Профессиональная колдунья в седьмом поколении. – Лилия ткнула дрожащим от злости пальцем на стопку газет. – Тут тоже полным-полно объявлений с предложениями таких услуг. Зайди в любой книжный  магазин,  загляни  в  газетный киоск – везде продаются брошюры  о   черной, красной и даже белой магии… Весь мир заполонили ворожеи и колдуны, а ты не видишь…
    –Да это же старушечьи сказки!
    – Приворотом тебе мозги отшибли, а ты все ещё не веришь, дуралей?
    – Сама ты дура! Приворот, колдовство всякое… У тебя крыша съехала! – выкрикнул Салават и схватился за живот – резко закололо с обоих боков. Спустя несколько минут боль обострилась.
    – Где болит? – спросила Лилия, внимательно наблюдая за мужем.
    – Ох-х, вот тут, – Салават приложил ладони на живот.
    – Значит, почки! – заявила  жена,  радостно улыбаясь. – Говори правду: где сегодня обедал?
    – Ох-х,  в кафе, –  выдавил Салават сквозь зубы. – Домой уже и не тянет, каждый день скандалишь без причины, ох-х…
    – Не ври, ты не в кафе был! Значит, эта подстилка напоила каким-то зельем – вот и болят почки!
    – Ох-х, нет… в кафе, ох-х, – стонал бедный муж.
    – Раз не умеешь, не обманывай: любая твоя ложь и слепому видна…
    – Сказал же, ох-х…
    –  Поклянись хлебом, что не обедал у любовницы! – Жена всучила ему сухарик и грозно уставилась в глаза.
    –  Уйди отсюда, ты доконаешь меня глупыми допросами, ых-х…
    – Не я, а путанка твоя доведет тебя до ручки! – Лилия быстро достала откуда-то тоненькую брошюру, нашла  нужное место. – Вот, слушай что тут написано: передозировка приворотного зелья вызывает почечные колики. Понял теперь, из-за чего заболел?
    – Уйди, не болтай, ох-х… – Салават со стоном метался по квартире.
    – Выкладывай, с кем путаешься? Я эту суку все равно найду и глаза выцарапаю!
    Не выдержав жуткой боли, Салават в сердцах закричал:
    – Да ты палач! Настоящий  палач! Видишь, в каком я состоянии, а продолжаешь мучить бредовыми допросами! Ох-х, не могу…
    Будто того и ждала, Лилия завопила дурным голосом:
    – А моих мучений не замечаешь? Я уже почернела от горя! Из-за этой напасти света белого не вижу! Раз нет согласия в доме, ничто не радует… – Лилия громко завыла, по обыкновению, без слез. – У-у, подлая душа! Бык племенной! Кобель ненасытный! Предатель! Проститут! Спишь и видишь, как  меня добьешь и молодую возьмешь! Вот умру – узнаешь мне цену!.. Будешь в ясный день со свечой искать – а меня не бу-у-удет!..
    Боль стала нестерпимой: будто  в почки беспрерывно втыкали иглы. Да и скандал вконец вывел из себя. Салават взревел раненым зверем:
    – Хватит! Достала уже! Мне обрыдли твои разборки! – Не умирать же, в самом деле. Он схватил телефонную трубку, вызвал скорую помощь.
***
    Салавата продержали в больнице несколько дней, однако причину колик так и не выяснили. И он всерьез задумался. Десятки раз прокрутив в голове слова жены о привороте, засомневался: может быть, Лилия права?.. Попробовал отогнать нехорошую мысль: мол, откуда столь юной Зульфии ведать про ворожбу…Но вспомнил про навязчивые объявления, наклеенные всюду, рекламные листовки, брошюры, книги. Конечно же, Зульфия не могла не видеть так и лезущую в глаза рекламу. Вдруг, позвонит по телефону и пойдет к колдунье… Она же безбашенная.
    Было дело, Салават нанял двух преподавателей, кандидатов наук, для подготовки Зульфии к поступлению в институт. Дескать, пусть времени зря не теряет, получит образование. И что она выкинула на экзамене? Написала такое сочинение об Онегине и Татьяне… Мол, как Татьяна – Онегина, Зульфия безумно любит Салавата и рано или поздно он будет принадлежать только ей… 
     Салават решил поговорить с Зульфией начистоту. Глядя  прямо в глаза, спросил:
    – Признайся честно: это ты напоила меня приворотным зельем?- странно, но неожиданный и несколько чудной вопрос не вызвал никакой реакции. Зульфия не удивилась, не рассердилась, не обиделась, даже ухом не повела. Лишь ограничилась кратким «нет». Салават продолжил:
     -В больницу я попал после того, как пообедал у тебя. А почечные колики обычно бывают, если переборщить с  приворотом. Скажи правду, ты подсыпала мне в пищу зелье?
    - Нет.
    Салават начал сердиться:
    – Ты пойми, привораживание  -  колдовство и строго карается Аллахом… Пока не поздно, сознайся: ты сделала мне приворот, не зная, что это грех?..
    – Нет, – повторила Зульфия. Скупость ее ответов возмутила Салавата:
    – Точно нет?
    – Нет.
    Салават всерьез разозлился. Он совсем иначе представлял себе  объяснение в столь серьезном вопросе: Зульфия  будет горько плакать и каяться. Мол, только из-за любви к нему она совершила такое дело. Салават прижмет ее к  груди, утешит… А потом с помощью щедрой милостыни и благих деяний избавятся от тяжкого греха… Если б хоть отвечала по-человечески. А то заладила как робот, «нет» да «нет».
    – Ну, если «нет», повторяй за мной: валлахи-билляхи, клянусь – не делала тебе никакого приворота, ну же!
    Зульфия сидела, будто воды в рот набрав.
    – Почему молчишь? Язык проглотила? Давай же, повторяй за мной!
     Как бы ни старался, Салават не смог заставить Зульфию побожиться.
    Домой  вернулся как в воду опущенный. Почему-то, Лилия сегодня не встретила руганью и проклятьями. Посидела рядом с унылым видом, помолчала, потом тяжело вздохнув, тихо вымолвила:
    – Умру я, наверное… Изведет меня твоя любовница. Когда помру, убереги детей от ее колдовства …
    – Сколько можно тебе твердить: нет у меня никакой любовницы!
    – Не обма-а-анывай… – протянула Лилия и жалобным голосом повторила: – Умру, скоро…
     Стиснув зубы, смолчал. Как  же  эта баба надоела, допекла,  осточертела, опротивела!.. Уже восемнадцать лет  выносит ему мозги  суеверием…То ей сруб приснится, то во сне в бане помоется, то покойник за собой поведет. Расскажет дурной сон и одно талдычит: умру, наверное. Всю душу его измотала дурными предчувствиями. Прежде он, веря ее словам, дюже сокрушался. А сейчас пообвык, особо не тревожится.
    Хоть и часто хворала, Лилия в поликлиники не ходила. Пожалуется,  что болит голова, живот или сердце, свернется калачиком и лежит.
    Однажды мать Салавата Азнабика  глядела-глядела на  сноху и в сердцах выпалила:               
   -Эх, невестушка, болеешь без конца, что ж нам с тобой делать?..
     А он защищал: 
    – Мама, зачем же так?.. Лилия болеет!
    Мать усмехнулась и засыпала  вопросами:
    – И чем же? Воспалением хитрости?.. А  почему в больницу не идет?
    – Не знаю. Разве не видишь, нездоровится ей!
    – Вижу, очень хорошо вижу: здорова твоя женушка, просто хитрит,  работать не хочет! – припечатала мать, известная прямолинейным, но незлопамятным нравом.
    – Прекрати, мама, не обижай невестку понапрасну!
    – Эх, сынок, уж слишком ты наивный! Как же жить-поживать, да добра наживать  с  такой  хитрованкой  и лентяйкой? Ума не приложу. Сядет тебе на шею, свесит ноги и будет всю жизнь вокруг пальца водить…
    Родной брат  Мансур, беспокоясь за сестренку, привез заговоренное  ягодное варенье от знахаря. Велел принимать с чаем. Но Лилия не притронулась, побрезговала.
    Из-за слабого здоровья Лилия нигде толком не работала. Недолго  думая, Салават велел: сиди дома, вари  пищу и занимайся детьми.               А готовит она вкусно. И в рукоделии мастерица. За детьми ухаживала хорошо, только в детсады и кружки не водила.  Если заболеют, и в больницу  не обращается. Лечит сама какими-то травами.
    С самого начала, бизнес оформил на жену, чтоб шел ей стаж. Попробовал возложить на нее бухгалтерию. Ни тут  то было: Лилия за магазинами  присматривала  из  рук  вон  плохо, предпочитая зорко следить за супругом.
    Настоящая  домашняя  клуша,  Лилия,  курица - наседка. После рождения детей потеряла  передние зубы. Салават несколько лет не мог заставить ее идти  в стоматологию. Пытаясь скрыть беззубость, на людях она так криво улыбалась, что выглядела жалкой и нелепой. А Салават готов был провалиться под землю от стыда.
     – Не слышишь разве, говорю же, помру скоро… – прервала невеселые мысли мужа Лилия.
    –  Опять дурной сон приснился?..
    – Нет, не во сне, а наяву смерть к себе зовет: увижу веревку – хочу повеситься, моюсь в ванной – тянет вены перерезать, выйду на улицу – так и хочется под машину броситься…
    В душу Салавата закрались сомнения, он обеспокоенно вгляделся в вымотанную за последние дни жену: – Измучилась?
    – Да, худо мне, Салават. Твоя любовница меня на смерть заколдовала. Если ничего не предпримешь – жди моей кончины…
    – Да сколько уже повторять: нет у меня любовницы!
    – Не умеешь врать – лучше не ври.
    Что делать?.. Слова Лилии всерьез встревожили Салавата. Если вдруг возьмет да помрет, как один с тремя детьми управится? Нет, он не желает Лилии смерти. Пусть и жена, и любовница будут живы - здоровы. Только  каждая должна знать свое место и уживаться с другой. Они обе нужны и
до роги  Салавату.
    Поломав голову, внезапно вспомнил: знакомый предприниматель хвастался, что приехала к нему из Узбекистана тетка-экстрасенс и так очистила энергетически , что семейный бизнес пошел как по маслу. Надо немедленно везти Лилию к этой знахарке. Если и вправду околдовали – во что бы то ни стало,  спасти.
    Салават решил разом поймать двух зайцев: показать экстрасенсу обеих женщин. Конечно же, взглянув на Зульфию, ворожея точно скажет, заколдовала она Лилию или нет…
    На следующий день быстро отыскал экстрасенса, словоохотливую женщину лет пятидесяти по имени Фира.  Объяснил ситуацию и поехали в съемную квартиру.
    – Ну, миленькая, вспомни-ка  самые радостные мгновения своей жизни: расслабь руки-ноги и все тело, – сказала она Зульфии , многозначительно улыбаясь.  Зульфия ответила ей  насмешливой ухмылкой. Прищурившись, экстрасенс внимательно вгляделась в нее:
    – Так-так, здоровье у тебя отменное, состояние души тоже нормальное. Ну да, мучает тебя одна задумка, сама знаешь… – Она повернулась к Салавату. – По правде говоря, тут и смотреть нечего.
    Салават заплатил экстрасенсу и повёз к себе домой. По пути попытался получить ответы на мучающие себя вопросы, но женщина ничего вразумительного не сказала, ограничилась невнятными общими словами. Лишь в конце разговора обронила:
    – Будьте с ней осторожнее, она опасна...
    Салават напрягся:
    – В каком смысле?
    – Старайтесь не злить, проклясть может… – Слова ведуньи растревожили Салавата. Если две бабы начнут проклинать с двух сторон – не пропадет ли его головушка? Честно говоря, он уже давно понял, что оказался меж двух огней. Но сколько еще выдюжит сердце? Тяжкая,  оказывается,  доля – сгорать в пламени двух сердец…
    Осмотрев Лилию, экстрасенс  убежденно заявила:
    – Ай-ай-ай, плохи  дела, милая: на голове – черный-пречерный казан, руки твои связаны арканом с локоть толщиной, на ногах – белые тапочки…
    Они   оторопели. Слова знахарки, особенно про белые тапочки, ударили как обухом по голове.
    – Как это понять, апай ? – с трудом  выдавила из себя, побледневшая Лилия.
    – А очень просто:  чтоб голова не работала, не получала энергию из космоса - надели на нее черный энергетический казан, чтоб ничего не могла предпринять - повязали руки толстенным арканом. А смысл белых тапок и сама, небось, понимаешь… – экстрасенс вдруг заорала страшным голосом: – А видал я тебя в гробу, да в белых тапочках! Помните?.. Эти белые тапочки… уже надели на тебя, милая…
    На краткий миг установилась давящая тишина. Наконец, Салават стряхнул с себя оцепенение и взмолился:
    – Спасите, пожалуйста, мою жену, ничего не пожалею, хорошо заплачу…
    Немного помолчав, экстрасенс дала согласие:
    - Придется тяжко потрудиться, но постараюсь.- она зыркнула на Лилию.- Скажи спасибо мужу, кабы он не привел меня – скоро бы уже с жизнью распрощалась. Недолго уже оставалось… – экстрасенс привычно сощурилась и смерила ее взглядом. – Всего с месяц пожила бы…
    –  Очень прошу, спасите ее, Фира-апай! – Салават с нетерпением повторил просьбу.
    – Сейчас… – экстрасенс вперилась в Лилию прищуренными глазами. – Чуешь, как обжигаю тебе спину своей энергией?
    – Ка-кажется, да, то жарко, то холодно, – едва выговорила Лилия дрожащим голосом.
    – Убрала аркан, чувствуешь легкость в руках?
    – Вроде бы, да…
    – А сейчас скину с  головы черный казан, это потруднее будет… Ого-го, не снимается, зараза, крепко насадили!.. Ничего-ничего, много повидала таких казанков! Я тебя хитростью возьму…-ворожея то щурилась, то зло таращила глаза, беспрестанно размахивала руками. Наконец, торжествующе заорала. -О-о-о-о-о! Оп-па! Сбросила-таки! Полегчало голове?
    – Да-а…
    – А теперь, милая, надо содрать  с ног твоих белые тапки. Уф-ф, устала я только… Ничего-ничего, я вас все равно выдерну, белые тапочки! Давай-ка, начали, сядь поближе, вытяни ко мне ноги! Ы-ы-ы! Давай, помогай, мысленно постарайся избавиться от проклятых белых тапочек! Давай, давай! Ну! Раз-два, сняли! Еще раз: раз-два, сняли! Оп-па! Получилось-таки, сняли белые тапочки! Я их через форточку выкинула. Уф-ф, аж вспотела вся! – Экстрасенс вытерла лицо носовым платком. – Все, получилось, милая,  будешь жить …
    Салават был просто удручен. Даже не знал: верить всему этому или нет? Но опасения за Лилию сделали свое: когда грозит смерть матери твоих  детей, с которой прожил восемнадцать лет, всему поверишь…
    Сердечно поблагодарив экстрасенса, Салават  вручил щедрую сумму и велел шоферу отвезти ее. Проводив знахарку, вздохнул с облегчением: слава Всевышнему, вызволили  жену из когтей смерти…
***
    Спустя несколько дней Лилия огорошила мужа:
    – Салават, я все знаю: была у ясновидящей, она подтвердила, что ходишь налево. Сказала: муж твой умеет деньги делать, да только с чужими бабами  путается. Если хочешь, чтоб не гулял, принеси несколько его волос и три свечи. Сделаю как надо – не будет распутничать… 
    С трудом взяв себя в руки, Салават процедил сквозь зубы:
    – И что? Заколдовала меня твоя ведьма?..
    – Нет, я не согласилась.
    – И как ты смогла отказаться?..
    – Побоялась…
    – Где ты откопала эту провидицу?
    – Магфура-апай отвела к ней.
    – Ну ты  отколола номер!.. Не хватило тебе узбекского экстрасенса? Она же сняла с тебя… э-э… черный казанок и белые тапочки…
    – Спасибо ей,  прошла у меня тяга к самоубийству..
    – Раз так, чего тебе еще надо было? Никогда не слышала поговорку: к гадалке не ходи – не накличь беду?! – негодовал  Салават, остерегаясь, что  ясновидящая «увидит» Зульфию. Словно угадывая его мысли, Лилия призналась:
    – Я надеялась, она опишет  мне  твою любовницу. Хочу найти ее…
    Салават разозлился еще сильнее:
    – Сколько тебе повторять: нет у меня любовницы!..
    Странно, почему-то Лилия не заорала благим матом, не стала бить посуду:
    – Брось, Салават, не пытайся обманывать: у тебя любая провинность на лбу твоем написана, издалека видать. Давай поговорим спокойно, подумаем – как нам от напасти этой избавиться? Ладно, сняли с  меня порчу.  А теперь надо и с тебя приворот убирать. А то ходишь, как зомби… Иначе,  не спасем семью от беды. Ясновидящая дала адрес очень сильной ворожеи по имени Назира. Завтра же пойдем к ней и снимем приворот.
    – Никто меня не привораживал! Нет у меня любовницы! И к ведьмам чертовым  я  не пойду! – твердо стоял на своем Салават.
    На следующий день,  спозаранку, поехал  в Уфу за товаром. Когда загрузился и собрался домой, позвонила Лилия и оглушила новостью:
    – Только что звонила твоя любовница, рассказала, что давно путаетесь!.. –  голос Лилии выдавал ее взбудораженность. Слова жены  прозвучали  для него как гром среди ясного неба. И все-таки, внезапно затуманенное сознание осветила спасительная мысль – молния: Лилия пытается взять «на мушку», придумала ловушку, чтобы он  признался в неверности…
    – Опять ты за свое?! Ты прекратишь морочить мне голову разной белибердой или нет?! – окриком прервал жену Салават, вспомнив известное правило: лучшая защита – это нападение.
    -Не ори на меня, и не пытайся  отвертеться! Твоя шлюха  уже все выложила: привет, говорит,- Лилия начала противно так гнусавить, якобы, подражая  голосу  ненавистной  соперницы, -  а я Зульфия,  младшая жена Салавата! Люблю его и он только мой! Рано или поздно, будем с ним вместе…
    У обомлевшего Салавата отвисла челюсть. Да, Зульфия часто повторяла эти слова, льющиеся  из ее уст как волшебная, ласкающая слух и чарующая душу музыка. Сомнений не осталось, значит, она позвонила Лилии. Но зачем? С какой целью?..
    – Чего притих, гуляка хренов, али язык проглотил? Я же говорила, все равно дознаюсь, кто она. Вот и узнала, путанка  все как на духу выложила. Честно говоря, я и сама уже на её след напала…
    Конечно, Салават не был настолько глуп, понимал: шила в мешке не утаишь и тайная их связь когда-либо все равно раскроется. Но, представляя это, до холодной дрожи в сердце жалел Лилию. Вот и настал час икс, они разоблачены... Но каким образом?! Зульфия сама же их и  выдала… Такое Салавату и в голову не приходило. Приснись подобное в дурном сне или предскажи кто, ни за что бы не поверил.
    – Что молчишь, язык к нёбу прилип? – здорадствовала Лилия.
    – Ты успокойся, никому не верь! Думаю, этот звонок – провокация…
    – Какая еще провокация?.. – в голосе жены почудились нотки надежды.
    –Наших злопыхателей. Специально подговорили позвонить, чтобы нас рассорить. Ладно, не поддавайся, поговорим, как вернусь.
    Салават возвратился с тяжелым сердцем. Предстояло невыносимо трудное объяснение с женой. А  на ней от негодования просто лица не было.  Слыхал он, попадавшие в такой переплет мужики послабее  даже  руки на себя накладывали. Салават же решил держаться до последнего.   Твердил как попугай: ни с кем не гулял, любовницы нет, тот звонок  –  происки врагов! Лилия не заставала их, а не пойман – не вор…
    Когда стенания, проклятья и многоэтажная ругань Лилии достигли апогея и оба готовы были лопнуть от злости, Салават взял из холодильника бутылку, налил полный стакан, выпил и скомандовал шурину Ильнуру:
    –  Собирайся, кайнеш, надо ехать!
    С тех пор, как шофер взял отпуск (видно, подустав от запретных любовных приключений начальника), Салавата  возил отсидевший  полтора года в тюрьме шурин.
    – Опять поехал к своей потаскушке Зульфии?! Племенной бык ненасытный! Остолоп! Балда! Дуралом! Лопух! Простофиля!Жеребец! Проститут! Иди-иди, насовсем  уходи и не возвращайся! А если вернешься – пусть внесут тебя  вперед ногами! Пропади ты пропадом! Подохни!
    Проклятия жены навеяли на Салавата нехорошие думы: «Сколько же дурных слов пришлось стерпеть от нее за  восемнадцать лет! Если б записывал ее обзывания в  тетрадьку - давно бы заполнилась. Слишком уж невоздержанна на язык,  Лилия. Такого наговорит, накричит сгоряча  -  ангелы-фарешта, наверное, давно со страху выпорхнули из нашего дома”                Чуть погодя, поспешил себя успокоить: “ Ничего  не  поделаешь,  видать, такова моя доля. Зато она верная супруга, заботливая мать моих детей. Да и не всегда  жили мы плохо, много было и радостных, счастливых дней».
     Тут он переключился мыслями на любовницу:  « А какая же коварная оказалась  Зульфия! Надо же, собственными руками позвонила, сама выложила…И как только язык у нее повернулся?»
    Попутно зашел в магазин, купил водку, закуску. Хотелось хорошенько выпить и стряхнуть с себя тяжесть сложной ситуации. Может, чуток полегчает. Особенно злило Салавата выходка Зульфии – он всю дорогу мысленно крыл ее матом.
    Как нарочно,  она  стояла возле офиса, поджидала. У Салавата в душе поднялась буря: ну, сейчас  выдаст ей по первое число…  Увидев Салавата, Зульфия радостно кинулась к  нему, хотела обнять, но он оттолкнул ее:
    – Уйди от меня! И даже не подходи ко мне! – Достав ключи, открыл дверь  офиса и прошел в  кабинет. Зульфия зашла вслед за ним и села напротив. На ее лице не было ни тени сомнения, сожаления или чувства вины за содеянное, наоборот, во всем облике сквозило какое-то удовлетворение, упрямство и решимость.
    Салават налил и залпом выпил рюмку водки. Закусывать не стал, нервно обмахнув ладонью губы, злобно уставился на Зульфию:
     –  Ну что, героиня, рада?!.
     Зульфия ответила довольной улыбкой.
     – Ну-у, стерва, доиграешься у меня!
     –  Не я, твоя Лилия стерва!
      –  Не трожь ее! Что она тебе сделала? Тысячу раз говорил – не пытайся разрушить мою семью! Семья – это святое!
    – А разве  я… не член твоей семьи? Ты сколько раз называл меня своей младшей  женой?
    –Да, говорил: возьму тебя второй женой, если согласится Лилия. В этом вопросе нужно ее согласие – так велит шариат!
    – Плевала я на согласие этой кикиморы! Чтоб твоя старая карга от злости лопнула! Пусть она подохнет!
    Салават побагровел от гнева:
    – Что ты сказала? Ах ты стерва! Если с Лилией что случится, кто моих  детей вырастит? Устроила мне такую подлянку и ещё вякает сидит!
    Он  подскочил  к  ней и дал пощечину.  Зульфия  жалобно заплакала. В этот миг она показалась ему такой беззащитной и обиженной маленькой девочкой, что сердце его сжалось от жалости  и он обнял ее:
    – Не плачь, моя маленькая…
    – Сколько можно прятаться? Пусть все знают: я тебя люблю и никому не отдам! Не хочу, и не собираюсь делить тебя с Лилией! Ты должен быть моим! Понимаешь? Только моим!..
    – А мне - вы обе нужны! – возразил Салават, но его слова остались без ответа.
    Когда  вспыхнула  красным огнем в сердце пленительная любовь и душа, опъяненная вином жгучей страсти, вознеслась на седьмое небо, и после, и до  самого  этого  момента,  Салават  искренне верил: Лилия с Зульфией  будут принадлежать ему одному. Пусть пока прячутся, но потихоньку Лилия свыкнется с существованием соперницы, перестанет ерепениться, со временем  примет ее. Как-нибудь уживутся. Конечно, Салават  устроит так, они будут жить на два дома. Жили же  его предки до советской власти с двумя-тремя женами и ничего. Бабушка говаривала, даже самые бедные мужчины норовили взять вторую жену…
    В детстве Салават раскрыв рот и развесив уши слушал разговоры пришедших к ним  на вечерние посиделки женщин и старух. Одна из былей крепко отпечаталась в памяти. У молодухи с двумя детьми помер муж, и по прошествии должного согласно адату срока, аульские мужчины собрались на совет для решения ее судьбы. Старейшина провозгласил: «Асмабика смолоду овдовела. Она не сможет без мужа вести хозяйство и растить детей. Согласно обычаям, кто-нибудь из нашего рода обязан жениться на ней. Почти у всех  по две-три жены, только у Ишгали с Ташбулатом по одной. Постановим так: Асмабику возьмет Ишгали или Ташбулат. Кто именно - пусть решают сами».
    Асмабике никак нельзя было оставаться без мужа – это грозило верной гибелью для ее детей. В те суровые времена народ кормился тяжелым трудом: пас скот, выращивал хлеб. Без мужских рук семья не могла выжить. О пенсиях, пособиях, рабочих местах люди  даже не слыхивали, женщины занимались только домом и детьми. С целью заполучить кормильца, Асмабика пошла на хитрость. Встретив Ишгали, сказала: «Только ты мне по сердцу! Да вот, Ташбулат прохода не дает. Не получит, говорит, тебя Ишгали, сам женюсь… Загляни вечерком, поговорим». Повторив те же слова Ташбулату, Асмабика раззадорила обоих мужчин. Вечером  Ишгали, предвкушая приятное  свидание и довольно хихикая, пошел  к Асмабике. Но… вместо жарких объятий молодой вдовушки получил увесистой дубинкой по голове. Это Ташбулат, поджидавший соперника за углом дома Асмабики, долбанул его сукмаром, с  которым  охотился на волков. Ишгали не помер, но остался глухим на всю жизнь.
    Женщины, в большинстве своем коротавшие век в одиночестве в основном  из-за войн, выпадавших на каждое поколение людей, послушав поучительную историю, тяжело вздохнули: «Эх, подружки, были же времена, когда баб без мужей не оставляли…»
     Вроде бы, ветер перемен снова повеял в ту сторону: в некоторых республиках Средней Азии и  Кавказа многоженство закрепили законом.
При всем том, последние слова Зульфии вдребезги рушат сладостную мечту Салавата: даже не моргнув глазом, заявила, что не желает делить его с Лилией, бесстыжая. Да, советская власть вконец испортила  женщин: нынче трудно удержать их  в кулаке, тем паче, разжав, заставить плясать в ладошке под свою дудку. Неужто  Салавату придется выбирать лишь одну из них?..
    Телефонный звонок вырвал его из  потока невеселых мыслей. Он сразу понял: конечно же, это Лилия. Аппарат трезвонил без остановки, но Салават не стал брать трубку.
    Помирившиеся влюбленные через  несколько часов  собрались ехать в съемную квартиру. Странно, но Ильнура до сих пор не было. Салават велел ему не показываться дома, держаться  поблизости.
    Стоило  открыть запертую  входную дверь - внутрь ринулись Лилия с двоюродной сестрой Науфилей. Чтобы не пропустить их, он раскинул руки, но те шустро прошмыгнули под ними и бросились к Зульфие. Она тоже не промах, успела закрыться в комнате напротив. Однако разъяренная Лилия в два пинка вышибла довольно крепкую дверь и, влетев в комнату, накинулась на соперницу. Салават хотел растащить их, но не успел, кто-то вдруг тяжело повис на нем сзади, крепко  сдерживая.          Это был  Ильнур…
    – Ах ты, сволочь! Уже продал меня?! Пусти сейчас же, стукач, убью! – орал Салават благим матом. Только шурин и не подумал послушаться, а еще сильнее вцепился в него. Будучи под хмельком, он не смог сразу вырваться. Ильнур - парень здоровый, мускулистый. Хвастал, что в тюрьме за еду и курево участвовал в подпольных  гладиаторских боях.
    Тем временем, между Лилией и Зульфией разгорелась настоящая     битва. Зрелище было отвратительное: со смачной руганью они царапали, дубасили  друг  друга, затем с остервенением стали таскать за волосы. Несмотря на более внушительные формы,  Зульфия в какой-то момент начала поддаваться. Похоже, чувство  вины уменьшало ее силы… Присутствие  Науфили,   раззадоривавшей сестру  воинственными возгласами, конечно, тоже не в пользу Зульфии. Салават впервые видел жену в таком состоянии: на красивое ее лицо будто надели страшную маску – глаза бешено блестели, толстые губы и язык беспрестанно извергали  брань и проклятия, изредка хищно щелкали и поблескивали крупные белые зубы. Несмотря на небольшой рост она была так  злобна    и яростна, вот-вот скрутит соперницу в бараний рог. Видя, как        Зульфия начинает окончательно выдыхаться, Салават заорал во все горло:
    – Зульфия, держись! Бейся!
    Нет, не может, уже с трудом держится на ногах… Лилия намного напористее, свирепее, если собьет противницу с ног – затопчет, размажет…
    – Зульфия, кому говорю: не поддавайся!
    Никак. Все, выбилась из сил. Конец. Она завалила ее на пол… Начала безжалостно  пинать! Сейчас убъет… Стремясь во что бы то ни стало  спасти любовницу, Салават отчаянно дернувшись  нагнулся вперед и, резко откинувшись назад, что есть сил ударил Ильнура головой. Шурин поневоле отпустил его. С разворота добавив шурину кулаком в лицо, кинулся разнимать своих женщин. Выдернул Зульфию от  обезумевшей  Лилии и подтокнул  в сторону входа:
    – Беги скорее…
    Ого-го, да родная женушка, оказывается, хуже зверя: стоило Зульфие побежать к двери - Лилия прыгнула на нее, словно хищная волчица на беззащитную лань,  успела сдернуть с головы норковую шапку. Еще так зычно, как последняя уличная торговка, проорала вдогонку:
    – Это наша шапка! Шалава!
    – Эх, ты! Тряпичная ты душа… – вскинулся на нее Салават.
    – Шапку! Наверняка!  Купил ты! Значит, она моя! Законной жены твоей! – будто пролаяла  Лилия, тяжело дыша и подняла шапку над головой. Сейчас она всем видом напоминала победившую в смертельной схватке дикую  амазонку.
    – Ну-ка, скажи, сколько у тебя шапок?! А еще с человека сдираешь, разбойница! – возмущался Салават.
    – Пусть ходит без шапки!
    – Не будет, завтра же куплю новую…
    – Если купишь - снова отберу!
    – Я тебе отберу, злющая баба!
    – А девка-разлучница, значит, не злючка?!
    – Не она злая, а ты!
    На некоторое время наступила тишина. Наконец, Лилия негромко вымолвила:
    – Пойдем домой…
    – Иди сама!
    – А ты  куда, к любовнице?
    – Нет, и к ней не пойду.
    – А где будешь ночевать?
    – В офисе.
    – Брось, Салават, идём домой, устал, поди…
    – Сама устала зверски. Навоевалась, злюка?
    – Мужа отдать – как душу свою отдать. С чего я должна  уступать тебя какой-то шалаве…
    – Она не шалава!
    – Не защищай ее, дуралей! До сих пор не понимаешь, как эта сука крутит-вертит тобой…
    – Сама безмозглая!
    – Ну, ладно, Салават, не будем спорить, пойдем домой.
    – Сказал же, не пойду!
    – Пойдем же, я тебе пирог с гусятиной испекла, коньяку хорошего купила.  Поешь пирога, выпьешь и ляжешь спать.
    Вот чертовка, знает, с какой стороны закинуть удочку… Услышав про еду, Салават почувствовал, насколько проголодался. Две-три рюмки коньячку тоже пришлись бы кстати. Да и спать хочется,  притомился. Ну и денек выдался…
    - Пирог остывает. Знаешь ведь: не годится пищу ждать заставлять, а то обидится…
    – Не нужен мне твой пирог, ешь сама!
    –  Еду-то, ризык не обижай…
    – Кормишь с руганью и проклятьями, твои блюда камнем ложатся в желудок. Все, хватит, наелся!
    – Покормлю только, не буду ругаться. Слово даю, ну пойдем домой!
    После долгих уговоров,  Салават решил вернуться спать. Честно говоря, он не намеренно заставлял ее  долго упрашивать себя. Слишком велико было его потрясение. Знал: жена злонравна. Но не представлял, что до такой степени… Увидев, как она за пару минут потеряла все женские черты, материлась и дралась как фурия,  в душе сильно поостыл к ней. Сердце, казалось, обратилось в камень.
    Жена сдержала слово, не стала упрекать. Молча поели и собрались почивать. Муж лег отдельно.
    Утром проснулся поздновато и долго лежал, уставившись  в потолок. Горло пересохло, а душа ныла от небывалой печали. Встал с постели, умылся,  допил оставшийся с вечера коньяк. Тоска лишь усилилась. Достав из холодильника водку, налил в чашку. Тут вошла на кухню Лилия:
   – Все пьешь?..
    Салават не ответил, разговаривать с опостылевшей  женой не хотелось.       Перед глазами стояла Зульфия. Беспрестанно думая о ней, затянул старинную народную песню «Сибай»:
В зеленые сани, дуга с колокольчиком,
Запряги, Фатима моя, гнедую лошадь.
Если бы вернулся жить в свой край,
Добился бы я, Фатима моя, цели…
    Эту песню сложил человек, назначенный кантонным начальником в далекую от родной стороны провинцию. Он так кручинился по любимой жене, детям, дому, аулу, что родилась в душе бессмертная песня.
    Всем сердцем пел Салават и представлял такую картину: мол, его      тоже отправили  кантонным в чужие края. Вот он на санях - кошевке,  запряженной парой резвых  лошадей,  звеня колокольчиками, сквозь    снега и метели возвращается домой к любимой жене – к  Зульфии…
Здесь не земля, где соловьи поют,
Не широки ее долины и луга.
Не плачь же, Фатима моя, не плачь,
Здесь не земля, откуда бегом добежишь…
    Перед мысленным взором, ни на минуту не исчезая, стояла Зульфия. Нет, не плакал он, но из глаз катились слезы. И все тянул и тянул «Сибай».
    Когда это продолжилось и на следующий день, Лилия не выдержала, подошла к мужу:
    – Все распеваешь да слезы льешь. По Зульфии  скучаешь?
    – Тебя это не касается. Я с тобой жить не буду, злая ты баба, –
отозвался Салават.
    Наступило тягостное молчание.
    – Уйдешь-таки,  к  любовнице?
    – Да.
    – Чем она лучше меня?
    – Во всяком случае, не настолько злющая…
    Стремительно вскочив со стула, Лилия выбежала из кухни и через минуту влетела обратно, почему-то обутая в сапоги. В этот момент Салават наливал водку. Она взяла чашку и поставила на  стол:
    – И мне налей!
    Он внимательно посмотрел на нее:
    – Не выделывайся!
    Вырвав из мужниных рук бутылку и налив себе, Лилия чокнулась с     ним и нарочито выспренно произнесла:
    – Выпьем за любовь!
    Когда Салават допил, она повторила вопрос:
    –Ты, правда собираешься уйти к ней? – Лилия, как заведенная, дрожащими пальцами беспрестанно вертела чашку по столу с противным скрежетом.
    – Да.
    Снова замолкли. Лилия, недобро смерив его взглядом, опять повторила:
    – Так, значит, уйдешь?..
    – Сказал же, да.
    Лилия перестала нервно водить чашкой по столу и резким движением выплеснула водку ему в глаза.
    – На тебе, гуляка!
    Салават ахнул и от нестерпимой рези в глазах скатился со стула на    пол. Лилия с остервенением  начала его пинать. Вот, оказывается, для чего она надела остроносые сапоги…
    – На тебе, получай! – Лилия старалась попасть ему в пах. – Я тебя к ней подобру-поздорову не отпущу! Сделаю из тебя непригодного мерина!    Вот тебе, вот тебе!
    Как бы тщательно ни целилась, Лилия в желаемое место не попала. Когда в глазах немного прояснилось, Салават рывком вскочил с места       и ударил ее ладонью по лицу. Получив ещё одну оплеуху, жена громко заплакала.
    – Вот и открыла свое истинное лицо! Ну, ты и стерва! Больше ни минуты с тобой не останусь – талак! Талак! Талак!  – Салават даже протрезвел от негодования. Хотел взять ключи от сейфа, не нашел. Оказалось, жена    подсуетилась, успела уже заныкать.
    – Где ключи от сейфа?!
    – Зачем они тебе?
    – Деньги заберу!
    – На свою содержанку  хочешь истратить?
    – Какое твое дело? Ключи на стол!
    – Зачем тебе деньги?
    – А на что я должен жить?
    – Пусть любовница кормит!
    – Отдай  по-хорошему! Эти деньги заработал я!
    Салават выпытывал ключи целых полчаса, пока она, наконец, не швырнула их:
    – На, подавись! Пропади ты пропадом со своей проституткой!
    Открыв сейф, Салават взял пачку стодолларовых купюр и быстро оделся. Дернул входную дверь, но Лилия, оказывается, заранее заперла ее изнутри и также  спрятала ключи.
    –Надеешься меня остановить? – Он со злостью дернул двери  лоджии, вышел, с горячностью распахнул окно и выпрыгнул на улицу. Было довольно высоко, хоть и первый этаж. Отряхнувшись, твердыми шагами поспешил прочь. Но тут послышался отчаянный крик:
    – Атай ! Постой! – Это был Рустам. Салават неохотно остановился.
    – Что, улым ?
    – Атай, прошу тебя, не уходи!
    – Рустам, ты же знаешь, что у нас творится…
    – Атай, останься! Что я тут буду делать без тебя?
    – Улым, ты уже не маленький, скоро восемнадцать.
    – А что будет с мамой, сестрами, со мной? Мы же пропадем!
    – У вас есть мать…
    – Что она нам даст? У нас дома ты главный!..
    – Хоть и  ухожу, вас не брошу! Буду помогать…
    – Отец, не получится так… Прошу тебя, не уходи! Не дай нам пропасть! Мне в этом году школу заканчивать, куда я поступлю без тебя?
    Салават не смог отказать умоляющему сыну, дорогому первенцу- вернулся домой. Пил беспробудно и пел тоскливо до тех пор, пока не почувствовал, что ему совсем худо. Сил не осталось ни капли. Да и настроение – хуже  некуда: он ощущал себя распоследним  негодяем  перед Зульфией,  Лилией, детьми и целым   миром. Положение свое  виделось Салавату беспросветным, а любовный треугольник    превратился в безвыходный  лабиринт. Что же делать? Как выбраться из этого лабиринта, способного навечно запутать и    лишить абсолютно всего: жены, с которой прожил  восемнадцать лет, дорогих детей,    теплого дома, нажитого  имущества? Как спастись от девятого вала последней любви, обрушившейся к его сорока словно цунами, и грозящей накрыть и  разрушить привычный его мирок?.. В то же время, он понимал: после последних событий  их жизнь никогда не будет прежней…               
    Салават  с трудом встал, умылся,  налил  водки.
    – Опять пьешь?.. – задала тот же вопрос Лилия.
    – Что ж мне еще делать?..
    – Значит, все симптомы совпадают…
    – Какие еще симптомы? – он  равнодушно взглянул  на  жену.
    – Привороженный человек резко  остывает к жене и как шальной  бегает за любовницей. А также, усиливается тяга к спиртному. Чуешь, что уже  пьешь  больше, чем раньше?
    Салават задумался. Лилия была права, он начал  выпивать чаще.
    –Да  пойми ты, наконец: твои выкрутасы – никакая не любовь, а всего лишь действие ворожбы. Сам видишь, все симптомы налицо. Не обманывайся, не дай разрушить нашу семью! Айда, сегодня же пойдем к ясновидице Назире, пусть излечит тебя, избавит от действия приворота!
    – Никуда  не пойду… – Вроде бы, проблески здравого смысла склоняли его к доводам  жены. Все же, что-то заставляло продолжать отнекиваться. 
    - Умоляю тебя, сходим к ней! Нельзя упускать единственный шанс для сохранения   семьи! Если нет на тебе приворота,  а любовь, как ты думаешь,  настоящая, то ясновидица это увидит. Как сердце велит, так и поступишь. Захочешь - уйдешь к Зульфии…
    Мечущемуся меж двух огней Салавату эти слова понравились.   Надежда на то, что Лилия с Зульфией  уживутся, не оправдалась. Значит, рано или поздно, придется выбирать одну из них. Правда, сейчас он  совсем не желает оставаться с Лилией. То, что она избила Зульфию, да  еще посмела поднять руку, вернее  ногу, обутую в остроносые сапоги,      на него, тем более, покушалась на самое дорогое для мужчины – ну,   никак не умещалось в сознании Салавата. Где это видано, чтоб жена…   Тс-с… Лишь бы люди не узнали о страшном  позоре! Вообщем,  нельзя после всего этого жить с такой… Сама предложила поступать так, как сердце велит. Надо согласиться. Увидит гадалка, что нет никакого приворота, тогда уж не обессудь, прощай, старая и постылая  жена!
    Хоть и принял решение, закралась в душу тревога и сложились стихи:
    Я тебя предупреждал –
    Любовь моя – огневой вал,
    Любовь моя – цунами.
    Вот идет девятый вал…
    Что будет с нами?
    Что будет с нами?..
    Почему-то пришла в голову мысль: в сохранности ли  мольберт,    холсты,  краски?.. Торопливо вытащил столь дорогие сердцу принадлежности из кладовки. Любовно, и в то же время  виновато  оглядев,  тщательно протер пыль со своих сокровищ. Затем долго устанавливал  мольберт возле окна, закрепил готовый  холст, разложил    по местам палитру, краски,  кисти, мастихины, штапели. Открыл     баночку со скипидаром и по комнате разлился такой знакомый,    приятный для него запах. Приготовив краски, взял в дрожащую от волнения руку кисть и уставился  на белый холст. Лихорадочно      горящие глаза озарили его изможденное лицо. Во взгляде Салавата отразились противоречивые чувства: печаль и  радость, отчаяние и  надежда, покорность судьбе и решимость восстать против всего мира.
    Наконец, Салават потянулся к холсту. Странно, но сколько бы ни пытался, не смог приблизить кисть к мольберту – белый холст не  позволил ему прикоснуться к себе…
    – Салават, пойдем к  Назире! Прошу тебя! –Лилия вынудила мужа очнуться  от тяжелых раздумий. Хоть и поддался внутренне ее уговорам, он  продолжал стоять на своем:
    – Нет, никуда не пойду.
    Лилия, сморщив лоб, посидела чуток в задумчивости. Затем,  решительно  заговорила:
    – Салават, раньше я не рассказывала тебе о моей родовой тайне по материнской линии… Поведаю  о горькой судьбе моего деда Кинзягула.  Об этом мы  помалкиваем,  поэтому знают о нем  мало людей: мама,  Асма-апай,  Бибинур-апай и я. Боимся, если наша  история получит огласку, она ещё разрушительнее подействует на наш род …
    В гражданскую войну дед Кинзягул сражался в рядах башкирского войска. Получив известие о болезни отца, попросил  командира   эскадрона, хорунжия Габдельмулюка отпустить его на несколько дней домой. Он был сородичем деда,  жителем  соседнего аула, потому и разрешил ему съездить на побывку. Вдобавок, Габдельмулюк через него послал письмо своей  жене.
    Дед Кинзягул, конечно, вначале доехал до дома, проведал отца.     Спустя несколько дней отправился в аул хорунжия. Заодно собирался привезти оттуда  невесту, с которой были помолвлены еще до войны.
    Добравшись до места, решил сразу исполнить просьбу командира и передать письмо. Вошел в дом Габдельмулюка, увидел молодую жену командира и… остолбенел, никак не мог отвести от нее глаз. Жена хорунжия Гульюзум была неописуемо красива: лицо - светилось как полная луна, брови - черны  как крылья ласточки, глаза – темны как ночь… Он с первого взгляда влюбился до смерти, потерял голову и,   не только   не забрав, даже не повидав нареченную, возвратился домой.
    С этого дня он уже не помышлял о подвигах и славе, мечтал лишь о красавице Гульюзум, которая неотступно стояла перед его мысленным взором. На войну не поехал, остался дома. А вскоре пришла весть о гибели Габдельмулюка. Через несколько месяцев  заслал к овдовевшей    Гульюзум сватов. Но она отправила их восвояси.
    Спустя неделю  сам поехал  к  Гульюзум. Но вдова категорически отказалась от его предложения.
    Ослепленный страстью Кинзягул уже  ничего и никого не хотел кроме    желанной, твердо  решил во что бы то ни стало добиться ее. С этой  целью    купил у колдуна  приворотное зелье  и хитростью опоил  любимую.   И  она не смогла больше  противостоять его напору, дала согласие.
    Молодожены зажили хорошо. Появилась на свет наша мама. Затем,  один за другим, родились еще трое детей.
    Вот только Гульюзум начала вянуть как цветок после заморозков. Пошла  к мулле и целителю, а хазрат  ей с порога: «Муж приворотом заполучил тебя, вот и хвораешь. Тяжела твоя болезнь, но если скажешь, могу возвернуть колдовство к нему обратно». Она ответила:        «Возвратишь - муж  помрет. Коли я умру, и он скончается – что будет с детьми? Нет, раз так, лучше помирать мне,  хворой», – и ушла в слезах домой.
    Мама наша рассказывала, как она  пришла домой и с плачем высказала мужу: «Всегда удивлялась, как же согласилась выйти за тебя? Я же тебя нисколечко не любила! А ты меня, оказывается,  приворожил... Из-за твоего колдовства - помру скоро».  Он тоже горько заплакал: «Ну, не мог я жить без тебя!» Она, рыдая, упрекала: «Что же ты натворил?.. Кабы не приворот, в жизни б за тебя не пошла. Не родились бы дети, которые останутся без матери…»
    И правда, бабушка Гульюзум не дожив и до сорока, ушла из жизни, крепко стиснув к груди фотокарточку  первого мужа, бравого казачьего офицера с саблей на поясе Габдельмулюка. А дед наш Кинзягул остался с четырьмя детьми мал мала меньше.
    Скоро началась Великая Отечественная война. Деда  забрали с первым же набором. Понимая, что дети могут остаться  круглыми сиротами, ушел на фронт с тяжелым  сердцем. После войны дошла скорбная весть – он попал в плен и умер в концлагере. - Лилия тяжело вздохнула и продолжила.-  Наша мать, ей тогда не было и шестнадцати, не отдала  сестер и братишку в детдом, вырастила  сама. Младшенькая  Хадия умерла, остальные выжили. Мама  плачет, вспоминая иногда трудные военные годы. Ведь ее братишке Фарукше с восьми лет пришлось косить сено.
    Как понимаю сейчас, неправедная  женитьба деда Кинзягула  на бабушке Гульюзум  оказала губительное влияние на весь наш род. Оба они умерли, дети осиротели. Воздействие колдовства на этом не завершилось, оно  коснулось вороньем крылом  судеб их детей, внуков и правнуков.
    Взять хотя бы жизнь дяди Фарукши: женился на дочери известной в ауле колдуньи. Однажды она, собрав в охапку свой выводок, убежала от него.  Он всю жизнь промыкался без семьи в Казахстане. Лишь на старости лет вернулся на родину  и умер, так и не изведав счастья. Подросшие сыновья его сгорели от пьянства, даже не женившись.
    Судьба сестры мамы, тети Асмы, тоже заставляет задуматься: промучившись с буйным мужем сорок лет, развелась, когда стало совсем невмоготу. Ей довелось пережить потерю не только детей, но и внука...
    Просторные сосновые дома дяди Фарукши и тети Асмы, где когда-то звенели детские голоса, десятки лет простояли пустыми, сгнили и развалились. Их никто не купил, люди боялись повторить их судьбы.
    Как подумаю о родных братьях и сестрах, душа болит: кому из них досталась благополучная доля?.. Ни одному не повезло с семьей. Сестра Бибинур от  нелегкой жизни с мужем - пропойцей не вылезает из  болезней. Самая тяжкая участь выпала нашему старшему брату  Мурзагулу. Старики говаривали, он так похож на деда Кинзягула, будто  из одной плахи вытесаны.  Жена - шлюха через полгода после замужества убежала от него  с каким-то мужиком. Он больше не женился. Ушел в   мир иной, измучившись от раковой опухоли и одиночества…
    Вот  так, – завершила рассказ Лилия. – Сколько несчастий обрушилось на наш род из-за приворота  деда Кинзягула, скольких  он лишил семейного счастья! До этих пор я радовалась, что из всей родни мне одной повезло в семейной жизни. Рано радовалась - и до нас добрался  отзвук огромного греха деда – напоролись на приворот Зульфии…
    Поведанная женой история роковой  любви деда Кинзягула не оставила Салавата равнодушным, он согласился   пойти  к экстрасенсу  Назире.
    Надо сказать, история их родов  драматична и причудливо пересекается с родословными множества людей на земле: прямого предка Лилит  прозвали «Кашык », братьев его - «Волк» и «Китаец».  Родные братья почему-то разительно отличались друг от друга: если  Волк был белолицым и светловолосым, то Кашык – черным как африканец, а Китаец был узкоглазым и желтолицым.  Волк во время гражданской войны сражался за красных, а Китаец – на стороне белогвардейцев. После поражения белых он увязался за ними в Китай. Когда вернулся на родину, ему дали кличку «Китаец». Кашык получил  свое прозвище после того, как в  ауле организовали колхоз и во время полевых работ начали питаться из общего котла. Оказывается, с целью выловить из жиденькой похлебки что погуще, он проделал дырочки на донышке большой деревянной ложки, которую всегда носил с собой           в кармане.  Конечно, односельчане быстро узнали о его уловке и прилепили хитрецу соответствующее  прозвище. А  Волка прозвали так за волчат, которых  он принес из  лесу, вырастил  в каменной клети,    затем забил и сшил себе тулуп из их шкур.
    Жители аула давно позабыли настоящие имена трех братьев. Волк и Китаец, несмотря на близкое  родство, люто ненавидели друг друга. Кроме того, что один воевал за красных, а другой – за белых, как говорят французы, «шерше ля фам» – между ними встала женщина. Их отец, на нареченной для Волка девушке, непонятно почему, взял да женил Китайца… Вот и усилилась вражда еще более.
    А Кашык в конфликте  братьев не участвовал, его волновало собственное горе: сокрушаясь о вынужденно сданной в колхоз хилой лошаденке, он заболел и малость тронулся умом. Однажды, в момент обострения помутнения, повесил ложку с дырками над окошком, вырубленным в сторону киблы , и принялся неистово биться головой       об пол перед этой деревяшкой. Долбал башкой до тех пор, пока не свалился в обморок в благоговейном экстазе. Очнувшись, заставил всю семью поклоняться дырявой ложке.               
    Когда про странное верование семейства узнали  люди, председатель сельсовета вызвал Кашыка  в канцелярию  и учинил допрос: «Ты почему на дырявую ложку молишься, контра?!» И стал нещадно материться. Кашык  почему то не растерялся, задал встречный  вопрос: « А  кому нам теперь поклоняться? Сами же сказали, что Бога нет и сбросили с мечети минарет. Мы  же должны на кого - то молиться?»  Начальник долго молчал, почесывая  узкий лоб. Затем  открыл ящик стола, покрытого кумачовым ситцем, и бережно достав оттуда, торжественно вручил ему изображения Ленина и Сталина, строго-настрого наказав: «Смотри у   меня,  Кашык, коли не перестанете поклоняться дырявой ложке,  показывая контрреволюционный пример всему аулу – внесу в список кулаков и сошлю в Сибирь! С нынешнего дня молитесь на отцов народов – Ленина да Сталина!» Однако  Кашык, хотя при свете дня, на людях, бил челом перед портретами вождей, по ночам поднимал семью и тайком продолжал поклоняться дырявой ложке. Верно говорят, что запретный плод сладок, спустя время большинство жителей аула стали  последователями  Кашыка – тоже начали молиться на дырявую ложку…
    Дети, а затем внуки и правнуки Волка и Китайца, несмотря на родство,  также не уживались и цапались меж собой, как кошки с собаками. Трещина, случившаяся между родней во времена гражданской войны, привела в пятидесятых годах к трагедии. Сын Китайца  Ахметгали, когда- то возвратившийся с Великой Отечественной войны весь в орденах и медалях, был избит и повешен в сарае сыновьями  Волка. Убийцы заранее договорившись, дружно  заявили в милиции: «Мы его не вешали, только побили. Устыдился, что не смог нас одолеть, вот и повесился». И душегубов  посадили  всего на пару лет.
    После сего братоубийства  потомки Волка в каждом поколении стали лишать жизни хотя бы одного из мужчин отпрысков  Китайца. Несмотря на  это, род Китайца множится год от года. Каким-то чудом, на место одного убиенного рождаются по семеро мальчиков. Число же потомков Волка, напротив, почему-то уменьшается и  на глазах хиреет их род. К тому же, в  последний десяток лет у них рождаются одни девочки.
    Верно подмечено, если кому-нибудь беспрерывно твердить: «Ты свинья!», он и сам не заметит, как захрюкает. Похоже, от постоянных возгласов аульчан: «Китайцы! Китайцы! Китайцы идут! Вот придут китайцы…», у них, и в самом деле, сильнее сузились глаза, лица еще пуще пожелтели. Вообщем, стали точь-в-точь как китайцы. И общаются меж собой, будто китайцы – грубыми окриками и резкими жестами, словно бранятся. Да и телами обмельчали: мужики чуть больше полутора метров будут, а женщины - еще ниже.
    Когда храбрый воин, вернувшийся целым и невредимым из грозного урагана войны,  всего в тридцать пять лет был убит  близкими родичами, его жена Амина осталась вдовой с полным подолом малых детишек.  Самая младшая, Салия – двоюродная сестра Лилии.
    Один из осужденных, отсидев за решеткой, дал старшему сыну такой наказ: «Судьи, видать, очень большие люди - что хотят, то и делают:  дал мне вместо десяти всего годик… Учись на судью!» Бывший зэк ничего не пожалел, чтобы протолкнуть сына в университет: зарезал единственную комолую корову, трех овец, трех коз – все, как на подбор, темной масти, да еще, вдобавок, трех гусей и трех черных куриц. Этот человек был отцом Ануза Япкарова, близкого родича Лилии. Ануз способностями не блистал и с  трудом окончил университет. Несмотря на сей факт,  позже занял кресло  судьи Верховного Суда России…
     А девушка, когда-то нареченная за Волка, но выданная с богатым приданым – многочисленными стадами и обширными пахотными угодьями – замуж за Китайца, была, оказывается, дочерью богача Султана, деда бабушки художника Салавата Байгазина - Гульфаризы…
    Непримиримой вражде потомков Китайца и Волка через два года исполнится целый век. Они составляют почти весь аул и давно     позабыли,  знать не знают корни непрекращающейся междоусобицы. Однако и поныне живут в раздоре. Право, и рассказывать неудобно, причины последних скандалов – просто курам на смех и петухам потеха… Недавно, принарядившись в праздничный день, всем аулом  пришли в клуб. А там какая-то собака наложила на крыльцо очага культуры огромную кучу… Люди   столпившись, постояли некоторое время в растерянности. Затем одинокий мужик по имени Мидарис из «волчат» поковырял собачий навоз ивовым прутком  и с серьезным видом резюмировал: «Сразу видно, это дерьмо наклал  кобель  по кличке Актырнак, подросший  щенок хромой суки Актапей, поводыря слепой  колдуньи Бибисары из рода старика  Китайца, троюродной   тётки Ахмета. Этот  Актырнак - настоящий разбойник – весной пытался утащить нашего одноглазого петуха Пирата… ». Ахмету, разумеется, не понравился столь глубокомысленный вывод и он ощерился, точно китаец: «Что, дипломированным знатоком собачьего дерьма заделался? Иди лучше в лес, покопайся в волчьем помете». Слово за слово, окрик за окриком, и Китайско-Волчья война, тлеющая в ауле на протяжении века, снова разгорелась, словно пламя от порыва ветра. Кровные родственники опять раздрались в пух и прах, крепко отдубасили друг друга, попутно вымазавшись в том злополучном собачьем  дерьме…
    Для выяснения причин  враждования  несколько раз собирали     большие сходы и малые курултаи. Но… так и не докопавшись до     истины, каждый раз доходили до большого мордобоя, и, понаставив     друг другу шишек на лбу и синяков под глазами, повыбивав зубы и пересчитав   ребра, расходились ни с чем по домам…
    Правда, прошел слух, что сын старика Кашыка - Кашыкбаш, разменявший уже девятый десяток, с подобострастием уставившись на  дырявую ложку, оставленную ему как  великий аманат  и священный предмет культа,  поблескивая вытаращенными глазами, шлепая толстыми губами, торжественно поклялся поведать внукам и правнукам Китайца и Волка причину войны между ними. Тем не менее, особо подчеркнул, что расскажет об этом 7 ноября 2017 года. Оказывается, именно так ему было завещано отцом, стариком Кашыком.
    К сожалению, Кашыкбаш не смог донести до потомков  священное слово – неожиданно отошел в мир иной, прижав к груди драгоценное наследство - дырявую ложку. Говорят, предчувствуя скорую кончину, Кашыкбаш начал было что-то строчить на обрывке туалетной бумаги. Однако успев написать лишь: «Вот что поведала  дырявая ложка – не сто лет назад, а еще с пещерных времен…»,  повалился на пол…  Таким образом, причины столетней войны остались нераскрытой тайной, погребенной в глубине веков.
    Шушукались по секрету, что старик  Кашыкбаш, лишившийся перед кончиной дара речи, тщетно пытался сообщить что-то важное собравшимся у смертного ложа  родственникам. Но, сколько бы ни мучился,  ничего не объяснил, только мычал. Когда сыновья попросили кого – нибудь из них назначить главным хранителем священного тотема, старик сильно разозлился, несколько раз ударил себя дырявой ложкой по лбу, притиснул ее к груди, красноречиво показал потомкам средний палец правой руки и навечно закрыл глаза.
    Три дня и три ночи поломав голову в попытках растолковать, что он намеревался сказать перед смертью, наследники решили провести внеочередной курултай. Но мероприятие не помогло раскрыть великую тайну. Как обычно, все переругались, передрались, с тем и разошлись.
    Все же, после  жаркого и скандального курултая дырявая ложка  торжественно перешла к старшему сыну покойного Кашыкбаша -Кашыкбаю.               
    Нынче, дырявой деревяшке  поклоняются потомки не только Кашыка, но и большая часть отпрысков Китайца и Волка.  Продырявленные деревянные ложки  висят на почетном месте во многих домах. Разница в одном: если прежде на дырявую ложку молились  тайком, то ныне ей поклоняются  открыто. Только до сих пор не понятно: раз большинство из них боготворят одно – ложку с дырками, почему же  кровные сородичи продолжают в пух и прах ссориться и драться меж собой?..
    Судъя Верховного Суда Ануз Япкаров –  потомок Волка, Лилия – из рода старика Кашыка. Несмотря на корни, Ануз человек добрый и великодушный. Он  никогда не делит многочисленную драчливую родню на своих волков, на врагов-«китайцев» и потомков Кашыка. Всем приходит  на выручку в делах судебных и житейских.
    Ещё на заре юности, спустя полгода после того, как Земфира, незабвенная первая любовь Салавата внезапно порвала с ним отношения, его кумиром стала знаменитая чернокожая американка Анджела Дэвис. Большое фото ее он повесил на стену комнаты в коммуналке. Под плакатом было написано: «Свободу Анджеле Дэвис!» Глядя на изображение пламенной коммунистки каждый день в течении  нескольких лет, стараясь вырвать Земфиру из сердца и слушая песню «Angela» лидера группы «The Beatles» Джона Леннона, Салават понял, что вышиб клин клином -  полюбил жгучую афроамериканку. Он написал Анджеле письмо с объяснением в любви. Хоть и сам белый, вложил в конверт  заявление с просьбой принять его в организацию  «Черные пантеры», борющуюся за права негров. Но ответа не получил…
    Не бывает ничего случайного.  Он вернулся из Афганистана, долечился, встал на ноги – и все-таки встретил свою Анджелу Дэвис, о которой мечтал столько лет! Девушка, невероятно похожая на его кумира, была студенткой торгово-кулинарного училища Япкаровой Лилией…
    Крепко стиснув жаркую ладонь Лилии, Салават с тех пор не отпускал ее от себя. Через  несколько месяцев поженились. Как только начали жить вместе, Лилия содрала со стены плакат с Анджелой Дэвис, выкинула  на помойку и повесила на то место свою увеличенную фотокарточку. Заодно разорвала на мелкие кусочки фотографии и письма Земфиры.
    Этой ночью Салавату приснился загадочный сон.
    Неописуемо ясный, погожий день. На голубом небе без единого облачка светит ласковое золотое солнце. На ветках деревьев, согнувшихся под тяжестью сочных плодов, щебечут птицы. На изумрудно-зеленом цветущем лугу пасутся кони, олени, дикие козы и зайцы. Рядышком с ними  помахивает хвостом красная лисица, потягивается серый волк,  неуклюже топает косолапый медведь. Эти хищники почему-то не кажутся опасными, потому зайцы и козы нисколько их не боятся.
    Со стороны неспешно текущей поблизости полноводной реки, сверкающей, словно серебро, веет свежий ветерок. Прекрасные лебеди, плавающие в реке, учат маленьких птенцов нырять. Возле них время от времени плещутся рыбы, отливающие золотом и серебром.
    Вот появились полуголые мужчина с женщиной, идущие  взявшись за руки, по утопающей в цветах поляне. Около яблони,  манящей  спелыми  плодами, они остановились…
    Он пригляделся внимательнее. Да ведь этот статный мужчина – он сам! А кто та красавица, что стоит возле него? Лилия или Зульфия?..
    Вдруг внезапно  провалились в пропасть и стали стремительно отдаляться от  захватывающей дух красоты. Душу Салавата обуяло чувство огромной потери, печали и тоски. Будто он лишился самого дорогого, важного,  несравнимого ни с чем, сокровенного. Салават всем сердцем жаждал, чтобы невыразимо прекрасное зрелище, наполнявшее всю существо его  бесконечным счастьем, повторилось вновь. Однако вместо этого, невесть откуда послышался  голос:
    – Разве я буду поклоняться творению Твоему из глины? Видишь, Ты отдал ему предпочтение передо мной, если Ты дашь мне отсрочку до Судного дня, я введу в соблазн и искореню все его потомство, за исключением немногих. Увидим тогда, кто кому будет поклоняться…

ГЛАВА ВТОРАЯ

    Назира была смуглой женщиной лет сорока пяти. После знакомства с посетителями,  ясновидящая попросила дочь-подростка лечь на кровать, бережно сняла с  шеи крест на цепочке и принялась вертеть им над ней:
    – Закрой глаза. Давай-ка,  побываем дома у Лилии-апай! Лети!
    – Долетела.
    – Какая у них дверь?
    – Железная дверь коричневого цвета. Квартира номер один.
    – Верно говорит, – удивленно вставила Лилия.
    – Глянь-ка, дочка, нет ли чего-нибудь у порога?
    – Иголки лежат.
    – Извергни из глаз огонь, сожги их и войди в дом!
    – Сожгла. Прошла в квартиру… – проговорила девочка и замолчала.
    – Почему замолкла? Говори скорее, что видишь?
    – Не видно ничего. Как зашла, все стало темным-темно…
    – Быстро назад! Вышла? – в голосе Назиры зазвучала тревога.
    – Да.
    Назира гортанным голосом прочла молитвы  и приказала:
    – Теперь зайди снова, сразу начинай выжигать все огнем, давай!
    – Зашла, сжигаю, гаснет – не получается…
    Обеспокоенная Назира резко вскрикнула:
    – Выходи обратно!
    – Вышла… – дочь тяжело вздохнула.
    Назира охрипшим голосом повторила молитвы и вновь приказала:
    – Зайди стремительно! Выжигай изо всех сил!
    – Зашла, выжигаю! Погасло, не могу…
    – Сейчас же выходи!
    – Уже вышла…
    Наступила напряженная тишина. Назира, чуть помолчав, пояснила:
    – Сильную наслали порчу,  поэтому дочка не может в дом попасть…
    Всполошившаяся Лилия взмолилась:
    – Что же нам теперь делать?! Помогите, пожалуйста, Назира-апай!
    Назира  посидела  молча, уставившись на крест.  Оказывается, этот крест, вернее, камешек-галечник почти в правильной форме креста, она когда-то нашла на берегу речки и с тех пор носит на груди.
    – Спросила у  креста: велит тебе самой  поработать, – сказала она  Лилии. Дочь Назиры облегченно вздохнула и поднялась с места.
    – Что я должна сделать, Назира-апай?- спросила оробевшая Лилия.
    – Ложись на кровать!
    Похоже, страх перед неизведанным пересилили желание избавиться от соперницы и женское любопытство, Лилия  легла на кровать.
    – Закрой глаза, расслабь все тело!
    Назира  начала вертеть  над ней цепочку с крестом, гортанным голосом произнесла христианские молитвы вперемешку с мусульманскими. Затем, приказала: – Лети в квартиру!
    – Полетела…
    – Резко ворвись в дом и начинай сжигать все огнем  из глаз!
    – Влетела, сжигаю! Уф-ф, дома  повсюду грязь и  иголки!
    – Проверь весь дом, все сожги!
    – Жгу! О-о, иголки по всему дому раскиданы…
    – Обойди весь дом, ничего не упусти, все сожги!
    – О-ой, и под нашей кроватью, и за диваном раскидали…
    – Все сожги дотла!
    – Все выжгла! – Вытерев пот со лба, Лилия тяжело вздохнула. Назира  быстрее завертела цепочку, повторила  заклинания и снова приказала:
    – Теперь посмотри: кто разбросал иголки?
    – Вижу – их раскидывает Зульфия! Она набросилась на меня!
    – Перекрести ее! – резко выкрикнула Назира. – Перекрести правой рукой! Не давай к себе прикасаться! Крести и жги!
    Лилия подняла руку и начала торопливо крестить:
    – Крещу, сжигаю! Зульфия обернулась вороной  лошадью! Хочет лягнуть меня!
    – Не дай себя лягнуть! Перекрести и сожги! – во все горло завопила Назира.
    – Жгу! Превратилась в черную  козу, идёт на меня!
    – Не дай себя боднуть! Жги сильнее!
    – Коза черным-пречерным козлёнком стала, убегает.
    – Не давай убежать! Закинь аркан!
    – Заарканила, но она обернулась черной курицей!
    – Перекрести! Сожги!
    – В яйцо превратилась!
    – Перекрести! Сожги!
    – Горошиной стала!
    – Крести и жги, пока горошина не исчезнет!
    – Крещу, сжигаю! Все, догорела, пропала…
    – Ладно, молодец, открывай глаза, передохни немного.
     Отерев пот со лба и отдышавшись, Назира похвалила:
    – Есть в тебе сила, Лилия. Даже дочь моя так ясно не видит…
    Салават сидел оглушенный, пытаясь уместить в голове увиденное и услышанное. Выходит, Зульфия  околдовала их? Как же так? Что ж теперь делать? Эх, Зульфия… Когда шел сюда, надеялся совсем на другое… Сердце болезненно сжалось. Значит, подозрения Лилии оказались верны: она  не только приворожила, еще и порчу навела? Только что увиденное вновь промчалось перед глазами и сердце похолодело. А он-то, не по  земле шагал, а по воздуху витал. Как на крыльях.  Эх, Меджнун и есть, другого слова не подберешь. Ох, как тяжело и больно свалиться на грешную землю с высоких небес…
    – Отдохнули чуток,  давайте работать дальше. – Назира выдернула их   из омута тяжких мыслей. – Закрой глаза,  расслабься всем телом! Не бойся, они теперь обессилели. Вспорхни  и лети туда, куда крест поведет. – Назира  завертела цепочкой  над Лилией.
    – Долетела до пятиэтажки возле Дома быта, прошла в подъезд.
    Салават  оторопел, догадавшись о каком доме идет речь.
    – Поднялась на четвертый этаж, зашла в семьдесят пятую квартиру.
    У Салавата не осталось сомнений, Лилия говорит о съемной  квартире Зульфии…
    – Показывают старенький белый чайник на газовой плите…
    – Выходит, приворотным зельем поили из него, – сделала вывод Назира.
    Салават вспомнил больницу, куда попал после вкусного обеда у Зульфии. Но предпочел не говорить об этом.
    – Сожги чайник, кухню и всю квартиру! – велела Назира.
    – Жгу! Уже все  в огне!..
    – А теперь лети дальше. Надо выяснить, у кого она сделала приворот! – Назира убыстрила верчение цепочки  над Лилией.
    – Долетела  до  небольшого домика  на окраине города…
    Назира  рявкнула  голосом  командира артиллерийской батареи:
    – Огонь! Чтоб ничего от колдуньи не осталось, все сожги!
    – Жгу! Весь дом горит! – с  удовлетворением выдохнула Лилия.
    Беспрерывно благодаря Назиру и хорошо заплатив ей, они поехали домой. Всю дорогу молчали, потому как испытывали состояние шока.
    Конечно, о ворожбе и всякой нечисти слышали  с  детства. Об этом рассказывали  женщины и  старухи, каждый день ходившие друг к дружке и коротавшие с  рукодельем долгие зимние вечера. Мол, некий парень      из их деревни только с помощью приворота смог влюбить в себя неприступную возлюбленную. Или, наоборот, какая-то девушка околдовала парня, не желавшего на ней жениться. В памяти остались и истории пострашнее: дескать, ночью постучался в окно к одинокой женщине мужчина. Она пустила, оставила ночевать…Тот пришел и на следующую  ночь. Хозяйка спросила, как его звать, откуда он. Мужчина ответил, что зовут Вали, родом из такого-то аула. Днем женщина хорошенько расспросила у подруг и выяснила, что в этом ауле  не жил  человек по имени  Вали. А у нее, получается, ночевал бес в человеческом обличье…
    Да, как и большинство людей, они  были наслышаны о колдовстве и приворотах. Допускали возможность существования магии, но представить не могли, что это необъяснимое явление  может когда-либо коснуться      их самих, в корне изменив привычную жизнь.
    Под воздействием Назиры у Лилии открылась способность к ясновидению. Многочисленная ее родня восприняла это с гордостью: вот мол, какой волшебницей оказалась их Лилия - на три аршина под землей видит… Они раструбили новость по всей округе и к Лилии потянулись люди.  Кто-то просит посмотреть, куда  запропастилась корова, кто-то хочет выяснить причины павшего на его голову несчастья, большинство же обращается в надежде избавиться от болезней, годами мучающих их,  но неподвластных врачебному лечению. А Лилия, как компьютер, чётко и ясно выдает ответ на каждый вопрос… Салават с изумлением  спрашивал: «Как это у тебя получается?» Она сказала: «Какой-то голос шепчет мне ответы на ухо, я всего лишь повторяю».
    Изредка и  Назира,  при особо трудных случаях,  зовет ее на помощь. Вот и сегодня попросила приехать.
    Назира объяснила ситуацию:
    – В мой родной аул переехал жить из города молодой колдун по имени Антип. Купил небольшой домик и  камлает  жителям. Побывав у него, одна женщина сошла с ума: выгнала мужа, за детьми не ухаживает, корову не доит, дома не убирается. Целый день носит воду и поливает один столб во дворе. Из аула позвонили, попросили вернуть женщину в чувство. Случай, похоже, тяжелый, надеюсь на твою помощь.
    – Я согласна, – не замешкалась с ответом Лилия.
    – Конечно, поможем человеку в такой беде. И сами не забываем, какое добро ты нам  сделала, Назира-апай. Когда ехать? – осведомился Салават.               
    – Перед поездкой Лилию нужно малость подготовить, чтоб сил прибавилось, – сказала Назира. – Давай, Лилия, ложись на кровать.
    Вытянувшись на кровати, Лилия закрыла глаза и расслабила тело.
    – Так, Лилия, тебе надо подняться высоко в небо и  набраться там сил. Ничего не бойся, но будь осторожна. Что увидишь, сразу говори мне.
    Назира сняла с шеи цепочку с крестом и начала вертеть  над Лилией.
    – Давай, полетели!
    – Взлетела. Быстро поднимаюсь ввысь. О-о, как хорошо летать! Здесь так красиво! – Лилия замолчала.
    – Почему умолкла? Не молчи – что увидишь, рассказывай мне! – подстегнула ее Назира обеспокоенным голосом.
    –Передо мной - какие-то темные существа, не хотят пускать дальше, – ответила Лилия.
    – Перекрести и сожги их огнем из глаз. Не бойся, это мелочь…
    – Только сожгла, показался белобородый старик в белой одежде, улыбается мне…
    – Не верь! Перекрести и  сожги его! – рявкнула  Назира.
    Лилия,  начала  торопливо крестить кого-то.
    – Сгорел!
    – Значит, то была нечисть… Лети дальше!
    – Полетела выше, скорость становится  все больше. Передо мной – с виду  христианский святой, что делать?
    – Перекрести  и сожги! – гортанным голосом повелела Назира.
    – Крещу! С трудом, но сгорел!
    – Хорошо, лети дальше!
    – Лечу! О-о, как красиво тут! Удивительно красиво!
    – Ладно, будь осторожна, смотри в оба…
    – Передо мной, кажется, Иисус Христос! Подзывает к себе…
    – Сейчас проверим. Перекрести и жги!
    – Потихоньку пропадает… – проговорила Лилия разочарованно.
    – Значит, тоже был ненастоящий, – пояснила Назира. – Лети дальше!
    – Вижу перед собой прекрасный мраморный дворец!
    – Лети вовнутрь.
    – Влетела. В большом зале на троне сидит белобородый старик.
    – Перекрести и сожги!
    Правая рука Лилии бессильно упала.
    – Не могу…
    – Тогда жги изо всех сил!
    – Стараюсь, но он не горит!
    – Жги сильнее, подольше!
    – Не горит никак! Подзывает меня к себе…
    – Подлети  к нему и поклонись.
    – Поклонилась. Приложил правую руку мне на голову, что-то сказал.
    – Он тебя благословил, силу увеличил. Поклонись в знак благодарности и лети на землю.
    – Поблагодарила, вылетела из мраморного дворца.
    – Возвращайся скорей!
    – Вернулась.
    Назира прекратила вертеть цепочкой.
    – Хорошо, открой глаза.
    Лилия открыла глаза и села на кровать. Назира скорехонько собралась и выехали в путь.
    Когда доехали в аул, она велела остановить машину возле маленького старого домика:
    – Ну-ка поглядим, что за колдун этот Антип… – Назира усмехнулась.
   Вошли в  дом, а там худощавый мужичок лет тридцати осматривал довольно симпатичную молодую  женщину:
    – Ай-ай-ай, красавица, а муж-то твой, оказывается, налево ходит… А ты и сама не плошай, пусть уроком ему будет… Эге-ге, родная сестра тебя ненавидит… Мать только сестру твою любит. А отцу вашему все по боку, ничего не знает, ничего не видит, ничего его не касается…
    Ошеломленная  женщина с трудом собралась с мыслями   и спросила:
    – Что же мне теперь делать? Дайте совет…
    – Говорю же, сперва надо отомстить гулящему мужу… - продолжал колдун скороговоркой.  - Ну-ка, дай руку! О-о, какие у тебя мягкие ладони, вот только холодные… Могильным холодом веет от них… Их немедля обогреть надо, не то могильный холод до сердца доберется… – Тут Антип, наконец, обратил внимание на вошедших, с интересом рассматривающих его. – А вы чего ждете? Идите домой, придете завтра, сегодня у меня времени нет…
    Назира  прокашлялась. Антип внимательно посмотрел на нее и сразу учуял неладное.  Глаза его нервно забегали.
    – Вам чего?!
    Назира ничего не ответила. Неспешно подошла к Антипу и поглядев    на него с издевательской ,  уничижительной улыбкой, презрительно дунула в лицо. Колдун покатился как подкошенный  на деревянный грязный пол. Назира гневно посмотрела на женщину:
    – А ты чего сидишь тут, разиня, веришь россказням колдуна - недотепы?  Семью свою  и дом порушить позволяешь! Не верь ни единому слову этого шарлатана, иди-ка лучше домой, приготовь мужу и детям поесть. И смотри, чтобы больше сюда ни ногой!
    Когда перепуганная женщина тихонько улизнула, Назира подозвала растерявшихся от увиденного Салавата и  Лилию  к двери:
    – Ладно, пойдем, полечим ту женщину.
    Антип остался лежать на полу без сознания.
    Они подъехали к дому потерявшей рассудок женщины и вошли во    двор, где на разные голоса мычали голодные корова с телкой, жалобно блеяли овцы, сердито гоготали гуси, крякали утки. В воздухе стоял густой, неистребимый запах навоза. Вот неряшливо одетая женщина с коромыслом на плечах с  наполненными ведрами прошла через калитку и не обращая на них никакого внимания, направилась в сторону сарая.
    – Куда ты несешь воду? – спросила у нее Назира.
    – К столбу. – ответила несчастная. Замызганное ее лицо выражало полную уверенность в важности выполняемой работы.
     – Кто тебе велел столб поливать?
    – Антип велел.
    – Кто такой Антип?
    – Антип – мой бог!
    Назира выразительно посмотрела на своих опешивших спутников и продолжила расспрашивать:
    – А зачем ты льешь воду под сарайный столб?
    – Потому что это не просто столб… – Бедняжка многозначительно улыбнулась.
    – А что это?
    – Это наш… святой... Не видишь разве, сколько там?.. Они хотят пить. Сидят и ждут, когда я поливать начну…
    Назира  резко посуровела, пронзительно глядя на женщину, приказала:
    – Стой! Посмотри-ка на меня! – Бедная женщина тотчас остановилась и уставилась на нее. – Вылей воду в то корыто! Пусть скотина тоже напьется. – Женщина безропотно подчинилась, измученные жаждой животные и птицы жадно бросились пить. Назира снова скомандовала: – Иди за водой!
     Назира  бережно сняла с шеи цепочку с каменным крестом  и  помахивая им вокруг Лилии, приказала:
    – Зажмурься и погляди: что там под столбом? Только не бойся, ничего хорошего там не увидишь. Сразу извергни из глаз сильный огонь и начинай жечь!
    – Уф-ф, да здесь кишмя кишат какие-то гадкие, темные твари! И мелкие, и побольше…
    – Сожги их! Хорошенько сожги, чтоб ничего не осталось!
    – Сжигаю! Горят, визжат противно! Сгорели! – воскликнула Лилия.
    –Ладно, молодчина, отдохни чуток. – Немного погодя, Назира многозначительно добавила: – Ты смотри-ка, а ведь не зря Антип заставлял эту беднягу воду носить…
    – Да, не зря… – ответила Лилия.
    Когда женщина напоила живность, Назира вновь скомандовала ей:
    – Зайдем к тебе домой!
    В доме  был страшный  беспорядок. Выгнанный муж где-то пьянствовал, детей  временно забрала к себе хозяйкина сестра. Назира задала женщине очередной вопрос:
    – Почему не умываешься?
    – Антип не велел.
    Назира гневным голосом распорядилась:
    – Быстренько прими тахарат , да с мылом  вымой лицо и шею!
    – Сейчас. – Женщина послушно выполнила ее приказ.
    –Ложись на кровать! Закрой глаза, расслабься! – Женщина беспрекословно повиновалась. Назира подозвала Лилию поближе и начала стремительно вертеть крестом на цепочке над женщиной.
    – Уф-ф, внутри  забегали! – закричала женщина.
    – Ничего, скоро выйдут, – с улыбкой сказала Назира. – Погляди-ка, Лилия, что там у нее внутри?
    Лилия, сощурившись, уставилась на ее живот:
    – Полным-полно  мерзких чернявых тварей с рогами и копытами!
    – Это мелкота. Гляди внимательней, за ними должны быть и крупные.
    – Ага, за мелкими попрятались те, что побольше…
    – Начинай  их  выжигать  огнем из глаз и изгонять вон! Старайся успеть сжечь каждого, кто выскочит!
    – Жгу! – Лилия вперилась в нее свирепым взглядом.
    – Ай-ай-ай, скачут  в животе, больно! – вскричала бедная женщина.
    – Потерпи, скоро от них избавишься, – успокоила ее Назира. И принялась еще быстрее вертеть крестом. – Что там, Лилия, сгорают?
    – Да. Мелкие уже вышли, сгорели. Остались покрупнее.
    – Значит, слабым каюк! Но там должен быть самый большой, видно его?
    – Пока нет, – ответила Лилия, отирая  пот со лба.
    – Не видно, дык, голос услышим. Давай, Лилия,  жги  сильней!
     Вдруг, женщина  завопила отвратительным мужским басом:
    – Ай-ай-ай! Ведь изжаришь заживо! Постой! – Через несколько секунд громкий возглас повторился. – Прекрати жечь, говорю!
    Назира  довольно  улыбнулась и быстро проговорила:
    – Вот и голос услышали… – Заметив удивленный взгляд Лилии, она поспешила объяснить. – Языком этой женщины говорит шайтан. Не обращай внимания, знай себе, жги! С ним не разговаривай – нельзя! Его болтовне не верь – льжет. – Назира еще проворнее завертела крестом.
    – Ай-ай-ай! И почему вы помогаете этой дурной сплетнице? Нашли, кому помочь: она же за мужем и детьми толком не ухаживает, целыми днями  по улице слоняется, сплетни разносит и скандалит напропалую! Не знаете разве?! Ай-ай-ай! – взревел мужской голос.
    Назира с Лилией переглянулись, улыбнулись друг другу и продолжили изгонять. А Салават смотрел и дивился.
    – Ой-ой-ой! Говорю же, отстаньте, вашу мать… – омерзительный мужской голос матерно выругался. Да так похабно…
    – Не обращай внимания, Лилия, не вздумай с ним заговорить, продолжай работу, – сказала Назира.
    – Продолжай работу, продолжай работу! Тоже мне работничек! – начал дразнить тот голос. – Торчит тут, машет своим крестом… Кабы не крест, сама ни на что не годишься. Кто ты такая, тоже хорошо знаем… Ай-ай-ай! Хватит жечь, мать вашу… – мужской голос снова начал грязно ругаться.
     По лицу Назиры пробежала тень гнева, но она промолчала. Обе смахнули пот со лба и продолжили работать. Немного погодя, похоже, изгоняемый  решил сменить тактику:
    – Уф-ф, и я устал, и вы утомились… Девчата, давайте отдохнем чуток! Чайку попейте…
    Назира с Лилией снова усмехнулись, но без слов продолжили  свое дело.
    – Ой-ой-ой! Не люди вы… Ай-ай-ай! Девчата, предлагаю взаимовыгодный договор:  я эту  бабу оставляю, а вы, когда буду выходить, не сжигаете меня.  Договорились?
    Назира с Лилией промолчали. На краткий миг наступила тишина.
    – Ах, вы, гадалки хреновы, волховки! Против своих пошли, ведьмы?! Никак не уговоришь, мать вашу… – После неудавшейся уловки отвратительный голос снова перешел на грязную ругань.
    В этот момент стремительно вертевшаяся цепочка Назиры внезапно запуталась и крест остановился. Заметившая это Лилия, желая помочь, потянулась к кресту.  А Назира вдруг вскинула на нее свирепый взгляд и грубо заорала:   – Не прикасайся к кресту!
    Лилия ответила ей укоризненным взглядом и продолжила  действия.
    – Ха-ха-ха! – мужской голос зловеще расхохотался. – Видишь, чего добивается Лилия?.. Хочет отобрать крест твой! Не хотел говорить, но придется: скоро она отнимет у тебя крест! Ха-ха-ха! Что ты будешь делать без креста своего, сделанного из камешка? Неосвященного, ха-ха-ха!..
    Назира  не подала виду, но эти слова ее сильно задели – она побледнела. Лилия поспешила ее успокоить:
    – Назира-апай, не будем поддаваться науськиванию шайтана – он лжет:  не нужен мне твой крест.
    Назира с трудом взяла себя в руки, распутала цепочку и, еще быстрее завертев ею, начала читать христианские молитвы вперемешку с мусульманскими. Лилия тоже, напряженно сощурив глаза, старалась усилить свое воздействие.
    – Ой-ой-ой, горю, жарюсь! Ну все, хана мне… Пропадите и вы пропадом, колдуньи! До встречи в аду, волхатки… – Окончательно ослабевший  мерзкий голос прервался.
    В этот миг бедная женщина открыла глаза. В ее взгляде появилась  осмысленность.
    – Ох, как пусто стало в животе… Я  бредила  во  сне? – Она напоминала с трудом очнувшегося от тяжелого сна человека.
    В дом вошла женщина средних лет с двумя пакетами в руках. Это была родная сестра хозяйки дома. Поставив полиэтиленовые пакеты на стол, она протянула обе руки, как принято в ауле:
    –Здравствуй, Назира-апай, с таким нетерпением ждали тебя. – Женщина внимательно вгляделась в младшую сестру. – Как ты? Очухалась, наконец, от колдовства Антипа?..
    – Нормально… – ответила хозяйка дома, виновато улыбаясь. – А где муж с детьми?
    – Скоро вернутся. – Успокоив сестру, женщина повернулась к Назире. – Я соседям так и сказала: если кто и избавит ее от этой напасти, то только Назира-апай. – Она вручила ей  пакет. – Назира-апай, спасибо тебе большое за  помощь моей сестренке! Вот, принесла тебе гостинцы: гуся, сметану свежую,  хлеб новоиспеченный. Прими, пожалуйста, не обессудь.
    Назира взяла гостинцы со скупой улыбкой. Второй пакет женщина протянула Лилии:
    – Спасибо и вам, что приехали помочь сестре.
    Лилии и Салавату стало неудобно: ведь они приехали сюда не ради платы, а с целью помочь  женщине, попавшей в беду.
    – Не нужно, не стоит… – замотала головой Лилия.
    – Берите, пожалуйста! Вы с Назирой-апай спасли мою сестру от безумия. От чистого сердца даю!  Не примете - мне тяжело будет на душе… – Она так просила, что Лилия была вынуждена взять гостинцы.
    Как только Лилия начала принимать людей, вопрос оплаты  услуг  стал для нее довольно деликатным предметом. Хотя посетителям  казалась волшебством, ее работа  была нелегкой. После сеансов Лилия чувствовала себя  как выжатый лимон и подолгу лежала, набираясь сил. Салават понимал это, и все же, сразу поставил  условие: «Денег для семьи   добываю достаточно. Слава Аллаху, не нуждаемся. А ты  ни копейки не бери. Дай бог, чтобы помощь  твоя людям стала савабом . Я и сам помогу тебе в работе. Пусть добро, которое делаем, вернется сторицей если не нам, то детям нашим». Да, они искренне полагали, что делают людям добро, наивные…
    Но наотрез  отказываясь от денег, Лилия никак не могла отвергать ризык:  хлеб, молоко, масло,  мясо, приносимый из аулов с искренней благодарностью. Да и адат не позволял. Все аульчане  в пакет с гостинцами обязательно клали и хлеб. Столько хлеба самим было не съесть, Лилия раздавала излишки соседям.
    На выезде из аула  Назира снова велела остановиться возле дома Антипа. Посмотрев на Лилию исподлобья, она сухо приказала:
    – Доведем дело до конца: сожги дом Антипа!
    Лилия повернулась к дому колдуна и прищурилась: - Жгу! Загорелся…
    Спустя несколько минут, Назира спросила:   – Весь дом в огне?
    – Да, полыхает  вовсю…
    – Ладно, тогда  поехали.
    Смеркалось. Пошел крупными хлопьями снег. И ветер усилился, норовя застелить белым покрывалом зимнюю дорогу. Салават погнал машину. Надо было спешить домой, пока по-настоящему не разыгрался буран. Назира за всю дорогу не обронила  ни  слова. Между ней и Лилией легла тень отчуждения. Назира  не могла допустить даже вероятности, что кто-либо посмеет  покушаться на столь дорогой для нее крест. А горделивая Лилия не простила, что Назира на нее накричала. Потихоньку, досадное недоразумение  превратилось в чувство неприязни друг к другу. 
    Скоро до них дошла весть:  каким-то образом узнав о случившемся с Антипом, из города приехали его соратники по магическому ремеслу. Всю ночь камлая над ним, сумели поставить на ноги. Но злоключения колдуна на этом не закончились. Ночью дом Антипа непонятным образом загорелся. Выскочив  из охваченной огнем избы,  Антип метался, задыхаясь от злости и леденящим душу голосом орал на всю округу: «Уничтожу весь аул! Истреблю ваш род! Изведу под корень!» Набежавший на помощь местный люд отшатнулся от рассвирепевшего колдуна.  Даже собаки, поскуливая и поджав хвост, предпочли убежать от Антипа подальше.
***
    После того, как на сеансе у Назиры все раскрылось, между Салаватом и Зульфией состоялся серьезный разговор. Но она и не думала оставлять его  в покое. Вот и сегодня  позвонила: – Алло, здравствуй, дорогой…
    – Сколько тебе повторять: не звони больше, не ищи встреч, отношения между нами окончены, – поспешил прервать ее Салават.
    – Милый, выслушай меня хоть раз, пожалуйста: я тебя очень люблю! Жить без тебя не могу…
    – Потому и сделала мне приворот, а на Лилию порчу навела?..
    – Салават, ты опять об этом? Это все неправда, Лилия наговаривает!..
    – Хватит, устал я уже от твоей лжи…
    – Любимый, я не обманываю: ни тебя, ни Лилию не околдовывала! Это пустая болтовня твоей жены! Я тебя… не знаю даже, почему… люблю очень! Тебя больше никто не полюбит так, как я, запомни мои слова. Я  так по тебе соскучилась! Пожалуйста, подари мне всего одну, самую последнюю встречу! Потом можешь навсегда бросить. Понимаю, тебе нужно выбрать одну из нас. Ведь мы с Лилией никогда не уживемся. Я не соглашусь делить тебя с ней… Сам подумай, как  я смогу отдать тебя ей, если  люблю  без памяти?.. Это невозможно. Понимаю, ты выбрал Лилию… Все-таки трое детей, долгие годы жизни. Умоляю тебя, Салават: одно-единственное свидание, последняя встреча… потом можешь бросить… – заклинала Зульфия.
    На какой-то краткий миг сердце Салавата, камнем отвердевшее к Зульфии, чуть смягчилось: сколько мольбы в ее голосе, как она страдает… Может быть, не виновата она? Но, тут же вспомнив об увиденном Лилией  вздрогнул, сердце похолодело: врет змея, нельзя ей верить.
    – Ну, почему же молчишь? Любимый, подари мне всего одну встречу, последнее свидание! Неужто забыл, как соединялись наши тела и души? Как нам было хорошо… Уже не помнишь волшебные ночи, когда уносились с тобой высоко-высоко?.. Ни с кем ты больше не испытаешь такого наслаждения… Потому что мы с тобой созданы, только друг для друга! Нынче твои глаза слепы, на них завесу обмана накинули. Но  вспомнишь еще меня, затоскуешь, будешь мечтать хоть разок увидеть. Только не будет уже  меня …
    Салават не выдержал, сам себя не помня воскликнул:
    – Хватит тебе! Не рви мне душу!
    – Салават, душа моя, умоляю тебя: подари мне одну-единственную встречу, последнее свидание, последнюю ночь! Если проведу еще одну ночь в твоих жарких объятьях, согласна даже умереть, ни о чем не пожалею… Слышишь, всего одну ночь…
    Сердце Салавата трепетало в груди  словно птица, попавшая в сети. За что так терзает его душу Зульфия, неужели не понимает, насколько он истосковался  по ее горячим губам, роскошному телу? Может быть, махнут на все рукой и  провести с ней всего одну ночь?  В последний раз…               
    Имеет ли право мужчина лишать любящую и умоляющую женщину счастья последней ночи?.. А женщина?
    Однако в самый решающий момент Салават понял: после такой «единственной ночи» уже никогда не сможет вырваться из пылких объятий Зульфии и «последнее свидание» обрушится на их едва восстающий  из руин мирок разрушительной стихией из «Последнего дня Помпеи» – шквалом кипящей лавы. С трудом взяв себя в руки, он перебил Зульфию:
    – Прекрати! Пойми же ты, в конце концов, все кончено! Перегорело, пеплом по ветру разлетелось!
    – Салават, я беременна от тебя…
    Его как обухом по голове ударило. В оглушенном сознании возникли вопросы: что это? Очередная уловка или вправду ждет ребенка?..
    – Салават, почему молчишь? Я говорю, забеременела от тебя… Что мне делать? Рожать или нет?..
    Наступила тягостная тишина. Сердце Салавата уже не трепетало, оно отчаянно билось как птица в кошачьих когтях. Что делать?.. Наконец, он проговорил:
    – Нет у меня права запретить тебе: рожай! Без помощи вас не оставлю. 
***
     Через несколько месяцев позвонила сестра  Зульфии. Оказывается, во время той потасовки Лилия пинала ее в живот и повредила плоду шею.  Младенец  родился раньше положенного срока. Зульфия положила мальчика на подоконник и  больше не взяла  в руки, ни разу не дала грудь. Мучаясь от боли, младенец  весь день надрывно проплакал и утих… Никто не оказал ему помощи. А Зульфия стояла рядом, будто окаменевшая.
    Сестра Зульфии сказала: «Чтобы похоронить ребенка как полагается, надо провести обряд и дать  имя. Как назвать его?» Салават упавшим голосом ответил: «Урал». Когда  добавила, что нужно заказать памятник и решетки, отправил деньги.
    После услышанного, Лилия несколько дней ходила в подавленном настроении: «Не знала я, что она в положении. Кабы знала, не стала бы пинать в живот… » сказала с сожалением. Видя, что Салават почернел от горя,  с привычной уверенностью заявила: «А ты не убивайся, ребенок не от тебя». Но ее слова не утешили его…
    Если зачатый в запретной любви, но невинный младенец был избит уже в утробе и покинул этот мир в страшных муках, жаждя  спасения и утешения от рук материнских, но так и не получив их,  насколько же мы погрязли во грехах мерзостных?.. Чем же смыть мученические слезы дитя, чистые как утренняя роса? Как искупить вину тяжкую за убиение младенца? Возможно ли это? О, Всевышний,  наставь на путь истинный, спаси наши души!      
                ***
    Дар ясновидения и целительское мастерство Лилии с каждым днем раскрывались  ярче. Увеличился и поток посетителей. Простые люди,  едва выбравшиеся из болота безденежья и нищеты начала девяностых, но по пояс увязшие в  черной топи кризиса девяноста восьмого, приходят к Лилии в надежде получить подсказку для облегчения  тяжелой жизни. В последнее время к ней шли и занимающие более высокое положение в обществе. Судьи, нотариусы, врачи, журналисты, преподаватели вузов и учителя,  разнокалиберные начальники – кто только не стучался в дверь их квартиры… Справедливости ради надо уточнить: две женщины- врача  лелеяли надежду, что Лилия поможет им выйти замуж. Стыдливо скреблись к ней и одинокие женщины, к которым повадились каждую ночь наведываться пяреи - сексуально озабоченные демоны. Зачастили и предприниматели, терпящие убытки от экономического кризиса. Они расспрашивали Лилию о способах преодоления угрозы банкротства, просили помочь привлечь удачу, ухватить птицу счастья за хвост.               
    Среди посетителей встречались и люди с поучительными судьбами. История одной женщины остерегает от нарушения данного слова.
    …Молодую девушку после окончания медучилища направили работать в глубинку. В том ауле она подружилась со славным парнем, они договорились пожениться. Когда был назначен день никаха, позвонила  сестре и пригласила на бракосочетание. А та строго-настрого потребовала: «Даже не думай выходить замуж в этой глухомани! Вернешься домой, будешь ухаживать за престарелой матерью.» Она не смогла перечить старшей сестре.
    Когда девушка отказала парню, он устыдился идти домой, где уже собралась вся родня на празднество. Весь день бродил по лесу. Не дождавшиеся жениха с невестой удивленные гости разошлись по домам. А всерьез оскорбившиеся старухи из рода несостоявшегося жениха не смирились с этим: накинули платки на седые головы изнанкой вверх, прочли баддуа - заклинание-проклятье со словами: «Пусть не познает  нарушившая обещание девушка женского счастья!», воздели  кисти рук тыльной стороной к небу и провели по сморщенным  лицам.
    Проклятье старух исполнилось, не довелось ей испытать семейного счастья. Единственной  дочери тоже не повезло с мужем. А четырехлетний внук все еще не говорил. Лилия посоветовала женщине поехать в тот аул, найти человека, с которым была помолвлена в молодости, и попросить прощения за несдержанное обещание.
    Спустя несколько недель женщина вновь наведалась к Лилии и поделилась радостью: съездила, увиделась с бывшим возлюбленным, попросила прощения. Они объяснились друг с другом и  испытав огромное облегчение, попрощались. Она вернулась домой – а там внук заговорил…
    Следующая история учит серьезно относиться к родительскому благословению. Есть в ней  и курьезный момент…
    В одном ауле собрались пожениться парень с девушкой. Однако мать невесты категорически воспротивилась их свадьбе. Причина была - курам на смех. В общем – то, неплохой парень, несколько лет назад совершил большую глупость. Хоть и не алкоголик, но напившись в стельку, забрался ночью в сельсовет и справил там  нужду. Аул есть аул, начальство быстро выяснило, кто там учудил, и парню влепили пятнадцать суток ареста. Учитывая, что несуразное событие случилось в начале восьмидесятых, он легко отделался. Хорошо еще, совершенной спьяну выходке не придали политическую окраску и не посадили надолго…
    Воспитанная на советских устоях мать девушки не смогла простить будущему зятю его  вину. И твердо заявила дочери: «Не получит тебя враг народа, посмевший на - ть на советскую власть, построенный Ленин-бабаем и Сталин-бабаем! Не жди от меня благословения…»
    Дочь не послушалась матери, молодые поженились. Да только… хоть и прожили вместе около двадцати лет, вырастили двоих детей, а никак не обживутся. Больше десяти лет проработали на Севере, но до сих пор не имеют собственного жилья. Сколько бы не зарабатывали - нет бараката , деньги,  будто  сквозь пальцы утекают неведомо куда.
    Лилия взглянула на них и сразу дала совет: «Купите красивое платье, платок, гостинцы, и поезжайте в аул просить у матери фатиху ».
    После получения материнского благословения, как по волшебству, к ним пришла удача: купили в ипотеку трехкомнатную социальную квартиру, обновили машину, зажили в благополучии.
    Работа Лилии доставляла семье немало неудобств. Их и прежде часто посещала многочисленная родня из аула, теперь же дом превратился в проходной двор. По вечерам было не протолкнуться. Вернувшемуся с работы Салавату иногда даже не находилось  местечка прилечь и отдохнуть. Но он терпел, понимая, что они на верном пути и творят людям добро. Не только терпел, еще и возил Лилию к безнадежным больным, которым врачи уже не могли помочь.
    Вот и сегодня поехали к тяжелобольным, находящимся при смерти.
    На страшно исхудавшую молодую женщину было тяжко смотреть: в почти потухших глазах ни искры надежды, говорить не может.
    – Кушает хоть немного? – спросила Лилия у ее матери, беспомощно суетящейся возле больной.
    – Больше недели ничего не ела, только воду пьет по глотку-другому в день. – Она горестно вздохнула.
    – А врача вызывали?
    – Да, много раз. И в больнице лежала –  только распознать не могут хворь…
    Лилия уставилась на нее тяжелым взглядом:
    –Вижу: пила, курила, водилась с женатыми мужиками, семьи разрушала. – В глазах Лилии блеснул гнев. – За грехи твои послана  болезнь!
    Мать испуганно поддакнула:
    – Ох, сколько я ей говорила, не слушалась… Что ж нам теперь делать-то? Пожалуйста, помогите, помирает ведь…
    – Это зависит не только от меня. Хочет выжить – должна покаяться и исправиться.
    – Она исправится, вы только помогите, умоляю!
    Лилия повернулась к женщине:
    – Помогу, если дашь слово в корне изменить свою жизнь. Согласна?
     У больной не было даже сил кивнуть, она лишь чуть шевельнула ресницами в знак согласия.
    – Мысленно повторяй за мной: о, Всевышний, искренне каюсь!  Пожалуйста, прости мои прегрешения! Навсегда бросаю поганый образ жизни и дурные привычки. Избавь меня от болезни, Всемилостивый! Повторила?
    Женщина снова с трудом опустила ресницы.
    Прищурившись, Лилия вонзилась в нее взглядом и принялась своим способом вытаскивать хворь. Упорно поработав больше часа, спросила:       
    – Полегчало  немножко?
    Глаза ее  чуть оживились. Она, хоть и через силу, легонько кивнула.
    –Хорошо, значит, надежда есть… А вы, апай, купите на базаре деревенскую курицу, сварите суп. Сегодня, помаленьку, поите ее бульоном. Но, не больше двухсот грамм! Завтра дадите чуть побольше.
    Двинулись по второму адресу. Недавно звонила подруга юности Лилии, просила посмотреть ее двоюродного брата. Этот человек – бывший офицер  милиции. После десяти лет безупречной службы капитана уволили с должности. Причина была пустяковая – получил от торговца микрорынка  взятку - два кило сливочного масла…Лилия сначала просто поразилась, что такой, по ее словам, непомерно горделивый человек, мнящий себя в молодости чуть ли ни аристократом, не погнушался мизерной подачкой. Салават же нисколько не удивился, знавал он и лейтенанта,  в девяностые собиравшего с продавцов того же микрорынка по пятирублевой монете…
    Капитан очень тяжело пережил  увольнение: поддался какой-то незначительной болезни и свалился с ног. По словам его жены, не помирает и не выздоравливает, не встает с постели уже несколько лет. Говорит, и врачи не помогли.
    Лилия попросила у Салавата разрешения осмотреть больного. Оказывается, несколько месяцев дружила с ним  в далекой юности…
    – Ты меня не ревнуешь к нему? – спросила Лилия у мужа.
    – Ну что ты говоришь, он же при смерти… Да и дружили вы, сама рассказывала,  вполне невинно.
    Мужчина тоже был отощавший - кожа да кости. Точь-в-точь узник Освенцима, каких показывают в документальных фильмах про зверства фашистов. Впрочем, хоть и с натугой, но разговаривает. Посмотрев на него, Лилия сделала вывод:
    – Причина твоей болезни – в  гордыне. Если покаешься и попросишь у Всевышнего прощения за свое высокомерие – встанешь на ноги. – В померкших глазах больного на миг блеснула  надежда и потухла. А на пожелтевшем, иссохшем лице отразилось упрямство:
    –  Гордость…  штука нужная … – прошептал он через силу, но с настойчивостью.
    Лилия занималась с ним около часа. Затем  поехали дальше.
    – Не  поправится, – сказала она  в машине.
    – А не рановато йыназа  читать?
    – Гордыня помешает ему выздороветь…
    – Да разве гордый будет пачкаться парой кило масла? – с некоторой брезгливостью возразил Салават.
    – Видимо, таким образом и принижает Всевышний надменных… – задумчиво сказала Лилия.
    Как в воду глядела Лилия: хоть и возил ее к больному раз пять-шесть – толку не было.
    А та  молодая женщина через месяц встала на ноги. Она сдержала  слово: бросила разгульный образ жизни, нашла работу.
***
    Слава Лилии как знахарки с каждым днем  ширилась. К ней уже начали приезжать и из соседних районов и городов. Вконец утомившись от посетителей, Салават предложил:
    – Устал я… Давай арендуем квартиру, будешь принимать людей там.
    Немного подумав, Лилия покачала головой:
    – Потерпи еще чуток, их станет меньше. Скоро начнется совсем новый, очень важный для нас обоих этап духовного развития.
    Салават согласился. Он понимал: если не они, так кто же будет спасать тяжелобольных и страдающих от ворожбы и колдовства людей?..
    Несмотря на утомление от посетителей, Салават все равно ощущал в душе большую  радость, даже эйфорию. Будто, наконец, постиг огромную истину, даже смысл жизни. Оказывается, смысл жизни человека в безустанном творении добра! Притом, не ожидая в ответ никакого вознаграждения. Это и есть лучший способ противодействия злу.
    С какой целью мы пришли в этот мир? Для чего живем на белом свете? Сколько же можно барахтаться, преодолевать бесконечные препятствия и невзгоды в погоне за призрачным счастьем? «Лишь тот достоин жизни и свободы, кто каждый день идёт за них на бой»… Прав ли Гёте? Имеется ли какой-то резон в беспрерывной борьбе? Важнейшие вопросы бытия одолевали его давно. Салават всю жизнь искал смысл жизни. Вначале полагал, что он в нахождении  своего пути. Начав писать картины, решил окрыленный, что нашел - смысл кроется в творчестве. Лишившись же радости творить, утешал себя, что суть существования – в счастливой семье. Потом метался, думая, что он таится в любви.
    А смысл жизни… вот, получается, в чем он…
    К Лилии тоже пришло чувство удовлетворенности. Прежде она была недовольна собой, часто сетовала: «Хоть я и самая способная дочь своих родителей, ничего путного из меня не вышло - не смогла даже окончить  библиотечный техникум. Все потому, что полностью растворилась в тебе. Живу только ради тебя и детей. А ты выбился в люди: получил высшее образование, известен как художник, стал предпринимателем ». В такие моменты Салават утешал ее: «Заботиться о муже, ухаживать за детьми и беречь семейный очаг – самое большое счастье и достижение для женщины. Подумай сама: разве счастливы Маймуна и Диляра с нашего аула, вышедшие не замуж, а в  начальницы? Ни семьи, ни детей…».
    Спустя несколько недель, и впрямь, народу поубавилось, а с ней произошли  удивительные перемены. После приема людей прилегла было отдохнуть малость, но вдруг сильно застонала. Салават подошел к ней:
    – Что случилось, ты болеешь?
    Лилия не спала, но глаза ее были закрыты, лицо выражало страдание.
    – Что с тобой? Где болит? – не на шутку встревожился Салават.
    – Вижу бегущих оленей, беспрерывно  бьют в бубен… Меня окружили страшные существа. Самый большой из них замахнулся  огромным, с короткую саблю, ножом, отрезал мне голову, достал мозг и с наслаждением начал пожирать… Уф-ф…
    Салават распростер руки и наклонился над ней, желая оградить от невидимых злодеев. А Лилия продолжала:
    – Второй выковырил мои глаза ножом и  проглотил. Третий отрезал уши, торопливо жует их. Тот великан вспорол мне живот, остальные бросились растаскивать мои внутренности. Отрезают сердце, почки, желудок, легкие,  смачно пожирают… Все время слышен бубен.
    Тут он понял кое-что и вздохнул спокойно. Вспомнил, что где-то читал о ритуале разрезания, который энергетически проходят шаманы.
    – Успокойся, тебя наделяют даром шаманства. Духи в разном обличье энергетически пожирают твои органы. Потом  они тебе за это заплатят:  кто что съел – именно те человеческие органы и поможет  исцелять…         
    – Уф-ф… Но жутко-то как – заживо едят, чавкают смачно, глотают…
     – Лежи спокойно, терпи. Раз уж тебе решили даровать шаманские способности – надо, наверное, принять…
    – Уф-ф… А что же мне остается… Ну когда же кончится этот ужас?- Лилия замолчала.
   
    Салават просидел с Лилией довольно долго. Наконец, она заговорила:
    – Уф-ф, доели,  ничего от меня не оставили… Снова вижу бегущих оленей. Непрерывно бьют в бубен. Ужасные существа заарканили одного оленя, привели и толпой накинулись на него. Бедное животное, с полными слез глазами, жалобно смотрит на меня. Будто хочет  что-то мне сказать. Но его повалили, зарезали, ловко ободрали. Из части шкуры быстренько сделали бубен. Из остатков сшили зилян , украсили по краям тесьмой, кистями и позументом, расшили плечи и грудь узорами разными, приладили золотую пряжку с блестящими каменьями и торжественно накинули на меня. А в руки вложили тот бубен. Взнуздали еще одного  оленя, посадили меня на него и с гиком погнали. Мой олень на скаку поднялся ввысь и полетели мы по ночному небосводу.
    Вот я облетела наш город. Извергая сильный огонь из глаз, много накопившейся грязи сожгла. Теперь велят пролететь над всей страной, сжечь темную и грязную энергию... – Чуть помолчав, вспотевшая Лилия  продолжила. –  Пламя из моих глаз усилилась – мигом сжигаю всю черную нечисть, что встает на пути, оставляю от них только черный дым… Пролетела семь слоев неба, поднялась в космос. Как здесь прекрасно! Удивительный простор, невозможно окинуть взглядом эти дали! А краски настолько яркие, необычные… Такую красоту не описать словами:  невиданные мной доселе удивительные цвета, ослепительно яркие звезды, мерцающие как драгоценные камни! Их не счесть, и формы их неописуемы…
    Слышу чудесную космическую музыку. Неслыханно притягательная мелодия будоражит мне сердце… – Она умолкла. Спустя несколько минут добавила: –  Велят вернуться обратно на землю. Лечу в бездонную черную пропасть… –Лилия застонала, стала дергаться, снова сильно вспотела. Встревоженный  муж отер полотенцем ее лицо и руки. Подумал, что жена  в бреду и хотел разбудить, но она продолжала тяжело ворочаться.
    В конце концов, Лилия пришла в себя и открыла глаза.
    – Что с тобой было? – обеспокоенно спросил у нее Салават.
    – Заново родилась… – Лилия облегченно вздохнула.                А Салават непонимающе переспросил: - Как? Откуда?..
     – Из материнской утробы… С большим трудом появилась на свет.
    Салават задумался. Потом предположил:
    – Похоже, какие-то силы заново родили тебя как знахарку, целителя и шаманку.
    – Может, и так… – Лилия встала с места. – Вся пропахла  вонючим, липким потом. Пойду в душ.
***
    На другой день случилось странное  событие: вдруг появилась Науфиля, на лице её застыла таинственная улыбка. Последнее время она, пребывая в восторге от неожиданно открывшихся способностей Лилии, очень сблизилась с двоюродной сестрой. Пройдя в квартиру,  Науфиля с радостным предвкушением достала из пакета нечто, завернутое в тряпку:
    – Вот, апай, тебе передали.- Это был бубен.
    Салават с Лилией переглянулись и усмехнулись.
    – Кто передал? – спросила Лилия.
    – Иду я по базару -  вдруг передо мной  возникла смуглая  женщина с длинными черными волосами, сказала, мол, это передали твоей сестре Лилии издалека и всучила сверток. Не успела даже расспросить, от кого, она уже исчезла, словно растворилась в воздухе. – Науфиля протянула инструмент  сестре. Та аккуратно взяла  и легонько поводила пальцами.
    – Этот бубен – мой…– Лицо ее осветила довольная улыбка.
    А в голове Салавата молнией пронеслась догадка: так вот почему  Лилия всю жизнь хворала –  у неё была шаманская болезнь !..
***
    Лилия после получения шаманских способностей начала применять в обрядах бубен  и ее знахарская сила умножилась, работа стала гораздо плодотворнее. При всем том, сама была недовольна. После долгих раздумий она обратилась к Салавату:
    – Чтобы развиваться дальше, мне нужно выбрать школу и учителя.
    – Ты и так набрала силу, да и твое лечение стало эффективнее… – постарался приободрить ее Салават.
    – Так-то оно так… Но сколько же приходится мне отлеживаться после приемов, чтоб восстановиться. Значит, я уязвима. Надо научиться способам защиты себя, тебя и детей от мести темных сил.
    – Думаешь, они злятся?
    – Конечно. Получается, мы делами своими ведем с ними жесткую борьбу. На меня у них сил не хватит… Потому обязательно будут мстить,  подталкивая тебя и детей к дурному, постараются разрушить нашу семью…
    Салавату стало не по себе: – Что ты предлагаешь?
    Лилия положила перед ним журнал «Оракул»:
    – Вот, я выбрала школу и учителя по душе: школа космоэнергетики Джамиля Базарова, город Москва, улица Рязанская, дом 17. Курсы начнутся через три дня…
    Салават растерялся: – А сколько они продлятся?
    – Начальный курс – неделя.
    Немного поразмыслив, Салават решил:
    – Одну  тебя в Москву не отпущу, повезу сам.
    Лилия посветлела лицом: – Ладно, поедем вместе.

***
    Убаюканные покачиванием купейного вагона скоростного поезда, они за сутки доехали до Москвы.
    Школа космоэнергетики находилась недалеко от Казанского вокзала. Без труда отыскав ее, заполнили в приемной необходимые бумаги, заплатили за учебу пятьсот долларов, и Лилия тут же приступила к  занятиям.
    У Салавата промелькнула мысль: не отучиться ли заодно и самому? Но он тут же отказался от этой идеи, потому как к подобному ничуть не лежала душа. Кроме того, он видел свое предназначение совершенно в иной стезе.
    Чтобы понять суть космоэнергетики, а заодно и убить время, Салават придирчиво рассмотрел фотографии на стене, различные дипломы, сертификаты, благодарственные письма, вручённые Базарову и его школе, внимательно прочел посвященные им статьи из газетных вырезок, приклеенных тут же для рекламы.
    Фотографии свидетельствовали об общении Джамиля Базарова, а также его жены и помощницы Индиры Хусу с далай-ламой, монахами Индии и Тибета, надо полагать, духовными учителями, о получении от них знаний и благословения. Оказалось, Джамиль Базаров – бывший инженер-конструктор, а Индира Хусу – врач, даже кандидат медицинских наук.
    В приемной не иссякал поток людей. Сидевшая на месте секретаря полноватая молодая женщина по имени Светлана одновременно исполняла обязанности и бухгалтера, и кассира: отмечала в журнале, пересчитывала и складывала в ящик стола  доллары.
    Говорят, в школу  Базарова приезжают учиться не только из России, но даже из стран бывшего Советского Союза.
    Судя по физиономиям, здесь учатся разные люди… Внимательно рассмотрев их Салават испытал легкое разочарование: личностей с отблеском высокой души, большого ума или некой харизмы на лице практически не наблюдалось. Все были с вполне заурядной, даже серенькой внешностью. Салават предполагал, что в известную на всю страну школу космоэнергетики поступают учиться способные как Лилия люди, и наверняка, попадают сюда лишь после серьезного экзамена. Оказалось, для обучения здесь не нужно никакого таланта, у кого есть желание и деньги – тот и приходит…
    Если бы случайный прохожий забрел сюда и  прислушался к   разговорам здешних учеников - непременно бы решил, что очутился в сумасшедшем доме.
    Вот беседуют вышедшие на перемену:
    – Сначала я пробурила колодец до самого центра Земли. Потом открыла Фарун-Будду, вскрыла грудную клетку больного, поставила туда дренаж, включила моторчик и выкачала всю грязь  туда… – с жаром рассказывала неприглядная толстуха средних лет.
    Длинный и болезненно  худой  мужчина с сальными волосами серьезно полюбопытствовал:
    – А сама не забыла надеть панцирь?
    – Нет, как же я забуду…
    К странной беседе присоединилась молодая женщина несколько изможденного вида:
    – Было б надежнее, если б вошла в золотую пирамиду…
    – Но ведь золотая пирамида охраняет от зла из космоса… – с умным видом перебил ее длинный.
    – А потом открыла Фираст и обдала целительным душем, – закончила  рассказывать толстая женщина.
    – У тебя и Фираст есть? – поинтересовался мужчина, почесав волосы.
    – Да, я его еще весной  оплатила.
    – А почем весной давали Фираст? – заинтересовалась усталая женщина.
    – За триста долларов.
    – Нынче немного скинули цену: двести пятьдесят стоит, – заметил мужчина.
    – Если берешь сразу три-четыре канала, получаешь хорошую скидку. – сказала толстуха.
    Наконец, показалась и Лилия.
    – Все давно уже вышли на перемену, а ты куда запропастилась? – с тенью недовольства спросил Салават.
    – Были вопросы к учителю, поэтому задержалась…
    – Какие вопросы?
    – Потом скажу…
    Учеников позвали в аудиторию.
    – Ладно, осталось последнее занятие, подожди еще немного. – Лилия снова оставила мужа.
    Из аудитории вышел Джамиль Базаров. Это был человек среднего роста лет сорока пяти с длинными волосами, собранными в хвост на резинке. Усталое бледноватое лицо, синеватые губы. Видно, утомился, столько долларов тоже нелегко ему достаются…
    – Здравствуйте, Джамиль Петрович! – Салават встал с места, улыбнувшись, поздоровался с ним за руку.
    – Здравствуйте… – Базаров вопросительно вгляделся в него. – Вы приехали учиться?
    – Нет, привез жену.
    – Понятно… А откуда приехали?
    – Из Башкортостана.
    – Из Башкортостана?.. Кажется, оттуда еще никто не приезжал… – Базаров посмотрел на Светлану.
    Она тут же затараторила:
    – Да, Джамиль Петрович, из этой республики еще никто не приезжал учиться, жена этого господина записалась первой.
    – Хорошо, хорошо…
    – А вы, Джамиль Петрович, бывали у нас? – поинтересовался Салават.
    – К сожалению, нет.
    – Вам обязательно нужно увидеть наши края! Знаете, какие уникальные достопримечательности имеются в Башкортостане? Чего стоят только знаменитый древний городок Аркаим, а известная на весь мир пещера Шульганташ?! В пещере  сохранились рисунки, выполненные тридцать шесть тысяч лет назад. Я думаю, тайна этой пещеры до сих пор не раскрыта. Чтобы хоть немного понять ее чудеса, нужно  внимательно и несколько раз прочесть великий эпос башкир «Урал-батыр».
    У входа в Шульганташ - загадочное глубокое озеро. Туда пробовали нырять водолазы, но дна не достигли, погибли… Кто знает, может, в пещере имеются неоткрытые ранее третий, четвертый, пятый залы?.. Возможно, те самые сомати , которых описал Эрнст Мулдашев в книге «От кого мы произошли?» тоже сидят там в скрытых залах... – коротко рассказал Салават.
    Услышав имя Мулдашева, Базаров воодушевился:
    - В пещере Шульганташ есть сомати?.. – спросил он с живым интересом.
    Салават смутился от неожиданности:
    – Я не утверждаю, лишь предполагаю, что они могут находиться в неоткрытых пока залах пещеры…
    – А-а-а… – разочарованно протянул Базаров, – а я подумал, что в пещере Шульганташ и вправду сидят сомати из книги Мулдашева…
     Салават испытал неудобство, будто уличили его во лжи:
    – Могу лишь предположить такую вероятность. Если бы вы поехали в Шульганташ, то с помощью своих способностей, выяснили бы это…
    – Хорошо, мы подумаем о поездке. Спасибо за интересное предложение, – ответил Базаров, немного подумав, и пошел в аудиторию.
    После окончании  занятий поехали в Наро-Фоминский район Москвы,   к однокласснице Лилии. Всю дорогу говорили  о космоэнергетике.
    – Что это такое? Как она появилась в России?  Ваши учителя не похожи на шарлатанов? – выведывал у жены Салават.
    – Космоэнергетика – способ лечения болезней и очистки от энергетического загрязнения с помощью энергий из космоса.
    – Кем же посланы на Землю эти энергии?
    – Это чистые энергии, ниспосланные Всевышним для оздоровления человечества.
    – Но ведь Он  ниспослал человечеству религии, разве этого мало?
    – Видимо, в эпоху армагеддона этого недостаточно…
    – Откуда попала в нашу страну  космоэнергетика? Когда она возникла?
    – Тибетские монахи десятки лет проводили в групповой медитации, после чего Всевышний  ниспослал человечеству космоэнергетические каналы в виде целительных лучей. Во время Великой Отечественной войны с одной стороны – Гитлер, с другой – Сталин снарядили в Тибет экспедиции для получения этих каналов.
    – Гитлер и Сталин? Оба они были тиранами. А если эти каналы посланы темными силами, чтобы ввести человечество в заблуждение?..
    На лице Лилии отразился гнев:
    – Да нет же! Космоэнергетические каналы несут миру только добро: исцеляют почти от всех болезней, очищают от всякой грязи, избавляют людей от дурных, даже смертельных привычек – пьянства, наркомании. Как можно подумать, что эти каналы от темных сил?..
    – А в Россию…
    – В нашей стране метод космоэнергетики распространил Петров, он получил эти знания в Тибете.
    – Значит, Петров… Базарова этому методу тоже он научил?
    – Да, Петров – учитель Базарова, – подтвердила Лилия.
    – А где сейчас сам Петров? – продолжал допытываться Салават.
    – Говорят, Петров сейчас не занимается космоэнергетикой, прекратил свою  деятельность…
    – А-а, вон оно как… – Салават глубоко задумался. А мысленно предположил: «Может, Петров разочаровался в космоэнергетике?» Честно говоря, Салават пытался понять: верно ли утверждение Лилии и ее учителей, что эти энергии ниспосланы человечеству Богом?..
     После недельного обучения Лилия получила диплом и положенный каждому выпускнику лечебный канал под названием Фарун-Будда.   Вдобавок  приобрела  за отдельную плату каналы Миди, Гектас и Фираст.
    Оказалось, у космоэнергетов существует своя иерархия. Чтобы стать мастером нужно получить сорок каналов. Для этого необходимы десять тысяч долларов. Магистр же обязан владеть двумястами каналами. Есть и высшая  ступень - прогрессор.
    Разумеется, нельзя сразу получить степень мастера, сходу выложив учителям десять тысяч долларов. Надо еще научиться работать с принятыми каналами с помощью разных упражнений. С этой целью следует заниматься несколько раз в день. Кроме того, даже за неделю невозможно усвоить все каналы мастера. Если такой поток энергии ворвется в сознание неподготовленного человека…  он может сойти с ума. 
    Таким образом, Лилия вернулась из Москвы, как сама выразилась, став самым  первым космоэнергетом в республике. К тому же, сменила имя: теперь ее звать не Лилия, а Лилит. «Так велели свыше», – кратко объяснила она…
    Кстати, в столице она  в корне поменяла  взгляд на оплату своих услуг. Учителя Лилит объяснили просто: дескать, бесплатно – значит, «бес платит». Потому что за все и за любой труд необходимо платить. Даром ничего делать не надо, да и нельзя. По их мнению, в таком случае платит шайтан, а затем потребует за это непомерно высокую цену…

***
    По приезду из Москвы Салават занялся своими магазинами. Конечно, назначив ответственного человека, он каждый день звонил и справлялся о состоянии дел. Однако, как говорится, за глазами – что за горами: никто не будет стараться так, как если бы работал на себя.
    Вечером вернулся домой, а там опять вся в поту лежала и стонала Лилит. Сердце едва не выскочило из груди, он подбежал к ней:
    – Что с тобой?..
    – Ох-х, внутри меня… война идет… – Лилия облизнула пересохшие губы и выпученными от боли глазами уставилась на Салавата. Он испугался, как бы жена  с ума не сошла:
    – Что ты  говоришь? Какая  война?.. – В голове струхнувшего не на шутку мужчины уже который раз пронеслась мысль: «Какой же я глупец! И зачем только связался с этой Зульфией? Жил себе, горя не знал. Не было печали – черти накачали. Что теперь поделаешь, сам виноват. Остается только терпеть».
    – Ох-х, во мне, правда, идет война настоящая…
    – Объясни, что за война такая?
    –Ох-х, свои энергии, шаманство борются с каналами космоэнергетики!
    Оторопевший Салават не знал, что и сказать. Наконец пришел в чувство:
    – Но почему они не схватились еще там, в Москве?
    – Ох-х, наверно, решили  схитрить -  выжидали тихонько. Ведь в Москве рядом были сильные учителя, видимо, остерегались их…
    Противоборство в Лилит продолжалось три дня и три ночи. Потом резко прекратилось. Жена не могла сказать точно, кто кого одолел в этой «войне». Салават думает, что победили каналы космоэнергетики. Хотя,  как знать… Может быть, две разные энергии пришли к перемирию, приняли решение как-то уживаться, вести совместную деятельность… Однако Лилит после «трехдневной войны»  перестала в обрядах использовать бубен. Взяла в руки  столь дорогой её сердцу инструмент, с тоской, словно в утешение, погладила. Затем бережно завернув в чистую ткань спрятала в кладовку. Бывает, в некоторых трудных случаях с  сожалением вздыхает: «Эх, как силен был мой бубен, свои методы! Все хвори  как рукой снимала. А с каналами приходится работать дольше…»
    После учебы в Москве Лилит работает так: выстраивает посетителей в ряд, выключает свет и ставит специальную музыку. Затем прошептав секретные коды, открывает каналы космоэнергетики. Потом подходит к каждому – не прикасаясь, держит  ладони в нужных местах. Сеанс под каналами длится около часа.
    А то, что эти каналы  реальны, Салават каждый вечер видит своими глазами. Когда они ложатся спать, Лилит открывает Фираст – и он начинает ниспадать сверху в виде розовато-фиолетового потока, заполняя всю спальню. До открытия канала Салават из любопытства лежит, подняв обе руки ладонями вверх. Прошепчет Лилит код -   отчетливо видимые руки в течении нескольких секунд исчезают в  розово-фиолетовом тумане…
    Они не засыпают  сразу, подолгу лежат, беседуя. Вот и сегодня Салават завел разговор:
    –Как ты думаешь, почему Всевышний так жестко запретил прелюбодеяние, внес в ряд смертных грехов, даже поровняв с убийством?
    – В школе космоэнергетики нам рассказывали, что в момент слияния мужчины и женщины никах невидимой завесой прикрывает и оберегает их. Если они не в браке, то остаются без защиты и сильнейшую энергию, возникающую во время соития, забирают себе темные силы…
     Салавату стало не по себе: если это предположение верно, то сколько же сил высосали из него за всю жизнь?..  Помолчав, он продолжил: 
    – Может быть... А я понял так:  измена приводит к оскудению любви. Супруги остывают друг к другу, от их ссор и скандалов страдают дети. От этой напасти мучается не только семья, но и близкие родственники.
    – Вспомню время, когда ты путался с Зульфией, душа стынет. Как я смогла пережить такое, как с ума не сошла?..
    – Не дай бог…
    – Да, пусть убережет Аллах. А наши девочки до сих пор не могут простить тебя за Зульфию…
    – Простят ли  когда-нибудь?
    – Не знаю.
    – Я ведь осознал свои ошибки, оставил прелюбодеяние, ступил на верный, прямой путь…
     – Так-то оно так…
     – И не забывай: те страдания стали для тебя толчком к раскрытию целительских способностей. В борьбе с Зульфией ты нашла себя. А теперь своим даром исцеляешь людей, очищаешь их от колдовства и порчи, делаешь добро. В твоем случае подтвердилась теория диалектики Гегеля: борьба противоположностей – источник развития. Да, сложная штука жизнь – получается, иногда даже греховные действия могут подтолкнуть на верный путь?..
    – Выходит, что так, наш случай тому подтверждение. А знаешь, в чем мой самый священный долг? – с воодушевлением спросила Лилит.
    – Нет.
    – Я должна спасти наш род от влияния колдовского приворота деда Кинзягула. Мне нужно  разорвать цепь наказаний. Хватит, мы уже достаточно натерпелись за дедов грех.               
    – А это дело дозволенное?
    – Вчера как раз Кинзягул-олатай  приснился. Сказал, что только я смогу избавить нашу родню от бесчисленных наказаний.
    –  Пусть будет к добру твой сон…
    – Аминь. И еще сегодня ниспослали очень важную информацию:               
               
решено дать тебе посвящение .
    – Что за посвящение?.. – растерялся Салават.
    – Высокое посвящение. За то, что смог обуздать свои пагубные страсти, перешел на сторону добра и борешься против зла, тебе решено дать очень высокое посвящение.
    – Что это значит?
    – Я еще и сама полностью не вникла. Что велели – то и передаю тебе. Смысл этого посвящения рано или поздно поймешь сам. А сейчас просто должен с благодарностью принять его.
    – Каким образом?
    – Нужно стоять под каналами космоэнергетики для очищения. Пока полностью не очистишься духовно, высокое посвящение принять не сможешь.
    Вспомнив о своих бизнес- планах, Салават снова спросил:
    – И долго мне придется чиститься?
    – Каждый день по полтора часа на протяжении двух недель.
    – Хорошо, согласен. Когда начнем?
    – Завтра же.
    С началом знахарской деятельности, почему-то тело Лилии стало холоднее. Салават хорошо помнит: прежде она была гораздо теплее…       А отношения между ними, напротив, потеплели. Чувства друг к другу, спугнутые бесконечными скандалами и скрывшиеся глубоко в душе, снова всплыли на поверхность, перешли на новый уровень.
    А Салават переживал, что после такого кризиса  они уже не смогут  поладить меж собой.  Оказалось, сердце и разум могут проложить мостик между супругами. Лишь дочери до сих пор не прощают отца: на помирившихся после разлада родителей смотрят искоса. Не могут принять, что мать простила его.
    А с Рустамом происходит что-то непонятное. Салават помог сыну поступить в университет, но он не занимался, приходил подвыпивший, грубил матери. Мало того,  начал подворовывать из дома деньги: если отец не успевал положить в сейф – стягивал из каждой пачки по одной-две купюры. Из-за сына Салават несколько раз попадал в неловкое положение перед давними деловыми партнерами. Те после звонят и говорят, мол, в вашей пачке недоставало купюр. Ведь, чтобы избежать непосильных налогов, нынче, в основном, приходится иметь дело с наличными. Салават был в смятении, не знал, как повлиять на сына, увещевания и нотации ничуть не помогали.
    А жена винила в этом только  его: «Сколько семейных денег ты извел на любовниц! Вот, сын повторяет тебя...». Когда Салават в отчаянии возражал: «Но я же остепенился, встал на прямой путь! Сколько можно расплачиваться за прошлые ошибки?!», Лилит лишь пожимала плечами.
    Позже вскрылась еще одна выходка Рустама:  он повидался с Зульфией и вместе с ней пил пиво. Еще когда отец путался с ней, она позвонила Рустаму и позвала, а он тотчас побежал. Похоже, Зульфия хотела найти в его лице союзника. А Лилит утверждает:  она добавила в  пиво зелье, чтобы Рустам пристрастился к выпивке и полностью сбился с пути… Узнав об их встрече, мать продержала сына несколько часов под каналами.
ГЛАВА ТРЕТЬЯ
    Хорошо помня, что сегодня первый день подготовки к посвящению, Салават пришел домой пораньше. Тщательно умывшись, встал в центре гостиной и зажмурился. Под каналами обязательно нужно стоять с закрытыми глазами. Он был взволнован.
    Лилит поставила специфическую музыку. Прошептав коды, открыла каналы и приблизила ладони к его груди. Почти сразу из ладоней пошло тепло. Активизировав, как она объяснила потом,  одну за другой все чакры,  отошла от мужа и села на диван.
    Салават начал медленно покачиваться в такт приятной мелодии, будто в ласковых волнах моря…
     И накатили думы, словно безудержные волны, набегая  друг на друга.… «Верчусь как белка в колесе. Ни на миг не останавливается колесо жизни. День бежит за днем, неделя за неделей, месяц за месяцем. Аргамак по имени Время мчится так быстро, что не угонишься за ним, не настигнешь, не вернешь. В силах ли кто-нибудь обуздать этого аргамака, который будто испугавшись чего-то, понесла колесницу бытия в неведомые дали?..
    Скоро семь лет, как мы вернулись в город. Все эти годы, гоняясь за деньгами, все больше отдаляюсь от чудесного мира творчества. Вначале мучился, чувствуя себя виноватым. Позже привык утешать себя, мол, завершу очередную сделку и возьмусь за картину. А пламя в сердце все слабеет. А какие удивительные, дивные сны мне снились? В тех снах я лил слёзы радости. Сколько фантазии, скрытого смысла в них было!.. Как же часто моя муза приходили ко мне во сне, призывая к творчеству…
    Утром Лилит сказала: свыше передали - не примешься за картины, Всевышний лишит тебя таланта. Слова жены обожгли мое сердце. О, Господь, прошу, отсрочь свое решение!  Я вернусь к живописи. Оправдаю надежды, исполню возложенный на меня долг, напишу произведения, которые могу создать только я.
    О, Всемилостивый, безгранично благодарю Тебя за то, что сотворил меня, спасибо за жену и детей моих.
    Я всегда знал: отход от своего призвания - это большая трагедия. Ведь оно всегда было первично для меня. Даже семью я ставил лишь на второе место. Если семья – цель насущная, первоцель, то любимое дело – цель основная,  истинная. Однако его величество капитализм на золотом тельце, перевернув все вверх тормашками, в одночасье передвинул семью на первое место. Будучи мужчиной, я не мог позволить, чтобы мои близкие жили в нищете.
    Творчество требует, чтоб душа, сердце и ум были возложены на его алтарь и  жизнь была посвящена  ему. Не получая сих жертв, оно не дает хороших плодов. Золотой телец жаждет такой же цены. Оба они не довольствуются малым…
    Мне велено вернуться к живописи… Да, это мое сокровенное желание. Ведь я мечтаю о творчестве, словно заблудившийся в пустыне жаждущий путник, исстрадавшийся по глотку воды. Сладостные муки и пьянящие радости творчества  были высочайшими наслаждениями  для меня. Они выше, пожалуй, самых ярких блаженств и соблазнов бренного мира. Создавая  произведения, я испытывал глубочайшее удовлетворение, внутреннее ликование, духовный подъем. Окрыленная душа моя будто взлетала в горние выси...
    Доведется ли мне вновь испытать счастье творчества? Сейчас не лучшее время для начала важного дела – луна идет на убыль. Новолуние через две недели. Вот тогда и решусь, встану за мольберт. Понимаю, после многолетнего перерыва  трудно будет окунуться в творческую стихию. Ведь я не могу писать как другие, когда захочу. Перед тем как начать, долго настраиваю  душу и сердце на нужную волну.
    Эх, написать бы все, что пожелаю - без оглядки, невзирая не на чье мнение! Самый суровый цензор для меня, конечно, Лилит… Ясно, как божий день, она растолкует все по-своему, будет ревновать и обижаться. А раз я опасаюсь своими картинами обидеть жену, выходит, не достиг еще творческой свободы. Разве возможно не имея внутренней свободы подняться до уровня истинного художника и создать великие произведения?.. Напишу ли  когда-нибудь портрет своей первой любви - Земфиры? Я ведь всю жизнь мечтал об этом.
    Биография моя так сложна и богата событиями. Поэтому память души многогранна, а жизненный опыт – уникален. Сюжетов столько, что за всю жизнь не переписать. Надо найти те этюды и положить на самое видное место. Чтобы вернуться в творческую колею, начну с них…
    Бизнес…Золотой телец не желает отпускать меня, крепко держит. Не подчинит ли он меня полностью и не заставит  всю жизнь гнаться за собой? Чтоб окончательно запутать, лишить дара и оставить с носом. Нельзя этого допустить. А если налажу дело как часы, найму надежного управляющего? Тогда смогу одновременно заниматься и любимым делом?
    В любом случае, я должен вернуться к своему призванию и смыслу жизни – к творчеству, обязан выполнить миссию, возложенную на меня…»
    Вдруг что-то начало яростно трясти Салавата, до того чувствующего себя как в челне, покачивающемся на ласковых  волнах. Будто в море поднялся  неожиданный шторм. Это продолжалось минут пятнадцать, пока сеанс не закончился. 
    Салават, кряхтя, сел на диван. Смахнув со лба пот, проговорил:
    – Ну и задали мне трёпку – растрясли вовсю.
    – Свыше объяснили, тормошат для очищения от накопленной грязи, грехов, измен твоих, чтобы вернуть тебя к своей сути, – пояснила Лилит.
    – Так и будут трясти две недели?
    – Может быть…
    Так прошел первый день подготовки Салавата к посвящению.
***
    На следующий день он снова вернулся пораньше. Приготовившись, встал под канал, закрыл глаза и начал покачиваться под музыку, пронизывающую душу. Перед глазами прошли воспоминания детства, бережно хранимые в памяти всю  жизнь.
    В доме ослепительно светло. Салават лежит в колыбели. Он чувствует легкость и негу во всем теле. Но чуть погодя ему становится одиноко. Потому что хочется прижаться к матери, спящей на топчане…
    Салават в той же люльке. Каждый, кто входит в дом, радостно улыбается и жмет ему нос, шутливо приговаривая:«Курносый!» А Салавату это так не нравится…
    Много-много лет спустя мать сказала: «В младенчестве ты был слишком курносым. Мы с соседками сжимали тебе нос и придали-таки нормальную форму».
    Вот Салават сидит у окна, наблюдая за мальчишками, с шумом и гвалтом играющими на улице. День ясный, погожий. В большой луже  плавают льдинки. Один  мальчик нагнулся, поднял «стекляшку» льда, и она ярко засверкала под лучами солнца. Он попробовал льдинку на вкус, нахмурился и выбросил. Затем приметив Салавата, подошел к окну, поглядел немного и с возгласом « Та-а!» скорчил  рожицу…               
   На следующий день и Салавата вывели  на улицу. Мама отвлеклась на что-то, а  он прямиком прошлепал по луже. Прохладная вода, приятно охлаждая ноги, просочилась сквозь ботинки...
    Когда дни совсем потеплели,  перед домом зазеленела трава, зацвели одуванчики. Салават вышел на улицу и увидев маленьких гусят цвета солнца, просто обомлел. Гусята беспрестанно пикали и старательно щипали травку. Они показались ему удивительно красивыми. Папаша-гусь, вне себя от радости, плясал на старом подносе с зерном. Крохотные солнечные комочки заворожили Салавата. Он сам не заметил, как очутился рядом с гусятами и потянулся к ним. Увидев это, гусак тут же забыл про  танец, распростер крылья, вытянул длинную шею, и громко гогоча, яростно набросился на него. Полуторогодовалому Салавату он показался огромным и страшным зверем. Гусак исклевал до крови лицо, шею и руки Салавата. А он не мог противостоять или убежать. Хорошо еще, выбежала из дома бабушка и вырвала его у свирепого гусака…
    Как только следы от гусиного клюва немного зажили, Салават снова выбрался на улицу. Погуляв по подворью, зашел в чулан и остолбенел – там лежал гусенок! Смерть птенца, так похожего на живой комочек солнца,  потрясла Салавата.  Как же так? Ведь он только вчера  с радостным пиканьем клевал зеленую травку! Жалея бедного гусенка, он с плачем побежал домой…
     У Салавата есть друг по имени Гали. Мальчишки постарше кличут его «Бэлиш» , а отец величает «Гали-батыр». Когда они подружились, Гали еще не ходил. Салават его научил ходить. Вот они вдвоем играют во дворе.
    – А я петь научился! – делится  радостью Салават. – Вот послушай: ля-ля-ля, ля-ля-ля… Давай, и тебя научу, повторяй за мной: ля-ля-ля…
     - Ля-ля-ля,- повторяет Гали, но у него получается плохо, будто во рту кашу варит.
    – Ладно, не пой – не умеешь.- Останавливает его Салават. Другу это не нравится.
    – Зато я мателиться умею!
    – Ну-ка, как?
    – Вот так: мать твою! – Гали с торжествующим видом скалит зубы. – От папы слысал. Он вчела пьяный плисол.
    Салават задумался: выходит, папы это такие дяденьки, которые ходят пьяные и матерятся?.. Он еще не видел своего отца. Но хорошо помнит, как бабушка похлопала его по спине и сказала: «Из-за распутного  папаши еще до рождения остался ты безотцовщиной, дитя мое».
    Вскоре Салават впервые увидел отца. Мать обливала его водой на каменном крыльце перед чуланом. Ему было немного зябко, поэтому это занятие не нравилось. Салават до сих пор помнит легкую прохладу того летнего вечера, свежесть воздуха, и какой-то негромкий гул вокруг.
    Наконец, мать подхватила его  и занесла домой. Салават вырвался из    ее рук, спрятался  под топчан и начал дразниться: «Кунакяс! Кунакяс!» Это было мамино прозвище. Позже он узнал, что из-за полноты в детстве бабушка ласково называла ее «коренастенькая как бочонок – кунакяс». Кое-кто это услышал, так и прилепилось прозвище к  матери.
    И тут в дом кто-то вошел. Обернувшись посмотреть, кто там, мать позвала Салавата:
    – Выходи, тебя пришел повидать отец.
    Салават припомнив слова друга Гали, испытующе поглядел  из-под топчана на вошедшего. Он понравился ему: не пьяный, не матерится… Заметив прикрепленную к отцовскому пиджаку блестящую штуку, уставился на нее. Отец взял его на руки, приласкал, а Салават все не отводил глаз от блестящей вещицы.
    Позднее мать объснила, что приглянувшая ему блестяшка - это значок «Дружба». Когда отец ушел, она спросила:
    – Ты хочешь, чтобы папа приходил снова?
    – Пусть приходит, – Салават представил себе  красивый значок  и подумал про себя: «Так вот они оказывается какие, папы…»
    Солнечный  летний день. Ласково веет теплый ветер. Они идут втроем по проселочной дороге. Недавно мама вышла замуж и отчим Шагидулла забирает их в свой аул. Салавату четыре с половиной лет, он еще не ходил пешком так далеко,  ему тяжеловато.
    – Путь недалекий, всего восемь верст, – успокаивает отчим. Чтобы подбодрить Салавата, показывает рукой на высокую гору:
    – Смотри, это Шахтау.
    Салават изумленно смотрит на Шахтау. Он еще никогда не видел такой высоченной горы. Вот это да! А на горе ездят маленькие игрушечные машинки.
    – Там ездят игрушечные машинки! – обрадовался Салават.
    – Это настоящие машины - «Белазы», Они возят камни Шахтау в город, – объясняет Шагидулла-атай.
    –Настоящие машины бывают большие, – недоверчиво возразил Салават.
    – Эти машины тоже огромные, каждый по шестьдесят тонн. Просто они очень высоко, вот и кажутся игрушечными.
    Салават был в восторге, хотя разумом пока не мог воспринять слова Шагидуллы-атая.
    – Ладно, надо торопиться домой. – Отчим посадил его на плечи и зашагал вперед.
    Салавату эта дорога показалась бесконечно долгой. Наконец, они добрались. Перед тем, как зайти в дом, мама научила его:
    – Улым, тут нас встретит одна бабушка. Как зайдем, ты подойди к ней и поздоровайся, скажи: «Здравствуй, олясэй! », хорошо?..
    – У меня же есть олясэй, она осталась в нашем ауле, – возразил Салават.
    – Ну, да. Но тебе же не трудно  сказать «здравствуй, олясэй», пусть здесь будет еще одна бабушка.
    Салават кивнул в знак согласия. Зайдя в дом, он протопал прямиком к встречавшей их пожилой женщине и сказал:– Здравствуй, олясэй!
    Она с некоторым удивлением посмотрела на него:
    – Я же тебе не олясэй…
    Не очень приветливо встретила их бабушка Уммикамал, но  вскоре  приняла Салавата: потчевала вкусненьким, парила и мыла в бане, водила в гости в соседний аул к дочери. У нее были родные внуки и внучки, но Салавата она любила больше.
    Отчим тоже относился к нему как к родному: всюду водил с собой, мастерил ему свистульки и деревянные игрушки. Приляжет днем после трудов отдохнуть – Салават тут как тут. Однако мать предупредила: начнет Шагидулла-атай биться  в конвульсиях – сразу посторонись от него, чтоб в припадке нечаянно не задушил тебя. Он при приступах эпилепсии не помнил себя, дергался и корчился, пускал изо рта белую пену. Припадки могли случиться с ним в любое время и в любом месте.
    Недавно это произошло с отчимом во время купания. Он задергал руками-ногами и начал тонуть. Детвора с визгом ринулась на берег. А выбравшись, принялись смеяться, показывая пальцем на барахтающегося на мелководье  Шагидуллу-атая. А пятилетний Салават, не зная как помочь отчиму, с плачем метался на берегу. Наконец, парнишка постарше отделился от толпы зевак, неспешно вошел в воду и вытащил Шагидуллу-атая. Чуть отлежавшегося отчима вырвало водой, затем он пришел в себя.
    Ослепительно ясный день.  Отчим с Салаватом, взявшись за руки, идут в конный двор. Им нужна лошадь, чтобы съездить за сеном. У Салавата приподнятое настроение, ведь он обожает лошадей. Мечтает, что когда-нибудь и у них появится собственный конь.
    – Шагидулла-атай, а когда мы возьмем лошадь?
    – За ней и идем…
    – Нет, когда у нас будет своя коняшка?
    – Государство не разрешает держать лошадей
    – А почему?
    – Кто его знает…
    Салавату пришла в голову отличная мысль, он обрадованно выпалил:
    – Тогда купим маленького жеребенка!
    – Жеребенка тоже нельзя…
    Салават задумался, представил себе государство в виде злобного старика, грозящего всем пальцем. Затем спросил:
    – А мы сейчас возьмем рыжую лошадь или вороную?
    – Какую дадут, ту и возьмем.
    Но конюхи отказали Шагидулле-атаю. Отчиму это не понравилось, не таков он был, чтобы отступаться от задуманного. Подумав немного, сказал: – Значит, нет для меня рабочей лошади? Тогда запрягу вороного жеребца бригадира! – Отчим решительно зашагал в конюшню. Конюхи испуганно всплеснули руками, побежали к нему, окружили:
    – Не вздумай тронуть вороного, бригадир из нас душу вытрясет!
    – Бригадир не бай какой-нибудь, не ему одному на вороном гарцевать!
    Конюхи схватили его за руки, но Шагидулла-атай рассердился и вмиг расшвырял их. Больно вспыльчив он нравом – чуть что не по нему -  сразу сжимал кулаки.
    Тут появился бригадир колхоза Амир-агай. Он – огромный человек с багровым лицом и тяжелым взглядом, сильно смахивающий на быка.
    – Ты зачем их бьешь?! – Амир-агай потянулся, чтобы схватить Шагидулу-атая за ворот, но получил такой удар, от которого грохнулся оземь.
    – Сейчас же прекрати драться, я милицию вызову! – закричал невесть откуда взявшийся председатель сельсовета Миннигали-агай. В ответ отчим ударил его наотмашь. Представитель местной власти смешно кувыркнулся. Тут все разом – человек десять – с руганью и грубыми окриками набросились на него. Но один за другим, будто резиновые мячи, отлетали от разящих кулаков Шагидуллы-атая. Нападающих становилось все больше, шума громче, тем не менее, никак не могли управиться с ним. Войдя в раж, отчим лупил противников без всякой пощады. Салавата тоже охватил дикий азарт: размахивая маленькими кулачками, он смешно носился среди дерущихся со свирепым лицом, выкрикивая что-то, но его никто не слышал.
    Пронзительно просигналив, подъехала машина «УАЗ» и из нее выскочили четыре милиционера. Они подбежали к Шагидулле-атаю, один из них сказал ему:
    – Рамазанов, ты почему нарушаешь порядок? Вон, рука уже в крови. Ну-ка, покажи…
    – Вот, – отчим доверчиво вытянул руки, а милиционер заученным движением мгновенно надел на него наручники.
    – А-ах,  вот ты как! – Шагидулла-атай  прямо в наручниках начал драться с милиционерами. Бригадир, сельсоветчик и конюхи бросились им на выручку. Однако даже всей толпой не смогли запихнуть Шагидуллу-атая в «УАЗик».
    Салават в слезах метался рядом, но ничем не мог помочь отчиму.
    – Принесите аркан! – заорал бригадир. Один из конюхов подбежал с арканом. Шагидуллу-атая повязали, только все равно не смогли затолкать в машину. Не имея возможности пошевелить руками -ногами, он  бодался головой и кусался.
    Принеся еще один аркан, его полностью «запеленали» и всей толпой забросили в кузов грузовика. В кабину сел председатель сельсовета и машина тронулась. За ними поехал «УАЗ» с милиционерами.
    А зареванный Салават побежал за поднявшими серую пыль машинами…

***
    Мать рассказывала позже, что Шагидуллу-атая тогда посадили в городскую  тюрьму. На семнадцатый день отсидки, когда он избивал надзирателей ,  с ним случился приступ. Выявив эпилепсию, его отправили в уфимскую психбольницу.
    Отчим вернулся домой  через два месяца. Хоть и среднего роста, он был плотного телосложения, а теперь еще больше пополнел.
    – Казенная еда тебе на пользу пошла, – заметила мать. Отчим с улыбкой ответил:
    –Девяносто шесть кило набрал на дармовых пайках …
    После этих воспоминаний, почему-то  перед глазами на миг возникла бутылка водки и мысли потекли в другом направлении: « Почему я так шалею от выпивки?.. Еще в старших классах, лишь начиная пробовать спиртное на дружеских сборищах, я после этого всегда буйствовал напропалую. Хмель будил дремлющую глубоко в  подсознании агрессию, толкал на бессмысленные драки. А на другой день так было погано на душе от того, что кого-то несправедливо обидел. Значит, нельзя мне пить. Надо было уже тогда сделать этот вывод…
    А как я сумасбродил на проводах в армию Наиля по кличке Комиссар? Ударил в лицо спокойно игравшего на гармошке Ильдара так, что инструмент выпал у него из рук. Саданул в челюсть  заступившемуся за него Камилю. Еще один попытался было образумить меня, но получил удар ногой со свирепым криком «Киай!». Увидев, что я как с цепи сорвался, парни постарше собрались в кучку и горячо о чем-то заговорили. Разумеется, они правы: я поднял руку на тех, кто старше, теперь они собираются наказать меня. Я нащупал в кармане складной нож - «Лисичку». Тут подошел друг мой Рафис и предупредил, что старшие парни намерены разобраться со мной. А  я, глупец, ни с того, ни с сего ударил лучшего друга. Известный на весь аул драчун Рафис тут же дал мне отпор -  грохнул об забор. Я обнял его: наконец-то нашелся тот, кто оказал мне достойное сопротивление. Рафис слабее меня физически, хоть и старше на  год. Но мне и в голову не приходило затеять  с ним потасовку. Просто сам не заметил, как ударил сгоряча. Ведь мы дружим  с пятилетнего возраста. Правда, бились мы с ним многократно в боксерских перчатках. Но это же не в счет.  Рафис не так  силен, но поразительно ловок, бесстрашен и  крепок духом. Он  никого не боялся, в драках всегда побеждал. Был яростен и стремителен как рысь.
    Прошедшие армию старшие парни посмотрели на нас исподлобья, но не стали связываться. По правде говоря, зная о воинственном нраве Рафиса и его родных братьев, а меня считая опасным городским жуликом, они нас побаиваются.
    А что я вытворял, когда на рассвете поехали провожать Наиля в город! Семнадцатилетний салага, я ходил по вокзальной площади, полной народа, размахивая «Лисичкой». А ведь там, в сторонке, стояли в ряд десятки милицейских машин. Как так получилось, что блюстители порядка не заметили меня? Кабы увидели – несдобровать бы мне тогда…
    В тот раз я особо распоясался от беспрестанной боли на душе: недавно потерял свою первую любовь, в которой просто души не чаял. Бросила меня Земфира и смысл моей жизни улетучился как утренний туман. Потому я решил для себя: погасло мое солнце, не видать мне счастья без нее. Значит,  никуда не стоит стремиться, остается плыть по течению, пить, курить и лезть на рожон.
    В бестолковой юности много было выходок, не вмещающихся в рамки закона. Хорошо еще, не угодил за решетку. Ведь некоторые из друзей загремели в тюрьму. Несколько сверстников,  попав туда, не смогли  выйти на свободу, там и сгинули. А меня же некая сила оберегала всегда. Аллах берег. Это я понял лишь многие годы спустя.
    О,Всемилостивый, спасибо Тебе за все…
    Прочитал где-то, что Вселенная – безграничное информационно-энергетическое пространство. Может быть, в нем прошлое, настоящее и будущее  находятся одновременно?.. Жаль,  многого не знаю. Вернее, совершенно  не смыслю в этих тонких и сложных материях. Как мне кажется, кое-что понимаю интуитивно. Для получения настоящих познаний  необходимы чистота сердца и  развитие духа.
    Насколько же я запятнал  душу  за последние годы!.. Проводя драгоценное время в объятиях чужих женщин, общаясь с дельцами, чиновниками, милиционерами и рэкетирами, скандаля и ругаясь,  поистрепался и огрубел. Увы, в нашем обществе пока не добыть для семьи теплого места под солнцем, не показав клыки и когти. Живя среди волков, приходится выть по-волчьи. Как бы мне хотелось скорее очиститься от этой наносной грязи и прийти к покаянию.
    Что же со мной происходит? Набираюсь жизненного опыта,  необходимого как воздух творческому человеку или иду по  ложному пути? Пишут, что Всевышний дал человеку право выбора: делай, что хочешь, но за все будешь отвечать. Об этом можно было бы написать картину «Распутник». Быть может, создам произведение, которое станет предупреждением в нашу эпоху вседозволенности…
    Как же чиста была моя душа, как светлы были чувства, как высоки были помыслы, когда  жил в ауле после университета! Охваченный эйфорией чудесной стихии творчества, испытывая высочайшее наслаждение, я вдохновенно писал свои произведения. Испытаю ли вновь настолько же сильные и тонкие переживания, такой же расцвет духа и счастье творчества?.. И что бы со мной сталось тогда в госпитали, если б не начал писать афганские этюды?..
    Всемилостивый, прошу, не лишай меня счастья творить!
    Помоги воплотить в жизнь мои добрые помыслы: мечтаю построить в родном ауле мечеть. Если сумею достичь этой цели, в память бабушки Гульфаризы дал бы мечети ее имя. Хорошим человеком она была, пусть земля  ей  будет пухом, а душа пребудет в раю.
    Хочу помочь детям-сиротам. Не ожидая взамен ни благодарности, ни похвалы, буду делать как можно больше добра. А самое главное – я должен начать писать. О, Всевышний, помоги мне возвратиться к творчеству!».
    Внезапно Салавата,  медленно покачивающегося под музыку, снова начала трясти неведомая сила. Промучившись  около двадцати минут, он увидел возникших перед собой давних предков, скачущих на горячих конях с саблями наголо на царских солдат. Мчавшийся впереди войска на белом коне отважный всадник показался ему знакомым и близким человеком. Вскоре воины пропали из виду. Затем  долго показывали ему младенца в колыбели, качающейся на разлапистой ветке дерева.
                ***
    Сегодня у Лилит много посетителей. Ей пришлось разделить людей на три группы и провести сеансы по очереди. После всех она поставила под каналы  Салавата.
    Он постоял немного с закрытыми глазами, покачиваясь под музыку, затем его заставили долго вращать правой рукой справа налево. Потом  вытянутую  вперед правую руку начали каким-то образом «обрабатывать». Салават воспринял это как очищение.
    Некоторое время спустя перед мысленным взором показалось перо. Когда оно исчезло, Салават стал непроизвольно двигаться: руки медленно поднимались вверх и опускались. Вот он  с поднятыми руками сильно откинулся назад и «смотрел» закрытыми глазами вверх. Чуть погодя, невольно наклонился.
    Долго постояв с опущенной головой,  снова выпрямился, и перед ним, озаряя все вокруг, дважды промелькнула огромная золотая птица. Увидев ее третий раз, Салават понял -  это  птица счастья  Хумай , и душу объяло чувство радости. Он вспомнил прочитанное когда-то, что увидеть хотя бы тень птицы Хумай – огромное счастье. Такая удача выпадает лишь редким счастливцам. Заставили трижды произнести «аминь» и выполнить упражнения из йоги. Затем понудили медленно встать на колени и припасть  лбом к полу. Салават обратился с мольбой к Богу: «О, Всемилостивый, прошу, прости мне мои прегрешения, совершенные с умыслом и без умысла! Безгранично благодарю Тебя за милосердие ко мне. Даруй счастье моей семье и детям. Сделай так, чтобы открывшиеся в Лилит способности были к добру. Избавь мой народ от пьянства и других мерзостей, освети их души лучами веры и выведи на праведный путь! Помоги  мне не сбиться с найденного прямого пути, даруй твердость духа, силу и разум, дозволь очиститься с помощью этих каналов от грехов, утвердиться в вере, делать людям больше добра и прожить на белом свете с честью и достоинством!
    Дай возможность служить Тебе своим творчеством, дозволь внести вклад в возвращение людей к добру и вере. Прошу, помоги мне развить дух и стать ближе в Тебе!»
    После окончания сеанса они долго говорили с Лилит. Несмотря на усталость, жена тоже испытывала волнение:
    – Сегодня было много информации свыше. Самое важное, поставив на колени, заставили тебя покаяться. Показали и толпу голых женщин, твоих бывших любовниц. Каждая из них пробежала по тебе, топча ногами. А ты руками разверз грязь и вырвался к свету. Сказали, что будем вместе и на том свете… Еще показали вот что: стоишь с лавровым венком на голове возле множества картин и рядов книг, держа в руках перо. Ты – духовный лидер своего народа… Сверху посыпались золотые монеты и сказали, что к нам придет богатство, но надо его выдержать достойно. – Лилит задумалась. Лицо Салавата посветлело:
    – Да, сегодняшний сеанс был удивительным, чудесным, полным глубокого смысла. Лишь бы указанные мне знаки исполнились, пусть они будут к добру. А может, это и есть посвящение?
    – Нет, тебе еще следует хорошенько очиститься.
    Салават поделился  радостью:
    – Я видел птицу  Хумай!..
    Лилит тоже обрадовалась:
    – Дай-то Бог, ведь птицу счастья могут увидеть лишь избранные Всевышним люди…
    – Если то, что нам показали, правда – то мы очень счастливы… – сказал Салават, все еще не смея поверить в близкую возможность счастья.
    – Ну, конечно, правда! – убежденно подхватила Лилит. Она  всегда была уверена в себе и никогда не сомневалась в своей правоте. –  Да, чуть не забыла, когда  подумала: «Спасибо, что пытаетесь сделать из моего мужа человека», мне телепатически ответили: «Наоборот, мы избавляем его от человеческого…»
    Слова Лилит потрясли Салавата. Это был серьезный выпад против всего человечества. Справедлив ли он? Как не крути, есть в нем доля правды: прогресс идет семимильными шагами, а мы не становимся лучше. Уже близится конец, а люди все беспощаднее друг к другу…
    Салават снова обратился с мольбой к Богу: «О, Всевышний, я тоже представитель рода человеческого и уже по уши погряз в грехах. Кроме грехов, совершал и преступления: еще подростками несколько раз   взламывали с приятелями  торговые киоски. Очень нужны были деньги на кино и мороженое.  Особенно на фильмы «Бродяга» и «Генералы песчаных карьеров», которые мы пересматривали десятки раз. А в юности пили и хулиганили с друзьями. Самоутверждались. Став предпринимателем, проводил сделки через фальшивые фирмы. Убегая от неподъемных налогов, хотел избежать банкротства.  А  на деле, получается, воровал. Да, в эпоху дикого бизнеса девяностых годов так поступали все предприниматели. Стремясь расчистить для семьи тепленькое место под солнцем, не кормил ли я детей своих харамом, неправедно добытой пищей? Не даст ли потом этот харам ядовитые плоды? Как же быть? Пальцами шевельнешь – грех, за что ни возьмись – преступление…
    К стыду своему, кроме законов людских, нарушал  я  и  Твои  повеления. Возможно, из ниспосланных через пророка Моисея десяти заповедей не нарушил лишь одну – «Не убий!»…
    А Афганистан?.. Командиры втолковывали нам, что уничтожение врагов на войне не считается за убийство, здесь – либо ты, либо тебя... Мы называли их «душманы», «духи» или «моджахеды». А были ли они врагами на самом деле?»
    В памяти всплыло одно из афганских событий. Во время короткого привала дозорные приволокли в лагерь захваченного в плен душмана. Командир группы, рыжеволосый старшина Копытов встретил их в бешенстве:
    – Зачем нам понадобился этот дух?! – вскинулся он на солдат, брызжа слюной.
    Салават растерянно ответил:
    – Как вернемся, отправим в штаб, может, выдаст полезные сведения.
    – Надо еще выжить… И как вы собираетесь таскать его с собой? А если заорет и  выдаст нас?
    – Мы ему заткнули рот бинтами… – начал было оправдываться второй солдат, но старшина еще злобнее прошипел, выкатив глаза:
    – Тьфу, тупые! Так и думал: пожалели чурку, не замочили… Ладно, хватит лясы точить! Кто взял этого душмана в плен?
    – Салават. – Простодушно выпалил тот солдат.
    – Байгазин! Долбани его прикладом по башке, да столкни со скалы в пропасть. Не вздумай стрелять, душманы услышат…
    Салават замешкался. Наконец, сразу охрипшим голосом проговорил:
    – Он же… пленный!..
    Старшина сверкнул глазами:
    – Ну и что?! Нам теперь из-за него головами своими рисковать?! Байгазин, выполняй приказ!
    Опешившие солдаты уставились на них.
    – Он же пленный!.. – повторил Салават. У него внезапно пересохло в горле.
    – Выполняй приказ! – Командир направил на него дуло автомата. После тягостного молчания, Салават твердо ответил:
    – Не имеем права убивать пленного!
    – Байгазин, не выполнишь команду – загремишь под трибунал! – Старшина Копытов от ярости закашлялся. Наконец, смачно сплюнул и, прицелившись в Салавата, грозно предупредил: – Байгазин! Не повинуешься приказу, расстреляю тебя безо всякого трибунала! – Копытов хорошо понимал: не заставит подчиниться - уронит авторитет перед солдатами. Потому и так вскипел. Салават тоже вышел из себя: обеими руками разорвав на груди тельняшку, уставился на Копытова с налившимися кровью глазами и грозно зарычал:
    – Думаешь, напугал?! На, стреляй!!!
    Копытов, не отводя от него горящего лютой злобой взгляда, процедил:
    – Не расстреляю, но под трибунал – обязательно пойдешь! – резко повернувшись, он с силой ударил пленного прикладом по голове и скомандовал: – Швырните в пропасть!
    Солдаты поспешили сбросить дергающегося в предсмертных конвульсиях пленного со скалы. В этот момент послышались звуки выстрелов: их начал атаковать довольно большой отряд душманов.
    – Дождались, таки… – Старшина грязно выругался и стал давать приказ за приказом: – Занять позицию! Приготовиться к бою! Огонь!
    Мощный огонь вынудил душманов затаиться за камнями. Воспользовавшись краткой передышкой, Салават крикнул Копытову:
    – Старшина! Уводи группу, я прикрою!
    Копытов посмотрел на него с ненавистью и криво ухмыльнулся:
    – Слушайте мою команду: открываем по врагу дружный огонь и уходим! Байгазин, остаешься в прикрытии!
    После кратковременного обстрела душманов, все, кроме Копытова, кто дружеским кивком, кто помахав рукой, попрощались с Салаватом  и группа покинула позицию. Почуяв, что огонь противника ослаб, душманы зашевелились, громкими окриками  подбадривая друг друга  поднялись и пошли  в  атаку. Салават длинными очередями опустошил рожок, положил автомат рядом  и начал метать гранаты. После взрывов быстренько схватив автомат, вставил новый рожок. Вдруг все перед ним вспыхнуло ярко-красным пламенем, мощная и горячая воздушная волна смахнула его с земли как пушинку и отбросила на голые камни.
    В сознании Салавата снова заметались мысли: «Считается ли мое участие в афганском кровопролитии убийством?!.Нарушал ли я божественную заповедь «Не убий!», или нет?..
    А ведь в детстве я был чист и безгрешен… Всевышний, молю, прости мне  грехи мои тяжкие!»
    Из закрытых глаз Салавата текли слезы.

***
    На четвертый день подготовки к посвящению вновь пришлось весь день носиться с привычными для предпринимателя хлопотами.
    Вернувшись лишь после девяти вечера, Салават быстро умылся и встал под канал. Сегодня над ним снова долго работали, заставив держать правую руку наполовину приподнятой. Рука порядком устала, но он терпел, понимая, что таким образом его очищают.
    Вот начал непроизвольно делать различные движения. Сегодняшние упражнения немного отличались от вчерашних. Обе руки завертелись с быстротой пропеллера. Время от времени в зажмуренные глаза бил свет, как от электросварки. В какой-то миг промелькнула  бабушка Гульфариза. Потом снова пронеслись перед глазами события, связанные с Афганистаном.
    …Салават очнулся в вертолете. Присмотревшись, увидел: руки и ноги как  кровавое  месиво - сломанная кость правого бедра прорвала не только плоть и кожу, но и хэбэшные штаны и вылезла наружу, левая нога была вывихнута у колена и неестественно вывернута, кисть левой руки повисла. Но жуткая боль исходила не из разодранных конечностей, а с правой  половины спины.
    – Ы-ы, воды-ы… – простонал Салават, облизнув пересохшие губы. Ему дали глотнуть воды из фляжки и вкололи «наркотик войны» – промедол. Салават снова потерял сознание.
    Когда очнулся, услышал противный гул. Наверное, от этого гудения и пришел в себя. С удивлением увидел, что его ногу сверлят обыкновенной электродрелью,  даже дым пошел. Заметив синеватый дымок, врач сбавил обороты машинки. А Салават попытался сморщить разодранный нос, почувствовав жженый запах – он исходил от задымившей под воздействием сверла кости ноги.  Оказалось, его успели привезти в отделение реанимации госпиталя. Продырявив ноги, продели сквозь них стальную проволоку и положили на вытяжку, чтобы поставить на место бедро с открытым переломом. Для соединения конструкции таза, расколотого надвое от сильного удара( на медицинском термине – «разрыва симфиза»), нижнюю часть тела поместили в гамак. Сухожилия ног и нерв малой берцовой кости были разорваны. Из-за сильной боли в правой стороне спины он думал, что порвался какой-то мускул, оказалось, был поврежден позвоночный столб.
    А еще были разодраны ноздри (к тому времени врачи успели их пришить), огненные осколки исполосовали ему лоб и обе щеки.
    Изнывая от боли, Салават провел первую ночь в полусне-полуяви в реанимации. Чуть забудется – и перед глазами встает человек с изуродованным до жути лицом, закованными в кандалы руками и ногами. Он вроде бы далеко, и в то же время до него рукой подать. Ночью ему несколько раз кололи сильный наркотик, однако унять боли не смогли. 
    Врачи не верили в выздоровление Салавата, но борьбу за его жизнь не прекращали: ему по шесть раз на дню ставили капельницы, кололи различные лекарства.
    Когда на правую ногу, пытаясь поставить на место бедренную кость, навесили гирь на четырнадцать килограммов, ему показалось, что подошвы ног отрываются и горят огнем. Однако сломанную ногу вправить не удалось. Зато вытянули вниз правую сторону расколовшегося пополам таза. Вообщем, наделали делов…
    Раз уж не помер Салават, как прогнозировали здешние эскулапы, они решили  от него избавиться. Подсуетились и отправили в ташкентский госпиталь.
    –Что наделали, ветеринары?! – вышел из себя заведующий травматологией, майор военно-медицинской службы Мухаметкулов Муфазал Галиевич, взглянув на рентгеновские снимки Салавата. – Правую часть тазовой конструкции вытянули вниз на пять сантиметров! – Он вытер выступивший на лбу пот.
    Посовещавшись, военврачи пробуравили Салавату и левую ногу, на нее повесили гири ,чтобы как-то выровнить смещенную конструкцию таза…
    Через неделю его лечащий военврач капитан Васильев, внимательно посмотрев новый рентгеновский снимок, обеспокоенно  обратился к заведующему:
    – Бедро никак не встает на место…
    – Что ты предлагаешь?
    – А если попробуем под общим наркозом потянуть и поставить бедренную кость вручную?
    Заведующий отделением пожал плечами:  – Решай сам…
    Первую операцию Салават перенес очень тяжело. Потеряв сознание после общего наркоза, бредил. Ему снилось, будто он лежит в какой-то белой пещере. Рядом с ним возятся белолицые инопланетяне в белоснежных халатах. Вот один из них, потягивая пальцами обеих рук какую-то белую нить, начал водить ею сквозь голову Салавата. А сам без конца повторяет непонятное, режущее слух, отвратительное слово: батарабаракара, батарабаракара, батарабаракара… Кажется, оно звучало так. Вдруг Салават очутился внутри этой нити. В ней  так тяжело и  тесно. Но как бы ни было тяжко, он должен добраться до самого конца  длиннющей и тонкой  как струна  нити и выбраться из нее. Собрав последние  силы, он полз вперед. Мучился долго, но в конце концов  выбрался наружу, освободился… На краткий миг Салават пришел в сознание. Губы и горло пересохли, язык прилип к небу. Так хотелось пить…Но не было сил отодрать язык от неба и попросить воды. Слава Всевышнему, к губам приложили намоченный кусок бинта. Эта влажная марля была для него как глоток воды зам-зам , протянутой изнемогавшему от жажды путнику в пустыне.  Он вновь впал в забытье.
    После операции  долго не приходил в сознание. Наконец, очнулся, но не мог пошевелиться и открыть глаза.  С огромным трудом  повернул голову вправо – она тяжелая, словно чугунная, загудела. С усилием разлепил веки и обомлел: потолок, стены, занавески, кровати, одеяла и подушки – все вокруг было ослепительно белым. Взглянул на свои руки – они тоже были белоснежными, словно сахар-рафинад…
    Вскоре  предметы приняли обычный вид. Но Салават сделал важное для себя открытие: оказывается, цвет смерти - белый … Он посмотрел на оперированную ногу – она опухла и стала как кадка. Вопросительно уставился на пришедшую сделать укол медсестру. Она кивнула:
    – Да, Байгазин, плохи дела: неудачная получилась операция - не смогли вставить твою бедренную кость на место.
    Вдруг Салават вскрикнул от острой боли, внезапно пронзившей все тело. Нечто, натянутое как тетива, будто оборвалось вдруг около паха и «выстрелило» до самого кончика ноги –  будто ударило мощным разрядом электротока. Через несколько минут «выстрел» повторился. Вызвали врача, а Николай Михайлович лишь пожал плечами:
    – Похоже, мы потянули твою ногу сильнее чем нужно, задели нерв… – Врач не успел договорить, нерв снова «выстрелил», заставив его оцепенеть от боли.
    – Ы-ы-ы! И что, теперь этот нерв всю жизнь меня будет мучить?..
    – Успокойся, пройдет потихоньку …
    Военврач велел вколоть Салавату морфий и вышел из палаты. Однако наркотик не помог, задетый нерв продолжал «постреливать» время от времени. И невозможно было предугадать, когда он шарахнет снова, причиняя  нестерпимую боль. Салават нашел средство: разорвав полотенце на полосы, сплел веревку, обхватил ею  ногу на уровне паха и взял концы  в руку. Лишь только почувствует, что нерв начинает «стрелять», мгновенно сжимает веревкой ногу и не дает  «выстрелить».
    Пролежав «обуздывая» нерв двое суток,  забылся беспокойным сном. И тут же привиделся человек с изувеченным лицом, закованный в кандалы. На этот раз он стоял на скалистом берегу бушующего моря и что-то выкрикивал ему. Но Салават не мог его расслышать из-за шума волн. Вскоре он пропал из виду и показался младенец в люльке, висящей на ветке дерева…
    Сознание Салавата возвратилось в канал. Его снова заставили  встать на колени и коснуться лбом пола.  Он повторив вчерашние мольбы о прощении грехов, попросил и за маму. Затем трижды произнес «аминь», открыл глаза и сел на диван.
    – Нынче опять кое-что сообщили, – начала  Лилит. – Передали, что будут чистить, пока не придешь к полному покаянию. Остерегают, что темные силы попытаются сбить тебя с пути с помощью выпивки и  распущенных женщин.  Они всегда стараются препятствовать  духовному росту людей, толкая их на грехи.
    Когда  спросила: «Что будет, если он после покаяния снова погрязнет в грехах?»,  предупредили: «В таком случае потеряет все, что ему дорого – тебя, детей и свой талант». Я ужаснулась столь жестокому наказанию, но мне ответили: «Избранным людям достается и кара суровая».
    Во время сеанса перед тобой стоял белобородый  старец в белых одеждах. Это знак, что тебя готовят к посвящению.
***

    У российского коммерсанта почти нет выходных и праздников. Магазины нужно держать под ежедневным контролем. Стоит чуть ослабить вожжи – продавцы тут же норовят отбиться от рук.
    Когда беспробудно пил после семейных разборок из-за связи с Зульфией,  дела Салавата  понесли значительный урон. После той сумятицы он с трудом восстановил бизнес.
    Вот и сегодня, несмотря на воскресный день, он объехал магазины и немного отдохнув, встал под канал.
    Несколько минут слушал музыку. Затем стал непроизвольно двигаться. Чуть погодя, плавно перешёл к дыхательным упражнениям. Заставляли дышать по-разному: делать по пять-шесть коротких и резких вдохов, а на седьмой раз – глубокий длинный вдох. Салават прежде где-то читал, что йоги и тибетские монахи тоже занимаются дыхательными упражнениями.
     Вот его мягко понудили выполнить упражнения на растяжку рук и ног, затем начиная с плеч и груди, звонко похлопывать по всему телу ладонями. Потом заставили тереть руками все тело от макушки до пяток.
    Немного погодя его наклонили и он стал имитировать, будто зачерпывает ладонью воду из родника, и «омывает» лицо, голову, шею.
    Выпрямившись, приметил пылающий цветок, который потихоньку превратился в огонь. «Не огненный ли это цветок зороастризма?» подумал Салават. Очень размыто показали Иисуса Христа, промелькнул образ  Мариам-ана - Девы Марии.
    Желая вновь увидеть птицу Хумай, Салават пытался ее представить. Но все было тщетно. Отчего-то заставили долго тереть шею в области горла. Салават истолковал так: когда он путался с Зульфией, пристрастился к спиртному - это и лечат…
    Заставив похлопать себя правой рукой в грудь, дали намек на его некоторое тщеславие.
    Похоже, сегодня был сеанс замечаний – несколько раз заставив поводить рукой по животу, покритиковали  его за излишний аппетит.
    Салавата, конечно, не назовешь обжорой, да и полнотой не страдает. Но, пожалуй, они  знают лучше,  на что указать. Что ни говори, нафс, жадность человеческая, тоже низменная страсть.
    По поводу пищи он согласен с бабушкой Гульфаризой: каждый рождается на свет со своим ризык и съест за жизнь столько, сколько предначертано. Иссякнет предназначенная пища - человек уходит в иной мир.
    Снова вспомнилась госпиталь.
    «Выстрелы» нерва , наконец, прекратились. Во время очередного обхода заведующий отделением задал Николаю Михайловичу вопрос:
    – Как там Байгазин?
    – Кисть руки восстанавливается, левое бедро потихоньку вытягиваем. Но до сих пор не можем вставить на место правую бедренную кость в области осколочного перелома, а время идет…
    – Что предлагаешь?
    – Надо сделать операцию -  забить штырь в центр бедренной кости со стороны таза.
    Подумав немного, заведующий  согласился с лечащим врачом Салавата:
    – Готовьте к операции.
    Военврач дал отмашку медсестре:
    – Возьмите общие анализы.
    Через пару дней Николай Михайлович  заявил Салавату:
    – Штырь вбивать не будем, анализы плоховаты. – Внимательно посмотрев рентгеновские снимки, как бы утешая, добавил: – Ладно, не волнуйся, установим аппарат Илизарова и вставим кость на место.
    Наверное,  к  лучшему, что  не стали вбивать штырь. Уж очень сложна эта операция. Для этого нужно разрезать плоть и вбить железяку со стороны таза в центр бедренной кости, чтобы вдеть на сталь и нижнюю часть бедра как на шампур, тем самым соединив конечность на месте перелома.
    Установка аппарата Илизарова тоже оказалось делом нелегким.  Салавата прикатили в операционный блок и уложили на стол, куда помещались лишь спина и голова. Под сломанный таз настроили и завинтили штуку размером с велосипедное сиденье. Широко раздвинув ноги, прикрепили стопы ремнями к специальным приспособлениям. Развели по сторонам руки и повязали. Ноги остались висеть в воздухе.
    Запустив через капельницу наркоз по венам, врач-анестезиолог с целью оценки его самочувствия, перекинулся с ним парой фраз:
    – Как себя чувствуешь, Байгазин?
    – Нормально.
    – Ноги не болят?
    – Нет… – ответил Салават и потерял сознание.
    Когда очнулся, лампы на потолке показались тусклыми пятнами. Помаленьку они становились все отчетливее и  стали ослепительно яркими. У Салавата дико устала спина, еще сильнее ныли кости таза. Не было мочи терпеть.
    Попробовав подвигать руками и ногами, вспомнил, что конечности связаны. Чуть приподняв голову, увидел:  военврач  Николай Михайлович с коллегой насквозь просверлил  ногу электродрелью, пропустил через дырку спицу и стал крепить к корпусу аппарата Илизарова. Позвякивая, завинчивают гайки, как заправские сантехники. С обоих пот течет ручьем. Салават  поглядел на  ногу, протыканную спицами и напоминающую ежа, из груди вырвался стон. Бросив на него взгляд, Николай Михайлович сказал напарнику:
    – Чуток не успели, проснулся.
    – Видать, анестезиолог пожалел наркоза, – ответил ему коллега. Николай Михайлович обратился к Салавату:
    – Как ты, Байгазин?
    – Спина и таз устали сильно…
    – Потерпи чуток, скоро закончим работу. – Николай Михайлович продолжил еще резвее закручивать гайки.
    Пролежав  минут двадцать со стиснутыми зубами, Салават не вытерпел:   
    – Ы-ы… когда же закончите?..
    – Немного осталось. Терпи, солдат – генералом будешь… – военврач повернулся к медсестре: – Вколоть промедол!
    Укол немного облегчил  боль.
    Салавата отвезли в палату. Но какая-то деталь аппарата Илизарова так уперлась в бедро, а область колена будто горела.
     Николай Михайлович во время утреннего обхода почувствовал неладное и  поинтересовался: – Как самочувствие, Байгазин?
    –  Железяка давит ногу. А возле колена будто все горит.
    Врач  достал ключ и заворачивая гайки, подправил аппарат. Затем специальной иглой начал касаться его правой ноги.
    – Чувствуешь?
    – Нет…
    После установки аппарата Илизарова, хоть режь по живому, нога ничего не чувствует. Салават еще не понимает, чем это ему грозит, а капитан военно-медицинской службы пока старается не подавать виду.
    Военврач  вынул из  ноги одну  спицу аппарата. Но было поздно: нервы малоберцовой кости оказались крепко сжатыми между спицами и успели повредиться. Потерять чувствительность ноги означало ее лишиться и остаться навсегда лежачим больным. Однако Салават не подозревал о нависшей угрозе…
     Военврач Васильев Николай Михайлович считался способным врачом-травматологом, поставившим на ноги многих людей. Но обе операции подрядь, сделанные Салавату, дали обратный результат. В его практике еще не было такого  случая. Он десятки раз ворошил бумаги Салавата, тщательно, до рези в глазах рассматривал и сравнивал рентгеновские снимки. Но, сколько бы ни ломал голову, не мог выяснить причину неудач.
    Салавату же становилось хуже день ото дня. Приподняли медсестры злополучную правую ногу – кожа на сгибе колена покраснела. Прикоснулись щипцами с проспиртованным бинтом легонько  – кожа тут же слезла. А задний подъем пятки уже осталась без кожи и виднелась кость. Эта напасть была смертельным врагом лежачих больных – пролежнем… Если пролежней становится больше, они, как правило, ускоряют уход больного в иной мир. Потому как организм выдыхается, тратя все силы на борьбу с ними. Недавно солдат из их палаты, у которого увеличились такие пролежни, впал в уныние, перестал есть- пить, справлять нужду, все время лежал молча, глядя в потолок и тихо умер.
    Николай Михайлович был вконец озадачен: что за невезучий солдат этот Байгазин? Обе операции только ухудшили его состояние, что бы ему ни делали – все на перекосяк. Мало того, еще и пролежни начались.
    Салавату обрабатывают и перевязывают пролежни каждый день. Что теперь проку. Поздно спохватились… Выяснилось: ткань подставки, на которой лежала нога, была с небольшой складкой ( брак изготовителя ). Эта-та складка  в несколько сантиметров и загубила кожу под коленом…
     К дыркам  в ноге, просверленным  под спицы аппарата,  несколько раз в день прикладывают  проспиртованные кусочки бинта. Но медсестра лишь чуточку окунает  марлечку в спирт, насухо выжимает пальцами и кладет  к спицам в месте проколов. Ведь ей нужно сэкономить спирт и  унести  домой. А у Салавата вскоре один из проколов покраснел и опух.
    Увидев очередной сюрприз, военврач Васильев зло усмехнулся: значит, инфекцию занесли. А она вызвала спицевой остиемиелит – бедренная кость начнет гнить… Только этого не хватало, черт побери… Неужели перерастет в гангрену?.. Врач разозлился, заматерился про себя и с ожесточением подумал: начнется гангрена - переведут в гнойную хирургию, да оттяпают к такой-то матери...
    Салават от невыносимых болей так исхудал – от него остались кожа да кости. Однажды, когда готов был лезть на стенку от мук, почему-то проплыли перед глазами величественные горы Афганистана. Он взял из тумбочки тетрадь  и принялся торопливо набрасывать рисунки. Боль каким-то чудом уменьшилась…
    Салават с головой окунулся в чудесный мир творчества: вдохновенно рисовал афганские этюды. Он переносил на бумагу хранившиеся в памяти виды Афганистана: горные цепи с облаками у вершин, бурную реку, устремившуюся вниз, ущелья, долины… Творческий азарт полностью охватил его, заставив забыть о страданиях и незавидном своём положении. Более того, он стал испытывать радость и высочайшие наслаждения. Сладчайшие муки творчества затмили даже муки телесные…
     Начиная с того дня, как Салават дрожащими пальцами взял в руки карандаш и бумагу, он уверенно пошел на поправку. С помощью аппарата  военврач Васильев поставил ему бедро на место. Хорошее приспособление изобрел доктор Илизаров, оно спасло Салавата от ампутации. Крепкий и молодой организм Салавата смог победить и коварные пролежни. Но на теле остались большие шрамы. Спустя три месяца аппарат сняли и  сковали в гипс от груди до кончиков пальцев.  Еще через сорок дней  гипс убрали огромными ножницами для резки металла и перевели Салавата в отделение гнойной хирургии. Прав был Васильев: занесенная инфекция вызвала остиемиелит и часть бедренной кости сгнила.  Слишком дорого обошелся ему сэкономленный медсестрой спирт...
    К счастью для Салавата, заведующий отделением хирургии, подполковник военно-медицинской службы Виталий Никитич Антонов  оказался врачом с золотыми руками. Он провел операцию филигранно: вскрыв ногу, специальным молотком и зубилой отколол по кусочкам поврежденную часть бедренной кости.
    Вместо удаленной части потихоньку вырос хрящ новой кости, разрезанная кожа затянулась. Конечно, после каждой операции изрезанные скальпелем раны болели по трое суток. Деваться некуда, приходилось терпеть.
   Через несколько месяцев Салавата перевели в отделение нейрохирургии. После проверки чувствительности ноги электроаппаратом, военврачи вынесли вердикт: больному операция не поможет, его уже не удастся поставить на ноги.
    Но подполковник военно-медицинской службы Рашит Губайдуллович Хайбуллин решил рискнуть. Мало того, он задумал оперировать одновременно обе ноги: зашить нерв малоберцовой кости левой и починить поврежденные при установке аппарата Илизарова нервы правой. Если получится – хлопнут двух зайцев одним выстрелом!
    Провести разом две операции, как и выдержать их – дело нешуточное. Салавату пришлось лежать под общим наркозом гораздо дольше. Потом   с трудом пришел в себя. От невыносимой жажды губы и горло на этот раз еще сильнее пересохли, язык прилип к нёбу. Он слабо застонал и с благодарностью почувствовал как  к устам  приложили смоченный обрывок бинта. Кусочек мокрой ткани вдохнул ему жизнь и  подействовал словно долгожданный дождь на полузасохшее растение.
    Когда в Афганистане по несколько суток не спал и на изнурительных маршах иногда засыпал на ходу, был уверен, самое сладкое – это сон, когда приходилось голодать, решил, что самое вкусное –  хлеб. Ан  нет, оказывается, самое вкусное и драгоценное на свете – вода... Осознание сей истины  стало очередным открытием для Салавата.
    Военврач Хайбуллин не имеет ученых степеней, но он - настоящий хирург. Позже Салавату делал операцию доктор медицинских наук, профессор, полковник медицинской службы Микиткин. Якобы, используя собственный метод, пришил связки левой ноги. Потом Салават убедился, что было бы лучше, если б эту работу самым простым, но надежным способом выполнил  такой  как  Хайбуллин – без всяких почетных званий, но Доктор от Бога…
    Не все золото, что блестит и не всякое высокое звание – настоящее. Эту правду Салават познал на собственном теле.
    Позже Микиткин предлагал:
    – Аппарат Илизарова установили неправильно и повредили нервы. Поэтому искривилась стопа ноги. Если хочешь, попробую исправить: отрежу ахиллесово сухожилие,  удлиню, сломаю и выпрямлю стопу…
    Салават поспешил отказаться. Он уже знал: есть среди хирургов  и такие, кому хлеба не надо, только дай поэкспериментировать на живых людях ради защиты диссертаций. Многие откровенно гоняются за числом выполненных операций. Зачем им это? Для авторитета или им платят исходя из количества операций? Например, чтобы установить аппарат Илизарова, Салавату сделали целых три операции! В первый раз просверлили восемь дырок для спиц, во второй – две, а в третий – всего одну спицу поставили! А ведь нужно готовиться к операции: нельзя ужинать и завтракать. Больного на несколько часов усыпляют, пустив через капельницу огромную дозу наркотиков - он даже не чувствует как его режут по живому. Затем в течении четырех дней  колят наркотики по четыре раза в сутки, чтоб унять боль. Опять-таки стрессы, не проходящие бесследно. Да, многие испытывают страх перед операцией. А Салават решил для себя: нет смысла бояться. Если суждено умереть – от смерти не уйдешь. А остались годочки твои – будешь жить.
    Достал уже его этот профессор: приходит с выводком курсантов-практикантов и тыча в Салавата указкой, начинает талдычить, будто он для них подопытная собака Павлова или редкий музейный экспонат…
    После операций Хайбуллина, равных высшему пилотажу, к правой   ноге  вернулась чувствительность. Честно говоря, Салават тому не особо обрадовался, так и не успев понять, насколько важным условием для возвращения к нормальной жизни является осязание.
    И старшина Копытов не отдал его под трибунал, наоборот, подал  рапорт о поощрении  и  Салавата    наградили орденом Красной Звезды. Получить орден, конечно, приятно, но безмерной радости он не испытывал. Потому что был полностью охвачен творческим вдохновеньем, вырастившим крылья на его исхудавших плечах.
    Какая еще  на  свете отрада  может затмить  удовольствие от получения ордена и даже облегчить муки телесные? Всевышний  сотворил Адама по Своему образу и подобию. Наверное,  это подобие кроется в способности человека к творчеству. Пишут, что все рождаются с каким-либо дарованием, к сожалению, не все могут раскрыть свой талант. А творчество, оказывается, есть наивысшее счастье и блаженство в этом мире. Понимание сего стало для Салавата самым большим духовным открытием на сегодняшний день. К творчеству он  пришел через большие потери  и  тяжкие  муки.
                ***
    За два с половиной года Салават перенес под общим наркозом девять операций. Пережитых под местной анестезией даже не считал. Начиная с пятой операции  каждый раз заново учился ходить. Слава Аллаху, он остался жив и встал на ноги. Если судьба - человек выживает даже после такой мясорубки. Иссякнет отпущенная вода и отмеренный ризык – умирает и от незначительной раны или причины. Похоже, верно говаривала бабушка Гульфариза: человек рождается на белый свет с уже написанным на лбу такдир – роком. Но человек обязан стремиться к добру. Это и есть жизнь.
    Лежать на спине более года  было тяжко. Спина устала неимоверно. Будь он богачом - ради того, чтобы хоть немного полежать на боку, отдал бы половину богатства, будь царем – не пожалел бы полцарства… Но Салават не богач и не царь. Все его имущество нынче – орден Красной Звезды, удостоверение инвалида второй группы и костыли, прислоненные к кровати.
    Он раньше даже не подозревал, что не только ходить на своих ногах, даже смочь повернуться на бок, еще насущнее - по-людски справить нужду – само по себе огромное счастье…
    Как же удалось Салавату вынести нестерпимые муки?.. Оказалось, многое может выдюжить человек, как и привыкнуть к любым условиям. Но он  и самому заклятому врагу не пожелает мучений, пережитых в госпиталях…
    «За какие грехи обрек меня Всевышний на такие  муки телесные?» Салават много раз задавал себе этот вопрос. Только не находил ответа.
    Велико милосердие Всевышнего. Он пришел к такому выводу после долгих раздумий. Подробно расспрашивал у товарищей в госпиталях и узнал: никто не чувствовал боли при ранении. Даже умирая, сосед по койке прошептал: «Какие красивые девушки!». С улыбкой на устах. Мечтал он о девчатах. Признался Салавату по- секрету, что не познал еще ни одну. Второй ушел на тот свет со словами: «Вот и прилетели мои голуби…» Выходит, в последние мгновения жизни они видели именно то, что любили…
    Еще одну милость Всевышнего постиг Салават: человек в тяжелом  состоянии, тем более, обреченный, не осознает реально  своего положения.
    «За какие же грехи обрек меня Всевышний на такие мучения?» Лишь только прошептал-простонал этот вопрос, перед глазами снова возник человек в кандалах с изуродованным лицом, казавшийся ему таким родным. Салават пытался узнать его: кто же он? Вдруг заметил: да у него тоже разодран нос и на лице такие же шрамы как у него! Вот закованный джигит исчез и промелькнул младенец в люльке на раскидистой ветви дерева…
    После сеанса Лилит сказала: – Тебя омыли водой святого источника…
    – Да, заставили полностью обтереться, – вспомнил Салават. – А что за движения я делал?
    – Упражнения тибетских монахов. С их помощью приводишь дух в гармоничное, высокое состояние.
    – Раньше полагал, что эти упражнения они придумали сами… Получается, Всевышний ниспослал их монахам?
    – Выходит, что так, – согласилась Лилит, – ведь не знал ты эти упражнения раньше, им научили тебя под каналом свыше.
    – Это чудо Аллаха! – с вдохновением воскликнул Салават.
    – Несколько раз показали колесо времени – быстро вертящееся золотое колесо со знаками зодиака двенадцати созвездий на Млечном пути.
    – Что это значит?
    – Под влиянием каналов космоэнергетики тебя ускоренно очищают от грехов. Это называется «быстрая отработка кармы».
    У испытывавшего душевное потрясение Салавата пронеслось в голове:
    «О, Господь, каюсь пред Тобой, преклонив колени – прошу, прости  грехи мои! Не повторю их больше… Я все понял. Не сверну теперь с пути истинного. Безгранично благодарю Тебя за то, что после стольких грехов вывел меня на правильный путь! Прошу, не лишай милости своей и мать, и жену, и детей моих».
                ***
    Вот уже около полутора часов Салават стоит под каналами. Он порядком устал. Нагрузки с каждым днем возрастают. Сегодня тоже непроизвольно выполнял упражнения тибетских монахов, чередуя с разными способами дыхания. Затем всем телом воспроизводил различные стойки и движения воинов. Во время сеанса дают знать:  душа его день ото дня становится чище, тоньше, и он, кажется, многое начинает понимать.
    …Неожиданно пришел в голову сюжет картины под названием «Командировка». «Действительно, мы в этой бренной жизни находимся как во временной командировке. А у нее бывает четкая цель. Настоящая жизнь – по ту сторону. Я давно предполагал: наверное, на том свете намного лучше, чем на этом. Разумеется, для чистых  душ. Если моя мысль верна, то можно ли высказать ее людям? Ведь художественная литература и искусство, напротив, обязаны утверждать жизнь, укреплять великое чувство надежды, вложенное в души человеческие.  Многого еще не знаю. Вернее, совсем ничего не ведаю…
    В девяносто первом году  начал изучать Коран, но сумел прочесть лишь одну четвертую часть. Видно, грехи сделали мое сердце глухим по отношению к священной книге.
    Слава Богу, сердце мое становится чище. Чувствуя это, душа испытывает радость.  Ведь лишь тогда, когда совесть моя чиста, я могу писать картины. Не стану больше  загрязнять себя, буду всячески избегать дурного и греховного. Настало время обуздать горячность и грубость. Я должен стать мягче по отношению и к близким, и к дальним. Особенно к Лилии. Она  не выносит жесткости и резкости во мне, из-за этого ссоримся часто. Сколько раз я давал себе зарок? Однако сам не замечаю, как срываюсь на грубость. А она человек тонкокожий, обижается из-за мелочей. Быть может, каналы космоэнергетики помогут нам стать терпеливее и мудрее?..»
    В этот момент перед глазами Салавата предстал Шагидулла-атай. Много лет спустя он понял, что отчим был очень похож на первого космонавта Юрия Гагарина: такие же ясные голубые глаза, улыбчивое лицо.
    Однажды во время весеннего половодья они переправились на катере через реку Агидель и пошли к содовскому кольцу. Шагидулла-атай с сумкой в руке неспешно идет уверенными шагами. Чуть не  касаясь отчима, с натужным гудением и урчанием моторов, иногда недовольно сигналя, проезжают огромные груженые машины. За ним еле поспевает мать, держащая за руку  Салавата, и опасливо просит:
    – Шагидулла, тебе говорю, Шагидулла… Пожалуйста, иди по краешку дороги, не угоди под колеса… – Сколько уже раз мать повторила эти слова? Но  Шагидулла-атай молча шагает себе дальше, будто не слыша ее мольбы.
    Покончив с делами  в городе, направились обратно домой – а катера для переправы не оказалось… Шагидулла-атай, недолго думая, спустился к сваям деревянного моста, который разбирали каждую весну перед половодьем. Весенняя река шумно бурлила, бушевала, норовя вырвать сваи и унести далеко-далеко.
    Мать Салавата снова принялась приговаривать:
    – Шагидулла, Шагидулла… Прошу тебя, не подходи близко к реке! Если приступ схватит – свалишься да уплывешь, в жизни не найдем… Не подходи к воде, послушай меня!
    Однако  Шагидулла-атай, нисколько не  обращая на нее внимания, постоял, долго вглядываясь в сваи, и перевел взгляд на вагонетки, перевозящие через Агидель шахтауские камни. И тут его лицо осветила гагаринская улыбка. Ни говоря ни слова, он заспешил наверх к пригорку.
    – Шагидулла, ну куда ты  пошел?..
    Отчим быстро вскарабкался по железным столбам-опорам, куда были закреплены стальные канаты, с ловкостью хищника спрыгнул на одну из проезжающих в сторону горы Шахтау вагонеток и через минуту уже переправлялся через бурлящую Агидель.
    – О, Аллах, лишь бы в реку не упал!.. – причитала мать. А Салават молча стоял рядом с ней.
    Вскоре на поверхности широко раскинувшейся, бешено клокочущей реки показалась лодка. Чуть погодя, Салават узнал сидящего за веслами человека и воскликнул:
    – Шагидулла-атай! Это Шагидулла-атай плывет на лодке!
    – О, Аллах, лишь бы приступ не начался, лишь бы не утонул… – еще сильнее распереживалась мать.
    Пока все обошлось. Нос лодки со скрежетом уткнулся в галечник  берега и отчим  скомандовал: – Быстренько садитесь!
    На обеспокоенном лице матери мелькнул страх, но она не смогла перечить мужу и поспешила к лодке. Салават тоже заторопился за ней.
    Шагидулла-атай направил лодку в центр яростно бушующей водной стихии. Его могучие руки играючи орудовали веслами. Отчим у него - силач: с легкостью ломает подковы. Однажды сжал пальцами двадцатикопеечную монету, стал гнуть быстро-быстро и разломал ее надвое. Просто ради интереса. Когда вырастет, Салават тоже будет сильным, как он…
    Мать, крепко обняв Салавата,  сидела на лодочной скамейке и шептала молитвы. Салават потянулся в сторону, желая окунуть руку в пенящуюся воду, но мать сердито прижала его к себе:
    – Куда  тянешься? Сиди смирно!
    Ребячьим рассудком Салават не осознавал  всю опасность ситуации.
    К счастью, они благополучно  переправились через грозный водный поток и приткнулись к песчаному берегу. Только успели выпрыгнуть из лодки, к Шагидулле-атаю подбежал какой-то мужик и, размахивая сжатыми кулаками, заорал:
    – Ты зачем лодку увел?! Сейчас я тебя проучу! Вот…
    Отчим, не говоря ни слова, посмотрел на него так, что мужик тут же запнулся, как бы проглотив рвавшиеся с языка слова. Видно, хозяин лодки быстро уразумел значение взгляда, не обещавшего ему ничего хорошего.
    Шагидулла-атай приказал матери: – Дай ему копеек пятьдесят!
    Когда мать Салавата протянула пятидесятикопеечную монету, побледневшее лицо лодочника немного прояснилось.
    – С этого бы и начинали… – пробурчал он себе под нос.
    На другой день Салавату снова выпало приключение. Как всегда, играли с друзьями в войну. Когда пробегал около сарая Аюп-агая, из конуры, гремя цепью, вылезла борзая ростом с теленка и кинулась на него.  Салават давно мечтал о собаке и  ничуть не испугался, наоборот, протянул руку, подзывая ее. Но она была настроена недружелюбно: стремительно набросилась на Салавата, укусила в левое предплечье и с чувством исполненного долга забралась обратно в конуру. Почему-то он не испытал ни страха, ни боли, еще раз внимательно посмотрел на грустную собаку и продолжил игру.
    Домой  пришел лишь к вечеру. Повесив бушлат на гвоздь, хотел было снять зеленый бумазейный свитер, а он прилип к ране. Тут только  вспомнил о собачьем укусе. Чтоб не узнала мать, скорехонько поел и лег не раздевши.
    – Ты почему не разделся? – насторожилась мать.
    – Сегодня посплю  так, вдруг ночью похолодает… – попытался схитрить Салават, стараясь казаться равнодушным. Мать, почуяв неладное,  подошла к нему. Осторожно помогла снять свитер и оторопела – из открытой раны на предплечье торчали  желтоватые обрывки  жира.
    Дома поднялся переполох. Не на шутку перепугавшись,  мать и неродная бабушка засыпали  вопросами: – Что случилось, дитя мое?
    – Что с рукой?
    – Кто поранил?
    – Собака укусила, – ответил Салават. Страх взрослых перешел и к нему .
    – О, Аллах, что же нам теперь делать? – заметалась бабушка.
    – Я приведу медсестру! – Мать, спотыкаясь, выбежала из дома.
    Побледневший отчим задал Салавату всего один вопрос:
    – Чья собака укусила?
    – Борзая Аюп-агая…
    Получив ответ,  молча  вышел.
    Утром стало известно всему аулу: Шагидулла-атай  отрубил бедной собаке голову.
    Салавата отправили в больницу лечиться:  каждый день, намазав вонючей мазью, перевязывали рану, делали уколы. Тут подружился с мальчиком по имени Земфир. Он старше на год, учится во втором классе. Земфир  попал сюда из-за того, что неожиданно лопнула лампочка и ему в глаза попали мелкие осколки стекла. Еще в их палате лежала Таня, девочка лет трех-четырех, круглая сирота. Грустно улыбаясь, она спросила у Салавата:
    – У тебя есть мама?
    – Да.- равнодушно ответил Салават.
    – А папа?
    Чуть поразмыслив, Салават представил перед собой отчима и разок увиденного родного отца, затем вскинул два пальца:
    – Есть. Двое.
    Таня горько заплакала:
    – У тебя двое пап, а у меня ни мамы, ни папы не-е-ет!..
    Кроме них, в палате лежали несколько женщин с малыми детьми. Они кинулись утешать рыдающую девчушку:
    – Не плачь, Танечка, вот тебе конфетка, – одна протянула конфету, вторая – пирожок, другая попыталась отвлечь ее внимание куклой. Однако Таня не желала успокаиваться:
    – Не нужна мне конфетка! И пирожок не нужен! И кукла тоже! Мне мама нужна! Почему-у-у у меня нет мамы?! – продолжала она плакать. Не зная, что и делать, одна из женщин сказала ей:
    – Не плачь, Танечка, будет у тебя мама, будет!
    Сирота тут же прекратила плакать и всмотрелась в нее чистым взглядом с загоревшейся искоркой надежды:
    – Правда? У меня, правда, будет мама?
    – Будет, Танечка, будет!
    Немного подумав, Таня спросила:
    – Тетенька, а когда она будет?..
    – Когда вырастешь, тогда и будет…
Радостно заулыбавшись, Таня захлопала крохотными ладошками:
    – У меня будет мама! У меня будет мама! Когда вырасту, у меня будет мама!
    Эх, Таня-Танечка, совершенно беззащитная маленькая девочка. У тебя ведь никого-никого не было  в этом огромном мире… Где ты теперь? Жива ли? Нашла ли ты маму, о которой так мечтала, отыскала ли свое счастье на белом свете?.. Да будет милосерден к тебе Всевышний.
     Спустя две недели Салавата выписали из больницы. Когда его увозили, на деревьях лишь набухали почки, а к возвращению они успели покрыться изумрудно-зелеными листочками.
    Пока Салават был в больнице, отчим успел попасть еще в несколько «историй»: побил Миргали-агая, недавно переехавшего из города и купившего дом по соседству, отдубасил в клубе пытавшихся подшутить над ним подвыпивших парней.
    Отчим Салавата был человеком  своеобразным, можно сказать, с уникальным характером: немногословен, педантичен, упрям, крайне вспыльчив. Он никому не подчинялся, все делал по-своему. Не то что каким-то чинушам, даже царям бы не покорился. Его упрямство, упорство и решительность даже доходили до безрассудства.  Как еще он с таким нравом служил в армии? После полутора лет службы в Германии его комиссовали - случился приступ эпилепсии.
    Шагидулла- атай не только дрался, но и работал за троих, был мастером на все руки и лучшим столяром в округе.  Инструменты у него в мастерской  висели  или аккуратно лежали каждый на своем  месте:  топоры, молотки, несколько видов пил, ножовки, долота, рубанки, фуганки, стамески, коловорот, циркуль, рулетка, сверла. Аульчане заказывали ему двери, косяки, оконные рамы, ставни, шкафы, комоды, столы и стулья.
    Однажды Шагидулла-атай в городе увидел диван. По обыкновению, ничего не сказав домочадцам, принялся за дело. И за несколько дней смастерил замечательный диван. Спинку сделал съемной, обтянул мебель тёмно-красной тканью. Даже пружины изготовил сам, согнув из жёсткой проволоки.
   Шагидулла-атай имел неполных пять классов образования, но запоем читал книги, взятые из библиотеки клуба. Оказывается, в подростковом возрасте его исключили из школы. Причина  та же – необузданный  нрав. За шалость на уроке учитель схватил Шагидуллу за шкирку и потащил к двери  – а он,  недолго думая, свалил ударом мужчину- педагога. Дело было в конце сороковых годов. А в те времена авторитет учителя был на недосягаемой высоте. После этого конфликта и случился с ним первый припадок. Знающие люди посоветовали им бросить одежду, которая была на нем во время удара падучей в реку, чтоб вода унесла болезнь. Но бабушка Уммикамал пожалела одежонку. 
    Несмотря на буйный нрав, отчим никогда не обижал пасынка. Даже слова обидного не сказал. За восемь лет лишь раз выказал ему недовольство – когда Салават  заигрался на улице и не встретил корову из стада. Да и тогда мать быстро прервала мужа. Он осекся на полуслове, не стал продолжать.
    Наверное, коротка бывает жизнь у человека с таким характером. Здоровый как бык и сильный словно батыр Шагидулла-атай  умер всего в тридцать пять лет.
    Во время летнего  селлэ   привезли сено. Торопливо выгрузив,  отчим не стал укладывать сено в копну,  потому что бабушка Уммикамал к их приезду затопила баню. Очень уж любил он париться. После помывки, по обыкновению, прилег на топчан. Как назло, тут неожиданно поднялся сильный ветер, раскатисто прогремел гром и надвинулся ливень.
    Шагидулла-атай,  еще не остывший после бани, выбежал  из дома  и торопливо закидал  сено под навес. Но,  как бы не спешил, все-таки попал под сильный дождь. Закончив работу, несвойственными себе тяжелыми шагами зашел в дом, лег на топчан и больше уже не поднялся на ноги.
    Утром  не мог говорить. Его отправили в больницу. Там он и скончался, пролежав больше недели с температурой выше сорока.
    Отчим снится Салавату нечасто. А когда привидится изредка – улыбается точь-в-точь, как Юрий Гагарин. Такие сны всегда к добру, после них  случается радость или удача. «Пусть земля будет тебе пухом, а душа  пребудет в раю, Шагидулла-атай. Пусть и твое последнее прибежище будет спокойным, просторным и светлым, неродная моя бабушка Уммикамал. А мне надо найти время и сделать надгробья к вашим могилам».
    Тут музыка оборвалась и очередной сеанс закончился.
***
   Салават сегодня встал под канал в седьмой раз и начал сразу с гимнастики. От сеанса к сеансу он непроизвольно выполнял все новые и довольно – таки  сложные движения. Было немало растяжек, потягиваний и дыхательных упражнений.
   Трижды произнес «аминь», покаялся. Затем попросил Всевышнего простить  грехи и вывести на прямой путь.
    Сегодня он подумал:  похоже, под каналами управляют даже мыслями. Либо, нежданно показав что-нибудь, направляют поток мыслей в нужную сторону.
    После  интенсивной физической нагрузки резко остановился и почему-то отчетливо увидел детское лицо одноклассника Бакирова Венера –светленького  мальчика  с голубыми как небо глазами и невинной улыбкой, напоминающего ангелочка с картинок.  Мельком промелькнул и другой  его образ:  в молодости он был как две капли воды похож на  французского киноактера Алена Делона. Затем предстал перед глазами Венер нынешний – живой труп с посиневшей от беспробудного пьянства мерзкой  мордой с беззубым оскалом…
    Потом  вспомнил,  как тридцать три года назад  месили кизяк соседской старушке Алмабике. Замешивание кизяков – большое  умэ, в нем участвуют и стар и млад. Мужчины таскают воду и льют  в большую кучу навоза, которая постоянно утаптывается с помощью лошади. Верхом, конечно же, важно восседает друг Салавата Гали. Ведь хозяин гнедого жеребца - его отец. Готовый замес накидывают вилами  в  приспособлние, прицепленное к тарахтящему трактору, где навоз смешивается, спутывается и прессуется. На выходе из немудреного агрегата сплошную ленту навоза режут лопатой на кирпичики. А разновозрастная детвора бегом растаскивает их и расставляет в ряд  для просушки.
    Хоть детишки и вымазываются по самые уши, такое умэ не просто веселое дело для них, а настоящий праздник. Увлекшись работой Салават и не заметил, как кто-то подошел к нему.
    – Здравствуй, улым!               
    Он оглянулся и увидел улыбающегося отца. Это была их третья встреча. От аккуратно одетого отца приятно пахло одеколоном, который разительно отличался от густого сладковатого духа навоза. Оказывается, его тоже позвали на умэ.
    Закончив работу,  с шумом и гвалтом побежали к реке купаться. Только успели смыть с себя навоз, их позвали в дом.
    Взрослым приготовили угощение в доме, ребятне – в чулане. Хозяйка, довольно улыбаясь, с шутками - прибаутками раздала детворе по пятидесятикопеечной монете: «Держите, по работе и плата, по товару и цена! Молодцы, не подкачали, работай – сыт будешь, учись – умен будешь! И ты держи деньгу -  работа черна, да денежка бела. Спасибо, ребятки, выручили. А теперь угощайтесь на здоровье – работай до поту, поешь хлеба в охоту»  Знают они -  носильщикам кизяков принято платить. Все же, зажав монеты в маленьких ладошках, очень воодушевились. Как бы то ни было, полтинник – деньги немалые. Их  хватит, чтобы десять раз сходить в кино. А еще можно накупить на них кучу пряников и конфет.
    Маленькие работники угощались чинно, зная себе цену, а взрослые гудели за стеной. Дети уже знают, они пьют брагу.
    Тут к ним, держа в руках полный стакан, вышел парень по имени Зуфар и с хитрой улыбкой предложил:
    – Ну как, Гали-батыр, в какашках богатырь, может, пропустишь один стакашок?
    Гали – самый ловкий и сильный среди мальчишек. И верхом скачет лучше всех. К тому же, младший сын бригадира Галлям-агая. Конечно, гордому  Гали не понравилось такое обращение. Побагровев от злости, он сердито ответил Зуфару:
    – Почему один, я и два могу!
    Гали на одном дыхании опустошил стакан.
    – Ну  ты джигит! Видать,  правда  батыр. – Зуфар подмигнул взрослым,  дескать, подшучивает над мальцом. – Опрокинешь еще одну? – Он снова протянул Гали полный стакан.
    – Ты что делаешь? – Старуха Алмабика испуганно посмотрела  на Зуфара  и  потянулась к Гали, да не успела – он уже схватил стакан.
    – И вторую могу! – Мальчишка выпил залпом второй стакан.
    – Может, и ты хватишь одну? – Зуфар с усмешкой повернулся к Салавату. Тот не успел ответить, к ним подошел отец:
    – Ты чему ребятишек учишь? – Отец строго отстранил Зуфара и протянул Салавату куриную ножку:
    – Держи, улым, ешь.
    Салават растерялся, не зная, что делать. Хозяйка подбодрила его:
    – Бери, сынок, отец тебе свою долю отдает.
    Салават несмело взял куриную ножку. Многого он потом не вспомнит, но этот окорочок  не позабудет никогда. Пройдет много лет, он сам станет отцом пятерых детей и однажды утрет скупую слезу, вспомнив вдруг ту отцовскую долю.
    Салават успел увидеться с ним всего шесть-семь раз. Как же нелепо пропал отец… Так его не хватает. И все жизнь не хватало. Эх, был бы жив…
    Четвертая встреча была печальной. Увидев издали, как возле маленького деревенского клуба галдит толпа мужчин, с мальчишками подошли поближе. А там отец схватился с Басир-агаем -  борются на потеху людям. Оба уже выбились из сил.
    А бывший ученик отца, пару лет назад вернувшийся в аул после университета Ахтям-агай, размахивая двумя рублёвыми купюрами, подзадоривает их:
    – Давай-давай! Кто победит? Победителю – одна бомба!
    Взмокший отец, сделав резкое движение, уже который раз бросает соперника  через грудь на зеленую траву. Отерев рукавом  пот со лба, в очередной раз  потянулся к руке «судьи»:
    – Давай  приз!
    Ахтям-агай с издевательской ухмылкой прячет руку за спину:
    – Нет уж, брось на спину! Как сам учил нас, так и сделай – бросай чисто! Давай, давай! Приз получишь после чистого броска!
    Те, видно, сильно маялись похмельем, сцепились снова. А с усмешкой следящие за зрелищем мужики опять громко загоготали.
    Собрав остатки сил, отец  бросил соперника через голову.
    – Вот это бросок! Афарин , держи приз! – Довольно усмехаясь, Ахтям-агай  всучил отцу две рублевые бумажки.
    Получив деньги на «бомбу», отец, не обращая внимания на Салавата, поспешил в  магазин. Басир увязался за ним.
    Спустя несколько минут они вышли из магазина, тут же алчно накинулись на восьмисотграммовую бутылку вина, будто заблудившиеся в пустыне и изнывающие по глотку воды путники. Отец жадно, на одном дыхании опрокинул в себя из горла полбутылки и притих, вглядываясь затуманенным взглядом на дальние поля за рекой.
    Басир-агай, опустошив бутылку, понюхал рукав грязной рубахи, затем удовлетворенно выдохнул:  – Ух, как хорошо! Выпьешь – и сразу так здорово!  – С этими словами он тоже отдался сладостным мечтам.
    Унизительное поведение отца сильно уязвило самолюбие Салавата. Он задумался:  неужели водка настолько вкусна? Решил спросить у закадычного друга, наверняка, Гали знает об этом лучше:
    – Гали, а водка вкусная?
    – Нет, – скривил упитанную, действительно напоминающую круглый беляш мордочку Гали, – я тоже думал, что вкусная. Попробовал из отцовского стакана, ой, горькая…
    Это событие оставило глубокий след в душе  Салавата. Больше тридцати лет прошло, а он до сих пор не может забыть. Особенно возмутила  выходка Ахтям-агая, в душе зародилась неприязнь к нему. Нутром понимал - людей нужно прощать, но обида продолжала тлеть в сердце.
    Хорошо это или плохо, после того случая Салават всю жизнь не выносил тех, кто пытался над ним насмехаться. Многое прощал он людям, даже предательство, но человека, посягнувшего на его честь и достоинство, тотчас заносил в список непримиримых врагов. Кстати, таких всего-то несколько, но все наперечет…
    А ведь еще совсем недавно отец Салавата был лучшим учителем физики и математики в  районе. Позже он узнал, что многие ученики отца с легкостью поступили и отучились в технических институтах. Это в шестидесятые-то годы… А теперь он терпел оскорбление от одного из них…
    Да еще Гали подсыпал ему соль на рану:
    – И зачем только твой отец смешит людей из-за одной бомбы?..
    До Салавата изредка доходили слухи о пристрастии отца к выпивке, но не представлял, что он скатился настолько низко.
    Да, всего-то несколько лет назад отец был первым человеком в ауле.  Для здешней  детворы и  молодежи  находился  на высоте кумира. Кроме точных предметов, обучал их национальной борьбе и танцам. Сам он, исполнив народный танец, занял первое место в зональном конкурсе и был приглашен на республиканский.  Но, из-за похмелья, спрятался от людей, приехавших за ним, в туалете. Видно, побег в сортир вместо поездки на республиканский конкурс стал важным выбором, определившим его дальнейшую судьбу…
    Салават сейчас  – десятилетний мальчик, испытавший потрясение при виде так низко павшего родного человека, а его отец, лишь недавно бывший в центре всеобщего внимания и уважения, больше не школьный учитель – он скотник на ферме. От него теперь не пахнет одеколоном, а разит тяжелым перегаром вперемешку с запахом навоза и силоса.
    Салават еще не понимает, что желающие унизить другого найдутся всегда, просто нельзя им позволять, но отец, сознание и воля которого помутились спиртным, забыл уже не только об этом, но и о чести и достоинстве.
    Много лет спустя его ученики, подошедшие к шестому десятку, делились с Салаватом теплыми воспоминаниями об отце, имя которого в ауле понемногу забывалось. Оказалось, он давал ученикам знания не только в области точных наук. На классных часах рассказывал о великих образцах мировой культуры и литературы. Ученики особенно любили слушать урок по трагедии Шекспира «Гамлет, принц датский», часто просили его повторить.
    – Твой отец, точно настоящий артист, вдохновенно, с блестящими глазами читал нам наизусть:
    Быть или не быть?
    Вот в чем вопрос…
    Получается, на вечный вопрос и вечный выбор «Быть или не быть?» отец ответил самоуничтожением от пьянства – «Не быть…»
    А сколько еще миллионов сильных и здоровых мужчин во всем мире ответили и отвечают на этот вопрос отрицательно?..  Что причиной тому?
    Отец Салавата распрощался с жизнью всего в сорок лет.
***
    Несмотря на накопившуюся усталость, Салават считал подготовку к посвящению наиважнейшим делом и продолжал каждый день стоять под каналами.
    Работы было невпроворот, да  еще  пожарники добавили хлопот: пеняя на несоответствие нормативам, заполнили бумагу и закрыли две торговые точки. Салавату пришлось в короткий срок нанять мастеров и заново отделать помещения, используя несгораемые стройматериалы.
    Позже дошел слух, что пожарников нанял конкурент. В прошлом году Салават, проявив расторопность, утер ему нос - обставил в борьбе за теплое место под солнцем. Тот, выходит, отомстил по-своему…
    Ну да ладно, хорошо, если конкурент на этом успокоится. Обострение конфликта никому не пойдет на пользу. Если вражда между ними углубится, оба будут вынуждены истратить немало сил и средств. И кто знает, до чего еще докатятся в этом противоборстве…
    Не хватало того, в магазин нагрянули какие-то «быки», строящие из себя крутых рэкетиров, предлагали «крышевание». Он умеет разговаривать с такими. Но подобные разборки тоже дело не из приятных.
    Причину навалившихся на него проблем Лилит объяснила просто: увидев, что Салавата готовят к большому посвящению, темные силы стараются вставить палки в колеса… Он и сам отлично понимает: будние хлопоты и мелкие стычки, отнимающие много времени и сил – сущий пустяк по сравнению с посвящением.
    Во время очередного сеанса снова дали интенсивные физические нагрузки. Похоже, Салават постепенно к ним привыкает, сегодня не сильно устал. Эти упражнения оказались настолько эффективными, что  за    короткое время  сбросил вес, каким-то чудом стал выше ростом, ощущал духовный подъем, у него развились мускулы, почти исчезла хромота. 
    Вот непроизвольно нащупал указательным пальцем нужное место на груди и  долго нажимал и тер - делал точечный массаж. Позже  понял, что это биологически активная точка.
    Как в полусне выполнил семьдесят семь приседаний. Душа его так распахнулась,  а сознание словно сбросило пелену и он, в очередной раз покаявшись, вновь обратился с мольбой к Аллаху: «О, Всевышний, безгранично благодарю Тебя за то, что привел меня в этот мир! Прошу,  помоги реализовать дарованный Тобой талант, написать совершенные произведения,  внести вклад в наставление человечества на путь истинный и служить лишь Тебе!» Затем семь раз произнес слово «аминь» и вышел из-под канала.
    Во время сеанса у Лилит состоялся, как она выразилась,  телепатический диалог с космическим учителем  в виде вопросов-ответов:
    – Спасибо вам, что очищаете моего мужа от грехов.
    – Мы  и впредь будем ограждать его от совершения дурных поступков.
    – Кем он станет в будущем?
    – Великим художником.
    – А я?
    – Женой великого художника…
    – Значит, я сама никто, всего лишь жена великого мужа?..
    – Если сильно пожелаешь, сможешь стать великой провидицей…
    – Что я должна для этого сделать?
    – Полностью ослепнуть…
    – Лишиться зрения?! Как Ванга? Почему я обязана платить такую высокую цену?
    – Если хочешь что-то получить, надо вначале отдать…
    – Нет, я не могу отречься от счастья созерцать красоту этого мира! Даже ради великого дара ясновидения!..
    – Успокойся, никто не заставляет тебя, у каждого есть право выбора. Только потом за свой выбор придётся отвечать. Принуждение же силой – запрещенный во Вселенной способ…
    – А мой муж? Чем пожертвовал он, чтобы стать великим художником?
    – Он еще до рождения остался без отца. Позже прошел огонь и воду. На его теле семь ран, он просверлен насквозь четырнадцать раз. Когда больше года пролежал на спине, мечтая повернуться на бок, плоть в нескольких местах сгнила до самых костей, а тело стало плоским, как у рыбы. Однако, благодаря воле Всевышнего и силе своего духа, твой муж достойно перенес муки телесные. И все же, впереди у него посерьезнее…
    – Что же еще суждено ему вынести?..
    – Никто не уйдет в мир иной, не испытав предначертанное…
    – Неужели Салавата ждут испытания тяжелее мук телесных?..
    – Ждут его… муки душевные, что намного тяжелее мук телесных…
    – За что же ему такие страдания?
    – Всевышний свои любимые творения подвергает самым трудным испытаниям, но дает лишь то, что по силам. Ведь эти страдания – еще и цена таланта. Истинный талант, то горя в пламени мук, то окунаясь в ледяную воду страданий, должен закалиться, беспрестанно вертясь в беспощадном колесе жизни,  отшлифовать грани словно алмаз и заблистать как бриллиант. Даже сгорев дотла, позже воспрянет из пепла как птица Феникс, и воспарит на духовном небосводе человечества. Он не станет воспевать низменное, писать постельные сцены, а будет создавать великие произведения о вечном,  светлом, чистом и высоком.
    Лилит  умолкла и задумалась. А Салават, оглушенный услышанным, окунулся в омут глубоких и тревожных мыслей: «Неужели стоящие передо мной творческие задачи настолько серьезны? Стало быть, чтобы реализовать талант, нужно вынести столько испытаний, закалиться в пламени страданий, да еще пережить какие-то душевные муки. Смогу ли я выстоять? О, Господь, если возможно, огради меня от таких испытаний… Может быть, полностью  отречься от таланта, сладких мук и радостей творчества и зажить обычной жизнью? Что делать? Решиться или нет? Рискнуть или затаиться? Вот в чем вопрос…» Перед глазами предстал отец. Отец, сбежавший от зова таланта в  сортир, а затем утопивший дар на дне бутылки…
    «Что делать? Быть или не быть?  Вот в чем вопрос…»
    Наконец, на лице Салавата отразилась решимость:
    – Будь что будет, не изведать мне больше того, что суждено Всевышним. Быть!.. – А мысли повернули в другое русло: «Чтобы написать великие произведения, нужно настроить  душу и ум на высокие, даже божественные волны».

***
    Уладив торговые дела, Салават поехал на оптовый рынок, накупил ящиками яблоки, хурму, апельсины, мандарины. Затем посадил в машину Лилит и направились в Дом ребенка. Тут воспитываются до школьного возраста дети-подкидыши и отказные малютки.
    – А кто вы? – поинтересовалась заведующая, миловидная женщина средних лет, всматриваясь в посетителей. Немного подумав, Салават ответил:
    – Мы обычные предприниматели.
    – А ваша фамилия?.. Давайте, зарегистрируем вас в журнале благотворителей.
    – Нет, не беспокойтесь.
    – Может быть, построим малышей в ряд и сами раздадите им фрукты? А мы вас сфотографируем.
    Салават смущенно возразил:
    – Не хотим доставлять вам лишних хлопот. Показуха нас тоже не интересует. Просто возьмите эти гостинцы и раздайте сиротам сами.
    Заведующая весьма удивилась, но, в конце концов, согласилась. Такие же угощения они время от времени отвозили в городской детдом.
    Вернувшись домой, Салават быстро подготовился и встал под канал.
    Сегодня снова дали большую физическую нагрузку, а затем пальцы сами нащупали и сделали точечный массаж того места на груди.
    Слава Богу, отношения с женой наладились. Бизнес тоже идет в гору. После долгих мытарств смог забрать деньги у нескольких предприятий-должников. В том числе, и у колхоза родного аула. Лилит, в отсутствии Салавата,  взяла  и отгрузила  им товар на кругленькую сумму. С тех пор прошло два года, а они даже не думают возвращать долг. Несколько раз ездил к председателю, пробовал договориться. Руководитель хозяйства Гайнулла каждый раз встречал с широкой улыбкой, обещал незамедлительно расплатиться  и… в очередной раз оставлял с носом.
    Верно говорят  в народе: отдаешь руками, а забираешь ногами. Когда Салават в очередной раз приехал в аул, Гайнуллы на месте  не было.  Поинтересовался у столпившихся возле конторы мужиков, где хозяин, и старший из них указал пальцем в сторону развалин фермы за рекой:
    – Во-о-он, Гайнулла, ворует колхозное имущество.
    В самом деле, у руин фермы, будто попавшей под огонь вражеской артиллерии, грузили краном в тяжёлый грузовик железобетонные блоки и плиты. Салават без особого удивления уставился на  односельчан:
    – Как это ворует?
    – А вот так: деньги за стройматериалы не вносит в колхозную кассу, а кладет себе в карман…
    – И знает об этом весь аул?
    – Конечно.
    – И милиция?
    – У милиции глаза слепые, уши глухие, а пальцы в свою сторону загнутые…
    Мужики захохотали:
    – Верно ты сказанул, Басир-агай!
    – В точку!
    – Коли их начальничек приезжает в наш колхоз за халявным мясом, маслом, зерном да картошкой, зачем они будут в руку дающую наручники надевать…
    – Да уж, лучше впаяют три года суслику Фарису, который пару  мешков зерна пропил, или посадят на два года Раяна, по прозвищу «медведь»  за то, что овцу колхозную уволок…
    – Ага, хоть верблюда укради, хоть пуговицу, все равно вор…
    – По пустякам всяких мелких воришек  сажают, а к настоящим ворюгам - начальникам и близко не подойдут.
    – Ясное дело, рука руку моет, а обе руки – лицо…
    – Почему тогда с должности не вышвырнете? – допытывался Салават.
    Басир-агай с безнадежным видом махнул рукой:
    – Вор не разбогатеет, обжора не нажрется… Мы уже привыкли к ворам-начальникам.
    – А ведь богатеют! Сколько наших председателей себе дома отстроили, общего добра  нахапали да махнули на колхозных машинах! – возразил ему колхозник средних лет.
    – Да бог с ними, все равно не смогут ворованное с собой на тот свет унести… – Поставил точку в споре Басир-агай.
    Увидев внезапно подъехавшего Салавата, низкорослый, но округлый как колобок Гайнулла, враз побледнел. В забегавших, словно у вороватого кота глазах, отразился страх.
    – Зд-дравствуй, туган , по какому делу?
    – В здравии, абзый. Ты мое дело отлично знаешь, хоть память у тебя коротка… С каких уж пор не возвращаешь мои кровные…
    – Да-а, тут…
    – Даже не начинай,  сказочки припаси для других кредиторов, а мне сейчас же выдашь бумагу.
    – Какую еще бумагу?
    – Заберу хотя бы колхозную муку с городского элеватора и верну своё.
    – Муку? А… это самое…
    – Не хочешь отдавать муку, гони сюда деньги за ворованные сейчас стройматериалы! – перебил его Салават.
    Смуглое лицо Гайнуллы побагровело. Он потер рукавом пиджака лоб.
    – Ладно, подожди в конторе, сейчас подъеду, – попытался ускользнуть председатель, но Салават тут же  осадил:
    – Я ждал два года! Быстро закругляйся, поедем в контору вместе.
     Он выбил из должников  около двадцати тысяч долларов. На днях через приятеля отправил в Москву документы на производственное оборудование, недавно купленное по дешевке. Если  удастся  перепродать это оборудование, на вырученные деньги привезут товар из столицы. Им и самим надо бы съездить в Москву, получить еще пару каналов для Лилит.
    Поток воспоминаний резко повернул в страну  молодости.
    «Эх, безвозвратны уже  те годы! Каким удивительно чистым душой и сердцем, энергичным, сильным  я  был тогда, с каким вдохновением писал свои картины! Может быть, смогу вернуть чудесный душевный настрой тех лет? Иногда мне кажется, что  мое духовное состояние приближается к тогдашнему… Не зря же меня очищают от грехов».
    Аргамак памяти помчал Салавата в  детские годы.
    На летние  каникулы Салавата снова отвезли к бабушке. Гульфариза-олясэй  живет не одна. После  переезда их  в аул Шагидуллы-атая, она приютила у себя одинокую, увечную и слегка тронутую умом старушку по имени Ишбика.
    Много лет назад, в горячую пору жатвы родители Ишбики взяли ее, тогда еще грудного младенца, с собой на поле. Внезапно поднялся ураган и закружив в воздухе люльку с Ишбикой, забросил на соседнее поле. Малютку отыскали, но у нее повредились рассудок и нога. Девочка подросла, однако так и не научилась нормально разговаривать.
    Работящую Ишбику, несмотря на увечье,  взял  в жены пожилой мужчина. Они прожили довольно долго, но детей у них не было. После смерти мужа Ишбика не смогла вести хозяйство в одиночку. Старенький домик потихоньку развалился и она осталась на улице.
    С тех самых пор Ишбика начала кочевать из дома в дом, проводя в каждом два-три дня, по очереди обходила весь аул. Занятно, что она в любом доме вела себя как равноправный член семьи: доила корову, присматривала за детьми, кормила домашнюю птицу… Образ жизни  Ишбики никого не удивлял, когда она входила в чей-то дом, никто не выражал несогласия, напротив, все радушно и гостеприимно привечали ее.
    Старушка  Ишбика у  Гульфаризы-олясэй за несколько лет совместной жизни так освоилась, что держалась не просто как  член семьи, а вела себя будто хозяйка. По этому поводу мать Салавата упрекнула было бабушку: «Зачем ты ее так разбаловала, будь  построже!», но та лишь махнула рукой: «Какая еще радость у убогого человека, пусть поважничает…»
    В честь приезда внука бабушка попросила зарезать курицу. Когда суп был готов, расстелила на топчане скатерть и расставила припасенные для Салавата сладости. Старушка Ишбика поставила на дастархан медный поднос с куриной тушкой, и ловко разделила ее на части. Дом наполнился аппетитным ароматом  свежесвареного  мяса.
    – На-а-а, держи-и, го-о-остю  но-о-ожка, на-а-а! – протяжно мыча, как их пестрая корова Зойка, бабка Ишбика всучила Салавату окорочок, а второй протянула Гульфаризе-олясэй:  – На-а-а,  ста-а-аршему че-е-ловеку то-о-оже но-о-ожка, на-а-а…
    До чего же вкусна курятина, язык можно проглотить! Наевшись мяса, шурпу  с лапшой, заправленную кислым курутом, выпив чаю за неспешной беседой,  начали готовиться ко сну.
    Бабушка, шепча дуа , накинула крючок на дверь. Затем подойдя к каждому окну, повторила молитвы и приготовила постель на топчане. Салават лег рядом с бабушкой. Он абсолютно счастлив. Как хорошо, когда у тебя есть бабушки! А Салават на них богат, у него их трое: бабушки Гульфариза, Уммикамал и Кафия. Уммикамал-олясэй, хоть и неродная, просто обожает его. Бабушка Кафия – мать родного отца. Он видел ее лишь раз. В двух-трехлетнем возрасте мать отвезла Салавата на санках к ним, а вернувшаяся откуда-то бабушка Кафия привезла обратно и поспешно ушла, сердито выпалив:
    – Если что – отдай нам ребёнка насовсем, а вот так, не пытайся разрушить семью моего сына, больше не приводи!
    Мать взяла Салавата на руки и прижала к груди:
    – Как же я отдам свою кровиночку?.. Я ведь вымолила, выпросила у Аллаха именно  мальчика, чтоб было кому лошадь запрячь…Вот подрастет мой сын, будет возить дрова, сено и солому, правда? Перестанем, наконец, клянчить лошадь у мужиков…
    Да, много у него бабушек, а вот дедушек ни одного. Было бы здорово, если б и они были живы. Салават спросил у Гульфаризы-олясэй:
    –  А давно умер олатай ?
    – В тридцать третьем году представился  твой  Муллагали-олатай. Тогда маме твоей было всего три годика…
    – А почему умер, из-за болезни?
    – Нет, не болел он вовсе… – Бабушка на время смолкла. – Крепкий как дуб мужчина взял да помер всего в пятьдесят три годика. Видно, на роду ему было так написано. Домой пришел под вечер. Толком не поел. Сходил на улицу, принял тахарат, потом сказал: «Почему-то сил нет, лягу сегодня пораньше», – и склонил голову на подушку… Больше не встал. – Бабушка снова чуть помолчала и  тяжело вздохнув, продолжила: – Ох и могуч был твой дед! Девятый десяток мне уже пошел – а такого силача, как Муллагали, больше не видела!  Он  славился силой и отвагой  в наших краях. Когда ходили с обозами в с Стерлитамак, Уфу и  Оренбург, его лошадь шла впереди. Ехавшие навстречу возчики, завидев твоего деда, сразу узнавали  и уступали дорогу.
    – Почему? А если не уступили бы?
     – Он так приучил. Если не уступали, сходил с саней и молча поджидал. Набросится противник - давал ему тумака. Муллагали наносил противнику лишь один удар. Что тут скажешь, трудно идти против такой силы…
    Однажды в зимнюю стужу, промаявшись неделю в пути, прибыли из Оренбурга в Стерлитамак. Закоченели дюже, вот и зашли в трактир отогреться, перекусить. Для сугреву водки заказали. Твой дед только потянулся к рюмке, тут огромный как бык мужик взял да тяпнул его водку. Муллагали удивился, но промолчал и снова наполнил стопку. Здоровяк  выпил опять и нагло уставился на него. Он спросил: «Туган, ты чего?» А тот размахнулся и стукнул. Тогда твой дед сказал: «А-а, вот ты какой… Только не так надо бить, а вот как!» – и отвесил такой удар - наглец с грохотом свалился на пол. Люди в трактире опешили, перепугались не на шутку. Однако убедившись, что тот звероподобный страшила не встанет, начали радостно кричать: «Великана уложил! Громилу одолел!» Оказалось, этот лихой человек  держал в страхе весь город, был отпетым головорезом. Все боялись его как огня. Сильная рука - владыка, никак не могли противостоять  злодею. Люди обрадовались, начали класть на стол твоего деда деньги, приговаривая: «Дай бог тебе здоровья, батыр!». Много положили, денег было полный стол.
    – Значит, дедушка богачом вернулся?
    – Хе-хе-хе, – усмехнулась бабушка, – кулаками больно не разбогатеешь… Те деньги тут же пропили вмете со всеми, кто был в трактире. Ветром принесло – ветром и унесло…
    – А с тем великаном что стало?
    – Приехали на лошади  родители, погрузили на сани да увезли.
    «Значит, дед Муллагали тоже был драчуном, как Шагидулла-атай?» – подумал Салават и спросил бабушку:
    – А дедушка часто дрался?
    – Не часто, но бывало. Бивал килмешяков – пришлых людей, которые пробовали обижать  аульчан и отнять наши земли. Иногда на свадьбах или в гостях, выпив лишку браги,  затевали потасовку. 
    Немного помолчав, бабушка продолжила распутывать клубок воспоминаний: – Дед твой был самым храбрым и видным мужчиной, но однажды провели и его – три-четыре человека подкараулили хмельного, свалили с ног, стукнув длинной жердью, и рассыпались по сторонам.
     Не только силу батырскую, но и чутьё звериное имел твой дед. Когда промышляли на стороне и темными ночами блуждали в степи, умел найти верный путь, обнюхав землю под ногами.
    И щедростью славился  мой  Муллагали. В  двадцать первом году люди исстрадались, некоторые умирали  с голоду. Помню как сейчас: наш сосед Якуп-агай понуро вышел за ворота с топором в руке и затянул скорбным голосом песню:
    Когда веет ветер осенний
    Шумят березы нашей равнины.
    Не спев тихонько задушевную песнь,
    Не унять мне горя-кручины.
    Грустно допев, тихо  подошел к  Муллагали и протянул топор: «На, сосед, возьми». Они уже давно пухли с голоду. Не осталось даже вещей, чтобы продать по дешевке и купить еды. Твой дед ничего ему не ответил. Зашел в дом и вынес соседу два-три фунта муки. Якуп-агай снова протянул топор, а Муллагали  не взял. Сосед обрадовался, с благодарностью на устах поспешил домой накормить ребятишек.
    – Олясэй, а  голод часто случался?
    – Голод как нежданный гость приходил в каждый дом в засушливые годы. – При слове «голод» Салавату привиделся изможденный дядька в лохмотьях, забредший за порог. Бабушка продолжила воспоминания. – В тысяча девятьсот одиннадцатом  была страшная засуха: весной даже трава не смогла проклюнуться, земля лежала вся черная. Спасибо, в тот год царь Николай не дал помереть – открыл в каждом ауле бесплатные столовые и кормил народ  раз в день.
    – А в голод двадцать первого года, наверно, кормили красные…
    – Накормят, как же… Когда красные брали аул, вламывались в дома, кричали: «Давай мясо! Масло! Яйца!», отбирали последнюю еду. Столько народу погубили… Сына бабки Гульбустан Бакира расстреляли без причины. После того случая она тронулась умом, до самой смерти, как заслышит грохот, ходила по аулу и причитала: «Бакира застрелили! Сыночка убили! В двадцать первом году многих спасли от голодной смерти американы, инглизы и германцы.
    Салавата озадачили воспоминания бабушки. Кому же верить, Гульфаризе-олясэй или школьным учителям? Ведь весь аул знает, что олясэй всегда говорит правду. А разве учителя могут обманывать? Желание узнать истину взяло вверх, он снова спросил:
    – А белые тоже… были плохие, как красные?..
    – Нет, белые нас не обижали.
    Салават еще больше удивился: «Вот это да! Кому же верить? В школе им твердят, что Бога нет, а бабушка повторяет «Бисмиллях » почти на каждом шагу». Такие противоречия никак не умещались в сознании и он снова затеребил бабушку:
    – Олясэй, а Бог есть или нет его?
    Бабушка испуганно всполошилась:
    – О, Аллах! Прости несмышленого ребенка! – затем повернулась к внуку: – Конечно, есть! Помимо воли Всевышнего мы и шагу не ступим! – Бабушка зашептала дуа и снова взмолилась:
    – О, Всемилостивый! Ты дал мне четырнадцать детей и только одну, самую младшую дочь оставил в живых, много раз обрекая меня на материнское горе. Подчиняюсь такдиру, предписанной Тобой мне судьбе, принимаю все, что предначертано. Только прошу, ниспошли моему единственному внуку счастья в обоих мирах! Даруй ему удачу великую, большой талан и долгую жизнь как у его предка Абдулгалим-бабая, ум, богатство и  трудолюбие  как у моего деда Султана, здоровье и мудрость  как у старейшины Нугмана, силу, чутьё и отвагу как у мужа моего  Муллагали, мужественность, справедливое и храброе сердце как у Салават-батыра, и самое главное, совершенный иман . Будет иман – приложится все остальное. Огради же моего  внука от ухищрений шайтана. Аллах акбар! Аминь! – Бабушка повернулась к Салавату. – Ладно, дитя мое, пора спать. Завтра еще поговорим. Айда, повторим дуа, которую читают перед сном: бисмилляхир рахманир рахим…
    Салават повторил вслед за бабушкой:  – Бисмилляхир рахманир рахим.
    Она продолжила:
    – Лягу – на топчан,
    Подушка моя – саман,
    Религия моя – Ислам.
    Желание мое – Иман,
    Лягу со словами «О, Аллах»,
    Когда встану – иншааллах.
    Если вдруг не встану больше,
    Упокой меня с иманом, о, Аллах.
    Как только Салават закончил повторять мунажат  вслед за бабушкой, она сразу уснула и засопела. А он, по привычке, еще долго лежал, размышляя: «Наверно, верно говорит олясэй, Бог есть. А иначе, кто же…  Если подумать, все ведь на своем месте. По утрам солнышко восходит и все вокруг освещает. Для пропитания людей и животных, дожди  выращивают травы, деревья и зерна. Когда вечером солнце закатывается, его сменяет луна. Темными-претемными ночами освещает хотя бы тропинку под ногами, и то годится. Луна и солнце, люди, бесчисленные живые существа на земле –  как появилось все это, если их не создал Аллах? А откуда появился сам Бог?..  Первый космонавт Юрий Гагарин слетал в космос. Но где границы  космоса? А что там, за его пределами?..»
    Музыка смолкла. Аргамак памяти выплыл из потока воспоминаний и      вмиг доставил Салавата  в реальность дня нынешн
                ***
    Следующий день посвятил предкам: заказал надгробные камни на могилы родного отца, отчима Шагидуллы-атая,  бабушек Гульфаризы и Уммикамал.  Договорился с муллой и оплатил полное прочтение  Корана с просьбой у Аллаха прощения грехов деда Муллагали. Побывав в мечети, раздал хаир  за упокой давно почивших родственников и всех душ, уповаюших надежду на упоминание. Вернувшись домой, встал под канал.
    На сегодняшнем сеансе впервые и как всегда непроизвольно выполнял новые для себя, но удивительно сложные и совершенные упражнения. Будучи достаточно опытным спортсменом (мечтая стать сильным как отчим, он с детства тянулся к спорту), Салават оценил эти упражнения очень высоко.
    На уроках физкультуры, в спортивных секциях обычно учили делать простые и примитивные упражнения. Эти же движения, которые под влиянием каналов космоэнергетики выполнялись руками, ногами и всем телом  с поразительной гибкостью, были чрезвычайно гармоничны, точны и совершенны.
    В конце сеанса перед глазами пронеслись давно знакомые картины: закованный в кандалы мужчина с жутко изуродованным лицом,  кажущийся ему очень близким человеком и висящая на ветке дерева люлька с младенцем.
    Вот начал вырисовываться какой-то знак. Вскоре он стал светиться словно яркая звезда  на  ночном небосводе. Этот символ затем показывали почти на  каждом сеансе, но сколько бы ни ломал голову, Салават не смог понять его значение. Смысл знака, впервые «увиденного» им закрытыми глазами под каналами  космоэнергетики, дойдет до него лишь девять лет спустя…
    Вдруг возник над ним огромный голубой глаз. Понемногу желтея, он стал золотым и начал изливать теплые лучи на Салавата.
    Золотой глаз исчез и заполыхали удивительные космические сияния, сверкающие тысячами разных цветов. Бесчисленные звезды, принимая причудливые формы, вначале быстро вертелись слева направо, потом закружились наоборот.
    Вот, озарив звездное небо, величественно возникла огромная золотая птица Хумай и осветив все вокруг ослепительными лучами, грациозно пролетела дальше. Салават с огромной благодарностью вобрал в себя ярко-золотистые лучи птицы счастья.
    После сеанса, по обыкновению, обменивались впечатлениями с Лилит.
    – Показали мужчину в оковах. Все лицо у него в шрамах, напоминающих какие-то буквы, носа почти нет. Он показался мне родным человеком. Еще промелькнул младенец в колыбели, висящей на ветке дерева. И мужчину, и младенца я несколько раз видел во сне, когда лежал в госпитале. Посмотри-ка, что означают эти видения?..
    Лилит, прищурив глаза, напряженно подумала, затем внезапно воскликнула:  – Салават Юлаев!
    – Салават  Юлаев?! – Салават опешил. – Но почему он так часто мерещится мне?.. А ребенок в люльке?..
    – Этот младенец – сын Салавата Юлаева! Аллабирды, говорят мне… Значит, Аллахом дарованный ребенок…
    – А почему я их так часто вижу?..
    Лилит опять сосредоточилась и ответила взволнованно:
    – Салават Юлаев – твой предок в седьмом поколении, говорят они…
    – Чей предок, мой?..
    Лилит, немного подумав, вдруг начала утверждать совершенно другое:
    – Нет, мой! Наверняка, мой! Конечно же, мой! Значит, Салават Юлаев – мой пращур!
    – Но ведь… он совсем из другого племени…
    – А младенец в люльке? Его же назвали сыном Салават-батыра. Выходит, этого ребенка почему-то привезли в наши края и оставили в колыбели. Этот малыш - продолжатель рода Салавата Юлаева, моего дальнего предка… – сделала вывод Лилит с привычной для себя убежденностью. Салават не стал возражать против ее «неопровержимой» логики.
    Поразмыслив немного, Лилит загадочным голосом продолжила:
    – Во время сеанса сообщили кое-что. Очищение, подготовка к посвящению будет длиться еще пять дней, пока не покаешься полностью. В эти дни тебя ждет большое испытание. Самые слабые твои стороны – женщины и алкоголь… Теперь, когда ты с искренней решимостью стремишься к духовным высотам, попытаются завлечь тебя ими и снова запачкав твою душу, заставить скатиться вниз. Если не сумеешь пройти  испытание, тебя ждет страшное наказание… – Лилит строго глядела на мужа.
    – Какое наказание?..- Салават настороженно уставился на нее.
    – Если оступишься, в качестве наказания заберут меня…               
    У Салавата внезапно похолодело на сердце. В мозгу заворошились лихорадочные мысли: «О, Аллах, не покарай меня так жестоко! Как же избежать таких хитрых ловушек в виде женщин? Хоть на улицу не выходи… Ведь я от чистого сердца зарекся  не совершать такие грехи! И всей душой убежден, что сдержу  слово… Я  же  научился обуздывать свои низменные страсти.  Уже понял:  если жаждешь побед, вначале нужно победить себя…
    О, Всевышний, прошу Тебя, дай мне твердость духа, чтоб я смог одержать полную победу над самим собой!»
               
                ***
    Нелегок труд предпринимателя – барыши ему с неба не падают. Он должен без устали, целый день носиться как собака. Человек, работающий по найму на государство или на хозяина, возвращается домой, подобно обычному школьнику, швыряющему ранец в угол, забрасывает «мешок» должностных обязанностей в сторону и не вспоминает о нем до следующего дня. Более того, даже на рабочем месте находит возможность улаживать личные дела. А нескончаемые проблемы коммерсанта плетутся вслед за хозяином к нему домой. Даже когда ляжет спать, не оставляют в покое – теснее родной жены обхватывают за шею. А если уснет, бесцеремонно вторгаются в сны.
    Желая хоть ненадолго отвлечься от навязчивых проектов и забот российского дикого бизнеса, предприниматели  «расслабляются» кто на что горазд: одни налегают на спиртное, кто-то путается с чужими женщинами, некоторые просаживают деньги в казино, другие, убегая на лоно природы, рыбачат или охотятся.
    Несмотря на субботний день, Салават и сегодня мотался по городу, когда зазвонил телефон. Марат, друг детства! Приехал из Уфы, говорит: «Собрались в сауну с влиятельными людьми, тебя тоже приглашаю». Услышав голос близкого друга, он сначала чуть было не согласился от радости. Да и давно не виделись. Хорошо еще, что в голове щелкнуло вчерашнее предостережение жены и он улыбнулся про себя: права была Лилит…
    Повстречавшиеся  на улице женщины тоже обворожительно улыбались ему. Прежде Салават ни за что не прошел бы мимо… Однако сейчас нельзя предаваться даже греховным мечтам о них.
    О, Всевышний, и почему только Ты сотворил женщину настолько прекрасной, грациозной и соблазнительной?.. Сколько раз за рулем, заглядевшись на таких красоток, Салават чуть не врезался в придорожные столбы? Бывало, и будучи пешком засматривался на них так, что натыкался на что-нибудь. Пару раз даже набивал шишки на лбу, или новехонькими туфлями забредал в грязную лужу.
    А теперь Салават изумляет самого себя: за такой краткий срок может, оказывается, так сильно измениться человек… Еще совсем недавно, завершив дневные дела, он как на крыльях мчался к любовницам, а сейчас каждый день торопится быстрее вернуться домой и встать под канал. Да и здорово, оказывается, если чист перед женой: не надо юлить, изворачиваться и оправдываться. Если одна часть его сущности поражалась, недоумевала, была недовольна произошедшим в нем переменам, то другая, в самом центре души – испытывала искреннюю радость и упоение.
На сегодняшнем сеансе тоже непроизвольно выполнял разные упражнения, в том числе дыхательные и массировал биологически активные точки. Затем долго потирал указательным пальцем точку на груди. Вскоре перед его глазами возник огненный шар. Салават решил, что это чакра. В этот момент сверху пошел приглушенный свет. Перед глазами пронеслись разные картины. Показали тот загадочный знак, сверкающий на небосводе. Не очень отчетливо привиделся Иисус Христос, пригвожденный к золотому кресту. Временами мелькал образ Мариам-ана - Девы Марии. Снова появился тот таинственный символ, он сменился потоком света, спиралью поднимающегося ввысь. Вот прошла толпа людей в нарядных национальных одеждах разных народов. 
Салават еще не мог ни понять, ни воспринять разумом и сердцем все картины и видения, представавшие перед ним во время сеансов. Увы, у него практически нет даже минимальных  религиозных знаний. Интересно, сколько уже поколений интеллигентов с высшим образованием, но абсолютных неучей по части духовных знаний выросло после Октябрьской революции?..
Перед глазами долго стояла картина: в протянутых ему сверху ладонях горит огонь, словно факел. Рук  видно смутно, а пламя яркое. Поняв, что этот огонь предлагают ему, Салават обрадовался. После обращения с мольбой к Богу,  семь раз произнес слово «аминь». В тот момент нисходящий свет стал чуть ярче.
Внезапно  вспомнил:  предстоит серьезное испытание… Хорошо, если он сможет с честью пройти все преграды.
Честь и совесть…  Видно, истинная совестливость, чистота души остались в далекой стране детства. Солнце тогда светило ярче, небо было голубее, трава и деревья зеленее, ветер нежнее, воздух свежее... Весь мир воспринимался как несравненное чудо.
Такое же ощущение душевной чистоты возникало, когда он в молодости упоенно писал картины в родном ауле. Быть может, предстоящее посвящение вернет то дивное состояние?.. После посвящения он и примется за творчество.

***
 Воскресенье  прошло  как обычно. Съездив в торговый центр, купили дочерям одежду. Вернулись домой – а там Габдразак, кайнага  Салавата, привел свою жену показать Лилит.
Салават собрался было вздремнуть, но не успел прилечь, как зазвонил телефон и в трубке раздался зычный голос заслуженного художника России Ильгама Юмабаева .– Приветствую, Салават!
– Здравствуй, Ильгам-агай.
– Я тебя вот по какому вопросу беспокою: а что, если нагряну к вам с поллитровочкой…
Недолго думая, Салават ответил прямо:
– Эх, Ильгам-агай, я тут в баню собрался, а к Лилит люди пришли. Если хочешь, давай, сходим в баню вместе.
– Я уже был вчера в бане. А нынче хотел с тобой потолковать. Ну, хорошо, будь здоров. – Ильгам-агай положил трубку. Разговор лег тяжестью на душе Салавата:  похоже, обидел он агая… Ладно, может и не обидится. Ведь в угоду другому нарушать собственные планы, наверняка, тоже не годится.
Салават лишь в одиннадцать ночи вернулся из бани и встал под канал.
На сеансе падающий сверху свет был намного слабее вчерашнего. Видений тоже было мало: несколько раз промелькнул тот знак, крест и золотогривый конь. Да, еще трижды показали младенца в пеленках…
Похоже, в сегодняшних видениях не было разнообразия и выразительности из-за душевного состояния  Салавата. Настроение  испортила Лилит перед уходом в баню. Все та же волынка: «Будучи под каналом Миди я попросила, чтобы помогли прекратить воровство Рустама из дома. Сказали, когда муж прекратит таскать семейные средства на сторону, тогда и сын образумится. Значит, ты и после Зульфии имел любовницу». Ох, вцепилась в него насмерть.
Хорошо еще, Салават не стал спорить, молча вышел из дома. А в голове всколыхнулись укоризненные мысли: «Лилит грубо нарушила наш уговор: мы условливались, что она не станет использовать экстрасенсорные способности  в наших с ней отношениях. Ну никак не может бросить  привычку вынюхивать. Признаю прежнюю вину, но я давно уже чист перед ней и решил больше никогда не изменять! Мне так надоели эти скандалы Лилит, как заведет ссору – белый свет не мил, жить не хочется. Неужели не сможешь простить мне прежних измен, всю жизнь будешь попрекать за них, Лилит?..»

***
Несмотря на плохое настроение, сегодня  Салават успел сделать многое: сдал отчет в налоговой инспекции, уладил дела еще в нескольких учреждениях, проверив магазины и торговые точки, забрал дневную выручку.
У Лилит тоже было много посетителей, лишь в десятом часу вечера она смогла проводить их и поставить Салавата под канал.
После довольно долгих упражнений, Салавата лег на ковер лицом вниз. Сквозь дрему он вспомнил об Ильгам-агае: может, он его и вправду вчера обидел? Ну да ладно, у них и так все время люди, слишком много личного времени занимают.
Перед глазами возникло лицо встретившегося ему сегодня невероятно талантливого танцора Малика Янтурина. Он был истинным маликом  – прославленным принцем национального танцевального искусства. Закавыка лишь в «был»… Увы, нынче в Янтурине осталась лишь тень от прежнего малика-принца. Причина общеизвестна.
Салават дал нищему маэстро, оставшемуся без семьи и работы, живущему впроголодь, три тысячи рублей. Сумевший сохранить достоинство Малик сконфуженно принял «подмогу» и обещал вернуть при первой возможности. Надо бы как-нибудь уговорить его и привести  к Лилит, чтобы полечила, может, бросил бы пить. Ведь алкоголизм, и вправду, добровольное обречение себя на жесточайшие душевные и физические муки…
В конце сеанса он решил: «Сегодня 26 марта, новолуние. В этот день я намеревался, наконец, отыскать свои афганские этюды и приступить к давно задуманной картине. Но пока воздержусь. Надеюсь, если полностью очищусь за эти два-три дня, мне дадут посвящение. На столь важное дело, как возвращение к творчеству, правильнее будет отважиться после принятия посвящения…»

***
Вот и настал последний, решающий день подготовки к посвящению. Под каналами непроизвольно выполнил много упражнений. Во второй части сеанса Салавата лег навзничь и  долго двигал  пальцами правой руки.  Затем стал делать точечный массаж  на грудь и льющийся сверху матовый свет немного усилился.
После этого заставили той же рукой тереть правую сторону головы и лица. Перед закрытыми глазами пронеслось множество картин: тот загадочный символ, бескрайние просторы космоса, мириады звезд, еще много чего, что пока не воспринималось сознанием…
Затем его посадили в позу лотоса и заставили трижды произнести «аминь». Он почувствовал покалывание в задней части головы. Перед зажмуренными глазами возник горящий огонь. В голове еще несколько раз кольнуло, туда будто что-то поместили. Он даже почувствовал, как отяжелела голова. Снова появился таинственный знак, затем показали золотое перо.
Но  душа, под влиянием каналов воспарившая ввысь и отдавшаяся столь высоким, ярким чувствам, была оглушена и повергнута на грешную землю грубым окриком Лилит.
–Ты недавно сажал любовницу в машину?! Мне передали свыше. Говори правду, поклянись! – кинулась выпытывать она.
Салават был оскорблён. Он почувствовал себя птицей,  сбитой на лету острым камнем, сломав  крылья. Бестактность жены унизила его. Своей выходкой Лилит и себя сильно принизила перед ним.
Собрав всю силу воли, Салават едва сумел сдержаться. Ни слова не сказал жене, но настроение упало, а в голове зародились мучительные мысли: «Ведь я полностью признал свои грехи и ступил на правильный путь. Теперь у меня перед ней нет никакой вины. Почему же она все еще подозревает меня? Что поделаешь, наверное, так и бывает, если уж потерял доверие. Задрал волк добычу или нет, его пасть всегда в крови…
Но придет ли когда-нибудь конец этим сомнениям, допытываниям и несправедливой ругани Лилит?.. Да и нечестное использование каналов космоэнергетики и своих способностей – тоже дело неодобряемое. Подобными выпадами она лишь запятнает себе душу, ослабит дух. Из-за  неуместных упрёков моё сердце охладевает к ней. И хуже всего, она роняет передо мной авторитет, завоеванный  добрыми делами…»
                ***
Вот и настал 28 марта 2001 года – день посвящения. Салават с нетерпением, волнением и настороженностью дожидавшийся этого дня, с утра находился под наплывом сомнений. Успел ли он полностью очиститься? Не запятнали ли сердце недавние размолвки с Лилит? Ниспошлют ему посвящение или нет? И вообще, достоин ли Салават такого почтения?..
Жена, обидчиво поджавшая губы, строго сообщила:
– Свыше передали, посвящение назначено на время с десяти утра до двенадцати, начинай готовиться.
Вдохновляющее известие как рукой сняло уныние и тревоги последних дней. Салават бодро принялся за приготовления: принял тахарат, ополоснулся.
Однако не успел пробыть под каналами и получаса, их прервали. Позвонили продавцы:  в магазин неожиданно нагрянули проверяющие из налоговой инспекции, заставили запереть дверь, требуют торговые документы.
Поговорив по телефону, Лилит была вынуждена прекратить церемонию.
– Почему прервала? От налоговиков особого вреда не будет, посвящение намного важнее… – возразил Салават, но жена перебила:
– Я тоже так думала, только тебе велено идти на работу. Посвящение отложили на вечер, с десяти до двенадцати. Говорят, вечером будет удобнее…
Салават с нескрываемой досадой оделся и с тяжелым чувством захлопнул дверь.
Весь день провозившись с проверяющими, лишь в десятом часу вечера возвратился домой. Дождавшись назначенного времени, подготовился с заметным внутренним смятением и встал под канал.
Сеанс сразу начался с различных упражнений. К проделанным прежде добавились и новые. Позже Лилит телепатически объяснили: оказывается, эти упражнения – тантрические. 
Дав с помощью тантрических и дыхательных упражнений интенсивную физическую нагрузку,  уложили на спину и долго заставляли выполнять разные движения. Перед глазами величественно проплыли изумительные виды космоса, мириады звёзд, светящиеся тысячами разноцветных лучей. Довольно долго сверкал тот загадочный символ, затем впервые послышалась волшебная космическая музыка. Завораживающая мелодия, ничуть не похожая на земную, проникла в самое сердце и овладела всей душой. Чуть погодя невыразимо прекрасная музыка смолкла и, освещая все вокруг, появилась величавая золотая птица Хумай. Пролетая над ним, птица счастья обронила из своего крыла одно перо. Оно какое-то время грациозно парило в воздухе, а потом мягко опустилось в протянутую кверху правую ладонь Салавата. Это было золотое перо. Салавата заставили около часа выводить этим пером движения, как при письме.
В какой-то момент светлый фон потемнел, а на небе проявилась огромная голова Ленина. Пару мгновений спустя голова медленно раскололась надвое и обрушилась вниз, но ее образ еще долго явственно ощущался в воздухе. Несколько раз показали символ музы.
Прервав движения кисти правой руки Салавата,  заставили встать на колени. Постояв так некоторое время, он ощутил, как внезапно на него сверху обрушился удивительно мощный свет, пробивающийся даже сквозь зажмуренные веки, и перед глазами начал медленно летать круглый, как горошина, синий огонь. Салават вдруг испугался этого ослепительно яркого света и взмолился: «О, Всевышний! Одного тебя я страшусь! Прошу, вложи в моё сердце отвагу и смелость, чтобы не боялся ничего и никого, кроме Тебя!
О, Аллах, безгранично благодарю Тебя за то, что привел в этот мир, простил мне столь огромные грехи и удостоил такого большого посвящения! Не лишай меня имана и в будущем, не дай оступиться с пути истинного! Позволь мне ниспосланным Тобой золотым пером написать великие произведения и напомнить человечеству Твою истину! Дозволь лишь Тебе одному верно служить и оправдав доверие, выполнить возложенный на меня долг, о, мой Господь!»
После мольбы удивительный свет повторился вновь, а в последней части посвящения похожих на горошины синих огней стало много, они медленно кружились перед ним. Теперь Салават не испытывал страха, был полностью охвачен чувством радости. Когда посвящение завершилось, жена вывела Салавата из-под канала и спросила:
– На тебя сошло столько света, ты почувствовал?
– Да, даже через закрытые веки слепило глаза…
– Объяснили, что такой яркий свет бывает при высочайшем посвящении…
– Я где-то читал как  на одного видного религиозного деятеля, уже не помню имени, после долгих  молитв и зикров  снизошел луч. Тот человек был безмерно счастлив. Позже, надеясь хотя бы еще раз увидеть тот луч, годами читал дополнительные намазы, произносил зикр. Но больше того луча не было… На меня свет посвящения снизошёл дважды…
На лицо Лилит почему-то легла тень. Сморщив лоб, она чуть помолчала, и, ударяя на первое слово, затараторила с  гневными нотками в голосе:
– Кстати, тебя и покритиковали немало: сказали, чтобы в рот не брал спиртного, курить тоже нужно бросать, оказывается, табачный дым наносит большой вред эфирному телу. На женщин не пялиться как охотник на дичь.  – Жена при этом издевательски улыбнулась. – Еще вот что:  многочисленные раны, муки телесные были даны тебе как испытание, для закалки. А ты не понял их смысла. – В словах, сказанных от сердца с каким-то мстительным удовлетворением, как и на лице жены, явственно читалось: «Ты дурак!» – Едва сумел подняться на ноги после стольких операций, откинул костыли и заковылял по бабам…
– Да ладно тебе… – буркнул  Салават, сочтя нужным что-то сказать в ответ, и тут же прикусил язык. Возразишь Лилит в такие минуты, ожидай урагана. Так оно и вышло:
– Что ладно, что тебе ладно? Позабыл уже, как оставил свое главное предназначение – творчество, вместо прямого пути свернул «налево», поскакал за бабами, как бешеный племенной козёл?!. Кстати, «главное предназначение» – это не мои слова, так передали свыше. Я таких-то слов и не знала…
А ты!.. Диву даюсь, в голове не укладывается, чем заслужил такое, – недовольно продолжала жена, – был избран Богом, одарён талантом, чтобы придя в этот мир, создавать великие произведения. – Лилит криво усмехнулась. – Должен же их кто-то написать… Судя по истории, бессмертные произведения творили люди и поглупее тебя… Взять хотя бы Ван Гога, который отрезал себе ухо и подарил возлюбленной шлюхе… А ты!.. Куда ты запихнул Богом данный талант?
Лицо Салавата вспыхнуло багровым пламенем.
«Сколько лет я ради тебя и моих детей, в ущерб своему творчеству, гоняюсь за деньгами и богатством!
Не ты ли так настойчиво требовала у меня дорогие тряпки, золото и бриллианты, норковые шубы и шапки? Не ты ли укоряла, мол, во-он, брат Светы Секваровой, большой начальник, подарил жене машину, вот какими бывают настоящие мужчины? Я прекрасно знал, что одной живописью больших денег не заработать. Для этого нужно посвятить искусству всю жизнь. А тебе тотчас нужны были деньги, вещи, достаток… Потому и старался быть «настоящим мужчиной», таким, как брат твоей Светы. Таким вот образом лишился самого дорогого и первостепенного для себя – творчества. Все это было для тебя и детей, ради семьи. Глупец, воспитанный в эпоху социализма, я глубоко вбил себе в мозг догму, втираемую со школы и университета – «Для построения коммунизма, вначале необходимо создать его материально-техническую базу»… Когда всенародная мечта о коммунизме для всех рассыпалась вдребезги, я отошёл от творчества и встал на скользкий путь дикого российского капитализма и бизнеса, чтобы построить коммунизм хотя бы для собственной  семьи…»
Если бы не принятое сегодня посвящение, эти слова неминуемо сорвались бы у Салавата с языка. Лилит, по обыкновению, бешено вскочила бы и, метая искры из глаз, вывернув губу, отвратительно скривив рот, исказив миловидное лицо в страшную гримасу и визжа дурным голосом, схватила бы подвернувшуюся под руку посуду и швырнула в него. Салават бы не остался в долгу, нашел бы чем ответить, а Лилит, в свою очередь, приметив краешком злющих глаз, что посуды на столе не осталось, кинулась бы на мужа, как мартовская кошка, попыталась бы вонзить ногти в лицо, а благоверный вкатил бы ей разок. Салават сидел пунцовый от гнева, но слова, предназначенные Лилит,  высказал лишь про себя. Потому как отлично знает: скажет слово поперек – рассорятся в пух и прах. Хорошо еще, если не подерутся… Но в столь важный для него день посвящения вовсе не хотелось замарать душу пустячной ссорой.
Чем дольше он молчал, тем пуще распалялась жена:
– Запомни: все твои успехи лишь благодаря мне! Аллах меня дал тебе в ангелы-хранители. Кабы не я, давно бы уже в тюрьме сгнил или бомжевал с алкашами, как  дружки  детства. Твои сверстники, вон, уже почти вымерли… Скажи, где теперь Сергей Таранин, двухметровый русский богатырь? Вы ведь с ним в одном дворе выросли. И куда делся тот Сергей-Алпамыша ? – Лилит решила использовать прием древнегреческих ораторов, чтобы встряхнуть старательно «дремлющего» Салавата, задала ему риторический вопрос. Не получив ответа, она вдохновенно продолжила:
– Не повезло Таранину, дурная жена попалась ему... Потому и помер от пьянства, еще и сорока не было бедняге… А вот тебе сча-астье привалило! Еще ка-ак привали-ило!.. Не забывай: только после женитьбы на мне Бог распахнул пред тобой врата счастья!
Салават недоуменно посмотрел на жену: какая же муха ее сегодня укусила?.. Почему она так голосит в столь радостный для него день? Или она так поздравляет мужа с получением высокого посвящения?..
Лилит, похоже, начала выдыхаться, значительно уменьшила громкость децибелов в голосе, снизила и скорость пулеметного обстрела ядовитыми словами-пулями, направленными мужу в самое сердце:
– А еще перед посвящением ходил обиженный, мол, слово ему не по душе сказали… Разве сам меня мало обижал? Кстати, свыше еще передали: «Он не понимал твои призывы к добру, твое стремление помешать его распутству и пьянству воспринимал как ограничение  личной свободы». Даже стихами выразились:
Не знал тебе цены,
Не понимал добра твоего,
Не считался с красотой твоей,
Ранил твое сердце,
Запачкал твою душу.
Еще сказали: «Обидчикам тех, кто излечивает людей, действуя по велению божьему, уготовано суровое наказание».
Тебе велели не делать больно не только мне, но и чужим людям. А еще повелели полностью прочитать Священный Коран.
Я удивилась: «Если у него так много грехов, почему же ему ниспослали посвящение?» – оказалось, и в этом имеется моя заслуга: «Он возвысил тебя, помог в твоей работе. За  то, что поддержал в добрых делах, возвысим и его самого». Справедливости ради уточню, сначала сказали: «Он – избранный раб Аллаха».
В любом случае, запомни, они предупредили несколько раз: «Если он вернется к прежней жизни – мукам телесным прибавятся и душевные! А муки душевные намного тяжелее телесных». Вспомнив о чем-то, Лилит сделала паузу и спросила: – Видел, тебе вручили золотое перо?
– Да, мне его обронила из своего крыла птица Хумай.
Лилит снова потемнела лицом.
– Передали тебе и указания касательно творчества: не изображать блуд, обнаженных женщин, постельные сцены, а создавать произведения, несущие свет и веру в души людей!
Передают, что главное произведение, которое будет написано после посвящения – «Апокалипсис» – должно стать триптихом о себе, потому что твоя нынешняя и будущая духовная биография уникальна и может служить большим уроком людям. В верхнем углу каждой картины триптиха велят поместить надпись:
Познал муки – страдания,
Выдержал испытания,
Обрел веру – истину,
        Ступил на путь истинный.
Сказали, что посвящение поможет тебе постепенно понять, как именно создавать эти произведения. И что истинный смысл полученного тобой посвящения дойдет до тебя позже. Главное, ты никогда не должен забывать, что ты художник, удостоенный высокого посвящения. Велят после «Апокалипсиса» заново переписать картину «Пир» и выставить ее…
Еще вот что: теперь тебе строго запрещено спиртное, про чужих женщин и говорить нечего… И велят скорее бросить курить. Табачный дым вредит эфирному телу, затормаживает твое духовное развитие. Если глотнешь хотя бы каплю спиртного, в наказание  заберут меня…
***
Уже на следующий день после посвящения Лилит поставила перед мужем категорическое требование:
– Не все же время мне работать, нужно и развиваться. Отвези меня в Москву, пора получить дополнительные каналы!..
Внимательно вглядевшись в рассерженное лицо жены, Салават дал согласие:
– Не возражаю, скоро отправимся.
– Скоро? Почему не завтра?
– Уже готовы надгробья на могилы Гульфаризы-олясэй, отца, бабушки Уммикамал и Шагидуллы-атая. За эти несколько дней надо отвезти и установить их.
Лилит с легкостью согласилась с мужем:
– Так и сделаем.
Для нее долги перед покойными священны, наверно, потому и не стала возражать. После непродолжительного молчания она взволнованно заговорила:
– Знаешь, во сне я часто нахожусь в огромном мраморном дворце. На мне богатая одежда. На голове – золотая корона с драгоценными камнями, на шее – массивный крест на золотой цепочке… – Лилит вопросительно взглянула на мужа. А Салават очень удивился.
– Что могут значить эти сны?..
– Понятия не имею… – Салават пожал плечами.
– И как же растолковать эти странные сны?.. – продолжала допытываться Лилит, словно ожидая чего-то от мужа.
– Ничего не могу сказать. Главное, чтоб к добру были…
– Может, в одной из прошлых жизней я была королевой?.. – Лилит с надеждой уставилась на мужа.
В девяностые годы в обществе широко распространились идеи буддизма, много говорилось о понятии реинкарнации. Почти любой уважающий себя экстрасенс наловчился зашибать деньгу, таинственно вещая своим клиентам об их прошлых воплощениях.
– Не знаю, возможно… – наконец, ответил жене Салават. Лилит будто того и ждала, порывисто выдала взлелеянную в душе амбициозную мысль:
– Огромный мраморный дворец, дорогие одежды, золотая корона с каменьями, крест на золотой цепочке – не зря мне это снится… Я же чувствую себя в этих хоромах хозяйкой! Мне пришла информация: «В прошлой жизни ты была королевой, будешь ханбикой  и в жизни нынешней»!.. Да и самой хочется крест надеть…
– Что?.. – Салават оторопело посмотрел на нее.
– Почему-то хочется носить крест…
Вконец растерявшийся Салават спросил первое, что пришло в голову:
– Как у Назиры?
– Нет, не такой, мне чужой не нужен! Хочу золотой крест на золотой цепочке…
– Ну уж нет, об этом и речи быть не может! – категорически запретил Салават.

***
Исполнив долг перед усопшими предками, они, как и договаривались, направились в Москву.
Оказалось, Джамиль Базаров и Индира Хусу перенесли свою школу в здание побольше, переименовав ее в «Институт космоэнергетики и специальной психологии». Организовали дневное, вечернее и заочное отделения. Отучившись три года, студенты получают здесь звание магистра космоэнергетики.
Салават и Лилит побывали в комнате, где установлена ауракамера, сделали снимки ауры. Они слышали, что Индира Хусу хорошо разбирается в них, дает по ним пояснения и советы.
Пока Лилит хлопотала о получении дополнительных каналов, Салават решил зайти к Индире Хусу и показать  снимки.
Прогрессор космоэнергетики, кавалер мальтийского креста, теперь уже доктор медицинских наук Индира Хусу встретила Салавата  приветливо. Эта миловидная женщина с льняными волосами смерила  Салавата проницательными голубыми глазами.
– Я хотел показать вам наши с женой  ауры.
На лице Индиры мелькнуло легкое недовольство. Видимо, ей изрядно наскучили подобными просьбами.
– А где ваша жена?
– Получает дополнительные каналы.
Нехотя взяв в руки снимки, при взгляде на них Индира Хусу оживилась. Она с уважением и любопытством вскинула глаза на Салавата:
– Ваш снимок изумителен! Смотрите: над головой светлые пятнышки, как звездочки, а на голове большущая белая корона!
Помолчав, Салават поинтересовался:
– И что означают эти пятнышки и корона?
– Огромная белая корона и светлые пятнышки, напоминающие яркие звезды, указывают на ваш высокоразвитый дух, большие возможности и обладание высочайшим посвящением…
Салават посветлел лицом:
– Да, недавно мне дали посвящение…
– Каким образом?
– Под каналами космоэнергетики… – Салават вкратце рассказал о полученном посвящении.
Вглядываясь в снимок ауры Салавата, Индира Хусу задумалась, затем покачала головой:
– Высочайшее посвящение, определяемое по вашему снимку, было дано вовсе не недавно…
– А когда же?.. – удивился Салават.
– С рождения…
– Я хочу развить себя в качестве художника. Это посвящение поможет достичь моей цели? – Салават задал волнующий его вопрос.
На лице Индиры Хусу отразилось некоторое разочарование:
– Речь не только об этом. Обладая такой короной, огромным потенциалом, вы обязаны подняться до уровня духовного лидера  народа! Конечно же, темные силы, чтобы сбить с пути, постараются завлечь вас ложными целями, всячески обмануть…
Салават указал на снимок Лилит:
– На голове моей жены тоже корона… – Действительно, на снимке ауры Лилит тоже виднелась крохотная корона, как на принцессах из мультфильмов. Индира Хусу иронично улыбнулась:
– Нашли, с чем сравнивать… Короночка вашей жены – всего лишь знак посвящения на каналы космоэнергетики данные нами. Ваша же огромная корона – знак высочайшего посвящения, ниспосланного ещё до рождения.
На снимках Салавата и Лилит прямо над их макушками виднелся черный квадрат. Жена истолковала их по-своему: «Это твоя любовница Зульфия сделала нам на смерть». Салават указал на эти черные квадраты Индире Хусу:
– Жена говорит, что это признак порчи, сделанной нам на смерть. Она права?
Индира снова улыбнулась:
– Нет. Черные квадраты – признак связи с нижними мирами…
Салават не смог сразу  вдуматься в смысл этих слов, а расспросить подробнее постеснялся. Ему было неловко демонстрировать, как мало у него духовных познаний.
Столь высокая оценка Индиры Хусу личности Салавата, похоже, подтвердила истинность переданных через Лилит информаций. Хотя никак нельзя сказать, что Салават ощущает в себе такое уж величие. Знает, что талантлив, однако вовсе не притязает на головокружительные высоты и значимость. Мало того, еще и чувствует, насколько несведущ в духовных знаниях. Хотя, неким шестым чувством и понимает некоторые тонкие материи.
– Если у меня настолько высокое посвящение, почему я ничего не смыслю в духовных знаниях?
– Не переживайте. Понимание придет к вам позже… – Индира Хусу  красноречиво улыбнулась. В этих словах почудился скрытый смысл.
– Увы, у меня не хватает времени заниматься творчеством, получать духовные знания, заботиться о духовном росте. Все свои силы я направил на обеспечение семьи материальными благами. На правильном ли я пути?
– Да уж, кто-то копит богатство, а кто-то припасает мешки… Не тревожьтесь понапрасну, богатство всё равно придет к вам, – с загадочной улыбкой ответила Индира Хусу.
– Ладно, большое спасибо, сколько я должен? – Салават достал из кармана портмоне.
– Нет, вы мне нисколько не должны, – ответила Индира.
– Вы работали, потратили на меня время, – настаивал Салават.
– Не волнуйтесь, не нужно, – твердо стояла на своем Индира Хусу.
– Хорошо, очень вам признателен, – Салават вышел из кабинета.
В этот их приезд в Москву они получили для Лилит четыре канала космоэнергетики: «Первый магический», «Зевс», «Краон» и канал любви под названием «Анаэль». Лилит говорит, если при вынужденном общении с ненавидящим тебя человеком откроешь канал любви – прежде на дух не переносивший тебя человек, невольно меняет своё отношение…
После поездки в Москву Салавату пришлось немало побегать по коммерческим делам. Стоит оставить бизнес на три-четыре дня без присмотра, забот становится невпроворот.
В один из знойных дней он остановился возле ближайшего к дому киоска, купил сигареты, пиво, и отпил его там же, в машине. Жажда была просто невыносима. Он со смаком допил пиво и внезапно покрылся холодным потом, вспомнив слова Лилит. Ох, незадача, ему же после посвящения нельзя ни капли! И как только вышло из головы то грозное предупреждение? И подумать страшно: ведь предостерегали, если он выпьет, в наказание заберут Лилит…
Спустя несколько минут Салават торопливо вошел в квартиру. Встретившая его Лилит с первого же взгляда поняла, что случилось.
– Ты выпил?.. – В ее глазах отразился страх, голос задрожал. – Что ты наделал?! – Лилит кинулась в спальню. Салават с похолодевшим сердцем поспешил вслед за ней.
– Ах-х, моя душа!.. – Лежащая на кровати Лилит судорожно вцепилась себе в горло, словно желая удержать рвущуюся вон душу. Ужаснувшийся Салават обнял жену за плечи:
– Что с тобой?!
Безумно уставившаяся на потолок Лилит  вместо ответа закатила глаза и затихла.
– Лилит, что с тобой?! Пожалуйста, ответь!
 Жена не отвечала, все так же беззвучно лежала, уткнувшись застывшим взглядом в потолок.
Салават опустился на колени и, воздев кверху руки, взмолился:
– О, Всевышний! Не забирай у меня мою Лилит! Молю Тебя, ради моих детей оставь её в живых! Я совсем забыл, запутался с этими делами, из головы напрочь вылетело, что пить нельзя! Господи, прошу, прости меня! Оставь Лилит на этот раз, не отбирай ее у меня! О, Милосердный, только оставь ее в живых! Прости меня, пожалуйста! Больше в рот не возьму этого зелья, только не забирай мою Лилит на тот свет! – У бедного мужчины, испытывающего душевное потрясение, брызнули слезы из глаз. В этот миг Лилит слабо застонала. Салават вскочил и кинулся к ней.
– Лилит, ты жива?!
– Ох-х… дай воды… – слабым голосом прошептала жена.
Салават ринулся на кухню. Дрожащими руками налил воды и бросился в спальню. С осторожностью приподняв жене голову, приставил наполовину вылитую чашку к ее губам.
– Ох-х… – С трудом открыв глаза, жена выпила несколько глотков воды и снова затихла, а держащий ее за руки бедняга-муж снова закричал:
– Лилит! Потерпи немного, сейчас скорую вызову!
В этот момент жена мягко сжала его руку и произнесла:
– Ох-х, не нужно…
– Почему? Тебе же плохо! Потерпи чуть-чуть! Скорая приедет мигом!
Лилит сильнее сжала его ладонь:
– Говорю тебе, не надо… Мне уже легче…
Салават опять кинулся на колени с поднятыми к небу руками:
– О, Всемогущий! Ты оставил мою жену в живых! Тысячу раз благодарю Тебя!!!
Несколько дней медленно походив по дому с печатью страдания на лице и держа правую руку на груди, Лилит сказала мужу:
– В тот раз душа к самому горлу подступилась… Еще чуть-чуть, и вылетела бы… Думала, все, умру… До сих пор душа не на месте… Нам велят съездить в Аркаим… – Нить мыслей Лилит резко повернула в неожиданную сторону, но Салават тому не удивился. Слава Аркаима давно уже распространилась по всей стране. Пронесся слух, якобы, там побывал  и президент Путин.
– Когда в дорогу? – выразил Салават свое согласие. Чувство большой вины перед Лилит не давало ему покоя.
– Подготовимся пару дней и двинемся, уповая на Бога.
***
Они приготовили палатку, мангал, термос и другие необходимые вещи, заготовили много шашлыка. Прослышав о намерении родственников ехать в Аркаим, к ним наведалась двоюродная сестра Лилит Науфиля, не перестающая восторгаться ее ясновидческими и целительскими способностями:
– Апай, возьмите меня с собой в Аркаим! – умоляюще попросила она.
Не посмев отказать такой горячей просьбе, Салават и Лилит согласились.
Честно говоря, пережив столько потрясений, они надеялись съездить вдвоем, побыть наедине, вспомнить уходящую молодость… Но, как Науфиле откажешь, ведь она тоже встала на путь духовного развития.
Ехали, часто останавливаясь на отдых в красивых местах, в Аркаим прибыли лишь к вечеру долгого летнего дня.
Аркаим гудел, словно растревоженный муравейник. Рядами выстроились вагоны-гостиницы, к ним примыкали торговые палатки. Чего там только не продавали! А сколько было машин на автостоянке! Из тысяч туристских палаток образовался целый городок. Из каких только уголков России сюда не приехали! Каких только людей не собралось…
На поляне возле рынка, взявшись за руки, непрерывно поют и танцуют кришнаиты в длинных ярких одеяниях:
Кришна харе, Кришна харе,
Харе, харе, Кришна харе…
Представители какой-то религиозной секты во все горло выкрикивают свои речитативы, пытаясь перекричать кришнаитов. Немало видно людей христианской веры. Местами бросаются в глаза восседающие в позе лотоса последователи Будды.
Разумеется, большинство собравшихся приехали поразвлечься со своими друзьями, родственниками, рабочими коллективами. Радуясь интересной поездке, устраивают корпоративы, едят, пьют, развлекаются, под гармонь и гитару поют песни. Возле каждой палатки, повесив казанок, жгут костер, жарят шашлык.
Здешний воздух до краев наполнен каким-то благодушным настроением, все вокруг пропитано запахом, вкусом и духом праздника.
Салават расторопно разжег костер, натянул палатку. Лилит с Науфилей хлопотали с готовкой. Наевшись жареного мяса, выпили чаю и пошли на аркаимскую гору Покаяния. Еще здесь, помимо горы Желаний, есть гора Любви, гора Шаманка, неподалеку протекает река Караган. Глубина этой маленькой реки местами доходит до тринадцати метров, написано в буклете об Аркаиме.
Салават впервые приезжал в Аркаим в 1996 году, а в прошлом году они побывали здесь вдвоем с Лилит.
Последнее время окутываемый все большим ореолом таинственности Аркаим довольно сильно развился в качестве объекта поклонения и туристической базы.  Представители различных религиозных сект, эзотерических школ и другие паломники, почитая Аркаим как священное место силы, утверждают о мощности и целебности здешней энергетики. Работающие в заповеднике Аркаим ученые объясняют причину этого глубоким разломом земной коры. (Потому так глубока узенькая речка Караган.)
Безусловно, превращение Аркаима в святыню, известную на всю страну место поклонения удобно и выгодно как здешним ученым, так и работникам, а также предпринимателям. Потому они и стараются всячески доказать уникальность Аркаима, даже рассказывают о частых появлениях здесь НЛО и распространяют разные легенды.
С первого же взгляда Салават увидел здесь мощный поток изобильной «денежной реки», и примерно предположил, в чьи карманы он перетекает. Пораскинул, не получится ли отвести себе ручеек от столь широкого и глубокого потока прибыли, однако отказался от этой бизнес-идеи, учтя дальность расстояния. А ведь предприниматели расположенных поблизости Сибая и Баймака могли бы из этой «широченной реки» лить воду и на свои мельницы…
Взобравшись на гору, Лилит зажмурила искрящиеся радостью глаза   и поразилась:
– Ого-го! Здесь такая мощная энергетика! Все вокруг сверкает разными цветами!
– Ага, красиво тут! – несмело поддакнула Науфиля.
На самом деле, природа Аркаима довольно скудна: местами торчат невысокие голые горы, на возвышенности возле городка шумит реденький березняк, недостроенная дамба растянулась гигантской гусеницей, чуть выше узенькой реки Караган к ней примыкает речка Утяган, а по всем четырем сторонам расстилается степь с выгоревшей на солнце травой.
Немало у Аркаима тайн. Самая большая из них: по какой причине люди, построившие здесь пять тысяч лет назад городок, плавившие медь, пасущие стада, сожгли Аркаим и переселились куда-то? Большинство ученых дают на этот вопрос вполне обоснованный ответ: иссякло сырье для производства меди. Люди же с богатым воображением для объяснения причин переселения придумывают легенды, одну увлекательнее другой.
Салават задал этот вопрос жене. Возможно, она с помощью ясновидения пройдет сквозь толщу тысячелетий и выдаст верный ответ. По обыкновению, Лилит крепко зажмурилась:
– Вижу: с горы стремительно скатилась огромная бочка, объятая огнем, ударилась о деревянную стену Аркаима и взорвалась. Во все стороны полетели снопы пламени! Из настежь распахнувшихся ворот горохом рассыпаются полуголые люди, похожие на американских индейцев, они убегают в степь. Мычат коровы, ржут вздыбившиеся кони. Настоящее столпотворение! Уф-ф, резко заболела голова…
Перепугавшись за жену, Салават поспешил ее прервать:
– Хватит, не смотри больше, тебе будет плохо.
На вершине горы из выложенных по кругу камней сделана спираль. Люди один за другим заходят в нее, идут по кругу и доходят до середины. Постояв немного в центре спирали,  возвращаются по круговой тропинке обратно к выходу.
И Салават, и Лилит с Науфилей не понимают значения прохождения по спирали. В этот момент к ним обратилась женщина лет сорока пяти, прибывшая с казахстанской группой:
– Не заходите в эту спираль! Вы даже не представляете, на какие беды обречете себя этим…
Салават сердито посмотрел на нее: кто еще тут выискался уму-разуму учить?.. Ничего не ответив, Салават зашагал по спирали, за мужем последовала Лилит, вслед за ними двинулась Науфиля. Однако Науфиля шла по спирали по-своему – на коленях…
Слова той казахской женщины посеяли зерно сомнения на душе Салавата. После он многие годы сожалел: почему он тогда, усмирив свою гордыню, не расспросил у нее получше?
– Что она хотела нам сказать своим странным предупреждением? – спросил было он у Лилит, но не знающая мук сомнений и всегда уверенная в себе жена отмахнулась:
– Не принимай близко к сердцу, всяк по-своему с ума сходит.
Утром они отправились на место раскопок остатков фундамента Аркаима. Чудн; все-таки, что этот городок площадью всего-то около двух тысяч квадратных метров стал прославленным брендом, наделал столько шуму… Ведь таких останков древних городков немало и на Южном Урале, и в Казахстане…
Мало того, некоторые местные ученые хвастаются, дескать, наш Аркаим  на тысячелетие древнее Трои. Их неуместная горделивость напоминает о событиях, описанных в «Илиаде» и «Одиссее» Гомера: Троянская война, развязанная из-за похищения Парисом прекраснейшей Елены, жены царя Менелая, легендарный троянский конь, смертельная схватка отважных героев Гектора и Ахиллеса… Разве можно сопоставлять для сравнения Аркаим и город-государство Трою, занимавшую 193 тысячи квадратных километров, окруженную высокой каменной стеной, с огромной цитаделью?..
Ступив на место ритуального костра в центре городка, Лилит едва не упала. Удержавшему ее мужу она объяснила:
– От места ритуального костра идет мощнейшая энергия!..
Услышав эти слова, Науфиля широко раскрыла глаза, шмякнулась прямо там на колени и, воздев руки к небу, что-то умоляюще зашептала. На экскурсии было много людей, озираясь на нее, они стали издевательски посмеиваться. Салавату стало неудобно за родственницу.
Когда о редкостно мощной энергетике Аркаима упомянула и девушка-экскурсовод, Салават поинтересовался у нее:
– А не объясняется ли исходящая от Аркаима уникальная и сильнейшая энергетика элементарно высоким уровнем радиации или еще какой-либо геофизической аномалией? Ведь гигантские карьеры Сибайского и Учалинского горно-обогатительных комбинатов находятся совсем рядом... К тому же, тут проходит разлом земной коры… А в таких местах, если разлом активен, часто выделяются радиоактивные элементы, распространяются в воздухе выделения соединений тяжелых металлов, весьма возможно наличие вредных для человеческого здоровья геофизических и электромагнитных аномалий.
Вопрос Салавата поставил в тупик подрабатывающую экскурсоводом на летних каникулах студентку Челябинского университета.
– Ну… это… Ученые заповедника Аркаим не дали информации о местном радиационном фоне. Радиационный уровень в городке должен быть в норме…
И экскурсоводы, и местные ученые, читавшие туристам лекции об Аркаиме, категорически запретили  увозить отсюда камни даже размером с ноготь. Якобы, Аркаим жестоко отомстит преступившим это требование…
Ученые заповедника поделились и гипотезой, что городок Аркаим мог являться древней обсерваторией.
Из Аркаима направились в заповедник Шульганташ. Попутно решили заглянуть в деревню Манхыр, побывать у могилы Мужавира-хазрата. Мужавир-хазрат в свое время был прославленным в Зауралье муллой и народным целителем. Излечивал больных молитвами и лекарственными травами.
Остановились перекусить возле Родника счастья. Оказалось, один пес возомнил себя здесь хозяином. Прогнав заливистым лаем приблизившегося к его территории собаку, «хозяин» встретил Салавата, услужливо виляя хвостом. Мол, «Добро пожаловать, уважаемые гости!» Заодно и показал, кто тут главный. Таков жизненный закон, на хлебное место быстро находятся хозяева…
Как только они расстелили скатерть, пес-хозяин снова подбежал, повиливая хвостом. Салават кинул ему ломоть хлеба, однако тот даже не обнюхал его. Да, сытное у него здесь местечко. Салават дал кусок мяса, тот неспешно захватил его зубами и с ленцой сжевал, отойдя в сторонку.
Когда отведали воду из родника счастья, Лилит, указывая на маленькую запруду, обронила:
– Говорят, искупавшийся здесь человек обретает счастье.
Науфиля оживилась:
– Правда, апай? А я очень хочу быть счастливой! – она мигом разделась до сорочки и бросилась в студеную воду, от которой сводило скулы…
– Выходи скорее! Простудишься! – закричала ей Лилит.
Науфиля для пущей надежности окунулась еще раз и, наконец, выбралась на берег.
– Чт-то з-знач-чит п-простуда п-по ср-равнению со с-счаст-тьем! – проговорила она, стуча зубами. Науфиля очень замерзла, однако весь ее облик и загоревшиеся потрясающим светом глаза лучились счастьем…
Увидев, как их спутницу на глазах переполнило счастьем, Салават с Лилит тоже окунулись в родниковый пруд. Им тоже хотелось счастья…
Близ деревни Файзулла свернули с большой дороги на проселочную, перебрались через маленькую речушку и начали подниматься на возвышенность. В этот момент перед ними с фырканьем вспорхнули перепелки и, отлетев, опустились чуть поодаль.
…Оказалось, в ауле знаменитого Мужавира-хазрата осталось всего несколько домов. Рядом серело здание небольшой фермы.
Тропу к могиле Мужавира-хазрата нашли довольно быстро. Последнее пристанище его оказалось огражденной бетонным укреплением высотой около метра. Именно укреплением, а не просто забором. Её вознес младший сын хазрата, пытаясь защитить могилу от поклоняющихся ей людей. Говорят, паломники, горсть за горстью, довольно много землицы растаскали с могилы хазрата… Что с них взять, веруют в целебное волшебство той земли… 
За многие годы память о Мужавире-хазрате стала священной, его могила также превратилась в место поклонения…
Путники задумчиво стояли возле надгробия, когда их кто-то окликнул:
– Здравствуйте! – Возле них оказалась смуглая худощавая женщина неопределенного возраста, запыхавшаяся от быстрой ходьбы. – Вы обойдите кругом могилу, посетители обычно делают так…
Они постояли в нерешительности, пока Лилит не предложила:
– Я тоже слышала, что надо с пожеланиями обойти могилу хазрата. Давайте и мы так сделаем! – она пошла первой, за ней последовали Науфиля и Салават.
– А сколько раз нужно обернуться вокруг могилы? – спросила Науфиля у той женщины.
– Сколько захотите. Достаточно и одного раза, – по-хозяйски распорядилась женщина. Когда путники остановились, добавила: – А теперь положите на это бетонное укрепление хаир. Обычно все так делают…
Положив милостыню на указанное место, Салават полюбопытствовал:
– А много сюда народу приезжает?
– Эй-й, откуда только не едут! – живо откликнулась женщина. – Часто приезжают группами. Возле зыярата  забивают курбан , разжигают костер, варят угощение, читают намаз. Иногда устраивают свои праздники, ходят за руки, танцуют, кричат что-то. Последнее время зачастили молодожены, едут вереницей после ЗАГС-а.
– А что им тут делать?..
– Хотят получить благословение у Мужавира-хазрата.
– Разве может покойник кого-то благословить? – еще больше поразился Салават.
– Мой свекр может… - с гордостью ответила женщина.
– Свекр, говорите?..
– Да, Мужавир-хазрат мне свекор. Я жена его младшего сына Хамидуна…
– Вон оно что… Вы живете в этом ауле? – примкнула к беседе Лилит.
– Да, в доме моего свекра Мужавира. Меня зовут Магира. Идемте к нам пить чай! Я вам покажу книги свекра и его посох, – предложила женщина.
– В дом Мужавира-хазрата? – Широко раскрыв радостные глаза, Науфиля даже захлопала в ладоши. – Конечно, пойдем!
Дом Мужавира-хазрата расположен на берегу маленькой речки с довольно сильным течением. По-соседству стоит добротный шестистенный дом, обшитый досками, оказывается, там живет племянница хазрата.
Возле окна в передней части дома в глубоких размышлениях сидел по-деревенски просто одетый мужчина лет сорока пяти.
– Хамидун! Встречай гостей! – скомандовала ему Магира. Стряхнув известные лишь себе мысли, Хамидун со смущенной улыбкой взглянул на вошедших, однако не сдвинулся с места. Салават подошел к нему и представился, пожав руку:
– Салават.
Хамидун ничего не ответил, даже не поднял взгляда, знай себе улыбался блаженно.
– Вы тоже читаете намаз? – спросил у него Салават.
– Не-ет… – Робко и сконфуженно протянул Хамидун.
– Умеет он читать намаз, умеет, просто стесняется. Даже писать по-арабски может. Ну-ка, покажи свои бумажки на арабском! – вновь распорядилась Магира-апай. Хамидун продолжал сидеть молча, стесненно улыбаясь. Он и позже не участвовал в разговоре, если задавали вопрос, ограничивался лишь кратким «да» или «нет». А с лица не сходила блаженная улыбка. «Божий человек» называют таких…
Лилит подошла к Хамидуну, вперила в него прищуренные глаза:
– А ведь в вас тоже есть целительский дар, только не используете его. Ваш отец сердится, что не помогаете людям…
Хамидун ничего не ответил. Лишь не сходящая с его лица робкая улыбка стала печальнее.
Магира-апай обращается к нему «Хамидун», возможно, его имя было Хамит…
– Сейчас я покажу вам книги Мужавира-хазрата, – увела разговор в сторону хозяйка. Она распахнула дверцу шкафа и начала выкладывать на стол религиозные книги.
– Много было книг у хазрата… – изумился Салават.
– Их еще и в подполе полно, – бросила Магира-апай.
– Не держите их в подполе, ведь там влажно, сопреют, – забеспокоился Салават.
– Разве? Ну ладно, тогда поднимем наверх, – поспешила согласиться Магира-апай.
Путники осмотрели книги, но прочесть не смогли. Все книги были на арабской графике.
– Учёные не заинтересовались этими книгами? – спросил Салават.
– Нет, мы раздаем их приезжающим к его могиле, – деловито ответила Магира-апай.
«Разве можно так? Эта библиотека принадлежала личности, известной по всей республике, свято чтимой в народе. Возможно, эти старинные книги – настоящие реликвии…» Пока Салават обдумывал услышанное, Лилит задала вопрос:
– А можно купить какую-нибудь из книг Мужавира-хазрата?
– Конечно, можно! – радостно закивала женщина. – Какая понравится – ту и берите.
Лилит выхватила приглянувшуюся ей книжицу без обложки и отдала деньги.
– Я бы тоже взяла… – умоляющим голосом произнесла Науфиля.
– Бери-бери, сестренка, какую хочешь, – удовлетворенно подстегнула ее Магира.
– Апай, можно взять по одной книге для матери и сестер?.. – Выбрав еще несколько книг, Науфиля вручила оживившейся женщине деньги.
Салават зло наблюдал за этой «торговлей», словно перед ним разбазаривали его собственные ценности.  Голову будоражила мысль: «Имеем ли моральное право покупать эти книги?»
К тому времени Магира достала посох с красивой резьбой, потемневший от времени:
– А это имамский  посох Мужавира хазрата!
Лилит торжественно взяла в руки посох, зажмурилась, и покачнулась:
– Ах, от посоха идет чудесная энергия!..
– Я тоже хочу подержать!.. – Выпучив глаза, Науфиля схватилась за посох обеими руками.
Магира смотрела на них с каким-то ожиданием во взгляде. У Салавата промелькнула тревожная мысль: «Как бы эти жадные бабы не выпросили еще и посоха хазрата…»
Лилит с Науфилей продолжали ахать и охать над посохом, ни в какую не желая выпускать из рук такое сокровище. Лилит умоляюще посматривала на мужа.
– Что, никак, очень понравился посох моего свекра?.. – понимающе улыбнулась Магира. В глазах Лилит и Науфили мелькнули искры надежды, и в то же время страха.
Резким гневным окриком Салават осадил их:
– Все, хватит, отдайте посох обратно! – Он почти силой вырвал у них посох и всучил Хамидуну: – Возьми, Хамидун-агай, береги отцовскую реликвию. Не вздумай отдавать кому-нибудь… – Салават повернулся к Магире. – Ладно, апай, мы продолжим путь.
– Куда торопитесь? Сейчас баню затоплю, попаритесь, переночуете, отдохнете перед дорогой…
– Спасибо за приглашение, нам сегодня нужно добраться до Шульганташа.
– Как хотите, счастливого пути… – похоже, у хозяйки несколько упало настроение.
– Тут кто-нибудь продает кумыс? – спросила Лилит. Магира еще сильнее потемнела лицом:
– Вон те продают, – она с неприязнью махнула рукой в сторону единственных соседей.
До заповедника Шульганташ доехали лишь к вечеру, разбили палатку возле Агидели, разожгли костер.
После Аркаима здешняя природа показалась путешественникам райским садом. Совсем рядом с пещерой Шульганташ, нежно касаясь красноватых, голубоватых скал разных форм, течет прекрасная Агидель. Река в этих краях так чиста, что отчетливо виднеется дно. То там, то тут поблескивают серебристые спинки рыб. Все вокруг окружено изумрудно-зеленым лесом. Воздух был так свеж, что они не могли надышаться. Купили билет, чтобы наутро побывать в пещере на экскурсии.
– В пещере сейчас начальники из Уфы, подождите немного. – Слова сотрудника заповедника позабавили Салавата.
К тому времени, чиновники выбрались из пещеры. Охают, стонут, от вспотевших тел с колышущимися толстыми животами исходит пар. «Но ведь в пещере прохладно, где они успели так вспотеть?» – удивился Салават. Оказалось, в Старосубхангулово прошло выездное совещание руководителей, после чего  Президент принудительно отправил их в Шульганташ.
При входе в Шульганташ из глубины появляется подземная река и, образовав небольшое озеро, с журчанием бежит дальше. Оказывается, это озеро, описанное в эпосе «Урал-батыр», очень глубокое и таинственное. Говорят, на дно озера пытались спустить водолазов, однако обоих вытянули оттуда мертвыми. У них разорвалось сердце. Что они увидели там такого, что не выдержало сердце? На этот вопрос ученые еще не нашли ответа. А Лилит предположила так:
– Это же мертвая вода, вытекающая из царства мертвых… Значит, водолазы дошли до ворот мертвого царства и отдали там душу… Но если есть река с мертвой водой, значит, поблизости должен быть и родник живой воды, описанный в эпосе «Урал батыр». А-а, вот он… я его вижу:  журчит в одном из неоткрытых пока залов пещеры… Живая вода… она как молоко… Только не такая белая…
Из путешествия приехали набравшись ярких впечатлений. Взаимоотношения между мужем и женой наладились. Лилия призналась, что ее душа, наконец-то, встала на место. Для Салавата это было самое важное…

Малый эпилог
Жизнь продолжалась. Их семейная лодка даже после таких страшных ударов цунами не опрокинулась, поплыла дальше по морю жизни. И все-таки вихри, ураганы и  цунами не проходят бесследно. Более того, временами напоминают о себе. В один из спокойных и умиротворенных дней Салавата огорошила своим известием Зульфия: «Я тебя до сих пор люблю, вот и звоню… Скажи, выходить мне замуж или нет?» Оказалось, захомутала руководителя отдела безопасности одного завода. Что ей мог ответить Салават? Лишь благословил: «Будь счастлива…»
После стольких потрясений Салават с Лилит испытывали некий душевный подъем, даже эйфорию. Казалось, что они наконец, постигли тайну смысла жизни. Оказалось, смысл существования в том, чтобы жить, делая людям добро, быть им нужными…
Науфиля, похоже, тоже нашла себя. Донесся слух, что ей привиделся чудной сон. Во сне ей кто-то предложил: «Если хочешь, сможешь стать экстрасенсом и ясновидящей, как твоя сестра Лилит». Науфиля отказалась от заманчивого предложения, на другой же день приняла ислам и начала читать намаз.
«Возможно, мы, как герои романов Ивана Тургенева, новые люди своего времени», – радовались Салават и Лилит в особенно счастливые моменты.
Вскоре в семье прибавилось счастья – украсив собой их жизнь, родилась дочь. С огромным внутренним потрясением Салават вспомнил: ровно девять месяцев тому назад, стоя под каналом перед посвящением… он три раза увидел запеленутого в белое младенца!..
Лишь сын Рустам не рад семейному покою и счастью, с прохладцей воспринял воцарившийся между родителями мир…
Еще одно, непомерно важное для него обстоятельство гложет сердце Салавату: увлёкшись новыми бизнес-идеями, он до сих пор не может приступить к картинам. Чем больше становится денег и всякого добра, тем дальше отдаляется от него творчество… Неужели его крылатый конь вдохновения вовсе ускользнет от хозяина и исчезнет за горизонтом?
И еще одно заставляет задумываться: изредка ему снится закованный в кандалы Салават Юлаев, который что-то громко кричит издалека. Однако Салават до сих пор не может расслышать его слов – мешает звон цепей и кандалов. После Салават-батыра, как правило, видится младенец в висящей на ветке дерева люльке.
Что хочет донести до него прославленный батыр сквозь века?..
Сегодня ночью Салават снова видел странный сон. Будто они с Лилит, полуобнаженные, идут под руку по прекрасному, утопающему в цветах и плодовых деревьях саду. Вот они приблизились к яблоне с красными, восхитительно пахнущими яблоками и с вожделением уставились на манящие плоды. Лилит не утерпела, сорвала спелое яблоко,  нетерпеливо и с аппетитом откусив, протянула ему…

(Конец первой книги)