Моя соседка Алка была чуть старше меня, двадцатилетней. Но мы с ней не дружили. Я ее недолюбливала за то, что она постоянно использовала в своей речи ненормативную лексику. Меня это раздражало, но Алка не обращала на сие внимания. У нее была привычка завалиться вечером ко мне без стука, расположиться на кухне в излюбленном ею уголке между холодильником и стенкой и без предисловий начать рассказывать о событиях в доме. Причем она всегда начинала так, словно только что (а не вчера или три дня назад) прервала свой рассказ, и ехала дальше.
- И вот я ей говорю…
Кому – ей, думала я, лихорадочно вспоминая предыдущее посещение Алки. Но убей бог, я не помнила, про кого она повествовала прошлый раз, так как почти не слушала ее излияния, занятая своими хозяйственными делами. Но Алку это не останавливало, она тараторила, не обращая на меня внимания. Ей нужно было выговориться, успеть раньше других соседей доложить новости в доме и во дворе.
Так и в этот раз. Я чистила картошку на ужин и прикидывала, с чем ее употребить – с сосисками или с солеными огурчиками, когда входная дверь скрипнула, и Алка ввалилась на мою кухню.
- Ты представляешь, она меня не послушалась. И вот результат (тут следовала непотребная присказка), а я ее предупреждала!
Меня это вдруг заинтересовало, и я вклинила вопрос в Алкин монолог.
- Ты о ком сейчас? И что случилось?
- Да ты не слушаешь меня… (дальше я буду заменять грязные слова Алки многоточиями)… Ты… сама… а она…, а я ей говорила, что он…, а она… Теперь ей … как жить?
Я бросила недочищенную картошку в раковину и присела на стул.
- Алка, давай по порядку! Я ничего не понимаю, о чем ты говоришь. И давай по возможности без мата, знаешь ведь, что я не люблю этого.
Алка вытаращила глаза, на секунду замолчала и уставилась на меня. Потом она сглотнула и попыталась завершить свой рассказ без ненормативной лексики, но ей это удавалось с трудом. Она бекала, мекала, отчаянно жестикулировала в тех местах, где должна была вставлять свои привычные матерные вкрапления, и связной истории не получалось.
Я, махнув рукой на свои неприспособленные к такому уши, дала Алке волю. И вот что услышала.
В нашем дворе проживала Женька, милая девчонка, скромная, довольно симпатичная и приветливая. Двор наш, надо сказать, достаточно компактный, три двухэтажных одноподъездных дома, каждый на восемь квартир. Жильцы заселились примерно в одно и то же время, в начале шестидесятых, все друг друга знали, если не по именам, то уж по фамилиям точно. Что бы ни происходило у кого-то, это тут же становилось общеизвестным. И любые события все соседи переживали словно свои – свадьбы, похороны, рождение ребенка, уход кого-то из ребят в армию, серьезную болезнь, семейные ссоры, разводы.
И вот эта Женька влюбилась. Причем в мужчину, намного старше себя и, что самое страшное, женатого!
Женька в прошлом году окончила одиннадцатый класс, учиться дальше не захотела, да и с ее аттестатом с одними тройками это было бы довольно проблематично. Она поступила на курсы массажисток. Потом дала объявление в местную газету о своих услугах на дому и вскоре стала пользоваться популярностью. Руки у нее оказались просто волшебные.
Алексей, по словам Алки, тот самый гад, тоже пришел к Женьке на массаж. Сорвал где-то спину, в местной поликлинике прошел курс лечения и, по совету терапевта и наводке знакомых, нашел Женьку. После первого же сеанса Алексею похорошело, и он унесся от девушки в полнейшей эйфории, а на следующий сеанс приперся с букетом и массой комплиментов. Женька и развесила уши. И втюрилась в мужика без памяти.
А Алка, оказывается, хорошо знала не только Алексея (господи, кого она в городе только не знала!), но и его жену, которая работала продавщицей в овощном магазинчике недалеко от нашего дома и слыла отъявленной хамкой. Вначале Алка наблюдала завязавшийся роман издалека, посмеивалась, но молчала, что ей было совершенно несвойственно. Потом она заявилась к Женьке и в своей постоянно манере просветила ту на предмет семейной жизни Алексея. Однако Женька не вняла доводам Алки, да и понятно, влюбилась она не на шутку. Уже и закончились у Алексея сеансы массажа, а он все так же регулярно наведывался к девушке, сидел в сторонке, ждал, пока Женька очередного клиента отпустит, потом они пили с ней чай, общались. И дообщались. Стала Женька пухнуть на глазах. Расцвела, словно майская роза, светилась вся изнутри. Массажем перестала заниматься, хотя с деньгами стало плоховато. Алексей все также приходил, приносил цветы, конфеты. Нет, чтобы продукты нормальные доставлять Женьке, ей же витамины нужны стали, раз завелся внутри нее киндер-сюрприз. По словам Алки, она лично неоднократно намекала будущей мамаше на прерывание беременности, на ждущие ее в противном случае в дальнейшем трудности жизни матери-одноночки, но не слушала ее Женька, носила свой выпуклый живот с важностью и даже с какой-то гордостью.
И вот вчера Женька благополучно родила мальчика. Данный факт и стал сегодня предметом Алкиного доклада мне (да, наверное, не только мне, весь двор, скорее всего, был уже в курсе).
- Алка, да пусть! – сказала я. – Ну, родила она сына, радоваться надо. Новая жизнь появилась.
- Ты… не понимаешь… Как она будет жить… когда денег нет… А Леха, гад такой… сделал ноги… И помочь некому… Женька же одна живет… Ты же знаешь, что ее бабка воспитывала… померла которая года два назад…
Да, я помню, как все тогда жалели Женьку. Дело в том, что ее мать-кукушка подбросила дочь на воспитание бабке, а сама упорхнула в неизвестном направлении, когда девочке едва исполнился год. А кто был отцом Женьки, наверняка не знала и сама ее мать. Гулена была еще та.
Да, история. Чем же мы можем помочь Женьке в этой ситуации? Я сама жила без родителей, которые в прошлом году оставили меня одну-одинешеньку на всем белом свете. Разбились на машине, когда ехали в отпуск на юг. И ведь как мама не хотела ехать на машине, словно предчувствовала ту аварию! Говорила отцу, давай на самолете полетим. А он: самолеты разбиваются… А на машине, мол, нормально, все увидим, где хотим, там остановимся, отдохнем. Вот и отдохнули…
Алка подхватилась и понеслась дальше делиться новостью. А я бросила готовить ужин, не до еды стало, и пошла к бабушке Шуре – соседке по дому. Та уже в курсе была, конечно, и тоже сидела, пригорюнившись у окна. Мы с ней поговорили, и бабуля подкинула мне одну идейку. Потом я навестила почти всех соседей и домой вернулась за полночь.
Через неделю Женьку выписывали. Встречали ее из роддома я и сосед дядя Коля на его машине. Когда новоиспеченная мамаша вышла из подъезда с голубым конвертом в руках, дядя Коля с огромным букетом подскочил к ней и твердо, но бережно принял новорожденного, сунув между делом цветы нянечке, вышедшей провожать Женьку. Потом он кивком головы показал мне, чтобы я взяла ребенка, а сам под руку повел мамашу к машине.
В дороге мы не разговаривали, дядя Коля рулил, а я держала в руках теплый кулек и испытывала такое чувство, которое словами не передать. Внутри конверта ребенок тихонько ворочался, покряхтывал, почмокивал. А Женька сидела в полном безразличии, отвернувшись к окну.
У подъезда мы вышли, дядя Коля принял у меня ребенка, я открыла входную дверь и придержала ее, чтобы новый жилец смог первым войти (пока, конечно, на чужих руках) в свой дом.
Женька достала ключ и попробовала воткнуть его в замок, но у нее ничего не получилось. Тогда я вытащила из кармана другой ключ и протянула ей.
- Жень, ты извини, но мы сменили тебе замок. Иначе как бы мы смогли попасть к тебе в квартиру.
Та машинально взяла ключ.
Когда мы вошли в комнату, Женька очумело огляделась и без слов опустилась на стул.
Комната была чисто убрана, на окне висели незнакомые Женьке веселые занавески, в центре стояла детская кроватка под светло-голубым пологом и с ярким матрасом. А у дверей сияла новым дерматином красивая коляска, правда, темно-зеленого цвета (голубую мы не нашли).
- Что это? Откуда? Зачем?! – ошалело спросила Женька у нас.
Дядя Коля положил свой бесценный груз в кроватку, немного расшевелив его, чтобы дать свободу ребенку, и повернулся к Женьке.
- Ты нас, девушка, извини, - сказал он. – Мы тут решили тебе немного искренне помочь, так что ты не кричи сейчас и не отказывайся. Мы – это все твои соседи. И по дому, и по двору. Вот если бы у меня что случилось, ты что – не помогла бы? Помогла! Так и мы тоже. Решили, значит, вот таким образом. И потом, это все – ребенку, новому члену нашего общества. Так что прими и давай без крика.
А я тем временем подошла к холодильнику и приоткрыла дверцу.
- Жень, тут вот мы продукты купили, фрукты, соки. Давай ешь! И еще в шкафчике на кухне витамины для тебя. Купили то, что доктор прописал, короче. А в банке из-под чая лежат деньги, мы тебе собрали на первое время.
Женька вскочила, не раздеваясь, полетела на кухню и захлопала дверцами шкафчиков. Потом она заглянула в ванную комнату и закричала:
- Ой, и ванночку купили тоже! Вы что – с ума сошли?
Дядя Коля подошел к Женьке и приобнял ее за плечи.
- Женя, кричать не надо. Я же тебе сказал, что все это – от чистого сердца. Прими молча. Не обижай нас.
И Женька зарыдала.
Дядя Коля растерянно смотрел на меня, похлопывая Женьку по спине, а та все ревела и ревела, размазывая слезы по куртке соседа.
- Давайте чаю попьем, что ли, - сказала я, чтобы отвлечь Женьку и прекратить слезоизвержение. И пошла на кухню ставить чайник.
Потом мы пили чай с клубничным вареньем, которое принесла бабушка Шура. Вскоре раздался требовательный плач младенца, и успокоившаяся Женька ринулась его кормить, а мы с дядей Колей отправились по домам.
На душе было безмятежно и радостно.
В тот день, когда я, по совету бабушки Шуры, обежала все три дома нашего двора с просьбой помочь Женьке, никто из соседей мне не отказал. Таким образом, мы сделали хорошее дело, помогли молодой маме и ее сыну. Конечно, и от Женьки теперь многое зависит, чтобы их жизнь в дальнейшем была нормальной. Ну да ведь она не глупая девушка, все сама понимает. Будет трудно, естественно, но у нее в руках хорошая профессия, денежная, тем более, заниматься массажем она может дома, без отрыва от ребенка, так что не пропадет. А там видно будет. Мы-то на что?
Я спустилась с крыльца Женькиного подъезда и вдруг увидела, как из-за угла мне навстречу вышел мужчина с небольшим чемоданчиком в руках. Он взглянул на меня и остановился.
- Здравствуйте. Вы не знаете, Женю уже выписали? – спросил он.
- А вы кто? – в свою очередь спросила я, хотя уже сама догадалась.
Мужчина еще раз взглянул мне в глаза и произнес:
- Я отец ребенка. И иду к сыну и… к жене.
Да, вот именно так он и произнес – не к Жене, а к женЕ.