Иржи плохо помнит события той ночи. Это было что-то великолепное и фееричное. Он был наделён всемогуществом, он мог делать всё. Он останавливал потопы, он спасал целые народы, он летал над землёй, и всё было ему подвластно. Он убирал с небосвода тучи, он... что-то он ещё делал, много чего, но теперь помнит плохо, помнит только главное: ослепительное чувство своей власти совершать чудеса. И он их совершал. Это было радостно и непередаваемо. Это было счастье, какого ему ещё не доводилось испытывать.
Но как-то постепенно он стал замечать, что по пятам за ним таскается какой-то непонятный рогожный кулек, грязная тряпка, свёрнутая конусом. Он даже не заметил, когда она появилась, и не понимал, что это такое, но от кулька исходило грозное ощущение опасности, словно кто-то держал его спину в оптическом прицеле. Он творил чудеса, легко и просто, но с этим кульком и опасностью, исходящей от него, ничего не мог поделать. Эйфория сменилась тревогой, потом перешла в страх. В конце концов страх стал так силён, что Иржи не выдержал. Рванувшись, он взлетел вверх, на последний, пятьдесят первый этаж небоскрёба — уж туда-то этот кулёк не доползёт! — и забился в угловую комнату со стеклянными дверьми и панорамным окном во всю стену. Но ликование освобождения от кошмара снова сменилось чувством близкой неотвратимой опасности. За дверями никто не появлялся, но ожидание томило. Иржи повернулся к окну и оцепенел. На фоне огоньков далёких, где-то совсем внизу, фонарей, в стекло беззвучно стучалась светящаяся рука без тела. Иржи не мог оторвать от неё глаз. А рука попыталась выдавить стекло. Это было невообразимо страшно, Иржи понял, что это конец. И, защищаясь, закричал, приказывая:
- Всё! Хватит! Надоело! Больше никакой чертовщины, никаких чудес!
Рука дрогнула, нехотя сползла по стеклу и... исчезла. Не веря глазам, Иржи подошёл к окну и осторожно выглянул. Где-то далеко внизу огромной паутиной расползлись скучные фонари. Чувство облегчения мешалось в нём с каким-то чувством невозвратимой потери.
Он проснулся. Воспоминания ночи обрушились лавиной. Волоча за собой одеяло, он подошёл к окну. Рассвело. На небе были унылые тучи. Земля и крыши домов были укрыты тонким снегом с подтаявшими проплешинами, такими же унылыми, как небо. Чёрные силуэты редких прохожих навевали тоску. Мир был безрадостен. В этом мире предстояло теперь жить. И с содроганием Иржи понял: здесь больше никогда не будет никаких чудес, ни во благо, ни во зло. Он, он сам, сам дал чудесам пинка, приказав убираться прочь. И чудеса подчинились. А исправить ничего нельзя: Чудо — не сантехник, чтобы являться по вызову.
Он совершил последнее Чудо на этой земле.