В чём мудрость, брат? или Разговор о Пифагоре

Локсий Ганглери
«Жизнь, говорил он, подобна игрищам: иные приходят на них состязаться, иные торговать, а самые счастливые — смотреть. Так и в жизни: иные, подобные рабам, рождаются жадными до славы и наживы, между тем как философы — до единой только истины. Об этом достаточно».

Это отрывок из хрестоматийной книги Диогена Лаэрция,«Жизнь и изречения философов».
А? как вам такая аллегория? А для нас ведь все ровно наоборот! мы считаем жизнь состязанием без отрыва от рынка, или торговлей без отрыва от спорта: во вселенной, где бизнес встречает деньги, это без разницы.
Так говорит нам сознание, перекроенное под маркет. Да уж... далёко ушли мы от Пифагора! Прогресс? – возможно. Но всё зависит от того, ДЛЯ ЧЕГО МЫ ПРИШЛИ В ЭТОТ МИР...

Вот для того, чтоб ответить на этот вопрос, нам и нужна такая штука как ФИЛОСОФИЯ. Что это – наука? лженаука? искусство? другое название дипломатии? Литературный стиль \ жанр? Что-то еще?...
ЧЕМ торопиться с ответом, лучше вернемся к истокам...


Представьте себе, что вы явились на собеседование. Обычно, плюс-минус-ясно, ЧТО от нас требуется и зачем нас сюда позвали.

Однако, тот случай явно не шёл в счёт обычных собеседований.
Только вообразите себе: правитель вызывает к себе человека по имени Пифагор, и задает тому один-единственный вопрос: «Кто ты такой и чем занимаешься?». Оно и понятно: правитель обязан знать, КТО есть КТО, и КТО ЧЕМ занимается в его владениях. И если с такими людьми, как пастухи, воины, каменотесы или виночерпии, все было ясно, то с этим Пифагором ясности не было никакой.
С одной стороны, в его лице рождение мужа мудрого и благообразного предсказала пифия на агоре – отсюда и имя «Пифагор». Пифии верили даже больше, чем СМИ в наши дни – ведь оно было священным! а прекрасный внешний облик служил непреложным доказательством правоты – и, по сути – божественного происхождения индивида.
Но это лишь с одной стороны.

А вот другая сторона настораживала... Пифагор – не воин и не купец, не пастух и не ремесленник! – он занимаетя чем-то глубоко своим, непохожим на других; он явно откололся от коллектива, и даже от правителя. А последний, между прочим, не абы кто, а тиран! – флиунтский тиран Леонт, царь и пират, известный по всему Средиземноморью, вхожий и в карфагенские порты и базары, ко двору фараона и в пирамиды!..

И вот – на вопрос такого человека Пифагор даёт не только глубоко туманный, даже подозрительный, но и попросту дерзкий ответ: «Я (занимаюсь тем, что) люблю мудрости!» одним словом,: «Я – любитель мудрости. Если так можно выразиться, Философ!».
Вообразите, каково это, сказать на собеседовании: «Знаете, я обожаю экономику» или «О, я очень люблю деньги!»

А что же тиран?!

«Вот, велю заковать тебя в гребцы, или сошлю на каменоломни – там узнаешь, почём фунт мудрости!» – так отреагировал бы привычный нам образ тирана.

А как спросил бы подозрительного Пифагора ученик Аристотеля?
«К мудрость мы все, молодой человек, так или иначе... а вот что вы делаете по долгу службы? Каким родом занятий обременены?..».

«А знаешь ли ты, что такое мудрость? и что известно тебе о любви?! тем более, о любви к мудрости... ведь чем больше мудрости, тем меньше любви – таковы наша жизнь. А то немногое, что мы знаем о мудрости, делает любовь к ней совершенно невообразимой!..» – так, наверное, осведомился бы правитель из Платонова Государства .

На счастье нашему первофилософу, исторический тиран оказался человеком гибкого, острого ума, и знающим. А главное, он сразу же почувствовал в Пифагоре родственную душу – пирата и авантюриста:

- Любишь мудрость, говоришь? тогда тебе – в Египет! знающие люди говорят, что мудрости там, как серебра в Ларионских рудниках - в Египте мудрость и хранят и добывают!

И – поскольку у тиранов слова не расходятся с делом, Леонт пожаловал Пифагору мандат, адресованный фараону. Таким образом, Пифагор получил первую в истории стипендию на стажировку зарубежом.

Эта стажировка – на деле же, научная командировка – затянулась до чрезвычайности (некоторые биографы называют даже срок в 20-25 лет, что для той поры срок просто невероятный!). Именно рекомендательные письма для фараона Амазиса и позволила безвестному (в Египте) чужеземцу проникнуть в святая святых египетской мудрости.  Пифагор прошел посвящение, изучил язык, выдержал все экзамены, проверки, искушения, став, наконец, равноправным членом жреческой касты. Можно сказать, что Пифагор сделался, без преувеличения, одним из самых образованных людей своего времени, покорил вершины (или глубины) премудрости, и стал высшим жрецом – неслыханный успех для чужеземца!
А теперь, давай, перенесёмся в параллельную Вселенную! там, в Пустоте Волопаса, хранятся несожжённые архивы Александрийской библиотеки, а в них написанные Дневники Пифагора.
Эти, условно говоря, Пифагорейские апокрифы хранят престранную историю. Однажды ночью, когда Пифагор сидел на заднем дворе храма, устало уставившись на какой-то предмет перед ним, за его спиной раздался голос:

- Кто ты такой?

Откуда, а главное, КТО, посреди ночи, да еще в храме, мог задавать такой вопрос – и кому! – главному жрецу? Пока Пифагор собирался с мыслями, вопрос повторили. Громче!
«Называть свой сан – безадресно и глупо. Называть свое имя – не ответ. Назвать родное имя – Пифагор – просто нелепо! Может, спросить его, кто он самой такой?...

«КТО ТЫ, ЧУЖЕЗЕМЕЦ?» – в третий раз, громогласен вопрос.
 
Тут Пифагора осенило: «Неизвестный знает, КТО я такой, лучше меня самого! Он знает, что я давно был чужестранцем, и сколь я стар, и кем я подвизаюсь, и чем занимаюсь здесь, но...»

В эту секунду, незнакомец (?) прервал размышления Пифагора – причем ТАК, как будто он все слышал – и задал следующий вопрос: «ЧТО дала тебе мудрость? Чему ты обязан знанием? и ЗАЧЕМ тебе вся эта мудрость, которой ты овладевал треть твоей жизни?!»

Рассказать о строении пирамид? о строении песка и пустыни? о том, ЧЕМ обязана Земля Марсу или Юпитеру, Ориону или Сириусу? О тех атомах, которые назначены Герой нести особые атомы от туманной горы Рувензори к Милету или к Трое? К чему...»

«Мне не нужно рассказывать, – вновь прервал Незнакомец, – Почему гиблейский мед это мусический дар орфикам и поэтам, а пафлагонский мед приносит вакхическое буйство. Скажи мне, лучше, вот что: ТЫ САМ – какое место ты сам занимаешь в этом гигантском храме из Пирамид и Ориона, Нила и Олимпа, Кротона и мёда? – что ОНИ дают тебе и чем ТЫ обязан им – им и всем окружающим? или, быть может, эти знания уйдут вместе с тобою, как хламида из костей и праха?»

И тут наш Любитель мудрости понял: это – все тот же вопрос, что прозвучал трижды минуту назад, и что был поставлен ему четверть века назад! Причём ТОГДА он смог дасть на него ответ, одновременно глубокий и дерзкий, а сегодня уже не смог! не смог, несмотря на горы знаний и кучи мудрости! Не смог, да, не смог – ибо всё это многознание, вся магия Египта не приблизила его ни на звёздочку к познанию САМОГО СЕБЯ! Даже больше того: тогда, двадцать зим и вёсен назад, он был особым, шёл особым путём, и поэтому заинтересовал тирана Леонта. А сегодня он обычный человек, с никому не нужной мудростью, не то ахеец, не то египтянин – который не любит более мудрость, хотя ею и обладает. Или даже, словно заморский дар Фараону: чудесная птица, которая умеет говорить человеческие слова, лишь повторяя, и не знает языков, оставаясь птицей, но не человеком!

- Пока ты отвечал на старые вопросы, возникли вопросы новые. Да такие, что ты не только ответить, даже прочесть не сможешь их, вырубленных камнерезами на вратах своей судьбы! – раздался голос Незнакомца. Уже не вопрос, а ответ!

- О незнакомец – промолвил Пифагор – Теперь я могу ответить на твой главный вопрос. Увы, я уже не люблю мудрость, и не ищу от нее милостей. Теперь я, пожалуй, ищу себя – правда, не знаю, кого я ищу, где искать, и как понять, что я это я?!

- Ты не любишь мудрости? – рассмеялся Незнакомец леденящим смехом – А что ты любишь, тогда?

И на это Пифагор не знал, ЧТО ответить - а Незнакомец продолжал, словно зная наперёд, что мудрец опять не найдется с ответом:

- Не говори, что не любишь мудрость – ведь ты ищешь себя! А это – другая мудрость, настоящая, она дарует не только скорбь, но и радость. И еще. Ищешь себя – жди знака!

...Незнакомца не было видно, во все время их разговора. Но только теперь Пифагор понял, что Незнакомец исчез. Исчез так же, как и появился – внезапно и вечно. Исчез, как и смысл его последних слов: КАКОГО знака ждать, какую жизнь искать? И главное - возможно, невозможно-главное: Незнакомец - это и БЫЛ Я???

* * *

Чудна, однако, земля Египетская!

За тысячу лет до Пифагора, здесь, в Египте, жил один человек. Он был также чужеземцем, и того же, примерно, возраста, что и Пифагор. Подобно Пифагора, человек этот был обучен всей премудрости египетской, и носил египетское имя, хотя принадлежал не к жреческому сословию, но ко двору фараона.
А главное: как и Пифагор, он – осознанно или нет – стоял перед выбором: либо комфортное существование, ценой ассимиляции и забвения о своих корнях, либо сохранение себя (и своего народа), в своем бытии и в своем понятии, пусть и ценою опасного похода в неизвестность.

Имя этого человека – еврейско-египетский гибрид «вытащенный из воды» – трактуют еще как «выведший (народ) из плена». Это – Моисей. Вокруг его личности сосредоточена индивидуация целого народа. В самом деле, если понимать воду как некое «размытое», хаотическое, или удушающее, рабское, то Моисей, в самом деле, не только освободил свой народ – народ Бога – от рабства, но и отделил его от других, языческих, народов. Поначалу, согласно Священному Писанию, он не желал перемен, нарушений, конфронтации, он даже боялся этого (Исх. 2). Даже когда Сам Господь воззвал из Неопалимой купины, Моисей пытался избавиться от Избранности, с его бременем и благодатью: "Я стар, косноязычен, я никакой не вождь! Оставь мне пасти моих овец!" (именно с этого начинается потрясающая опера А. Шёнберга «Моисей и Арон»).

Что касается Пифагора, мы никогда не узнаем, хотел ли он вернуться "на родину", и променять египетский сан на полулегальный статус Учителя - и посмертную славу.
Возможно – и даже вероятнее всего – Пифагор не покинул бы Египет: всё-таки, любить мудрость куда удобнее за казённый счёт и без риска для жизни, чем, так сказать, в бытии частного лица и по понятиям толпы или тирана – да еще в те времена, когда до золотого века Афин сменится еще не одно поколение!
И уж конечно, Пифагор не стал бы тем, кем он стал, останься он жрецом в Египте. Была бы его жизнь лучше или хуже «на чужбине», то есть, в Египте – мы бы тоже никогда не узнали. Но главное: мы не узнали бы всей той мудрости, точнее, всех тех знаний – из сфер геометрии и математики, музыки и астрономии, медицины и этологии – благодаря которым состоялась вся европейская наука, все то, чему обязаны мы великому Пифагору. Он стал не только «первым университетом», но и моделью, парадигмой, даже архетипом! – для западного образа мысли, от древнегреческой фисики до европейской алхимии.
Моисей вывел из Египта Божий народ и передал ему Божественные заповеди. Пифагор вынес из Египта премудрость мира сего, и стал Отцом пока еще главенствующей Западной науки. И философии!

Поиск себя, своего пути - вот, в чем общая грань этой параллели. Лишь безотчётной параллели, а не странного сравнения на грани крамолы!

К Исходу Моисея послужило воззвание из Неопалимой купины.
Пифагора – на очередное перевоплощение – Промысел подвиг иначе:
После смерти фараона Амазиса его преемник отказался выплачивать ежегодную дань Камбизу, персидскому царю, что послужило поводом для войны. Персы не пощадили даже священные храмы. Подверглись гонениям и жрецы: их убивали или брали в плен.

... Пифагора, к счастью, не убили – он попал в персидский плен.
По Промыслу и по своей воле, этот плен он также использовал для обучения: согласно легендам, в плену в Вавилоне Пифагор встречался с персидскими магами и халдейскими мудрецами, со знаниями, накопленными еще с шумеро-аккадской эпохи. Впрочем, возможно, и Пифагору было что сказать им.

А затем случилось так, что царь Персии Дарий Гистасп, будучи наслышан о знаменитом греке, отпустил Пифагора на родину, чтобы тот приобщил к накопленным знаниям свой народ. По крайней мере, так мотив Дария объясняют ученые мужи Эллады – и возразить нам нечего, даже несмотря на очевидную нелепицу. Как знать? – возможно, Дарий рассматривал идеологическую диверсию как часть войны - великой греко-персидской войны, как Оси античной истории! (Апропо, персидский царь был прав - ведь что бы не говорил Карл Маркс, Базисом является не БИЗНЕС, а именно идеология! Другое дело, было ли  учение Пифагора (основные его элементы) «идеологической диверсией» – но это выходит за рамки нашей темы, и выходит ну просто очень далеко!

 Во всяком случае, немецкий историк Ф. Шлоссер рассматривает кирие Пифагора как антидемократического идеологического отщепенца: он упрекает первофилософа в попытке «перенести в Грецию кастовый и клерикальный быт и, наперекор духу народа, изменить его политическое устройство и нравы по требованиям отвлечённой теории». Всё-таки, больше тридцати лет вдали от родины, да еще во святая святых восточной мудрости - это очень много! И как знать, не были ли Сократовский надрыв и Платоновский бунт неким продолжением Пифагоровой "диверсии"?..

А о том, что это отнюдь не безосновательное мнение, говорит сама Клио.
Поначалу – сразу после возвращения Пифагора на запад – все было превосходно! Вот как описывает его приезд Дикеарх (в передаче Порфирия): "Когда Пифагор прибыл в Италию и появился в Кротоне, он расположил к себе весь город как человек много странствовавший, необыкновенный и по своей природе богато одаренный судьбой, ибо он обладал величавой внешностью и большой красотой, благородством речи, нрава и всего остального. Сначала, произнеся долгую и прекрасную речь, он очаровал старейшин, собравшихся в совете, затем, по их просьбе, дал наставления юношам, после них детям, собранным вместе из школ, и, наконец, женщинам, когда и их созвали, чтобы его послушать".

Но так было лишь поначалу...

А вот затем ученики Пифагора образовали своего рода религиозный орден, или братство посвящённых, состоящий из касты отобранных единомышленников, буквально обожествляющих своего учителя  — основателя ордена. Этот орден фактически пришёл в Кротоне к власти, однако из-за анти-пифагорейских настроений в конце VI в. Пифагору пришлось удалиться в другую греческую колонию Метапонт, где он и умер.

И всё-таки... «не было смертных – ни до, ни после Пифагора – кто сделал бы людям столько добра, сколько сделал Пифагор» (Мнесарх)

А теперь попытаемся, по возможности подробно, разобрать исторический и аллегорический смысл двух основных элементов учения Пифагора.
Эти два элемента – Учение о переселении душ и Учение о припоминании. Трудно себе и представить, насколько актуальны и живы эти учения все двадцать пять веков со времен Пифагора Кротонского!

Скажу даже больше: Анамнесис и Метемпсихосис превратились в своего рода априорные формы созерцания - ту призму, сквозь которую миллионы людей рассматривают свою жизнь и всемирную историю! (или так: Не только историю человечества, но и всю свою жизнь...)

Итак,
Продолжение, как говорится, следует...