Они валялись на полу, курили, и слушали музыку, попутно что-то рассказывая. Теплый июльский ветерок игрался с легким красным тюлем на открытом окне, разгонял голубоватую дымку от сигарет, и невидимыми пальцами перебирал волосы мальчика, который звал себя Райдом. Он сидел рядом с Анной, облокотившись спиной о кровать, что-то записывал в толстую тетрадь, а Анна заглядывала туда, прищурив зеленые глаза. Потом она закурила, вытащив пачку красного винстона из под одеяла.
- Я, вообще-то, искал сигареты все утро, - сказал Вадим. Он лежал перед Анной и Райдом на полу, подергивая головой в такт музыке. Из колонок магнитофона пел Боуи. Черт возьми, они опять слушали Дэвида Боуи, бездельничали, и курили как сумасшедшие.
- Я помню, что ночью оставляла их на кровати, - сказала Анна. Улыбнувшись, она достала из под той-же кровати пепельницу, и поставила ее на волосатый живот Вадима. Тот от неожиданности дернулся, и окурки с пеплом чуть не рассыпались на ковер.
- Не разбейте мою любимую пепельницу, - подал голос Райд, - Мне уже хватило разбитого кальяна.
- Ты сам поставил его на край стола, - Вадим снова закрыл глаза.
- Глупо что-то говорить одетому человеку, будучи голым, - усмехнулась Анна, затягиваясь горьким дымом. Вадим действительно был голым, и Анна была счастлива, что теперь ему не стыдно раздеться. Шрамы на его спине были жуткими, но не страшнее того, что там было раньше. Райд знал об этом, но лично не видел, и потому ему было сложно понять Вадима. Сам Райд раздевался только перед объятиями своих друзей, а в остальное время носил свои черные огромные рубахи поверх рваных футболок. Спина Вадима - не открытая часть тела, как например изрезанные и исколотые запястья, и потому нужда в рубахе с длинным рукавом у Райда была обоснована.
Анне стало скучно. Спутешествовав на другой край комнаты до бутылки вина, она принялась приводить волосы Райда в порядок. В длинных черных волосах были редкие косички, спутанные колтуны, вплетенные вороньи перья собранные с обочин трасс, шунгитовые бусины. Все это добро она складировала на груди Вадима, покрикивая на Райда, чтобы не дергался. Тот слушался. Будучи самым младшим в троице, он предпочитал слушаться Анну и Вадима. Ну, в частности Анну, ибо с Вадимом ему нравилось спорить, а то и скандалить.
- Я читала твои стихи, пока ты спал, - сказала Анна, заботливо причесывая Райда.
- О, только не это. Они ужасные, - Райд нахмурился, в неловкости дергая серьгу в ухе.
- Я тоже читал, кстати, - сказал Вадим, - И мне они очень понравились. Не знаю, почему ты так смущаешься.
- Тому, что это не вашего ума дело. Это личное. А вы залезли ко мне в душу, все там разнюхали, и оставили меня.
- Мы тебя никогда не оставим, если ты сам не уйдешь, - улыбнулась Анна. - В принципе, мы вольны все разойтись.
Вадим поднял голову:
- Почему ты говоришь это?
- Потому что хочу умереть, а я не могу позволить себе умереть на ваших глазах.
- Начинается, - закатил глаза Райд.
- Райд, я так решила. Что в этом плохого? Меня не спросили, хочу ли я быть здесь. Но я не буду спрашивать разрешение на то, чтобы уйти. И я знаю как это сделаю, и при каких обстоятельствах.
- А я знаю, что будет со мной, - Райд отложил тетрадь и тоже закурил, - Если меня не убьют где-нибудь на трассе, я издам сборник стихов. Я хочу, чтобы когда люди читали его, они верили в любовь. И в смерть. Как сказала Рената Литвинова: "Ради любви с того света возвращаются даже мертвые".
Он завис с сигаретой над Вадимом, и выдохнул дым ему в лицо. Райд спросил, глядя ему в глаза:
- А ты бы вернулся?
Вадим закрыл глаза и подумал о тех, кто любил его, но кто уже погиб. Вернулись ли они, или они не любили по настоящему? Любовь была здесь, в этой квартире пропахшей табаком и парфюмом Анны. Она таилась в украденных книгах, в грязной одежде, в разорванных бусах Райда, в истлевших черных кружевах на стене, и в неоновом светильнике на старом комоде с кристаллами. Все это было любовью, как и улыбка Анны, и следы губной помады на его шее, как и солоноватые капли, падающие на его небритое лицо из глаз Райда.
- Ты бы вернулся? А вернулся бы ты на самом деле к нам, как тот чувак из фильма "Ворон"? - снова спросил Райд.
Анна обняла Райда - его изможденное автостопом и алкоголем худое тело, его плачущую душу. Он тоже обнял ее. Те стихи с зачирканными полями, с наклеенными полевыми цветами... Он сочинял о них двоих. Для них и ради них. И ни строчки себе.
- Это будет потом, - начала Анна, - Я куплю твой сборник, и в последние минуты своей жизни буду его перечитывать. Но вы не поймете. Вы не узнаете. А ты, мой дорогой Райд, мой Харон, будешь помогать тем, кто захочет вернуться. Или тем, кто захочет уйти.
Вадим поднялся и обнял их - плачущих. Нашлись все таки люди, которые к нему близки настолько, что не нужно слов, чтобы признаться. Чтобы просто любить и возвращаться тогда, когда зовут.
https://t.me/red_winstons