1. Садик. Первые шаги

Александр Парцхаладзе
        Когда мне исполнилось 43 года, я стал воспитателем детского сада.
        Семнадцать лет стажа работы  метеорологом  ничего не давали:  в Луге, где мы купили квартиру, никогда не существовало метеостанции. Хорошо, что у меня было и другое образование - педагогическое. Правда, уроков для меня ни в одной из восьми школ нашего города не нашлось,  так что в результате  дама-инспектор РОНО  предложила мне вакансию воспитателя,  причем не продлёнки,  а именно детского садика.               
        Предложение показалось мне странноватым,  но я согласился.  У меня уже имелся некоторый опыт:  одно время я  в одиночку поднимал своих собственных малышей. Ну и главное - деньги после продажи квартиры, переезда, таяли, отказаться от работы, любой, было просто немыслимо.               
        Меня направили стажером в ведомственный садик известного  НПО "Темп",  и через месяц я стал воспитателем средней группы. Кстати, это - самый хороший возраст: детки от 4-х до 5-и лет уже и смышленые, и самостоятельные, но "переломного возраста", 6-7 лет, когда характер становится ершистым, еще не достигли.               
        "ТЕМП"  в 91-м году оказался, как и другие предприятия, в трудном положении, денег не хватало,  но прежние запасы всего - мебели, белья и посуды - позволяли выглядеть прилично. Сюда любили приводить проверяющих из Петербурга, и красивые игрушки на стеллажах казались совсем новыми. Правда, они и были по сути новыми - детям в руки их не давали, а те, с которыми позволялось играть, хранились незаметно, в закрытых шкафах и на верандах.               
        Заведующая, женщина опытная и осторожная, подписала со мною контракт всего на пол-года.  Понятно, ей не хотелось брать на постоянную работу непонятно кого.  И ее  "А там посмотрим"  звучало не слишком обнадеживающе.               
               
        Как тут все оказалось незнакомо! - меня самого воспитала бабушка, и детей своих мы с женой, по ее примеру, никуда не отдавали, сидели с ними по очереди, работу себе находя сменную.               
        Непривычным было все,  и в первую очередь - режим.  Мои собственные дети вставали,  когда хотели,  выспавшись,  и обычно сами выбирали,  что им съесть на завтрак. Тут невыспавшихся, озябших детей приводили уже к 8-ми утра, а через пол-часа начинался завтрак, завтрак с обязательной кашей, с какао, в котором плавала вызывающая рвоту ненавистная пенка. Бутерброды съедались охотнее.  Каких-то 15 минут после завтрака  на "самостоятельные игры" - и начинались занятия.           Потом, среди дня, эти "самостоятельные игры" повторялись еще дважды: после прогулки и вечером, после полдника, каждый раз по 15 минут, и я никак не мог понять вначале, почему, если уж выделено в расписании 45 минут, чтобы ребенок занялся именно тем, чем ему хочется - почему не дать ему поиграть вволю, все 45 минут подряд? Выходило - только начнет он игру, а уже через 10 минут слышится привычное:    
               
        - ТАК! Ставим все игрушки на место и строимся!  /Садимся! Ложимся!/...    
               
        Но именно в этом и состояло подспудное желание составителей режима: не дать ребенку разыграться, не отпускать вожжи.               
        Это напоминало мне армейские порядки, когда нам, срочникам,  выделяли положенный 1 час "личного" времени,  тоже разделив его на никчемные пятнадцатиминутки, обрывки времени,  годные лишь на перекуры, или подшивку чистого подворотничка.               
        Я пробовал вначале на свой страх и риск нарушить режим, но тут обычно вмешивалась нянечка.               
        Теперь нянечек стали величать "помощницами воспитателей", а кое-где даже "младшим воспитателем", желая приподнять престиж недостаточно почетной профессии. Но на мой взгляд приподнимать ничего и не нужно было: как и раньше, так и сейчас нелегко бывает найти человека на должность воспитателя. А вот желающих устроиться помощником-нянечкой всегда было достаточно.  Зарплата, конечно, поменьше,  но и образования не нужно, и ответственности, по сути, никакой. И сколько "дополнительных возможностей" в виде несъеденного, невыпитого, неиспользованного... А дети - они только мешают нянечкам выполнять их работу, и чем дольше вас с детьми в помещении не будет, тем лучше:               
               
        - ХОРОШО В САДИКЕ, - подслушал я однажды  разговор двух нянечек, - ЕСЛИ БЫ НЕ ДЕТИ...               
               
        Так что засиживаться в тепле и уюте нам не давали. Дождь? Морось? Не имеет значения - Режим превыше всего. И мы - я и детки - послушно одевались, обувались и отправлялись на прогулку.               
        Садик, большой, на 12 групп, располагался между двумя главными улицами города. Территория, вроде большая, была поделена на прямоугольники шагов по 15 в длину и ширину, с верандой, на которой, столпившись, мы укрывались от дождя, наблюдая, как судачат у окон, опираясь на свои швабры, нянечки, и вернувшись, слышали недовольное:               
               
        - ОПЯТЬ  ПЕСКУ  НАНЕСЛИ!               
               
        После прогулки полагался обед, после тихого часа - полдник. И снова мне было непонятно - как это полдник, который должен быть по определению в полдень, оказывался в расписании после обеда, а обед - в половине первого? Только год спустя я понял, что весь этот режим подгонялся под работу поваров, которые приходили в 7 утра  и которых невозможно было держать в садике до 5 вечера. После обеда детки, большинству из которых спать вовсе не хотелось, укладывались в стоящие тремя рядами кроватки, покрывались зелеными байковыми одеялами в белых пододеяльниках, совсем не такими теплыми, как хотелось бы: в спальне часто бывало не выше 16 градусов - и опять звучало это знакомое "ТАК!":               
               
        - ТАК! ВСЕ ЗАКРЫЛИ ГЛАЗКИ!...               
               
        Поначалу и я  "затакал",  невольно перенимая  "умения и навыки"  коллег, но потом постарался избавиться от этой профессиональной привычки. Но все же нужно было, чтобы малыши заснули, все, потому что даже двое неспящих не дадут покоя остальным. Тут пригодилась мне моя домашняя привычка поглаживать ребят перед сном - они закрывали при этом глаза от удовольствия, особенно, если я средним пальцем начинал проводить по переносице.               
        Ложиться в кровать одетым категорически  запрещалось.  Зато разрешалось,  даже рекомендовалось подкладывать писающим от холода в постель детям под простыни ужасные холодные горчичного цвета клеенки.               
               
        В  спальне стоял стерео проигрыватель. Пластинки к нему лежали рядом, и я узнал, что малышам больше всего нравятся песни группы "Ласковый Май". Теперь ребят оказалось возможным  будить не обычным  "Пора вставать!", а их любимым хитом - "Белые Розы". Спальня превращалась в танцзал, и музыка звучала в нем до самого полдника.
               
        Контракт со мною продлили. Даже несмотря на то, что начались проблемы с наполняемостью садика: рождаемость последние годы падала, приходилось закрывать, объединять группы одну  за другой. По идее первым - как последний принятый - должен был попасть под сокращение  именно я, но в первый раз, к моему удивлению, меня  отстояли родители, и я проработал еще пол-года. Однако к лету 92-го, когда пошла вторая волна сокращений, оказалось, что оставить меня  невозможно:  у  моих коллег были несовершеннолетние дети,  и они имели преимущественное право на работу.               
        В это тревожное время меня вызвали в РОНО,  и знакомая уже дама-инспектор сделала мне вдруг  неожиданное предложение - стать заведующим в детском садике под  №1 - первом, который открылся когда-то, после Войны, в только что освободившемся от немцев городе. Прежняя заведующая написала заявление об уходе.  Почему - никто не понимал. Не понимал и я до того момента, как принял этот садик, а пока - пока я только радовался, что не оказался в такое трудное время без работы.