Война. Все мы ненавидим войну. Ужас, страх, не знающий пощады голод, смерть миллионов невинных людей. Война – порождение человеческой жадности и нет прощения тем силам, что разжигают войны на этой земле. Никто из простых людей не хотел войны, да и никогда не захочет, но, когда она незвано стучит в дверь, то приходится браться за оружие и вставать на защиту своего дома.
. Шел декабрь тысяча девятьсот сорок четвертого года. Греческое королевство уже четыре года вело ожесточенную борьбу за свое существование. Много всего случилось за это время. Решительное «нет», сказанное в ответ на ультиматум итальянского фашистского правительства, вынудило греков защищать свои границы от вторжения войск Муссолини. Не смотря на тяжелое положение и преимущество врага, потомки великих воинов смогли оттеснить захватчиков на территорию Югославии, однако ликование было недолгим.
Узнав о поражении итальянских войск, правительство фашистской Германии бросает на Балканы все силы, только для того, чтобы завладеть этой стратегически важной территорией. Некоторое время великой Греции пришлось ощутить на себе бремя оккупации, но эллины не привыкли склонять колен. Уже в конце сорок первого года в стране появилась Народная освободительная армия – ЭЛАС. Бесстрашные воины этого движения не мирились с поражениями и всеми силами стремились вернуть свободу своей стране. Благодаря их усилиям уже к сентябрю сорок третьего года Греция была практически полностью освобождена от фашистов. Вынудив немцев отступать, бойцы ЭЛАС то и дело наносили стремительные удары по их позициям.
Казалось, что все позади и, что пребывавшие на территорию Греции союзные английские войска помогут окончательно добить врага и покончить с войной на территории Эллады, но это было далеко не так….
Как я уже упоминал, шел декабрь тысяча девятьсот сорок четвертого года. Страну разделяли противоречия, она находилась на грани гражданской войны. Англичане, стремившиеся установить свою власть на Балканах, вели бои с греческими партизанами. Когда, казалось, вся страна замерла в ожидании своей участи, было место, где работа не останавливалась ни на секунду.
- Доктор, еще двоих доставили. У обоих пулевые ранения. – сказала медсестра, заглянувшая в кабинет врача. Она была довольно высокой девушкой. Ее немного островатые черты лица никак не убавляли ей красоты. В огромных карих глазах читалась уверенность и сила, а дополняли этот образ черные как уголь волосы, слегка торчащие из-под медицинского платка.
- Хорошо, Анна, спасибо. – ответил врач, что-то усиленно изучавший в медицинских записях. – Я скоро подойду, скажи Павлосу, чтобы он начал операцию один.
Девушка вернулась в коридор. Казалось, что она должна быть встревожена, но это было не так. Война меняет всех. Пусть она не воевала, но не меньше остальных сталкивалась со смертью. Она работала медсестрой в военном госпитале в Афинах.
Тогда это здание представляло собой огромный лабиринт, наполненный раненными, требующими помощи. Анна прошлась по обшарпанным коридорам и спустилась по лестнице на второй этаж. Некоторые окна в коридоре были разбиты, другие и вовсе отсутствовали, но, как говорится, ко всему привыкаешь. Не обращая внимания на все это, она дошла до нужной двери и вошла в предоперационную палату.
Это была небольшая комната, которая сообщалась с операционной широкими двойными дверями. Тусклый вечерний свет проходил сквозь окна, которые, на удивление, были целыми. Войдя, она увидела двух раненных, лежащих на передвижных кушетках. Сложно было сказать, какого именно они были возраста, ведь война никого никогда не молодила, но можно было быть уверенным, что им обоим еще точно нет тридцати. Возле них суетливо бегала еще одна медсестра, проверяя состояние и делая какие-то инъекции.
- Ну что там, Мария? – сказала Анна, обращаясь к работающей девушке.
- Трудно сказать… – ответила Мария. Она была очень молодой худощавой девушкой с горящими зелеными глазами, на вид ей едва исполнилось двадцать лет, но, как и многие другие, она не могла оставаться в стороне и помогала раненным в госпитале, внося свою лепту. – Этот парень, скорее всего, продержится, а вот англичанин совсем плох. Доктор уже идет?
- Он сказал, чтобы Павлос сам начал операцию. – быстро ответила Анна. - Где он?
- Он уже готовится в операционной, сегодня нам не хватает рук. Я слышала, что англичане расстреляли мирных демонстрантов вчера вечером. Теперь бои точно не прекратятся.
- Сейчас не время об этом думать, ты подготовила обоих к операции? Кого будем отправлять первым? Англичанина? – спросила Анна, взявшись за его кушетку, чтобы тащить.
- Почему его? – Мария взялась за другую сторону кушетки, на которой лежал солдат, всем видом показывая, что не согласна с Анной.
- Ты же сама сказала, что он совсем плох. Ему более срочно.
- Он уже не жилец, Анна, к тому же, он англичанин, а что если он убил вчера кого-то из демонстрантов. Мы потратим на него время, а наш товарищ погибнет, разве это справедливо…
- Мария, причем тут справедливость? Не нам его судить, давай помоги мне, надо успеть, пока доктор не пришел. – Анна начала тащить кушетку, но Мария даже и не подумала шевельнуться.
- Это неправильно… - буркнула она, встав на пути у Анны.
Анна, разъяренным взглядом посмотрела на Марию, уже намереваясь повысить голос, но она не успела ничего сказать, как в предоперационную вошел доктор. Его звали Георгий, очень молодой парень, но уже несший на себе тяжесть работы целого отделения. Его волосы были слегка седыми от стресса, глаза уставшими и сонными, кое-где уже проступили морщинки, но зато халат его был идеально белым и чистым, что было в эти неспокойные годы большой редкостью.
- Он будет первым. – сказал он, указывая на лежащего на кушетке англичанина.
- Но… - хотела возразить ему Мария.
- Никаких но, я все ре… - он не успел договорить свою фразу, как его взгляд упал на второго парня, лежавшего на кушетке рядом с англичанином. – Костас…
- Вы знаете его? Кто он? – спросила Анна.
- Мой друг… - прошептал Георгий. – Везите его первым.
- Но ведь… - теперь уже Анна хотела возразить, но, встретившись с взглядом Георгия, поняла, что это бесполезно. Он вместе с Марией взялся за кушетку, и они скрылись за дверями операционной.
Оставшись наедине с раненным солдатом, Анна принялась изучать его состояние. Ранение было тяжелым, пуля попала в верхнюю часть груди и, скорее всего, задела легкое. Кровь шла, но очень медленно. Анна решила, что крупные сосуды не задеты, но нужно было срочно удалить пулю.
Взяв со стерильного стола скальпель, она немного расширила пулевое отверстие. Англичанин почувствовал боль, не смотря на отсутствие сознания. Он застонал и с силой сжал простыни. Анна понимала, что ему больно, но останавливаться уже было нельзя. Она раздвинула границы раны. Англичанин затрясся, его лоб покрылся испариной, а периодически открывающиеся глаза сразу же закатывались от новой потери сознания.
Анна пыталась все сделать быстро, но рана стремительно заливалась кровью, поэтому пули не было видно. Она пыталась просушить, но ничего не помогало, а тем временем стоны англичанина уже перешли в крики. Анна сама покрылась потом, раненый постоянно крутился от боли, не давая ей сосредоточиться.
- Что ты делаешь?! – из операционной выскочил второй доктор, работавший с ними – Павлос, он подбежал к Анне и взглянул на раненого. – Да он сейчас у тебя от болевого шока умрет, не трогай!
- Если я не достану эту пулю, то он и так умрет. – Анна все еще сушила поверхность раны, пытаясь найти заветный кусочек металла.
- Павлос! – из операционной донесся голос Георгия. – Помоги ей!
- Сейчас… - Павлос раздраженно оттолкнул Анну, и взялся за инструмент. – Держи его!
Руки хирурга было видно сразу, он работал намного увереннее, чем Анна, но при этом крики англичанина превратились в настоящие вопли. Полминуты можно было подумать, что в предоперационной не спасают, а убивают человека. Англичанин пытался вырваться, но Анна крепко его держала, а еще через несколько секунд Павлос торжественно поднял над собой пулю, сжимаемую между пальцев.
- Все, пусть отдохнет, крупные сосуды не задеты. Дай ему еще обезболивающие, мы его изрядно помучили…. – Павлос кинул пулю на стол и вернулся в операционную.
Не тратя время, Анна быстро взяла из шкафчика дополнительную ампулу с обезболивающим препаратом и сделала раненому укол.
- Простите… - сказа она вслух, прикладывая к ране англичанина чистую повязку. – Я не смогла вам помочь, как надо.
- Воды… - послышалось шепотом из уст англичанина. – Воды… Прошу…
Он говорил по-английски, но Анна его поняла, торопливо набрала стакан воды и поднесла к губам англичанина. Он, слегка наклонив вперед голову, пытался пить, однако получалось у него это не очень хорошо. Большая часть воды проливалась и стекала по подбородку к шее. Анна терпеливо все вытерла и, наконец, смогла посмотреть на своего пациента более внимательно.
Это был черноволосый коренастый мужчина, с довольно приятными чертами лица. У него имелась небольшая борода, не характерная для англичан, которые обычно либо носили усы, либо гладко брились.
- Все хорошо? – спросила Мария.
Анна от неожиданности дернулась, уронив стакан, который до сих пор держала в руках.
- Ты меня напугала!
- Прости… Как он? – Мария наклонилась и принялась собирать с пола осколки стакана.
- Могло быть лучше… Зачем я только полезла вытаскивать эту пулю? Надо было подождать, пока не освободятся доктора. Георгий злится на меня?
- Не думаю… Но он сейчас немного обеспокоен из-за друга.
- У них все получилось?
- Да, но оказалось, что Костас ранен намного серьезнее, чем этот парень, я думала, что он не жилец, раз его ранили в грудь, а не в руку, как Костаса, но Георгий сказал, что повреждена какая-то артерия. Когда они убрали пулю началось сильное кровотечение.
- Остановили?
- Да, но он потерял много крови. – Мария взяла подругу за руку. – Анна, ты прости, что я так отреагировала с этим англичанином. Наверное на меня давит вся эта ситуация с обстрелами. Никак не могу прийти в себя.
- Ничего, и ты меня прости, я тоже сама не своя.
- Что случилось?
- Георгий такой хмурый не только из-за друга. – Анна потупила взгляд.
- В смысле?
- Он вчера сделал мне предложение, а я отказала, сказала, что идет война, что сейчас не время. – прошептала Анна, не зная куда спрятать свои глаза.
- Ты серьезно? – Мария от удивления приложила ладонь ко рту.
- Да, только прошу, не говори никому. Я знаю, что он меня любит…
- Мы все знаем. – улыбнулась Мария, или ты думаешь, что я не вижу как он на тебя смотрит. – Просто не пойму, почему ты отказалась, он же такой хороший.
- Я не знаю… Сейчас все так тревожно… Не могу понять что происходит внутри меня… Я не хочу выходить замуж так. Из страха… Я хочу быть счастливой невестой… После войны… А вдруг он тоже сделал мне предложение из страха? Лучше не торопиться…
- Наверное, ты права. – Мария обняла свою подругу. – Ни о чем не переживай, все будет хорошо, Анна, война закончится и мы будем счастливыми. Пойдем, немного отдохнем, скоро стемнеет, а у меня такое чувство, что нам не удастся поспать ночью, все же раны у этих двоих довольно серьезные.
Они лежали в небольшой комнате, где отдыхали все медсестры. Время было тяжелое, поэтому, многие работники просто «жили» в больнице, здесь были матрасы, на которых можно было вздремнуть, зеркало, вода, чтобы умыться, а иногда кто-то приносил что-то поесть.
Прошло около двух часов, но Анна так и не смогла заснуть. Она лежала и смотрела в потолок. Как бы она хотела сейчас забыться беззаботным сном. Просто отключиться, оставив позади все тревоги и переживания, но, к сожалению, это было невозможно. Разглядывая разводы, оставшиеся на потолке от затопления верхнего этажа, она думала о том, что произошло вчера. При этих мыслях сердце начинало биться чаще, но она знала, что это не от любви, а от страха. Предложение, чья-то привязанность, осознание того, что кто-то к тебе испытывает чувства… Все это ее пугало, она боялась, что может оступиться и ее жизнь никогда уже не станет прежней…
Все эти мысли проносились в ее голове, когда к ней подошла только что вошедшая в комнату медсестра из соседнего отделения. Увидев, что Анна не спит, она наклонилась и прошептала:
- Анна, тебя Георгий зовет.
- Хорошо… - сказала Анна, приподнимаясь с матраса, лежавшего на полу. – Сейчас разбужу Марию.
- Не надо, он зовет только тебя. Пусть она отдохнет, я сама разбужу ее через полчаса, я слышала, что вам доставили двоих сегодня.
- Да… Оба тяжелые.
- Знаю, дел будет невпроворот, я пришлю Марию через полчаса, иди, Георгий уже ждет тебя.
Анна взглянула на себя в зеркало. Глаза были уставшими, но не больше чем обычно. Собрав свои черные кудри, она спрятала их под колпак и вышла в коридор. Поднимаясь по лестнице, она думала только о том, что сейчас скажет ей Георгий. Ее сердце бешено колотилось, боясь, что он заговорит с ней вчерашнем. Она подошла к двери его кабинета и, постучав, заглянула внутрь.
- Вы звали меня, доктор? – улыбнулась она, делая вид, что она спокойна.
- Анна, прошу тебя, тут никого нет, называй меня по имени. Заходи, пожалуйста, присядь. – он указал ей на стул рядом с собой. – Слушай, меня сегодня поразило то, как ты стала помогать этому англичанину. Решилась на операцию… Почему?
- Не знаю, должна быть причина? Я думала, что он умрет, если я ему не помогу. Ждать было нельзя.
- Ты не подумай, не то, чтобы ты поступила неправильно, но ты могла убить его своими руками. Раньше ты такого не делала. Что с тобой? – он обеспокоенно смотрел ей прямо в глаза, придвинувшись чуть ближе, но, все же, не смея к ней прикоснуться.
- Все хорошо, правда… Я просто приняла такое решение, потому что думала, что это единственный выход. Со мной все в порядке. Ты ведь не думаешь, что я специально его мучила?
- Господи, конечно нет. Я просто хотел удостовериться, что ты в порядке. А почему ты не вколола ему обезболивающее?
- У нас ампулы под счет. Он свою дозу получил, а назначить больше может только…
- Только врач… Да, я знаю. Прости… Слушай, я знаю, ты наверное не хочешь об этом говорить, но…
- Не надо, Георгий, прошу тебя. Не сейчас, давай пока оставим это и просто займемся работой.
- Хорошо, конечно. Главное, что ты в порядке. Да, кстати, я перевел тех двоих к себе.
- Англичанина тоже? – спросила Анна.
- Да, а что?
- Ничего, просто чувствую себя немного виноватой перед ним.
- Ты спасла ему жизнь. Не бери на себя лишнее бремя вины, Анна. Ты не виновата ни перед ним, ни передо мной. А теперь иди, посмотри как там они.
Анна вышла из кабинета и направилась к палате, где должны были лежать ее подопечные после своих операций. В коридорах уже горел тусклый свет ламп, а дневной гул работающего госпиталя сменился на временный ночной покой. За разбитыми окнами уже давно стемнело, и был виден лишь только свет от прожекторов британской военной базы. Сама не зная почему, Анна вдруг остановилась и засмотрелась на движения этих белых лучей в черном ночном небе.
Как давно я не была на улице? – думала она, смотря в окно, не в силах оторваться от этих огней. Но, наслаждаться видом было некогда, ведь нужно было проверить состояние пациентов.
Войдя в палату, Анна увидела, что свет не выключен. Костас, лежавший на койке, которая была дальше от двери, спал, а вот англичанин, не только не спал, но уже сидел на своей кровати.
- Почему вы не спите? – спросила Анна, строго посмотрев на своего подопечного.
Англичанин посмотрел на нее изумленным взглядом, видимо, не ожидав такого напора. Он замер, не зная, что и ответить. Однако Анне показалось, что причина в другом.
- А, поняла, не говорите по-гречески… Так, как бы это… Вам… - она показала пальцем на него. – Надо спать.
Анна сложила ладони, изобразив подушку, и положив на них свою голову. Англичанин все еще не шевелился и лишь улыбнулся в ответ на этот небольшой спектакль со стороны его медсестры.
- Спать, сон. Понимаете?
Англичанин все еще сидел, хлопая глазами.
- Ладно… Так мне будет даже легче с вами поговорить. Сегодня я очень сильно вас помучила, пытаясь достать пулю. Я должна была подождать, пока освободится доктор, но мне казалось, что у вас серьезное ранение и, что вы не доживете. Поэтому я попыталась достать пулю сама и… В общем, простите меня, хотя вы все равно меня не понимаете…
- Понимаю. – сказал англичанин на греческом, практически без акцента.
Анна вздрогнула и сделала два шага назад от его кровати. Ее сердце бешено заколотилось, лицо покрылось пунцовой краской, она хотела просто развернуться и убежать оттуда, но ноги предательски не слушались. Она опустила голову и закрыла лицо руками.
- Боже… Почему вы не сказали, что говорите по-гречески.
- Простите. – улыбнулся англичанин. – Просто вы меня не спросили, а сами сделали вывод, а это чревато. В следующий раз вы уже так не ошибетесь.
- Боже… - снова повторила Анна, желая провалиться сквозь землю.
- Если вам от этого будет легче, то я очень благодарен вам за то, что вы пытались из меня достать эту пулю. Хотя было больно, но зато я жив… Я вам очень благодарен. Честно говоря, у меня даже есть для вас подарок. – англичанин потупил взгляд, а Анна наоборот подняла голову взглянув на него с удивлением.
- Если вы хотите отдать мне ту пулю, что из вас достали, то она мне не к чему. Я вообще хочу стереть этот момент из жизни. – Анна снова в смущении закрыла лицо рукой.
- Нет, это не пуля. – англичанин снова улыбнулся. – А почему вы хотите это забыть? Даже я не хочу этого забывать, хотя мне было чертовски больно.
- Потому, что это не я достала из вас ее, а доктор. У меня не получилось, я только мучила вас. – на глазах Анны стали наворачиваться слезы.
- Неудачи забывать нельзя, они учат нас намного лучше, чем наши успехи. К тому же, если бы не вы, то этот доктор не пришел бы. Не берите на себя лишнее бремя вины…
- Что вы сказали? – Анна удивилась, ведь Георгий произнес точно такую же фразу.
- Не берите на себя лишнее бремя вины. Лучше возьмите вот это… - англичанин протянул ей руку, в которой был какой-то свернутый листок бумаги.
- Что это? – недоверчиво спросила Анна.
- Прошу вас, возьмите, это мой подарок.
- Если там деньги, то я не возьму.
- Нет, не деньги, честно, просто возьмите.
Анна протянула руку и взяла свернутый листок бумаги. Англичанин смотрел на нее, улыбаясь во все тридцать два зуба. Она осторожно начала разворачивать листок, пока он не превратился в обычный лист типографской печатной бумаги, на котором карандашом был нарисован ее портрет. От удивления у нее подкосились ноги, и она оперлась рукой о стол, стоявший при входе в палату. Это было ее изображение, будто бы она смотрела в зеркало, ее халат и колпак и непослушно торчащие из него кучерявые черные волосы. Внизу была подпись: «С благодарностью на долгую память от Джонни!».
- Джонни… - сказала Анна шепотом.
- Да, так меня зовут. Я хотел написать и ваше имя, но, к сожалению, я его не знаю. Вам понравилось? – англичанин смотрел на нее, не отводя глаз и, по-прежнему улыбаясь.
- Шутите? Это просто великолепно! Когда вы только успели… - Анна все еще смотрела на свой портрет и, наконец, на ее лице, впервые за долгое время просияла улыбка.
- Ну, тут немного ску…
- Меня зовут Анна. – сказала она, наконец оторвавшись от своего изображения на листке.
- Очень приятно, Анна. – англичанин протянул ей руку.
- Эмм… простите, не хочу показаться грубой, но это будет неприлично, если я вас коснусь.
- Анна, вы сегодня копались внутри моей груди, неужели не переживете простое рукопожатие. – Джонни снова улыбнулся.
- Что ж… Справедливо. – Анна протянула руку, и знакомство состоялось официально. – Спасибо вам за этот портрет, Джон.
- Прошу вас, просто Джонни, и не за что, я люблю рисовать.
- У вас большой дар… Наверное это прозвучит глупо, но эта вещь, которую вы мне подарили, будет моим приятным воспоминанием о войне.
- Это вовсе не глупо, Анна. – Джонни приподнялся на кровати и сел поудобнее. – Не мы выбираем время, которое дано нам для жизни, и даже, порой, не нам решать, как этим временем распоряжаться, ведь у каждого из нас есть обязательства. Мой долг, к примеру, воевать за страну, а ваш, заботиться о раненых. Но, даже в самое плохое время, можно найти в себе силы, чтобы улыбнуться. И тогда… Тогда кажется, что все еще может быть хорошо…
Анна смотрела на этого англичанина и слушала его с замиранием сердца. Она не понимала как этот человек, полный таких глубоких мыслей, такого таланта, мог оказаться на войне и стрелять в людей. Ее удивляло то, с какой легкостью этот чужестранец говорил на ее родном языке, притом такие речи, которые мог произнести не каждый местный.
- Вы много знаете, вы много думаете, но, все же, воюете. Почему?
- Думающий человек не может воевать? – удивился англичанин.
- Может, но только за то, что ему дорого. За свой дом, за свою страну и ее свободу. Но тут, в Греции, англичане воюют не за это.
- К сожалению, не мне решать, где вести бой. Порой ради общего блага своих людей стране приходится заключать сделку с совестью, и кому-то приходится исполнять приказы…
- То есть, вы хотите сказать, что если вам прикажут убить невинного человека, то вы это сделаете?
- Нет, конечно, нет. Я воюю только против тех, кто держит оружие.
- Иногда его тоже держат ни в чем не повинные люди…
- Вы тоже много думаете, Анна, я впечатлен. Однако у солдат мышление не поощряется, их учат выполнять приказ. А приказы не всегда бывают праведными…
- Вы хотели сказать «правильными».
- Нет, именно праведными. Порой приходится идти на подлость, чтобы победить, ведь война есть война, но только вот нажать на курок не всегда получается…
- Не получается? – сердито спросила Анна. – Вот, на соседней койке с вами лежит парень, видимо у кого-то получилось. Вчера на мирной демонстрации расстреляли ни в чем не повинных людей, которые просто высказывали свое мнение… Это сделали вы!
- Я?
- Нет, вы – англичане! Вы способствуете началу нашей гражданской войны, разрушаете волю нашего народа, только для того, чтобы потакать своим интересам! – Анну уже нельзя было остановить, ведь обычно ей было не с кем поговорить на эти темы, да и многие ее просто не слушали, потому, что она девушка, но этот англичанин был другим, он внимательно слушал и спорил спокойно, приводя аргументы, а не крича и унижая ее.
- А вы спросите вашего короля, что он думает о людях, собравшихся на площади. Он тоже считает их невиновными?
- Короля? Вы про того, который сбежал сразу, как только началась война, вы про этого короля?
- Он принял тяжелое решение…
- Тяжелое решение? Что вы такое говорите, Джон. Ваш король сбежал куда-нибудь из страны? Я слышала, что даже его дочь помогает войскам, выступает по радио. Вот это действительно король. Если стране грозит опасность, то ее лидер должен первым вставать на ее оборону, а не трусливо из нее бежать, чтобы вернуться, когда все наладится. Я против этого короля. Это не он освободил страну от этих проклятых нацистов и не вы ее освободили. Ее освободили наши ребята из ЭЛАС, они отдавали свои жизни. А теперь их расстреливают за то, что вы англичане хотите, чтобы этот трусливый король снова взошел на престол. Разве это справедливо?
- Я не говорил, что это справедливо. В жизни вообще мало справедливости… Любой человек, хоть немного распробовавший вкус этой самой жизни скажет вам об этом. Но это не значит, что мы должны сдаваться перед этой несправедливостью, каждый из нас может сделать шаг по направлению к совести.
- Какой же шаг вы сделали, Джон? – Анна посмотрела на него взглядом победительницы, ей казалось, что этой фразой она загнала своего оппонента в угол.
- Я вчера отказался стрелять в митингующих… Из-за этого у меня возникла стычка с одним из моих сослуживцев… Ну и слово за слово…
- Он в вас выстрелил?
- Он был пьян…
- Вы могли погибнуть! – Анна с ужасом посмотрела на Джона, которому все это казалось каким-то забавным случаем из жизни, а не чрезвычайным происшествием.
- Поверьте, Анна, его участь, скорее всего, будет намного хуже. Я попросил командование не составлять рапорт, еще до того, как отключился, но наш майор был непреклонен.
- Правильно!
- Нет, неправильно…
- Почему? - Анна изумленно посмотрела на своего собеседника, не понимая как можно проникнуться сочувствием к человеку, который в вас стрелял.
- Не будем об этом, кажется, этому парню нужна помощь. – Джон кивком указал на лежащего на соседней койке Костаса, который начинал приходить в себя.
Анна подошла к нему и положила руку на лоб. Температура была повышена, он сильно потел и стал очень бледным. Анна приложила пальцы к его шее, пульс был очень слабым.
- Он умирает… - сказала она с ужасом.
Как только она это произнесла, в палату вошел Георгий. От неожиданности она дернулась. Он сразу понял по ее лицу, что что-то не так. Ему хватило одного взгляда, чтобы сообразить, что происходит.
- Пульс слабый? – быстро выпалил он, подойдя к койке друга и надевая стетоскоп.
- Да, а еще температура…
- Сколько? – спросил Георгий, слушая сердцебиение Костаса.
- Я не знаю…
- Что? – глаза Георгия расширились от удивления, а брови сразу сдвинулись от гнева. – Что значит «не знаю», Анна? Ты тут уже двадцать минут! Чем ты тут занималась? Быстро градусник!
Анна забегала в поисках необходимого инструмента. Найдя его, она обнаружила, что все еще держит в руках лист с ее портретом, который подарил ей Джон. Она быстро свернула его и спрятала в карман халата.
- Мария! – кричал Георгий, он был очень зол, ведь ему никто не доложил, что состояние его друга ухудшается. – Мария! Где она?
- Она спи… - Анна не успела закончить, как дверь палаты открылась и в ней появилась Мария.
- Мария, ты спала?
- Да, доктор, перед дежурством.
- Ладно… - сказал Георгий снисходительно – Его кровь в лабораторию, быстро. Анализ на группу. Ему нужно переливание. Скажи, что Георгий попросил очень срочно. Если упрутся, сразу беги ко мне, но они не упрутся. Быстрее, у нас мало времени.
- А мне что делать? – спросила Анна, глядя виноватым взглядом на Георгия, больше всего на свете она сейчас хотела, чтобы он на нее посмотрел, тогда это означало бы, что он прощает ее проступок.
- Холодные компрессы на голову, ноги приподнять, голову опустить. Замерять пульс каждые пять минут. Если будет уменьшаться, сообщать мне. Введи ему физраствор, нужно увеличить объем циркулирующей крови. На это все, пока не определим его группу…
Он не посмотрел на нее и вышел. Мария бегала по палате, собирая необходимое для взятия анализа оборудование, а Анна стояла как вкопанная, будучи не в силах пошевелиться.
- Анна! – вернул ее в сознание крик Марии. – Давай, ну же, не время думать о ваших отношениях. Подними ему ноги!
- Мария, тихо! – Анна подошла к подруге и заговорила шепотом. – Не позорь меня, этот англичанин говорит по-гречески…
- Прости… - Мария изумленно посмотрела на Джона, который изумительно делал вид, что все, что происходит вокруг, его просто не касается. – Прямо хорошо говорит?
- Очень хорошо… - Анна подняла брови, как бы говоря своей подруге, что пора уже заткнуться. – Бери кровь, я пока введу физраствор.
Около двадцати минут Анна и Мария кружили возле своего пациента, однако никаких изменений его состояния не наблюдалось. Кровь уже была в лаборатории. Мария так и не вернулась, после того, как ее отнесла. Скорее всего, стояла над душой у лаборантов, чтобы сделали анализы как можно быстрее. Анна сидела возле койки Костаса, постоянно замеряя его пульс.
За окном начали сверкать молнии, то и дело освещая ночное небо, грозясь в любой момент опрокинуть его на землю сильным дождем. Анна думала о том, что только что произошло. Одной рукой измеряя пульс у своего пациента, другой она терла подаренный ей листок бумаги с ее портретом, который был у нее в кармане. Сейчас ей хотелось, чтобы этого ничего не случилось, чтобы этот англичанин просто мирно спал, когда она пришла. Она думала о том, как было бы хорошо, если бы она с ним не заговорила, тогда бы она просто начала делать свою работу и Георгий бы на нее не разозлился.
Все эти размышления происходили как бы между прочим, ведь Анна сосредоточенно следила за тем, чтобы у Костаса не снижался пульс. Ей казалось, что ее мысли никак на ней внешне не отражаются, однако она поняла, что это не так, когда заговорил Джон.
- Итак, он на тебя не посмотрел. Что это значит? – произнес он вслух, что-то записывая в своем блокноте, даже не смотря на Анну, будто бы говорил с самим собой. – Наверное, это плохо…
- Джон, вам необходимо сейчас отдыхать. – сказала Анна, пытаясь не грубо намекнуть, что англичанин лезет абсолютно не в свое дело.
- Так я и отдыхаю. – улыбнулся Джон, все еще не смотря на Анну. – Другие мои товарищи сейчас патрулируют город, кто-то стоит на вахте, мерзнет. А я тут, в постели, в тепле. Разве это не отдых.
- У вас была тяжелая травма, вам нужно спать. – уже более грубо выпалила Анна, взяв руку Костаса, чтобы измерить пульс.
- Чепуха это, а не травма. На мне все заживает как на собаке, уж поверьте, но если я вас отвлекаю, то тогда, я, конечно же, замолкну. – он поднял глаза на Анну, которая смотрела на настенные часы, считая про себя пульс.
- Низкий… Все еще низкий…
- Георгий расстроится… - сказал Джон, снова опустив глаза в свой блокнот.
Анна подошла к его койке и взглянула на него разъяренным взглядом. Руки ее сжались от гнева в кулаки. Дыхание участилось, казалось, что она будто готова взорваться.
- Как смеете вы издеваться на доктором, что спасает вам жизнь! Возьмите свой подарок, он мне не нужен! – она достала из кармана свернутую бумажку и кинула ее в лицо англичанину. – Вы прячетесь за маской сострадания и положительной философии, но сами остаетесь таким же циником, который ничем не лучше других.
- Я обидел вас… Простите, но я не могу это принять обратно, если этот подарок вам не нужен, то уничтожьте его сами. – англичанин протянул листок бумаги обратно, продолжая улыбаться, будто бы ничего не случилось, казалось, что его совершенно не волновало то, что Анна ему наговорила. – Я всего лишь хотел понять, какие у вас отношения с этим доктором.
- Вас это не касается! – сказала Анна, вырвав из рук Джона листок.
- Как сказать…
Она уже собиралась его порвать, когда в палату вошли Георгий и Мария. Анна быстро спрятала листок в карман, однако Георгий это заметил.
- Что это?
- Ничего, ерунда, женские секретики. – улыбнулась Анна, она знала, что нужно срочно переводить тему, пока все не зашло слишком далеко. – Показатели Костаса не растут, наше лечение не помогает.
После этих слов Георгий будто очнулся, как будто кто-то подошел и переключил его на какой-то другой канал. Он подошел к другу и начал снова прислушиваться.
- Лечение помогает. – сухо сказал он. – Но недостаточно…
- Недостаточно?... – переспросила Мария.
- Да, мы поддерживаем его, но если не найдем кровь, то он может умереть. – Георгий сложил руки за головой и закрыл глаза.
- А в чем проблема? – удивилась Анна.
- У него четвертая группа крови. Она самая редкая… Я даже не знаю, сможем ли мы найти ее для него. У меня самого вторая. А вы знаете свои? – Георгий посмотрел на Марию и Анну.
- Да, у меня первая. – ответила Анна.
- У меня тоже. – сказала Мария.
- Нас учили, что четвертой группе крови можно переливать любую другую, но я боюсь, что он очень слаб, чтобы выдержать кровь не своей группы. Надо держать его как можно дольше и искать кровь, а потом…
- Не надо ничего искать. – заговорил англичанин, все еще не поднимая глаз, продолжая писать что-то у себя в блокноте.
- Ты говоришь по-гречески? Откуда ты знаешь наш язык? – Георгий просто обомлел, руки его так и застыли за головой, только брови поднялись до такой степени, что сильнее удивиться, он, наверное, был не способен.
- Я тут давно, доктор. К тому же мне языки удаются довольно легко. Но пока мы тратим время на изучение моих лингвистических данных, ваш друг погибает, а ведь у меня четвертая группа крови.
- Что? – оказывается Георгий, все-таки, мог удивиться еще больше. – Ты точно в этом уверен?
- Доктор, я не первый раз ранен, поверьте мне, у меня действительно четвертая группа крови. Могу поделиться с соседом, надо его как-то расшевелить. Вы не подумайте, это не приступ доброты, я это из чистого эгоизма. Скучно мне с ним, ни в карты поиграть, ни о девушках поговорить.
Все в палате молча смотрели на Джона, и тот, будто почувствовав этот общественный взгляд, наконец, оторвался от блокнота.
- Что…? Не смешно? Черт, никогда не умел шутить…
- Анна, взять его кровь, быстро! Мария, подготовить Костаса к переливанию. – Георгий говорил четко, никто не смел бы спорить с его приказным тоном, возможно именно поэтому в столь раннем возрасте он нес на себе тяготы управления целым отделением.
- Сколько взять у него крови? – спросила Анна, прежде чем выйти из палаты, чтобы принести необходимое оборудование.
- Возьми пятьсот. – сухо сказал Георгий.
- Пятьсот? Он не выдержит пятьсот, он сам только-только был ранен и перенес операцию. – Анна была возмущена тем, что Георгий открыто рисковал жизнью своего пациента, чтобы спасти друга.
- Пятьсот, Анна. Он выдержит.
- Я выдержу. – вмешался англичанин. – Берите хоть тысячу.
- Сейчас не время для шуток, Джон. – Анна подошла к Георгию и отвела его в сторону.
- Что такое? – Георгий удивился подобному отношению, он, конечно, любил смелых девушек, но такого от Анны он точно не ожидал.
- Ты не посмеешь рискнуть его жизнью. – прошептала ему Анна.
- Что? Ты думаешь, что я не прав? – тоже шепотом ответил Георгий.
- Да. Этот англичанин точно выживет, если его не трогать, а вот поможет ли переливание твоему другу это неизвестно. Мы можем потерять двоих вместо одного.
- Мы никого не потеряем.
- Ты этого не знаешь.
- Анна, сейчас не время для споров, делай, что я сказал или…
- Или что…? – Анна внимательно посмотрела ему в глаза.
- Ничего. – сказал он спокойно. – Сегодня в этой палате мы с Марией справимся сами, отправляйся на второй этаж и помоги Венере, у них сегодня запарка.
Анна просто обомлела. Она не могла поверить, что Георгий может вот так вот ее выгнать. К горлу подступал ком, а на глаза наворачивались слезы, она отвернулась и прикусила губу, чтобы Георгий этого не увидел, но, к несчастью в этот момент на нее смотрел Джон.
- Что-то не так, Анна? – спросил Джон, теперь уже внимательно смотревший в ее глаза.
- Нет, что вы… - ответила она дрожащим голосом. – Все прекрасно. Доктор сам возьмет у вас кровь, а я нужна в другой палате. Приятно было познакомиться с вами, Джон.
Анна вышла из палаты, пока Джон не успел ей ничего ответить. Она знала, что Георгий сказал про помощь Венере просто так, чтобы ее обидеть. У Венеры было много сестер в отделении и уж кому-кому, но ей помощь точно была не нужна. Георгий просто ее выгнал. Не стал слушать, проигнорировал ее мнение, будто она для него ничего не значила.
На глазах проступили слезы. Одна за другой они скатывались по щекам, пока Анна поднималась по лестнице. Она знала, что сейчас в больнице есть только одно место, где она способна успокоиться. Дойдя до самого верха лестницы, она открыла дверь и вышла на крышу. Это была обыкновенная плоская крыша, ограниченная по краям железными перилами. Подперев дверь, чтобы она не захлопнулась, Анна сделала несколько шагов и осмотрелась.
Город уже спал, лишь в некоторых местах виднелись слабые огоньки, если, конечно, не брать в расчет неутомимую британскую военную базу, которая светила прожекторами во все стороны. Ветер был сильным, а небо то и дело разрезали молнии. Тяжелые удары грома один за другим настигали Анну в этом полумраке, но ей было не страшно. Она видела в жизни столько плохого, что раскаты грома для нее – это просто фоновые помехи на радиоволне настоящих жизненных невзгод.
Анна подошла к краю крыши. Она смотрела на черные очертания зданий, некоторые из которых она могла узнать даже в темноте. Она хотела не думать ни о чем, хотела на секунду забыть, кто она и где находится. Просто представить, что все это сон и скоро она от него проснется свободной, счастливой и живущей в совершенно другом мире. Она оперлась руками о перила. Слезы все еще скатывались, но теперь их быстро сдувал с лица ветер.
Тишиной насладиться не получилось. Не только раскаты грома тревожили ее, но еще какой-то ужасный грохот доносился со стороны Акрополя. Она попыталась всмотреться, но ничего не смогла различить в темноте. Уличный холод и шум быстро привели ее в чувство, и она поняла, что не может просто так сдаться. Она должна пойти и помочь Джону. Ведь когда Георгий возьмет у него кровь, ему может стать плохо, и никто не сможет о нем так позаботиться, как она.
Вытерев с лица последние слезы, Анна снова зашла в помещение, закрыв за собой дверь. Внутри было намного теплее, даже не смотря на то, что дверь какое-то время была открытой. Сделав глубокий вдох, и еще раз убедив себя в том, что она нужна в палате, она побежала вниз по ступенькам. Она не успела опомниться, как уже открывала нужную дверь.
Войдя, она увидела, что Георгий берет кровь у Джона, пока Мария готовит Костаса к переливанию. Когда дверь открылась, то Георгий, машинально посмотрел в дверной проем и снова оказался сильно удивлен.
- Что, Венере не нужна помощь? – спросил он издевательски.
- Нет, она справляется. Думаю, что здесь я нужнее. – Анна подошла к Джону и положила свою ладонь ему на лоб. – Температура пока нормальная, сколько вы уже взяли крови?
- Я только начал. – сказал Георгий, даже не смотря в сторону своей медсестры.
- Нужно принести ему что-нибудь поесть, чтобы он не ослаб от сдачи такого количества крови. У вас есть что-нибудь в вашей сумке? – Анна посмотрела на Джона, который снова улыбался во все тридцать два зуба.
- Нет, к сожалению, у меня ничего нет, мы запасы немного истощились за последние несколько дней, но ничего страшного. Перед тем, как вы пришли в первый раз, Анна, мне принесли кашу и я сыт.
- Видите, Анна. – сказал Георгий, специально обратившись к ней, официально. – Наш пациент сыт, он уже поел, с ним все будет в порядке. Не переживайте.
За окном раздался какой-то оглушительный грохот.
- Что это было? – спросила Мария, направляя взгляд в окно.
- Это гром, наверное, не отвлекайся, времени мало. – сказал Георгий, продолжая забор крови.
- Странно, я не видела молнии… - Анна подошла к окну, и всмотрелось в ночную темноту. – По-моему это было со стороны Акрополя, я уже что-то такое слышала.
- Если это со стороны Акрополя, то точно не стоит ничего бояться, ведь Акрополь это нейтральная территория, также как и то место, где мы находимся сейчас, Анна. – по голосу Георгия можно было понять, что он сейчас очень зол, но, все-таки, пытается сдержаться, чтобы не показать этого остальным.
- Наверное, ты прав. – сказала Анна, вернувшись к койке Джона. – Георгий, у него испарина.
Она провела рукой по лбу Джона, который уже не улыбался. Лоб его был холодным и влажным, у него падала температура. Веки немного потемнели, а лицо побледнело.
- Ничего, мало осталось. – сказал Георгий, продолжая выкачивать из англичанина кровь.
- Георгий, надо немедленно остановиться, иначе может стать хуже! – Анна протянула руку, чтобы отобрать у Георгия шприц, но тут глаза Джона закатились и у него начались судороги.
Георгий вынул иглу, однако делая это, он повредил вену. Кровь начала сильно течь из раны. Судороги Джона прекратились, сменившись полным отсутствием сознания. Анна машинально схватила его руку и сильно зажала место кровотечения.
- Мария, жгут, быстро! – крикнула Анна, и ее подруга поспешила исполнить просьбу.
Георгий молча посмотрел на Анну и, взяв шприц с собранной кровью направился к Костасу.
- Георгий, ты что делаешь? Ты ему повредил вену, надо остановить кровотечение! – кричала Анна, рука которой была вся в крови.
- Анна, ты с Марией с этим справишься. Если не перелью эту кровь Костасу сейчас, то она может свернуться. Тогда все, что мы сделали будет напрасно! – Георгий кричал, теперь уже не скрывая своей злости. Было видно, что он сильно переживает, он понимал, что ответственность за этих людей лежит на нем и, что, если что-то пойдет не так, то это будет на его совести.
Мария принесла жгут и они с Анной быстро остановили кровотечение. Пока Георгий был занят переливанием крови, Анна помыла и осмотрела рану. Вена была сильно повреждена, но не перерезана полностью. Времени было очень мало, жгут долго стоять не может, нужно было подлатать сосуд и наложить давящую повязку.
- Георгий ты скоро? Ему нужно ушить сосуд. – сказала Анна, вытирая свои руки от крови Джона.
- Еще пару минут… Везите его пока в операционную, будите Павлоса, я сейчас приду.
Анна посмотрела на Марию, они быстро вкатили из коридора каталку и перетащили Джона на нее. Крови уже совсем не было, жгут стоял отлично, но времени было в обрез. Они быстро покатили каталку по коридорам в операционную. Когда они приехали, то Мария пошла будить Павлоса, а Анна осталась следить за состоянием Джона.
Она посмотрела на его лицо, бледное, уже будто истощенное, хотя некоторое время назад оно было совершенно здоровым. Вдруг она поняла, что возможно Джон не сможет выжить, он пожертвовал собой, чтобы дать им возможность помочь другому человеку. Она ужаснулась о того, что чуть не порвала его рисунок. Вспомнив о нем, она достала его из кармана и развернула.
- Что с тобой, девочка? – спросила она у своего портрета, будто бы глядя в зеркало. – Почему ты никак не поймешь, чего ты на самом деле хочешь?
Время тянулось. Марии и Павлоса все не было, ожидание было невыносимым. Анне хотелось хоть что-то сделать, пока она ждет, чтобы спасти этого человека, как сегодня, когда она решилась сама доставать из него пулю. Однако если с пулей она была неуверенна, то ушить сосуд она точно одна не смогла бы, поэтому она взяла Джона за руку и начала молиться.
Она делала это тихо, еле различимым шепотом, который должен был услышать лишь один Бог и никто другой. Она просила его о том, чтобы он проявил свою милость, чтобы спас жизнь такого доброго человека. Она молилась искренне и всей душой. Лишь продолжавшийся грохот грома и тот самый шум, доносящийся с Акрополя, перебивали ее мольбы.
Павлос не вошел, а ворвался в операционную. Испугавшись, Анна отдернула свою руку от Джона, но это движение не ускользнуло от глаз молодого хирурга.
- Что ты делала? – спросил Павлос, глядя на Анну и на Джона.
- Я мерила пульс. – уверенно сказала она, сама удивившись своей внезапной находчивости.
- А… - протянул Павлос. – А чего ж тогда отдернула руку.
- Да испугалась я, вы так ворвались сюда, я уже подумала, что война дошла и до операционной. – Анна смотрела на Павлоса возмущенным взглядом, так, чтобы он точно поверил в ее слова.
- Да, прости Анна. – смущенно сказал Павлос. – Просто Мария меня тоже так растормошила, кричала, что это очень срочно. Что у нас тут?
- Забирали кровь, у него начались судороги, вынимая иглу повредили вену. Мы наложили жгут, вену надо быстро ушить, чтоб можно было его снять и восстановить кровообращение. – Анна показала Павлосу рану.
- Эх, Анна, как же вы умудрились так повредить сосуд, забирая кровь на анализы, это же не пулю вынимать, все-таки. – Павлос, немного поцокал языком и начал мыть руки.
- Мы повредили ее, когда забирали кровь для переливания… - сказала Анна, перебивая шум воды.
- Для переливания? Да ты в своем уме, Анна? Мы же только вечером из него пулю достали! Георгий знает? – Павлос был вне себя, хотя был рад тому, что ему попалась прекрасная возможность отчитать медсестру.
- Это Георгий сказал взять у него кровь… - сказала Анна, посмотрев на Павлоса хитрым взглядом.
- А, ну раз он сказал… - Павлос почувствовал, что сболтнул лишнего. – Значит, наверное, другого выхода не было. А ты чего стоишь не моешься, кто будет мне помогать?
Анна вдруг встрепенулась.
- Нет… Я позову Марию.
- Что? Почему? – удивился хирург, который уже начал сушить руки.
- Я нужна Георгию в палате. Он просил меня вернуться. – Анна знала, что этот аргумент точно заставит Павлоса отступить и согласиться с ней, но сама она понимала, что причина была не в этом.
Буквально выбежав из операционной, она направилась в палату, думая при этом как объяснить Георгию, что она не осталась помогать хирургу, а пришла за Марией. Однако ей повезло, и она встретила Марию еще в коридоре, попросив пойти и помочь на операции. Когда Анна вошла в палату, то Георгий уже оттуда выходил и они столкнулись в двери.
- Анна, послушай… - начал было Георгий.
- Нет, даже не извиняйся, прошу тебя. Сегодня и без того слишком много произошло. Ты доктор, ты принял решение, я не должна была спорить… Но этот человек, жизнью которого ты рискнул, он тебе ничего не должен и ты не имеешь права его потерять. – Анна хотела пройти мимо Георгия, но он взял ее за плечи.
- Я знаю, Анна, что ты веришь в справедливость, но в этом мире ее нет, а если и есть, то, черт возьми, только не на войне.
- Нет… - Анна ужаснулась, и на ее глазах снова показались слезы. – Ты не можешь так говорить, это не ты… Отпусти меня!
Георгий разжал руки, и Анна вошла в палату и села возле Костаса. Она знала, что лучшее, что она может сейчас сделать, чтобы отвлечься от этих мыслей - это заняться работой. Георгий ушел, не сказав ни слова, а она осталась замерять пульс у своего пациента. Время шло очень медленно, заставляя Анну все больше переживать о том, что же происходит в операционной.
В очередной раз, замерив пульс у лежащего без сознания Костаса, она снова достала из кармана бумажку со своим портретом.
- Лучше бы ты осталась в операционной… - сказала она сама себе, глядя на портрет. – Нет… Там ты точно не выдержала бы… Господи, что со ной не так, как может быть такое, что я переживаю за человека, которого совсем не знаю, переживаю так, словно бы он что-то для меня значит…
Она снова посмотрела на портрет, а затем на койку, на которой раньше лежал англичанин. Она решила, что больше не будет плакать, но слезы сами катились из ее глаз. Силы ее были на исходе. Она устала быть сильной для всех вокруг. Эта война, эти смерти, эта бесконечная череда трагедий просто вымотали ее. И вот теперь, когда на секунду ей показалось, что есть человек, который не задет этой самой войной… Такой прекрасный внутри, талантливый, живущий по законам чести и верящий в справедливость. Тогда, когда она на секунду поверила, что может в этом мире есть добро, трагедия снова постучалась в окно этим холодным декабрьским громом.
Она не знала, что чувствовала, не могла понять. Голова твердила ей, что все это абсурд и что, не может быть никаких чувств к человеку, которого она совсем не знает, но вот сердце чувствовало иное. Этот англичанин отнесся к ней по-другому, не так, как остальные, а может ей это только показалось. Но она чувствовала, что от него исходит какое-то тепло, какой-то незримый свет, который заставляет ее забыть обо всем плохом.
Дверь в палату открылась, и на каталке ввезли Джона. Он был без сознания, а на руке красовалась аккуратная повязка. Павлос, Георгий и Мария перенесли его на кровать, а Анна подошла и положила ему руку на лоб.
- Горячий… - сказала она, немного продрогшим от слез голосом.
- Ничего, это после операции. – сказал Георгий. – Пройдет… Самое главное сосуд мы зашили, но этой руке нужен покой, поэтому придется ему на время оставить свою писанину в блокноте. Что там с Костасом?
- Все так же, никаких изменений. – сказала Анна, все еще не убирая ладонь с головы Джона.
- Ладно, подождем до утра… - сказал Георгий, выходя из палаты вместе с Павлосом. – Мы пока отдохнем, если что, то сразу будите нас, хорошо?
- Хорошо. – ответила Мария и дверь за ними закрылась. – Анна, у тебя все хорошо? Ты плакала…
- Да, Мария, все нормально. Последи, пожалуйста, за Костасом, а пригляжу за этим англичанином, надеюсь, что к утру они оба придут в себя.
Утро заставило себя подождать. Анна и Мария не спали всю ночь, лишь иногда разрешая себе прикрыть глаза на несколько минут. Свет новой зари, пробивающейся из окна, освещал палату. К сожалению, ни Костас, ни Джон, не пришли в себя, но у первого дела были намного хуже. К утру у него поднялась температура, и сердцебиение стало совсем слабым, кровь Джона не помогала. Это все очень злило Анну, ведь она предупреждала Георгия, что это риск потерять обоих, но он ее не послушал. Костасу начали вводить все, что только как-то могло помочь в его тяжелом положении, Георгий отчаянно пытался зацепиться за жизнь своего друга.
Когда было десять часов, то Анна решила немного поспать прямо в палате, так, чтобы если кто-то придет в себя, чтобы она была рядом. У Марии тоже не оставалось сил, но хлопоты с Костасом помогали ей держаться и не хотеть спать.
Во сне Анна видела что-то ужасное. Она видела сон, будто стоит на крыше и всматривается в темноту, откуда доносится ужасный грохот. Она кричит имя Джона, тянет руку, стараясь не упасть с крыши, но ее никто не слышит. Сделав еще один шаг вперед, в надежде, наконец, дотянуться до своей цели, она падает с крыши и слышит, как кто-то громко кричит ее имя.
- Анна! Анна вставай! – услышала она, приходя в себя, это был голос Марии, в палате были Георгий и Павлос и что-то делали у постели Костаса.
- Анна, сюда скорее! – кричал Георгий. – У него остановка сердца! Быстро! Давай адреналин!
Дальше все происходило так, будто время замедлилось в тысячу раз. Она быстро набрала адреналин в шприц. Укол. Прямо в сердце. Георгий делает непрямой массаж. Искусственное дыхание, еще, еще… Ничего… Еще один укол. Удар по сердцу, еще удар… Ничего не происходит… Мария в ужасе стоит в стороне, Георгий, не останавливаясь, качает пациента. Минута, две, три… Мария плачет в углу, Павлос пытается остановить Георгия, который все еще продолжает делать массаж сердца. Анна так и застыла с пустой иглой, не в силах пошевелиться.
- Черт! Черт! Черт! – Георгий опрокинул все стоящие на столе препараты. – Нет! Господи! Ну как же так! Черт возьми!
- Георгий… - Павлос знал, что только он может сейчас успокоить друга, девочкам лучше было в это не лезть. – Ты сделал то, что мог, ясно?
- Да к черту все! И эту войну, и это место! – он со всей силы начал бить кулаками о стену. – Ненавижу!
Павлос взял друга и принялся выталкивать из палаты. Георгий продолжал кричать. Анна много раз видела, как у него умирали пациенты, ведь это война и тут часто гибнут люди, но такой скорби у него она не видела никогда. Она не знала, кем был этот погибший парень, какой была его жизнь, но она отчетливо понимала, что это еще одна преждевременная смерть. Никому не нужная война… Сколько бы мог прожить еще этот парень, если бы не война… Ушел, такой молодой.
Через полчаса за телом пришли санитары из морга. Его увезли. Анна дала Марии успокоительное, потому что та тоже очень сильно переживала, особенно увидев реакцию Георгия. Анна отправила Марию спать, чтобы та набралась сил, все равно из-за успокоительных она бы не смогла сейчас нормально работать.
Джон был стабилен. Температура его спала, как и предполагал Георгий, а рана под повязкой не кровоточила. Анна не знала, чего она больше боялась, того, что он не придет в сознание или того, что придет и уйдет из госпиталя. Не смотря на то, что жизни Джона, очевидно, ничего не угрожало, она все равно не отходила от его постели.
Был уже почти полдень, когда она немного прикрыла глаза, что бы отдохнуть и внезапно почувствовала чье-то прикосновение. Это был Джон, тыкающий ее в плечо и улыбающийся, будто бы ничего не произошло.
- Ну что, спим на работе…
- О господи! Вы живы! Господи, как же я счастлива! – Анна вскочила и бросилась обнимать Джона, а когда сообразила, что делает, то тут же одернулась.
- Простите меня, Анна. – сказал Джон, смущенно. – Я знал, что вы переживали обо мне.
- Да, и откуда же? – улыбаясь, спросила Анна.
Джон кивком указал на кусок бумаги, зажатый у Анны в руках. Анна тут же покрылась пунцовой краской и поспешила спрятать его в карман.
- Не обольщайтесь, Джон. Я просто решила, что вдруг после войны вы станете великим художником, и ваша работа будет стоить состояние. Как это вы говорили? Я это из чистого эгоизма…
- А вы быстро учитесь. – Джон попытался приподняться. – А где этот парень, Костас?
- Он умер, к сожалению, сегодня утром… - Анна опустила взгляд.
- Господи, жаль, что не получилось его спасти… Какой молодой парень был, я думал, что моя кровь должна ему помочь.
- Мы тоже так думали, но возникли какие-то осложнения.
- А с рукой моей что? – Джон попытался поднять свою правую руку.
- Не двигайте! – Анна положила свою руку на его и снова одернулась, не понимая, что с ней происходит. – У вас случился приступ, когда мы брали кровь, из-за судорог повредился сосуд, его пришлось зашивать, поэтому не шевелите рукой, чтобы рана не открылась.
- А когда повязку снимут, моя рука будет двигаться также?
- Я не знаю, будем надеяться, что да. А сейчас я схожу за кашей и покормлю вас. Вам надо восстанавливать силы. – Анна улыбнулась и вышла из комнаты.
Джон откинулся на кровати, продолжая улыбаться.
- Значит из чистого эгоизма, говоришь, ну конечно же. – он прикрыл глаза, чтобы отдохнуть, пока Анна не вернется, однако в из коридора послышался какой-то шум и громкие голоса. – О нет… Только не они…
- Джонни! – в палату вошли четверо солдат в английской форме. – Господи, ты, что еще не умер?
- Да иди ты, Том. – улыбнулся Джон, все еще лежа с закрытыми глазами.
- Ты узнал меня по голосу, наверное, это любовь… - солдаты дружно засмеялись.
- Брось, Джонни, открой глаза. – сказал другой солдат.
- Если я открою глаза, Хейз, то не смогу притворяться, что все это страшный сон и на самом деле вас всех здесь нет. – они опять дружно рассмеялись и Джон, наконец, открыл глаза.
- Что у тебя с рукой, Джонни, тебя разве не в грудь куда-то ранили?
- Все в порядке, Том, не переживайте, просто еда здесь ужасная, пришлось грызть руку… Тяжелые времена.
- Господи, какой же ты идиот… - вдруг очень серьезно сказал Том
- Надо было помереть?
- Нет, идиот, надо было грызть левую… - и вновь палату заполнил этот оглушительный хохот. – Ладно, Джонни, собирайся нам пора идти.
- Что? Куда?
- На базу, притом срочно.
- Богом клянусь, Том, если это очередная твоя шутка, то, мне не нужны будут руки, чтобы тебя убить. Что ты такое несешь?
- Слушай, вчера ночью мы носили орудия на Акрополь.
- Что ты сказал? – Джон чуть ли не подскочил с кровати. – Как на Акрополь? Туда же нельзя! Это же нейтральная зона!
- Да, я знаю, не ори тут. Приказ начальства. Послушай, вчера многое изменилось, пока ты тут валялся, отказавшись стрелять в митингующих. ЭЛАС решили действовать, они наращивают свою мощь. Командованию пришлось идти на хитрости.
- Хитрости? Ты что совсем с ума сошел, Том? Это не хитрость, это подлость! Получается, что раз наши орудия, стоят на Акрополе, то тогда мы сможем стрелять по позициям греков, а они по нашим не смогут.
- Точно, поэтому давай, поднимайся, мы пришли тебя транспортировать на базу. У нас еще двенадцать человек в этом госпитале, времени мало. ЭЛАС уже знают о том, что орудия на Акрополе, здесь много их воинов.
- Они ничего мне не сделают, Том.
- Откуда ты знаешь?
- Знаю и все тут, у меня рука сильно ранена, поэтому мне лучше особо не двигаться, чтобы кровотечение не началось, зайдете за мной через пару дней.
- Ты и не будешь двигаться, ты думаешь мы зачем вчетвером пришли? Носилки в коридоре. Вперед. – было видно, что Том не шутил, он явно был серьезно настроен забрать Джона отсюда, причем немедленно.
- Я не могу! – Джон уже начал повышать тон.
- Парни, а ну-ка выйдите, на минуточку, мне нужно кое-что перетереть с этим джентльменом. – трое солдат вышли в коридор, а Том присел на край кровати Джона. – Слушай сюда, Джонни, мы с тобой долго знакомы и давно дружим, иначе оставил бы тебя здесь к чертовой матери, но не могу, понимаешь… Я тебе кое-что скажу, только не растрепи ребятам…
- Конечно, Том.
- Послушай, то, что я сказал про воинов ЭЛАС, что мы боимся, что они с тобой что-то сделают, это просто прикрытие. Начинается гражданская война, и в ход будут пущены другие силы. Наши орудия с Акрополя будут бомбить эту местность, я не хочу, чтобы ты оказался под завалами…
Джон потерял дар речи, казалось, что он не может пошевелиться. Челюсть слегка приоткрылась от удивления. Время будто остановилось, он не мог сделать новый вдох, чтобы пережить эту упавшую на него с неба новость. Он закрыл глаза, понял, что нужно успокоиться и, сделав глубокий вдох, наконец, заговорил.
- Они не будут бомбить это место. Это же нейтральная территория… - прошептал Джон немного хриплым голосом.
- Акрополь тоже нейтральная, однако мы закатили туда всю нашу артиллерию. Слушай, Джон, все это не нашего ума дело, мы просто солдаты, у нас есть приказ и мы должны…
- Том, это неправильно!
- Правильно или неправильно это не нам решать! – Том начал кричать. – Я просто хочу, чтобы ты остался жив, понимаешь! Поэтому вставай и пошли отсюда, быстро! Квалифицированную помощь тебе уже оказали, а отлежаться и в лазарете сможешь.
- Том, я не могу так поступить с этими людьми…
- Что? О чем ты говоришь?
- Они спасли мне жизнь, они не воины, они просто врачи, у них должна быть возможность спастись… - Джон попытался самостоятельно встать, правая рука отдавала резкой болью, плечу было полегче, но оно тоже ощутимо ныло.
- Значит так, Джонни, пока ты не натворил глупостей, слушай сюда. Если ты хоть кому-то расскажешь о том, что я тебе сказал, то тут начнется паника. О наших планах станет известно грекам, а за это меня поставят к стенке, ты понял? Ты хочешь, чтобы меня расстреляли?
- Нет, Том, не хочу, но ведь они…
- Никаких но, Джонни, вставай и пошли, вижу, что ты можешь двигаться сам… Настоящий воин… Но мы все равно тебя понесем на носилках, на всякий случай. Парни! – крикнул Том и дверь сразу открылась.
- Притормози-ка, Хейз, дай нам еще секундочку. – сказал Джон, а Хейз закатил глаза изображая на лице фразу «Ну сколько можно…».
- Джонни, ты не понимаешь.
- Нет, это ты не понимаешь, Том. Мне нужно спасти ее!
- Кого ее?
- Медсестру, которая за мной ухаживает.
- Господи, Джонни, только не начинай, хватит романтизировать, сейчас не время для этого! Да ты знаешь ее меньше дня! Давай, не дури, вставай и пошли отсюда!
Между тем, Анна, набравшая для Джона еды, уже поднималась по этажам госпиталя в палату. Сегодня в коридорах было как-то особенно людно. Туда-сюда ходили английские солдаты, кого-то уносили на носилках. Видимо отправляют домой тех, кто больше не может воевать – думала Анна. К Георгию идти она пока не решилась, сейчас ей очень хотелось поговорить об этом с Джоном. Она думала, что это единственный человек, который ее поймет и сможет дать ей правильный совет. Она прошлась по коридору и открыла дверь палаты.
Войдя, она увидела, что в палате никого нет. Кровать Джона была пуста, одеяло было застелено, пусть неаккуратно, но так, будто он не собирался в нее больше возвращаться. На кровати лежал его блокнот. Анна положила еду на стол. Ей снова захотелось заплакать. Она никак не могла подумать, что его присутствие для нее было так важно. Она присела на кровать и закрыла лицо руками. Рядом никого не было, поэтому она могла дать волю чувствам и немного поплакать.
- Да, эти зимние дни на меня тоже всегда нагоняют тоску.
Анна испугалась и подняла глаза. Перед ней, как ни в чем не бывало, стоял улыбающийся Джон. Она бросилась вытирать глаза, но было уже поздно, он явно видел, как она плачет.
- Я думала, что что-то случилось, и вас снова забрали на операцию. А мне придется есть одной… Скучно же… Это я из…
- Из чистого эгоизма… - улыбнулся Джон. – Я знаю.
- А почему вы застелили постель? Вы собираетесь уходить? – Анна посмотрела на Джона скромным взглядом исподлобья, стараясь никак не выдать свое нежелание с ним прощаться.
- Куда же я уйду, не поев. – вновь улыбнулся Джон, присаживаясь на свою кровать. – Заправлять кровать просто старая армейская привычка. Мне не комфортно было лежать в помятой, поэтому, когда ко мне заходили друзья, я попросил их поправить.
- Ладно, давайте я вас накормлю. – сказала Анна, присев рядом с Джоном. Она зачерпнула небольшой ложкой кашу и, подув на нее, поднесла к его рту.
- Мне как-то неловко, честно говоря… - потупился Джон. – Может, давайте, я сам попробую?
- Нет, сейчас вашим рукам нужен покой, не упрямьтесь. – Анна поднесла ложку поближе и Джон начал есть. – А эти ваши друзья, зачем они приходили?
- Просто хотели навестить.
- Я только что видела, как ваши солдаты куда-то уносят раненых. – Анна продолжала кормить Джона, она хотела поговорить с ним о Георгии, но не знала как начать этот разговор.
- Наверное, в госпитале на базе освободились места, вот их и забирают. – Джон старался не смотреть на Анну, чтобы та не поняла по его глазам, что он ее обманывает и, что солдаты приходили совсем не поэтому. В его душе сейчас бушевала раздирающая на части буря. С одной стороны, он хотел рассказать обо всем Анне, чтобы обезопасить ее, но с другой, он не знал, как это сделать, чтобы не предать своего товарища.
- А если там еще освободятся места, то вы тоже от нас уйдете? За кем же я тогда буду ухаживать? – Анна улыбнулась, чтобы немного разрядить обстановку, но ей все равно казалось, что Джон чем-то обеспокоен.
- Не волнуйтесь, Анна, война всегда будет готова предоставить вам новый объект для заботы… Такое уж сейчас время… Каждый день просыпаясь в казарме, я думал: Интересно, это сегодня? Сегодня ли мой последний день?
- Господи, какие ужасы, зачем вы говорите такое? Да, война это тяжелое время, но это не значит, что нужно себя так негативно настраивать. Это неправильно! – Анна заговорила уверенным тоном.
- Узнаю свою медсестру. – послышался голос в двери, это был Георгий.
Анна испугалась, услышав его голос. Она вскочила с кровати, чуть не обронив при этом тарелку с оставшейся кашей.
–Анна, ты не оставишь нас с пациентом одних? – добродушно сказал Георгий. По нему вообще невозможно было сказать, что сегодня утром он потерял близкого друга. Казалось, что не осталось больше ни капли той ненависти и обиды, которая переполняла его утром, когда Костас умер. Георгий внимательно смотрел на Анну, ожидая, когда она выйдет из палаты.
- Но, как же завтрак? – спросила Анна у доктора, немного дрожащим от волнения голосом и сразу же про себя отметила, что Георгий заметил ее волнение.
- Ничего, я сам его накормлю, иди… - Георгий взял у Анны тарелку и ложку и сделал шаг в сторону, чтобы Анна могла выйти. – Иди, отдохни немного.
Анна в полном недоумении от того, что сейчас вокруг нее происходило, медленными шагами направилась к двери, все еще не понимая, к чему это Георгий все затеял. Когда она вышла, и двое мужчин остались наедине, доктор заговорил первым.
- Послушайте, Джон… - сказал Георгий, опустив глаза. – Я должен перед вами извиниться.
- Что? За что? – все происходившее удивляло Джона не меньше, чем Анну, только что покинувшую палату.
- Я рисковал вашей жизнью, чтобы спасти друга… Это было неправильно, но вы должны понять, что я цеплялся за любую возможность. Я ослеп от желания спасти его, поэтому крайне глупо рисковал вашим здоровьем, которому ничего не грозило, если бы не этот забор крови, который мы сделали. Я понял, что ошибся, только когда погиб Костас, я понял, что в жизни не все всегда идет так, как мы хотим…
- Кхм… - кашлянул Джон. – Доктор, мне приятно, что вы обеспокоены моим здоровьем, но я сам решил дать кровь этому парню. Я искренне верил, что это ему поможет…
- Я тоже верил… - сказал Георгий, посмотрев туда, где лежал до этого Костас. – Я просто пришел в ужас от понимания того, что был готов потерять вас, чтобы спасти его… А если так, то какой из меня врач… Если это действительно так, то я ничем не лучше тех нацистов, против которых мы сражаемся…
- Не наговаривайте на себя, доктор… Это была тяжелая ситуация, в которой не было правильного решения… Ведь просто стоять в стороне и смотреть, как он умирает было бы тоже неправильно…
- Теперь я понимаю, почему Анна так за вас переживала. Вы очень хороший человек… - Георгий зачерпнул кашу ложкой и протянул Джону.
- Нет уж, вот только мужчины меня не кормили, давайте я лучше сам. – Джон протянул левую руку, которая была менее травмирована, и взял ложку.
- Скажите, Джон, вот вы так хорошо говорите на нашем языке, вы уже давно здесь, не так ли?
- Да, давненько, но, честно говоря, у меня просто способности к языкам. Я очень хорошо говорю, но если начну писать по-гречески, то вы ужаснетесь. – он улыбнулся и продолжал есть, внешне Джон выглядел нормально, но внутри он был подавлен осознанием того, что все эти люди: Георгий, Мария, Анна – все они могут погибнуть под обстрелами их артиллерии. Он спорил сам с собой, думая стоит ли их предупредить, но каждый раз, когда он хотел начать об этом разговор, что-то внутри него его останавливало.
- Если вы тут давно, то непременно прониклись нашими традициями и философией?
- Ну, не знаю… Может, немного… - говорил Джон, аккуратно продолжая есть.
- Скажите мне, Джон, как англичанин, с которым я могу свободно поговорить, скажите, почему ваши войска стреляли по мирным митингующим?
- Послушайте, Георгий, честно говоря, я загремел сюда к вам в отделение потому, что сам отказался в этом участвовать. Это было неправильно, но вы должны понять, что солдаты лишь исполняют волю командиров, их мысли не часто поощряются…
- Здесь никто не любит англичан, Джон, все потому что несколько раз мы были ими преданы. Они всегда нам только обещали что-то, ничего при этом не делая для освобождения нашей страны… А теперь, когда мы освободили ее сами, вы хотите отобрать ее у нас.
- Опять же, повторюсь, я – ничего не хочу. А то, что делает моя страна – это не моя воля, но я обязан ей подчиниться, у меня есть обязательства перед государством, так же, как и у вас перед вашим.
- В ваши обязательства входит устраивать войны на территории чужой страны? Посмотрите, что происходит вокруг. Люди истощены после тяжелых боев с нацистами за освобождение, они не хотят больше воевать, они хотят мира, как и все мы. Я очень не хочу, чтобы снова начиналась война… Тем более такая глупая, направленная не на достижение свободы, а на отстаивание чьих-то политических амбиций.
- Я вас понимаю… - Джон смотрел на уставшее лицо Георгия, он видел человека, познавшего в своем юном возрасте весь ужас войны и ненужных смертей. Он видел в его взгляде тоску по мирной жизни, видел боль от потери родных, близких и друзей. Он хотел ему сказать, что новая война уже началась, но все еще не мог набраться для этого смелости. Он спрашивал сам себя: справедливо ли то, что происходит сейчас? И понимал, что как бы он не старался оправдать свою страну, в действительности, она была не права.
- Знаете, Джон, вы человек умный, когда-то в университете мы много изучали философии и различных наук. Я постоянно задумываюсь над тем, как ничтожна моя жизнь… Моя, ваша, да и чья бы то ни была жизнь – это лишь пылинка, в огромной пустыне мироздания. Время отведенное нам на жизнь настолько ничтожно, что об этом страшно даже думать… Но истинный страх, истинный ужас мне приносит осознание того, что наши жизни ничто не только для безграничной вселенной, но и для людей, возомнивших себя лучше нас, думающих, что у них есть право жертвовать нами, как скотом, в погоне за властью. Именно ничтожность человеческой жизни для других людей делает нас поистине жестокими и жадными существами…
- О чем вы говорите? – Джон был немного удивлен глубиной мысли своего собеседника.
- О том, Джон, что ваше поведение… Точнее поведение вашей страны, заставляет нас ненавидеть всех вас. Хотя, я уверен, многие из вас более чем достойные люди, которые тоже являются лишь жертвой обстоятельств. Но боль всегда порождает боль. Теперь, глядя на любого англичанина, я всегда буду вспоминать тот момент, как у меня на руках умер мой друг, так и не придя в сознание… Я буду всегда думать о том, что он погиб из-за вашей несправедливости и ваших амбиций. А ведь это не вам придется смотреть в глаза его матери, которую я знаю уже столько лет, и говорить, что вы не смогли его спасти… Это не вам придется жить с этой болью и этим ужасом…
Тело Джона покрылось мурашками. Вдруг ему стало очень холодно, и он почувствовал, как внутри Георгия зародилась самая чистая ненависть. Он понял, что после этого все станет только хуже. В его голове мелькали картинки стреляющих с Акрополя орудий и смерти тысяч людей, которые не хотели ничего, кроме мирной жизни, которую они завоевали собственной кровью.
- Георгий, я… - Джон хотел ему все рассказать, он хотел сказать ему, что нужно бежать, что он сожалеет о том, что так произошло и, что все это лишь начало ужаса.
- Поправляйтесь, Джон… - Георгий встал и подошел к двери. – Мне очень жаль, что такой смелый и хороший человек, как вы, Джон, стал моим врагом. Стал им из-за прихоти своего же государства… Ко мне приходили ваши друзья. С оружием… В госпиталь… В день смерти моего друга от английской пули… Потребовали, чтобы я перевязал вас так, чтобы можно было транспортировать. Это ни к чему… Я сказал им, что вас можно забирать, после того, как я вас осмотрю. Они ждут у меня в кабинете, поэтому, прощайте, Джон, надеюсь, что мы не увидимся с вами на поле боя… Мне будет очень непросто вас убить.
Георгий вышел из палаты, а Джон остался сидеть в полнейшем недоумении. Он был шокирован тем, как этот человек был сломан. Не осталось и следа от вчерашнего уверенного хирурга. Он видел своими глазами, как из палаты вышел раненый человек полный злобы порожденной истинной несправедливостью. Джон сам не понимал почему, но он ненавидел себя… Ему было плохо от того, что он принадлежит к тем людям, которые забыли о словах честь и достоинство.
Джон просидел так несколько минут, недвижимо, уставившись на дверь, не в силах оторвать взгляд. Его вернуло к жизни появление в дверном проеме Тома и еще троих солдат.
- Ты меня не послушал! – закричал Джон. – Мы ведь решили, что я сам вернусь, когда смогу!
- Заткнись, Джон, ты сбрендил. Я спасаю тебе жизнь, идиот, нам надо уходить.
- Зачем ты пошел к этому доктору? Угрожал ему оружием! У него сегодня друг умер, его наши убили!
- Джонни, это война. Мы на войне, понимаешь, люди тут умирают, и никому нет никакого до этого дела. Так, что если ты сейчас же не пойдешь с нами, то клянусь Богом, я отрублю тебя и понесу так.
Джон медленно встал с кровати и аккуратными шагами начал ковылять к выходу, где стояли его друзья.
- Вот, молодец, Джонни, нечего тут философствовать и сопли распускать, нам надо жизни свои сохранить и победить в этой войне, любой ценой.
- Да пошел ты, Том. – Джон отвел голову назад и со всей силой ударил лбом Тома прямо в нос. Тот мгновенно упал, он лежал на полу без сознания. Трое остальных солдат в шоке смотрели на Джона и его глаза полные злобы. – Я же тебе говорил, Том, мне не нужно рук, чтобы тебя завалить! Перестал быть человеком, думаешь можно относиться к людям, как к скоту, так вот не удивляйся, когда они относятся к тебе так же!
- Ах ты… - прохрипел Том, корчась на полу и пытаясь встать.
На шум в палате сбежались медсестры, среди которых была и Анна.
- Что тут происходит? – Анна с ужасом посмотрела на пытающегося встать солдата, у которого из носа рекой текла кровь.
- Ничего, Анна, тренируемся вот, с ребятами. Раз руки у меня пока работают плохо, приходится, так сказать, учиться работать головой. Анна, я должен вам кое-что сказать.
- Не смей, Джон! Заткните его!
- Анна. – сказал он ей на ушко. – Я дарю вам свой блокнот…
После этих слов он почувствовал удар в левое плечо. Боль ослепила его, и он упал на пол. Он услышал лишь крик Анны и какие-то гневные выкрики Тома, который уже стоял на ногах. Из последних сил он приподнял голову и сказал:
- Анна, конец всегда интереснее...
После этого в глазах окончательно потемнело. Выстрел, еще один выстрел. Крики. Ему казалось, что все это происходит уже во сне. Он провалился в забытье. В голове его крутился образ Георгия и Анны, стоящих на Акрополе, полностью покрытом кровью. Вокруг лежали бездыханные тела. Тысячи и тысячи мертвых людей. И лишь они: Георгий и Анна, смотрящие на него глазами полными ненависти. Он посмотрел на свои руки, они тоже были в крови. Вспышки света. Взрывы, ужасная боль во всем теле. Он пытается дотянуться до Анны и Георгия своими руками испачканными кровью, но не может. Взгляд. Взгляд полный ненависти…
Он очнулся. Очень часто дыша, от ужаса явившихся ему сновидений, он нервно закрутил головой по сторонам. В голове все еще шумело. У него перед глазами ясно стоял образ ненавистного взгляда Георгия и Анны. Он попытался приподнять голову, вокруг было темно и ничего не видно.
- Помо… - он хотел позвать на помощь, но в горле сильно пересохло.
- Очнулся… - послышался шепот из темноты.
- Уверен? – снова шепот.
- Да.
Вдруг в темноте зажегся свет. Джон прищурил глаза. Это горела свеча, он попытался подняться, чтобы разглядеть тех, кто стоит рядом с ней. Свет свечи начал приближаться и вдруг он увидел перед собой улыбающееся лицо Георгия.
- Ну что, живой, Джон? – Георгий начал осматривать своего пациента.
- Сон? Это был сон? Господи… - Джон хрипел и смотрел по сторонам.
- Анна, дай ему воды. – сказал Георгий, продолжая осматривать солдата.
Вдруг перед глазами Джона появилась улыбающаяся Анна. Глаза ее были уставшими, как и у Георгия, но счастливыми. Она поднесла к его губам кружку и он начал медленно пить.
- Сон… Такой плохой сон…
- Что за сон, Джон? – спросил Георгий, не отрываясь от своего осмотра.
- Я видел во сне, что за мной пришли… Я не хотел уходить. А потом…
- А… - сказал весело Георгий. – Так это не сон. Это было на самом деле, Джон, за вами действительно пришли. Но мы вас, так сказать, не отпустили.
- Что? Но если… А как вы?
- Да никак, я ранил двоих из пистолета. На третьего накинулся Павлос, а с Павлосом, хах, шутки плохи. А над этим четвертым вы сами изрядно постарались, Джон. Так что, отобрали мы у них оружие, да отправили восвояси, в плен к ЭЛАС.
- Что? Я не верю…
- Ну, как хотите. Вы в порядке, раны больше не кровоточат. Напугали вы меня, Джон, я уж думал, что вы не выкарабкаетесь.
- Почему вы мне помогли?
- Потому что вы хороший человек… Шучу, не хотел себе имидж портить, разве я могу позволить, чтобы кто-то ворвался в мое отделение и стал людей мне косить. Так что не думайте, что это по доброте душевной, это так…
- Из чистого эгоизма… - закончил за него Джон, улыбнувшись.
- Вот, память тоже в порядке. Ладно, оставляю с вами Анну, мне нужно пройтись по палатам, а затем немного поспать. – послышались шаги и звук открывающейся двери.
- Анна… Который час?
- Сейчас где-то три часа ночи, Джон. Вам нужно отдохнуть.
- Они придут… Они будут бомбить…
- Джон, вам нужно успокоиться. Не переживайте, здесь полно воинов ЭЛАС, поэтому пока мы в безопасности. Вам надо отдохнуть и восстановить силы. Я очень рада, что вы очнулись, мы боялись, что вы потеряли слишком много крови, но вы оказались очень живучим.
- Орудия на Акрополе… Они будут стрелять…
- Мы знаем, Джон, я прочитала, что вы написали в своем дневнике. – Анна протянула Джону его блокнот. – Почерк, конечно, оставляет желать лучшего, но, так как вы писали левой, да еще и по-гречески…
- Да, получилось не очень красиво… - Джон смотрел на Анну, не скрывая соей радости от ее присутствия. – Больше вы ничего не читали?
- Нет, там все по-английски, а я в нем не очень-то, честно говоря.
- Я тоже… - улыбнулся Джон.
- Чувство юмора – верный признак выздоровления. – Анна положила свою ладонь на лоб Джона. – Знаете, я очень вам благодарна за то, что вы попытались предупредить нас о предстоящих атаках… Сейчас решается куда будут эвакуировать госпиталь. Вы спасли очень много жизней.
- Я ничего не сделал, Анна. На самом деле, я долго колебался, прежде чем написать об этом. Я все время хотел сказать… И Георгию… И, особенно, вам…
- Мне?
- Да… Я не хочу, чтобы с вами что-то случилось. Честно говоря, я очень к вам привязался.
- Привязались, значит. – покраснев, улыбнулась Анна.
- Ну… Я не хочу это называть как-то иначе, потому что сам не знаю что это, но знаю точно, что мне не все равно. – Джон смущенно опустил глаза, еще никогда в своей жизни он чувствовал себя таким уязвимым.
- Вы знаете меня всего день, Джон…
- Я знаю… Честно говоря, я никогда не верил в любовь с первого взгляда. Настоящую любовь нужно взрастить, нужно беречь, трепетно ухаживать за ней, пока она не окрепнет и не расцветет. А вы верите в любовь с первого взгляда? – Джон внимательно смотрел на Анну, он старался хоть что-то разглядеть в черном омуте ее глаз, освещаемых сейчас лишь мягким светом тающей свечи.
- Я не знаю, что такое любовь, Джон. Я хотела еще утром с вами поговорить об этом…
- Со мной? – Джон искренне удивился.
- Да… Не знаю почему… Может потому что вы один из немногих людей, воспринявших мои мысли всерьез. Я с детства привыкла делать то, что мне говорят. Держать свое мнение при себе… «Не умничай» - говорили мне. А вы… Вы так искренне слушали меня, тогда, когда мы беседовали о войне, поэтому мне казалось, что я могу с вами поделиться. – Анна посмотрела на Джона с какой-то ласковой надеждой, она была совершенно не такой как раньше. Джон не понимал, что в ней изменилось. Толи ее волосы были распущенны и, красиво спадая на плечи, делали ее совершенно другой, толи что-то действительно поменялось в ее взгляде.
- Поделитесь… Я вас внимательно выслушаю. Все равно я не могу убежать… Шучу. – Джон снова улыбнулся.
- Как вы думаете, что такое любовь, Джон? Что это на самом деле?
- Я не знаю, что такое любовь для вас, Анна. Для меня любовь – это жертва. Чистая, бескорыстная жертва, не требующая ничего взамен.
- В каком смысле жертва? – Анна была озадачена, подрагивающий огонь от свечи хорошо освещал ее лицо, поэтому Джон смог это заметить.
- Понимаете, Анна. Каждый человек, когда ищет любовь, ищет что-то для себя. Мы думаем так: «Я хочу, чтобы у меня была самая лучшая жена» - это в корне неправильно. Не надо искать себе идеальную пару. Нужно самому стать хорошей парой, тогда и найдется та самая девушка, ну или, в вашем случае, тот самый мужчина.
- Что-то я не поняла ход ваших мыслей, Джон.
- Ну… Давайте я скажу так: нужно искать не человека, который бы заботился о вас, а человека достойного вашей заботы. Найдите того, ради которого вы будете готовы отдать все, все до последней капли – именно он будет вашим человеком.
- Но как я буду уверена, что он будет также относится ко мне? – спросила Анна, опустив взгляд в пол.
- Будет, если вы выберете действительно достойного своей заботы.
- Думаете, Георгий достоин ее? – спросила Анна каким-то полушепотом, так, чтобы даже она сама не услышала своих слов.
- Я не знаю, Анна… Это вам решать. Я не вижу вашего сердца и не знаю, что происходит внутри него. Я вижу лишь страх ошибиться, а это только мешает принимать решение. Георгий хороший парень, он искренний, честный, признает свои ошибки, а значит он по-настоящему мудрый. Да, конечно, у него вспыльчивый характер, но это свойственно всем южным мужчинам. Но самое главное я вижу, что он думает о вас… Он постоянно смотрит на вас… Вы все время в его мыслях Анна, думаю, что этого дорогого стоит.
- Он предложил мне выйти за него замуж… - Анна внимательно посмотрела на Джона, желая увидеть в его глазах отношение к этой внезапно произнесенной ею фразе.
- А вы? – Джон ничуть не смутился, сохранив абсолютно невозмутимое лицо.
- Я испугалась, что он делает мне предложение только потому, что идет война. Каждый сейчас хочет быть с кем-то рядом и верить, что все закончится хорошо…
- Вы испугались, что он это чувствует, или же поняли, что сами это чувствуете?
- Я не знаю…
- Анна, если вы не уверены в своих чувствах, то нужно себе в этом честно признаться. Нельзя откладывать это на потом, иначе вы всю жизнь можете прожить несчастливо…
- Я не знаю любовь ли это… Поэтому я у вас спросила что такое любовь? Я постоянно думаю о Георгии, о том, чтобы он не нервничал, чтобы у него все получалось, чтобы он был здоров. Я переживаю, когда он уходит в город, я не могу уснуть, зная, что Георгий в операционной… Но, может, это не любовь, а просто моя дружеская привязанность… Ведь я не испытываю к нему ничего, кроме этого…
- Это и есть настоящая любовь. Вы думаете о нем, вы переживаете, что еще нужно? – Джон улыбнулся, он был рад, что Анна говорит с ним так откровенно, хотя он надеялся, что у него будет шанс за нее побороться, но каждое ее слово, все больше его убеждало, что это невозможно.
- Как понять, что это не дружеское чувство?
- А вы испытываете то же самое к тому доктору, что достал из меня пулю? Павлосу, кажется. – Джон вопросительно приподнял брови.
- Нет…
- Тогда можете быть уверены, что вы влюблены в Георгия.
- Кажется, что вы расстроены? – Анна внимательно смотрела на Джона. Она улыбалась, но делала это с каким-то оттенком сочувствия.
- Почему я должен быть расстроен? Я только рад, что вы разобрались в себе. – сказал Джон, поспешив убрать взгляд от внимательных глаз Анны.
- Вы ведь сказали, что вам не все равно…
- Так и есть, поэтому я рад за вас. Что еще может быть приятней, чем видеть, как важный для тебя человек обретает счастье. – говорил Джон улыбаясь, но по-прежнему не смотря на Анну.
- Обрести счастье самому?
- Да, было бы неплохо. Мое счастье тоже ждет меня где-то. Оно придет, в свое время… - Джон посмотрел на Анну
В палате наступила тишина. В жизни часто бывают моменты, когда не нужно ничего говорить, даже если очень хочется. Порой слова только все портят. Так было и в эту минуту. Анна и Джон понимали, что чувствовали друг к другу – это было уважение. Они видели друг в друге достоинство и честь и, возможно, если бы они встретились при других обстоятельствах и в другое время, то эти чувства переросли бы в нечто большее. Теперь же, они могли лишь наслаждаться полным доверием друг к другу.
Свеча все еще горела. Джон заметил, что в больнице было очень тихо. Когда наступило их молчание, то будто все здание погрузилось в тишину. Хотя, казалось бы, что у персонала должно быть много работы в связи с эвакуацией. Лишь иногда с улицы были слышны звуки выстрелов, приносимых откуда-то издали, где уже, по всей видимости, начались уличные бои. Каждый раз, когда до палаты доходили эти звуки, Анна смотрела на окно и старалась не выпустить из глаз накатывающие слезы.
Джон понимал, что происходило, он знал, что все это лишь начало. Ему было страшно. Осознание того, что ему на самом деле страшно, пришло внезапно и будто окатило его волной. Он задергался на кровати.
- Джон, что-то не так? – спросила Анна, которая, казалось, прикрыла глаза, но, все же, была очень внимательна. – У вас что-то болит?
- Почему так тихо, Анна? – голос Джона звучал обеспокоенно.
- Потому что сейчас ночь, а как еще должно быть?
- Разве госпиталь не эвакуируют? Я думал, что все должны с ног сбиваться, собирая нужные вещи.
- Подготовка начнется завтра утром. Скорее всего, нас отправят куда-то в пригород, это непростое дело, поэтому никто и не суетится. За секунду ведь такие вещи не решаются. А почему это вас так взволновало? Может, дать вам успокоительное? – Анна потянулась к столу, на котором стояли разные склянки, с наклеенными на них этикетками.
- Нет, не нужно, просто эти выстрелы не дают мне покоя…
- Мне тоже… Человек ко всему привыкает… Казалось бы, что за столько лет войны уже пора бы свыкнуться, но я не могу… Каждый раз, как слышу их, вспоминаю Костаса, который умер вчера и думаю: а что если сейчас убили кого-то из моих друзей. – Анна закрыла лицо рукой, чтобы Джон не видел катящиеся из глаз слезы.
- А что если я тоже умру? – сказал задумчиво Джон.
- Так, а ну-ка. – сказала строго Анна, вытирая слезы. – Ничего вы не умрете, все будет хорошо. Кто же еще нарисует мой большой портрет?
- Вам действительно так понравился мой рисунок? – улыбнулся Джон.
- Очень понравился, я всегда буду его хранить, чтобы помнить о том, что вы сделали для меня и Георгия.
- Я же говорю, я ничего не сделал.
- Нет, сделали… - в дверном проеме послышался голос Георгия. – Благодаря вам я понял, что я не смогу контролировать все в этой жизни. Кажется, что мелочь, которая, вроде как, и так всем понятна, но мне, на самом деле, стало намного легче.
Георгий подошел к постели Джона и присел на стул рядом. За окном, все еще, были слышны выстрелы, доносясь из разных районов города и тревожа палату своим звуком. Не смотря на то, что обстановка вокруг была очень гнетущей, по лицу Георгия было видно, что он очень спокоен. Он молча взял руку Джона и, посмотрев на свои часы, принялся считать пульс.
- Все хорошо? – спросил Джон нетерпеливо.
- Тсс.. Я считаю. – ответил ему Георгий, продолжая губами вторить своему внутреннему подсчету. – Что ж, поздравляю, пульс хороший, вы больше не бледнеете, дыхание ровное.
- С вами все будет хорошо, Джон. – подытожила Анна.
- Я очень рад. – ответил Джон, сделав это без особого энтузиазма, будто бы эта новость совсем его не обрадовала.
- По вам не скажешь, Джон. – Георгий внимательно посмотрел на своего пациента. – У вас нет настроения?
- Ну, я хорошенько врезал своему сослуживцу, способствовал тому, что моих товарищей взяли в плен, и предал свою страну, выдав ее планы неприятелю. Даже не знаю, что из этого меня больше расстраивает. – Джон улыбался, говоря все это, но Георгий понял, что это не шутка.
- Я знаю, что у вас сейчас на душе, но не вы ли мне говорили, что стоять в стороне это не выход. Это непростая ситуация, в которой нет правильного решения, вы поступаете так, как велит вам ваше внутреннее чувство справедливости. Вы поступаете по совести, а это более чем достойно.
Георгий откинулся на стуле и уставился в окно, в котором нельзя было разглядеть абсолютно ничего. Даже вечно светящаяся английская база сейчас выглядела будто покинутой.
- Не думаю, что моя совесть послужит мне оправданием, когда мне предстоит ответить за свои поступки перед законом. – Джон закрыл глаза и громко вздохнул.
Анна посмотрела на Георгия вопросительным взглядом, не понимая, почему Джон вообще об этом задумался. Она сделала знак глазами, что им стоит выйти из палаты и оставить Джона одного, однако Георгий покачал головой. Он понимал, что Джон сейчас чувствует страх за последствия своих решений. Это было до боли знакомым для молодого доктора чувством.
- Анна, ты весь день провела на ногах, тебе надо поспать, хотя бы пару часов. – Георгий выразительно посмотрел на свою медсестру, давая ей понять, что хотел бы поговорить с Джоном наедине.
- Да, наверное, мне и правда лучше прилечь. – Анна подошла к Георгию и, положив ему руку на плечо, посмотрела в глаза. – Спасибо, доктор.
- Тебе спасибо. Не переживай, я подежурю пару часов.
После этих слов Анна вышла из палаты и Георгий с Джоном остались наедине. Джон по-прежнему лежал с закрытыми глазами, изо всех сил делая вид, что засыпает, однако Георгий знал, что это не так.
- Джон, давайте поговорим. – Георгий улыбнулся.
- К чему нам эти разговоры, доктор? – ответил Джон, не открывая глаз.
- К тому, что вам плохо, а я доктор – моя работа помогать людям. Тем более, что вы очень помогли мне. - Георгий подвинул второй стул и поставил на него свои ноги.
- А вы не из тех, кто трепетно относится к этикету. – сказал Джон, открыв, наконец, глаза и увидев, что его доктор развалился на двух стульях.
- Думал, что мы с вами достигли того уровня взаимного доверия, когда можем действительно поговорить по душам, а для этого надо расположиться поудобнее. К тому же, так, если я засну, то сразу упаду со стульев и проснусь, поэтому вы не останетесь без присмотра. – Георгий сложил руки в замок и положил под голову.
- И о чем будем говорить? – спросил Джон, тоже сделав неловкое движение, чтобы улечься поудобнее.
- О чем хотите, мне все равно, но лучше, конечно, о том, что вас беспокоит. Хотя, опять же, я не настаиваю. Господи, не знал, что тут такие ужасные стулья… - Георгий снова принялся укладываться поудобнее.
- Все лучше, чем в окопе, не так ли? – Джон говорил как-то холодно и
Георгий сразу же уловил эти оттенки в его голосе, но решил, что пока не будет обращать на них внимание, он знал, что Джону нужно время, чтобы действительно перед ним открыться.
- Да, в окопе, конечно, намного хуже, но лучше в окопе, чем на хирургическом столе.
- Мне ли не знать… - улыбнулся Джон.
- Да уж… Не лучшее место, для отдыха.
- Мы так и будем обсуждать поверхности, на которых можно лежать? – спросил Джон, ехидно глядя на собеседника.
- Я же сказал, можем поговорить, о чем хотите, Джон.
- Я не знаю, остался ли хоть какой-то смысл в моих словах. – Джон снова прикрыл глаза и отвернулся от Георгия, чтобы тот не видел, как сильно он расстроен.
- О чем вы?
- Да все о том же, до того момента, как я услышал на улице выстрелы, я думал, что все делаю правильно, что я прав, помогая вам. Но потом…
- Что потом? Вы поняли, что размещение оружия на нашем национальном достоянии так, чтобы мы не могли вести по нему огонь – это справедливо?
- Нет, я не об этом… Когда Анна сказала, что каждый раз, слыша эти выстрелы, она теперь думает, не убили ли кого-то из ее друзей, я задумался о своих… Которых я уже на вряд ли увижу… Я ведь предатель…
- Возможно так и есть… Но спросите себя, если бы вы ничего не сделали, зная обо всем, если бы просто ушли вместе с ребятами, что пришли за вами, вы смогли бы спать спокойно?
- Я не знаю… Я думаю о том, правильно ли поступил?
- Я вас понимаю… Джон, правда, я понимаю вас как никто.
- Вы что, предавали свою страну?
- Нет, но я каждый день принимаю тяжелые решения, пытаясь спасти человеческую жизнь, и далеко не всегда это получается. И не было и дня, чтобы я не спросил себя, а правильно ли я сделал… Может надо было поступить иначе? Может, стоило попробовать другой способ и тогда тот или иной человек не погиб бы? Я живу с эти каждый день, Джон. Даже вчера, когда Костас… - Георгий на секунду остановился, осознание того, что его друг умер вчера у него на руках, вновь тяжелым ударом проехалось по его сердцу, но сейчас он не мог себе позволить даже секунды слабости. – Когда Костас умер, вы помогли мне понять, что я сделал все, что мог… Я не сразу понял суть ваших слов… Я злился, злился на вас… Просто, как на англичанина, но это было неправильно.
- В моем случае все иначе, Георгий.
- Нет, этот риск, он ничем не отличается от моего, вот только ваш спасет гораздо больше жизней.
- Но я потерял свой народ.
- Возможно… Посмотрим на все прагматично, возможно так и есть, но неужели вы ничего не обретаете взамен?
- Я думал, что я… - Джон внезапно остановился.
- Что вы что? – спросил Георгий, устремив на своего пациента привычный внимательный взгляд.
- Нет, ничего…
- Вы думали, что обретете Анну? – спросил Георгий абсолютно серьезным голосом.
Джон посмотрел ему прямо в глаза. Молодой доктор был абсолютно спокоен, в то время как по спине Джона моментально пополз холодок. Он думал лишь о том, что добродушный тон Георгия сейчас сменится на осуждающий. Джон молчал, не в силах произнести даже звук. Однако спокойный и уверенный взгляд Георгия сменился добродушной улыбкой.
- Я вас понимаю, она очень хорошая девушка. – Георгий посмотрел куда-то в потолок, будто предаваясь каким-то приятным воспоминаниям.
- Я… Георгий… - Джон был явно шокирован тем, как спокойно Георгий говорил о том, что он – Джон, симпатизировал девушке, которой он делал предложение.
- Не переживайте, Джон. Я, честно, не в обиде на вас за это, более того, я вам обязан.
- Что? – удивился Джон.
- Я привык контролировать все… Принимать все решения… Хорошие качества, для заведующего отделением… Но не для мужа… Да, можно по-прежнему все контролировать, но бережно, не задевая чувств Анны. Я понял почему она так тянулась к вам, Джон. С вами она могла чувствовать себя свободной…
- То есть, я помог вам, Георгий, помог Анне, обратив ее внимание на ваши положительные качества, не помог только себе…
- Помог Анне? – теперь настал черед Георгия удивляться.
- Да, честно говоря, мы с ней говорили о вас. Она вас любит… В этом нет никаких сомнений.
- Она так сказала?
- Нет, но вы можете в этом не сомневаться. – Джон снова закрыл глаза и вздохнул.
- Я вам должен, Джон.
- Да бросьте…
- Не отказывайтесь. Я правда вам должен… Эта война, эта работа… Я уже забыл, когда со мной происходило что-то хорошее, Джон. Но вы… Вы будто заставили меня проснуться от долгого сна. Вы за несколько часов смогли пробудить во мне мои лучшие качества, которые я спрятал подальше на время войны… Из-за их отсутствия я чуть не лишился Анны… А я ведь по-настоящему ее люблю… Так что я действительно вам должен, поэтому можете не отпираться.
- Ну что ж, значит должны.
- Я даже не знаю, как мне отплатить вам за ваше истинное джентльменство.
- Просто сделайте так, чтобы мои руки снова работали как раньше.
- Ну, для этого мне понадобится ваша помощь, друг. – Георгий посмотрел с улыбкой на лежащего с закрытыми глазами Джона.
- Ну, ничего без меня не может. – Джон тоже улыбнулся, все еще не открывая глаз. – Я помогу, друг.
- Значит договорились.
- Да, договорились. – подтвердил Джон.
- Пожмем руки? – спросил Георгий и громко рассмеялся.
- Господи… - произнес Джон, широко улыбнувшись. – Я уже жалею, что согласился…
- Что? Еще слишком рано над этим шутить?
Следующие пару часов они провели, разговаривая обо всем на свете. Впервые за долгое время и Джон и Георгий чувствовали, что этот мир не на сто процентов состоит из войны. Они будто забыли о ней, отключились. Их породнило то, что они оба были достойными людьми и могли говорить друг с другом на одном языке – языке чести.
Они сами не заметили, как пролетело время. Короткая стрелка на часах уже была возле тройки, когда в палату вошла Анна. От неожиданности Георгий моментально упал со стульев, чем вызвал одобрительный смех Джона.
- Четвертый раз, Гео. – сказал Джон, высоко подняв брови. – С тебя двойной завтрак.
- Это не честно! – сказал Георгий, поднимаясь с пола. – Анна вошла, поэтому я упал.
- Я думал, что пари – честный спорт.
- Да, да… Будет тебе двойной завтра, Джонни.
Анна стояла и смотрела на все это с широко открытыми глазами. У нее было такое чувство, будто она проснулась в какой-то другой реальности, где Георгий и Джон знают друг друга двадцать лет. Она с изумлением смотрела то на Георгия, то на Джона.
- Только не думай, что я буду тебя кормить, Джонни.
- Да мне и в прошлый раз не понравилось. Иди лучше отдохни, тебе нужно поберечь силы, чтобы принести мне двойную порцию на завтрак.
- Ладно, оставляю его на тебя, Анна. – Георгий улыбнулся и вышел из палаты.
Анна все еще пребывала в небольшом шоке от увиденного и, присев на стул, уставилась на Джона просто пронизывающим взглядом.
- Что? – спросил Джон, заметив сверлящие его глаза.
- Что это было? – спросила Анна.
- Ничего, просто мы подружились. Он очень хороший человек…
- Да, это точно. – подтвердила Анна, улыбнувшись. – Как вы себя чувствуете?
- Все хорошо… Думаю, что сейчас я смогу спокойно поспать, мне стало легче. Пусть не полностью, но, все же, намного легче…
- Да, вам нужно хорошенько отдохнуть. Только что я говорила с сестрами, отделения с верхних этажей будут эвакуировать первыми, поэтому уже утром нам с вами нужно будет собираться.
- Ну, это же не значит, что вы больше не будете меня лечить? Мы же вместе переезжаем? Георгий мне обещал, что он меня вылечит, он сказал, что должен мне.
- Должен? За то, что попытались спасти его друга?
- Ну, да… - сказал Джон, решив не говорить Анне, что он беседовал о ней с Георгием.
- Да, вы рисковали жизнью, такой долг очень трудно вернуть, но Георгий может, я знаю . – Анна улыбнулась и посмотрела в окно, в котором, все еще, было по-зимнему темно.
- Да, я тоже в это верю. – сказал Джон, поправив свои с трудом шевелящиеся руки.
Не успел Джон произнести эти слова, как где-то неподалеку раздался взрыв. Здание госпиталя хорошенько качнуло. Звуковая волна каскадом прошлась по стеклам, не оставив ни одного целого. Анна упала на пол, а Джон, попытался сразу попытался встать, чтобы ей помочь.
Его сознание будто затуманилось. Он не верил тому, что происходило. Еще один взрыв, совсем рядом. В воздух поднялась пыль. Вторая звуковая волна была еще сильнее и его оглушило. Анна что-то кричала, но он уже был не в силах разобрать что. Он с ужасом смотрел по сторонам. Анна протянула к нему руку, но упала без сознания. Джон не верил, что все происходящее реально. Он кричал. Он звал на помощь, но сам не слышал издаваемых им звуков. Это было сродни тому, что он пытался сделать вдох, но не мог. Ужас перед происходящим заставил его тело окоченеть, и он рухнул на пол.
В палату забежал Георгий, прикрывавший уши руками. Он поднял Анну и, положив на плечо, выбежал. Он что-то говорил Джону, пока поднимал ее, но Джон ничего не слышал. Голова закружилась и его начало тошнить. Он упал на колени и, сделав пару вдохов, попытался встать еще раз. Но все это было бесполезно. Очередной взрыв снова опрокинул его и он почувствовал, как здание сильно затряслось. В ушах сильно звенело, а пол под ним дрожал, словно был сделан не из бетона, а из какого-то легкого, как бумага материала. Раздался еще один взрыв, и он потерял сознание.
Перед ним мелькали какие-то яркие огоньки. Боль во всем теле будто бы прошла. Он пытался встать, но тело его не слушалось, он будто вообще его не чувствовал. «Неужели я умер?» - думал он, стараясь хоть немного понять, что происходит. Больше не было шума, больше не было взрывов, лишь тишина и он. Он уже хотел перестать бороться с этим чувством своей полной невесомости, когда боль, как лезвие, снова пронзила его сознание.
Джон пришел в себя в небольшой светлой комнате, в которой помимо него было еще, наверное, человек десять. Он попытался встать, но не мог. Руки абсолютно его не слушались. Он огляделся. Вокруг него лежали раненые, такие же, как он, но все они были греками.
- Кто-нибудь? – сказал Джон по-английски сухим голосом.
- Доктор! Тут англичанин проснулся! – сказал кто-то из больных на греческом языке.
Джон увидел дверь и надеялся, что сейчас в нее зайдет улыбающийся Георгий и снова поругает его за то, что он попытался умереть у него в отделении. Но в дверь вошел не Георгий, это был другой врач. Джон вспомнил его, потому что именно он вынимал у него из плеча пулю вместе с Анной. Анна! Вдруг подумал он. Где она?
- Как вы себя чувствуете? – спросил Павлос.
- Я не могу встать. Где Георгий? Где Анна?
- Джон, вам сейчас нужно отдыхать. Мы в пригороде Афин, здесь безопасно и вы сможете восстановиться, однако, я не уверен, что вы сможете полостью вернуть движение своим рукам.
- Что? Я не смогу двигать руками?
- Я не могу сказать точно, Джон. Время покажет.
- Попросите Георгия что-нибудь с этим сделать, он сможет, я знаю! Почему не он меня осматривает! И где моя медсестра?
- Джон, успокойтесь… - сказал тихо Павлос.
- Нет, я не успокоюсь, позовите мне Георгия, он мне должен! Я чуть не умер, спасая его друга!
- Он ничего вам не должен, Джон, отдыхайте, вам нельзя волноваться. Я скажу медсестре, чтобы вам принесли успокоительное.
- Нет уж, это только моему врачу решать, успокаиваться мне или нет! А мой врач – Георгий! И он мне должен! Он не посмеет просто так отмахнуться от этого долга! Он должен мне его вернуть! Он должен вернуть мне руки! Он сам это сказал! Гео! Гео!
- Джон, спокойнее, прошу вас. Не заставляйте меня вас успокаивать насильно.
- Только попробуйте, знаете, мне для того, чтобы с вами совладать…
- И руки не нужны…
- Откуда вы знаете? – удивился Джон.
- Анна мне рассказала, что вы так сказали, когда она прибежала на шум в вашей палате. Вырубили этого здоровяка головой? Вы сильный парень…
- Спасибо. Послушайте, я знаю, что вы хороший доктор, ведь вы доставали пулю из моего плеча, но, не обижайтесь, конечно, но я хочу, чтобы Георгий меня лечил, он мне должен, в конце концов. Он сам так говорил! Гео!
- Я же сказал, он ничего вам не должен, Джон, успокойтесь.
- Так, позовите мне его сюда, а я уж сам решу, должен он мне или нет. Гео! Гео! Гео! А как же твой долг, Гео?
- Джон…
- Давайте зовите его сюда!
- Джон, Георгий умер больше недели назад…
Глаза Джона раскрылись, зрачки сузились от ужаса, а дыхание перехватило. Он не мог пошевелиться… Он не знал, что сказать, он смотрел на Павлоса, глаза которого тоже покраснели от подступающих, но тщательно скрываемых слез.
- Не может быть… Этого не может быть! Не может быть! Гео! Он врет мне! Гео, выходи! Гео! Не верю… Не верю!
- К сожалению, это так. И долг вам он вернул. Это он вытащил вас из здания госпиталя. Он вернулся туда за Марией, сестры сказали, что ее придавило каким-то обломком, я только собирался бежать ему на помощь, как здание обрушилось.
- Нет… Нет… Нет… Это все ложь! Не может быть! Не может этого быть! Он не должен был умереть! Только не он! Только не он! - слезы заполнили глаза Джона, он хотел их вытереть, но руки абсолютно не слушались.
- Простите, Джон, мы сами скорбим. Это была страшная неделя, вам повезло, что вы провели ее без сознания.
- А Анна? Где она? Она жива? – сказал Джон надрывным голосом.
- Я не знаю, Джон.
- Как это? Как это не знаете?
- Она три дня назад ушла добровольцем в ополчение, я не знаю, что с ней. Она передала вам записку. Я положил ее вам под подушку, не знал придете ли вы в себя… Думал, может как-то поможет. – Павлос протянул руку и достал из-под подушки исписанный листок бумаги, свернутый в несколько раз.
Джон мог бы узнать этот листок бумаги из тысячи. Это был тот самый, на котором он написал портрет Анны. Павлос развернул его и положил на колени Джону, приподняв его на кровати.
- Сможете прочитать? – спросил Павлос. - Или вам прочитать его?
- Я сам… - Джон чуть приподнял колени, чтобы листок был поближе. – Оставьте меня, пожалуйста…
- Хорошо, если что-то будет нужно, зовите.
Джон прищурился и начал читать.
«Дорогой Джон, я не знаю, сможете ли вы когда-нибудь прочитать эти строки. Надеюсь, что да. Если вы читаете это сейчас, значит, смерть одного из самых близких мне людей была не напрасна. Я хочу поблагодарить вас, Джон, за все то, что вы сделали для меня и для… Него… Я не могу написать его имя... Я не могу написать его, потому что думаю, что если напишу, значит, смирюсь с тем, что он ушел. Это не честно, Джон… Это просто несправедливо, что я потеряла его именно в тот момент, когда по-настоящему его для себя обрела… Мне очень больно, больно даже думать но я все равно благодарна вам за то, что вы сделали для нас обоих…
Вы лежите без сознания уже четвертый день, и не видите того ужаса, который происходит на улицах города. То утро, когда наш город начали бомбить со священной для нас горы, было горьким для многих из нас… Над Акрополем поднялся кровавый рассвет. Мы ощутили такую боль, страшнее которой не могло быть. Погиб Он, погибла Мария, погибли многие из тех, кого я знала, а те, кто остался в живых, как я, и вовсе не хотели жить в то страшное утро…
Я пишу это письмо, потому что один хороший человек мне как-то сказал: «Интересно, это сегодня? Сегодня ли мой последний день?». Теперь я понимаю смысл этих слов, Джон… Я не знаю, буду ли я еще жива, когда вы будете читать это письмо. Я даже не знаю хочу ли я быть жива, когда вы будете его читать… Как бы там ни было, у меня к вам есть одна просьба… Если вы остались живы, Джон, прошу вас, напишите Его портрет, портрет Марии, и всех-всех, кого только вспомните. Не дайте этому кровавому рассвету залить красным цветом светлые образы этих людей… Прошу вас, не откажите мне в этой просьбе… Я знаю, что вы не откажете, вы найдете причину, чтобы это сделать… Не по доброте душевной, а так, как мы с вами любим… Из чистого эгоизма…. Простите, что я пишу все о себе… Надеюсь, что хоть у вас еще будет шанс на нормальную жизнь. Улыбайтесь, рисуйте, живите… Дышите тем воздухом, который Он нам подарил, и никогда, никогда не забывайте! Прощайте, Джон.
Навсегда оставшаяся на вашем портрете, Анна».
- Прощай, Анна… - слезы капали из глаз Джона, на сползший с колен портрет. Он прикусил губу от боли и обиды, взглянув на свои обездвиженные руки. Единственное о чем его попросила эта добрая девушка – он не мог сделать. Он прикусил губу еще сильнее, так, что из нее пошла кровь… Сделав над собой усилие, он чуть не потерял сознание, но палец на его правой руке пошевелился…
- Я обещал, что помогу тебе вылечить мои руки… Я сдержу свое слово… Не из эгоизма, а потому, что дал это слово моему другу… Надеюсь, что ты дождешься меня, и на небесах меня будет ждать мой двойной завтрак… Гео… - Джон опустил свою голову на колени и тихо заплакал.
Конец.