Эпилог: парадоксы судьбы
Если со мною случится беда,
Грустную землю не меряй шагами.
Знай что сердце мое ты отыщешь всегда
Там за облаками…
Роберт Рождественский песня из репертуара ВИА «Самоцветы»
Жёлтый микроавтобус с красной полосой по бокам и такого же цвета крестами спереди и сзади летел с противным воем сирены по городским улицам. Лежащий внутри «скорой помощи» Марк Викторович Холодов мало обращал внимание на эти звуки – более всего его беспокоили колдобины на дорогах, отражающиеся лёгкими ударами по спине и болью где-то в груди. Странно, думал он, когда я ездил по этим дорогам в сидячем положении, тело эти выбоины почти не чувствовало, видимо, мягкая задница и автомобильное кресло глушили удары. И вот именно сейчас, когда он на волосок от смерти, это проклятые ямки и трещины на асфальте бьют по нему, доставляя лишние страдания.
Невольно закрались мысли о смерти. Но, возможно, благодаря морфию, которые вкололи ему врачи, дабы смягчить боль, эти мысли не давили своей тяжестью. Он думал о том, что если умрёт именно сейчас, то смерть будет лёгкой, и не придётся мучить себя и близких. А близким и родным он нынче не очень-то и нужен. У сына Сергея своя семья и вполне себе денежная работа. Дочь Вероника заканчивает учёбу в местном университете, собирается стать менеджером по туризму. Мама умерла в прошлом году, так и не признав Веронику своей внучкой. В романтическую историю о страстном петербургском романе Лидия Ивановна не поверила. Пожалуй, только жена Лида будет долго тосковать, став второй раз вдовой.
Жалеть, что ушёл рано, тоже не стоит. Егор Гайдар умер, когда ему было всего 53 года, то есть на десять лет меньше, чем сейчас Холодову. Друг юности Эдик Вавилов скончался от инфаркта в вагоне московского метро примерно в том же возрасте, что и Гайдар. Андрея Звонкова убили при цифре 52. Так что он, Холодов, даже если сейчас и уйдёт, то всё равно может потянуть на долгожителя.
И ещё Марк Викторович подумал о том, что этот день, который, возможно, станет в его жизни последним, прошёл в бешеной гонке. Начался в одном городе, а завершится в другом.
Ещё утром он был в Кирове, где вёл переговоры с дирекцией одного издательства о возобновлении выпуска журнала Norda stelo, что в переводе с эсперанто означает «Северная звезда». В этот город можно было и не ехать, а провести переговоры по скайпу. Но Холодову очень хотелось стряхнуть со своей души налёт будничности, от которого эта самая душа потихоньку ржавела.
Он уже собирался домой, когда позвонила Лида и тревожным голосом сообщила, что Веронике очень плохо, температура 39 и 9, врачи подозревают двухстороннюю пневмонию, и попросила купить и привезти антибиотик сумамед, которого почему-то нет в местных аптеках.
Холодов немедленно кинулся к кировским фармацевтикам, нашёл нужное лекарство лишь с третьей попытки, а затем, плюхнувшись в свой Ford Focus, выкатил на Октябрьский проспект, и погнал машину по направлению к своему городу. И вот тут дал о себе знать закон подлости. На перекрёстке с улицей Дзержинского образовалась пробка, и Холодов занервничал. Двусторонняя пневмония – дело серьёзное, и если он не доставит вовремя столь нужное лекарство, может случиться самое страшное. Допустить этого нельзя, речь идёт о любимой дочери. Но и объехать пробку не представлялось возможным. Поэтому он маленькими «шажочками» терпеливо двигался вперёд, пока наконец не выскочил на улицу имени главного чекиста.
Здесь он позволил машине немного разогнаться, быстро проскочил мост через Вятку и вынужденно притормозил при въезде в деревню Гнусино, увидев знак, ограничивающий скорость до сорока километров в час. Да, деревня оправдывает своё название, подумал Холодов, и тут же нарушил это ограничение, увеличив скорость в два раза по сравнению с разрешённой. Уже завтра он получит за это проступок постановление об административном нарушении, но сегодня он обязан спасти свою дочь.
Миновав деревню, Холодов до упора надавил акселератор, стрелка спидометра уже через несколько секунд показывала 185 километров в час. Это немного успокоило Марка Викторовича, он поверил, что успеет вовремя доставить столь необходимое лекарство. Но закон подлости опять показал свою сущность. Приближаясь к железнодорожному переезду, Холодов заметил, как семафор переключился с бело-лунного сигнала на красный, а справа приближался огромный тепловоз. По интуитивным расчётам, Холодов успевал проскочить, а потому рванул через железнодорожное полотно. Тепловоз издал мерзкий гудок, но Марк Викторович услышал его где-то позади себя. Значит, расчёт оправдался – он проскочил.
Ещё час с лишним он мчался по трассе «Вятка», обгоняя большие грузовики и лесовозы, однако закон подлости не давал сбоя. Где-то, возле самой границы Кировской области он нагнал две большие фуры и решил, не снижая скорости, обойти их. Он понёсся по встречной полосе, первую фуру объехал без проблем, но возле второй к своему ужасу увидел, как из-за горки вынырнул минивэн, столкновением с которым избежать, как ему показалось, было уже практически невозможно. Справа двигалась вторая фура и свернуть можно было только на обочину. Марк Викторович резко дёрнул налево, но, к несчастью, водитель минивэна решил тоже избежать катастрофы, уйдя за тот же край дороги. Однако получилось так, что Холодов ушёл в сторону на большее расстояние, чем минивэн, обочина оказалась достаточно широкой, а потому машины чудом разминулись, даже не задев друг друга.
Когда с замершим сердцем Холодов вернулся на свою полосу, он отругал себя за столь крайне опасный манёвр. Я же должен во что бы то ни стало доехать живым, думал он, иначе какой смысл во всей это гонке? Лида может в один день потерять и дочь, и мужа.
Но игра с законом подлости продолжалась. Как только он настигал очередную еле плетущуюся машину, на встречке образовывалась целая колонна автомобилей. И Холодов, чувствуя щемящую боль в груди, снижал обороты и обходил помеху сразу, как только колонна оказывалась позади.
Не прошло и четырёх часов, как он ворвался в свой город. Но и тут закон подлости напомнил о себе. В городе пробил «час пик», когда горожане возвращаются с работы, разъезжаются по магазинам или отправляются на дачу. Мысленно он проклинал их всех, успевая при этом быстро маневрировать, менять полосы движения, находя ту, которая движется быстрее. Видимость ухудшилась, поскольку стал накрапывать мелкий осенний дождь. Марк Викторович включил дворники в прерывистый режим, и изношенная резина щёток неприятно заскрипела, двигаясь по лобовому стеклу.
Уже возле самого дома закон подлости сработал в последний раз. Из двора выкарабкивалась огромная фура, завозившая товары в магазин на первом этаже. Холодов затормозил столь резко, что ехавшая сзади машина чуть не врезалась в него. Марк Викторович подкатил к самому краю дороги и принялся с нетерпением ждать, когда этот проклятый большегруз освободит ему последние десятки метров до подъезда. Голова кружилась, в разных частях тела – в груди, в зубах, правом плече и лопатке – появились странные боли.
Оказавшись в переполненном машинами дворе, Холодов не стал искать место для парковки, заехал на тротуар, где и бросил свой Ford Focus. Возле подъезда произошла ещё одна заминка – он забыл, в каком кармане находится связка ключей. Карманов оказалось слишком много – в куртке, в костюме под ней, в брюках. Они нашлись в боковом кармане пиджака.
Руки дрожали, и Марк Викторович не сразу сумел приложить «таблетку» к домофону. Попав, наконец, в подъезд, он попробовал бежать по лестнице, но не смог – щемящая боль в груди от этого существенно усиливалась. Решив, что две-три минуты ничего не решают, Холодов, держась за поручни, стал медленно подниматься. Боль, однако, не утихала, а к ней добавилась ещё и одышка.
Открыть квартирную дверь ключом он не смог, пришлось звонить. В ожидании пока она каким-то образом распахнётся, Холодов подумал, что невезение может продолжиться, и квартира окажется пустой – Веронику, возможно, увезли в больницу, а Лида поехала вместе с ней. К счастью, опасения не оправдались – дверь открылась.
– Ты уже приехал, так быстро? – удивилась Лида, впуская мужа в прихожую.
– Да, приехал. Как Вероника? – спросил Холодов, стараясь отдышаться.
– Не волнуйся, кризис прошёл, температура упала. Врач сказал, что госпитализация не нужна.
– Слава Богу! Где она?
– Спит в своей комнате.
– Я привёз это самое… лекарство… сумамед.
– Спасибо, Марк. Но уже не нужно. Я купила азитромицин. Доктор сказал, что действует не хуже.
Холодов попытался снять чёрную демисезонную куртку, но у него это плохо получалось, пришлось Лиде придти на помощь. Разуваться он не стал, а прямо в грязных осенних туфлях прошёл в свою комнату и опустился на диван. Дыхание никак не приходило в норму.
– Тебе плохо? Может вызовем «скорую»? – спросила Лида, стоя в дверях мужниной комнаты.
– Не знаю, думаю, сейчас пройдёт. Просто я переволновался.
– Нет, тебе плохо. Я вызываю «скорую».
– Хорошо, вызывай.
Домашний телефон, которым в эру мобильников они почти не пользовались, располагался на обувной тумбочке в прихожей. Пока Лида набирала «03» и что-то объясняла диспетчеру, Холодов искал способ усмирить своё дыхание. И когда жена положила трубку, попросил её принести воды, чайную ложку и пузырёк с валосердином. Иногда Марк Викторович принимал его на ночь, чтобы лучше спалось.
Лида не сразу нашла это лекарство, а вернувшись в комнату, застала мужа всё также полулежащим на диване.
– Сколько нужно капель?
– Побольше.
Лида накапала полную чайную ложку, Холодов проглотил валосердин и с жадностью выпил целую кружку воды. Стало немного легче, и Марк Викторович стал подумывать, что может быть они зря вызвали «скорую помощь». На стоящем рядом с диваном стуле он нащупал упаковку с глицином. Его он тоже принимал на ночь для улучшения сна. Не без труда он выдавил сладкую таблетку, но не успела она растаять во рту, как раздался звук, похожий на удар колокола, оповестивший о приходе медиков.
Двое мужчин в синей униформе не стали задавать никаких вопросов. Один, помоложе, приказал Холодову разуться, лечь на диван, оголить лодыжки и всю верхнюю часть тела. Второй, постарше, принялся настраивать электрокардиограф, а затем установил на оголённых местах Холодова присоски и электроды. Когда из аппарата полезла лента кардиограммы, тот, что помоложе, внимательно её рассмотрел и произнёс бесстрастным голосом:
– Всё понятно. Обширный инфаркт.
Уже через десять минут Холодов лежал в машине «скорой помощи» и подписывал, не глядя, какие-то бумаги. Как ему объяснили медики, это было согласие на операцию и на использование сведений, имеющих частный характер.
Лида хотела поехать с ним, но Марк Викторович уговорил её остаться с больной Вероникой. Он всё-таки будет под присмотром врачей, а дочь останется одна.
В больнице Холодова раздели догола и повезли на кровати с колёсиками в операционную. Он ожидал, что сейчас к нему приложат маску с хлороформом, он уснёт, а хирурги вскроют грудную клетку и проведут операцию на сердце. Так он представлял себе этот процесс по многочисленным кинофильмам, сам же в больнице в качестве больного оказался в первый раз. И, наверное, в последний, поскольку он вряд ли проснётся после наркоза.
Однако всё произошло совсем не так, как он себе представлял. Никакой маски к его лицу не прикладывали. И возились хирурги не с грудной клеткой, за которой всё ещё билось его сердце, а с правой рукой. На больного они не смотрели, их интересовал большой монитор, по которому мелькали, перемещаясь, какие-то полоски и линии. Холодов видел эти полоски, но ничего не понимал и даже не пытался понять. Морфий, который ему вкололи ещё дома, начал действовать. Боли в груди окончательно утихли, и душа его пребывала в состоянии блаженства.
Через полчаса его увезли в реанимационное отделение, где в разных его частях лежали больные, чаще под капельницей. Впрочем, рассмотреть устройство комнаты, в которой людей возвращают к жизни, Марк Викторович не смог. Дежурный врач в категоричной форме повелел не поднимать голову, а лежать спокойно. Миокард должен отдыхать, пояснил он.
Что такое миокард, ветеран журналистики Холодов, к стыду своему, не знал. Только позже он выяснил, что это сердечная мышца. А то, что с ним проделали в операционной, как оказалось, называется стентированием. Через кровеносный сосуд в правой руке ему вставили крохотную трубочку, называемую стентом. Она сама достигла места тромба, расширила сосуд, обеспечив тем самым нормальный кровопоток и уверенную работу сердца.
Единственное, что он понял, находясь в реанимации, так это то, что смерть прошла мимо. Жизнь продолжается, надо только не умереть со скуки в этом белом до тошноты помещении. Между тем он временно лишён возможности двигаться, читать книги, работать, смотреть телевизор, общаться с друзьями, копаться в интернете. Можно только уныло глазеть в потолок.
Его лишили всего – одежды, документов, книг. Превратили в ноль. Единственное, что не смогли отнять, это возможности думать. И тогда Холодов предался размышлениям о прихотях судьбы.
Ему было бы грешно на неё жаловаться. В тюрьме не сидел, в окопах не гнил, раненым с вывалившимися кишками на поле боя не валялся. Зато много путешествовал, встречался с интереснейшими людьми, обрёл – пусть не сразу – семейное благополучие. Хотя и неприятностей на его голову сваливалось немало – тяжёлый развод с Лилей в 1991 году, совпавший с развалом страны, разочарования в начале «нулевых», в результате чего он вышел из партии, в создании которой принял непосредственное участие. Потеря любимой работы, наконец.
Но вот странность – все эти напасти никак не сказывались на его здоровье. Система его организма стала давать сбой именно тогда, когда жизнь приходила в норму. После вынужденного ухода из «Северного комсомола» Холодов какое-то время перебивался случайными заработками, придумывал и воплощал в жизнь различные медийные проекты. Самым удачным из них стал межрегиональный глянцевый журнал Norda stelo, рассказывающий о культуре и самобытности северных народов России. В Кирове нашёлся предприниматель, готовый вложиться в это издание. Нашлись и рекламодатели. Первый номер прошёл «на ура».
Увы, «ура» – это зачастую предсмертный крик, после которого получаешь пулю в лоб. И эту «пулю» запустил всё тот же вице-губернатор Ермолаев. Он что-то наговорил издателю и рекламодателям, после чего «Северную звезду» зажигал уже другой редактор. И делал это недолго. Журнал почему-то очень быстро сдох. А вслед за ним отдали концы «Северный комсомол» и «Северная правда». А раньше всех прекратило своё существование «Наше слово». Ермолаеву удалось закатать в асфальт все ростки независимой журналистики.
Однако для Холодова это не обернулось трагедией. Ему предложили редактировать региональное приложение к одному автомобильному журналу. Кроме того он стал собственным корреспондентом сразу нескольких московских и питерских газет, куда помещал новости своего региона. Руки Ермолаева до Москвы и Питера не дотянулись, а заниматься рекламой автомобильных новинок он Холодову, видимо, милостиво позволил. Или просто не обратил внимания на такую мелочь.
Холодов загрузился работой через край, но и зарабатывал неплохо. И уже подумывал: а не сменить ли ему немного потрёпанный Ford Focus на более дорогую и комфортную Toyota Camry. Семейные поездки стали традицией, они объехали половину европейской части России. И вот тут-то на журналиста-автомобилиста напала странная депрессия, выражавшаяся в не поддающейся лечению аспирином температуре и надсадном кашле.
Теперь же ему и вовсе не на что жаловаться. Два месяца назад почти всё руководство региона во главе с губернатором Гавриловым, сменившем на этом посту Лопухина, отправили в Лефортово, предъявив им обвинения в мошенничестве и создании преступного сообщества. Среди арестованных оказалась и несменяемый вице-губернатор Ермолаев. Лопухина поместили под домашний арест. «Серый кардинал» этого сообщества Михаил Закруткин успел сбежать за границу.
И вот недруг Холодова сидит в тюрьме, а сам Холодов лежит в реанимации. Что за странные повороты судьбы?
Однако не исключено, что в этих невзгодах есть какая-то закономерность. Справившись с помощью доктора Дорна с депрессией, Марк Викторович стал меняться. Он больше не стремился работать на износ, занялся своим здоровьем – стал посещать бассейн, много гулять, разработал сам для себя диету и сбросил множество лишних килограмм. За год он избавился от целой кучи мелких заболеваний, которые врачи объясняли возрастом. К Холодову вернулась вторая, а может уже и третья молодость. Значит, депрессия была не случайной. Подсознание подсказало, что он живёт неправильно, изнуряя себя работой только лишь ради заработка на Toyota Camry.
Тогда для чего ему, вроде совершенно здоровому человеку, судьба уготовила обширный инфаркт? Видимо, на этот раз сердце подсказало, что он отклонился от курса. Он полагал, что вся жизнь впереди, он ещё успеет найти новый путь. А случившийся сердечный приступ напомнил, что ему уже давно за шестьдесят. Жизнь может оборваться в любую минуту. На этот раз пронесло лишь потому, что некие высшие силы решили, что он ещё способен сам вернуться в свою колею.
Егор Гайдар ушёл, выполнив свою миссию на Земле – провёл тяжёлые, но необходимые стране реформы, написал солидный труд «Гибель империи», доказав неизбежность краха СССР в силу экономических причин. Родители Холодова тоже сделали всё, что могли, и им есть с чем предстать перед Богом, если таковой действительно существует.
Но вот Эдик Вавилов покинул бренный мир, увлёкшись личным обогащением. А это не его путь. Из него мог бы получиться филолог, философ, писатель. Но он создал банк, вскоре лопнувший, риэлтерскую фирму, быстро разорившуюся. Женился, разводился. Заводил детей, любил их, но бросал. Трудно сказать, как он оправдывается перед Всевышним.
А вот что бы сказал Ему он, Холодов, если бы сегодня его жизнь оборвалась? Его путь не был прямым, грехов тоже набрал полную корзину. Но жизнь не оборвалась, а, значит, ему дан шанс её исправить. Знать бы – как.
С такими мыслями Марк Викторович незаметно для себя заснул. Проснулся же он под утро, когда его повезли в палату интенсивной терапии. На следующий день он уже лежал в общем отделении, ему позволили иногда вставать, самому ходить в туалет, общаться с родными. И он, наконец, смог увидеться с Лидой.
Жена принесла ему смартфон, книги и рассказала Холодову, что несколько раз звонила в реанимацию, но ей всякий раз отвечали, что он в очень тяжёлом состоянии, а потому его лучше не беспокоить. Холодов удивился, поскольку он сам никакой тяжести в это время не чувствовал.
Ещё она сказала, что Вероника выздоравливает. Узнав про сердечный приступ своего отца, она тут же полезла в ноутбук, посмотрела, что такое обширный инфаркт, и заплакала. Ей показалось, что она теряет уже второго отца. Холодов пообещал позвонить ей и успокоить. А вот упоминание о переносном компьютере породило одну идею.
– Знаешь, Лида, я тебя ещё кое о чём попрошу, – сказал он жене. – В моей машине на заднем сидении остался ноутбук. Ну, тот, что я всегда с собой беру в дорогу. Принеси мне его завтра, пожалуйста.
– Ты что же – в таком состоянии собираешься работать? Лучше отдохни, уймись, наконец.
– Это будет не совсем работа, – принялся успокаивать её больной супруг. – То есть это будет не та работа. Я начну писать роман.
– Роман? А ты потянешь? – изумилась библиотекарь с большим стажем.
– А почему бы и нет? Николай Островский же потянул. Написал «Как закалялась сталь», лёжа на кровати. При этом он был ещё и парализован. А у меня тут все удобства. Кровать можно поставить в сидячее положение, есть выдвижной столик. Твори себе на здоровье.
– И как свой роман назовёшь? «Как закалялось сердце после инфаркта?», – пошутила Лида, убедившись, что её муж почти в полном порядке и юмор понимает.
– Не знаю, назову как-нибудь. Выведу себя и тебя как главных героев…
– Меня не надо.
– Так я же под другими именами всех нас выведу. Никто не догадается. Себя назову как-нибудь героически, и биографию придумаю героическую. Он будет защищать Белый дом в августе девяносто первого, потом… Чёрт, даже не знаю, что потом. Какое-то у нас не героическое время! Никак не поскачешь в атаку с шашкой наголо.
– Вот не хватало только, чтобы ты ещё шашкой махал, – возразила Лида.
– Так я же только в своём воображении. Впрочем, ты права. Не люблю я войны, особенно гражданские. Напишу всё как было, без всяких шашек и скачек. Главное, ты мне ноутбук принеси. А то ведь умру. Умру от скуки. Не дай мне умереть.
– Ладно, не дам.
Лида ушла, пообещав навестить его на следующий день.
Вечером, когда Холодов собирался переходить от чтения книг ко сну, из мобильника раздалась приятная мелодия песни «Как прекрасен этот мир». Звонил Герц.
– Саша, ты из Израиля звонишь?
– Нет, я приехал.
– Надолго?
– Навсегда. От израильского гражданства я отказался.
– А как же твоя жена?
– Она осталась в Израиле. Буду навещать зимой, летом там слишком жарко.
– Чего ж ты покинул Землю обетованную?
– Там слишком скучно. Но я звоню по делу. Я тут собираюсь создать интернет-портал «Территория свободы». Это будут блоги, новости и статьи. А ты будешь главным редактором.
– Ни фига себе! Ты хоть знаешь, что я только что инфаркт перенёс?
– Да, знаю-знаю. И тебя хорошо знаю. Выкарабкаешься, ничего с тобой не случиться. Будешь на моём сайте делать то, что делал в своём «Северном комсомоле».
– Но сайт – не газета. Этому надо учиться.
– Ничего, выучишься. У тебя получится.
После разговора с Герцем Холодов какое-то время пребывал в смятении. В своём перезрелом возрасте ему не очень-то хотелось ввязываться в совершенно новый и малопонятный для него проект. Но, видимо, сама судьба наставляет его на верный путь. Остаётся только покориться ей.
И с такими приятными мыслями он уснул.