О некоторых придворных императора Кирилла ч. 11

Сергей Дроздов
Об императоре Кирилле и его придворных.

(Продолжение. Предыдущая глава:http://www.proza.ru/2019/09/28/507)

Это очень обширная и малоизвестная у нас тематика. Придется посвятить ей несколько статей.
Вначале надо продолжить рассказ о жизни в.к. Кирилла Владимировича и некоторых его «придворных».
Как уже говорилось, подробно и интересно рассказывает об этом Александр Борисович Широкорад в книге «Судьба династии».
Интересующимся историей родной страны очень рекомендую прочитать это исследование.

Вкратце напомню некоторые факты  эмигрантской эпопеи в.к. Кирилла Владимировича.
31 августа (13 сентября) 1924 года Кирилл Владимирович издал Манифест о принятии им титула Императора Всероссийского, в котором говорилось:
«…Я, Старший в Роде Царском, единственный Законный Правопреемник Российского Императорского Престола, принимаю принадлежащий Мне непререкаемо титул Императора Всероссийского… Сына Моего, Князя Владимира Кирилловича, провозглашаю Наследником Престола с присвоением Ему титула Великого Князя, Наследника и Цесаревича…».
(Великий князь Кирилл Владимирович «Моя жизнь на службе России» СПб, Лики России, 1996, с. 271)
Очень многие «истинные монархисты», да и виднейшие члены Дома Романовых категорически не признали в.к. Кирилла Владимировича «императором».

О своем непризнании  объявили в печати (!) вдовствующая Государыня Императрица Мария Фёдоровна и Великий князь Николай Николаевич.
Не признало его большинство остальных членов Царственного Дома, в числе их старейшие: Королева Эллинов Ольга Константиновна, Великий князь Пётр Николаевич, Его Императорское Высочество Принц Александр Петрович.
Не признали Архиерейский Собор и Синод, а также и Высший Монархический Совет.

Очень интересную оценку и самому в.к. Кириллу, и его «императорству», в своих мемуарах, дал знаменитый убийца Г. Распутина князь Феликс Юсупов:

«В 1924 году два важных события посеяли смуту в эмигрантских умах. Первое — манифест великого князя Кирилла, царева двоюродного брата, провозгласившего себя императором всея Руси. Второе — раскол в русской церкви.
   Политические игры великого князя Кирилла начались ещё в 1917 году в России. И тогда позиция, им занятая, порицалась всеми патриотами и произвела невыгодное впечатление в Европе. И в 22-м году великий князь назвался хранителем трона, и вот теперь, в 24-м, провозгласил себя императором.
   Поддержали его немногие. Большинство эмигрантов, начиная с императрицы Марии Фёдоровны и великого князя Николая, осудили его и будущим государем признать отказались.
   Новость я услыхал в Брюсселе. Генерал Врангель, у которого я обедал в тот день, не мог скрыть возмущения.
Показал он мне один хранимый им документ.
 
В 1919 году нашла его Белая армия в архивах города, покинутого большевиками. Это была программа большевистской пропаганды в Европе. Первым пунктом стояло провозглашение великого князя Кирилла императором всея Руси.

   Узнав о намерениях великого князя, генерал Врангель послал ему копию документа и умолял не подыгрывать комиссарам. Ответа он не получил». (Князь Феликс Юсупов Мемуары. С.315-316)

Не правда ли, забавно?!
Если верить «черному барону» Врангелю,  в.к. Кирилл, «самопровозгласив» себя «всероссийским императором», исправно выполнял «программу большевистской пропаганды в Европе»!!!
Оставим на совести Врангеля и Юсупова степень достоверности  этого рассказа, но то, что в.к. Кирилл Владимирович был КРАЙНЕ непопулярной фигурой,  даже в своей великокняжеской родне, не подлежит никакому сомнению.

Впрочем, два других «кандидата на престол» великие князья Николай Николаевич (Младший) и Дмитрий Павлович (один из убийц Распутина) тоже имели множество «грехов» и были не слишком-то популярны.

Посмотрите,  с какой иронией  писал  о развернувшемся в эмигрантской среде «кастинге» великий князь Александр Михайлович:
«Поскольку Советский Союз вступил в шестой год своего существования, эта трёхсторонняя схватка представлялась по меньшей мере преждевременной, и всё же была со всей серьёзностью воспринята многочисленными русскими беженцами.
Они носились, объединялись, интриговали. И как истинные русские, заговаривали друг друга до отупения. Оборванные и бледные, они собирались на монархические сходки в душных, прокуренных залах Парижа, где чуть не до рассвета выдающиеся ораторы обсуждали достоинства троих великих князей.

   Одни слушали пространные цитаты из Основных Законов Российской империи, подтверждающие неотъемлемые права Кирилла; их зачитывал какой-то престарелый сановник, облачённый в длиннополый сюртук и похожий на поставленный стоймя труп, который поддерживали сзади невидимые руки.
Другие слушали разодетого генерал-майора, кричавшего, что «огромные массы населения России» желают видеть Николая, бывшего Верховного Главнокомандующего русской армией, на троне его предков.
Третьи млели от сладкоречивого московского адвоката, который защищал права юного Дмитрия столь проникновенно, что наверняка вышиб бы из присяжных слезу…
   
Поскольку мои политические взгляды были хорошо известны русским монархистам и явно ими не разделялись, ни разу за время той жаркой кампании моё имя не было произнесено даже шёпотом.
 
Но однажды тихим декабрьским утром я проснулся и обнаружил, что мой сын Никита должным образом избран царём на собрании «отколовшейся» фракции роялистов.
Эта новость огорчила меня. Я горячо запротестовал. То, что начиналось как невинное времяпровождение, явно принимало масштабы трагического и сомнительного фарса.
Каким образом решали вопросы личного обустройства мои кузены и племянники, меня совершенно не касалось, но своего мальчика я хотел уберечь от удела всеобщего посмешища.
Он работал в банке, был счастлив в браке с подружкой своего детства графиней Воронцовой и не имел ни малейшего желания состязаться с великим князем Кириллом».
(Великий князь Александр Михайлович. Воспоминания. С 405-406).

Надо сказать, что этот в.к. Александр Михайлович был, пожалуй, самым думающим и совестливым представителем «Царственного Дома» Романовых.
Для него интересы сохранения великой России стояли намного выше личных, «шкурнических»  интересов и привилегий. 
Вот что он в 1933 году, в Париже,  вспоминал об изменении  своих взглядов:

«Мне пришло в голову, что хотя я и не большевик, однако не мог согласиться со своими родственниками и знакомыми и безоглядно клеймить всё, что делается Советами только потому, что это делается Советами.
Никто не спорит, они убили трёх моих родных братьев, но они также спаяли Россию от участи вассала союзников…
Как все те христиане, что «ни холодны, ни горячи», я не знал иного способа излечиться от ненависти, кроме как потопить её в другой, ещё более жгучей.
Предмет последней мне предложили поляки.

   Когда ранней весной 1920-го я увидел заголовки французских газет, возвещавшие о триумфальном шествии Пилсудского по пшеничным полям Малороссии, что-то внутри меня не выдержало, и я забыл про то, что и года не прошло со дня расстрела моих братьев.
Я только и думал: «Поляки вот-вот возьмут Киев! Извечные враги России вот-вот отрежут империю от её западных рубежей!» Я не осмелился выражаться открыто, но, слушая вздорную болтовню беженцев и глядя в их лица, я всей душою желал Красной армии победы.
   Не важно, что я был великий князь.
 
Я был русский офицер, давший клятву защищать Отечество от его врагов.
Я был внуком человека, который грозил распахать улицы Варшавы(!!!), если поляки ещё раз посмеют нарушить единство его империи.
 
Неожиданно на ум пришла фраза того же самого моего предка семидесятидвухлетней давности.
Прямо на донесении о «возмутительных действиях» бывшего русского офицера артиллерии Бакунина, который в Саксонии повёл толпы немецких революционеров на штурм крепости, император Николай I написал аршинными буквами: «Ура нашим артиллеристам!»

   Сходство моей и его реакции поразило меня.
То же самое я чувствовал, когда красный командир Будённый разбил легионы Пилсудского и гнал его до самой Варшавы.
На сей раз комплименты адресовывались русским кавалеристам, но в остальном мало что изменилось со времён моего деда…
Мне было ясно тогда, неспокойным летом двадцатого года, как ясно и сейчас, в спокойном тридцать третьем, что для достижения решающей победы над поляками Советское правительство сделало всё, что обязано было бы сделать любое истинно народное правительство.
 
Какой бы ни казалось иронией, что единство государства Российского приходится защищать участникам III Интернационала, фактом остаётся то, что с того самого дня Советы вынуждены проводить чисто национальную политику, которая есть не что иное, как многовековая политика, начатая Иваном Грозным, оформленная Петром Великим и достигшая вершины при Николае I: защищать рубежи государства любой ценой и шаг за шагом пробиваться к естественным границам на западе!
 
Сейчас я уверен, что ещё мои сыновья увидят тот день, когда придёт конец не только нелепой независимости прибалтийских республик, но и Бессарабия с Польшей будут Россией отвоёваны, а картографам придётся немало потрудиться над перечерчиванием границ на Дальнем Востоке…»

Не правда ли, поистине пророческие слова были написаны великим князем Александром Михайловичем?!

Прошло всего 8 лет после их написания и сталинский СССР, проводя СВОЮ, «чисто национальную политику» восстановил границы Российской империи на Западе, а еще через 8 лет нашим политикам и дипломатам, действительно,  пришлось «немало потрудиться над перечерчиванием границ на Дальнем Востоке»!

После победных салютов 1945 года Советской  России были возвращены  утраченные при царях Южный Сахалин, Курилы, Порт-Артур.
Зоной советского влияния была не только Польша, а вся Восточная Европа.
Наши гарнизоны и военно-морские базы стояли на берегах Адриатического моря  и в Порккала-Удд, в 30 км от Хельсинки.

Кто бы мог тогда подумать, что благодаря усилиям сначала Хруща, а потом и Горби с ЕБНом все эти геостратегические позиции, завоеванные потом и кровью нашего народа, были самым бездарным и позорным образом брошены и утрачены…


Вернемся к рассказу о «царствовании» Кирилла Владимировича.
После своего «самопровозглашения» в.к. Кирилл Владимирович, вместе с семьей, проживал на вилле «Эдинбург» в Кобурге (Германия).
В начале 1925 года туда «прибыл представиться» генерал-майор князь Павел Михайлович Авалов, который  выразил «императору» верноподданнические чувства от всех чинов бывшей Западной армии.

(О том, что из 55 тысяч  чинов этой  «Западной»  армии, которой «князь» Авалов, под присмотром  генерала Рюдигера фон дер Гольца, в 1919  году  командовал, более 40 тысяч составляли  «истинно германские» и прибалтийские немцы, он вспоминать не любил).

 «Особа приближенная к императору» Кириллу, капитан второго ранга   Г.К. Граф впоследствии вспоминал об этом визите «князя Авалова»:
«За столом он сумел на всех произвести приятное впечатление, особенно на княжон. Своими рассказами он их очень смешил. Во всяком случае, и в следующие свои приезды он был приглашаем». (Граф Г.К. «На службе Императорскому Дому России» С.113)

Самое забавное, что этот «князь Авалов», на самом деле,  не был ни «князем», ни «Аваловым». 
Он был сыном обычного тифлисского ювелира  Рафаила Бермана, который дал своему сыну обычное еврейское имя Пейсах.
 
Юный Пейсах увлекался музыкой и когда его в 1901 году  призвали в армию, он был зачислен капельмейстером в 1-й Аргунский казачий (!!!) хор.
Однако Пейсах, вместо музыкальной,  выбрал тогда  военную карьеру, сумел отличиться в русско-японской войне,  где получил «Георгия» и первый офицерский чин.
В 1905 года он крестился и, вместо Пейсаха Бермана, стал Павлом Вермонтом (Бермондтом). 

(Кстати, вариантов написания его новой фамилии было много. Нередко встречается и просто  Бермонт, и Бермонт-Авалов. Особого значения это не имеет. Сам Бермонт-Авалов частенько путался в своих псевдонимах, даже подписывая официальные документы и приказы. 
В октябре 1919 года один из его приятелей писал Авалову из Берлина:
«Убеждаю  Тебя  подписываться  всегда  одинаково, а  то  в  газетах глумятся про то, что то Бермонт,  то  Авалов, то Авалов-Бермонт, не надо  им давать поводов и темы для глумлений - ведь пресса г... изрядное».

Обратите внимание на эту незатейливую оценку «свободной европейской прессы»).

После этого его каким-то образом «усыновил» обедневший кахетинский князь Михаил Авалов, и бывший Пейсах в необходимых случаях, стал представляться князем Павлом Михайловичем Аваловым.
В годы Первой мировой его военная карьера не слишком-то удалась и к моменту отречения Николая «князь» Вермонт (Авалов) имел чин всего лишь ротмистра.
Вскоре  после Февраля  1917 г. Бермонт-Авалов  оказался в  Петрограде и, вероятно, был  участником  каких заговорщических  групп, связанных с Колчаком, который  после ухода с поста командующего Черноморским флотом  (июнь  1917  г.)  прибыл в  Петроград  и  находился  здесь до начала августа.
О  деятельности этой  группы почти ничего не известно. 
Скорее всего вся ее «деятельность»,  по старой традиции, свелась к совместным спорам и «прекраснодушной» болтовне.
 
Бермонт-Авалов, впоследствии, сообщал  Колчаку в письме, написанном,  когда адмирал  уже был "верховным правителем" в Сибири,  первое время он  "работал" в  столице, затем "перенес свою деятельность в  Киев"  и помогал  "группировать офицеров бывшей  российской  армии  под флагом  Южной армии".
Напомню, что на Украине была установлена власть «гетьмана» - бывшего  генерала  царской Свиты П.П. Скоропадского, полностью  зависевшего от германских оккупационных властей.

Созданная с помощью немецких оккупационных войск  "Украинская  модель"  всколыхнула  в   умах  многих  русских монархистов радужные надежды: почему бы немцам со временем не реализовать ее в общероссийском масштабе? Многое  зависело от  позиции  гетмана и его окружения.
Вокруг гетмана шла  тогда напряженная политическая  борьба.
В  Киеве  побывал  даже общепризнанный  «антантофил»,  лидер кадетской  партии  П.Н.  Милюков,  который вел здесь переговоры с некоторыми гетманскими  министрами и германскими  представителями  о совместном  походе немцев и белогвардейцев на Москву(!!!).
Ничего из этой затеи не вышло, но  этот "германский  грех" дорого  обошелся  П.Н. Милюкову.  Его  авторитет  оказался сильно подорванным, как в "верхах" Антанты, так и в среде антантофильски настроенного добровольчества.

Значительную активность  в Киеве и вообще на Украине тогда развил  союз "Наша Родина", возглавленный  герцогом  Г. Лейхтенбергским.
(Герцог Лейхтенбергский, кстати, в своих воспоминаниях характеризует  Авалова как "человека мелкого",  к тому же германского агента.)

На германофильское  направление  в  белом движении  сильно  повлияло  ухудшение военного  положения и,  наконец,  капитуляция Германии в ноябре  1918  года.
Германские войска  начали  эвакуацию  из  Украины. Зашатался и в декабре пал "трон" гетмана Скоропадского.

Когда Киев  заняли «сичевики» самостийного Петлюры, Бермонт-Авалов  угодил  в тюрьму. 
Однако к  Киеву уже  подходили большевики, и  тогда распоряжением  немецкого командования, как разоруженные, так и арестованные офицеры, в том числе и Авалов, были вывезены с  эшелонами германских войск, возвращавшихся на родину.
(Это, кстати, прекрасная иллюстрация степени «независимости» Петлюры и его воинства.
Несмотря на капитуляцию Германии, немецкие войска распоряжались на Украине, как у себя дома: арестовывали кого хотели и освобождали из петлюровских тюрем – тоже кого хотели.)

В  письме  Колчаку  Бермонт-Авалов  утверждал,  что  еще  в  Киеве  его деятельность  снискала ему  большой  авторитет в среде  офицерства.  Но  это очень сомнительно.
 
Имеются свидетельства, что в эшелоне,  где находились  русские офицеры, Бермонта  фактически  никто не  знал.  Тем  не менее  он "сделался" комендантом  эшелона,  ходил  в  форме  полковника (!!!),  заявлял,  что  является представителем генерала  Деникина. 
По прибытии  в  лагерь для военнопленных Зальцведель Бермонт объявил себя его комендантом, "бегал и наводил порядки".
Однако  когда у офицеров  стали проверять документы,  "Бермонт  в  24 минуты скрылся из лагеря". (Белый архив. Т. 1. Париж. 1926, с. 103-105.)

Об  аваловском  авантюризме,  тщеславии и склонности к самой заурядной брехне, лучше всего свидетельствуют его мемуары "В  борьбе  с большевизмом".
Этот изданный в Гамбурге в 1925 году  пухлый том, должен был  создавать  представление о Бермонте-Авалове,  как о чуть ли ни одном из главных борцов с большевиками. (Более объемные мемуары  написали, пожалуй,  только Деникин  и  Врангель).
 
Летом 1919 года фактический германский наместник в Прибалтике (и командующий 6-м резервным немецким крпусом, войска которого там располагались) генерал-лейтенант Рюдигер фон дер Гольц назначает Бермонт-Авалова командующим, создаваемым на основе германских войск и русских военнопленных, (освобождаемых из концентрационных  лагерей на территории Германии)  марионеточного «Западного добровольческого имени гр. Келлера корпуса», штаб которого размещается в Митаве (Курляндия).

Из 55 тыс. состава войск этого корпуса (вскоре переименованного в «Западную армию») более 40 тысяч составляли наемники-немцы (входившие в группу «Балтенланд» и Железную дивизию.)
Среди них были как прибалтийские уроженцы, так и жители «фатерлянда», которым, после скорой победы над большевиками, были официально обещаны земельные наделы  в Прибалтике).

Юденич, командовавший Северо-Западной армией белых категорически    требовал,  чтобы  аваловское   русско-германское воинство перешло из района Митавы  под Нарву (!)
Этот, сам по себе немалый переход в несколько сот километров, даже в мирное время был непростой задачей, а в условиях Гражданской войны и существования националистических псевдонезависимых «правительств» в Латвии и Эстонии, пожалуй и вовсе нереальной.
 
К тому же вся численность «армии» Юденича, по разным подсчетам, колебалась от 18 до 25 тысяч человек, (вдвое меньше аваловского войска) и уровень ее боеспособности был под ОЧЕНЬ большим вопросом.
 
Поэтому нахальному и амбициозному Бермонту-Авалову, сидевшему в Митаве, в окружении преданных ему немцев, не было никакого резона подчиняться Юденичу, который пребывал в Ревеле (Таллине) буквально на птичьих правах, благодаря милости и поддержке английского командования, в лице генерала Марча.

Очень характерен ответ Бермонт-Авалова на приказ Юденича, от 9.10. 1919 года, которым тот объявлял   Бермонта  «изменником  Родины и исключал его  и стоящие под  его  командованием войска  из  состава  Северо-Западного фронта».
Бермонт-Авалов на это, не без ядовитой иронии, ответил Юденичу:
«В достоверность выдвигаемых Вами чудовищных обвинений я не могу верить, так как в то  же  время, когда Ваша  армия находится в условиях,  невыносимо тяжелых для русской гордости, моя армия занимает в Курляндии должное место и в прежнем величии поднимает русский флаг.
Полковник Авалов».

В  октябре 1919 года  войска  Бермонт-Авалова начали наступление на Ригу, которое поначалу развивалось  успешно. 
Бойцам его Западной армии  даже удалось захватить предместье Торенсберг на левом берегу Западной Двины и начать обстрел самой Риги. 
В Латвии и Риге царила паника.
Правительство Ульманиса «бросилось в ноги»  английского командования, умоляя о военной поддержке английского флота.
Вместо того чтобы развивать наступление и захватить Ригу, Бермонт-Авалов тут вдруг затеял переговоры с латвийскими правителями, что позволило им выиграть время, подтянуть союзные им эстонские и латышские части к столице, а самое главное – заручится поддержкой  английского флота, корабли которого вошли в Западную  Двину и открыли мощный огонь по позициям аваловского воинства.
 
Кроме этого, Антанта категорически потребовала от «демократического» правительства  Веймарской  республики прекратить поддержку аваловского воинства и срочного отзыва ВСЕХ немецких добровольцев, угрожая военной оккупацией территории Германии.
Германия испугалась и закрыла границу с Прибалтийским краем.

Все это вызвало смятение в среде германских наемников, которые ехали в Прибалтику за землей и деньгами, а вовсе не умирать за какого-то Бермонта, или Юденича.
Началась военные неудачи и затем - скорая деморализация и разложение аваловского войска.

В  20-х  числах ноября  1919 года его войска начали отход к германской границе. В  декабре они были   уже  на  территории  Германии  (г.  Нейссе),  где  их  под  названием "Avaloff-Truppen" интернировали.

 Германские офицеры аваловской «Западной армии»:  Фрич, Гудериан, Кюхлер, Клейст, Рабенау, Сикст фон Арним, Штильпнагель, Заломон и другие впоследствии стали известными военачальниками гитлеровского третьего рейха.

Бермонт-Авалов же, отступая из Митавы в Восточную Пруссию, времени не терял и «самопроизвел» самого себя в генерал-майоры.
Потом он поселился в  Берлине, затем в Гарце, поносимый  как левой, так и правой эмигрантской прессой.
Возникший в 1921 году  так называемый Высший монархический  совет  во  главе  со знаменитым «черносотенцем» Марковым,  решительно отклонил   сотрудничество  с  Аваловым   и остатками  его  "армии".

Я сделал этот краткий исторический экскурс специально для того, чтобы читателям было понятно какого «калибра» авантюрист, позер и болтун привлек интерес и внимание «императора» Кирилла Владимировича.
Надо сказать, что бездарное командование «Западной добровольческой армией» (на три четверти состоявшей из наемников-немцев) было вершиной военной и политической карьеры Бермонта-Авалова.
Несмотря на то, что он «пришелся ко двору» императору Кириллу особых успехов при нем Авалов  не снискал.

В 1926 году Авалов предложил императору Кириллу вступить в союз со своим старым покровителем генералом Рюдигером  фон дер Гольцем. Тот имел большое влияние среди германских военных, кроме того, Гольц возглавлял соединение из своих сослуживцев численностью около 40 тысяч человек. Большинство из них были прибалтийскими немцами.
 
Вот что вспоминал об Авалове ближайший придворный императора Кирилла Г.К. Граф:
«Мечтой Авалова было добыть огромные средства и положить их к ногам Государя. Его фантазия рисовала, как он, получив деньги, купит роскошный автомобиль и на нём приедет в Кобург, чтобы его тоже положить к ногам Государя, с деньгами. Он считал, что Государь имеет недостаточно роскошный автомобиль.
   Мы совершенно не верили в то, что Авалов может получить большие средства, но мы ошиблись. Года через два он откуда-то получил довольно значительные средства. Но, получив их, он забыл о своей мечте дать Государю деньги на политическую работу. Авалов осуществил свою мечту купить автомобиль, но только для себя. Он в Мюнхене стал задавать пиры и вообще сорил деньгами и скоро остался без ничего.
   Авалов пользовался большим успехом у дам. Как-то до нас дошли слухи, что в него влюбилась одна немецкая принцесса. Мы не слишком-то этому верили. Однако это подтвердилось, и эта принцесса оказалась двоюродной сестрой Государя по материнской линии, Мекленбург-Шверинской. Эта связь укрепилась, и впоследствии они поженились.
   Звезда Авалова не всегда горела ярко, временами она меркла, и казалось, что Авалов уже больше не будет блистать, но проходило время, и она опять разгоралась.
 
В последний раз она вспыхнула в 1934 г., вскоре после нацистского переворота. Авалов под общим впечатлением в Германии почувствовал себя вождём, конечно, не немцев, а русских эмигрантов, как бы русским Гитлером.
 
Он быстро набрал русских «наци» и создал русскую национал-социалистическую партию, при помощи немецких «наци» одел своих людей в соответствующую форму, и сам оделся под Гитлера, научил их маршировать и кричать: «Хайль фюрер!»
Затем стали следовать шумные празднества на средства, получаемые от немцев на партию.
На них пелись русские песни и пились чарки в честь «фюрера» князя Авалова». (Граф Г.К. «На службе Императорскому Дому России» С.114)

О том, что с Вермонт-Аваловым было дальше, в книге «Судьба  династии» рассказывает А.Б. Широкорад:

«В 1930 году Вермонт возглавляет Русское национал-социалистическое движение. Символом РОНД был двуглавый орёл с образом святого Георгия на груди и свастикой в лапах.
Штурмовые отряды Вермонта маршировали по улицам германских городов.
Знал бы папа-ювелир, что его любимый сын забудет дорогу в синагогу и станет лидером фашистов.

   В 1939 году Бермонт-Авалов был арестован гестапо. Понятно, что антифашистом к тому времени он не стал. Есть несколько иных версий.
По одной, нацистам не понравилось «проникновение неарийцев в РОНД», видимо, и о национальности Рафаилыча те догадывались. По другой версии, поводом для ареста стало заключение РОНДом союза с младороссами, возглавляемыми Казем-Беком, ещё одной «особой, приближённой к императору».
Согласно третьей версии, вожди рейха выдали Рафаилычу крупную сумму на проведение какой-то акции, а тот её попросту присвоил.

   Не исключено, что Вермонту инкриминировались все три эпизода. Однако бедолаге повезло: он провёл за решёткой менее полугода.
За Рафаилыча фюрера попросил Бенито Муссолини. Князя депортировали в Италию, а в 1941 году он сумел как-то перебраться в Нью-Йорк. Там Рафаилыч жил тихо и богобоязненно и умер в 1974 году».


На фото: немецкий генерал Рюдигер фон дер Гольц и его протеже "князь" Бермонт-Авалов. Два стойких борца с  "немецкими шпионами"- большевиками в Прибалтике.

Продолжение:http://www.proza.ru/2019/10/16/510