Нет, теперь-то уже, конечно, этот детский дом обрел официальный статус и наверняка прикреплен к какому-нибудь фонду, я уверена.
Но на тот момент он был в неопределенном положении некой стихийной саморазвивающейся структуры и, видимо, ждал своей участи.
Все началось с того, что выходя из храма, я увидела вывешенное объявление о том, что детскому дому по соседству нужны настольные игры, вещи для мальчиков от 2 до 15 лет, и книжки. Телефона не было, но был адрес, и на следующий день, я, собрав все, что можно было собрать, плюс всякие варенья, соленья, компоты, фрукты и прочее, взяла такси поехала по адресу. Это было неотремонтированное, но вполне вместительное здание , стоящее в живописном неухоженном палисаднике. Была условная ограда с калиткой, которую никто не охранял. Вход был открыт и я во своими неподъемными сумками вылезла из такси, и оставив сумки на улице, пошла узнать, что и как. Навстречу мне выбежали несколько мальчишек, я объяснила, что привезла игры, книжки, вещи и вкусности, сумки мгновенно были подхвачены и унесены внутрь, меня тоже проводили туда. Я увидела: обшарпанные стены, два проваленных дивана, разбитое пианино в огромным холле с грубо сколоченными обеденными столами, на которых стояли разнокалиберные чашки, тарелки с печеньем и кусковым сахаром, за столом сидели 15-20 мальчиков разного возраста. У ребят был полдник, меня пригласили к столу, я отказалась. «Мама, ты что, нельзя отказываться, если тебя зовут трапезничать» - прошелестел чей-то голосок, резанувший меня словом «мама». Я ошарашенно села за стол, и тут же появились на столе мои фрукты, компоты, варенья и вкусности, разложенные по тарелкам, стол стал заметно богаче. Дети кинулись к угощенью, но строгая тетенька осадила их. В эту минуту зашел священник, которого я видела в храме и прочел молитву. Все дети читали стоя вместе с ним, я придурковато молчала, потому что не знала слов. «Мама, почему, ты не ешь? Надо угощаться, а то нехорошо» - повторил тоже голосок, я резко обернулась и увидела мальчишку. Ему было лет 5- 7, он был очень, очень худенький, глазки не были сфокусированы, поэтому я не могла понять, смотрит он на меня или нет. Он залез ко мне под руку и стал грызть сушку, обмакивая ее в варенье.
- Как тебя зовут, мой хороший? , - спросила я
- Я – Лёня, а ты - мама, - несколько раз уверенно кивнул головой мальчик. Меня ударило током. Я абсолютно не была готова к таким испытаниям. Ни пить чай, ни есть я не могла. Попросила ребят постарше отвести меня к директору или к любому администратору.
Директор оказался невысоким мужчиной с усталыми и мудрыми глазами, на его столе стояла чашка чая и блюдце с моим вареньем. Я спросила, что я еще могу сделать для детишек. Он тяжело вздохнул и сказал, что они рады любой помощи, потому что пока их статус не определен официально, они собирают мальчишек, которые оказались в тяжелой ситуации – из подвалов, с вокзалов, из заброшенных домов и пытаются их социализировать хоть как-то. Нужны няни, воспитательницы, учительницы, кто угодно, готовый помочь. Я на тот момент как раз не работала, и неожиданно для себя предложила заниматься с детишками английским. Директор, которого тут все звали папой (а любую женщину из персонала - мамой), сказал: «Марина, прошу вас, не обольщайтесь, дети очень сложные, с поломанными судьбами в их возрасте. Они лживые, жестокие, недолюбленные, брошенные, преданные всеми. У каждого свой опыт выживания, и не самый простой. Будьте реалисткой, не верьте им, не включайтесь в жалостливые истории, и, главное, не оставляйте сумку без присмотра». Я попросила, нельзя ли, что бы меня не называли мамой, он сказал, что это такая традиция.» Вы попробуйте прийти пару раз, потом вам все станет ясно, мы поймем, если вы откажетесь.» Я в полном ауте пошла вниз, меня пошли проводить несколько ребят, и Ленечка среди них, который крепко держал за руку и требовал обещания прийти еще. Но я вовсе не была уверена. Я была в полном шоке, если честно, мозг взрывался и меня потряхивало. «Мама, а когда ты придешь? Завтра? В понедельник? Во вторник? Приходи, мы будем ждать» - сердце разрывалось на миллион кусков. Донести пустые сумки и поймать такси вызвался Максим.
Максим был 14 летним красивым и ухоженным парнем, одетым в дорогие фирменные вещи. Папу Максима посадили за сбыт наркотиков, бабушка лежала в больнице, а мама исчезла в неизвестном направлении. Максим обладал дорогим телефоном, ноутбуком, плеером и трезвым взглядом на происходящее. Провожая меня до такси, он попросил: «Если вас не затруднит, вот имейл, это американская семья, которая хотела меня усыновить, напишите им, спросите что и как. Я здесь, ясень пень, не останусь. Мне нужна хорошая другая жизнь. Если не получится, я все равно сбегу, просто чуть позже, надо оклематься!»
Я написала приемным родителям, но они, плавая в реверансах, сказали, что Максим слишком взрослый и никак им не подходит. Я не смогла ему сказать об этом. Максим сказал, что если я буду преподавать английский, он будет лучшим учеником. Так и было, потому что он твердо знал, чего он хочет. Он был единственным, кто не называл меня мамой.
В моей группе был Паша, который, по сути, был старостой, всех гонял, строил, и дико боялся, что я уйду. Паша жил два года в подвале с собратьями по несчастью и двоих из них притащил в детский дом. Паше было 13 лет, и он знал о жизни ровно в пять раз больше, чем я.
Еще в моей группе был Саид. Ему тоже было 13. С 8 лет он жил на вокзалах, и что ему пришлось пережить, я могу только догадываться. Саид вгрызался в обучение, как сумасшедший, и не обладая талантами, он брал хваткой и целеустремленностью.
Другим моим учеником был Сережа. Мама и папа Сережи сидели в тюрьме, бабушка и дедушка умерли. Сережа был очень ласковым и старательным мальчиком, хоть и не обладал особыми талантами.
Паша привел друга Валика. Валя был из тех, о ком говорил директор, что надо блюсти сумку. В первый день у меня пропали сигареты и 100 рублей, я подумала, что забыла сигареты дома, но Паша с Сережей разоблачили похитителя, и хотели его жестоко побить, но я удержала.
Были еще несколько хороших способных ребят, которые очень старались.
И, конечно, не взирая на неподходящий возраст , всякий раз в группу приходил Лёнечка, не попадая глазами никуда, и волоча за собой тяжеленный рюкзак. Лёнечка не понимал заданий, и я каждый раз давала ему специальные уроки – найти буквы, выучить пару строк, написать слова. Он делал это с таким рвением и страстью, дергал меня за рукав, спрашивал, все ли хорошо так, что все мои ученики громко его хвалили.
Директор строго запретил приносить игрушки, мотивируя тем, что дети передерутся, но я придумала конкурс с призами и игрушки все же принесла. Каждому досталась чудесная игрушка, и, кроме того, шоколадки, которые я попросила разделить со всеми. Лёнечке достался мишка и конфетами в мешке, и он, долго смотрев на него, заплакал. «Что, милый?» - спросила я . « Он отдаст конфеты и ему ничего не останется!!»- рыдал Лёнечка. «Ничего, сказала я, мы ему еще принесем». И принесла.
Я пришла к директору и попросила отвести ребят погулять и в боулинг, мне было дико, что дети ничего не видят, кроме школы и церкви. Он долго думал и все же согласился. Мы пошли в парк. За время гуляния мы чуть не потеряли Валика и Сережу. Но они вернулись. В боулинге мы потеряли Пашу. Максим снисходительно сказал, что я очень наивная. И если бы он так меня не уважал, он бы свинтил тоже.
Саид побил все рекорды в игре, но жался ко мне, как теленок, потому что очень боялся потеряться. Лёнечка кидал шал при поднятых бортах и ликовал, что всегда сбивает кегли. После нахождения сбежавшего Паши, я психанула и закурила. Паша сидел рядом, обнимал меня и говорил: «Мам, Ну Павелецкий, вотчина моя, бес попутал, прости, я ж ненадолго. Кстати, ты вот куришь, а я курить в 10 лет бросил! Я смог, и ты сможешь!» Я чуть не дала ему по башке представляя, если кто-то из них убежал, чтобы от меня оставил директор.
Я заказала море попкорна и кока-колы, которые строжайше запрещал директор, дети отрывались и кайфовали, я чувствовала угрызения совести..
«Мама, я всегда хочу быть с тобой и ходить в болин» - сказал Лёнечка, приживаясь ко мне. Сердце мое разрывалось.
Придя домой, я бросилась к мужу с просьбой взять Лёнечку, на что он резонно ответил, что…. первое, второе и третье….. Ну хотя бы на выходные»- молила я. «Душа моя. Мы всегда в ответе за тех, кого приручаем», озвучил он известную цитату.
На следующий день я пришла на урок, но директор сказал, что в школе ветрянка и поэтому карантин. С сожалением я оставила все игрушки на конкурс и пошла домой.
В этот же день и мой сын заболел ветрянкой, которую я принесла из детского дома. Он горел в температуре, а я , мучаясь комплексом вины, молилась о том, чтобы все обошлось. Я рисовала ему зеленкой жирафиков и тигрят, я читала ему его любимые сказки, я поила его целебным чаем, я обещала себе, что никогда больше не пойду в детский дом, чтобы не приносить в жертву другим детям здоровье моего собственного сына.
Через три недели мой сын поправился, через месяц я вышла на работу. В выходные я повезла ребятам английские книжки. И конфеты. И печенья. И зефирки. И кучу игрушек. Мне сказали, что Максима забрала мама, которая вот-вот выйдет замуж за иностранца. Паша сбежал. Саида забрали родственники в Таджикистан. А у моего любимого родного Лёнечки нашлась тетя, которая забрала его в Томск. Так и закончилось мое участие в судьбе ничьих детей..