Записки священника Василия Окаёмова.
..............
Авторский коллектив публикации воспоминаний:
Каманин Алексей Николаевич
Дементьев Владимир Семёнович
Лапин Олег Юрьевич
..............
Просим отозваться потомков упомянутых личностей книги!
vlad.dem1958@yandex.ru
89262371485@mail.ru
....................
Научный отдел генеалогии музея "Жарки" с.Покровское, Ухоловский район, Рязанская область, РФ... ведёт составление родословной Василия Кондратьевича Окаёмова http://www.proza.ru/2019/09/28/1687
...........
.........
ПРЕДИСЛОВИЕ
С самого поступления моего на приходское служение в село Ухолово в 1885 году, при постоянных общениях с местными жителями, я старался, по мере возможности, собирать сведения о своем новом местожительстве и его прошлой жизни. На первых порах у меня под руками оказалась только книга – священника Добролюбова: «Историко-статистическое описание церквей Рязанской Губернии и устные рассказы старожилов о том, что они помнили сами и что слышали в юности от старших. На основании этого материала лет через пятнадцать я составил статейку: «Памятная книга села Ухолова» и поместил ее в «Трудах Рязанской Архивной Комиссии».
Высказанное мною в моей статье сожаление о том, что нет у меня под руками никаких архивных данных, а таковые, несомненно, где-нибудь хранятся и служат достоянием мышей, побудило одного из потомков основателей села Ухолова – Л.М. Савелова, служащего в архиве министерском, начать со мною переписку, в результате которой у меня оказались копии челобитной основателей села Ухолова и дарственной им Грамоты. После того прошло еще несколько лет, и от одного почтенного прихожанина К.А. Лукашова ко мне поступило рукопись: «Выпись из Московского архива Министерства Юстиции 1871 г. ноября 8 дня, № 346, данная князю Трубецкому».
Упомянутый прихожанин был уполномоченным Ухоловского общества крестьян по ведению спорного дела о земле с помещиком Лопухиным. У последнего поверенным в суде был князь Трубецкой, которому доступны были все архивы, и он собрал всевозможные архивные данные на земельные владения Ухоловских помещиков, а поверенный крестьян Ухоловских – Иляхинский с выписи князя Трубецкого снял копию для своих доверителей, и она хранилась у Лукашова, который передал ее мне.
Вот главные источники, которыми я пользовался при составлении очерков села Ухолова. При изложении сначала я делаю дословные выписи из архивных данных, а потом поясняю их и делаю из них соответствующие выводы. Справками служили мне метрические книги, духовные росписи и Формулярные списки о службе духовенства. «Исторический очерк» помечен был мною в журнале «Русский Архив» за 1908 год. Большая часть сведений, заключающихся в отделе «Школьное дело», помещена была мною в «Рязанских епархиальных Ведомостях» за 1905 г.№№10,11,13 и 13; очерк «Духовенство» - в тех же ведомостях за 1908 г. в №№ 11 и 13. Биография архиепископа Макария помещена была в «Рязанских епархиальных Ведомостях» за 1904 г.№№ 21,22,,23 и 24. В настоящем сборнике она дается с дополнением. Остальные мои очерки нигде в печати не помещались – Великая наша революция оттеснила меня в зад с рядов непосредственных наблюдателей текущей жизни; а поэтому сообщаемые мною сведения большею частью обрываются на 1917 году. Заранее прошу у читателя снисхождения к тем погрешностям, которые могут оказаться в моем труде.
Василий Окаемов.
ИСТОРИЧЕСКИЙ ОЧЕРК
Село Ухолово не древнего происхождения. В первой половине XVII в. на месте его была пустошь, входившая в состав тех «диких Поль», которые раздавались от государства служилым людям в награду за службу и вместе, как средство для службы, так, например, здесь в 1671 г. дано было рязанцу Елизару Иванову Горлову в поместье «25 чети в поле, а в дву потомуж». Четь - старинная мера земли, имевшая 40 саженей длины и 30 саженей ширины; выражение «25 чети в поле, а в дву потомуж» значит: в одном поле 25 четей, да в двух других полях постольку же – следовательно всего 75 четей, а по переводе на десятины 37 ; десятин. Ранее Горлова в здешних местах получили дачи Рязанцы: Трофим Трубников, Иван Еропкин, Гаврила Микифоров», Конон Галицын, Дементий Саливанов и Иван Реткин. Все это были владельцы мелкие, из коих самое высшее количество четей было у Ивана Еропкина, доходившее до 45 в одном поле, а у некоторых из поименованных оно опускалось до 5 четей.
Но вот на месте этой мелкоты появляется крупная величина: Павел и Тимофей Савеловы,
(родословная Савёловых ... http://www.proza.ru/2019/10/09/1651)
родные братья святейшего Иоакима, Патриарха Московского. О появлении владений Савеловых сохранилось народное предание. Ехал патриарх из Тамбова и сделал стоянку на берегу на берегу реки Аксени, около водяной мельницы, где тогда стояло несколько дворов крестьянских. Жители встретили Патриарха с честью и вынесли овса для лошадей. «Чьи Вы» - спросил он. – «Живем тут, сами не знаем, чьи мы»- отвечали жители. Патриарх обласкал их. Вскоре после этого они зачислены были за братом патриарха, и выстроена была у них церковь.
Архивные документы подтверждают это высказывание.
В первые годы патриаршества Иоакима его братьями подана была царю челобитная нижеследующего содержания:
«Царю Государю и великому князю Алексею Михайловичу, всея Великия и Малыя и Белыя России самодержцу, бьют челом холопи твои Пашка да Тимошка Петровы дети Савеловы. По твоей, Великий Государь, милости велено нашей братьи и нам, холопем твоим, твоего, великий государь, жалованья из диких поль дать указанное число по триста по пятидесяти четвертей человеку в поместье. И мы, холопи твои, надеясь на твою государскую милость, купили в нынешнем 1675 году Генваря в 8 день у вдовы Марьи Алексеевской жены Луговского вотчинных ея крестьянишек, которые у ней переведены из разных ея вотчин и жили на наемной земле разных помещиков Ряском уезде в Пехлецком стану. И ныне, государь, те наши купленные крестьянишки живут на наемной земле в том же Ряском уезде в Пехлецком стану на пустоше дикого поля, что ныне поселено вновь село Ухолово с урочищи. А в том же государь, селе Ухолово с урочищи сверх дач разных помещиков Рязанца Трофима Трубникова с товарищи есть лишняя земля, дикое поле лежит порозше и никому не отдано. Милосердный государь царь и великий князь Алексей Михайлович всея Великия и Малые и Белые России самодержец, пожалуй нас холопей своих, вели государь, нам в тех урочищах дикого поля, что идет сверх дач Рязанца Трофима Трубникова с товарищи дать в указанное число; а те, государь, дачи новыя, а не старыя и купленных наших крестьянишек в поместном приказе за нами по купчей записать царь государь смилуйся».
Московский архив. Мин.Юст.Дело № 22 столбец №350/244.
В челобитной довольно непонятным представляется то обстоятельство, что вдова Марья Алексеевская жена Луговского переводит из разных своих вотчин крестьян и поселяет их на наемной земле. Не обход ли это закона, запрещавшего продавать крестьян без земли. С другой стороны, если среди крестьян, живших на пустоши дикого поля, были старожилы, никому не принадлежащие, то относительно их Марья Алексеевская, не была ли подставным лицом, чтобы закрепостить крестьян, никому не принадлежащих.
В древней Руси различались два вида землевладения: поместье и вотчина. Поместье было временным, обыкновенно пожизненным владением; служит человек государству, пользуется землей, а когда умирал, земля передавалась другому, за вычетом из нее части вдове умершего на прожитие, в качестве пенсии, по тогдашнему прожиточной. Вотчина же была наследственною собственностью владельца, переходившего от отца к детям. В своей Челобитной Савеловы на Ухолово Ржавце просили себе поместье, но через год вновь населенное село Ухолово стало уже их вотчиной. «Лета 16 ноября в 1 день по государеву указа…по грамоте из Поместного Приказу… по приказу Воеводы…подъячий Аггей Филлипов сын Жданов приехав в Ряжский уезд в Пехлецкий стан, в село Ухолово, что была пустошь дикое поле под Лешним Липегом на Ухолово ржавце, на реке Толстом Ольху, меж ржваца Ухолова и Дубравы Небутовы к Дегтярной яме по конец Бобковских (и Беляевских Поль) что поселены на наемной земле вотчинные крестьяне вдовы Марьи Алексеевской жены Луговского, а ныне ту землю Иван Еропкин променил в вотчину Павлу Петрову, сыну Савелову, да в тех же урочищах променили ему же Павлу в вотчину Трофим Трубников, да Гаврила Микифорв…да ту выменную вотчинную землю, а в ней пашни 75 чети в поле, а в дву потомуж отказал (значит, закрепил, отдал) Павлу да Тимофею Петровым детям Савелова в вотчину со всеми угодьи «Моск.арх.Мин.юст.Ряжск.отк.кн. № 13929/13 д.13)
Судя по границам, которыми в крепостном акте определялась вотчина Савеловых, она имела вид клина, который, начинаясь узкою полосою с реки Аксени, шел к западу, постепенно расширяясь, и достигал до полей деревни Беляевки и села Ясенка.
В то время, когда Ухолово основалось, оно было самым малым и незначительным селом в своем околотке. Об этом ясно свидетельствует окладные книги за 1676 г. (Историко-статистическое описание церквей Добролюбова 2 т.345стр). Село Погореловка тогда имело уже 86 дворов, в приходе села Мостье было 143 двора, в приходе села Покровского их насчитывалось до 254, а в приходе села Ухолово их значилось только 75 дворов. Но и из этой цифры на долю села приходилось, вероятно, не более 50 дворов, так как в приходе числилась еще деревня Погорелка, которая стояла особо от села с тем же наименованием и как передавали старики, в первой половине XIX столетия была переселена в село Витушу Сапожковского уезда.
Вскоре после своего основания село Ухолово начало быстро расти и возвышаться, а лет через сто переросло все села своего уезда, возвысилось чуть не до степени города, и имя его стало известно за пределами губернии. Какие же были тому причины.
Первая причина та, что владельца Ухолова, помещики Савелова, были люди именитые, сильные и богатые; а вторая, еще более важная, та, что село сделалось средоточием торговли, преимущество торговли, по преимуществу хлебной.
Основавшись на Ухолово ржавце, Савеловы начали посредством покупки, а иногда и чрез промен, округлять и расширять свои владения.
«В нынешнем 1681 г. (так заявлял в своей челобитной великому государю Рязанскому Елизар Иванов сын Горлов) взял я на Москве у Павла Петрова сына Савелова на лошади и на платья и на всякую служилую рухлядь двадцать пять рублей денег; а за те заемные деньги поступился я, Елизар, сыну, Павлу Савелову поместье своего в Ряжском уезде в Пехлецком стану под Лешним Липегом на Ухолове ржавце с урочищи семь чети в поле, а в дву потомуж, с пашнею и с лесы и с сенными покосы и со всеми угодья». Вследствие этой челобитной поместье Горлова закреплено было за Павлом Савеловым законным порядком.
«Да за ним же, Павлом Савеловым поместье по даче 1681 года что он выменил на Можайское свое поместье пустоши Тоташковой на 9 чети с осьминою у Конона Галицына, да у Ивана Реткина в Ряжском уезде в Пехлецком стану на Ухолове ржавце 9 чети без полуосьмины».
Кроме Ухолова, у братьев Савеловых было много других земельных владений, разбросанных по губернии Московской, Владимирской, Тульской и Калужской. Когда они произвели раздел между собою, то Ухолово досталось Тимофею Петровичу, в роде которого потом оно и стало переходить от отца к сыну. Каждый последующий владелец старался увеличить полученное им наследство собственным приобретением. Афанасий Тимофеевич расширяя свои владения, перекинул их уже на другой берег реки Аксени, приобретя в дачах села Мостья 66 четвертей. Кроме того, он прикупил в пустоши Колеминке 6 четверти и в деревне Щурово 4 четверти (Моск.арх.Мин.юст.поместн.приказ № 108, дело 1). Автоном Афанасиевич купил «в деревне Ухолово 2 четверти 2 четверика, в селе Есенке и Малом Ухолове 4 четверти» (- № 515, дело №3). В это же приблизительно время была куплена у князя В.М. Хилкова земля, куда и было переселено около третьей части ухоловских крестьян, которые в количестве 103 души, образовали новую деревню – Хилки, вошедшую в приход села Сербино (акт книги поместного приказа 1710 г и 1711 г.)
В 1756 году Ухолово вместе с другими вотчинами, находившимися в Ряжском, Епифанском, Коломенском и Московском уездах, перешло по наследству к четвертому по преемству Савелову, Александру Автономовичу. Этот Савелов не пошел по стопам своих предков: те всю жизнь свою отдавали на службу государству и, неся высшие государственные должности, редко заглядывали в свои вотчин, а он бросил службу, в чине каптенармуса и жил в своих имениях, большею частью в Ухолове; те расширяли свои владения, а он расточал то, что получил по наследству. Вероятно, сам сознавая свои слабости. Александр Автономович будучи только 39 лет от роду, произвел раздел всех своих имений между детьми своими от первого брака, назначив сыну Ивану село Ухолово в 466 душ село Подгорное, Козловского уезда, в 41 душу, второму сыну Александру- с. Черемушки, Епифанского уезда, в 268 души, и деревню Хилки в 100 душ, кроме того, им же обоим сыновьям вместе в Московском уезде село Вешки, в 47 душ; дочери Екатерине – в Коломенском уезде село Андреевское, в 153 души, и деревня Бакулино, в 42 души. Что же касается второй его жены, то ей в раздельном акте не назначено было ничего. Несмотря на то, что акт о разделе имения совершен был правильно чрез поместный приказ, Александр Автономович в последующие шесть лет своей жизни, распоряжался сам имениями, крайне запутал свои дела. Имения, назначенные дочери, он все спустил за 10 тысяч рублей. Московское имение уплыло из его рук по вексельному иску. Он возбудил дело об отобрании от сыновей уцелевших имений; но, когда Ряжская воеводская канцелярия вызывал его по этому делу к допросу, он не явился и к присланному ему допросу на дом, «не знаемо, для чего», руки прикладывать не стал». Наконец, за три дня до смерти Александр Автономович по купчей крепости продал Мостьинское имение и еще на вывод из Ухолова 27 душ мужского пола с семьями за 500 рублей Сипягиной, сестре Вердеревских, в доме которых и умер, не доезжая, домой в село Ухолово. Со смертью его между наследниками поднялась великая тяжба. Вдова Параскева Михайловна Савелова искала себе седьмую часть из своих имений. Вердеревские предъявили свои права на Мостьинское имение и на 27 душ Ухоловских крестьян на вывод с семьями по своему выбору; в крепостном акте относительно выбора было добавлено: «Исключая крестьянина Гаврилу Иванова Наумова с женою его и детьми». По этому поводу вспоминали потом старики, означенный крестьянин торжествовал, а все остальные семьи находились в крайнем унынии, страшась быть выбранными для переселения в Мостье. Старший сын, Иван Александрович, утверждал, что Ухолово - его безраздельная собственность, прав мачехи на наследство признавать не хотел, а купчую Вердеревских (они уже заложили ее за 8 тысяч рублей) опровергал, обвиняя их в том, что они совсем больного и жизни отчаянного отца их обманным образом увезли, под предлогом богомолья, в Шацк и там от его имени купчую на имя своей сестры, по мужу Сипягиной, написали, и отец их, будучи увезен весьма болен и беспамятен, домой не доехал, умер в доме Вердеревских». Только младший сын, Александр Александрович, будучи 10 лет от роду, пока не предъявлял ни каких требований.
На первый раз спорное дело продолжалось не долго. Чрез год после смерти Александра Александровича его дочь Екатерина Александровна вышла замуж за одного из Вердеревских Петра Васильевича, и после того Савеловы перестали опорочивать купчую крепость, совершенную отцом их в Шацке на имя Сипягиной, сестры Вердеревских. Между мачехой Параскевой Михайловной и её пасынком Иваном Александровичем состоялась полюбовная сделка, в силу которой пасынок выделил мачехи уцелевших имений соответствующее на ее седьмую часть количество крестьян и земли, а мачеха все, поступившее ей в наследство в качестве седьмой части, продала обратно пасынку за 1500 рублей. Иван Александрович Савелов, получив за свою исключительную собственность, в качестве купленной у своей мачехи седьмую часть, 51 душу крестьян в Ухолове и причитающееся количество земли, все остальное имение разделил с несовершеннолетним братом своим Александром Александровичем пополам.
Оставляя на время документы, дальнейшее повествование поведем по народному воспоминанию, которое передавал старик, сам слышавший его от своего дедушки. Досталась наша вотчина двум братьям, и разделили они ее между собой пополам, один барин был добрый, барыня его еще добрее и брали они с крестьян своих оброк самый посильный; крестьяне их сильно разбогатели. У другого же брата жена, злая Ляпуниха, так щипали своих крестьян, что все они стали нищими. Тогда Ляпуниха взяла да снова переделила нашу вотчину, и так сумела поделить, что на ее части оказались богачи, а у брата с женою – доброю барыней – одна беднота. Богачи, доставшиеся Ляпунихе, плакали, а беднота, отходившая к доброму барину, радовалась.
Загоревали обиженный брат и жена его, они стали опасаться того, что Ляпуниха все у них отнимет, их выручил дед рассказчика – Филатка, служивших при господах в должности домашнего человека. Он, по наущению обиженного барина, унес у Ляпунихи сундучок с бумагами, а обиженный барин, забрав бумаги, поехал с ними в Тулу и заложил обе части, свою и братову, за большие тысячи. Из залога наша вотчина выкуплена была Верещагиным, и стали мы не Савеловскими крестьянами, а Верещагинскими. Ляпуниха долго не выезжала из Ухолова, надеясь при посредстве своего сильного родства повернуть дело в свою пользу. В конце концов, она выселена была из Ухолова полицейскими мерами и должна была удалиться в деревню Хилки.
Основная мысль народного воспоминания верна, хотя в подробностях не согласуется с документами. Действительно, младший брат Савелов, Александр Александрович, чрез 10 лет после первого раздела, уже женатый на Екатерине Петровне Ляпуновой, возбудил судебное дело против старшего своего брата Ивана Александровича. Обвиняя его в направленном разделе имений. Дело тянулось года три, восходило в сенат и окончилось так не выгодно для старшего брата, что ему, действительно было над чем загоревать. Суд раздела Ивана Алексеевича с мачехой не утвердил, не признав ее наследницей, и постановил седьмую часть от старшего брата отобрать и передать младшему брату Александру Александровичу; ему же «вместо денег, данных Иваном Александровичем мачехе, торговую площадь с стоящим на ней всяким для торгу строением лавки, шалаши, амбары и прилавки»: ему же младшему брату водяную мельницу в Ухолове; наконец, в его же пользу взыскать с старшего брата за владение имением во время малолетства младшего брата, сколько окажется по справкам чрез старост и управляющих, и уже по выключении своего вышеуказанного из ухоловской вотчины, делить ее между братьями пополам. Но Иван Александрович не дал своему младшему брату возможности использовать решения суда: седьмую часть он до решения суда успел заложить Поскочиным, у которых она была куплена княгиней Анной Герасимовной Гагариной. Потом таким же образом он поступил и со всей ухоловской вотчиной, воспользовавшись на нее правами, вытекавшими из крепостного акта, совершенного его отцом. Тяжба тянулась еще несколько лет и закончилась тем, что Савеловы навсегда выбыли из Ухолова: Иван Александрович - в село Подгорное Козловского уезда – имение своей матери, а Александр Александрович в деревню Хилки, а крестьяне, принадлежавшие им прежде, стали писаться по церковным документам с 1792 года за господами Верещагиными. Во владении Верещагиных Петра Алексеевича и жены его Александры Ивановны (купчая совершена была на имя жены) Ухолово состояло до 1826 года, когда оно по наследству перешло к внуку Верещагиных Алексею Александровичу Лопухину, в то время малолетнему, во владении которого и находилось до освобождения крестьян 1861 году.
Для объединения всего села во владении Верещагина, а потом Лопухина, не доставало только седьмой части, которая занимала правую сторону ржавца Ухолова и концами усадеб достигла Троицкого переулка.
Седьмая часть жила привольна. Владелец ее, князь Николай Петрович Гагарин, не отягощал своих крестьян большим оброком, когда он умер, при его вдове семичастным стало еще лучше, и наконец они отпущены были на волю «1827 г. июня 4 дня Рязанской Губернии, Ряжского уезда, села Большого Ухолова вдова подпоручика, княгине Анна Герасимовна Гагарина, в память великих щедрот и милосердия к подданным своим крестьянам, по нынешним седьмой ревизии 81 душа, коем даровала вечную свободу с принадлежащей оным крестьянам землею, на которой жительство имеют, и в полях ими обрабатываемой. Чувства означенных крестьян за дарованные толикия щедрыя милости благодетельницы своей постановили между собой в роды родов ежегодно творить в память день ангела ея сиятельство торжество 9 декабря, зачатию святой Анны, со служением молебнов».
Такая надпись вычеканена на одной иконе, находящейся в местном храме. Можно предполагать, что счастливцами почитали себя жители седьмой части и наверно завидовали им крестьяне, оставшиеся в крепостной зависимости, но последующие события не оправдали радостных ожиданий вольноотпущенных, и довели их до того, что они разочаровались в самой своей воле.
Внучка и наследница княгини Гагариной, подполковница Анна Дмитриевна Попова начала опровергать как духовное завещание, так и отпускным, данные ее бабкою своим крестьянам прямо на руки. Началась попытка возвратить в крепостную зависимость вольноотпущенных. Пущены были в ход ласка и уговоры, а за ними последовали угрозы и репрессии. Седьмая часть твердо отстаивала свои права, но сила была против нее, и перевес склонился на сторону Поповой. Потянулись суды, следствия, допросы, телесные наказания. Мрачная повесть. Одного из вольноотпущенных в остроги сгноили, другого на поселение сослали, а там кого-то до смерти засекали. Дело доходило до вызова воинских команд, которые наводили на седьмую часть такой ужас, что некоторые за десять верст убегали в лес и там скрывались по нескольку дней без пищи. «Моя бабка», рассказывал один бежавший от солдат, «в страхе попала в речную прорубь». Судебное разбирательство этого дела тянулось лет пятнадцать. На первый раз она закончилась тем, что отпущенным на волю княгинею Гагариной крестьянам и дворовым людям решено было предоставить свободу личную, завещание же о предоставлении крестьянам в собственность всей земли ими обрабатываемой же было утверждено.
Но и этого для подполковницы Поповой оказалось достаточно; она возбудило новое дело об отобрании в ее пользу от вольноотпущенных не только земли с посеянным хлебом, но даже и усадеб с находящимися на них постройками, а также о взыскании с вольноотпущенных за прежнее владение Гагаринскою землею и за истребленный ими лес. И на этот раз суд решил дело в пользу Поповой, а отпущенным княгинею Гагариной людям даже в их собственных строениях отказал на основании от закона: «крестьянин собственности не имеет», сверх того, постановил взыскать с них гербовый сбор за сорок листов бумаги.
Сколько наших слов пролила барыня Попова, плакались на нее потом семичастные; в какую нужду она нас ввергла. К концу суда в некоторых домах в буквальном смысле есть было нечего. А как мы ублажали ее, когда она к нам приезжала из села Гаев, где у нее было имение: на руках носили, пуховыми подушками обкладывали. После решения дела судом умоляли барыню не продавать наших усадеб в чужие руки, а лучше взять с нас сколько следует. Ничто не помогло. В 1837 году свое право на седьмую часть Попова продала Ухоловскому помещику Лопухину, а он со своей стороны возбудил новое, по счету уже третье, дело против вольноотпущенных, требуя, чтобы они очистили свои усадебные места и дали ему возможность, не упустить удобного времени для посева на них овощей. Конец всего этого дела был таков, явилась в последний раз воинская команда и разнесла в седьмой части все дома и постройки; одни печи оставались некоторое время, как будто после пожара. Спугнутые со своих старинных, отцами и делами насиженных мест, очутившись между небом и землею, семичастные принуждены были искать себе новые усадьбы. Помещик Лопухин, объединив в своем владении все село, и слышать не хотел о том, что бы пускать вольных людей в черту своих крепостных. К счастью вольноотпущенных, на селе оказался небольшой клочок земли в не владений Лопухина: это прежняя усадьба княгини Гагариной где прежде стояли господский дом, двор, а за ними сад. Этот участок земли Попова успела продать прежде, минуя Лопухина; вот здесь то вольноотпущенные, перекупая уже из старых рук себе места, начали ставить свои избушки, образовали нынешнею так называемую семичастную слободу.
Дальнейшие обстоятельства показали, что и на собственных усадьбах, в природном своем селе, жители семичастной слободы стали чужими. Как вольноотпущенные, из общества крестьян они были исключены и должны были приписаться к кому-нибудь городскому обществу. Бывшие крестьяне стали мещанами разных городов, одни Ряжскими, другие Сапожковскими, третьи Рязанскими. Подати они платили по месту своей приписки, но живя
вдали от общества, к которым приписались, никакими выгодами, взамен уплачиваемых податей пользоваться не могли. На месте же своего постоянного жительства, как чужие, они не редко подвергались денежным обложениям и затруднениям: заведет, бывало, житель семичастной слободы скотину, плати за право хождения ее по крестьянским полям, - захочет поместить сына или дочь в училище, плати за право обучения. При таком своем стесненном положении, совершенно безземельная, седьмая часть сильно убавилась, большинство жителей из нее повыехали и рассеялись по разным городам и селам. Оставшиеся на месте благосостоянием не пользовались; сами о себе иногда говорили: «мы семичастные - несчастные». Только Октябрьская революция восстановила в их прежних правах и сравняла с коренными местными жителями.
При освобождении ухоловских крестьян от крепосной зависимости, когда, по заявлению помещика Лопухина, он дал им в надел 1610 десятин земли, оставив за собою 384 десятины, крестьяне возбудили судебное дело о землях, купленных ими в разное время на свои собственные средства, но на имя помещика, и просили освободить эти земли, уже окупленные крестьянскими деньгами, от выкупных платежей. Такой земли крестьяне указывали 474 ; десятины; в том числе 69 ; десятин приобретены ими подполковницей Поповой, в качестве седьмой части, и состояли во владении всего общества, а остальные 405 десятин составлялись из небольших участков, купленных разными крестьянами в разное время у разных лиц. Дело это тянулось с 1862 года по 1879 год и решалось три раза. С начала, в 1868 год, из искомой земли на основании представленных документов за крестьянами судом утверждены были только 34 десятины, а вся остальная оспариваемая земля признана была собственностью помещика Лопухина. Крестьяне продолжали свои домогательства. На суде было доказано, что 2 сентября 1837 года Бурмистр Артамон Телелюев купил у подполковницы Поповой за 26 тысяч рублей ассигнациями перешедшую к ней по суду седьмую часть в количестве 69 ; десятин земли на деньги, собранные с наиболее зажиточных крестьян села Ухолова, а купчую совершил на имя помещика Лопухина. Лопухин признавая, что действительно упомянутая земля «куплена на деньги крестьян села Ухолова», но присовокуплял «что крестьяне приносили ему деньги в дар». «Странно», возражали крестьяне «подарить помещику 26 тысяч рублей и вслед за этим возвысить оброк за этот подарок» По справкам оказалось, что оброк с крестьян села Ухолова в 1835 году с 20 тысяч рублей возвышен на 25 тысяч рублей, а в 1841 году с 25 тысяч рублей возвышен на 30 тысяч рублей. Суд затребовал от Лопухина именной список лиц, сделавших ему подарок для покупки седьмой части. На это поверенный Лопухина князь Трубецкой отвечал ниже следующее: «Когда Лопухин услыхал, что крестьяне, давшие бурмистру деньги на покупку седьмой части, положили пожертвовать эти деньги ему, Лопухину. Он пошел на сход, чтобы поблагодарить крестьян за такое решение и при том чтобы узнать единогласно ли оно принято; но тогда его просили немного обождать дабы успеть уговорить одного из участвовавших в сборе денег, но упорствующего в пожертвовании данным им суммы. Лопухин, боясь какого- либо принуждения поспешил выйти к сходу и, обратясь к тому крестьянину, которого прочие уговаривали, сказал, что он от него не желает и не примет никакого пожертвования. Но один из жертвователей, а именно крестьянин Семен Веденеев Демидов, обратясь к упорствующему, сказал: ты мне состоишь должным сумму с выше той, которую ты дал бурмистру на покупку земли, я прощаю тебе при всех, только не расстраивай такого дела. «Тогда тот крестьянин стал на коленях против Лопухина просить его не отказывать и ему пожертвовании данной им суммы; но Лопухин на это не хотел согласиться. Тогда весь сход встал на колени и стал упрашивать Лопухина простить этого крестьянина. Лопухин ввиду всеобщего желания жертвователей, выраженного ими столь единодушно и всеми без исключения, поблагодарил их всех, сказав им, что он не хотел только терпеть в этом деле никакого и ни для кого принуждения, а что он ни какой вины за тем крестьянином и не признавал, в доказательство чего он не хочет знать, сколько и кто жертвовал, а имя того крестьянина, которого они считают виновным в нарушении их общего согласия, он дал им слова никогда не упоминать. Теперь понятно, почему Лопухин не может представить полного списка лиц, дававших деньги на покупку земли у Поповой, хотя и может назвать несколько лиц; но Лопухину положительно известно, что количество крестьян пожертвовавших эти 26 тысяч рублей, было не велико и что давали они деньги не равно, а по достатку, так например, в последствии он узнал, что Иван Хмылев и Артамон Телюлюев дали каждый по 5 тысяч рублей. Можно догадываться, что в данном случае между крестьянами решался вопрос о том, кому владеть купленную седьмой частью: тем ли только лицам, которые давали деньги на покупку ими всему обществу; верх одержало последнее мнение, поэтому фактическим владельцем земель седьмой части всегда было все общество. В 1871 году Рязанским Губернским присутствием определено было седьмую часть, в количестве 69 ; десятин, признать собственностью крестьян Ухоловского общества, но подлежащую выкупу от помещика.
Тяжба об остальной земли, купленная крестьянами в разное время у разных лиц на имя помещика, продолжалась и предоставлена была на рассмотрение министру внутренних дел. Она закончилась благородным поступком сыновей и наследников Лопухина – Бориса Алексеевича и Сергея Алексеевича, которые сделали заявление в Главный комитет по устройству крестьян о том, что они «уступают всю оспариваемую землю крестьянам в количестве ими отыскиваемой». Тогда состоялась третье, и окончательное судебное решение в силу которого от выкупных платежей освобождены были все купленные земли крестьянами, в количестве 474 ; десятины, и сверх того 60 десятин так называемой пастбищной земли, 40 десятин отошедших от крестьянского надела при полюбовно размежевании Лопухина с владельцами сельца Малого Ухолова (1874 г.) и пять десятин, отошедших под станцию железной дороги (в том же году), а всего исключено из надела подлежащего выкупу 579 ; десятин; сообразно с этим и сумма выкупных платежей уменьшена была на 694 рубля.
Нет нужды добавлять, что, отдавая крестьянам землю на выкуп, помещик самые лучшие, доходные места, как, например, торговую площадь и лес, оставил в своем владении, даже среди крестьянских усадеб оставались на всякий случай места, принадлежавшие помещику. Водяная мельница составляла владения помещика, а река, на которой поставлена мельница, входила в состав владений крестьян.
Теперь нужно остановиться на вопрос о том, какие обстоятельства способствовали селу Ухолову сделаться средоточием торговли преимущественно хлебной.
Может быть, географическое положения села? Оно расположено на старинном Рясском волоке, «то есть на том пространстве, по которому волокли, или переводили сухим путем, товары с водной системы Дона, на систему реки Оки и на оборот. Главная, более древняя линия «Рясского волока» шла чрез село Якимец между реками Рановой и Рясой», а здесь между реками Мостьей и Лесным Воронежем, пролегала боковая ветвь позднейшего происхождения.
По местному преданию, возвышение Ухолова в торговом отношении объясняется влиянием патриарха Иоакима. Передавали, что будто бы патриарх самолично посещал ухоловскую вотчину своих братьев и совершал в местном храме богослужение. Приезды такой высокой особы дали известность небольшому селению, ко времени приезда патриарха, а он приурочивал приезды к престольному празднику – Ильину дню, в Ухолово стекались несметные толпа народа, а вместе с тем съезжались и торговцы. Таким образом положено было начало установившееся с того времени и до ныне существующей Ильинской ярмарки. Кроме того патриарх исходатайствовал для вотчины своих братьев еженедельный торг или базар, со многими льготами. Трудно поверить, что бы действительно сам патриарх Иоаким приезжал к ухоловскому празднику, но можно допустить, что подобные поездки, ради патриарха, предпринимал местный архиерей. Как бы там не было, а лет чрез сто после своего основания село Ухолово цвела кипучей торговой деятельностью. При разделе братьев Савеловых в 1787 году «торговая площадь с состоящим на ней всяким для торгу строением; лавки, шалаши, амбары и прилавки» - составляла из себя ценность которую каждому брату хотелось удержать в своем владении. XIX столетие застает в Ухолове большие хлебные операции. Окрестность с юга даже из-за г. Козлова, подавала сюда для продажи излишка своего хлеба, а торговые фирмы Москвы, Коломны и Нижнего, чрез посредство местных жителей скупали здесь хлеб, отправляя его по назначению сначала гужевым способом до пристани села Перевлеса, а от туда водою. Из местного производства славилась крупа. Очень много крупорушек работало тогда в Ухолове. Местные воскресные базары по временам не прекращались, шли подряд, сливаясь один с другим и затягиваясь на несколько недель. Подвоз хлеба иногда бывал так велик, что вся базарная площадь, пространством в семь десятин, бывала заставлена возами; один старый псаломщик уверял, что ему от своей квартиры до храма иногда приходилось переходить по возам.
Так дело шло до проведения Моршанской линии железной дороги в семи верстах от села. С того времени начался неблагоприятный для села поворот в его жизни: оно утратило свое доминирующее значение в хлебной торговле и заметно склонилось к упадку. Уплывшего из села торгового дела не возродила и проведенная потом в 1875 году железнодорожная ветвь на Ухолово. С появлением множества железнодорожных станций, не стало никакой необходимости привозить хлеб в одно место, а потому, как продавцы, так и покупатели хлеба, вместо того, чтобы стремиться к одному центру, как прежде было, стали разбиваться по множеству железнодорожных станций. И стало село Ухолово редеть, торговцы из него начали разъезжаться, а дома пустеть. Ежегодные именные списки прихожан церкви села Ухолова свидетельствуют, что с семидесятых годов прошедшего столетия количество приходских душ, вместо естественного ежегодного прироста, как было в предшествующие годы, стало убавляться.
Обновленный, коммунистический строй нашего отечества на первых порах не прибавил благосостояния селу Ухолова, напротив, жители его, в торговых делах возросшие, с прекращением свободной торговли, оказались в положении рыбы, выброшенной из воды, с тою, в прочем, разницей, что рыба без воды умирает, а они привыкают к новой трудовой жизни.
ТОПОГРАФИЧЕСКИЙ ОЧЕРК
При основании села Ухолова, местоположение его определялось такими словами: «дикое поле на Ухолове ржавце, под Лешним Липягом».
Липегами назывались условные, вроде географических градусов, знаки, по которым определялось положение местности. По соседству с Лешним липегом находился Смолеевский липег на речке Смолеевке и липег «Медвежья голова» в верховьях речки Мостьи. Где находился Лешний Липег точно указать нет возможности; но, если дать место догадкам и предложениям, то былой Лешний Липег можно отождествить с нынешней Шутиловкий. В упомянутой местности река Мостья делает такие неожиданные, причудливые изгибы, что путешественник, идя берегом, иногда теряет направление и доходит до такого состояния, что не может определить, откуда он шел и куда ему идти. Такое состояние заблудившегося человека простой суеверный народ объясняет шутками лешего. Вот предполагаемое объяснение наименования одной и той же местности Лешним Липегом по-старинному, а Шутиловкой по-современному.
Ржавцами назывались такие длинные овраги, на подобие речек, где вода была ржавая, то есть стоячая, не проточная. Ржавец Ухолова известен был гораздо ранее появления на нем поселений, он служил для определения окрестности и давал ей свое имя, ясно, что наименование села Ухолова происхождения географического, село получило название от соименного ему ржавца, на котором расположилось. Но сказанного недостаточно, нужно объяснить, почему ржавец назван Ухоловом.
И на этот вопрос нет положительного ответа, можно сделать только догадки.
Прежде всего, наименование ржавца Ухоловом можно производить от слова угол: при сравнении этого ржавца с другими смежными ржавцами, очевидно, что впадая в реку Аксень, он пересечением с нею делал угол – и это существенный отличительный признак его, тогда как другие смежные ржавцы, не достигая реки, угол с нею не составляют. Подтверждением такого словопроизводства может служить то, что, при устном произношении слово Ухолово, в корне слова буква «О» всегда выпадает, а среди окрестного простонародья не так давно произносили, отчасти и теперь произносят, вместо Ухолово «Ухлав».
Можно производить название ржавца Ухолова от слова ухать, то есть вязнуть, погружаться, тонуть, так как окрестность, определявшееся этим ржавцем, представляла из себя обильное водою, топкое место; занимая небольшое пространство «дикое поле на Ухолове ржавце «окаймлялось четырьмя речками, по середине прорезывалось ржавцем и вмещало в себя естественное озеро и четыре речки: Погорелка с юга, с востока Аксень, которая приняв в себя Погорелку, впадала в Мостью на востоке же, а с запада была речка, ныне осохший Толстый Олех. При таком обилии воды, местность была трудною для путешественников; между тем чрез нее пролегал большой старинный тракт с водной системы реки Оки на водную систему реки Дона и наоборот. Болотистая, топкая местная почва, может быть и послужила основанием к наименованию сначала ржавца Ухолова, а потом и возникших в его пределах трех селений: деревни Ухоловой в более отдаленные времена, села Ухолова в 1676 году и сельца малого Ухолова в начале XVIII столетия.
Что касается попыток произвести наименование Ухолова от слов: уху ловить, а также ухо ловить, то они по нашему мнению, не имеют достаточных оснований, тогда ударение должно было бы стоять на второй части составного слова, а оно крепко держится на первом части, на букву «У». Совсем нелепа выдумка, что село получило свое название от двух озер: «Ухо» да «Лава», потому что об озерах с такими названиями нигде нет упоминания, и при том, из соединения слов: «Ухо» да «Лава» никак не составить «Ухолово».
К наименованию села Ухолова, в начале его существования, не прибавлялось никакого эпитета. С возникновением Малого Ухолова, в отличие от последнего, оно получило название: «Большое Ухолово». «Большим» продолжало именоваться и после упразднения церкви в Малом Ухолове (1811 г.) и только со второй половины XIX столетия эпитет «Большое» стал исчезать; ныне, как и встарь, село пишется и называется Ухолово.
ДЕРЕВНЯ УХОЛОВА
О том, что когда то, ранее основания села Ухолова, стояла деревня Ухолова, имеются несомненные свидетельства, и эту деревню никак нельзя отождествлять ни с селом того же наименования, ни с Малым Ухоловым; в крепостных актах все три селения упоминаются одновременно, одно от другого отдельно. При составлении грамоты, по которой «вновь населенное село Ухолово» закреплялось за Савеловым в 1676 г. в числе понятых значится «Ряжского уезда» деревни Ухоловой Рязанца Василя Андреева Трубникова староста «Тараска Степанов да крестьяне Ивашка Иванов» и другие. Очевидно, село Ухолово только основывалось, а деревня Ухолова уже стояла, село закреплялось за Савеловым, а деревня принадлежит Трубникову. Есть другое свидетельство, в котором одновременно упоминаются все три одноименные селения. «За Артомоном Савеловым значилось собственного имения, что ему досталось в 1742 году по купчей от капрала Семена Полубояринова в Ряжском уезде в деревне Ухоловой 2 четверти 4 четверика, в селе Есенке и Малом Ухолове, что ныне называется село Знаменское, 4 четверти, а по отказным книгам 1685 года оного Семена Полубояринова за отцом Епифаном Ивановым сыном Полубояринова в селе Есенке, Бобково селище тож, да в пустоши диком поле на Ухолове ржавце прожиточного Анны Мордвиновой поместья 5 четвертей в поле а в дву потомуж». Смысл приведенной нами выписки таков. Когда то в пределах Дикого поля владел поместьем Мордвинов. Когда он умер, вдове его выделена была часть из поместья мужа на прожитие в качестве пенсии. По смерти Анны Мордвиновой ее прожиточное имение перешло к Епифану Иванову Полубояринову, от него к сыну его капралу Семену Полубояринову, а у последнего куплено было Артамоном Савеловым. Купленная земля в то время состояла из трех полей: одно поле находилось в дачах деревни Ухоловой, другое в дачах села Ясенка, а третье в дачах села Малого Ухолова и все три поля закреплялись за владельцем села Ухолова.
Где расположена была деревня Ухолова? Хотя она и лежала в пределах дикого поля на Ухолове ржавце, но, принимая во внимание, что часть полей ее прилегала к полям села Ясенка, в церковном отношении деревня входила в состав прихода того же села Ясенка и принадлежала в 1676 году Василию Андрееву Трубникову, который в это время состоял владельцем села Ясенка, «что прежде была пустошь Бобково Селище», - можно смело предположить, что деревня Ухолова стояла на речке Толстом Ольхе, а что еще вернее, на притоке упомянутой речки – на Чернеце. Подтверждением такого предположения могут служить показания тех лиц, которые, распахивая берега Чернеца, находили там предметы домашнего обихода и остатки колодца. Осохли Толстый Олех с Чернецом, переселилась с их берегов и деревня, но куда она переселилась, данных нет.
ПЕРВОНАЧАЛЬНЫЙ ПЛАН СЕЛА УХОЛОВА
« А в той их – Павла да Тимофея Савеловых – вотчиной земле в селе Ухолове двор их вотчинников со всяким дворовым строением меж двух вершин ржавцов, а тот ржавец впал в речку Оксенец, и по тому ржавцу, по обе стороны ржавца, и по обе стороны речки Оксенца крестьянские дворы, а на вотчинниковом дворе живет дворник Ермошка Борисов, а у него сын Демка, Федька Романов сын Мороз, а у него дети Ивашка да Якушка и т.д. перечень крестьян. Да на речке Оксенец мельница под тем селом против крестьянских дворов строенья того же села Ухолова крестьян, да за речкою Оксенцем двор их вотчинников». Так описан первоначальный план села Ухолова при его основании в 1676 году. Как видно, стояли тогда два барских дома, один, где-то за Аксенью, а другой «меж дву вершин ржавцов» - месте, и в настоящее время окруженном с трех сторон глубоким оврагом и доступном только с одной стороны – западной. Это место служило барскою усадьбою при всех Савеловых, в качестве такой же усадьбы оно перешло к Верещагиным и дошло до Лопухиных, которыми распродано крестьянам под усадьбы. Из нескольких владений здесь ныне выделяется по своей величине дом наследников бывшего церковного старосты Я.А. Попова. Далее из выписи, очевидно, что главным пунктом, около которого группировались крестьянские дворы, была водяная мельница; от нее в виде буквы «Глаголь» шли две слободы: одна на север по обе стороны реки Аксень, а другая на запад по обе стороны ржавца - нынешнего оврага. О слободах, когда-то стоявших по обе стороны реки Аксени, не осталось никаких следов и не сохранилось воспоминание. Если иметь в виду, что при выборе места для поселения, прежде всего, обращали внимание на доброкачественность воды, то можно предположить, что слобода по обе стороны реки Аксени тянулась от водяной мельнице к колодцу, который изобилует замечательно хорошею водою и называется Прощенским или Прощенным. Уже самое наименование колодца (простить по старинному значило: освободить от болезни, исцелить) свидетельствует о том, что ему приписывали целебную силу. Действительно, в былые времена верили в целебную силу Прощенского колодца; тогда можно было видеть на дне его монеты, а вокруг развешенные клочки холста и ситца. Предание сохранило один случай полученного от воды из колодца исцеления. Местная крестьянка Марья «хорошая» по прозвищу, а по фамилии Маркина, записанная умершею в 1870 году, 90 лет от рождения, в своей молодости болела продолжительной лихорадкой. Однажды во сне ей велено было для избавления от болезни искупаться в Прощенном колодце; она исполнила таинственное приказание – и выздоровела, а потом в добром здравии прожила до глубокой старости. Исцелившаяся устроила над колодцем часовню. О целебном свойстве Прощенской воды забыто, но доброкачественность ее населением цениться очень высоко. До последнего времени он содержался очень исправно, осеняла его приличная часовня, а для подъезда к нему устроен был мост.
САМЫЕ СТАРИННЫЕ УЛИЦЫ
Из слобод упомянутых в первоначальном плане села, сохранило свое неизменное положение только одна, а именно та, которая занимает левую сторону ржавца и называется Красною, или иначе слободою «за оврагом». Название слободы Красною можно объяснить тем, что она лицом обращена на южную солнечную, а отсюда красную сторону. Но старожилы давали другое объяснение; красною ее называли потому, что была прекрасною, лучшею на селе: чрез нее пролегала большая дорога, там жили богатые дворники и купцы, шло непрерывное грузовое движение, слобода отличалась своими лучшими на селе постройками. С течением времени, когда мост устроен был чрез ржавец при самом впадении его в Аксень, большая дорога пошла по иному – нынешнему направлению, и красная слобода, оставшись в стороне, из лучшей улицы превратилась в самую захудалою. Там ныне среди домов ютятся небольшие избушки, а между ними можно встретить даже и землянки.
Улица, противоположная Красной, расположенная на правой стороне ржавца, не сохранила своего первоначального положения; сначала она лицевою стороною обращена была к ржавцу оврагу, глядела на север, имея длинные усадьбы, уходившая далеко внутрь нынешнего села. В последствии же жители этой улицы сочли за лучшее обернуть свои дома на солнечную сторону, к оврагу задом. Это та улица, которая, за исключением небольшого ее конца, прилегающего к базарной площади, выделена была в качестве седьмой части, на долю вдовы Савеловой и потом находилась во владении княгини Гагариной, которую отпущена, была на волю. С этой улицы при посредстве воинской команды выселены были семичастные – несчастные, чтобы дать возможность помещику, не упуская времени, «засеять ее овощами». Понятно, по очищении от домов улицы, помещик и не думал засадить ее овощами, а стал отводить на ней усадебные места для своих крепостных, конечно за деньги. Так как первоначальные усадьбы на этой улице были длинные, то они по длине разделялись на части, и ныне, вместо одной линии домов, образовались четыре линии домов.
О происхождении семичастной слободы настоящего времени сказано было в историческом очерке. Место, занятое семичастной слободой, у княгини Гагариной служило барскою усадьбою, которая начиналась с ржавца, т.е. оврага, и достигала Троицкого переулка (недавняя почтовая). Барский дом стоял лицом к оврагу, позади дома шли надворные постройки, а за ними – большой сад. Таким образом, нынешняя семичастная занимала то место, где у княгине Гагариной был сад.
К числу старинных улиц на селе должно причислить и те, которые граничат теперь базарную площадь; из них одна называется Поповкой – по месту жительства на ней приходского духовенства, а другая Ильинкой – по наименованию первого храма в честь пророка Илии. Наименование улицы «Ильинка» значится в духовных росписях местной церкви до средины прошлого столетия. Ильинка и Поповка первоначально близко подходили друг к другу; их разделял храм и озерко. Но когда на селе стала развиваться торговля, для расширения базарной площади Поповке и Ильинке пришлось подаваться назад. Пожары, случившиеся очень часто, обыкновенно служили временем, когда помещики расширяли свою торговую площадь, подавая взад прилегающие к ней улицы. Особенно далеко отодвинулась Ильинка: при копании бута для каменных лавок на торговой площади в земле оказались колья и навоз: очевидно на месте каменных лавок находись дворы, а избы подходили еще ближе к Поповке. При этом должно иметь ввиду, что первая Ильинская церковь стояла там, где теперь каменное здание училища.
Озерко Ухоловское дотянуло свое существование до шестидесятых годов прошедшего столетия. Расположенное на сравнительно высоком месте, оно посредством естественного дренажа постепенно мелело и сокращалось в своем объеме. Отец Гаврила Кудрявцев, по его словам, застал озерко таким, что воды в нем было по грудь большому человеку, оно служило пристанищем больших стай домашних уток и гусей. Тот же отец Гаврила как диковину, вспоминал, как однажды очень ранним утром он поражен был, видя, как громадная стая крыс подходила к озерку, пила из него и удалилась. Когда основывалось первое на селе училище, помещик Лопухин пожертвовал для него усадьбу, в состав которой вошло и озеро. Один из четных? блюстителей училища – Ф.М. Шаширин догадался от озерка провести канаву для спуска воды; вода сошла, на усохшем месте разведен был сад, который удачно принялся и в самые сильные засухи зеленел, не требуя поливки. Сад закончил свое существование в 1926 году.
ДЕРЕВНЯ ПОГОРЕЛКА
Что была деревня Погорелка, это несомненно; она стояла отдельно от села с таким же наименованием и входила в состав прихода церкви села Ухолова. Где находилась упомянутая деревня, об этом можно догадываться из нижеследующей выдержки из судебного дела крестьян села Ухолова с помещиком Лопухиным у мирового посредника 19 февраля 1863 года.
«В прежнее время крестьянином Егором Егоровичем Прониным приобретено покупкою у разных лиц на имя помещика усадебной и огородной земли, в количестве семи десятин, состоящей в Погореловской даче у самого рубежа к речке Погореловке, которою землею владел он, Егор Пронин, а после него сын его Василий с братьями несколько лет, каковую землю помещику Лопухину угодно было отобрать у Василия Пронина и присовокупить к своей собственной, а ему вместо того выдать полевой – пять десятин. А что действительно земля та приобретена Прониным и находилась у них во владении, об этом могут подтвердить снимавшие оную под бахчи воровские купеческие дети Самуил и Кузьма Третьяковы и другие лица, знающие о том достоверно». Кажется, не будет ошибкою предположить, что семь десятин «усадебной и огородной» земли, принадлежавшей «разным лицам» и находившейся «у самого рубежа к речке Погореловке» служили местоположением деревни Погорелки. О дальнейшей судьбе жителей деревни Погорелки старец Данила Егорович Пронин (сын Пронина купившего семь десятин) передавал мне, что они переселены, были в село Витушу. Позже один старик определял местоположение деревни Погорелки оврагом, начинающимся от больницы.
Установлено, что имена рек древнее соименных имен селений, на них расположенных, реки дают свои имена селениям, а не наоборот; значит, наименование Погорелки сначала принадлежало речке, а от нее уже потом перешло к селу на правой стороне и деревне на левой стороне реки. Реки на горят; очевидно, данное речке имя нельзя производить от слова гореть; с наибольшим основанием его можно производить от слова: гора, так как речка Погорелка, начинаясь в низине, близ железнодорожной станции Кензино, в своем дальнейшем течении идет в гористых берегах, по которым теперь раскинуто село Погореловка.
ИОНИЛОВКА
Иониловкой, теперь называется отдаленный конец села Ухолова близко подходящий к церкви села Погореловки и отделяемый от нее только речкой. В «описании церквей» Добролюбова за 1676 г. Иониловка упоминается в качестве деревни, входящей в приход церкви села Погореловки. По земле, на которой деревня расположена, она ныне считается входящею в состав дач села Погреловки, а в церковном отношении жители ее принадлежат частью селу Ухолову, частью селу Погореловке. Насколько верно, не знаю, но старики передавали, что первоначальная граница владений ухоловских помещиков шла по большой дороге, пролегающей по современному нам селу Ухолову из Сапожка в Ряжск, и большая часовня, а также Пронинский угол составляли край села. Деревню Иониловку от Ухолова отделяло поле; не принадлежало ли это поле жителям переселенной деревни Погорелки. Потом поле стало заселяться ухоловскими крестьянами, первоначально заселено было в одну линию, лицом к речке, и удерживало за собою наименование «деревни». Впоследствии Иониловка соединилась с Ухоловом не одной линией домов, а несколькими, и составляет часть Ухолова. Наименование Иониловки производят от слова: гнать и объясняют таким образом. Блестящее состояние торговли привлекало в Ухолово из разных мест богатых купцов, которые желали завести на селе свою оседлость. Но местные помещики не любили пускать пришлых, вольных, людей в среду своих крепостных; даже из собственных крестьян, если кто откупался на волю, такового поспешно выселяли из черты оседлости крепостных. «Когда купец посторонний поселится между моими крестьянами», - сказал однажды помещик Верещагин: «это беспокоит меня, все равно, что вошь в голове». Крестьяне с своей стороны недоброжелательно относились к пришлым людям и заодно с помещиком вытесняли их из села. При таких обстоятельствах пришлые богатые купцы устремлялись в Ганиловку, которая лежала вне владений ухоловских помещиков и крестьян, а в то же время, вследствие своей близости к базару, давала полную возможность жившим в ней купцам вести торговые дела в Ухолове, - и стала Иониловка служить местом жительства пришлого богатого купечества. Но приведенное объяснение не имеет характера полной достоверности; в нем скорее можно видеть стремление подогнать готовое под готовую мерку. Разрушается приведенное толкование слова Иониловка тем обстоятельством, что в хронологическом порядке Иониловка не только не младше села Ухолова, скорее старше последнего, да, кроме того, древняя орфография слободы не позволяет производить ее названия от слова: гнать; она писалась Иониловка.
НОВАЯ СЛОБОДА
Новая слобода, как показывает ее наименование, позднейшего происхождения; это можно сказать о ней только по отношению к тем улицам, о которых уже сказано, что же касается улиц, о которых будет говориться ниже, пред ними Новая Слобода должна считаться старшею. Местность, занимаемая Новою Слободою, в 1787 года, как видно из крепостных актов, представляла из себя нижеследующее: « Старое дворовое место Савеловых с малым садиком и на том месте построен вновь дом со всякими строеньем, да огородное место, где прежде был сад против самого дому чрез улицу до рощи». Отсюда видно, что лет сто спустя после основания села Ухолова на месте Новой Слободы крестьянских дворов еще не было; там «меж двух вершин ржавцов» стоял один лишь барский дом со всякими строениями, против дома чрез дорогу сначала был сад, а потом на месте сада – огород, за которым уже начиналось роща. Когда на Новой Слободе стали селиться крестьяне, определенных указаний нет. Старые люди, с которыми мне приходилось говорить, Новую Слободу помнили уже населенную крестьянами, а из барских строений в их памяти сохранилось только одна контора. В конторе, между прочим, вспоминали старики, находилась какая–то деревянная колодка, в которую сажали виновных в наказание за проступки. При наказании колодкой, человек должен был вкладывать в нее свою шею и руки, и она запиралась; посаженный в колодку, испытывая на шее большую тяжесть, не мог лечь и лишался возможности производить движения руками; наказание тяжкое; «посажу в колодку» - считалось страшной угрозой.
ПРУД
Ржавец Ухолов начинается двумя рукавами, или вершинами, идущими с полей. На одной из вершин правой устроена была плотина, и образовался громадный пруд, шедший по краю старинного барского сада до самой рощи. Происхождение пруда нужно относить ко временам помещиков Савеловых. Мне передавали, что будто бы на плане владений села Ухолова времен Екатерины II пруд уже значился.
О пруде Ухоловском передавалась страшная легенда; говорили, что он скрывал в себе следы многих убийств и преступлений, что он наполнен костями людей, убитых и потому, будто бы служил в былые времена средством обогащения для чинов полиции. Проиграется, бывало, какой-нибудь чин полиции в карты или нужду в своей жизни повстречает, чтобы раздобыться деньгами, он направлялся в Ухолово и требовал немедленно спустить пруд. И вот будто бы местные жители, лишь бы только не обнаружить следов убитых ими людей, не жалели никаких сумм и всякий раз откупались от требования спустить пруд. Издавна и упорно передавалась эта легенда; только с 1886 года она должна была прекратиться, так как в этом году пруд закончил существование: вследствие весеннего напора воды плотину прорвало, возобновлять ее не стали; на месте бывшего пруда образовался большой овраг, - и никто никогда, конечно, не усмотрел там ни одной косточки человеческой.
Как объяснить происхождение легенды о пруде. Так как в Ухолове совершались крупные торговые обороты, богатые люди стекались сюда с разных сторон и деньги лились рекою, - то, естественно, сюда же тянулись и разные темные личности, которые высматривали себе добычу; случались временами грабежи, убийства и преступления. В памяти народной сохранились предания о разбойниках, оперировавших в местных окрестностях. Под Малым Ухоловом в конце 18-го столетия имел притон разбойник Орлов, который как передавала о нем молва народная, заговорен был от пуль и потому убегал невредимым от всех команд, какие посылались для его поимки, и подстрелен был только тогда, когда один солдат догадался свое ружье зарядить мундирной пуговицей. Около Глинок скрывался еще один разбойник, набежавший из под города Коломны. Об этом разбойнике вспоминали, что однажды, спасаясь от преступления, он обронил вяхарь оказавшийся с большими деньгами. Нашедший вяхарь с деньгами мужик стал купцом города Козлова. В самом Ухолове тоже когда то в отдаленные времена накрыта была и схвачена целая шайка разбойников, имевших притон в доме местной жительницы. При допросе разбойников жестоко пострадала и хозяйка дома. Чтобы узнать, где скрыто награбленное добро, ее подвергли пытке: обвязав ее голову веревкой, стали крутить деревянным воротом. Под такою пыткою она указала на свиной хлев, где при обыске под досками и соломою найдено было много золотых и серебряных вещей, преимущественно церковных. Потом, как соучастница разбойников, домохозяйка заключена была в тюрьму, где у нее родился сын, впоследствии носивший прозвище «Тюрьма».
Вот эту-то темную сторону местной старины, в связи с вымогательством и взяточничеством тогдашнего чиновничества, молва народная и изобразила, по моему мнению, под образом пруда, от спуска которого откупались большими суммами, так как он был наполнен костями убитых.
ЛЕС
Определяя характер, какой имела наша средне-русская область лет 200 тому назад, географ Семенов дает ей меткое название: «лесостепь»: в ней лес боролся со степью, поля шли вперемежку с лесами. На диком Поле до появления человека лес брал верх над полями; с возникновением же селений, площадь полей расширялась, отбивая себе место у лесного пространства. С течением времени лес был совершенно уничтожен; Ухолово стоит теперь среди полей, тогда как прежде лес кольцом окружал его со всех сторон. «Где же лес?» - спрашивал, между прочим, Архиепископ Макарий, приезжая в 1888 году из Ухолова на станцию Кензино. В дни его юности, он говорил, а родился он в 1817 году, дорога из Ухолова да Ряжска пролегала сплошным лесом. Последний остаток лесов, окружавший село, сохранялся до освобождения крестьян от крепостной зависимости в виде рощи, которая красовалась на краю села подле Новой Слободы и занимала площадь в 10 десятин. Роща состояла из пород чернолесья: липы, клена, ясеня, орешника, вяза. Она служила местом праздничных народных гуляний и приятных прогулок. В нее ходили за ягодами, за грибами и за орехами. О священнике, отце Кирилле (он служил с 1807 по 1843 гг.) передавали, что он имел обыкновение, по окончании заутрени, с канонником и корзиночкою уходить в рощу: там в уединенной лесной чаще он «правило» прочитает, потом грибов наберет, и уж после того возвращался литургию совершать.
Роща служила местом духовных подвигов некоторых благочестивых лиц: в ней подвизался некий старец Иоанн, а потом старица Евдокия. Эти две личности память о себе оставили столь прочную, что имена их записаны были почти в каждом поминании у местных жителей; забывать о них стали лет двадцать тому назад. Старец Иоанн по своему происхождению был пришлый человек, многие приходили к нему за советом, но он не всех принимал. Однажды один богатый человек, предварительно похвалившись в кругу своих знакомых, что ему в приеме у старца отказано не будет, получил отказ. Раздосадованный, он, чтобы отомстить, донес на старца, что тот занимается изготовлением фальшивой монеты, - старца посадили в острог. Ложный доносчик, мучимый угрызениями совести, вскоре после того подле самой келье старца зарезался. Старец, как неповинный в возведенном на него преступлении, был освобожден. Умер он в холерный 1847 год.
Старица Евдокия, при жизни известная под именем бабушки Рощинской, носила на себе вериги, которые доселе хранятся у её учениц и почитательниц. О смерти её в метриках за 1885 г. значится: «Скопинская мещанская вдова Евдокия Филиппова скончалась 9 ноября, 95 лет от роду, погребена 11 ноября на приходском кладбище. Когда помещик размежевывался с своими крестьянами освобожденными от крепостной зависимости, то рощу он оставил в своем владении. Но так как лес под самым селом трудно было уберечь от расхищения, то роща была продана «на свод», а земля обращена из под неё в пашню. Долго село жалело о своей любимой роще. Между прочим, из леса сводимой в то время рощи построен был верхний этаж дома, в котором помещается волостной исполком. Дом первоначально построен Лобановыми, у которых куплен был Телелюевыми. С уничтожением рощи, старица Евдокия переселилась оттуда внутрь села в овраг – старинный ржавец, где и выстроила себе келейку. К ней с течением времени стали поселяться другие келейницы, так возникло на селе своеобразное поселение монашек в овраге.
ГУДИЛОВКА
Самый высокий пункт местности на селе находится под домами духовенства; от этого пункта местность понижается во все стороны. Наклон особенно заметен по направлению к речкам, из-за которых село представляется расположенным в полугоре с домами, стоящими амфитеатрами. Берега речек, по воспоминаниям стариков, прежде были мало доступны; лошадей к берегам речек опасно было пускать; нередко крупная скотина там вязла в тине и погибала. Чем далее в глубину времен прошедших, тем более недоступны были берега речек Аксени и Погорелки. При основании Ухолова, чего бы, кажется, естественнее было проводить полную границу его владений по рекам. Однако, как видно из крепостных актов, межа прошла меж Ухолова ржавца и Дубравы Небутовы», то есть по тому направлению, по какому идет теперь большая дорога по селу из Сапожка в Ряжск, минуя с правой стороны почтовую контору, прежнее волостное правление и большую часовню. Все, что лежит на левую сторону от большой дороги к речкам, обозначилось словами: Дубрава Небутова, то есть лес непроходимый, или болото, покрытое лесом. Долго стояло село Ухолово под Дубравой Небутовой, а для обитателей села Дубрава представляла из себя страну неведомую; нога человеческая боялась ступить в нее. С течением времени, посредством естественного дренажа, Дубрава Небутова осушалась; грунт ее твердел, лес редел, и страх перед ней исчезал. К тому времени в Ухолове оказывался недостаток в усадебных местах; село разрасталось; первоначальные слободы уже все были заполнены, - само собой понятно, при семейных разделах, взоры нуждающихся в усадьбах обращались в Дубраву Небутову, которая оставалась во владении помещика села Погореловки. И стали ухоловские крестьяне, с согласия своего помещика, покупать себе новые усадьбы и селиться по тем местам, где берега речек Аксени и Погорелки более или менее осохли. На первых порах, на новых своих местах переселенцы будто бы скучали: не нравилось им жить вдали от храма, от базара и смотреть другим усадьбам в зад. По народному выражению, они на своем новом поселке будто бы «гудели», а потому за поселком установилось наименование: Гудиловка. Но несмотря на это, Гудиловка пополнялась жителями, и образовалась из нее длиннейшая на селе улица.
В первое время моего служения в селе Ухолове мне приходилось слушать, что есть на селе одна улица, называемая «Поселенная»; так называли конец улицы, расположенной на большой дороге, от впадения ржавца в реку до того места, где на другой стороне расположена так называемая Крутая Лощина. Этот конец, хотя с самого основания села Ухолова входил в пределы владений местных помещиков, долгое время не был заселен, так как имел почву жидкую. Я знал стариков, которые помнили, что этот конец представлял из себя луг, служивший пристанищем для кочующих цыган. Когда конец мало-мальски осох, он был заселен и за ним удерживалось наименование Поселенная; название дает повод предполагать, что неволя гнала сюда жителей на усадьбы.
Остается упомянуть об улицах позднейшего происхождения. К числу таковых относится поселок на большой дороге при выезде из села в Ряжск; этому поселку в начале его возникновения своего было наименование «Выскочка». Выскочка тянулась в одну линию – по левой стороне большой дороги в Ряжск; вторая линия домов – по другую правую сторону большой дороги образовалась позже, частью даже можно сказать, после Великой Октябрьской революции.
Недавнего происхождения так называемой телелюевский ряд и все те улицы, которые расположены между задами Ильинки и вокзалом. Все это строилось при жизни поколения, рожденного в начале 19 столетия. Старики из того поколения передавали, что на их памяти рос лес на том месте, где теперь улицы позднейшего происхождения.
Итак, первоначально село Ухолово сосредотачивалось около водяной мельницы, от которой в виду русской буквы «глаголь» печатной, шли две слободы: одна по обе стороны реки Аксени, а другая по обе стороны ржавца Ухолова. В последующее время средоточение села передвинулось на торговую площадь, от которой во все стороны теперь идут улицы и переулки. В настоящем своем виде село имеет форму разностороннего треугольника, у которого две стороны исходят от места впадения ржавца Ухолова в реку Аксень и проходят одна по речкам Аксени и Погорелка, а другая по Красной Слободе и Новой; третью сторону треугольника составляет линия железной дороги с вокзалом.
ПРИХОДСКАЯ ЦЕРКОВЬ
Построение церкви в селе Ухолово произошло одновременно с основанием самого села «Ряжские Отказные книги» за 1676 г. (в этом году появилось вновь населенное село Ухолово) свидетельствует: «в селе Ухолове церковь во имя Святого пророка Илии, а в церкви Божия Милосердия иконы местныя, и деисусы, и книги, и всякая церковная утварь – строенья того села крестьян». Это свидетельство гражданского документа подтверждается и дополняется документом духовного ведомства за тот же год. Ухолово в качестве села упоминается в «Окладных книгах» 1676 г., где находившаяся в том селе церковь наименована Ильинскою. При ней церковной пашни показано десять четвертей в поле, а в дву потомуж, сенных покосов на пятьдесят копей. В приходе, состоявшем из села Ухолова и деревни Погорелки, было семьдесят пять дворов, в числе коих упоминается двор помещика Павла Савелова. Да, кроме того, по досмотру и по счету строителя старца Иринарха да подьячего Алексея Серова, объявилось два помещиковы - писаны крестьянскими дворами (из Добролюбова II т. стр.345).
Какова была первая церковь в селе Ухолове? Она была деревянная; предание говорит, что построена она была из местного леса и стояла в лесу. Из описания церкви можно заключить, что над церковью купола не было: о существование купола в церквах тогда значилось термином: «клецки»; не было и колокольни. По всей вероятности первая Ухоловская церковь представляла из себя продолговатое здание, отличавшееся от жилищ человеческих крестом на восточной стороне, - таков был тип восточных церквей того времени. Есть много оснований предполагать, что церковь была бедною. Причта к ней определено было всего только два лица: «поп и дьячок», строена она на средства местных крестьян; сосуд для совершения святого причащения в ней был деревянный, он сохранился до настоящего времени, в 1913 году взят в Рязанское древлехранилище. Но более всего в скудости той церкви убеждает нас незначительное количество дани, положенной с нее. По количеству уплачиваемой дани она стояла в самом низшем разряде. В то время, как с большинства церквей Ряжского уезда того времени дань определялась в размере от трех до пяти, а с церкви села Покровского она возвышалась даже до шести рублей, в Ухолове церковная дань ограничилась скромною цифрою: «один рубль тридцать два алтына три деньги», а прежде было еще менее: «двадцать алтын». С таким низким окладом церковной дани в уезде насчиталось пять сел, в том числе Васильевка, которая в год обложения только что отделилась от села Дегтяного в самостоятельный приход с собственной церковью, и Новое Бокино, где, вместо церкви стояла часовня.
В 1794 году количество земли при Ильинской церкви села Ухолова сильно убавилось: пахотной, вместо прежних десяти, значилось пять четвертей, сенокосной на десять копен, а прежде было на пятьдесят. Не послужило ли причиной этого уменьшения земли открытие самостоятельного прихода в Малом Ухолове, куда могла переселиться часть причта из села Ухолова.
Время построения церкви в Малом Ухолове с точностью не известно. В описании церквей Добролюбова замечено только то, что церковь построена в первой половине XVIII столетия; но несомненно, что в сороковых годах она уже стояла: это очевидно из одного крепостного акта, где под 1742 годом читаем выражение: «Малое Ухолово, что ныне называется село Знаменское», и кроме того, по свидетельству Добролюбова, в 1744 году из Малого Ухолова иерей Фотий переведен был в Щацкий уезд в село Чернавку.
Сохранившаяся метрическая книга Знаменской церкви села Малого Ухолова за двадцать лет (1780-1800 гг.) свидетельствует, что во всем приходе средним числом в год рождалось только шесть душ, умирало по две души обоего пола, а среднее число браков упадало ниже двух в год. Встречались года, когда браков совсем не совершалось, точно также за некоторые годы и умерших не оказывалось. Очевидно, церковь была мало-приходная; вероятнее всего, она выстроена была помещиком в качестве домовой. Здание малоухоловской церкви было деревянной. Простояла она до 1811 года; в этом году она была вследствие своей ветхости упразднена, а прихожане ее приписаны были к церкви села Ухолова. Место, где стоял престол Знаменской церкви села Ухолова, в настоящее время обозначен деревянной часовней. На часовне большой медный крест – это реликвия бывшей церкви, он возвышался над главою ее. Кроме креста, от Знаменской церкви сохранилась икона Божией Матери Феодоровской (находится в храме села Ухолова) и круг церковно богослужебных книг, круг очень исправный, доселе употребляющийся при богослужении.
В селе Ухолове первая церковь, построенная в честь святого пророка Илии, простояла лет 80; она погибла вследствие несчастного случая; ее зажгло грозой в 1755 году «следующим 1756 году начато было и в том же году окончено строение новой церкви в то же храмонаименование с приделом Успенским. Грамота на освящение этой церкви выдана была по просьбе попа Ивана Данилова с приходскими людьми 9 ноября 1756 года» (Добролюбов. II стр.345)/ Вторая церковь тоже была деревянная, по своим размерам небольшая, по форме строения подходила к тому типу, который в то время был самым распространенным, а ныне встречается в бедных селах; она имела кумпол с одной главой и колокольню, пристроенную к ее западной стороне. Стояла та церковь на том месте, где теперь двор первой советской школы. Вокруг церкви расположено было кладбище; о существовании кладбища свидетельствует обилие костей человеческих, которые оказывались при земляных работах, например, при устройстве погреба; можно сказать, что упомянутая школа на костях стоит.
И второй храм Ильинский с пределами Успенским просуществовал недолго. При построении его прихожане, застигнутые врасплох, не задавались широкими планами и старались лишь о том, чтобы не быть без своего храма. Между тем село вследствие торговли росло, богатело, и не удовлетворялось сооруженным на скорую руку храмом. А тут на смену Савеловых явился новый помещик Верещагин – натура широкая. Возник вопрос о построении нового храма, ныне существующего, по счету в хронологическом порядке третьего.
«Троицкая церковь с двумя пределами – во имя Успения Божией Матери и святого пророка Илии, каменная, начата строением в 1805 году с благословения Архиепископа Амвросия, а окончена строением и освящена, с благословения Архиепископа Сергия, Богословского монастыря игуменом Павлином в 1822 году», так сказано в церковной описи за 1825 год. Здесь указано, когда началось самое сооружение храма, но вопрос о построении его разрабатывался гораздо ранее; так в книге прихода церковных сумм за 1799 год записано: «вырученныя за кирпич бурмистром Иваном Трофимовичем старостою получены 190 рублей»; очевидно, подготовка к построению церкви велась несколько лет ранее закладки. Одна престарелая старушка уверяла меня, что церковь строилась в течение 30 лет.
В ведомости о церкви пишется, что «построена оная церковь иждивением помещика Верещагина, а большею частью иждивением всех прихожан». В этой записи указаны начало и конец, но опущена середина: верно, конечно, что помещик Петр Алексеевич Верещагин с женою своей Александрою Ивановною при построении храма представлял из себя главную электрическую батарею, откуда исходили токи, приводившие в исполнение задуманное предприятие; еще вернее, что храм сооружался на средства и трудами всех прихожан; но между помещиком и крестьянами была посредствующая личность – бурмистр Иван Трофимов, которому память народная отводит самое видное место в деле сооружения существующего в селе Ухолове Троицкого трехпрестольного храма.
Иван Трофимович происходил из местных крестьян. Прямого мужского потомства от него не сохранилось; по дочери его прямые потомки – Упоровы, живущие в Ганиловке. В раздельном акте братьев Савеловых за 1787 год «Иван Трофимович с женою Матреною Сергеевною, с детьми сыном Кондратьем и дочерью Марьей отчислен был на седьмую часть . При Верещагине он поставлен был бурмистром и эту должность проходил бессменно в течение 33-х лет, пользуясь большим доверием помещика, который, занимая высокий служебный пост (кажется, в Туле) в редких случаях навещал свою вотчину.
Замечателен и своеобразен был акт поставления Ивана Трофимова на должность бурмистра. Верещагин, приехавши в Ухолово, приказал крестьянам собраться на сход к его барскому дому «межь дву вершин ржавцев». Долго ожидали крестьяне барского выхода. Головы у всех открыты. Вышел барин и вызвал к себе вперед Ивана Трофимовича, ясная лысина которого блестела на солнце. «Приказываю вам», говорит барин, ударяя своею рукою по голове Ивана Трофимовича, «слушать эту лысину так, как мою», при последних словах он снял свою шляпу и у него обнаружилась лысина во всю голову. «Кто затронет его лысину», продолжал барин «тот затронет мою; а кто затронет мою, тому место в Сибири». «Поняли?» - «Поняли», отвечали крестьяне, и боялись они бурмистра не менее самого барина. Ребятишки, завидя его, разбегались и прятались; старики, издали завидевши Ивана Трофимовича, снимали шапки при встрече низко кланялись. Уважали и побаивались верещагинского бурмистра мелкие соседние помещики. Он умел вселить к себе почтение даже чинам полиции, поучивший однажды плеткой одного из них за бесчиние. Делались попытки со стороны недовольных крестьян подкопаться под Ивана Трофимовича, пробовали жаловаться на него барину; однажды для подачи жалобы на бурмистра явилась к Верещагину в Тулу, где он служил, целая делегация.
Но Верещагин был твердо уверен в своем бурмистре. Выслушавши жалобщиков, он сказал: «если бы вы целой вотчиной пришли ко мне, и даже не пришли бы, а приползли бы на своих коленах от своего села до самой Тулы, и стали бы мне жаловаться на моего Ивана - и тогда я вам не поверил бы и его не выдал бы». После того прошла молва, барин с бурмистром крестами поменялись. При таком доверии своего помещика, Иван Трофимович твердо держал в своих руках бразды правления, но властью своею не злоупотреблял и память о себе оставил добрую. В жизни он был строго воздержной: не только вина не пил, но даже и браги не употреблял, яблоки не ел.
Последние годы жизни Ивана Трофимовича были полны огорчений. Верещагин умер; наследники его - Лопухины поставили нового бурмистра. Нашлись люди, которые восстали против отставного бурмистра Ивана Трофимовича. Он жил в своем небольшом домике на Ильинке почти против церкви; возбужден был вопрос о неправильности владения им занимаемым поместьем. По этому вопросу происходили бурные сходы, затягивавшиеся на несколько дней. В конце концов, старика Ивана Трофимова, при ударах набатного колокола, под руки выселили из его собственного дома. С сожалением еще вспоминали о том, что погребен он на общем кладбище, а не при церкви, «а какой нам храм созиждил», при этом добавляли.
Я подробно остановился на личности Ивана Трофимовича, потому что память народная считает его главными строителем настоящей трехпрестольной церкви. Во время постройки он не сходил со стен, лично следя за кладкою кирпича и заливом его. Под командою бурмистра дело кипело. Подвоз материалов производился прихожанами бесплатно; женщины также бесплатно подавали наверх кирпич. Усердие было так сильно, что многие, кроме своих урочных работ, тайно по ночам сходились потрудиться на храм. В построении храма принимали участие прихожане деревни Глинок, а также жители Малого Ухолова. Храм у последних к тому времени пришел в ветхость, был упразднен, разобран и свезен в Ухолово в качестве материала для обжигания кирпича.
При сооружении сводов появились трещины. Работы приостановились, все приуныли, Иван Трофимович все ходил, думал, вымеряя аршином части строящегося здания. Наконец, он отдает приказ сделать приклады к каждому из четырех столбов, на которых покоятся своды. Когда это было исполнено, стало возможным закончить постройку, но утолщенные столбы отняли много свободного места в храме.
Отстроенный храм поражал своею величественностью и красотою. Он представлял из себя высокое, стройное, квадратное здание, стороны которого, длиною по 40 аршин каждая, украшены портиками с высокими, тонкими, изящными колоннами. Колокольня стояла отдельно, на расстоянии 26 аршин от храма, и, заканчивалась длинным, размером 12 сажен, шпилем, как стрелою уносилась в небеса. Всем нравился новосооруженный храм; по тому времени он представлял из себя редкость замечательную. Лишь пономари недовольны были Иваном Трофимовичем, что поставил колокольню отдельно от храма, и им при выходах для производства звонов во время богослужения приходилось подвергаться вредным влияниям то ветра, то дождя, то непогоды.
Ко времени окончания постройки храма приурочено было приобретение нового колокола, на котором читаем нижеследующую надпись: «Весом в 149 пуд 1819 года сентября 15 дня вылит колокол в Рязанскую Губернию Ряжского уезда в село Большое Ухолово в церковь живоначальная Троицы с пределами Успения Божией Матери и Ильи пророка старанием строителем господ Петра и Александра Верещагиных при управляющем их вотчиной из крестьян Ивана Трофимове».
Относительно времени освещения Троицкой церкви сказано в ведомости: «освященная оная церковь в 1820 году». Эту запись нужно оговорить в том отношении, что в упомянутом году освящен был только один придел Ильинский, с которого начали потому, что храмовая и некоторые другие иконы для него были в наличности, стоило лишь перенести их из старого храма. Из старого же храма в Ильинский придел перенесен был и антиминс, который до сих пор находится в употреблении. «А настоящая (то есть Главный престол Троицкой) по свидетельству надписи, сделанною рукою священника Афанасия Городцева на одном церковном евангелии, «освящена в 1822 г. июля 1 дня, придел Успенской 2 дня того же месяца Богословского монастыря Игуменом Павлином».
В половине прошлого столетия, назрел вопрос о построении теплой церкви и решено было, пристроить к настоящей Троицкой треххпрестольной церкви – трапезной двухпрестольной в честь мучеников Бориса и Глеба и в честь иконы Казанской Божьей матери. Построена трапезная двухпрестольная церковь «тщанием всех прихожан»; главными двигателями постройки был священник Тимофей Лубянский, церковный староста Феодор Никитич Шаширин с сыном Матвеем Федоровичем и помещик Алексей Александрович Лопухин. Шаширин родился от брата бурмистра Ивана Трофимовича и приходился последнему племянником. Он отличался благочестием, жизнь проводил монашескую, почитал духовенство, принимал странников, кормил нищую братию.
Выбор места для трапезной церкви вышел, неудачен; между Троицким храмом и колокольною оставалось свободных только 26 аршин; построенный на таком пространстве храм оказался малопоместительным. Кроме того, как настоящая Троицкая церковь, так и колокольня, соединявшись, посредством пристройки трапезной церкви в одно удлиненное здание, как будто бы опустились в землю и потонули, в ущерб своей архитектурной красоте. Еще ниже опустилась Троицкая церковь, когда вблизи ее впоследствии построено было двухэтажное здание училища. Освящена трапезная двухпрестольная церковь 9-го августа 1859 года. Чин освящения ее совершал ректор Рязанской духовной семинарии, в последствии Архиепископ Донской Макарий, местный уроженец.
Величественен, обширен и красив храм, созданный Иваном Трофимовичем, но не отопляемый он только на половину года растворял свои двери для богослужения. Тепел храм, пристроенный при Матвее Федоровиче Шаширине, но по своим размерам он не соответствовал количеству прихожан. Поэтому в нем по большим праздникам происходило большое стеснение, от чрезмерного скопления богомольцев стены «плакали», живописные работы преждевременно портились. Все эти неудобства устранены были церковным старостою Данилом Васильевичем Телелюевым.
В 1892 году он, затративши до семи тысяч рублей, устроил центральное отопление всего храма, как настоящего, так и трапезного, посредством механической водяной системы. Устройство отопления вышло очень удачным. «Отныне мы, присутствуя в своем храме и не испытывая в нем ни холода, ни стеснения, никакого иного неудобства, истинно, «в храме стояще, на небеси стояти мним». Так засвидетельствовано было прихожанам в адресе, отчеканенном на металлической доске и поднесенном Д.В. Телелюеву чрез местное духовенство.
Список церковных старост, с указанием того, что наиболее ценного поступило в пользу церкви за время прохождения каждым из них своей должности.
Иван Андреев в 1790 году окончил службу и сдал своему преемнику церковных денег 150 рублей.
Матвей Спиридонов служил с 1790 г. по 1803 г. заготовлял материалы для постройки храма.
Мина Никитин служил с 1803 г. сколько времени проходил должность старосты, неизвестно. При нем, очевидно, произведена была закладка Троицкого храма.
Филипп Тимофеев Складнев упоминается в 1825 году, при нем церковь и колокольня разбиты были под кирпич красный.
Григорий Венедиктов Видинеев. При нем в 1834 году устроена была вокруг церкви ограда с 42 звеньями железных решеток, с каменными столбами, с вратами западными, южными и северными, также железными решетчатыми. В 1837 году была сооружена плащаница на бархате, малинового цвета, с золотым шитьем венца, слов, цветов и херувимов по углам.
Иван Петрович Хмылев. В народе он был известен более под фамилией «Попков», упоминается в 1834 году. Этим старостою пожертвован был потир и дискос с принадлежностями, каковые вещи изъяты были из храма в пользу голодающих.
Матвей Федорович Шаширин упоминается с 1847 г. по 1856 год.
Федор Никитович Шаширин упоминается с 1857 года по 1859 г., при чем за него расписывается сын его Матвей Федорович. Шаширины, как уже сказано, были строителями трапезной двухпрестольной церкви.
Николай Афанасьевич Горбачев – состоял церковным старостою 15 лет (1860-1875 гг.) устроил для церковных весов три столба каменных, вместо деревянных. Соорудил икону Боголюбивой Божьей Матери и распространил ограду церковную с 42 звен до 70. Похоронен, против алтаря Троицкого храма. При старосте Горбачеве приобретен самый большой колокол «1872 года мая 20 дня отлит сей колокол села Большого Ухолова к храму Святой Троицы ….старанием членов церковно – приходского попечительства, усердием прихожан доброхотных дателей. Весу в нем 513 пуд 4 ф». Так гласит надпись на колоколе.
Василий Дмитриевич Телелюев должность церковного старосты проходил в течении 12 лет (1875 -1886 гг.); его старанием все стены церкви, как настоящей, так и трапезной, расписаны священными изображениями, - построено каменное здание для церковной сторожки и сооружена большая икона святого мученика Харалампия и Власия; за труды в пользу церкви награжден был благословением Св.Синода, с выдачей грамоты, и золотой медали на Станиславской ленте.
Петр Васильевич Телелюев, старший сын предшественника по должности церковного старосты. Состоял церковным старостою 12 лет (1886 г. по 1898 г.). Во всей церкви, в настоящей и трапезной, он устроил новую настилку полов из тарусского камня, вместо плит. При нем сооружены два новых иконостаса: Успенский в 1887 г, на средства Григория Артамоновича Телелюева, и Ильинский в 1890 году усердием самого старосты, с помощью доброхотных дателей. При Петре Васильевиче Телелюеве сооружена большая икона святителей Тихона и Митрофана Воронежских. Он имел грамоту на преподание ему благословения от Священного Синода; скончался 49 лет от роду в 1898 г.
Даниил Васильевич Телелюев
Состоял церковным старостою 11 лет (1898 г. - 1908 г.) он устроил отопление всего храма, о чем уже было сказано. Возобновил Главным Троицкий иконостас в 1903 г., произвел штукатурку наружных стен храма и колокольни в 1907 году, с затратою на это дело до одной тысячи рублей. Соорудил иконы Воскресения Христова, рождества Христова и Преподного Серафима Саровского чудотворца. За труды и заслуги в пользу церкви Д.В. Телелюев награжден был золотой медалью для ношения на шее, а прихожане со своей стороны глубокого ценя его деятельность, поднесли ему адрес и икону.
Николай Васильевич Телелюев состоял старостой с 1908 г. по 1911 г; он был четвертый церковным старостой из одного дома Телелюевых, преемственное служение которых (отец и три его сына) продолжалось 36 лет.
Яков Алексеевич Попов проходил должность с 1911 г. по 1919 год. Это был староста деятельный, исполнительный, честный, миролюбивый. Он устроил возобновление позолоты на крестах, стоящих на верху церкви и колокольни, а также возобновил живопись на шеях под главами церкви и колокольни. В знак благодарности прихожане почтили Я.А. Попова поднесением ему иконы и адреса. При этом старосте произведена была ликвидация церковного имущества.
Николай Николаевич Рубайлов избираем был на должность церковного старосты дважды: с 1919 г. по 1921 г., вторично с 1923 по 1925 г. Показал себя энергичным, предприимчивым. Он устроил электрическое освящение в храме, ему же принадлежит честь приобретения самой большой люстры пред Троицким иконостасом и двух дополнительных назади в настоящей церкви. Прихожане высоко ценили деятельность этого церковного старосты и свою благодарность ему свидетельствовали неоднократно, как в письменной, так и устной форме; получил он благодарность и от Рязанского Архипастыря.
Зосим Михайлович Стучилин проходил должность старосты в трудное, ответственное время (1921 г. – 1923 г.); при нем произведено было изъятие церковных ценностей в пользу голодающих, а потом при нем же разбиралось в народном суде дело об утаении в храме серебряных и медных денег.
С 1925 года хозяйственной частью храма заведует коллектив, который составляют четыре лица, а именно: Николай Петрович Каманин, Иван Дмитриевич Стучилин. Иван Андреевич Филатов и Михаил Васильевич Филатов. Труды коллектива Бог благословляет поразительным успехом; в короткое время произведена реставрация живописи в главном кумполе, а так же на стенах, столбах и верхах всего храма, кроме того, написаны вновь картины: Воскресение Христа за престолом и «Придите ко Мне вси труждающиеся»
ЦЕРКОВНЫЕ ВЕСЫ
При ликвидации церковного имущества были отобраны от церкви и поступили в распоряжение Ухоловского волисполкома церковные весы.
К числу доходных статей, коими пользовалась церковь, принадлежали базарные весы. В 1866 году поверенный владельцев базарной площади Лопухиных, Эдуард Климантович, возбуждал в Рязанском окружном суде дело о сносе церковных весов с того места, где оные находятся, но не имел успеха. На решение этого дела в пользу церкви оказало влияние, хранящееся в делах Рязанской духовной консистории письмо помещика Алексея Лопухина к Рязанскому архиепископу Иринарху, от 5-го ноября 1866 года, нижеследующего содержания: «В имении моем Рязанской губернии Ряжского уезда в селе Большом Ухолове находится на торговой площади каменная церковь, обнесенная каменною оградою, построенная моею покойною бабкою Верещагиною, вместо прежней деревянной, на ее собственной земле. Главный доход села Ухолова базарная площадь бабка моя, построив церковь, пожелала и упрочить благолепие ее, предоставив в пользу церкви доход с весов, находящихся на торговой площади; доход весьма значительны. Со своей стороны, я так же никакими распоряжениями не старался лишить, этой льготы, но усердствовал к дальнейшему благолепию и украшению храма и в последнее время устроил теплый храм с двумя приделами». По своему времени помещик был прав, приписывая себе честь устроения храма в селе Ухолове: крестьяне составляли его собственность, а отсюда вытекало заключение, что храм, построенный на средства крестьян, поострен помещиком.
ПРЕСТОЛЬНЫЕ ПРАЗДНИКИ
Самым древним и главным престольным праздником в селе Ухолове должен был бы почитаться день св. Пророка Илии, в честь которого устроены были первый и второй храмы. А между тем из стари сельским праздником считался день святого великомученика Димитрия Солунского (26 октября), хотя в честь его не только храма, но даже и придела в храме не было устроено. На старинной храмовой иконе, которой насчитывают до 200 лет, спасенной будто бы при пожаре первого храма, вместе со святым пророком Илиёю изображен и великомученик Димитрий Солунский. Димитриев день, теперь почитается наравне с местными престольными праздниками, а прежде до 70-х годов прошлого столетия его предпочитали пред ними. В то время как Ильин день и последующие престольные праздники ограничивались одним только церковным торжеством, продолжались один день и не вносили никакого изменения в текущей жизни, - к Димитриеву дню приурочивали праздничное пированье, которое затягивалось на несколько дней. К «Солынскому» в Ухолово сходились, и съезжались гости из соседних сел и деревень. Хлопот и приготовлений к празднику было много: хозяйки варили пиво и брагу; заготавливалось вино; устраивались обильные столы и гости пировали дней до трех, до четырех и даже более.
По какому поводу установлено почитание св. Димитрия Солунского в селе Ухолове. В какие-то отдаленные времена свирепствовал на селе мор; жители валились, как мухи; живые едва успевали хоронить покойников; в непродолжительное время на селе образовалось особое кладбище – «моровое», жители села обратились с молитвою о заступлении ко св. Димитрию Солунскому, - мор прекратился; с тех пор и избрал небесным своим покровителем этого угодника потом, когда память о страшном море стала исчезать, а вместе с тем и усердие к почитателю небесного заступника стало ослабевать, случилось новое народное бедствие: страшный пожар опустошил село. В происшедшем бедствии признали себе прямое наказание за нерадение к памяти св. Димитрия: и тогда вторично постановили на все времена почитать этого угодника божия.
В дополнение к приведенному народному преданию сделаем от себя предположение: не хозяйственные ли соображения заставили приурочить народное пирование к Димитрову дню, вместо Ильина дня. Ильин день обыкновенно бывает в самый разгар рабочей поры, когда сельскому хозяину не только день, а каждый час дорог; между тем по старинному обычаю престольный праздник сопровождался прекращением всяких работ на несколько дней. Таким образом праздновать в качестве «престола» Ильин день было крайне неудобно, как для хозяев, так и для гостей; тогда как ко дню св. Димитрия Солунского все хозяйственные работы заканчиваются.
В праздновании Димитриева дня от села Ухолова не отстает и деревня Глинки, где он и до сих пор проводит по-старинному: стекаются гости и обычное течение жизни нарушается дня на три.
В Глинках за великий, как бы престольный праздник почитается еще день св. мучеников Флора и Лавра (18 августа), хотя в часть этих угодников тоже не было ни храма, ни придела в храме. Поводом к установлению праздника Флорова дня послужил когда-то бывший на деревне конский падеж, вследствие которого лошадей так много пало, что и пахать было не на ком; праздник установлен по совету прохожего старца, который кроме того, не велел пахать по пятницам. И здесь потом будто бы повторилось тоже самое, что было в Ухолове, когда о Флорове дне стали забывать, падеж лошадей повторился; тогда вторично постановлено было совершать празднование в честь мучеников Флора и Лавра, что свято исполняется и доныне.
Малое Ухолово никогда не принимало участия в праздновании Ухоловского «престола» там крепко помнят свое «Знамение Божией Матери» и неизменно чтут его. Не забывают малоухоловского праздника родные и знакомые, которые по-старинному обыкновению стекаются на праздники в гости из соседних сел и деревень.
АРХИПАСТЫРСКИЕ ПОСЕЩЕНИЯ
В течение ста с небольшим лет со времени основания настоящего Ухоловского храма Рязанские Архипастыри следовали в таком хронологическом порядке:
АРХИЕПИСКОПЫ: Амвросий (1804-1809 гг.)
Феофилакт (1809-1817 гг.)
Сергий (1817-1824 гг.)
Филарет (1824-1828 гг.)
Григорий (1828-1831 гг.)
Евгений (1831-1837 гг.)
Гавриил (1837-1858 гг.)
Смарагд (1858-1863 гг.)
Мринарх (1863-186_ гг.)
Алексий (186_-186_ гг.)
Палладий (186_-1882 гг.)
Феоктист (1882-1894 гг.)
ЕПИСКОПЫ: Иустин (1894-1897 гг.)
Мелетий (1897-1900 гг.)
Полиевкт (1900-1903 гг.)
Аркадий (1903-1907 гг.)
Никодим (1907-1912 гг.)
Димитрий (1912-1917 гг.)
АРХИЕПИСКОПЫ: Ионн
Вениамин
Борис
Из всех упомянутых архипастырей не успели посетить село Ухолово епископы Мелетий и Аркадий по кратковременности управления Рязанской епархией, а Архиепископы Ионн и Вениамин – по обстоятельствам разрухи и революционного времени, - все же остальные посетили село Ухолово, причем о посещениях его архипастырями у нас имеются сведения несомненные.
О посещении Ухолова Архиепископом Феофилактом вспоминали, что отец Кирилл говорил ему речь в храме на латинском языке, потом бывши в доме отца Кирилла, Владыка спросил «яшменного» квасу и тем привел в великое беспокойство матушку-попадью, которая сказала, что такого у нее нет, а между тем выяснилось, что Владыка желал красного квасу и таковой нашелся тут же на месте.
Владыка разрешил повенчать Кондратия Иванова, сына бурмистра с невестою, не достигшею совершеннолетия.
Архиепископ Григорий посетил Ухолово и служил в местном храме литургию, похвалил старшего священника отца Афанасия. При этом отличился так же дьячок Иван Михайлов, великолепный певец и чтец.
- «Нужно дьячка перевести куда-нибудь во диакона», сказал архиерей.
– «С ним случаются припадки» шепнул отец Афанасий.
Между тем с дьячком ничего подобного не случалось. «Его дубиной не повалишь» говорили прихожане. Выдумка сочинена было отцом Афанасием для того, чтобы не упустить от себя хорошего служаку, да и сам дьячок не желал уходить со своего места в глухое какое-нибудь село, хотя бы во диакона.
Архиепископ Евгений был в селе Ухолове и служил в местном храме литургию, - за служение ничего не взял. Архиепископ Гавриил посетил село Ухолово несколько раз. В первый раз он прибыл из какого-то села, где у знатного барина – графа дом был великолепный, а приходской храм в запустении. С горечью поведал об этом владыка в Ухолове где, по словам его, благолепие и великолепие храма доставили ему большое утешение. В одно из служений архиепископа Гавриила в местном храме, некоторые благочестивые прихожане заметили, что при троекратном воздеянии им своих рук, во время Херувимской песни, поднималось и опускалось трижды паникадило церковное.
Преосвященный Смарагд, архиепископ грозный, пред которым все трепетали, при посещении Ухолова, вопреки всем тревожным ожиданиям, показал себя очень милостивым и добрым. Зайдя в дом священника Петра Миролюбова, он благосклонно с ним беседовал.
– «Бедно живешь», между прочим, заметил владыка: «а еще ректорский брат».
- Я пять раз горел», объяснял священник.
– «Ну прости, что я осудил тебя напрасно».
Только по отношению к старшему священнику отцу Тимофею Лубянскому Архипастырь был резок по поводу того, что при перестилке полов церковных, престолы были опущены низко, а когда священник хотел было оправдаться, архиерей крикнул: «с глаз моих долой» и не зашел к нему в дом. Ночлег Владыка имел в Погореловке у помещика Честнока; там он был очень доволен тем, что помещик одобрил своего приходского священника.
- «Вот спасибо, а то помещики все жалуются на священников своих и часто – не справедливо».
Преосвященный Иринарх, при посещении Ухолова, совершил в храме литургию, на ночлег, остановившись в доме церковного старосты Н.А. Горбачева. Посещение его омрачилось принесением от лица некоторых прихожан жалобы на неисправность своего приходского духовенства, чем владыка был немало огорчен, но жалобу оставил без последствий.
До чего был тих и снисходителен Архиепископ Иринарх. Когда, в его присутствии, священник Василий Лубянский, при служении всенощного бдения, потерявши следуемое евангельское зачало богородичное, стал читать то, что попалось ему на глаза и закончил: «Идеже труп, тамо и орли», Преосвященный не сделал ему в то время никакого замечания.
Архиепископ Алексий посетил Ухолово три раза, совершив однажды в местном храме свое архипастырское служение, но на ночлег, останавливаясь всякий раз у помещика села Погореловки Честнока, к которому относился с большим расположением. Этому Преосвященному однажды пришлось посетить Ухолово в тот злополучный год, когда так называемый Саморуковский пожар опустошил почти все село.
Когда владыка из г. Сапожка въезжал в село по уцелевшей от пожара Красной слободы, самой захудалой, он пришел в удрученное настроение и горько сожалел о бедствии. Архиепископ Алексий, в свое время старавшийся искоренить в подведомственном ему духовенстве порок пьянства, любил наезжать внезапно; в один из его приездов отца Петра даже и дома не было – был на богомолье.
Архиепископ Палладий, в последствии митрополит Петербургский и первенствующий член Священного Синода, так же был в Ухолове и совершил свое архипастырское служение. Помещение ему было устроено в доме церковного старосты В.Д. Телелюева. В этом доме потом останавливались еще два архипастыря: Иустин при Петре Телелюеве и Полиевкт при Данииле Телелюеве. К преосвященному Палладию прихожане, чрез особо избранную депутацию, обращались с просьбой переменить им «малогласного» диакона на иного по громогласней. Владыка благосклонно принял депутатом, шутливо спросил, кого они желали бы избрать себе из его архиерейских диаконов – те указали на второго диакона. Затем, обращаясь к одному из депутатов, с медалью спросил: «За что вы получили медаль?»
- «За усердие к пожарам», отвечал тот.
– «Вероятно, за усердие к тушению пожаров», усмехнувшись, заметил владыка. В просьбе он депутатам отказал, разъяснив, что за малогласие обижать нельзя. Не смотря на это, оставил у них о себе самое приятное воспоминание.
Архиепископу Феоктисту служить в Ухолове не пришлось. Он был здесь в конце августа 1886 года один, без свиты, в одну из своих архипастырских ревизий, которые у него продолжались недели по две – по три и захватывали чуть не до сотни сел в нескольких уездах. При посещении преосвященного Феоктиста произнесены были две речи: настоятель отец Гавриил Кудрявцев приветствовал вхождение Владыки, а отец Василий Окаемов – исхождение его. Вторая речь, произнесенная устно, без тетрадки, произвела впечатление и вызвала много толков, некоторые их прихожан даже опасались, как бы владыка не перевел к себе в Рязань молодого священника.
Отзыв о результате этой архипастырской ревизии, появившийся потом на страницах Рязанский ведомостей за 1886 год, дан был хороший.
Преосвященный Иустин посетил Ухолово в августе 1895 г. и совершил служение литургии. К встрече его готовились усердно не только члены причта, но и прихожане, поднесшие Владыке икону и хлеб-соль на блюде. В храме сказаны были опять две речи, при этом обратили внимание на то, что Архипастырь священнику Василию Окаемову сказал: «Благодарю, благодарю, благодарю». В слове, произнесенном на литургии, сам Преосвященный свидетельствовал прихожанам: «Благочестие ваше известно в округе. Будьте и всегда светочами». Все шло очень удачно. К сожалению, тут Владыке донесли о нестроениях в Александро-Невской общине, в делах которой принимал большое участие протоирей Гавриил Кудрявцев; благодушное расположение Преосвященного Иустина резко изменилось, - и в результате в путевом журнале его на страницах «Рязанских епархиальных ведомостей» за то же год явилась резкая, жесткая заметка по адресу протоирея Гавриила Кудрявцева. Впрочем, всех остальных членов Ухоловского причта Архипастырь в отчете похвалил: священника Василия Окаемова аттестовал «проповеданию слова Божия очень способным», диакона Василия Поповицкого «весьма приличным». Псаломщиков Петра Светлова и Николая Олигова «очень усердными».
Преосвященный Полиевкт посетил Ухолово в начале сентября 1900 года, проезжая их Сапожка, где совершал освящение домовой церкви при духовном училище. Прибыв в самый полдень, он приветствован был в храме речью протоиерея Гавриила Кудрявцева, в присутсвии всего причта и множества прихожан. Вечером того дня Владыка присутствовал при совершении всенощного бдения, а на другой день совершил Литургию. День был воскресный, стечение народа – громадное. По окончании церковного богослужения старец–архипастырь, не смотря на свои 86 лет, побывал в домах всех трех местных священников везде ласково беседуя и пленяя духовенство своей отеческой задушевностью.
Преосвященный Никодим посетил Ухолово 25-26 сентября 1908 года.
«С восходом солнца звезды гаснут», так приветствовал вхождение Владыки в храм священник Василий Окаемов. «Иерарха церкви рязанской нам, иереям, послушникам Епископской власти, «удобее молчание», но как при вопросе военачальников и градоначальников подчиненные рапортуют им кратко о состоянии вверенных попечению каждого частей, - так и мы ныне долгом почитаем, возможно крепко, доложить Вашему Преосвященству, своему священноначальнику, о святом храме сем, веси сей и живущих в ней». Затем, изложивши историю села и храма, а так же давши характеристику прихожан и, как бы вскользь коснувшись причта, священник закончил: «Находясь ныне с нами во святом храме, преподай, Преосвященнейший владыка, свое Архипастырское, во всем действенное благословение веси нашей и прихожанам нашим, и нас помяни». Архипастырь в пространном слове, выказав свое удовольствие по поводу хорошего отзыва настоятеля о прихожанах, пожелал им умножать дары Святого Духа, коему посвящен храм.
После обычной встречи преосвященный, прибывший из Сапожка в 6 часов вечера, не выходя из храма, приказал начинать всенощное бдение, на котором выходил на литию, потом на величание и сам всех помазывал священным елеем. Ночлег Владыка имел в доме священника Василия Окаемова, где беседовал с собравшимся духовенством. Беседа его преосвященства была очень разнообразна – о пастырстве, о законоучительстве, об отношениях духовенства к Прихожанам, о технических сооружениях, - и чего бы не касался Владыка, во всем сквозил житейский опыт, все было увлекательно.
Совершив на другой день литургию, с произношением слова на тему: «Апостол Иоанн Богослов – учитель любви», потом молебен, Архипастырь произвел испытание ученицам местного женского училища в знании Закона Божия.
При самом выходе из храма внимание Владыки обратила на себя группа лиц, которые, став на колена, по-видимому желали что-то доложить, но слышны были только отдельные слова: «Отец Дионисий «…Училище…иконостас…колокол…». Узнавши, что это прихожане деревни Глинки ходатайствуют о возвращении священника Дионисия Лебедева, под руководством которого у них выстроено было здание для церковно-приходской школы, а в ней несколько школ и колокол. Архипастырь разъяснил, вследствие какого Закона состоялось перемещение священника, и обещал назначить на его место достойного приемника.
Епископ Димитрий 3 мая 1913 года ехал в Сапожок, через Ухолово. Ко времени прибытия владыки собралось в храме много прихожан. Епископ встречен был причтом и приветствован речью настоятеля о. Василия Окаемова. После обычного молебна епископ произнес слово, произвел обход храма, обратил свое внимание на древний деревянный потир, распорядился представить потир в Рязанское древлехранилище, что и было, с согласия членов церковно-приходского попечительства исполнено. На выходе из храма Епископ Димитрий посетил дома настоятеля храма В. Окаемова и церковного старосты Я.А. Попова, а потом выбыл в Сапожок. Упомянутый епископ временами бывал горяч, резок; но в Ухолове он показал себя тихим, ласковым, произведя обаяние на всех.
Архиепископ Борис 17 августа 1925 года был в Ухолове совершенно неожиданно и случайно: пробираясь в Сапожок, где готовились к его встрече, он на станции Ряжск не попал на поезд и ехал с Ряжска на Сапожок на лошадях. По случаю обильных дождей дорога была тяжелая; лошади выбились из сил; чтобы дать отдых лошадям, архиепископ решил сделать краткую остановку в Ухолове. Чуть забрезжилось в четвертом часу утра и дочь моя, в то время гостившая у меня, встала корову доить.
- «Папа», говорит она: «архиерей».
- «Где?», спрашиваю.
- «У дверей».
Поспешно встаю и, действительно, вижу у себя в помещении Архиепископа Бориса, который попросил дать ему покой часа на два. Пока он спал, собрался весь причт, церковный совет и много прихожан. Архиепископ спешил в Сапожок к литургии, а потому, не заходя в храм, кратко побеседовал с причтом и дал обещание прихожанам в скором времени прибыть в Ухолово дня на два, но по независящим от него обстоятельствам обещания своего исполнить не мог.
БЫВШИЕ ДОХОДНЫЕ СТАТЬИ
Кроме весов на торговой площади, у церкви имелись еще две доходные статьи: пахотная полевая земля и неприкосновенный капитал в процентных вечных вкладах.
Земли за церковью села Ухолово было 21 десятина, в дачах упомянутого села; кроме того, за Знаменскою церковью села Малого Ухолова значилась 31 десятина. По упразднении церкви в Малом Ухолове, церковною землею там завладели, было, помещики местные, но в шестидесятых годах прошлого столетия, земля от помещиков была отобрана и зачислена за церковью села Ухолова.
Кроме упомянутой, так сказать казенной земли, пожертвовано было в позднейшее время в пользу церкви и причта разными лицами, а именно: Анной Афанасьевной Ворониной, чрез племянника Алексея Ивановича Горбачева, в дачах сельца Дубровки 15 десятин в 1885 г. по акту, совершенному у Ряжского Нотариуса.
От нее, Анны Афанасьевны Ворониной по духовному завещанию, утвержденному Рязанским окружным судом, 12 января 1893 г., № 587, 4 десятины. От Федора Меркурьевича Ромадина по духовному завещанию, утвержденному Рязанским окружным судом 24 января 1900 года, № 523, 4 ; десятины.
От Григория Венедиктовича Видинеева одна десятина. От Евдокии Филипповны Кисеевой одна десятина.
Итого земли казенной пятьдесят две десятины; эта земля находилась во владении причта; земли, пожертвованной вышеозначенными лицами, двадцать шесть с половиною, из коих 11 ; десятинами пользовался причт, а церковь пользовалась 15 десятинами, сдавая их в аренду.
ВЕЧНЫЕ ВКЛАДЫ
От Архиепископа Макария Донского и Новочеркасского государственной 4% ренты в 1895 г. на десять тысяч рублей.
От Марии Кирилловны Ивановой в 1879 году билет в одну тысячу рублей.
От священника Петра Кирилловича Миролюбова в 1901 году билет в сто сорок девять рублей.
От Пелагии Яковлевны Серопегиной в 1898 году четыреста рублей.
От Михаила Ивановича Хмылева два билета в сто пятьдесят рублей и в триста рублей.
От Александры Федоровны Ясникольской, помещицы села Смолеевки, в 1900 году одна тысяча четыреста пятьдесят рублей. От нее же один билет 1 с выигрышами займа № 7010/49 на сто рублей.
От Павла Федоровича Квашнина в 1901 году, билет на двести рублей.
От Софьи Ивановны Горбачевой один билет с выигрышами займа
№ 3755/37, в сто рублей.
Из них притчу принадлежали – 7374 р. 50 к.
Церкви принадлежали – 6474 р. 50 к.
Процентов ежегодно получалось с причтового капитала 277 р. 15 коп., а с церковного капитала 250 руб. 53 коп.
Из церковной описи за 1926
Священных потиров и дискосов с принадлежностями четыре: из них три серебряных, один ольпаковый, вышедший из употребления из серебряных сосудов один весом три фунта 47 золотника имеет надпись «сии сосуды приложены в церковь Илии пророка села Большого Ухолова тщанием Автонома Афанасьевича Савелова в 1744 году». Второй серебряный весом в три фунта 12 золотников пожертвован архиепископом Макарием, имеет надпись: «о упокоении иерея Кирилла и Анны».
Был еще в храме древний деревянный сосуд для приобрещения с изображением на нем «Деис са» и надписью: « примите, ядите». Время поступления его неизвестно. В 1913 г. он изъят из храма села Ухолова в Рязанское древлехранилище.
Напрестольных евангелий десять, из них 6 в лист, два в пол-листа и два в ; листа. Самое большое евангелие пожертвовано в 1874 г. прихожанином Павлом Федоровичем Квашниным – Ефимовым. Самое ценное евангелие в сребро-вызлащенных крышках пожертвовано прихожанином деревни Глинок Андреем Дионисовичем Якушиным в первой половине 19-го столетия, а возобновлено сыновьями жертвователя Петром и Федором Якушиными. В прежней описи значилось евангелие стоимостью в пятьсот рублей с надписью: «сие св. Евангелие, поднесенное мне при прощании с орловскою паствою от Орловского городского общества, приносятся мною в дар в родное мое село Ухолово, Рязанской епархии, на всегдашнее хранение и употребление в Троицкой церкви оного села. Макарий, Епископ Архангельский и Холмогорский. Марта 24 дня 1877 года». Но серебряный оклад с этого евангелия изъят был в пользу голодающих.
Напрестольных крестов пять серебряных. Из них самый ценный весом в два фунта 48 золотников, пожертвован, как на нем отчеканено орловским епископом Макарием в 1879 году. Кроме серебряных крестов, имеются два креста медных, которые не представляют из себя никакой ценности.
Облачений для священнослужителей 49. Из них тридцать облачений для священников и 9-для диакона. Самые ценные облачения (три для священников и одно для диакона) из белой дорогой парчи, пожертвованы сыновьями крестьянина села Ухолова Федора Меркурьевича Ромадина - Гавриилом и Александром в 1899 году. Замечательны облачения (2 священнических и 1 диаконское) из гладкого бархата, малинового цвета; они поступили в церковное употребление в 1830 году и до сих пор не утратили своей ценности.
Колоколов 13. весу в них 748 пудов. В самом большом колоколе веса 518 пудов, приобретен в 1872 году на средства членов приходского попечительства и всех прихожан.
ДУХОВЕНСТВО
Сведения о духовенстве села Ухолова начинаются с 1780 года, когда при церквах заведены были метрические книги. Что же касается духовенства предшествующих времен, то о нем известия попадаются случайные, отрывочные. Из одного крепостного акта за 1676 год известно, что весь причт села Ухолова в то время составляли только два лица: поп Иван Алексеевич да дьячок Алешка Алексеев.
В историческо-статистическом описании церквей священника Добролюбова при церкви села Ухолова после Иоанна Алексеева упоминаются священники (попы по-тогдашнему): Иаков Иоаннов в 1690 году; Иоанн Андреев в 1718 году и Матвей. Сверх того известен поп Иван Данилов, которому 9 ноября 1756 года выдана была грамота на освящение вновь выстроенной церкви в место сгоревшей.
С какого времени открыт второй штат, неизвестно; метрические книги застают два штата. В 1896 году по определению Священного синода открыт был третий штат. Священно-церковнослужители следуют в таком хронологическом порядке.
Священники.
1- штат.
Илия Варламов - 1780-1802г.
Елисей Ильин - 1802-1807г.
*Московский архив по «Министерству Юстиции Ряжския отказн.кн. 2 полов. №13929/13
Кирилл Прокопьевич Подлесенский - 1807-1843г.
Петр Кириллович Миролюбов - 1843-1885г.
Василий Кондратович Окаемов - 1885г-1930г.
2- штат
Сергей Иаковлев - 1807-1843г.
Иоанн Семенов - 1791-1803г.
Гавриил Устинов - 1803-1820г.
Афанасий Никанорович Городцев - 1820-1847г.
Тимофей Алексеевич Лубянский - 1847-1860г.
Василий Тимофеевич Лубянский - 1860-1868г
Гавриил Петрович Кудрявцев - 1868-1905г.
Василий Гавриилович Кудрявцев - 1905-1919г.
3-штат
Дионисий Сергиевич Лебедев 1896-1908г.
вторично 1919-1928г.
Иоанн Алексиевич Кочуров 1909-1919г.
Серий Иоаннович Кочуров с 1919г.
Из старинных священников о Сергии Иаковлеве ничего достоверного неизвестно; есть основания верить преданию, что этот священник был местным уроженцем, поступил на место своего отца, дожил до глубокой старости, состоял на действительной службе.
Священник Илья Варламов «сдал свое место» сыну своему *Елисею, после чего прожил за штатом 11 лет, скончался 20-го мая 1813 года, 68 лет от роду, погребен при тогдашней Ильинской церкви. «Я помню», утверждала одна старушка в 80-их годах прошлого столетия, «у нас была церковь – пророк Илья и поп Илья, старенький, маленький, согнутый, ходил с палкой.
*А может быть и зятю.
1802 году встречаются записи: «молитву читал престарелый иерей Илья Варламов, а крещение совершал иерей Елисей Ильин. Елисей Ильин на месте своего отца священствовал только пять лет. В 1806 году Августе 4-го дня у него умерла жена - Дарья Ильина 24 лет от роду. Оставшись молодым вдовцом, он стал тяготиться приходскою деятельностью, а тут еще его доброе имя стало подвергаться злым нареканиям (сына одной крестьянки стали звать «полком»), и ушел он в полковые священники. На обводившееся вследствие его перехода, место поступил Кирилл Прокопьевич Подлесенский. Впоследствии родитель Высокопреосвященного Макария Архиепископа Донского и Новочеркасского.
Иерей Иоанн Семенов – родитель Высокопреосвященного Варлаама, Архиепископа Пензенского, священствовал в Ухолове 12-ть лет, перешел на протоиерейское место в город Сапожок. За время служения в Ухолове иерея Иоанна Семенова обращает на себя внимание образцовое ведение церковных документов, которые большею частью писаны его собственною рукою, тщательным, красивым почерком.
Священники: отец Гавриил и отец Кирилл были сверстниками, служили совместно 7 лет. Взаимные отношения их тесно переплетались, что, говоря об одном из них, приходится касаться и другого. Отец Гавриил слыл в свое время богачом. Одевался щегольски, носил штиблеты; знакомство он вел преимущественно с помещиками, хотя любим был в то же время и крестьянами.
Отец Кирилл напротив отличался простотою своего образа жизни; это был поп крестьянский. Отношение его с прихожанами были самые задушевные, товарищеские. «После нашей свадьбы, вспоминал один старик, отец Кирилл проводил нас в дом в венцах просидел с нами весь свадебный наш пир; когда вышли из-за стола. Была ночь, - он обратился к моему отцу и сказал: «Лавруша, я у тебя ночую», и полез на печку, где и проспал до утра. Но когда требовали обстоятельства. Отец Кирилл умел показать и пастырскую строгость.
Однажды прихожанина, который ни в чем не признавал себя на исповеди грешным, он поставил на амвон и, указывая на него народу, сказал: «ставьте ему свечи; он ни в чем, говорит, не грешен».
По службе отец Гавриил и отец Кирилл были противоположных направлений: первого прихожане называли «скорохватом», а второго «кропотким», т.е. кропотливым. Как благочинный, отец Гавриил считал себя хозяином в причте, и позволял себе иногда называть своего товарища Кирюшкой. Но последнего выручала его ученая степень и находчивость в словах. При встрече в храме села Ухолова Архиепископа Феофилакта отец Кирилл сказал Владыке приветствие на латинском языке. Поблагодарив молодого оратора, Архиепастырь, обращаясь к отцу Гавриилу, спросил: «а ты не тутошний».- «И тутошний и благочинный», отвечал отец Гавриил. После избавления России от нашествия французов священникам выдавали кресты; тут случилось, что отец Гавриил, как бывший под штрафом, не получил креста. Это обстоятельство дало повод отцу Кириллу выпустить остроту насчет своего товарища: «он за француза молился, за то ему и не дали креста». В воспоминаниях, какие мне приходилось слышать об отце Гаврииле Иустинове, к его имени прибавлялось эпитет - «бедовый». Язвою тогдашнего причта был дьячок Иван Ильин, местный уроженец, священнический сан. Ему было прозвище «Тягун» и еще «Сучка». Последним словом характеризовали его злой, лихой нрав, маленький рост и испитой вид. Характеризует этого человека и существовавшие на церковной земле «Тягуновы» десятины, которые имели свойство из года в год расширяться, от чего соседние с ними десятины уменьшались. Надоел этот дьячок отцу Гавриилу и вздумал он его проучить. Раз ехали отец Кирилл с дьячком Иваном Ильиным в деревню Глинки для совершения соборования над больным. Дорогою выходит из леса отец Гавриил и просит отца Кирилла избавить его от путешествия в Глинки для приобщения болящей. Отец Кирилл соглашается. Тогда отец Гавриил, став сзади, возложил свою дароносицу отцу Кириллу и громко вскрикнул, лошади понеслись, а он успел стащить Ивана Ильина и так больно избил его, что тот едва приполз домой. Возгорелось судебное дело, которое было поручено расследовать отцу Кириллу, и он оказался в затруднительном положении: с одной стороны «Тягун» и с ним правда, а с другой - благочинный и притом «бедовый». Отец Кирилл не подтвердил жалобы дьячка, сделал заключение, что упал он от того, что лошади понеслись, лошадей долго не могли остановить, а когда возвратились к месту падения, его уже не оказалось на том месте.
Много досаждал Иван Ильин и отцу Кириллу; однажды он донес о несчастном случае, происшедшем у отца Кирилла со святыми Дарами – и последнему пришлось нести монастырскую епитимию. Между прочим, памятно было острое словцо отца Кирилла, сказанное им в монастыре. «Ты зачем тут» с изумлением спросил его один случайно встретившийся товарищ.
- «Мошенничать учусь», ответил отец Кирилл.
Просматривая метрические книги того времени, приходишь к заключению, что пока был жив священник Илья Варламов, и сына его - Ивана Ильина терпели в причте. Со смертью же отца и подписи сына исчезают; но все же его несколько лет, должно быть в виду его многосемейности, не лишали дохода: до 1819 года его место оставалось праздным. С упомянутого года дьяком подписывается уже Иван Михайлов. Кроме Ивана Ильина, за время служения в Ухолове отца Гавриила Иустинова из состава местного причта удален был другой дьячок Дмитрий Ильин, взят в солдаты. В 1808 году есть запись: «За отсылкою обоих пономарей в монастырь, должность отправлял заштатный пономарь села Мостья».
Вероятно, вышеупомянутые обстоятельства имели влияние на то, что к имени отца Гавриила Иустинова прибавляли эпитет «бедовый». В жизни самого отца Гавриила бывали злоключения. В книге об умерших за 1805 год значится: «села Большого Ухолова Иерея Гавриила Иустинова мать Анна Ивановна, 48 лет, погребена 17 апреля. В субботу святой Пасхи (15 апреля) ходили с иконами по деревне Глинкам. За отцами духовными шли по тогдашнему обычаю и матушки, т.е. жены и вдовы священно и церковнослужителей. Нужно было переходить через прудовую плотину, а был сильный весенний ход воды. Упомянутая матушка оступилась, сорвалась с плотины, и понесло ее водою. «Шубейка матушкина, крытая красным штором, то вынырнет, то погрузится в воду», так вспоминала одна очевидца этого события, которая в то время, будучи маленькой девочкой, бежала в толпе народной вслед за уносимой сильным течением матушкой. Когда вытащили утопшую, она была мертва, и никакие средства не возвратили к жизни.
За все время священствования отца Гавриила в селе Ухолове строился настоящий трехпрестольный величественный храм. Как старший священник, а тем более благочинный, он, наверно, в этом деле принимал большое участие и понес много трудов. Но, как Моисею, 40 лет странствовавшему в виду земли обетованной, не пришлось войти в нее, так и отцу Гавриилу не привел бог послужить в новом храме: за несколько месяцев до освещения храма его подписи в церковных книгах исчезают. Из Ухолова отец Гавриил Иустинов выбыл в город Михайлов к Троицкой церкви. Перевод его произошел против его желания, будто бы вследствие обвинения в неправильном ведении расходов при построении храма; но вероятнее всего, он переведен был по настоянию помещика Верещагина, пред которым не хотели гнуть своей спины. Так передавали: однажды, прибыв в Ухолове, Верещагин вышел на постройку храма и, завидев там отца Гавриила, хотел с ним поговорить, но случалось все так, что, когда барин приходил на одну постройку стороны строящихся стен храма, священник в это время оказывался на другой стороне противоположной. Обойдя храм несколько раз, барин кричит через стены, еще невысокие: «Гаврила, поди ко мне». Слыша зов барина, отец Гавриил подзывает мужика по имени Гаврилу и посылает его к барину: «слышишь, тебя барин зовет», а сам не пошел.
Жену отца Гавриила Иустинова, как видно из метрических книг часть 1 за 1807 год, № 26, где она записана кумою, звали Параскевою Алексеевной.
Передавали, что будто бы однажды отцу Кириллу делаемо было предложение принять на себя должность благочинного, и он будто бы ответил: «согласен, при том только условии, чтобы и мне ни с кого ничего не брать, и никому ничего не давать», и на том будто бы все дело и окончилось. Если это правда, то такое предложение могло произойти по выбытии из Ухолова отца Гавриила Иустинова. Но как бы там ни было, а преемником отца Гавриила по церкви и по благочинию поставлен был священник Афанасий Никаноров Городцов уроженец села Городкович Спасского уезда, сын священника, проходивший уже ранее должность священника в селе Морозовых Борках, Сапожковского уезда, и имевший при поступлении в Ухолово 31 год от роду.
Отец Афанасий оставил по себе лучшие воспоминания. С каким восторгом, бывало, ухоловские старожилы вспоминали о нем. В их словах так и проглядывала мысль, что лучше отца Афанасия не было у них священника и не будет. Внешний вид у него был самый сановный, благолепный, высокий рост, длинная, широкая борода, довольно значительная полнота, движения важные, степенные. Характера отец Афанасий был твердого: когда у него умерла жена, он сам совершал над ней чин погребения и не плакал; говорил он с толком, с расстановкой. Случайно я читал одну его проповедь; в ней прямо видно человек, который знает, что его слушают. Проповедь говорена была новобрачным, в ней между прочим говоря о чувственности, он употребил выражение «ярящиеся жеребцы». Внешняя важность и твердость характера, не мешали отцу Афанасию быть человеком веселым, ласковым, общительным. Но более всего восхваляли отца Афанасия за то, что он, наделенный от природы хорошим голосом, умело владея природным даром в чтении и особенно в пении, так совершал церковное богослужение, что оно проникало глубоко в души молящихся, чем, впрочем, мало способствовал очень удачный состав тогдашнего причта. Сам Архиепископ Григорий, гроза духовенства того времени, отдававший виновных в солдаты, при освещении храма села Ухолова похвалил отца Афанасия. «А почему у тебя нет штрафованных?» при этом спросил Владыка.
- «Я стараюсь прекратить всякие тяжебные дела миром».
- «Каким же образом ты этого достигаешь?»
- «Я заставляю обидчика кланяться обиженному, а чаще приходится кланяться обоим друг другу».
И действительно, отец Афанасий умел мирить подведомое ему духовенство, причем каждая мировая заканчивалась в счет виноватой стороны угощением, в котором и сам отец благочинный принимал участие.
Отец Кирилл и отец Афанасий между собой жили дружно; у прихожан на поминках обыкновенно сиживали вместе. И если какой-нибудь хозяин не догадывался пригласить другого священника, то приглашенный напоминал ему о своем неприглашенном товарище. Отец Кирилл, несмотря на то, что сам по службе, и по годам своим был много старше отца Афанасия, привычно и покорно уступал ему; самые резкие слова его по адресу товарища - благочинного были: « не мое дело, про то знает «Большая борода». И « Большая Борода» не превозносился пред товарищем; не зазнавался отец Афанасий и тогда, когда Рязанскою епархиею стал править его односелец - Архиепископ Гавриил.
Последние годы семейной жизни отца Афанасия протекала несчастливо. 1841 г. декабря 9 дня померла у него жена Елизавета Егоровна, 46 лет, от чахотки. Осталась дочь Агрипина, которой родитель уже присматривал жениха - себе достойного преемника, но и она в 1844 году скончалась, 18 лет от роду, также от чахотки. Вследствие одиночества отец Афанасий стал унывать, а иногда прибегал к чаше горького. Умер он скоропостижно. От паралича, как значится в метрике, 60 лет от роду, погребен у самой стены Ильинского придела настоящего храма. Рядом со своею женою.
Отец Кирилл пережил своего товарища только на две недели; он умер и погребен в селе Напольном, Сапожковского уезда, где служил последние пять лет своей жизни, сдавши ухоловское место свое сыну отцу Петру.
Отец Петр был самым младшим из детей отца Кирилла Подлесенского. Когда ему минуло десять лет, отец повез его определять у Сапожковское духовное училище. Там по случаю базарного дня встречались с Кириллом, многие его прихожане. «По каким делам, батюшка, едете», спрашивали они.
- «Наследника везу - своего и Вашего», отвечал отец Кирилл, указывая на сына.
И действительно, по окончании курса учения в Сапожковском духовном училище и Рязанской Духовной Семинарии отец Петр Кириллович Миролюбив (под такой фамилией записал его отец при определении в науку) сделался преемником своего родителя и священствовал в селе Ухолове 58 лет, из коих 42 года состоял на штатной службе, а последние года проживал за штатом на содержании зятя своего, священника Василия Окаемова, как значится в клировых ведомостях.
*Священник Василий Окаемов родился в селе Окаемове, Ряжского уезда, в 1860 г., окончил курс учения в Рязанской Духовной Семинарии со званием студента в 1881 году, в Ухолово поступил из города Егорьевска, где состоял учителем приходского училища. Произошел из рода, который, как видно из документов, дал четыре поколения священно-церковнослужителей. Причем один кто-нибудь всякий раз оставался в родном селе Окаемове, а остальные распределялись на служение по другим селам, преимущественно Рязанского уезда.
Представители рода на родном месте в селе Окаемове следовали в таком порядке:
Иерей Тимофей Яковлев (1716-1786 гг.), жена его Марина Иерофеевна, дочь попова села Канищева, Рязанского уезда;
Священник отец Петр Иерей Адриан Тимофеев (1740-1796 гг.), жена его Евдокия Феодоровна, дочь диакона села Пустыои, Рязанского уезда;
Пономарь Никитиа Адрианов (1790-1841г), жена его Фекла Макарьевна, дочь дьячка села Дубрович, Рязанского уезда, впоследствии Иеродиакона Мефодия.
Дьячек Кондратий Никитин Окаемов (1824-1878 гг.), жена его Екатерина Александровна. Дочь дьячка села Большого, Пронского уезда.
Священник Василий Окаемов в 1918 г., возведенный в сан протоиерея, выбыл по собственному прошению за штат в январе 1930 г., прослуживши в приходе 44 года, из которых последние 25 лет состоял настоятелем.
В священники отец Петр поступил прямо, как говорится, из-за парты. Рукополагал его, по случаю вызова в Петербург Рязанского архипастыря на чреду слежения, Тульский Епископ. Вскоре после того Рязанский Архиепископ Гавриил посетил Ухолово; увидя отца Петра, в то время не имевшего еще ни усов, ни бороды, он выразил удивление, что такой молодой юноша облечен саном пресвитера.
Из послужного списка отца Петра видно, что в свое продолжительное служение он неоднократно получал архипастырские благодарности, имел медаль «за обучение юношества», награжден был набедренником, скуфьею и камилавкою; по выбору духовенства проходил должность духовника с 1877 г. по 1888 г.; скончался в 1901 году 80-летним старцем, погребен при церкви села Ухолова. Жена его Евдокия Ильинична умерла в 1878 году,
погребена на кладбище. При погребении отца Петра мною в речи надгробной между прочим было сказано о нем: «Не могу обойти молчанием одной черты, которою усопший самого меня всегда глубоко поражал, - глубина его религиозного чувства: его вера была тверда, как камень, она всегда его одушевляла и поддерживала на жизненном пути». Другою отличительною чертою его было то, что ни во дни своих несчастий, ни во время счастья (а счастье ему особенно благоприятствовало при родном брате – архиепископе) он, плоть от плоти села Ухолова, никогда не помышлял о переходе на иное место, или более высокое, или более покойное, или более доходное. Отцу Петру Миролюбову пришлось служить последовательно с четырьмя священниками: Афанасием Городцевым, Тимофеем Лубянским, Василием Лубянским и Гавриилом Кудрявцевым.
Отец Тимофей Алексеевич Лубянский был достойным преемником отца Афанасия. По своему происхождению он был сын диакона села Лубянок, Ряжского уезда; окончив курс Рязанской Духовной Семинарии по первому разряду, он еще учился в медико-хирургической академии три года; в Ухолово перешел из села Лубянок, где священствовал с 1828 г. по 1847 г. и где оказал большие заслуги при построении церкви. И в Ухолове он прежде всего озаботился устроением теплого храма, и по справедливости считается главным деятелем при устроении трапезной церкви с двумя престолами в честь иконы Казанской Божией Матери и в честь мучеников Бориса и Глеба. Большую услугу оказал отец Тимофей и местному причту, сумев возбудить дело и укрепить за причтом право на владение малоухоловской церковною землею, в количестве 33 десятин, каковою землею, по упразднению тамошней церкви, завладели местные помещики. Для обучения детей прихожан имел он в своем доме школу, в которой сам состоял наставником. За все время своего служения в Ухолове отец Тимофей состоял благочинным, но с тем ограничением, что сослуживец его, отец Петр Миролюбов, находился в ведомстве другого благочинного - протоирея города Ряжска. За труды и заслуги он получал много архипастырских благодарностей, последнею его наградою была скуфья.
По воспоминаниям прихожан отец Тимофей представляется человеком умным, начитанным, красноречивым и находчивым в словах. Не было книги, которой он не прочитал, говорили о нем, и чтобы он ни прочитал, не помнил. На поминках он всегда умел завести оживленную беседу о божественном. Очень часто к нему обращались с просьбою об умиротворении семейных раздоров. Однажды, при построении церкви, отец Тимофей, разыскивая благотворителей, обратился за денежною помощью к одному знатному помещику. Тот встретил его резкою и продолжительною бранью. «Это – мне», сказал, кланяясь отец Тимофей, когда кончил помещик, «а теперь что будет от Вашего превосходительства для Божией матери». Побежденный находчивостью и хладнокровием просителя, помещик оказал ему щедрое благотворение.
В 1859 году скончалась жена Тимофея, - Татиана Ивановна, 45 лет, от чахотки; погребена в усыпальнице на кладбище. Оставшись одиноким, он в следующем 1860 году, «сдал свое место» сыну своему Василию Тимофеевичу Лубянскому, а сам поступил в Воронежский Митрофанов монастырь, где принял монашество с именем Митрофана, дожил до глубокой старости, в последние годы лишившись зрения, и скончался в 1866 году. Уходя из Ухолова, отец Тимофей пожертвовал своим домом в пользу местной церкви; тоже самое он сделал прежде и в Лубянках, когда выбывал оттуда. Отцу Василию Тимофеевичу Лубянскому недолго пришлось священствовать на месте своего отца. В юности он отличался вольностью характера; уволенный из Рязанской Духовной семинарии, курс семинарских наук окончил в Воронеже. Не имея склонности к духовному званию, он священство принял по настоянию отца. Увлекаясь лошадиным спортом, он мало уделял времени на исполнение своих священнических обязанностей. «Ванька с визгом», внушал он иногда
его смерти. С течением времени обязанности отца Гавриила росли и имя его было известно далеко по епархии. Как благочинный, он пользовался особым доверием епархиального начальства и в качестве духовного следователя был командируем для производства следственных дел не только по своему уезду, но и по другим: Сапожковскому, Скопинскому и Касимовскому, миссионером по Ряжскому округу с 1888 г. по 1897 год: был спутником Архиепископа Феоктиста по обозрению церквей и причтов Рязанской епархии в 1891 году; принимал участие в устроении Щуровской Александро-Невской богадельни. Награжден набедренником в 1868 году, наперсным крестом в 1881 г., саном протоиерея в 1891г., орденом Святой Анны 3-й степени в 1893 г., орденом Святой Анны 2-й степени в 1902 г.
В 1896 г. у отца протоирея умерла жена Мария Васильевна, сам он умер в 1905 г. погребен при церкви; пред смертью имел утешение видеть своим заместителем своего сына Василия Гавриловича, который потом в погребении родителя участвовал, будучи в сане священника.
При погребении Протоирея Гавриила Петровича Кудрявцева мною в надгробном слове ему между прочим было сказано: «20 лет работали мы с тобою на одной ниве Христовой, 20 лет пасли одно Христово стадо, 20 лет служили в одном храме. При постоянно-совместных наших трудах, случалось, пути наши взаимно - пересекались, но видит Бог, ни тайными, ни явными средствами я не шел против тебя, покорно уступая твоему зрелому возрасту, настойчивости, упорному трудолюбию и предусмотрительности». О характере отца Протоиерея в том же слове мною было сказано так: «несомненно это был человек выдающийся; это был трудолюбец, без отдыха спешивший от одного дела к другому, не щадивший себя за работой, совмещавший в себе многие, разнообразные должности. Это был делец, перо которого редко осыхало, так как иногда дни и ночи он просиживал за работой.
Это был характер стойкий, властный, в достижении цели, упорный, не останавливавшийся ни пред какими препятствиями.
Это был хладнокровный, сдержанный, в себе замкнутый человек, не любивший ныть и открывать другим свою нугу сердечную, о самых тяжелых думах и глубоких скорбях которого можно было догадываться только по его глубоким вздохам и упорным сосредоточенным взорам».
Отец Дионисий Сергеевич Лебедев перешел в Ухолово из села Столпова, Зарайского уезда, где священствовал 14 лет, в Ухолово священствовал 12 лет, переведен в село Климентовский Погост, Спасского уезда, вследствие циркулярного распоряжения Рязанского Епархиального Начальства о несовместительности служения при одном храме ближайших родственников, так как он приходится зятем местному диакону Поповицкому. После себя отец Дионисий Лебедев оставил отличные воспоминания, особенно среди жителей деревни Глинок, где его старанием, было строено каменное здание для церковно-приходской школы. В 1919 г., когда приходу дано было право избрания себе духовенства, отец Дионисий при открывшейся вакансии, возвратился в село Ухолово. Умер 1 марта 1928 г. погребен в с. Климентах.
Диаконы.
Иоанн Леонтьев с 1780г.-1802 г.
Кодрат Иванов с 1802г.-1826 г.
Алексей Михайлович Бажанов с 1826г.-1840 г.
Алексей Дмитриевич Пронский с 1840г.-1850 г.
Федор Федорович Коленский с 1851г.-1863 г.
Иоанн Николаевич Доблин с 1863г.-1868 г.
Михаил Павлович Доброхотов с 1869г.- 1879 г.
Василий Андреевич Поповицкий с 1879г.-1918 г.
Феодор Васильевич Поповицкий с 1918 г.
О диаконе Иоанне Леонтьеве не сохранилось никаких сведений. О диаконе Кондрате Ивановне известно, что он был местный уроженец, сын своего предшественника по службе - диакона Иоанна. По ревизской сказке «за 1812 год он значился 33 лет от роду, вдовым и совершенно одиноким; в 1826 год ему предписано было «приискивать себе причетническое место или в монастырь», он вышел за штат, имея от роду только 48 лет; после того иногда в документах означается «отрешенный от прихода»; за штатом прожил лет 16 и скончался в 1842 году, 63 лет от роду. Эти сведения, заимствованные из документов, можно восполнить сведениями по преданию. По внешнему виду диакон Кондрат Иванов был богатырь, атлетического телосложения, громадного роста, замечательный ходок и владел могучим басом. Из Ухолова до Рязани (100 верст) он проходил в один день и притом с таким расчетом времени, что из Ухолова выходил утром, когда стадо выгоняли из домов, а в Рязань приходил вечером, когда там стадо загоняли. О силе голоса Кондратия Ивановича ходил и прямо легендарные сказания. Когда он служил полным голосом, то в летнее время, при открытых дверях церкви его будто бы можно было услышать на кладбище. Однажды он так возвысил свой голос, заканчивая праздничное евангелие, что странний мужик, зашедший было в церковь помолиться, не выдержал, испугался, схватил шапку и бежал. Последние годы, находясь за штатом, Кондратий Иванович терпел нужду и недостатки, не имея даже собственного угла. «А все-таки помирать не хочется», говаривал он, особенно после хорошего поминного обеда в приходе.
Диакон Алексей Михайлович Бажанов, сын священника села Коровки, Сапожковского уезда, по окончании курса семинарии прямо поступил на службу к церкви села Ухолова, 22 лет от роду, на службе состоял 16 лет, имел хороший голос, был достойным сослуживцем священнику отцу Афанасию Городцеву и пользовался любовью прихожан. Больше о нем сведений – никаких.
Из всех местных диаконов самые лучшие воспоминания о себе оставил Алексей Дмитриевич Пронский. Приличный внешний вид, привлекательные внутренние качества, чудный голос, какое-то особенное неподражаемое искусство в пении, музыкальные способности - все соединилось в нем, чтобы сделать его общим любимцем. «Не слыхать нам такого голоса, не видать нам такой красоты», сказал над его гробом отец Петр Миролюбов, и слова эти оказались столь справедливыми, что у очень многих вызвали слезы. Лет через 40-50 лет после диакона Пронского упомянутый священник всякий раз, когда, бывало, слышит хорошее пение, со слезами воспоминал о его чудном пении.
Особый восторг у прихожан вызывало совместное служение диакона Алексея Пронского со своим родителем, жившим на попечении сына, когда один из диаконов читал апостол, другой евангелие, а в день Святой Пасхи оба евангелие, когда отец и сын оба с замечательными голосами, по выражению прихожан, «тягались». При чем иногда будто бы отец делал сыну предварительное замечание: «Алешка, не выдавать».
Но недолго прослужил диакон Алексей Пронский, скончался он во цвете лет. Так как после него остались без средств содержания жена с тремя малолетними детьми и престарелые родители, то преемнику его вменено было в обязанность платить в пользу сиротствующего семейства своего предшественника ежегодно по пятидесяти рублей.
Диакон Феодор Феодорович Коленский, священнический сын, окончивший полный курс семинарских наук, поступил в Ухолово 22-х лет от роду, прослужил 12 лет и выбыл во священники села Унгор, Сапожковского уезда. Встречаясь впоследствии с Ухоловскими жителями, он будто бы выражал сожаление о перемене своего прежнего привольного диаконского житья в Ухолове на скудное священническое житье в Унгоре: некоторые верили, что в Унгоре за служение молебна платили лаптями вместо денег.
Диакон Иоанн Николаевич Доблин поступил в Ухолово 32 лет из города Раненбурга, зять дьячка Алексея Львова. Служил недолго, выбыл по суду, с отрешением от прихода, но с правом «сдать свое место дочери», чем он и воспользовался. Этот диакон в храме был благолепный, неподражаемый священнослужитель, но в житейских отношениях тяжелый человек, особенно для священников: он был братом того многоизвестного печальною памятью иеродиакона, который оскорбил действием Высокопреосвещенного Гавриила, архиепископа Рязанского. Впоследствии диакон Иоанн Доблин опять получил приход, довольно долгое время служил в соборе города Егорьевска, потом прошел еще много сел, и везде великолепный служака, но недолго уживался.
Диакон Михаил Павлович Доброхотов, сын протоиерея города Сапожка, почти с законченным семинарским образованием (4 класс), с прекрасными душевными качествами, но лишенный одного, чем обладали его предшественники, громоподобного баса, он не пользовался расположением прихожан. В конце концов, дело дошло даже до того, что во время приезда в Ухолово Архиепископа Палладия некоторые из прихожан обратились к Владыке с просьбой о перемене диакона.
«Чем неисправен сам диакон», спросил архипастырь,- «малогласен», ответили жалобщики,- «Но это не порок: укажите на его пороки»,- «Пороков никаких, человек достойный», должны были согласиться сами жалобщики.
А диакон Доброхотов, находившийся в то время в последнем градусе чахотки, слушая заявление прихожан, горько плакал. Погребен он в городе Сапожке. После его смерти прихожанам предоставлено было право самим приискивать себе достойного кандидата во диакона. Диакон Василий Андреевич Поповицкий определен к церкви села Ухолова по прошению священнослужителей, церковного старосты и прихожан, как о том значится в его послужном списке. Он начал свою службу псаломщиком Благовещенской церкви г. Рязани, в Ухолове состоял с 1879г. по 1918г., много потрудился в деле народного образования, обладал хорошим голосом-басом, и был любим прихожанами.
ДЬЯЧКИ.
1-ый штат.
Илья Филиппович с 1780-1789 гг.
Иван Ильич с 1789-1816 гг.
Иван Михаилов Львов с 1819-1833 гг.
Андрей Иванович Покровский с 1834-1842 гг.
Михаил Иванович Львов с 1851-1882 гг.
2-й штат.
Леонтий Иванович с 1780-1790 гг.
Дмитрий Ильич с 1790-1807 гг.
Михаил Львов с 1807-1828 гг.
Алексей Михайлович Львов с 1828-1869 гг.
Зосим Алексеевич Львов с 1869-1872 гг.
3-й штат
Псаломщик Иван Стефанович Столпов с 1896 г. по 1915 г.
Псаломщик Феодор Максимович Кобец 1915-1920 г.
Из дьячков об Иване Ильине уже было говорено, когда дело касалось священников Гавриила Иустинова и Кирилла Подлесенского. К сказанному можно прибавить то, что этот дьячок с 1816 года отмечался: «исключенный из духовного звания за пороки», выселенный с церковно-причтовой усадьбы, он жил в черте крестьян, умер в 1844 г., 70 лет от роду. В числе детей у него были сыновья: Александр, выбывший в Рязанский собор во дьячка; Георгий, выбывший в г. Бузулук в собор во дьячка в 1820 г., глухо-немой Илья, умерший в 1859 г., в пятидесятилетнем возрасте в Ухолове.
О Дмитрии Ильине в первой части метрических книг за 1807 год, под №78, сказано: «бывший дьячок, ныне рекрут».
Каким образом дьячок стал рекрутом. Говорили, что он во время рекрутского набора, пьянствуя, с женою поругался и в «охотники» продал себя. А между тем у него оставалась жена и дети, из которых старшему 14-тилетнему сыну Ивану потом в 1814 году дано было пономарское место при Новоямской церкви г. Рязани, а другому Феодору - дьячковское в селе Ивановском, Егорьевского уезда, в 1825 году. Дьячок Михаил Львов - местный уроженец: два сына его, а за ними по преемству два внука служили дьячками на обоих половинах. Все Львовы отличались твердостью, независимостью характера, были хорошими чтецами. А тем более певцами и по справедливости могли считаться украшением храма церкви. Михаил Львов скончался 53 лет от роду. Один сын его Алексей Михайлович Львов служил дьячком более 40 лет, ему пришлось служить со своим зятем - диаконом Иоанном Доблиным, состарившись, он вышел за штат, сдавши место своему сыну Зосиму Алексеевичу Львову. Но дьячок Зосима Львов послужил только три года и умер, оставив престарелых родителей. С его смертью штатная псаломщеческая вакансия совмещена была с должностью диакона, потому преемника Зосиму Львову не было нужно, и место его закрылось.
Другой сын дьячка Михаила Львова – дьячок Иван Михайлов служил, не долго, умер 26 лет от роду. Его вдова Татьяна Петрова вторично вышла замуж за Андрея Ивановича Покровского, который и поставлен был на место первого мужа дьячком. Но и второй муж служил недолго, скончавшись 34 лет, оставив вдову с двойными детьми: Львовыми и Покровскими, Для прокормления сиротствующего семейства несколько лет дьячковское место числилось за сыном вдовы от первого мужа - Михаилом Львовым, который в это время учился в Сапожковском духовном училище дошел до среднего отделения Рязанской Духовной Семинарии и потом занял родительское место. Дьячок Михаил Иванович Львов известен своими трудами по народному образованию. В своем доме он имел школу, в которой количество учившихся детей прихожан доходило до 40; за успешное преподавание в школе получал два раза архипастырское благословение, благодарность от училищного Совета и награжден был серебряною медалью. Со смертью Михаила Ивановича Львова прекратилось продолжительное преемственное служение рода Львовых при храме села Ухолова. Преемника ему не было назначено, так как штатным псаломщиком зачислен был пономарь Петр Светлов. С того времени, как в свое время выразился один простец
«в Ухолове перевелись дьяки, остались пономари», так места дьячков закрылись, а места пономарей преобразованы в должности псаломщиков. Из сыновей дьячка Михаила Иванова Львова двое состоят священниками: отец Алексей Михайлович Львов - в селе Нарышкине, Раненбургского уезда, и отец Петр Михайлович Львов - в Екатеринбургской епархии.
ПОНОМАРИ
1-й штат
Семен Вуколов 1780-1802г.
Иван Семенов 1802-1831г.
Ефим Егорович Суворов 1836- 1855г.
Александр Ефимович Азматин 1855-1868 г.
Петр Яковлевич Светлов 1868-1920г.
2-й штат
Даниил Филиппов 1780-1810г.
Евтихий Иванович Белоусов 1813-1836г.
Петр Козьмич Поспелов 1836-1858г.
Иван Петрович Поспелов 1860-1892г
Николай Иванович Олигов 1892- 1896г.
Николай Николаевич Бургов с 1896 года.
Пономарь Семен Вуколов имел двух сыновей, из которых старший Иван Семенов занял место своего отца, а младший Прохор, обучавшийся в Рязанской Духовной Семинарии, выбыл в село Воронежские Верхи во диакона в 1812 год, а потом перешел во священники в село Муравлянку, Сапожковского уезда, носил фамилию «Митисов». По выходе за штат Семен Вуколов иногда участвовал в совершении треб и писался: «престарелый пономарь», жил долго, в ревизской сказке за 1815 год он значился имеющим от роду 73 года, умер в 1818 году.
Но сыну и преемнику его пономарю Ивану Семенову не посчастливилось: с 1832 года он же отмечается «исключенным из духовного звания» Ряжским мещанином. Что погнало его из духовного звания, доподлинно мы не знали. Одно должно иметь в виду, что времена те были строгие, тогда не только, что пономарей, но даже и священников, иногда карали отдачей в солдаты. Ряжским мещанином Иван Семенов пожил только 10 лет, скончавшись 50 лет от роду. По увольнении Ивана Семенова несколько лет его пономарское место числилось за сыном его Дмитрием, который, учась в семинарии носил фамилию «Горохов». Когда же Дмитрий Иванович Горохов, окончив курс семинарии, поступил во священника, на пономарское место переведен был из города Рязани от церкви Бориса и Глеба пономарь Ефим Егорович Суворов, священнический сын, из низшего класса семинарии. Его сын, зачисленный пономарем по смерти отца, Александр Ефимович носил фамилию «Азматин». Такую фамилию дал ему архиерей за уменье петь: «асма» значит певец. По выходе Александра Ефимовича во диакона в город Раненбург, пономарское место занял Петр Иаковлевич Светлов. Который в 1882 год зачислен штатным псаломщиком, а в 1905 году возведен в сан диакона, с оставлением на занимаемой должности. Умер в 1920 году. Из пономарей другой половины Даниле Филиппове ничего неизвестно; о Евтихии Ивановиче Белоусове сохранилось известие, что он имел в своем доме школу для детей прихожан и в числе его учеников одно время состоял Николай Миролюбов, впоследствии архиепископ Макарий.
Петр Козьмич Поспелов, зять и преемник Евтихия Ивановича Белоусова, священнический сын, из низшего отделения семинарии, хороший канцелярист и потом незаменимый человек при своих священниках-благочинных отце Афанасии Городцеве и отце Тимофее Лубянском, также занимался обучением детей прихожан в своем доме. Жизнь Петра Козьмича закончилось таинственной, никем не разгаданной смертью. Осенью, 20 октября после повенчания одной свадьбы и проводив новобрачных в дом, на Новую Слободу, он поздним вечером отправился домой и с того времени пропал без вести, только весною труп его оказался на речке Аксени.
После Петра Козьмича пономарем поставлен был его сын Иван Петрович Поспелов, которому свое служебное поприще пришлось начинать под руководством отца Василия Лубянского. В 1885 году он зачислен был штатным псаломщиком, умер в 1892 году. Из его сыновей отец Петр Поспелов состоял священником в Черниговской епархии, умер в 1908 году.
О характере Ивана Петровича Поспелова и его отношениях к своим священникам могут свидетельствовать нижеследующие два случая: ехал он однажды с Петром Миролюбовым из Сапожка, дорогою заспорил, «Слезай с моей лошади», говорит священник, тот беспрекословно повинуется, но, слезая, успевает вынуть чеку у повозки: колесо соскакивает. «Ваня, Ваня, выручай», кричит батюшка. Иван Петрович быстро подбегает, находит чеку («а она у меня в кармане лежала» по секрету потом сообщил он, «только я для вида в пыль окунул ее»), и поехали опять вместе самым дружелюбным образом. В другой раз в доме одного прихожанина во время застольной беседы заспорил Иван Петрович с отцом Гавриилом, и тот за дерзость выслал его вон. Но без него разговор не клеился, стало скучно.
- «Позови его назад», говорит священник хозяину
– «Нет пусть зовет меня тот кто выгнал», отвечает из-за перегородки Иван Петрович.
Отец Гавриил вспылил и начал делать ему резкий выговор, но он несколько раз кланяясь в пояс священнику, приговаривал: «величай, душа моя, батюшка». И тут дело закончилось задушевным образом. Свой был Иван Петрович и среди прихожан, умея всегда найти подходящее слово. Одна купчиха упрекнула его, что очень спешно читает. «А ты знай помаливайся», ответил он.
Николай Иванович Олигов - первый в Ухолове из псаломщиков с законченным семинарским образованием, он выбыл во священники в село Шеина, Егорьевского уезда, вступивши в брак с племянницей Преосвященного Иустина, епископа Рязанского. Он священствовал недолго, скончавшись в молодых годах.
О духовенстве Знаменской церкви села Малого Ухолова.
Постоянный штат Знаменской церкви села Малого Ухолова состоял из священника и пономаря; дьячки встречаются случайно, служат не более 2-3 лет и выбывают. В последние лет 12 при церкви оставался только один священник. Ни дьячка, ни пономаря при нем не было и если нужно было совершать литургию, то посылали за дьячком в соседние села, преимущественно в Самодуровку. Приводим хронологический порядок священно и церковнослужителей Знаменской церкви, какой удалось нам собрать на основании уцелевших документов.
Священники.
Фотий переведен в 1744 г. в Шацкий уезд, в село Чернавку.
Илья Памфилов рукоположен в 1744г.
Акинфий Никитин умер в мае 1770 года.
Феодор Иванов состоял в 1770г. по 1795 г.
Никифор Феодоров с 1795г. по 1812 год.
Это последний Мало-Ухоловский священник, с упразднением церкви, перешел в село Чуриловку, Ряжского уезда, где священствовал с 1813 г. по 1822 год; его сын и преемник по священству в селе Чуриловке Алексей Никифоров носил фамилию Маргаритов.
Дячки.
С 1780г. по 1791г. дьячка не было.
Дмитрий Ильин с 1791г. по 1794г.
Михаил Феоктистов с 1794г. – 1796г.
Григорий Семенов в 1796 году.
Иван Васильев в 1799 году.
Пономари.
Илья Феодоров упоминается в 1787 год.
Никифор Феодоров 1788-1795г.
Тимофей Константинов 1795-1799г.
Пономарь Никифор Феодоров после семи лет пономарства при Знаменской церкви поставлен был при ней очевидно во священника, на место своего отца - предшественника по службе. Этот сначала пономарь, а потом священник, Никифор Феодоров и был последним представителем духовенства Мало-Ухоловского, перешедшим в село Чуриловку.
О духовенстве села Ухолова последних лет.
1919 год был годом тифа. Тиф свирепствовал особенно в течении трех месяцев: января, февраля и марта. Умирающих было так много. Что случалось провожать в один день по 8 гробов на кладбище, а болящие были почти в каждом доме. Священники с ног смотались и тифа не избежали. Сначала слег о. Василий Кудрявцев, через неделю за ним заболел и я. Отец Иоанн Кочуров несколько дней трудился один, а потом в помощь ему приглашен был священник из Александро-Невского монастыря Камнев. Отец Василий Кудрявцев умер, лишь только у меня кризис миновал. Отец Иоанн Кочуров стал недомогать, приглашенный из монастыря священник сбежал. Отец Иоанн Кочуров совсем слег, и пришлось мне прямо с одра болезни исполнять одному все дела по церкви и приходу. Меня считали обреченным на неминуемую смерть: «краше в гроб кладут». Бил кашель, голос пропал, а дел с утра до вечера. Только среди дня пользовался я часом свободы, но и в это время какой мог быть отдых, когда у ворот стояли подводы с требованиями к больным. В таком трудном положении провел я масленицу и первую неделю великого поста. Наступила же пятница. В этот день неожиданно Бог послал мне облегчение: прибыл о. Дионисий Лебедев и объявил, что он согласен возвратиться в Ухолово на место скончавшегося отца Василия Кудрявцева. Прихожане охотно его избрали. Вдвоем нам стало легче управляться с болящими и умершими. Вскоре, 1 марта, скончался Иоанн Кочуров. На его место приходом избран был старший сын его отец Сергей Кочуров, который в то время занимал место священника в селе Воронове, Пронского уезда.
Отец Василий Кудрявцев поступил в Ухолово на место своего отца, имея от роду 40 лет, из учителей начального училища. В сане Ухоловского священника прослужил 14 лет. Он был человек умный, дельный. Водился за ним один грешок: пристрастие к алкоголю к этому прихожане относились снисходительно и с отцом Василием Кудрявцевым в отношениях были дружелюбных.
Отец Иоанн Кочуров поступил в Ухолово, имея от роду 44 года. Духовное свое служение он начал псаломщиком соборной церкви
г. Касимова. Потом служил священником села Деревягина, Сапожковского уезда, и оттуда в Ухолово - в 1909г. Отец Иоанн оставил о себе добрые воспоминания: совершенно трезвый, исполнительный, тихий, обходительный, со всеми находившийся в хороших отношениях.
В 1920г. наш приход лишился трех псаломщиков: Николай Николаевич Буров умер от тифа во время великого поста, Петр Яковлевич - в субботу на Пасху, а Феодор Максимович Кобец, после Пасхи переселился на свою родину - в Анапу, где сразила его неожиданно пуля. Псаломщики Буров и Кобец оставили о себе память, как очень хорошие чтецы и певцы. Но особенно теплые и задушевные воспоминания оставил по себе П.Я. Светлов. Он был сын священника, образования из 1 класса семинарии, определен к церкви села Ухолова в 1868 г., женившись на воспитаннице Рязанского духовного приюта: совместно с женою занимался обучением грамоте детей местных жителей, содержал школу в своем доме, постепенно восходил от силы в силу: «сначала был пономарем, потом штатным псаломщиком, а в 1905г. рукоположен был во диакона, с оставление в должности псаломщика. Он мог бы занять место штатного диакона в другом приходе и ему делались предложения, но по своей скромности до смерти оставался на занимаемом месте.
Петр Яковлевич был человек религиозный, умный, сдержанный, молчаливый, он держал себя как-то в тени, на заднем плане, но в каждом деле он, бывало, необходимый человек. Главная тяжесть причтовой, в то время ответственной, канцелярии лежала на плечах Петра Яковлевича. Настоятели и причт ценили Петра Яковлевича высоко и за его заслуги охлопотали в пользу семьи его право просфоропечения. Он был многосемейный, на его долю выпала трудная задача воспитывать сначала своих детей -11 человек, а когда стали на ноги, пришлось воспитывать внучат-сирот от дочери. Всех детей и внучат он довел до дела. Большею частью Петр Яковлевич вел трезвый образ жизни, но случалось выпивал. Тогда нередко с его языка слетало очень острое, находчивое слово. Иногда он выступал прямо героем. Во время пожара 1885г. мы находились с ним по приходским обязанностям в дальнем конце села и когда прибежали к своим домам, его дом весь объят был пламенем. Кругом плач, паника женщин и мужчин.
– «Детей всех спасли?», спрашивает он жену.
- «Всех», отвечает жена.
- «Что же ты плачешь?». Говорит он спокойно. «Живы будем, проживем».
В 1918 году, по случаю исполнившегося 50-летнего юбилея служения Петра Яковлевича прихожане поднесли ему евангелие в ценной оправе. Впоследствии, когда он умер, при выносе его тела, это евангелие, по обычаю, положено было на грудь усопшего священнослужителя, и, раскрытое, при легком ветре, производило впечатление, как будто бы усопший отыскивает нужное ему для прочтения зачало.
Следовавшие потом псаломщики сменялись быстро, как в калейдоскопе. За выходом по старости за штат П.Я. Светлова, поступивший на его место диакон в должности псаломщика Василий Выборнов первую литургию совершил на праздник Благовещения, а после пасхи уже умер от тифа. Следовавший за ним Василий Ясенев, по ходатайству прихожан возведенный в сан диакона, с оставлением на псаломщической вакансии, чрез год ушел на штатное место в село Ясенок.
Иван Рясин, прослуживши недолго, тоже ушел. Константин Иванович Высотский, с надорванным вследствие голодовки здоровьем, умер. Александр Николаевич Буров жил недолго. Допускались к исполнению обязанностей псаломщиков люди без избрания их приходом, таковы Иван Григорьев Греков и сам Илья Ермолаевич Бубенцев. Само собою понятно такая частая смена псаломщиков большею частью неопытных, тяжелым бременем ложилась на плечи священников, которым приходилось стоять на клиросе самим.
Так часть состава псаломщиков прекратилась, когда становился нижеследующий состав их:
1. Алексей Гаврилович Корякин, крестьянин деревни Клинки, Ясеновской волости, приходским собранием избран на должность псаломщика к церкви села Ухолова 4 ноября 1924 года. Назначен исполняющим обязанности 24 ноября того же года, утвержден в штате Арх. Борисом 28 мая 1925 года, посвящен в стихирь Епископом, Мефодием 7 июля 1927 г.
2. Владимир Дорофеевич Беляев, местный житель. Избран 17 февраля 1925г., утвержден епископом Глебом 3 марта того же года. Посвящен в стихарь Епископом Методием 7 июля 1927 г.
3. Григорий Михайлович Храпов. Ему поручено было управлять церковным хором 9 апреля 1922г., а потом исполнение обязанностей псаломщика. Утвержден в должности псаломщика и посвящен в стихарь епископом Мефодием 7 июля 1927 года. Выбыли из состава причта – Карякин в 1927г., а Храпов и Беляев в 1929 году
ШКОЛЬНОЕ ДЕЛО
Жители села Ухолова исстари отличались преимущественною развитостью, бойкостью по сравнению с жителями окрестных селений. Грамотность между ними, хотя и в небольшом проценте, существовала с самого начала прошедшего столетия. Само собою понятно, что курс грамотности был самый ограниченный: учились читать и потом писать, если же при этом достигалось еще уменье читать псалтырь, то такой курс считался по тогдашнему времени полным. Об арифметике что-то совсем не вспоминают ученики старинных учителей. «Ты - сын сапожника - тебе арифметика не нужна», так говорил одному ученику, по его воспоминаниям, учитель. Дети купцов. Нужно полагать, арифметике обучались. Никакого определенного курса учения не было: учились в разнобой, почти каждому ученику давался свой особый урок. Обучением грамоте в селе Ухолово занимались своего рода мастера, а большей частью члены местного причта церковного. В начале второй четверти прошедшего столетия с успехом учительствовали дьячок Евтей Иванов, в числе учеников еще был сын священника Николай Миролюбов, (впоследствии Архиепископ Донской) и дети лучших тогдашних жителей. В середине прошлого столетия обучения девочек занимался священник Тимофей Лубянский (1847-1860), обучение производилось им в своем доме при участии его жены. Много потрудился в деле народного образования дьячок Михаил Иванович Львов (1852-1882), у которого ежегодно обучалось до 35 мальчиков и 15 девочек, для этой цели у него выстроено было на своей усадьбе особое специальное здание. Учительствовали в своих домах псаломщик Петр Светлов в течении 25 лет и диакон Василий Поповицкий, у которого его домашняя школа переименована была в церковно-приходскую.
Кроме духовенства, обучением грамоте занимались и некоторые лица из мирян, большей частью отставные военные. При разговоре со старыми людьми мне довелось слышать рассказы о пяти мастерах грамотного дела: Герасиме Ермолаевиче, Безногом, Сорокине, Кондратии Мануиловиче и Сергее Дементьевиче; из них первые трое учительствовали ранее половины прошлого столетия, а последние двое в половине того же столетия и ближе к нам. Сообщу, что о каждом из них слышал я отдельно.
Герасим Ермолаевич был хорош тем, что при получении платы за свой труд, был невзыскателен. К числу вознаграждения за его учительские труды относилось одно своеобразное обстоятельство: когда он, бывало, запьет, то ученики сажали его на салазки, и впрягшись в них в количестве человек 15, возили своего учителя по домам своих родителей, которые угощали почтенного педагога со всем своим усердием.
Учитель Безногий, таковым был в буквальном смысле: калека, без посторонней помощи не мог передвигаться. Памятен тем, что у него на стене на видном месте висела плетка, которая всегда была готова прогуляться по спине провинившегося ученика.
Сорокин-местный уроженец, георгиевский кавалер, получавший пенсию. Один почтенный старец, в молодости своей учившийся у Сорокина, передавал нам такой случай. «Пришел к нам в дом учитель пьяный: у нас еще его угостили. Требует он меня - ученика. Выхожу ни жив, ни мертв, трясусь от страха. Учитель на столе мелом написал что-то из арифметики и заставляет решить, а я ничего не могу», вспоминал ученик. И вот учитель, схватив меня за волосы, начал колотить меня головой об стол». И каков был авторитет учителя: семья состояла из сорока человек, во время испытания на лицо находились отец избиваемого мальчика и четыре дяди-мужики почтенные, и никто не осмелился защитить мальчика от напрасных побоев.
Кондратий Мануилович – тоже местный уроженец, человек жизни строго-воздержной вина не пил и даже браги не вкушал, как учитель был строгий, но разумный, и у него на стене висела плетка, которую он именовал учителем «Ефремычем». Количество учеников Кондратия Мануиловича достигшего будто бы 70 человек; к нему на обучение отдавали детей из других сел. Проезжая в 1900г. по железной дороге, я имел разговор с почтенным, убеленным сединами обер-кондуктором, и, выяснилось, что собеседник мой родом из сел Дубровки и в дни своей юности учился у Кондратия Мануиловича. Этот ученик с большим уважением и любовью вспоминал о своем учителе.
Самым симпатичным учителем, по воспоминаниям учившихся представляется Сергей Дементьевич. Он был человек пришлый, по рассказам его учеников, сподвижник Суворова, хранил у себя в качестве подарка из рук великого князя Константина Павловича бритву, знал медицину, умел составлять мыло от лишаев и умел рисовать портреты. В то время когда другие учителя красною ценою для себя почитали с учащихся в месяц рубль ассигнациям. Сергею Дементьевичу платили рубль серебром. У других наизусть учили только некоторые молитвы, у него выучивали все молитвы, помещавшиеся в азбуках, и, кроме того, заучивали наизусть от 1 до 3 кафизм из псалтыри. Заучивание кафизм считалось, по мнению родителей учеников, излишним - особенно для девочек: «не в попы им поступать», говорили такие родители. У Сергея Дементьевича был определенный штат учеников в 15 человек, и свыше того он не принимал, учились у него дети из самых первых домов. Когда учащиеся приходили утром на занятия, то прежде всего должны были подходить к руке учителя; всех он сам прослушивал, по окончании занятий отпускал не сразу всех вместе, а по одному, чтобы дорогой не было шалостей. Судя по всему это был лучший из педагогов того времени.
Кроме частных школ, содержалось училище от барской конторы помещика Алексея Александровича Лопухина. Первое казенное училище в селе Ухолово открыто было 1 ноября 1868 года. Здание для него выстроено было под руководством крестьянина Василия Егоровича Пронина в 1864 г. и состояло только из одного этажа. Четыре года в нем шло учение, хотя училище не было причислено ни к какому ведомству. Возведен был второй этаж. Строителем от общества крестьян был уполномочен Тимофей Иванович Зубков, которым в добавление к казенным суммам от местных жителей собрана была одна тысяча рублей. В 1868 г. училище принято было в ведомство министерства народного просвещения в качестве двухклассного образцового. За первые годы своего существования училище считалось типа смешанного, то есть, в нем с мальчиками обучались и девочки, с течение времени, вследствие переполнения училища учащимися, оно стало исключительно мужским и девочкам в приеме стали отказывать. Открыто с двумя учителями училище таковым функционировало 12 лет. В 1880 году почетный блюститель училища Федор Михайлович Шаширин пожертвовал в пользу училища участок земли с тем, чтобы на арендную плату с пожертвованием участка содержался третий учитель, и училище стало при трех учителях. Третий учитель вел первый класс параллельный, и только лет чрез 20 догадались оба первые класса соединить вместе и, составив из 6 отделений три, облегчить труд учителей.
Вторым по времени учебным заведение в селе Ухолове явилась церковно-приходская школа. Как видно из сохранившегося документа, поступившего из Рязанского Епархиального Совета, школа преобразована из школы грамоты, открыта 22 февраля 1886г., ходатайство об открытии ее было возбуждено священником Василием Окаемовым и диаконом Василием Поповицким, из которых первый утвержден был законоучителем и заведующим школою, а второй учителем. Первоначальный состав учительского персонала училища долгое время оставался без изменения. Законоучитель В. Окаемов трудился в школе 18 лет, а учитель Поповицкий 20 лет, первоначально школа помещалась в доме учителя, потом некоторое время путешествовал по квартирам в церковном доме-сторожке. Впоследствии с открытием на селе женского двухклассного училища, церковно-приходская школа обслуживала главным образом детей жителей сельца Малого Ухолова, а когда и там появилась своя школа, церковно-приходская школа в селе Ухолове прекратила свое существование.
В 1889 г. в Ухоловском приходе открыто было третье учебное заведение- церковно-приходская школа в деревне Глинках, где также, как в Ухолове, грамотность велась исстари и обучение занимались вольнонаемные мастера. По воспоминаниям Т.П. Якушина, который учился пред освобождением крестьян от крепостной зависимости. Он учился у плотника, который на работе по неосторожности сильно поранив свою ногу, не мог продолжать дела по своей специальности и занялся учительством. К своим ученикам этот учитель относился с любовью. «Расставаясь со мною при окончании мною курса»- вспоминал ученик: «мой учитель убеждал моих родителей отдать меня в город для продолжения образования и даже всплакнул, сожалея, что, я, такой даровитый ученик, останусь при таком скудном образовании».
В деле открытия Глинковской церковно-приходской школы горячее участие принимали священник Василий Окаемов и наблюдатель священник Иоанн Прилуцкий, которые по этому делу являлись на сельские сходы деревни Глинок.
Когда обсуждались вопросы об открытии школы и ее содержании, то по первому вопросу возражений было мало, хотя и выступали некоторые горячие головы решительно против школы, когда же ставился вопрос об ассигновании от общества определенной суммы, на содержание училища, то этот пункт долго тормозился. В конце концов, после нескольких сходов, партия благоразумия одержала верх; был составлен приговор просить об открытии в деревне Глинках церковно-приходской школы и ассигновать по 100 руб. ежегодно на содержание учителя. По вопросу о помещении для школы поставлено, впредь до изыскания средств на постройку специального здания для школы, нанимать таковое в частном доме на средства общества.
Характерно обстоятельство, происшедшее при открытии школы: когда священник, отслужив молебен, высказал прихожанам, собравшимся в большом количестве, свои благопожелания, то представитель черной сотни, стоявшей на сходах против школы, обратиться к нем с такими памятными словами: «наше общество сделало все для вашего удовольствия: с вашей милости на чаек». Священник старался выяснить, что прихожане, открывши школу «сделали удовольствие» себе и своим детям, но, кажется, разъяснение его было мало понято.
В новооткрытой школе количество учащихся определилось в 60 человек, в последующие годы оно возвышалось, достигая иногда до 90.
Нанятое под школу помещение не соответствовало своему назначению; оно было тесно; в том же помещении жили хозяева дома, за печкою иногда помещался теленок. Воздух был так тяжел, что иногда в зимнее время занятия производились при открытых дверях. Как не вспомнить тут беззаветную труженицу Марью Васильевну Куракину, которая состоя учительницей, при такой обстановке вела учебное дело усердно и успешно.
В наемном помещении Глинковская церковно-приходская школа находилась до 1897 года, когда, старанием (священника Дионисия Лебедева, для нее устроено было соответствующее каменное здание).
В 1894 г. в селе Ухолове открыто было женское двухклассное училище Министерства Народного Просвещения. Об устроении этого училища расскажу подробно. В 1892 г. исполнился юбилей пятидесятилетней церковно общественной и научно-литературной деятельности Высокопреосвященного Макария, Архиепископа Донского и Новочеркасского уроженца села Ухолова. По этому случаю крестьяне села Ухолова посылали от себя поздравление своему земляку-Архиепископу и писали, между прочим, следующее: «Родственный Вашему Высокопреосвященству дом с незапамятных времен священствует у нас. Отцы и деды наши в течении 36 лет находились под духовным водительством родителя Вашего - священника о. Кирилла Прокопьевича, о котором и доселе сохраняются самыя добрыя воспоминания. После родителя на наших глазах же 50 лет священствует у нас брат Ваш – отец Петр Кириллович, близкий нам по своей доброте и простосердечию. Ныне доброе делание по нашей церкви и приходу начатое Вашими ближайшими родственниками, с честью продолжает зять Вашего брата – священник Василий Кондратьевич Окаемов, наш пастырь ревностный, учительный и кроткий.» В заключении, выражая пожелание, чтобы никогда не прекращалось преемственное служение в Ухолове родства Архиепископа, а также, чтобы имя его живо хранилось в сердцах потомства, поздравители ходатайствовали об устроении у них женской школы, которая служила бы памятником добрых отношений, существующая около ста лет между прихожанами села Ухолова и родством Архиепископа. Архипастырь скоро и милостиво ответил своим землякам телеграммою на имя старшины Ромадина: «Сердечно благодарю Вас и подписавшихся с Вами за добрую память о мне и моем родстве: от посильной помощи не отказываюсь».
18 марта 1893 г. состоялся сельский сход для обсуждения вопроса об открытии женского училища. На сход пригласили меня, и я сказал речь о необходимости обучения девочек и объяснил условия, при которых училище может быть открыто. Произошел горячий обмен мнений между крестьянами,- и постановлено: благодарить архиепископа Макария за его доброе намерение устроить на своей родине женское училище, ассигновать от себя – общества крестьян на содержание здания училища и сторожа при нем ежегодно по 150 рублей. Дать усадьбу для училища в центре села. А деньги на постройку «в том же приговоре просили крестьяне архиепископа», выслать на имя священника Василия Окаемова.
13 июля совершена была закладка здания училища. И потянулись долгие дни, недели, месяцы. Когда велась постройка, шли переговоры с мастерами, производилась наемка рабочих, делался расчет с ними. Постоянные торги, покупки, прием купленного, освидетельствование работ, составление отчета в израсходовании сумм, составление смет на предстоящие работы.
На молебен при закладке училища я говорил речь и усердно просил собравшихся в большом количестве прихожан, чтобы каждый из них по мере своего умения помогал предпринятой, всем нужной постройке, но сотрудников и помощников оказалось мало, и вся тяжесть заведывания постройкой легла на мои плечи. Здание воздвигалось громадное, техническое надзора не было никакого, под руками у меня имелся только простой чертеж здания. Правда, делались иногда замечания относительно постройки, но замечания эти носили большею частью характеристики и давались задним числом, когда применить их к делу не было возможности. Долетали замечания прямо сатирического свойства: « здесь не девочек учить, а солдатам маршировать», острили по поводу громадных размеров здания, лучше бы эти деньги раздать бедным на торговлю»- так вышучивали и дорогую стоимость здания. Раздавались иногда голоса (к сожалению, даже из купечества), которые подвергали сомнению самую пользу обучения девочек грамоте. Были, наконец, личности, которые желали бы совсем затормозить постройку нового училища, так как это дело клонилось к ущербу их интересов, члены причта, содержавшие в своих домах школы, предвидели, что их школам подходит конец, а родственники архиепископа смотрели на его пожертвование, как на ущерб своих долей наследства.
Тем отраднее здесь вспомянуть о лицах, которые оказывали свое содействие в построении здания училища. Из таковых следует добром помянуть уполномоченного от общества крестьян Ивана Н. Тарелкина и учителя мужского училища в Ухолове Антона Ал. Морозова, местного уроженца. Но « у несчастного друг умирает, у счастливого недруга мрут»: Тарелкин, более месяца безвозмездно трудившийся в надзоре при сооружении училища, по своим домашним обстоятельствам уклонился от продолжения его доброго дела, а учитель Морозов к началу учебного года перемещен был в Касимовское городское училище.
К декабрю все работы были закончены и здание училища было готово вчерне. Составлен был подробный отчет по постройке и со всеми относящимися к нему оправдательными документами представлен был на рассмотрение архиепископа Макария, он ответил мне благодарственным письмом: « нахожу, что дело постройки велось правильно и аккуратно деньги расходовались с экономиею и на действительныя нужды.» Всего преосвященным Макарием, архиепископом Донским, на построение здания для женского училища в селе Ухолове пожертвовано было 6172 руб.
Пока здание росло и выросло, оставался нерешенным вопрос о том, в какое ведомство оно поступит. В то время было три типа сельских школ: земские - в большинстве селений, министерские - одно или два на уезд, и церковно-приходские, которые духовенству предписывалось насаждать всемерно. Архиепископ Макарий вопрос об избрании типа для устрояемого училища предоставил решить на месте. Местные крестьяне, не разбираясь в разнице между училищами разных наименований, предоставили решить этот вопрос мне.
Обратился в Рязанский епархиальный училищный совет. Там похвалили доброе начинание, обещали мне всякие милости, но все средства на содержание училища предложили изыскивать на месте. Пошел к директору народных училищ, хлопотать о министерском училище. Тот затребовал все данные: прошение от крестьян, план здания, обязательство содержать его, и возбудил ходатайство об открытии в селе Ухолове женского министерского училища. Но первое ходатайство окончилось результатом мало удовлетворительным, министерство соглашалось открыть училище одноклассное и при условии отпуска от казны не свыше 255 р. в год. Такой исход дела никого не удовлетворили, а напротив, опечалил, потому что не предвиделось источников, откуда можно бы было ассигнуемую министерством сумму восполнить до нормального ежегодного оклада, определяемого для одноклассных училищ в 500 рублей. Кроме того, по ожидаемому количеству желавших учиться девочек, очевидно было, что одного учащего лица совершенно недостаточно.
Возбуждено было вторичное ходатайство, где директор ставил на вид, что выстроенное здание вполне удобно для помещения в нем двухклассного женского училища, и таковое училище для Ухолова, села многолюдного, торгового и не имеющего никакой женской школы - весьма нужно. Архиепископ Макарий со своей стороны вел переписку об училище с своим бывшим учеником, в то время занимавшим видный пост в министерстве, Анниным.
Вторичное ходатайство оказалось успешнее первого. Министерство разрешило учредить в селе Ухолове женское двухклассное училище, с классом рукоделия, с отпуском ежегодного пособия по 1000 рублей. на содержание сего училища из капитала, завещанного отставным ротмистром Николаем Оребелиусом на народные училища.
В течение лета 1894 года отделка училищного здания была закончена. Произведен был прием учениц, которых оказалось 125. С 1 сентября назначены были лица учительского персонала. Но жизнь учредителя училища архиепископа Макария угасала, вследствие потери зрения он принужден был оставить управление Донской епархией и переселился из Новочеркасска на покой в Нижегородский Благовещенский монастырь, где чрез три месяца, 24 декабря 1894 г. скончался.
Открытие училища произошло 25 сентября 1894 г. На торжество его открытия прибыли из Рязани директор народных училищ В.В. Баранов и участковый инспектор Е.П. Кожкин. Были почетные лица из окрестных сел, собрались почти все прихожане. После литургии, крестного хода к зданию училища и молебствия предложена была трапеза для почетных гостей и некоторых прихожан. Обычные тосты, многолетия. Беседа, конечно, прежде всего, коснулась вновь открытого училища, которое привлекало к себе общее одобрение, удивлялись величественности классных помещений, обилию воздуха и света, говорили, что это здание с честью могло бы занять место в хорошем городе. Директор В. Баранов говорил, что здание Ухоловского женского двухклассного училища будет считаться одним из самых лучших в подведомой ему дирекции, а об одном классном помещении (размерами 18 аршин х 12 аршин х 6 аршин) выразился, что такого грандиозного класса нет даже в подведомой ему Рязанской женской гимназии.
В следующем 1895г. первый почетный блюститель училища Петр Иванович Колмыков на свои личные средства произвел штукатурку стен и потолков в здании училища, а также и малярные работы внутри здания.
При двух учительницах училище функционировало лет десять. Вследствие возраставшего количества учащихся назревала необходимость в третьей учительнице. Средства были отпущены министерством, и училище стало трехкомплектным.
С открытием 3-го комплекса, явилась нужда в третьем классном помещении, и, казавшееся чрезвычайно громадным во время своего основания, здание училища не удовлетворяло новым требованиям. Обстоятельства требовали или расширения здания или пристройки к нему, решено было существующее здание оставить исключительно для классных помещений и советской комнаты, а для квартир учительниц возвести новую пристройку к зданию. Пристройка возведена в 1907 г. вчерне, а в следующем 1908 г: закончена отделкою, при непосредственном участии почётного блюстителя Сергея Владимировича Телелюева. Каменные стены пристройки возведены на личные средства блюстителя С.В.Телелюева, а выделка здания, с покупкою древесных материалов и кровля произведены на средства, отпущенные от казны. Сверх казанных источников, поступили от разных благотворителей пожертвования на возведение пристройки, но пожертвования довольно мелкие. Прилагаю именной список учащих лиц.
Заведующий училищем и законоучитель – священник Василий Окаемов с 1 сентября 1894 г. по 1917 г.
У Ч И Т Е Л Ь Н И Ц Ы:
I КОМПЛЕКТ
Семенова Софья Николаевна окончили курс Рязанской Мариинской гимназии - состояла в училище с 1894г. по 1897г. выбыла в Рязань, с повышением по службе.
Марсанова Екатерина Васильевна, окончила курс Мариинской женской гимназии, состояла в училище с 1 сентября 1897г. по 1 января 1898г., выбыла в Рязань на туже должность.
Запольская Вера Алексеевна, окончила курс Варшавской женской гимназии, состояла в училище с 1 января 1898г. по 1 октября 1898 г.
Кокулевская Вера Иосифовна, окончила курс Московской учительской семинарии, состояла в училище в 1898 - 1900гг., выбыла на должность воспитательницы в детский приют в Одессу.
Успенская Евдокия Феодоровна, окончила курс Рязанского епархиального женского училища, состояла в училище с 1900 г. по 1904 г., выбыла для продолжения образования на Высших курсах.
Готовицкая Анна Димитриевна из классных воспитательниц Рязанского епархиального училища, состояла в училище с 1904г. по 1908г., вышла замуж и потому выбыла
АБЫЗОВА Мария Михайловна, окончила курс Скопинской женской гимназии, выбыла, выйдя замуж за учителя городского училища.
АБЫЗОВА Анна Михайловна, окончила курс Скопинской женской гимназии, заняла должность своей сестры, по выходе той в замужество.
II КОМПЛЕКТ
ПАЛЕЦКАЯ Софья Порфирьевна, окончила курс Рязанского епархиального училища, состояла в училище с 1894 г. по 1901г., перемещена на таковую же должность в село Дединово.
ГРАЧЕВА Мария Павловна, окончила курс Нижегородской женской гимназии, состояла в училище с 1951 г. по 1903г., оставила службу, выйдя замуж за местного купца И.В.Хмылева.
ОКАЕМОВА Елена Васильевна, окончила курс в Рязанском епархиальном женском училище, состояла в училище с 1903 г. по 1904 г., оставила службу, выйдя замуж за чиновника Митисова.
АЛФУТОВА Мария Андреевна, домашняя наставница, состояла в училище с 1904 г. по 1907 г., выбыла для продолжения своего образования на высших курсах.
ОРФЕНОВА Анна Егоровна, окончила курс Рязанской женской гимназии, оставила службу по случаю выхода замуж за доктора Лысогорского.
ОРФЕНОВА Ольга Егоровна, окончила курс женской гимназии, заняла место своей сестры – предыдущей учительницы.
РОМАДИНА Елена Митрофановна, окончила курс женской гимназии.
ЗУБКОВА Параскева Алексеевна, окончила курс женской гимназии.
III КОМПЛЕКТ.
С открытия этого комплекта и до настоящего времени (1927г.) учительницей состоит Иванова – Улясова Матрена Тимофеевна, имеющая по экзамену звание сельской учительницы.
К занятиям в женском училище я отнесся с совершенным усердием. Не ограничиваясь преподаванием одного закона Божия, я, конечно, в контакте с учительницами, принимал участие в преподавании других учебных предметов. Первые учительницы оказались опытными в педагогическом отношении и относились к своему делу очень усердно. Училище скоро привлекло к себе симпатии местного населения и в учебном отношении начальства считалось на первом месте. Из соседних сел состоятельные родители, в том числе и помещики, стремились поместить дочерей своих для обучения в Ухоловское женское училище. Успешно пошло обучение рукоделию, которое преподавали сначала учительницы предметов, а потом назначена была отдельная преподавательница рукоделия – специалистка. Особая была должность учителя пения, и на эту должность избирались лица удачно. Введена была однообразная форма платья для учениц. Обращение с ученицами установилось мнение, гуманное; наказаний не было; ограничивалось дело только словесными внушениями.
Как новость того времени, в святки появилась елка с декламацией; потом концерт из детских песен и, наконец, одними силами учениц дан был спектакль, по руководством учительницы Поповицкой. При открытии женского училища, чтобы все мои силы посвятить ему, я сложил с себя законоучительство в мужском 2 классном училище, где законоучительствовал с 1888 по 1894 год. Впоследствии, когда открыто было городское училище и я назначен был в нем законоучителем, мне невозможно было совместить законоучительские обязанности в двух училищах, я усердно просил освобождения от обязанностей по женскому училищу, но освобожден был только от первого класса, а заведывание училищем женским и законоучительство во втором классе оставались на мне до конца моей учительской карьеры, которая должна была прекратиться по независящим от меня обстоятельствам.
Понятное дело, центр тяжести моего внимания и усердия перемещен был с женского училища на городское. Городское училище, впоследствии переименованное в высшее начальное.
С открытием женского училища, стремление к образованию пошло вперед усиленным темпом. Прежде мало заботились об образовании своих дочерей. Лет за десять до училища попробовали было из двух купеческих домов отдать девочек учиться в Рязань, но девочки там скучали, кричали; матери их выли; общественное мнение, осуждало родителей, как бросивших своих дочерей на гибель, - и через год обучение девочек прекратилось. Теперь, по окончании полного курса учения во втором классе, девицы стали стремиться к продолжению своего образования; некоторые из них потом оканчивали курс женской гимназии: некоторые стали занимать должности сельских учительниц. У передовых людей на селе появилась мысль, что недостаточно для населения существующих училищ. Стали толковать об училище повышенного типа, и остановились на училище городском.
Три года продолжались хлопоты об открытии в селе Ухолово городского училища. Я в этом деле принимал горячее участие, но не могу приписать себе главной роли. Нас было трое: Семен Петрович Телелюев, Митрофан Матвеевич Ромадин и я. Из нас составился триумвират, который тянул к одной цели по разным специальностям; я писал деловые бумаги и вел сношения с начальством, С.П. Телелюев ратовал за училище на сельских сходах и агитировал среди купцов, а М.М. Ромадин очень успешно производил сбор пожертвований.
Чего не пришлось испытать в эти годы оживления деятельности. Однажды на сельском сходе, когда С.П.Телелюев убеждал сделать ассигнование ежегодное на городское училище и отвести усадьбу, ему дают вопрос: « Ты о чьих интересах заботишься?»
- «Конечно, не о своих, а об интересах всего общества».
- «Нет, о своих: тебе зятя своего желательно перевести в Ухолово».
А зять С.П.Телелюева в это время занимал пост директора классической гимназии в губернском городе.
Дело шло вперед. Общество крестьян отвело для городского училища большую усадьбу, сделало ассигнование на ежегодное содержание училища; собрана была довольно солидная сумма денег – 5000 р. на наем квартиры для училища на первые три года и на оборудование училища, на физический кабинет. Наконец, 14 Сентября 1911 года совершилось открытие в селе Ухолове городского училища. Съехались власти: директор народных училищ, Баранов, земский начальник А.Ф.Филатов. Парадный обед. Званые гости. Речи. Тосты. На этот раз выписан был даже оркестр струнной музыки.
Городское училище помещалось на квартире в доме В.М.Телелюева; потом оно перешло в дом Бурова и частично в дом Кутузова. Через три года ассигнована была от казны большая сумма денег на постройку собственного здания для училища, но разразилась война, и постройка не состоялась.
Инспекторы Городского училища.
Иван Абрамович Столяров 1911-1915г.
Александр Григорьевич Горелов 1915-1917г
Николай Арсеньевич Карнеев.
Законоучитель – священник Василий Окаемов 1911-1918г.
Учители: Аленов В.И., Ремизов А.Н., Врубель.К., Медведев С.А.
Г И М Н А З И Я
В конце 1918г. в Ухолове открыта гимназия. Предварительно делались сборы; жертвовались суммы довольно солидные: Упоров Н.А. – 500р., Попов Я.А.- 500р., Ромадин М.М. собрал 2500 р. В это время моя педагогическая деятельность закончилась, однако меня еще приглашали на выдающиеся обстоятельства в мире педагогическом; участвовал я в открытии народного дома, был на открытии народной библиотеки, и каждое такое событие сопровождал своею речью. Так было и при открытии гимназии.
Выказавши свою душевную радость, что совершается то, что было отдаленною заветною мечтою передовых ухоловских жителей, я нарисовал краткую картину постепенного роста народных школ в приходе и закончил речь своим «ныне отпущаемо».
Первым начальником гимназии был Литвинов Николай Григорьевич. В числе преподавателей был бывший инспектор Рязанской губернской гимназии. Гимназия поместилась в доме ревнителя Ухоловского просвещения С.П.Телелюева, в то время уже умершего.
С открытием гимназии, городское училище продолжало существовать в качестве школы второй ступени; некоторое время в Ухолове были две школы второй ступени, потом обе школы слились в одну школу второй ступени.
Дальнейшие сведения о ходе учебного дела в приходе села Ухолова я прекращаю, так как обстоятельства поставили меня вдали от учебного мира. Закон добавлением, что при Советской власти и забытое в учебном отношении сельцо Малое Ухолово, где никогда не было никакой школы и дети принуждены были ходить учиться в село Ухолово, - наконец дождалось своей собственно школы.
П О М Е Щ И К И
Первыми помещиками села Ухолова были Савеловы Павел и Тимофей Петровичи, родные братья Иоанна, патриарха всероссийского; они основали на пожалованном им, никому дотоле не принадлежавшим диком поле «вновь населенное село Ухолово». Сначала братья владели селом совместно, но когда между ними произведен был раздел имений, разбросанных кроме Ухолова по четырем губерниям: Московской, Владимирской, Тульской и Калужской. Ухолово досталось Тимофею Петровичу и в потомстве его стало переходить по наследству по прямой линии в нижеследующем порядке:
Патриарх Иоаким, в миру Иван Петрович;
Тимофей Петрович Павел Петрович
Афанасий Тимофеевич
Автоном Афанасьевич
Александр Автономович
Иван Александрович, Александр Александрович.
Извлекаю из родословной Савеловых, напечатанной отдельной книгой, сведения о них.
Род свой Савеловы ведут из Новгорода, где их предок был посадником при Иване III; внук этого посадника Иоанном Грозным переселен в Можайск а потомки Можайского помещика Савелова основались в Ухолове, из них о каждом отдельно.
Павел Петрович Савелов начал военную службу в 1645 г. в рейтарском полку, затем в драгунах; был в походах Литовских и немецких. 1654 -1657, в низовых городах (Рязанский бунт) 1671 г., в Троицком походе в 1683 г., участвовал в боях под Конотопом в 1659 г., близ Могилева 1660 – 1661 г. в Косулецком бою 1684 г. Служил воеводою в Короче в 1667 - 1669 годах, являясь на военную служ¬бу по обязанностям того времени «конным, людным и оружным», получал в вознаграждение от государства земельные оклады, которые, давались большею частью вре¬менно в качестве поместья, а иногда закрепляюсь в потомственное владение, в качестве вотчины. Владел поместьями в уездах - Можайском, Мосальском, Верейском, Суздальском, Шацком, Владимирском, Переяславль-Залесском, Каширском и Ряжском. По военной службе достиг чина подполковника в 1671 г., а по гражданской службе - думный дворянин в 1676 г. и наконец, окольничий – в 1688 г.- Постригся в Можайском Лужецком монастыре в 1693 г. и затем принял схиму с именем Петра. Умер 12 июня 1709 г. погребен в том же монастыре. Жена его - Мария Кондратьевна Озерова, умерла в 1695 г. Погребена в том же монастыре Лужецком.
Тимофей Петрович Савелов. Биография его приблизительно та же, что и старшего брата Павла Петровича. Состоял на военной службе, был в походах, участвовал в боях, один раз ранен в ногу; состоял воеводой в Суздале; получая вознаграждение за службу земельным участком, владел поместьями в 12 уездах, имел чины: по военной службе полковник, по гражданской - стольник, патриарший боярин, думный дворянин, наконец, окольничий; умер в 1699 г., погребен в Можайском Лужецком монастыре.
Жена его Евфимия Дмитриевна Коноплева, умерла в 1715 г. погребена в том же монастыре.
Афанасий Тимофеевич Савелов родился в 1664 г. \умер в 1733 году. С юных лет он уже значатся на службе: 13-ти лет от роду; стряпчий, 14-ти лет – стольник; участвовал в двух крым¬ских походах с князем В.В. Голицыным; в 1690 г. прислу¬живал за царским столом по случаю рождения царевича Алексея Петровича; состоял воеводою в Иркутске, в 1713 - 1719 гг. ландрат в Московской губернии, в 1719 г. товарищ Московского вице-губернатора; в 1724 - 1733 гг. начальник Московской розыскной раскольнической канцелярии: чином статский советник.
Жена его - Екатерина Ивановна Вельяминова.
Об упомянутых трех вотчинниках достоверно неизвестно,
какое отношение они имели к Ухолову От следующего по порядку владельца - Автонома Афанасьевича Савелова поступили в Ухоловский храм; где и доселе хранятся и нахо¬дятся в потреблении священный сосуды для совершения причащения (сказано в очерке о церкви). Был еще, говорят, колокол, на котором значилось, что он пожертвован Савеловым, но так как прежде стариной не дорожили, то Савеловский колокол снят был для переливки его в другой, по весу больший, и текста о колоколе списать не догадались.
Служебная карьера Автонома Афанасьевича Савелова
скром¬нее карьеры его предков. в 1721 г. он ученик инженер¬ной роты; в 1730 г. из кавалергардов в Измайловский полк поручиком, в 1739 г. прокурор коллегии экономии; в 1740 г. капитан - поручик измайловского полка; 1742 г. прокурор в Белгороде. Владения Савеловых при разделах между наследниками постепенно дробились и убавлялись.
У Автонома Афанасьевича Савелова поместья имелись только в трех уездах кроме Ухолова, Можайском, Боровском и Владимирском.
Жена его - княжна Софья Михайловна Львова.
Детям Автонома Афанасьевича, а их было четыре сына и четыре дочери, не повезло в жизни. О дочерях в родо¬словной нет известий, чтобы они вышли замуж; сыновья недалеко ушли по чинам служебной иерархии; один - прапорщик, другой подпоручик в отставке, а тот, который полу¬чил в наследство село Ухолово, Александр Автономович - отставной каптенармус измайловского полка.
Александр Автономович Савелов родился в 1729 г., умер в 1774 г. Из сказанного о нем в историческом очерке, очевидно, что это был человек неуравновешенный: то совершает раздел своих имений между детьми своими, то опровергает произведенный им в законном порядке раздел. По смерти первой своей жены - Марии Михайловны урожденной Савеловой же, женится на второй жене - Параскеве Михайловне Селивановой, скоро с ней расхо¬дится и принимает меры к тому, чтобы лишить вторую свою жену причитающейся ей седьмой части из его имений.
По народному преданию Александр Автономович – про¬сто забубенная голова, любитель выпить, картежник и сутяга. Однажды принадлежавший ему крестьянин лег поперек дороги и не давал возможности соседнему помещику въехать в село Ухолово. Помещик приказал своему кучеру сечь кнутом дерзкого Савеловского крестьянина, тот никак не освобождал дороги. Тогда сам помещик слез с экипажа, схватил крестьянина за ухо, стал тащить его с дороги, и ухо оторвал. Александр АВтономович воз¬будил судебное дело и в результате за оторванное ухо своего крестьянина высудил с помещика целое крестьянское семейство да еще на выбор из всей вотчины. Из поступав¬шего к нему по суду семейства он избрал себе приближен¬ного дворового человека - камердинера Филата, от кото¬рого ведет свой род Филатовы. Любил Александр Автономович переслять своих крестьян из одной вотчины в другую. Из полка он привез с собою денщика, с которым был неразлучен. Деньщик происходил из села Телелюя, Воронежской губернии; за сыновьями и потомками денщика установилась фамилия Телелюевых. Первоначальное жительство Телелюевых было за оврагом, близ кладбища, потом они переселились на Новую Слободу и, наконец, появились в центре села, почти против храма. Из рода Телелюевых известны два брата: Артамон Филиппович бурмистр (1836-1837 г.) и Дмитрий Филиппович - родоначальник дома, из которого преемственно избирались один за другим четверо церковных старост в течение 36 лет (1875-1911 г.).
Дети упомянутых двух братьев вскоре после «воли» купили себе большие усадьбы вне села и образовали так называемый Телелюевский порядок.
Последними помещиками из рода Савеловых в Ухолове были два брата: Иван Александрович, рожд. 1755 г., умер 1826 г., погребен при храме села Ухолова, гвардейский подпоручик в отставке, и Александр Александрович. У первого жена была Екатерина Яковлевна Титин де ла Гилле, у второго Екатерина Петровна Ляпунова.
Каким образом выбыли помещики Савеловы из Ухолова рассказано в историческом очерке.
Савеловых сменили Верещагины Петр Алексеевич и жена его Александра Ивановна. Они купили Ухоловскую вотчину за исключением седьмой части, которая тоже посредством покупки поступила во владение князя Николая Петровича Гагарина и жены его Анны Герасимовны и находилась в их владении с 1798 г. по 1827 г.
Владение Верещагиных продолжалось 33 года, с 1792 г. по 1825 г. По обязанностям своей службы помещик проживал вдали от вотчины. Делами вотчины за него правил Иван Трофимович, несменяемый бурмистр. Помещик ли был хорош, бурмистр ли был удачно избран, а вернее и то и другое вместе, но только время владения Верещагиных оставило по себе добрые воспоминания и сопровождалось счастливыми результатами. Сооружен величественный трехпрестольный храм, приобретен большой колокол, торговля на селе развивалась, торговая площадь на селе расши¬рялась и благоустраивалась, не удачные члены причта церковного удалялись и заменялись достойными, крестьяне, состоя на оброке, особых тягот не испытывали, а в затруднительных случаях в руке сильного своего барина защиту себе находили.
От Верещагиных Ухоловское их имение перешло по наследству их внуку Алексею Александровичу Лопухину: дочь Верещагиных была замужем за Александром Лопухиным.
Алексей Александрович Лопухин по своему рождению, воспитанию и служебной деятельности - коренной москвич. В молодости он был в дружеских отношениях с поэтом Лермонтовым, с которым находился в дальних родственных отношениях. Дом Лопухиных в Москве был средоточием наиболее развитой московской молодежи. Во владение Ухоловской вотчиной А.А. Лопухин вступал, будучи юных лет.
Сначала по книгам церковным он значится малолетним, потом студентом, в 1869 г., камер - юнкером и наконец, в 1869 г. статским советником. В своих отношениях к своей вотчине он проявлял гуманность, доброту и заботливости. Он уделял большое внимание делу построения в Ухолове двухпрестольной трапезной теплой церкви; под его непосредственным наблюдением сооружались в Москве иконостасы для обеих пределов церкви , он заботился , чтобы при храме был хор и на селе училище, а когда возник вопрос о построении казенного училища, безвозмез¬дно отвел для него усадьбу на торговой площади.
Старики вспоминали случай из посещений А.А. Лопухиным своего села. В один из своих приездов он просил мест¬ного священника отца Петра Миролюбова показать ему дома бедных на селе. Священник повел. Помещик в каждом доме оказывал денежную помощь по 5, 10 рублей и даже более. Но вместо довольствия вышло не довольствие; некоторые дома, считая себя бедными и не справедливо обойденными барскою милостью, вознегодовали на священника и собирались даже бить его. В другой раз А.А. Лопухин зашел на спевку церковного хора и привел с собою своего гостя. Кто был гость барина, певчие не знали, но почему то решили, что он - еврей. Готовили концерт к празднику Благовещения и вот один певец во время антракта, обращаясь к незнакомцу, воскликнул; «вот как прославляется сын Марии». За свою выходку певчий подвергнут, был телесному наказанию и певчие решили, что он "пострадал за Христа. Приезды помещика были редкими событиями; а потом управляющие.
Из Лопухинских бурмистров известны: Кондрат Иванов Трофимов, Афанасий Парамонов Маврин (1829 и 1830 г), Артамон Филиппович Телелюев упоминается в 1836 г. и 1837 г. за него неграмотного расписывается конторщик Лукашев и бурмистр Складнев, в 1840 г. (имени не значится).
Управляющие: Константин Архипович Постников и Эдуард Антонович Климантович. О последующих лицах, занимавших должность управляющего, упоминать не стоит, так как влияние их на селе, после освобождения крестьян от крепостной зависимости, пало.
Управляющий К.А. Постников пользовался безусловны доверием помещика и властвовал неограниченно, окружен¬ный раболепием. В солдаты отдавал он крестьян не по очереди, а по своему произволу, наблюдая, чтобы люди смирные, исправные плательщики податей оставались дома, а члены семей беспокойные, буяны шли в солдаты. Сличалось, из пяти братьев никто не служил в армии, а из иного дома всех братьев одного за другим забирали в солдаты. однажды, прогневавшись на своего любимца кучера, Константин Архипович отдал его в солдаты, чему долго не хотели верить на селе, полагая, что управляющий только стращает своего любимца. Мимо дома управляющего крестьянина проходили, снимая шапки; если бы кто осмелился нарушить это твердо тогда соблюдавшееся обыкновение, того постигла бы строгая кара. Телесные наказания случалось, и без причины. Один крестьянин послан был в лес за вениками. Ключница, имея вражду против этого крестьянин, при приеме от него веников, наябедничала управляющему: «веники плоховаты» и, крестьянин подверг-ся порке.
Эдуард Антонович Климентович служил уже после «воли» былое величие управляющего уплыло; отношения между управляющим и крестьянами резко изменилось, это были две неприязненный друг к другу и враждующие между собою стороны. Климантович, заинтересованный, определенным процентом в свою пользу со всех поступлений, изыскивал способы возвысить доходность имения. Он поднимал плату со всех арендных статей; возбудил судебное дело об отобрании от церкви дохода от базарных весов; включил в число земли, подлежащей выкупу и собственную землю крестьян, купленную ими на свои средства. Все это больно било крестьян; они не сдавались без боя и отстаивали свои прав.
Алексей Александрович Лопухин, когда узнавал о несправедливых притязаниях своего управляющего, отменял их. Так, дело о базарных весах он прекратил своими заявлениями в Рязанскую консисторию. «Бабка моя Верещагина доход с весов, находящихся на торговой площади, предоставила в поль¬зу церкви. Со своей стороны и я не давал распоряжения лишить церковь этой льготы». Спор о земле, фактически не подлежавший выкупу, прекращен был в пользу крестьян наследниками А.А. Лопухина. У Алексея Александровича Лопухина и жены его - дочери известного деятеля по освобождению крестьян от крепостной зависимости, князя Александра Оболенского было три сына и две дочери. Старшая дочь Софья Алексеевна вышла замуж за князя Трубецкого, младшая Эмилия Алексеевна за графа Капниста. Старший сын Александр Алексеевич был Московским мировым судьей при самом введении, мирового института и быстро стяжал славу выдающегося судьи. Он потом занимал видный пост служебный в Варшаве. Поименованные дет Лопухиных к Ухолову отношения не имели Ухоловское имение поступили в наследство двум младшим братьям: Борису и Сергею Александровичам и находилось в их владении почти до самой революции, была продано (главная ценность - торговая площадь) года за два до октября 1917 г.
Выписываю из газеты «Русские ведомости» за 1911 г. № 33, характеристика Сергея Алексеевича Лопухина «Окончив курс Московского университета по юридическому факультету в 1876 г., он поступил немедленно для отбывания воинской повинности, в Аткарский полк и вместе с ним был отправлен на театр военных действий в Турцию, получил знак военного ордена - солдатский Георгиевский крест. По окончании войны в 1878 году, он записался в кандидаты на судебные должности при прокуроре Тульского окружного суда и с тех пор не покидал судебного ведомства, последовательно проходя должности кандидата, помощника и секретаря окружного суда, судебного следователя, товарища прокурора, прокурора, председателя окружного суда, прокурора судебной палаты, обер-прокурора сената и, наконец, сенатора. Он был судьей объективным, неподкупным в самом широком значении слова, не стремившейся к личной карьеры, строгим блюстителем закона, однако без присущей иногда и выдающимся юристам сухости, и узости взглядов. И в частной жизни семейной С.А. Лопухин, был таким же идеально-чистым, (благородным, высоко-нравственным человеком, каким он был в среде служебной. Обаяние личности Сергея Алексеевича было громадно; все близко знавшее его не могли не любить и не уважать его, так много было в нем качеств, украшающих человека: доброта, ласковость, жизнерадостность, веселый, безобидный юмор, тонкий ум, общительность и живость, - все влекло к нему», Умер С.А.Лопухин 8 февраля 1911г.
Не менее обаятельна была личность другого брата -Бориса Алексеевича Лопухина. Видеться мне с ним приходилось два раза. Слышал я, что он занимал то же высокий служебный пост, но, к сожалению, биографических сведений о нем мне не попадалось.
Итак, в Ухолове сменились три фамилии помещиков:
Савеловы владели 117 лет с 1675 г. по 1732 г., Верещагины - 33 года с 1792 г; по 1825 г. и Лопухины 90 лет с 1825 г. по 1916 г. Кроме того, седьмой частью села владели князья Гагарины 25 лет 1782 – 1827 г.
ДЕРЕВНЯ ГЛИНКИ
Крестьяне деревни Глинок по церковным документам пишутся за помещиками, которые следуют в таком порядке: Александра Григогревна Рахманинова, статская советница
с 1786 г. по 1810 г.
Шухер-Махер с 1810 г. по 1819 г.
Госпожа Старова.
Боярская.
Дублянская .
Все пять фамилий находятся между собою в прямом кровном
родстве по нисходящей линии; о двух последних достоверно известно, что Боярская – мать, а Дублянская ее дочь. О трех первых передавался слух, что Шухер-Махер - зять Рахманиновой и передал Глинки своей дочери Старовой, а та - своей дочери Боярской. Постоянного местожительства в деревне Глинках помещики не имели, они наезжали, да только изредка; крестьянами управляли бурмистры, избираемые из местных крестьян помещиками. Из бурмистров Глинских сохранились имена; Андрей Диомидович Якушин и Кассиан Козьмич Кахутин.
Документальных сведений о помещиках д. Глинок мне под руки не попадало; народное предание сохранилось только о двух лицах: Шухер-Махере и Дублянской.
Фамилия Шухер-Махер нескоро была усвоена даже церковным причтом; в первый год в церковных книгах она коверкается на разные лады: «Турмахин», «Тюхтер-Махтер», «Турмерхер», «Туфер-Махер». Об этом помещике передавались такие баснословные сказания, что, приводя их, я за достоверность не ручаюсь. Несомненно, что это был жестокий стяжатель, эксплуататор крестьянского труда. Кроме Глинок, у него во владении находилось другое имение в Курской губернии.
Однажды, Шухер-Махер переселил из Глинок в Курское свое
имение 40 семейств. При переселении в Глинки был такой
вопль, что его слышно было в Ухолове. Я застал в живых стариков, которые передавали мне слух о переселении; крестьян из Глинок в Курскую губернию и при этом добавляли, что переселенцы в первое время наезжали оттуда в Глинки к праздникам, а Глинские крестьяне путешествовали туда и, возвращаясь, хвалили курскую вотчину в том отношении, что там много всяких фруктов. Курские крестьяне Шухер-Махера несли барщину, а Глинские состояли на оброке. Здоровых, крепких работников он переводил из Глинок в Курское имение, а слабосильных оттуда выселял в Глинки. С Глинских крестьян он ста-рался выжать, как можно более, оброка, а в Курском имении завел заводы. Памятен наглядный урок, какой Шахер-Махер давал своему бурмистру относительно выколачивания оброка с Глинских крестьян. В один из своих наездов он, на глазах бурмистра, стал сдирать кожу с живого карася, пойманного, в пруду, а потом бросил карася, в пруд.
- «Видел, что я сделал?», спрашивает барин.
- «Видел», отвечает бурмистр.
- «А понял ли, что это значит?»
- «Нет»
- «Так и ты дери шкуру с мужиков, но оставляй их в живых они опять обрастут».
«Мой крестьянин», говорил в другой раз Шухер-Махер. «должен быть таков, чтобы у него сквозь шапку волосы видны были». Однажды в своем курском имении Шахер-Махер показывал своему гостю работы на своем кирпичном заводе. Остановилась около одного сильного мастера, который: успешнее всех работал. Хозяин со всего размаха ударил ловкого мастера бичом. «За что», спрашивает гость, он и без того лучше всех работает». «Он еще лучше будет работать», отвечал хозяин.
Однажды проезжая рекою в половодье, Шахер-Махер с повозкою и лошадьми провалился сквозь лед. «Выручи», молит он своего кучера, «дам тебе вольную». Кучер постарался спас и барина и лошадей. Прибыв домой, барин, вместо вольной, приказал кучера высечь, приговаривая: «ты спасал меня за вольную забывши, что это ты должен был сделать по своей обязанности». Впоследствии этот кучер с тройкой лошадей сбежал от Шухера-Махера, скрылся и концы в воду.
Помещица Дублянская представляется в ином образе, довольно привлекательном. При освобождении крестьян от крепостной зависимости, она, за выделом надлежащих земель¬ных наделов, предлагала Глинским крестьянам взять на выкуп в рассрочку и всю остальную ее землю по 43 рубля за десятину. Такой земли помещицы оставалось 285 десятин, из коих в Ухоловском поле находилось 170 десятин и в дачах д. Глинки 115 десятин. Несмотря на очень выгодные условия, крестьяне от покупки земли наотрез отказались: «так все наше будет», уверенно говорили они. По доброте душе своей помещица просила приходских священников повлиять на крестьян и выяснить им пользу и необходимость покупки земли. Прибыли на сход оба священника. Из них старший - отец Тимофей Лубянский обладал красноречием, пользовался вниманием к его слову, но когда он стал убежать крестьян деревни Глинки не упускать счастливого случая покупки земли у помещицы Дублянской, раздались голоса: «Ты за господ, а не за нас, что отец Петр скажет». Отец Петр Миролюбов стал давать совет в том же смысле. «Ты сам молод, по земле мало понимаешь», такими словами остановлен был и второй священник. Чтобы дать время крестьянам одуматься, Дублянская сдала свою землю сторонним аренда¬торам на три года и по прошествии этого срока аренды опять приезжала предложить своим бывшим крестьянам землю по прежней цене; опять отказалась. Земля продана была купцам и впоследствии, в руках Филатовых и Якушкиных, возвысилась до такой стоимости, что годовая арендная плата за десятину стала разняться той сумме, какую помещица назначала для покупки земли в собственность.
В последствии много жалели крестьяне деревни: Глинки о том, что упустили из своих рук землю, которую предлагала им купить помещица Дублянская. Какая была причина тому, что крестьяне отказались от выгодной для них покупки земли. Причин можно указать несколько. Прежде всего, крестьяне, должно быть нутром своим чуяли, что земля должна принадлежать трудящимся на ней. К сожалению, осуществления их заветной мечты: «так все наше будет», пришлось ожидать долго - целых 57 лет; в течение этого времени земля могла бы окупить себя несколько раз.
Вторая почина отказа крестьян от покупки нужной им земли заключалась в продажных, зловредных личностях, которые отвлекали крестьян от покупки земли, дабы, при недо¬статочных земельных наделах, закабалить их в экономической зависимости помещикам, последним не остаться с землею без необходимых работников.
Была и третья причина - своя местная. По случаю дарования воли из многих мест посылались в тогдашний, Петербург всеподданнейшие адресы. Глинские крестьяне, считая посылку адреса недостаточным, снарядили депутацию. Депутация их говорят, до Рязани только доехала и, погуляли по трактирам - кабакам, возвратилась с докладом: «сам царь нас принял, пожал нам руки; сказал, знаю вашу деревню; Глинки -деревня хорошая». После такого доклада уверенность в бесплатном получении земли от своей помещицы у Глинских крестьян окрепла: «нас царь знает».
МАЛОЕ УХОЛОВО
В 1780 г. в Малом Ухолове значилось три дома-помещиков: Лукьян Никитич Стаханов, Иван Матвеевич Голышев и братья Араповы: Петр, Василий и Николай Андреевичи. С течением времени наследники имений делились, имения дробились, и дома помещиков умножались. В 1827 г. Стахановых, Голышевых и Араповых стало по три дома, да еще появились три новых помещика: Яков Николаевич Безобразов, Григорий Григорьевич Пирожков и Анна Николаевна Савинова, и составилось всего 12 домов помещиков. Чем дальше шло время, тем более количество помещиков в Малом Ухолове умножалось.
Привожу родословие трех первых помещиков по нисходящей линии.
1. Лукьян Никитич Стаханов, в 1780 г.
Его сыновья; Иван, Мануил, Сергей .
2. Прапорщик Иван Лукьянович Стаханов. Жена его Мария Пантелеимоновна. У них два сына: Иван и Яков.
3. Яков Иванович Стаханов жена его Александра Александровна.
4. У них сын Николай Яковлевич Стаханов и жена его Мария Виссарионовна. Вторая жена Анна Степановна
1. Подполковник Иван Матвеевич Голышев. 1780 г. Кум и сподвижник полководца Суворова. У Ивана Матвеевича два сына: Петр и Матвей. Петр Матвеевич - крестник Суворова, достиг чина генерал-аншефа. Рассказывали, что он состоял адъютантом Екатерининского временщика. Временщик однажды пристал к Петру Ивановичу: «Пей», а тот спиртных напитков не употреблял «пей, тебе говорят».
- «Бунтовать буду», предупреждал Петр Иванович.
- «Пей», не отставал временщик. Петр Иванович напился и набунтовал, так, что долго о том все помнили.
2. Матвей Иванович Голышев, штабс-капитан и кавалер, владел имением в Малом Ухолове, где и проживал, и умер в 1885 г., 71 года от рождения, погребен на кладбище сельца Малого Ухолова.
У Матвея Ивановича и жены его Александры Николаевны три сына: Александр, Виссарион и Петр, Александр - прапорщик, кавалер; принят был у Филарета, митрополита Московского, которому однажды преподнес свой литературный труд.
3. Виссарион и Петр Матвеевич - неслужащие дворяне, жили и скончались в своем наследственном имении в сельце Малом Ухолове. Это были люди простые, религиозные, безобидные; о так их людях говорят, что они курицы не обидят. Виссарион Матвеевич любил петь на клиросе, а Петр Матвеевич - кадило подавать. Причт, церковный иногда эксплуатировал любовь Виссариона Матвеевича к пению. «По субботам великого поста в местном храме скоплялось очень много причастников; приобщение продолжалось час и более времени. По уставу в это время полагается петь: «Тело Христово примите», а псаломщики заняты держанием плата пред Святыми Дарами; вот диакон похвалит, бывало, Виссариона Матвеевича: «какой у Вас тенор приятный и как поете Вы хорошо», - и барин поет у нас без остановок, пока все до одного подойдут к причащению.
Петр Матвеевич иногда захаживал ко мне после литургии чайку попить. При прощании он не преминет добавить: «архиерей приедет, я вас похвалю, скажу; священник хороший». О царе освободителе Александре II Петр Матвеевич вспоминал с негодованием: «он у нас отнял - и у него отнято будет», говаривал он на ушко по секрету.
Однажды с Петром Матвеевичем случилось несчастье: во время масличного катанья он был сбит с ног и подмят санями и ранен. Я был приглашен приобщить раненого. Лишь только я начал исповедь больного, предварительно попросивши всех удалиться из нашей комнаты, как дверь отворяется и Виссарион Матвеевич делает мне знаки, что он имеет нечто сообщить мне. Подхожу к нему. «Врат матерным словом ругается; в этом грехе он, может быть, забудет раскаяться, а может быть, постесняется – вы уж сами его спросите", таинственно сообщил он мне о своем брате. Старосветские они были помещики.
4. У Виссариона Матвеевича Голышева и жени его Анны сыновья: Александр, достиг чина полковника и Владимир, не служивший.
У Владимира Виссарионовича Голышева жена Елизавета Ивановна.
Последним представителем рода Араповых в Малом Ухолове был Егор Васильевич, штаб-капитан умер в 1859 г., погребен в Малом Ухолове.
Слушая, бывало, рассказ и о нем его крестьян, я приходил к заключению, что это был человек ненормальный. Жена его Елизавета Мелетьевна с грудным ребенком - дочерью Любовью на руках, ушла от него босою в первые зимние заморозки в свое Погореловское имение, где и дожила до самой своей смерти, не сходясь со своим мужем. Егор Васильевич постоянно был пьян. Дикие выходки его больно отзывались на его крестьянах: то без всякой причины окна перебьет в избе крестьянина, то зайдя внутрь крестьянской избы, дежу с хлебным тестом опрокинет.
Своим безобразиями он так надоел своим крестьянам и дворовым, что, когда умер, не смотря на все уважение русского человека к покойникам, над трупом его издевались, били по щекам, дергали за волосы, а когда несли его на кладбище, некоторые даже плясали, выражая свою радость, что отмучились от безобразника помещика. Когда стали распространяться упорные слухи о близком освобождении крестьян от крепостной зависимости, Егор Васильевич Арапов принуждал состоятельных из своих крестьян откупаться на волю. Тогда принудительным порядком откупились от него Соколовы и Копейкины.
Отб¬ившимся нужно было приписаться к волости вольных крестьян, а таковой волости вблизи не оказывалось, - и принуждены были приписаться Копейкины к волости Еголдаевской за 12 верст, а Соколовы, три брата, сочли за лучшее причислить себя мещанами и разбились, приписавшись один к г. Сапожку другой к г. Ряжску, а третий к Рязани. Что еще интереснее, один брат стал носить фамилию Соколов, другой Степанов, а третей - Петров.
У Григория Григорьевича Пирожкова были сыновья: Иван, Пармен и Филарет. Последнего владелицей имения Пирожковых в Малом Ухолове была Марья Параменовна, в замужестве за Василием Ивановичем Чернышевым. Каменный дом Чернышевых служит теперь помещением для школы. Некоторые Малоухоловские помещики, чтобы сохранить в своем владении побольше земли, записывали своих крестьян при освобождении их от крепостной зависимости, в разряд своих дворовых (дворовым полевого надела не полагалось).
Таким образом, в Малом Ухолове, образовался довольно многочисленный класс «безземельных крестьян», бывших дворовых, которые впоследствии, считали себя людьми забытыми, обойденными и несчастными и только Октябрьская ре¬волюция сравняла их с другими крестьянами, наделенными земельными владениями.
КРЕСТЬЯНЕ.
Житейский быт крестьян села Ухолово не разнился, как ныне разнится от быта крестьян других соседних селений; такие же как в других селах, были жилища, домашняя обстановка, одежда, посуда. В судебном деле Поповой находится подробная опись жилых и нежилых строений «седьмой части», составленная в 1835 г. По этой описи можно судить, как жили крестьяне села Ухолово 100 лет тому назад, с той лишь оговоркой, что имущественное положение «седьмой части» в то время, вследствие продолжительной судебной тяжбы, понизилось.
По описи значится в «седьмой части» 25 домов. Все дома деревянные, рубленные из осинового леса, все крытые соломой. Во всех домах полы деревянные. При 3 домах имелись амбары рубленные, при 5 домах – сени рубленные. Дворы все плетневые, имелись только у 15 домохозяев, а при 10 домах дворов совсем не имелось. Нежилые постройки крыты были также все соломой. У 5 домохозяев было по 2 избы, остальные семьи помещались каждая в одной избе. Размеры жилых помещений: в 5 домах по 9 аршин длины при таковой же ширине, в 9 домах по 8 аршин ширины и 8 аршин длины, в 4 домах по 7 аршин, как длины так и ширины, в 5 домах по 6 аршин длины и такой же ширины, и, наконец, в 2 домах по 4 1/2 аршин при такой же ширине. Красных окон значится по 4 в 2 домах, по 3 в 4 домах, по 2 в 11 домах, по 1 в 8 домах.
Домашнюю мебель составляли: стол и лавки, последних по две, иногда по три, а в двух домах по четыре. Внутренние дощатые перегородки записаны только в трёх домах.
В 1885 году, когда я первый раз пошел по домам прихожан, обстановка в домах богатых жителей села Ухолово была уже городская: залы, гостиные, зеркала, диваны, мягкая мебель, картины. Но большинство остальных домов имело еще вид деревенский: маленькие окна, низкие двери голые стены, а две избы топились еще по-черному, то есть, не имели дымоходных печных труб. Ширина усадебных поместий по описи в деле Поповой не одинакова; начинаясь с 12 сажен, она опускалась до 10 сажен, потом до 8 сажен, а 3-х домохозяев ограничивалась только в 5 сажен. Длина усадеб была также не одинакова. Высшая мера длины 30 сажен, низшая – 12. О скотоводстве и других отраслях сельского хозяйства опись сведений не даёт.
На торговой площади в Ухолове в 1786 г. как видно из судебного дела братьев Савеловых, находились «лавки, шалаши, амбары и прилавки». Амбары, служившие для ссыпки хранения скупаемого для перепродажи хлебного зерна, строились из дерева, а лавки из плетня. Всё было крыто соломой.
Первый каменный дом появился в Ухолове лет за 10 до воли. Этот дом, принадлежавший М.Ф.Киселеву – Шаширину, строенный его дедом, а так же и другие, за ним вскоре выстроенные, оказались непрочными, вследствие неудачной кладки. В стенах оказались трещины, и все первые каменные дома
с течением времени были разобраны. Первая каменная лавка сооружена Ев. Ил. Шугриным в 1882 году.
ПОЖАРЫ
Благополучию крестьянской жизни много вреда приносили пожары, которые случались довольно часто, производили большие опустошения и сопровождались иногда человеческими жертвами. Вероятно, силён был пожар в 1755г., когда церковь сгорела. В деле Поповой упоминается пожар, прошедший в 1833 г. «Я в то время был еще малолетним» - вспоминал В.И Маврин: «Пожар в великую субботу от загоревшейся бани и опустошил всё село от одного конца до другого». В письме 1845 г. отец Кирилл сообщает своей дочери «Петруша сгорел». Упомянутый Петруша, т.е. отец Петр Миролюбов в течение 42 лет (1843-1885) семь раз подвергался пожарам. Несчастен по пожарам был первый год после освобождения крестьян от крепостной зависимости. В течение весны и лета этого года случилось свыше 20 пожаров на селе. Особенно страшны были пожары на второй спас, когда заживо 4 человека сгорели, и на день Успения. Удрученные несчастием, жители, по соглашению с духовенством, на другой день – на третий спас совершили крестный ход по селу и постановили совершать таковой год на будущее время. Постановление о совершении крестного хода на третий спас много лет исполнялось свято: работы прекращались; торговля закрывалась, огня в домах не разводили, печей не топили и горячей пищи не готовили. Потом усердие стало падать; сначала, с 1896г., купцы начали торговать, а с дней Октябрьской революции и самый крестный ход прекратился. Пожар 1872 года остался в памяти народа под именем Самруковского: он начался с дома Саморуковых, на краю села в Ганиловке и закончился на другом конце села на кладбище, где сгорела усыпальница. От всего села уцелело домов 30. Моё поступление в Ухолово встречено пожаром. На второе утро после моего бракосочетания от неизвестной причины сгорели надворные постройки, только что пред тем перешедшие в моё владение. А вместе с моими постройками сгорели надворные постройки соседа другого священника. Дома наши уцелели от огня. Под Покров того же года погорели жилые и нежилые строения всех остальных членов местного причта. Страшен был пожар 30 августа 1888 года, возникший в сильную бурю. Огонь перебрасывало на дальние расстояния, село одновременно горело в пяти местах. С наступлением каждой весны и до поздней осени жители находились в тревоге, ожидая пожаров, каковых в среднем приходилось до 20 в год. Мебель из домов выносилась; имущество в кладовых, а иногда даже бывало на возах; дома поражали пустотою. Первый удар церковного колокола вызывал нервное вздрагивание – чудился пожарный набат.
С девятидесятых годов пожары в Ухолове затихают, случаются реже, быстро прекращаются. С пожарами успешно вела борьбу возникшая на селе добровольная пожарная дружина. Стали строиться дома каменные, а еще более стало появляться крыш железных. Пожары наложили свой особый отпечаток на село: у многих дворов нет ворот, а надворные постройки – на отдалённом расстоянии от жилого помещения, и мимо дома - 4 проходных дороги.
ОДЕЖДА
Одежду в старое время делали из материалов своего домашнего приготовления, покроя деревенского. Фасоном одежды не отличались богатые от бедных; различие состояло лишь в том, что на богатых одежда была новее, чище и крепче. Богатство заключалось в кладушках хлеба на гумнах. Мужчины ходили в белых рубашках и портах. В праздники в церковь надевали длинные халаты из самодельного сукна, на головах – шляпы, верх которых пропитывали маслом для прочности и для того, чтобы вода скатывалась. В холодное время года носились шубы без воротников, полушубки, штаны сукна домотканого, валенки, рукавицы, шапки. Поддёвки – позднейшего происхождения. В порядке вещей считалось, к старой поношенной одежде делать рукава из новой материи и носить одежду старую, у которой выделялась новая пола.
Всякое новшество в одежде встречалось неодобрительно. Когда местный щёголь привёз из Москвы картуз и стал носить его, вместо шляпы, по адресу щёголя кричали: «Фтюзе. Идет малый в картузе». Когда тулуп стал заменять шубу без воротника, воротник стал называться «обаполником» («обапол» в местном выражении значит «напрасно»). Калоши именовались «полтора сапога». Пиджаки ещё более позднего появления. В 1896г. для встречи архиерея избранные миром два представителя от крестьян заменили на себе поддёвки пиджаками, и своим новшеством удивили большинство местных жителей.
Женщины на головах носили кички, но я этого уже не застал. При мне старые купчихи носили сарафаны. Подвенечные уборы большинства невест составляли сарафан, безрукавная корсеточка, из которой выпускались широкие кисейные рукава, рубашка, на голове платок. В ушах серьги в виде больших пушков. Перед моим поступлением в Ухолово местные молодые купеческие жёны и дочери только что сменили сарафаны на платья, стали входить в употребление дамские шляпы. Мой предшественник по службе – отец Пётр громил в храме проповеди против ношения дамских шляпок и тем вызывал удовольствие прихожан. Ждали и с моей стороны продолжения похода против дамских шляп и остались разочарованными тем, что я не пошёл по этому пути. Среди ухоловских женщин перемена одежды сельской на городскую совершилась довольно быстро. Уже в 1894г. приглашённый во вновь открытое женское училище на должность сторожа деревенский крестьянин, глядя на одежду учениц, с удивлением спрашивал: «Где же у вас крестьяне? Неужели все дворяне да купцы?»
Появление первого самовара было встречено как событие чрезвычайной важности. Самовар привезён был из Москвы сыном бурмистра Ивана Трофимовича. Старик встревожился при виде небывалой вещи, бежит к своему другу отцу Кириллу: «Кипит и дует, что-то будет». В д. Глинки первый самовар заведён был в доме бурмистра: «Сам я не помню», - вспоминал внук бурмистра Н.И.Кахутин: «а слышал от старших, что дедушка наш был крайне недоволен покупкой самовара, называя его не иначе, как житенькая собачка, требовал, чтобы самовар убирали с его глаз долой (прятали за печку) и в чаепитии никогда участия не принимал. «В дни моего малолетства, - вспоминал другой старик, - зашёл я в дом бурмистра посмотреть, как чай пьют. Воспользовавшись моментом, когда хозяева вышли, я захотел отведать, что такое пьют, подбежавши, хлебнул прямо из чайника и обжёг себе рот».
ЗАНЯТИЯ
Исконным, основным занятием жителей села Ухолово нужно считать земледелие. По мере развития на селе торговли, земледелие отодвигалось на задний план, уступая место торговле. В последнее время перед революцией земледелием занималось небольшое число домов, которые арендуя участки других, вели дело в крупных размерах. Большинство же местных крестьян забросили свои земельные участки, не зная, в каких межах они лежат. Даже усадебные участки у многих оставались в забросе, ничем не засеянные. И те, которые занимались земледелием, вели это дело трудом наёмным, от работ собственными руками сторонились. Осенью целая армия молотильщиков с цепами стекалась в Ухолово, и в это время можно было наблюдать такое явление: молотильщик наёмный молотит, а домохозяин с взрослым сыном стоят и только лишь смотрят за работой. Появившиеся потом молотильные машины прекратили приток осенью молотильщиков. Бросалась в глаза другая особенность местного земледелия: зерно большей частью продавалось прямо с тока после обмолота, чтобы на вырученные деньги производить торговые дела: покупать хлеб для себя с рынка в течение года не считалось убыточным. После революции все жадно потянулись к земле и стали привыкать к обработке собственными трудами.
Установившаяся на селе торговля распадалась на несколько видов: торговали хлебом, кожами, сырьём, мануфактурой, галантереей, мясом и другими сельскохозяйственными предметами.
Крупную ссыпку хлеба первоначально вели купцы, приезжавшие из Москвы, Коломны. Эти купцы раздавали деньги местным крестьянам, а те, которыми занята была половина торговой площади, отправляли хлеб гужевым путём до с. Перевлеса - для дальнейшего следования его водою. Былую привольную жизнь того времени старики выражали образно словами «тогда мы по деньгам ходили». С течением времени взамен приезжих образовались в Ухолове свои местные фирмы по хлебной торговле: Хмылёва, Телелюева, Прутсков и другие.
Часть зерна размалывалась на месте, по размолу зерна работали 13 больших мельниц ветреных и 2 водяных. Кроме того, работало много крупорушек. Появившееся потом паровые мельницы существование прекратили как ветреные, так и водяные.
С проведением железной дороги, Ухоловские хлебные торговцы рассыпались по железнодорожным станциям, где начали производить хлебные операции и оседали на постоянное место жительства. Станции Александро-Невская, Вёрда и другие развившейся на них хлебной торговле обязаны выходцам из Ухолова. Имения помещиков часто переходили во владение ухоловских жителей, которые проживая в дворянских имениях, большею частью избирались на должности церковных старост. Сидельцами по кабакам в окрестных селениях были тоже выходцы из Ухолова.
Следующее по значению место после хлебной торговли занимала торговля кожами, сырьём. Скупкой – продажей кожи занята была большая часть села. Бывало, мелкие ухоловские торгаши постоянно разъезжали по окрестным селениям для скупки всякого рода кожи, не брезгуя снимать прямо на месте кожи павших животных, не исключая кошек и собак. К торговле кожей приучались к юности. Часто 10-летний мальчик получал от своего отца небольшую денежную сумму для ведения самостоятельного дела, и отец радовался, если сын от базара наживал несколько копеек. От мелких торгашей кожевенный товар поступал к двум крупным торговым домам: Телелюевым и Филатовым, а эти обозами отправляли его в города Касимов и Лебедянь, иногда вагонами в Нижний. Кожевенный товар вывозился из Ухолова в сыром, неотделанном виде. Но часть сырья оставалась на месте и обрабатывалась на 2-х кожевенных заводах.
Торговля кожей сосредоточилась в руках мужчин, на долю женщин выпадала торговля галантерейная и мануфактурная. Девочка с 9 лет носила на голове по базару решето с подсолнышками, которые отмеряла для продажи чайной чашкой. Подрастая, девочка ходила по базару уже с корзиной, предлагая спички, мыло, гребешки.
Ко времени своего замужества становилась уже форменною торговкою. С мелочей доходили до больших торговых оборотов, производя закупку товаров у Московских купцов и даже фабрикантов. Правда, самые большие мануфактурные лавки принадлежали купцам приезжим, которые оседали в Ухолове и заводили свои собственные дома; но мануфактурная и галантерейная торговля помельче находилась в руках местных женщин. Они торговали в своих лавочках, а большей частью производили свою торговлю в разнос и в развоз, одни торговали по ближним ярмаркам и базарам, а другие пробирались на дальние ярмарки Тамбовской, Воронежской губерний и даже в Донскую область. Торговки дальних ярмарок обыкновенно оставляли свои дома вскоре после Пасхи и возвращались домой поздней осенью. Подвижный, кочующий образ жизни с ярмарки на ярмарку, часто с грудным ребёнком, иногда пешком, вредно отражалось на здоровье торговок; многие из них преждевременно умирали от простуды, чахотки и других болезней. Был ещё разряд женщин, которые торговали посудой, так называемым ценным товаром, а некоторые готовили съестные в «обжорном ряду».
Производилась в Ухолове торговля скотом и мясом. В зимнее время стекались на базар обозы свиных туш, которые торговыми людьми скупались и вагонами отправлялись в Москву. Дома 2 в Ухолове и дома 4 в Глинках занимались прасольством: предприниматели ранней весной нанимали людей, отправляли их санным путём в Донскую область, потом приезжали сами, скупали по ярмаркам гурты быков, нагуливали их на заарендованных степных участках, а осенью, пользуясь подножным кормом, пригоняли гурты быков в Москву и продавали. Прасольское занятие особенно развито в Глинках и деревня процветала.
Там устроены были даже собственные бойни. Когда же, в видах пресечения распространения эпизоотий, воспрещён был прогон скота грунтовыми дорогами и прибавились расходы на провоз его по железным дорогам, прасольство стало упадать, а потом и совсем прекратилось.
По сезонам, как, например, перед Масленицей, производилась торговля рыбой, за которой Ухоловские торговцы ездили в Астрахань и другие южные города.
Какое бы прибыльное дело не выявлялось, Ухоловские крестьяне брались за него, не выпуская из своих рук. Снимали у окрестных владельцев в аренду плодовые сады, содержали в садах караульщиков, а осенью расторговывались плодами, завозя их иногда в города Сибири. Из Уфимской губернии вывозили вагонами на местный рынок лыки, из-под Царицына осенью арбузы. Скупали яйца и вагонами отправляли в столицы и за границу. Откупали оптом привозимые на базар сельскохозяйственные продукты и распродавали их в розницу по повышенной цене. Заводили колбасные заведения, мыльные заводы, пекарни. На каждое дело были особые специалисты, которые сами наживались и давали дело другим.
Некоторые из жителей занимались промыслами и ремёслами; Были шорники, синельщики, овчинники, канатчики, а также дворники, барышники лошадьми, извозчики, кирпичники. Ухоловские шорники обслуживали окрестность и состояли поставщиками шорных изделий Рязани, Зарайска. При мужском училище одно время существовал ремесленный класс по обучению шорничеству. Канатчики тоже поставляли свои изделия на Рязань и Москву. Дворничеством занимались почти все дома, прилегающие к базарной площади, а наиболее состоятельные открывали трактирные заведения. Исстари известны Ухоловские синельщики. Этим промыслом в былые времена занимались даже низшие члены причта церковного. Архиепископ Макарий вспоминал. Что в дни его молодости у девиц – дочерей низшего духовенства от крашенины руки были всегда синие.
С весны до осени в окрестностях Ухолова каждый год работали по 2 или по 3 кирпичных завода; впрочем, на этих заводах только хозяева были из Ухоловских жителей, а рабочие набирались из других селений. До появления железных дорог сильно был развит среди Ухоловских крестьян извозный промысел. О степени развития этого промысла можно судить хотя бы потому, что я ещё застал в Ухолове таких лиц, которые горячо доказывали, что железные дороги разоряют Россию, так, прекратив извозный промысел, разорили и тех, кто от него кормился. Я не стану упоминать об Ухоловских сапожниках, портных, кузнецах, так как работы их имели только местное значение. В Малом Ухолове привилось ремесло малярное, кровельное, швейное, причём и то, и другое ремесло совмещаются в одном лице: летний маляр зимой работает портным. В Глинках основался особый промысел - выделка растительного масла, макового, конопляного и других сортов.
УСТОИ КРЕСТЬЯНСКОЙ ЖИЗНИ
На каких устоях держалась жизнь крестьянская? На религии, на страхе, на послушании. Религиозность крестьян села Ухолово была исключительная, выдающаяся. Допустим, она проявлялась главным образом в обрядности, но за церковь держались крепко. При ежедневном совершении богослужений, храм никогда не оставался пустым. По большим праздникам, чтобы попасть к началу богослужения утреннего, вставали с полуночи, церковная сторожка задолго до благовеста переполнялась прихожанами. Никакое состояние погоды не удерживало от посещения праздничного богослужения. Случалось, иному прихожанину из Глинок ночью по дороге в храм сбиваться с дороги и ожидать рассвета в роще или в поле, но это не останавливало его от последующих путешествий в храм в опасную погоду. В широкую Масленицу, В Прощёное воскресенье, когда везде происходил разгул, Ухоловская церковь была полным-полна прихожанами. До 1000 просфор продавалось на проскомидии в годовые праздники. Особенно развито поминовение умерших. Самый бедный прихожанин долгом почитал совершить над своим покойником 40-дневное поминание с панихидами на кладбище и в доме, где устраивались поминальные обеды; Ухоловское духовенство редко обедало у себя дома. Кроме того, находились любители устраивать обеды для нищей братии. Вследствие религиозности жителей села Ухолово там находили себе радушный приют разного сорта юродивые и калеки, стекавшиеся со всех сторон. А самый главный показатель ухоловской религиозности – местный храм, большой, богатый, благоукрашенный. Связующим началом в жизни крестьян служили страх и послушание. Бурмистр на вотчине, отец в семье, муж по отношению к жене и от части священник в приходе – вот авторитеты, пред которыми преклонялись, которым беспрекословно подчинялись.
Бурмистром состоял Артамон Телелюев. Брат бурмистра Филипп (родоначальник дома, из которого потом вышло четверо, следовавших один за другим, церковных старост) в один великий праздник, проходя мимо арестного помещения, слышит голос своего задушевного друга: «Освободи, пожалуйста, я посажен невинно». Филипп Телелюев, выслушав заключенного, взял на себя смелость освободить его от заключения, в надежде уговорить брата-бургомистра. Вскоре между братьями произошел такой диалог:
-«Кто у нас бурмистр?»
- «Вы, братец»
- «А кто освободил?»
- «Я, братец»
- «Ну, поди и досиди в арестном помещении за выпущенного тобой столько времени, сколько он не успел досидеть».
Пошел Филипп Телелюев и беспрекословно исполнил распоряжение своего брата-бурмистра.
Бурмистр – гроза, перед которою всё гнулось. Если же выпадали случаи неподчинения власти бурмистра, то это были выходки дикие, необузданные.
Донесли бурмистру Ивану Трофимовичу: «Бушует Тюрьма, то есть крестьянин, прозванный так потому, что рожден был в тюрьме, когда его мать отбывала наказание за укрывательство разбойников». «Связать и привезти в контору», последовало распоряжение бурмистра. Но Тюрьма в руки не давался, пришло подкрепление. Собралась громадная толпа зрителей. Поимщики, рассказывал мне престарелый крестьянин П.Ф.Каманин, во время описываемого происшествия бывший мальчиком, умоляли Тюрьму: «Дяденька, иди, тебя Иван Трофимович просит». Тюрьма и слушать не хотел о подчинении. Едет мужичок. Тюрьма к нему в телегу, кричит: «Погоняй!». Лошаденка плохая, еле передвигает свои ноги. Тюрьма выхватывает из своего кармана нож и отрезает у лошади хвост. На Тюрьму наступают. Он отбывается. Наконец, одному из наступающих, удалось сбить Тюрьму с ног оглоблей. Буян связан, скручен, присужден к наказанию – сидеть в заключение с деревянной колодкою на шее. Но и тут Тюрьма смог набунтовать. Обладая неимоверною силою, он взвалил колодку себе на плечо и прямо в кабак, расположенный вблизи. Там мужичок, спросивший себе стакан водки, только что собирался выпить, и уже перекрестился. Тюрьма хвать у него из под носа стакан и выпил. «Расшибу!» - кричит он, угрожая своею колодкою целовальнику. Тот от себя угостил необычайного посетителя. И Тюрьма возвратился отбывать своё заключение.
Что был бурмистр в вотчине, то отец в семействе. Привожу слышанные мною рассказы о фактах из жизни далёкого прошлого. Из дальней поездки по торговым делам сын, уже пожилой человек, возвратился в пьяном виде, и не посмел вечером явиться к отцу на глаза. А рано утром сын умоляет отца, стоя на коленях: «Батюшка, прости!». Отец не обращает на сына никакого внимания, умывается, молится, пьёт чай.
Сын продолжает стоять на коленях. Отец выходит из дому по хозяйству. Сын встает и следит из окна, как отец ходит по двору, задает корм скотине. Отец направляется в дом, сын уже опять на коленях, опять умоляет: «Батюшка, прости!» И долго пришлось сыну вымаливать прощения у своего отца.
В другом семействе отец, тщедушный старик, собирается побить своего сына-богатыря. «Батюшка, - говорит сын – Ты меня свяжи, а то неравно я тебя зашибу!»
Столетняя старуха, впавшая в детство, чувствуя приближение смерти, приказывает собравшимся вокруг нее домочадцам: «Когда меня понесете хоронить, прикройте потеплее, вишь какие стоят морозы». Старший сын, моргнувший другим окружающим, почтительно отвечал: «Мы, матушка, прикроем тебя тулупом и обуем в валенки» - «Вот хорошо», сказала успокоенная мать.
Велика и жестока была власть у мужа над своей женой. Бывало, если человек бьёт другого, за обиженного заступались, но если муж бьет жену, защищать избиваемую не полагалось. Муж – хозяин, он учит свою жену, значит, она того стоит. В одном старом доме показывали ввинченное в стену железное кольцо и добавляли, что кольцо будто бы служило для того, чтобы к нему предварительно нужно было привязать за косы женщину, когда её желалось мужу «поучить». И в дело кольцо употреблялось часто, так как семья была большая.
Характерны слова одной кухарки последнего пред революцией времени. Когда рассвирепевший на неё хозяин стал угрожать кулаками, она сказала: «Я тебе не жена, не смеешь меня пальцем тронуть».
Гнёт священника, прежде всего, отражался на подчиненном дьячке. Священник сажал дьячка в храме, при всём честном народе, в наказание на колена. Нередко можно было услышать из алтаря слово: «Дурак!» по адресу
дьячка, когда последний делал ошибку в отправлении Устава богослужения.
Не диковина и пощечины.
Знаменитый гравер Пожалостин в дни своей молодости одно время стоявший в служении в доме священника села Ухолово, на страницах «Русской Старины» вспоминал: «Отец Пётр продуктов не покупал, когда ему требовались мука, крупа, мясо и др., он посылал меня к тому или иному прихожанину, и лишь только я скажу «отцу Петру» мне тот час отпускали всё, что требовалось. Отказа не случалось. Я сам бывал очевидцем, как священник трепал иного прихожанина за ухо или за вихор, а случалось, и палкой бивал, и никому на мысль не приходило обижаться на такое пасторское вразумление».
Выдающаяся черта характера крестьян. Не испытывая на себе непосредственной тягости власти помещиков, которые проживали в дали от вотчины, живя на оброке под управлением бурмистров, которые не проявляли жесткости, - ухоловские крестьяне не могли сделаться робкими, забитыми. Напротив, всегда на людях (на базарах, на ярмарках) они при всяких обстоятельствах становились хозяевами положения. Из ухоловского крестьянина выработался человек находчивый, смелый, смышлёный, умеющий пустить красное словцо, любящий шутки. Шутка сыпалась у него в словах, проявлялась и на делах. Случалась иногда дикая, грубая.
Тогда водили по селам медведей на показ народу, и было поверье: если на больного приляжет медведь, то болезнь, как рукой, снимет. Один шутник в то время, когда вожак с медведем входил в село, видя своего соседа спящим, дома на открытом воздухе, попросил вожака полечить медведем больного. Вожатый, ничего не подозревая, скомандовал медведю прилечь на лежащего человека. Каков же был ужас последнего, когда, открывши глаза, он увидел себя под медведем. Проснувшийся сначала остолбенел, а потом, разузнавши о проделке шутника, бегал за ним с топором, и тот едва спасся.
«Бывало», - вспоминал архиепископ Макарий время своей юности, «ухоловские крестьяне любого мужика засмеют на базаре, поставят в тупик». Выдавались любители придумывать небылицы и озадачивать простодушных слушателей нелепыми рассказами.
Один из чудаков, ходивший на степь по прасольскому делу и гонявший гурты быков до Москвы, врал о выдуманной им птице «Ваге». Вот какая птица Вага: любого быка выхватит из гурта и несёт.
– «Что ж её не бьют?» - вопрошали слушатели.
- «Всем миром выходили мужики на птицу Вагу. Ничего не могли с ней сделать. Полк солдат выгоняли и тогда не могли ее убить. Только один полковник отличился, сумел подстрелить птицу Вагу своею особою пулею». «И что ж вы думаете» – заканчивает рассказчик, «одного пуху с птицы Ваги набрали полтораста пудов, а перо и собирать не стали, так по степи и разлетелось».
Другой выдумщик запугивал слушателей своим чтением. Он служил приказчиком по ссыпке хлеба. Понадвинут, бывало, окрестные мужики много зерна для продажи, приказчик прежде, чем отворить ворота для ссыпки, выйдет с книгой, раскроет (а сам был неграмотный) и начнет выкрикивать страшным завывательным голосом, какие ему забредут на ум сентенции, в роде: «уповай на Бога», «будь благочестив», «смерть грешников люта бо есть». Мужики со страхом осеняли себя крестным знаменем, приговаривая: «Ах, как страшно ты, дядюшка, читаешь!» «Погоди, не то еще будет» - говорил чтец. После такой лекции отворялись ворота, и приказчик ловко обвешивал своих растроганных слушателей.
Однажды в Туле ухоловские крестьяне, занимавшиеся извозным промыслом, прослыли богатырями. Остановившись там на отдых, они вышли смотреть кулачный бой. Видят, местный силач вызывает любака на поединок, и никто не решается выступить на единоборство. Один из ухоловцев выступает против бойца.
- «Простился ли ты со своею женою и родством?» - надменно спрашивает туляк.
- «Простился» - отвечает ухляк.
- «Помолись Богу и простись с белым светом».
- «Это доброе дело».
Сошлись. Ухляк так сильно и неожиданно ударил туляка, что тот как сноп, повалился на землю и продолжать боя не мог. После этого случая ухоловские извозчики прослыли богатырями. На постоялых дворах им оказывали преимущественный почет и уважение, а в дороге при встречах пред ними сворачивали в сторону.
ОБЩЕСТВЕННОСТЬ
Жители села Ухолово не представляли из себя однородной, компактной массы. Они разделялись на две, далеко не равные части: богачей, меньшинство, домов 30, и всех остальных – большинство. Так называемые семичастные не входили не в первую часть, ни во вторую, и составляли особую часть села. Когда возникал вопрос о каком-нибудь общественном начинании, сельского общества большею частью был один ответ: предложите нашим богачам, они все сделают. К чести богачей нужно сказать, они были отзывчивы на общественные нужды.
Общественность на селе начала пробиваться задолго до Октябрьской революции. В 1898г. учреждена была Ухоловская добровольная пожарная дружина, которая сорганизовалась и фактически работала задолго до своего открытия. Учредителем дружины по справедливости нужно считать А.Н.Иванова. В составе деятельных членов дружины состояли все передовые жители. На свои членские взносы, а от части на экстренные пожертвования, дружина приобрела пожарную машину с соответствующим оборудованием, содержала одну, а иногда и две лошади, и считалась образцовою в губернии.
С 1910 г. открыто было церковно-приходское попечительство, преобразованное в свое время в церковный совет.
С самого начала империалистической войны, с ноября 1914г. сорганизовался в Ухолове комитете по оказанию помощи больным и раненым воинам.
Комитет трудился три года, содержа на свои средства без сто …?
Помощь лазарету оказывал доктор Игнатьев, подававший медицинскую помощь больным воинам бесплатно. Общественность выразилась в устроении здания больницы на селе, в открытии городского училища, гимназии. Во всех общественных начинаниях мне довелось идти нога в ногу с передовыми своими прихожанами: в добровольной дружине я состоял в течение шести лет казначеем, в попечительстве, а потом в церковном совете – почти несменяемым председателем, в лазарете несменяемым казначеем.
Как отразился в Ухолове манифест 17 октября 1905 г.
Помню, первым сообщил мне о манифесте доктор П.М. Виноградов, вбежавший ко мне со словами: «Осени себя крестным знаменем, русский народ». Порадовались мы с доктором. Лишь только он ушёл, приходят, сначала учитель К.П. Карпенев, по уходе его другой учитель Орешкин; и с этими утешились. Остальное население отнеслось к манифесту равнодушно.
Вскоре доктор устроил у себя на квартире политическое собрание, на котором вместе с нами выше упомянутыми присутствовали два передовых местных жителя: С.П. Телелюев и Т.П. Якушин, а также сын доктора – студент, только что прибывший из Москвы, где получил рану на баррикадах. Меня избрали председателем. Начали обсуждать вопрос: какой образ правления наиболее желателен для России. Я подал голос за конституцию, Виноградов-сын за республику, настаивая на том, что, при конституции, во главе правительства может оказаться дурак, тогда как в республике дурака ни в коем случае выбирать не станут. Якушин несмело спрашивает: «Что такое значит «конституция». Выяснили значение конституции и республики. Большинством голосов принята конституция; за самодержавие не подано ни одного голоса. Перешли к обсуждению вопросов о свободах. Демонстрируя у нас отсутствие свободы слова, учитель Карпенев заявил, что не дают места в печати его стихотворению, которое он тут же на собрании прочитал и привёл нас всех в восторг.
«Эй, послушай Андрей подойди к скорей, что тебе расскажу я», так начиналось стихотворение. Далее автор, сообщая о думе, ещё законосовещательной, высказывает подзываемому Андрею радостную надежду: «будешь в думе сидеть, на министров глядеть безбоязненно, смело и важно». Жаль не запомнил я ответных слов Андрея, составляющих всю боль стихотворения. Смысл таков: молчи, брат! Я уже ходил по этому делу советоваться с нашим земским начальником и получил от него такого пинка, от которого и до сих пор никак не отдышусь.
После нашего собрания поползли по селу тёмные, тревожные слухи, что у доктора в больнице по ночам собираются жиды и ведут подкоп под церковь; церкви опасность грозит. Слухи разрастались и с удивлением приплетали моё имя. По вопросу о ночном собрании приезжал на сельский сход земский начальник; вызывались для допроса участники собрания С. Телелюев и Т. Якушин (меня не потревожили); дело закончилось резолюцией земского начальника, что подобные события недопустимы.
Своеобразная гласность обличительная. Газет в старое время не читали. Обмен текущими новостями происходил в трактире, а также на базаре, отчасти в храме. Вместо газет, появлялась в селе гласность обличительная, из показательных примеров которой приведу два.
Должность старшины Ухоловской волости после воли первым начал проходить Н.Е. Прутсков. Старшина он был строгий: ночами по улицам разгуливать строго воспрещал; провинившихся сек нещадно; при нем и женщины нередко присуждались к наказанию – подметать торговую площадь под конвоем сотских. Старшина Н. Прутсков сам сумел и другим пяти семействам (Шашириным, Филатовым, Хмылевым, Телелюевым и Сорвиным) помог выписаться из общества крестьян. Конечно, действиями Прутскова было много недовольных, выступал один из крестьян Софронов. Предварительно подвыпивши, он подходил к дому Прутскова и начинал разносить: «Ты, Николашка, все общество обманул», и припоминались всякие прегрешения бывшего старшины. Выступления обличителя Софронова происходили, как бытовое явление и оставались для него безнаказанными.
В более позднее время проживал в Ухолове отставной писарь Кикин. Частенько можно было наблюдать гласные обличительные выступления этого Кикина против местного старшего священника отца Гавриила. Идет, бывало, Кикин из питейного заведения и направляется к дому отца Гавриила, на ходу жестикулируя, как военачальник на плацу и выкрикивая: «Гавриила, выходи на Михаила». У дома лилась самая позорная брань по адресу священника, припоминались и были и небылицы. Утомившись, Кикин ляжет тут же под окнами дома священника отдохнуть; вставши, начинал опять позорить священника. Пробовал отец Гавриил жаловаться на дикие выходки Кикина; того сажали в холодную, но, отбывши наказание, обличитель нисколько не унимался. Уж когда-то священник нашел средство избавиться от нападений своего оскорбителя. В Поповской слободе квартировал Семен И.К. – человек сильный, решительный и при том религиозный, к защите этого человека и догадался прибегнуть священник. Лишь только завидит он, бывало, приближающегося Кикина, бежит задним ходом к защитнику: «Семен Ив. Нашу улицу Кикин конфузит». Защитник хватает, что под руку попадется, и с боем прогоняет ругателя. Памятно мне последнее выступление Кикина. Темный, осенний, поздний вечер. Льет дождь. Раздаются грозные выкрики Кикина по адресу отца Гавриила. Через небольшой промежуток времени послышалось шлепанье по грязи шагов человека идущего с другой стороны, и затем глухие удары. Голос Кикина жалобно стонет: «Отче Симеон, пусти душу на покаяние». Звук глухих ударов продолжался, а потом все смолкло. Можно было подумать, что свершилось убийство. Но на другой день оказалось, Кикин жив только обличительные выступления с того времени прекратились. Несомненно, Кикин выступал, как орудие в руках врагов священника.
МЕДИЦИНА
До учреждения земства никакой медицины в Ухолове не существовало. Лечились у знахарей и знахарок заговорами, умыванием с уголька, нашептыванием. В числе средств лечения практиковались прохождение ручного медведя через больного, запекание в печке ребенка, обложенного тестом. При подобном лечении, понятно, больные иногда преждевременно умирали, а еще чаще случалось, болезнь затягивалась на многие годы. Из времени первых лет моего служения в Ухолове памятны мне четыре хронических больных, которые долгие годы страдали без всякой медицинской помощи. Часто мне приходилось путешествовать к этим больным для приобщения их, - и всякий раз, бывало, идешь с ужасом к каждому из них, а в дом войдешь, душа содрогается при виде человеческого страдания.
Первый дом муж слепой; жена разбита параличом, недвижимая, совершенно лишенная способности речи; она постоянно как-то по-детски жалобно стонет. У стариков единственная дочь, пожилая девица, угрюмая, жалующаяся, что старики заели ее молодость. Этот дом был из зажиточных; второй очень бедный: избенка маленькая, семья большая, в семье умалишенная женщина, которая валялась в темном углу за дверью на соломе, как собачонка; звуков больная никаких не издавала, только глаза ее как-то особенно ярко блестели. В третьем доме много лет жила женщина с килой в боку и без посторонней помощи подняться не могла. Наконец, в четвертом доме страдал мужчина, изъеденный, должно полагать, волчанкой. При входе в его дом сразу обдавал нестерпимый гнилостный запах; но это было еще выносимо; лицо больного закрывалось; когда же для преподания причастия покрывало с лица снимали, вместо образа человеческого, зияли сплошные раны, а из них кости. Ужасно было со стороны смотреть на человеческие страдания, каково же было выносить их страдальцам многие годы.
С семидесятых годов прошедшего столетия началась в Ухолове земская медицина. Для приема приходящих больных учрежден был медицинский пункт в составе участкового доктора и фельдшера. Первоначально медицинскому пункту уделялось мало внимания со стороны местного населения. Возбуждался однажды на уездном земском собрании вопрос о переводе медицинского пункта из Ухолово верст за 20 в село, где землевладелец предоставлял от себя бесплатно помещение для пункта. «Что скажет по этому вопросу гласный от села Ухолово» - спрашивает председатель, - «Покорно Вас благодарим» - последовал ответ под общий смех гласных. Может быть, гласный от Ухолова, сидя вдали, не освоился с сущностью обсуждавшегося вопроса, но и невнимание гласного показательно. Пункт был перенесен в село Гаи, но вскоре само земство нашло свое постановление нецелесообразным и возвратило медицинский пункт обратно в село Ухолово.
Другая особенность отношения населения к медицине заключалась в том, что фельдшеры в Ухолове пользовались большим вниманием, чем доктора; поэтому кроме земского медицинского персонала, на селе проживали два и даже три вольнопрактикующих фельдшера и наживали себе собственные дома. Дело доходило иногда до смешного. Служил на Ухоловском пункте молодой, подвижной врач А.И. Вельмин, который без приглашения посещал эпидемических больных. Лечит он одного купца, посещая его ежедневно утром и вечером, и узнает, что одновременно больной пользуется услугами местного вольнопрактикующего фельдшера приглашенного к тому же для проверки правильности лечения доктора. Доктор выказывает свое неудовольствие.
«Что же обижаетесь» - с недоумением возражает пациент «ведь А.Н. (т.е. фельдшер) одобрил ваше лечение».
Собственное здание для Ухоловской земской больницы выстроено было в 1905 году на земские средства с помощью пожертвований от местных жителей. Главным инициатором в деле построения здания больницы был С.П. Телелюев. Много трудился в этом деле и доктор П.М. Виноградов.
Именной список врачей с 1885 г. по 1921 г.
Беляев Илья Федорович
Красавцев Иван Михайлович
Вельмин Алексей Иванович
Алфутов Николай Афанасьевич
Лемаринье Николай Константинович
В 1885 г. в Ухолове уже существовала вольная аптека, которая потом переходила от одного владельца к другому и дотянула свое существование до того времени, когда заменена была советскою аптекою.
ПАМЯТНЫЕ ГОДИНЫ
1840 год.
Год голодный. Зима бесснежная. Старые священники вспоминали, что, бывши семинаристами, они в этом году к Рождеству Христову ехали домой из Рязани по голой земле, с которой поднималась страшная пыль. Весной и летом засуха; хлеб не родился; последовала голодовка. Хлеб пекли из муки пополам с мякиной; люди пухли, на теле появлялись болезненные рубцы. Счастливцы, имевшие хлебные запасы, наживались на нужде народной. Обнаружились люди бессердечные. Вспоминали о некоем Самохоткине, который, имея муки полную житницу, все радовался повышению цен и воздерживался от продажи своего товара, но дождался того, что цены начали стремительно падать, мука лихоимца слеглась камнем и ее пришлось разбивать обухом, а сам лихоимец с ума сошел. Но были и добрые души: Ник. Марунин свои хлебные излишки, вместо продажи их по дорогой цене, раздавал нуждающимся взаймы с условием возвратить, когда Бог пошлет новый урожай, пуд за пуд.
1847 год
Год холерный. Стояла страшная засуха. Холера началась во время Ухоловской, так называемой, девятой ярмарки, продолжалась в течение всей рабочей поры. Проявление болезни: понос, как из бочки; судорога, иногда настолько сильная, что ноги заводило за уши; боль в икрах, которые вздувались. В населении паника. Дом Пупчиных вымер от холеры. Иван Попов, возвращаясь из уезда, дорогою заболел; растерявшиеся его спутники стали лечить заболевшего купанием в реке, и домой привезли мертвого. Умерших от холеры в храм не вносили; отпевание совершалось на кладбище.
1891 год
Первый снег, выпавший было 8 ноября ст. ст. 1890 года вскоре сошел, после этого вся зима стояла бесснежная с сильными морозами. По дорогам пыль. Полозья у саней быстро изнашивались. Весна открылась рано; в конце марта уже посеяно было яровое. Дождя не перепадало за все лето ни капли. Тучи находили часто, но всякий раз сильный порывистый ветер разносил их. Ржаное поле вышло с большими плешинами, и на уцелевших местах рожь оказалась низкорослая, травянистая. Яровое и травы – плохие. Вследствие бескормицы последовал усиленный сбыт скота. Цена лошади пала до трех рублей. По краям дорог валялись груды падали. Надвигалась голодовка. Но среди Ухоловского населения голод не давал себя особенно почувствовать. Хлебные торговцы разыскивали запасы продовольствия в дальних местах, двигали по железным дорогам хлеб из урожайных краев в местности голодающие, сами наживались и давали возможность кормиться многим служившим у них по хлебной ссыпке. Торговцы кожами, как мелкие, так и крупные и вовсе завалены были своим товаром. С другой стороны, крестьянам раздавалось правительством пособие, а дворовым и мещанам помогал в продовольствии Красный Крест.
1892 год
Летом стали доходить до Ухолова тревожные вести о холере, появившейся на юге России; вести распространялись бежавшими из зараженных холерою мест рабочими. В населении – уныние, страх; а когда за селом, на случай появления заболевающих холерою, приготовлено было помещение, названное «бараком», - беспокойство усилилось. Стали уверять, что уже выкопаны бараки, т.е. ямы, куда будут кучами сваливать холерных людей. Успокоительно подействовал на прихожан крестный ход, совершенный в преднесении местной чтимой иконы Боголюбской Божией Матери и других икон. Крестный ход совершался при исключительном, небывалом благоговении, молились, не расходясь, с утра и часов до двух по полудни. Во время крестного хода (я совершал его без смены, так как о. Гавриил находился в служебной командировке) мною сказана была речь, где, насколько возможно я старался ободрить и успокоить прихожан. «Весь страх с нас как рукой сняло» - говорили после крестного хода прихожане. Холера село Ухолово миновала, несмотря на то, что в Мостье и других ближайших селениях она унесла десятки жертв. Был у нас только один подозрительный по холере случай. Феодор Холкин проезжая по железной дороге зайцем, т.е. без билета, спрятался от контроля в санитарный вагон. Человек мнительный, он, возвратившись домой, заболел и умер. Доктор в то время отсутствовал. Фельдшер, вольнопрактикующий, причиною смерти признал холеру. Но я, когда посещал умирающего для напутствия и в другой раз для совершения над ним соборования, никаких явных признаков холеры в состоянии умирающего не заметил.
1908 год
Санный путь стоял 12 дней после Благовещения. В день Вербного Воскресенья, в апреле ст. ст., на базар съезжались на санях. После литургии я поехал в Глинки «с молитвой», санный путь стоял исправный; но когда вечером возвращался домой, вода в лощинах сильно поднаперла, в двух местах купались.
1919 год
Свирепствовал тиф в приходе. Болезнь особенно сильно развилась в течении месяцев: января, февраля и марта. Похороны совершались ежедневно. Выпадали дни, когда сразу хоронили по восемь гробов. Тиф унес двух священников: Иоанна Кочурова и Василия Кудрявцева. В марте приход посещен был чудотворной иконой Боголюбской Божией Матери из села Зимарова. С посещением иконы, тиф пошел на убыль.
1921 год
Год неурожайный. Былые хлебные запасы вперед были все истощены. Народ бедствовал, питаясь суррогатами. Перестали брезговать кониной.
1929 год
В январе стояли чрезвычайно жестокие морозы. Снег, выпавший 17 ноября, лежал до половины апреля. На Вербное воскресенье, 15 апреля ст. ст. на базар съехались на санях, но к вечеру пошла вода; дорога испортилась. Урожай был хороший.
О деревне ГЛИНКИ
В настоящее время деревня Глинки расположилась своими слободами в виде четырехугольника по всем четырем сторонам своего пруда; а первоначально, по преданию, она состояла только из одной слободы, расположенной по правой стороне пруда, задами к Ухолову. Пруд окружен был лесом, тянувшимся без перерыва до уцелевшей в наше время рощи, известной под именем «Заповеди». Берега Глинковского пруда были пустынны; женщины, ходя за водой иногда встречали там волка, - поэтому за водой ходили группами.
Следующей слободой по времени своего возникновения явилась та, которая расположена по левую сторону пруда, задами к селу Ольхи. Эту слободу прозвали «Литвой».
Третьею в хронологическом порядке слободою появилась так называемая «Большая дорога», точнее сказать, средина ее, так как концы Большой дороги, как к Ухолову, так и к Ольхам, позднейшего заселения.
Наконец, четвертая слобода, расположенная задом к Заповеди, стала заселяться с восьмидесятых годов прошлого столетия. Последняя слобода получила прозвание «Хропцы».
Постройки Глинских крестьян считались беднее построек крестьян Ухоловских. В Глинках, по рассказам, иногда до пяти домов имели одни ворота, что вызывалось не столько недостатком, сколько хитрым расчетом, так как оброк собирался будто бы по числу ворот. Ворота устраивались тоже не по-настоящему: деревянный станок, или пяльцы, обивался лубком, а иногда оплетался моченцем. Двери устраивались без железных петлей, как называлось «в пятку».
АРХИЕПИСКОП МАКАРИЙ
В число составленных мною очерков нужно включить биографию архиепископа Макария, который по своему рождению и первоначальному воспитанию плоть от плоти и кость от костей села Ухолова. Родитель архиепископа Макария – священник Кирилл Прокопьевич Подлесенский получил свою фамилию от села Подлесной Слободы, где он родился, и где его предки долгое время преемственно состояли на церковном служении.
До половины 18 столетия, за неимением духовных училищ в России, священноцерковнослужительские должности замещались лицами науки домашней: научится попович читать часовник, псалтырь, его ставили в пономари или в дьячки; освоится причетник с церковным богослужением, его, при случае, архиерий располагал в диакона или в священника; при этом церковнослужительские места считались как бы наследственными, переходя в большинстве случаев от отцов к детям.
Дед архиепископа Макария Прокопий Алексеев начал свое церковное служение дьячком, а потом рукоположен был в священника к церкви села Подлесной Слободы. Но не судил ему Господь священствовать; по преданию, одну только литургию отслужил он; заболел, зачах и умер, оставив сиротою малолетнего сына Кирилла. Насколько точно предание, решать не берусь, но по метрическим книгам церкви села Подлесной Слободы там значатся священниками в 1783 г. Кондрат Иванов, в 1784-1785 – Прокопий Алексеев, а в 1786-1793 г. опять Кондрат Иванов. Не без основания полагаю, что священник Кондрат Иванов выдал свою дочь за Прокопия Алексеева и «сдал» ему свое священническое место, а после преждевременной смерти своего зятя опять занял штатное место. У Прокопия Алексеева остался сиротою малолетний сын Кирилл, рожденный в 1780 г. В это время для обучения детей духовенства стали открываться духовные училища и семинарии. В них дело обучения вначале шло очень туго. Лишь бы избежать учения, шли на должность дьячков и пономарей. Состоятельные родители откупали своих детей от науки, как от рекрутской повинности; да воспитанники духовных училищ так и назывались рекрутами семинарского образования. В большинстве случаев в духовные училища попадали бедняки и сироты.
При таких обстоятельствах сирота, сын умершего священника села Подлесной Слободы Кирилл Прокопьев Подлесенский оказался учеником Коломенского духовного училища (родина мальчика в то время входила в состав Коломенского округа). Когда Кирилл Подлесенский оканчивал курс Коломенского училища, его родина перечислена была в состав епархии Рязанской, и он поступил в Рязанскую «епаршескую» семинарию. Учился он везде хорошо, в последнее время своего учения носил звание «сениора», а окончил курс «приором», как он сам называл себя в прошении к архиерею об определении на священническое место.
Среди малоученого тогдашнего духовенства приор Полесенский имел право рассчитывать на лучшее место, и он заявил желание поступить в село Ухолово, Ряжского уезда, на место выбывшего в полковые священники молодого овдовевшего Елисея Ильина. Архиепископ долго отклонял Кирилла Подлесенского от поступления в Ухолово, предлагал ему место в с. Пронске – отказался, посылал в село Путятино, в Сапожок – не пошел, стращал тем, что в Ухолове разбойники живут, Кирилл Подлесенский с достоинством отвечал: «Не беспокойтесь, Владыка, не вам с ними жить, а мне». Наконец, у Кирилла Подлесенского в руках указ об определении в священника в село Ухолово: нужно ехать смотреть место своего назначения, нужно приискать себе невесту, жениться. Стояла зима, а у него денег нет, теплого платья нет, и родство какое же у сироты? Однако все устроилось благополучно: сам архиепископ Амфросий дал ему на дорогу свои валенки, кое-чем наделил на дорогу архимандрит Спасского монастыря.
Пошел Кирилл Подлесенский по постоялым дворам искать себе попутчика и, к своему счастью, скоро напал на подходящего человека, который назвал себя Ряжским купцом, ведущим торговое дело в Ухолово. Поехали. Дорогою спутники друг другу весьма понравились. На месте своего назначения Кирилл Прокопьевич узнал, что его спутник никто иной, как бурмистр Иван Трофимович, полновластно, за отсутствием помещика, распоряжавшийся всей многочисленной Ухоловской вотчиной. Бурмистр рекомендовал вотчине своего спутника, как будущего священника и аттестовал его человеком «ангельской доброты». В метрических книгах за январь 1807 г. под двумя статьями значится запись: «крещение совершал священник Елисей Ильин с определенным на священническое место студентом Кириллом Подлесенским».
Познакомившись со своим приходом, Кирилл Прокопьевич, в сопровождении бурмистра Ивана Трофимовича, поехал в г. Ряжск, там, у священника Никольской церкви сосватал себе невесту Анну Григорьевну, с которой потом сочетался браком, а 7-го мая рукоположен был в Рязани в сан священника и после того священствовал в селе Ухолове в течение 37 лет.
Тесть о. Кирилла, о. Григорий Алексиев Клинский, священствовал при Никольской церкви г. Ряжска лет пятьдесят. Он был человеком важного вида, держал себя с достоинством. Однажды, прибыв к своему зятю в Ухолово, он, недовольный встречей тотчас, не распрягая своей лошади, уехал обратно домой, заставивши огорченных о. Кирилла с женою ехать за ним следом в Ряжск вымаливать прощение. В другой раз, при встрече своей дочери Анны Григорьевны в Ряжске, он приказал звонить, говоря: «она Ухоловская попадья». Один из внуков вспоминал об о. Григории: «Вызвал меня дедушка из класса, когда я учился в Сапожковском духовном училище, и, давши 20 коп. сказал: «Проешь, пропей, но в карты не проигрывай».
Подобно своему родителю Анна Григорьевна держала себя с сознанием собственного достоинства, видом была статная, дородная, высокая, в противоположность своему мужу, о. Кириллу – маленькому, подвижному, скороговору. К характеристике о. Кирилла нужно сказать, что он по своему времени считался ученейшим священником и привлекал к себе сердца людей ласковостью, добротою и простосердечием.
У о. Кирилла и Анны Григорьевны было три дочери: Мария (р. 1808 г.), Евдокия (р. 1910 г.) и Параскева (р. 1814 г.) и три сына: Николай (р. 1817 г.), Петр (р. 1821 г.) и Алексей (р. 1826 г.). Старший из сыновей Николай, впоследствии архиепископ Макарий, родился 24 марта, когда в тот день пришлась Великая суббота. Крещение новорожденного Николая совершенно было в первый день Пасхи тогдашним старшим священником села Ухолова, благочинным Гавриилом Иустиновым, при восприемнике Кондратии Иванове – сыне упомянутого бурмистра Ивана Трофимовича.
Во время крещения младенца Николая, как впоследствии вспоминали его родные, произошло такое обстоятельство. Когда по окончании крещения родитель вошел в дом, родительница подзывает его к себе и сообщает, что о. Гавриил не помазал младенца миром. «Не может быть» - возражал жене о. Кирилл. «Верно, тебе говорю» - утверждает Анна Григорьевна – «Я все время сама наблюдала из-за полога». О. Кирилл стал в затруднении: от тех трудов, которые переносит приходский священники на первый день Пасхи, а также от рюмочки винца, немудрено и забыться, но как сказать о. Гавриилу о его забывчивости. Между тем родительница стоит на своем и, наконец, сама призывает о. Гавриила и просит его помазать новокрещенного младенца миром. О. Гавриил не стал спорить и совершил миропомазание, а о. Кирилл в это время приговаривал относительно своего новокрещенного сына: «Архиереем будет».
Рос младенец Николай слабым, хилым. Для лечения его употреблялись меры простонародные. Между прочим, мать однажды, обложив его тестом, сажала в печь запекать. Однако, несмотря на подобные меры лечения, Бог хранил младенца.
В младенчестве он долгое время не начинал говорить, хотя речь других понимал хорошо. Когда в Ухолове происходило освящение настоящей Троицкой церкви, Николаю было свыше трех лет; совершавший освещение храма архимандрит Павлин зашел к о. Кириллу в дом; увидев мальчика Николая, он стал его ласкать, но тот не умел еще произнести ни одного слова и, показывая на свой язык, горько заплакал. Говорить начал Николай вдруг, произнося слова твердо и отчетливо, после одного чрезвычайного случая. Лежал он на кухонной печке, свесивши голову, и вдруг упал на пол; а когда встал, начал говорить. Родные полагали, что от падения у него отверся язык; но можно предположить и наоборот – не от того ли он упал, что с ним произошел важный внутренний переворот.
Во время раннего детства архиепископ Макарий в доме его родителей проживал юродивый «Якуня», происходивший из местных церковных детей. Он пользовался большим уважением поселян, которые считали его прозорливцем и ходили к нему за получением предсказаний. Влияние Якуни простиралось иногда выше простого народа. В 1812 г., когда из опустошений Москвы жители рассеялись, в доме о. Кирилла проживал один московский протодиакон с женою своею. Якуне не понравилась вольность московской протодиаконицы, и он сумел привести ее к покаянию. Однажды ночью, когда все спали, он с улицы зашумел, застучал, разбил окно и с криком: «Француз пришел, спасайтесь», - вбежал в горницу. Все страшно перепугались, а московская протодиаконица, думая, что конец пришел, стала умолять отца Кирилла, чтобы он простил и разрешил ее, и при этом вслух всех объявляла свои самые откровенные прегрешения. Впоследствии долго смеялись над проделкою Якуни, а протодиакон, когда отъезжал в Москву и благодарил о. Кирилла за гостеприимство, прибавил весело: «А еще более благодарю за Якуню, что привел мою жену к покаянию». Юродивый Якуня, как свидетельствовал архиепископ Макарий своей Нижегородской пастве (Слова и речи за 1879 г., 154 стр.), в душе его оставил глубокое воспоминание. Любя детей, он заменял для них няньку. Часто, утешая плачущего мальчика Николая, он говорил ему: «Не плачь, Захарушка, поедем с тобой к Макарию (т.е. в Нижний) на ярмарку торговать и раз, и два, и три». Сыновей о. Кирилла юродивый называл по-своему, именами дня, когда родился, - поэтому Николай у него назывался Захарушкой, а Петр – Пахомушкой. И самих домохозяев Якуня называл своеобразно: отца Кирилла – «Попище», Анну Григорьевну – «Поподьища».
Начальную грамотность будущий архиепископ проходил под руководством своего родителя, который так успешно его подготовил, что десятилетний мальчик, при поступлении в Сапожковское духовное училище, зачислен был прямо во второй класс.
При поступлении в училище нужно было избрать мальчику фамилию; по обычаю того времени ему предстояло именоваться Ухоловым. Но так как с этою фамилиею раннее учившиеся дети ухоловского духовенства зарекомендовали себя с плохой стороны и их неохотно принимали на квартиры, то о. Кирилл придумал сыну новую фамилию – Миролюбов, несомненно, лелея в душе надежду, что сын его и в жизни своей будет оправдывать данную ему фамилию.
Из времени отрочества и юношества архиепископа Макария вспоминали, что он был совершенно противоположностью своему брату Петру: в то время, как тот был жизнь, движение, весельчак, затейник, этот отличался скромностью, рассудительностью; любимыми спутниками его были книги: нередко с книгой он обедал, делая карандашом свои заметки. Характерный случай передавал один из сверстников архиепископа, наш прихожанин В.И. Маврин: «После одного пожара», - рассказывал он: «отец Кирилл зимовал в доме моих родителей. На праздник приехали из ученья его ребята: Николаша и Петруша. И пришла к нам в это время в гости женщина, которую считали колдуньею, а по тому страшно боялись ее и уважали. И вот, когда все старались воздавать пришедшей знаки почтения и уважения, Николаша взял книгу и ушел в чулан за перегородку, а Петруша (отца Кирилла дома не было) закурил свою громадную трубку, сел рядом с гостьей и, пуская дым ей в самое лицо, приговаривал: «Колдунья, колдунья, исколдуй меня». Мы, добавлял рассказчик, ожидали, что колдунья наведет на мальчика какую-нибудь беду, но вместо этого, с удивлением замечали, что сама колдунья теряется, робеет».
Вспоминали и еще одну черту юных лет епископа Макария: он не любил и не умел оправдываться, поэтому ему нередко приходилось расплачиваться за вину других, особенно за вину брата Петра.
Быстро текли годы воспитания бойкого от природы и даровитого Николая Миролюбова: без каких бы то ни было затруднений он переходил из класса в класс, как в училище, так и в Рязанской духовной семинарии, в коей он обучался с 1832 года по 1938 г. наукам богословским, философским, словесным, историческим и математическим, языкам: еврейскому, латинскому, греческому и немецкому. По семинарии товарищи вспоминали о Николае Миролюбове с большим уважением, как о воспитаннике умном, серьезном, развитом: «Он на целую голову был выше на по своему развитию, и мы относились к нему скорее как к своему учителю, чем, как к товарищу.
В семинарии одно время Николай Кириллович увлекся, было идеей послужить страждущему человечеству в качестве врача, он был уже в Московском университете, где весьма удачно сдал вступительный экзамен, но, встретивши решительное несочувствие своего родителя к такому шагу и не могши преодолеть в себе отвращения к трупам, он возвращается в семинарию, где и заканчивает свое богословское образование.
Как лучший воспитанник для продолжения образования он отправлен был на казенный счет в Московскую духовную академию, где, как сказано в его послужном списке, обучался связен. писанию и наукам богословским, философским, словесным, историческим и языкам: еврейскому, латинскому, греческому и немецкому по 1842 г. По окончании курса академии, Николай Кириллович определен был в Нижегородскую духовную семинарию профессором по классам логики, психологии и латинского языка. Через год по окончании курса академии он возведен был в степень магистра.
Когда старший сын о. Кирилла стал профессором, второй его сын Петр окончил курс Рязанской духовной семинарии, а третий – Алексий поступил в Нижегородскую семинарию, где и стал обучаться под руководством своего брата – профессора, но там неожиданно преждевременно скончался, неуспевши окончить курса. Утешались престарелые о. Кирилл и Анна Григорьевна успехами своих сыновей, но не веселила их судьба дочерей. Из последних только младшая Параскева жили благополучно в супружестве с священником села Аленки, Раненбургского уезда, Карпом Миротворским. Что же касается двух других, то старшая Мария, вышедши замуж за губернского секретаря Иванова, разошлась со своим мужем и жила в домах помещиков на должности экономки; потом она проживала в монастыре, скончалась – в Ухолове, имея свыше 70 лет от рода. Вторая дочь – Евдокия рано лишилась мужа, оставшись с малолетними детьми. Муж ее, священник села Напольного, Сапожковского уезда, Тимофей Соколов скончался в молодых летах преждевременною смертию. Дело было таким образом. Жил он рядом с барином, с которым сначала очень дружил, а потом разошелся. Однажды прибегает к отцу Тимофею от соседа – пьяного барина лакей: «Барин вам приказал к нему скорей», - «Зачем» - спрашивает священник, - «Кобылу причастить», - «Скажи барину, что он дурак, невежа». Лакей в точности передал слова священника; барин счел себя обиженным и устроил месть священнику. Пригласивши к себе в дом причт для совершения всенощной, он по окончании богослужения пригласил к своему столу одного только священника, а диакона с псаломщиками отослал по своим домам. Во время столования хозяин дает приказ слугам «пощекотать» батюшку. Щекотанье оказалось избиением, которое так пагубно отразилось на священнике, что он вскоре скончался. Возбуждено было по этому поводу уголовное дело, но оно осталось без последствий.
Похоронивши зятя, о. Кирилл переселяется на его место в село Напольное подымать сирот – внучат, предварительно «сдавши свое место» в Ухолове сыну Петру. Скучал старец в новом приходе. Привыкший в Ухолове к лучшей обстановке, он при посещении некоторых хат с земляным полом, стучал посохом и говорил: «Какое же это Напольное, оно село Беспольное». И прихожане с недоумением относились к новому священнику, которого перевели к ним из богатого села. А тут еще один приезжий ухоловский торгаш смутил напольцев своеобразной шуткой. «Хорош ли священник?» - спрашивали они торгаша относительно Кирилла. «Хорош», - отвечал торгаш, - «да только есть за ним одна причинка». «Какая?», - «Неграмотный, а если бы он был грамотный, разве мы отпустили бы его от себя», - «А как же он служит?» - «По памяти». И поверили простецы тому, что о. Кирилл служит наизусть, не зная грамоты, и стали присматриваться к совершению им богослужения, а некоторые решились к самому батюшке обратиться с вопросом правда ли, что он неграмотный. Отец Кирилл, гордившийся своею ученостью был очень удивлен и огорчен такими вопросами. Впоследствии узнавши, кто был смутителем напольцев, он, при личной встрече с торгашем, начал было делать ему выговор; но тот, воспользовавшись игрой слова «грамота» (у крестьян грамоткой называлась бумажка), сумел отделаться остротой: «Батюшка, если бы ты был грамотный, ты бы давно на дожде размок». Любивший сам пустить острое словцо, отец Кирилл рассмеялся и примирился с торгашом.
Сохранились два письма, которые о. Кирилл посылал из Напольного своей старшей дочери в описываемое время:
«Любезная, милая дочь Марья Кирилловна. Ты все бедная странствуешь, не имеешь, где главы подклонити. И Христос, Спаситель наш, в таком же положении находился и апостолы тоже не имели пребывающего града, но грядущего искали, к тому же и нам путь показали, когда нам с тобою и где свидание возыметь. Мы думали, что ты из Сапожка проберешься чрез нас или прямо в Ряжск или в Аленку. Но, как диакон наш известил нас, ты отбыла в село Сысои к какой-то благодетельнице и добродушной барыне, а насколь долгое время, неизвестно, и теперь там ли ты находишься, не знаем, и потом письмо сие на удачу посылаем. К празднику просить тебя же некогда. Мы ожидали тебя из Сапожка к себе, ан вышло напротив. Мы по милости Божией живы все. Николаша пишет от 30-го августа: «Кто в дороге на бывал, тот и горя не видал, а мы де только с дороги; следовательно… Они (разумеется Николай и Алексий), простившись с тобою, из Шатска верст 60 ехали шагом до деревни Новоселок, где коновал поправил вывихнутую у лошади их ногу, и они на излеченной лошади (только что перековывали еще в Сасове) доехали до своего места благополучно 28 числа августа ночью в 11 часов. Досадно было, что хромоту у нас в Напольном не смогли исправить у лошади. Прислал мне ленту для ношения креста за 12 год, матери с Аннушкою 3 меха, матери 10 руб. на верхушку покрыть шубу, теплые или валенные ботинки, или полусапожки, и тебе такие же, только не даром, а за работу, какую препоручает тебе исправить исподволь, именно: сшить ему одеяло просит, для чего и прислал при особой записке на твои руки ситец, миткаль и вату, а сшитое одеяло переслать к нему, когда случается отселе надежные ездки, а то хоть и до будущей ярмарки. Я бы теперь послал и материал, выше сего неизвестности приюта твоего сего исполнить не решился. А ожидать будем на это твоего приказания. Петруша обещался побывать. Сын их Ванечек помер. Жалко: хорош златоустик был. Или сама побывай или, по крайней мере, уведомь нас о себе. И мать, и душа, и племянницы купно со мною доброжелательствуют тебе и кланяются. Жалко, что нет тебя у нас, у праздника. Любящий отец твой поп Кирилл».
На письме иногда ни числа не означено; но, несомненно, оно относится к концу 1845 г., так как в этом году декабря 5 дня значится умершим упоминаемый в письме сын отца Петра Миролюбова – Иоанн.
Второе письмо обозначено 28 апреля, но год не указан, вероятно, 1846 г.
«Прелюбезная, дорогая, милая Марья Кирилловна, дочь вселюбезнейшая, Христос Воскресе. Последняя ли, или может быть предпоследняя еще година несчастий наших свершилась. Так мы теперь все в горести. Но куда же горесть девать. Знать, в подпол, в землю зарывать. Она и оттуда выскочит. Видно, промысел Божию во всем себя предавать и со словом восклицать: «Буди имя Господне благословенно отныне и до века: наг родихся от чрева матери моея, наг и отыду в землю».Вчерашнего вечера слышали мы только о Ухоловском, а тут же и своем горестном положении, ибо горе там – горе и нам. Не знаем, где теперь мать и где Соколенок (матерью о. Кирилл называет свою жену, а соколенком – работника из отставных солдат). Живы ли все после только праведного гнева Божия поражения, третьцею меня грешного же посещающего. Если не знаешь еще, о чем я пишу к тебе, то скажу: Петруша от пожара погиб, т.е. дом и все имущество. Завтрашний день я туда намерен ехать проведать. Посылается Вам с Поколенком 35 яиц. Да там ли он. Извести пожалоста о себе, и с нем. До смерти мучуся, не имея извести, живу будто в Тобольской самодальнейшей Сибири. Николашину хозяйку уверь пожалости, чтобы она не имела сомнения ни в чем. Душа с девчонками особенно кланяется. Доброж, отец твой поп Кирилл, изо всей стариковской мочи всего доброго желающий.
Ученый магистр Николай Кириллович неоднократно беседовал со своими родителями о своем сокровенном намерении принять монашество. Мнения родителей его по данному вопросу были различны: отец, богатый жизненным опытом, отклонял сына от принятия монашества, предостерегал его от принятия на себя трудно выполнимых монашеских обетов в ранней поре жизни; но мать охотно благословляла сына к принятию монашества, надеясь, что монашество приведет его к архиерейству и у нея будет молитвенником пред Богом родной святитель.
Между тем по службе Николай Кириллович шел очень удачно. Через три года он уже профессор патристики, профессор еврейского языка. Однажды приходит от него письмо, в котором он уведомляет своих родителей о том, что находится для него прекрасная невеста и, как только это дело выяснится, он напишет родителям подробно. Ждут родители. Сын уведомляет их: «Бумага – моя невеста, перо – обручальное кольцо»; он принял монашество с именем Макария. Рукоположенный 16 июня 1846 г. молодой иеромонах Макарий служение свое стал совершать в семинарской церкви.
Горько плакал отец Кирилл, получивши известие о пострижении сына в монашество. «Лишился я своего старшего сына», - говорил он: «Нет теперь у меня сына Николая». Когда ему возражали, что сын его в добром здоровье и избрал себе хороший путь, плачущий о. Кирилл продолжал: «Монах от отца, матери отказывается, теперь я не могу назвать сына своего Кирилловичем.
Родители архиепископа жили только один год после пострижения его в монашество; оба они скончались на одном 1847 г.; обоих смерть захватила скоропостижно; Анна Григорьевна в добром здоровье приехала из села Никольского навестить сына Петра в Ухолово, где 9 июня скончалась и погребена. Отец Кирилл после своей жены не дожил и пяти месяцев: 1-го ноября он помер от холеры в селе Напольном, где и был погребен.
По поводу смерти своего родителя архиепископ Макарий, в то время иеромонах-профессор, писал своим сестрам письмо, из которого приводим выдержки, свидетельствующие о том, какое важное влияние оказывал отец на воспитание сына. «Незабвенна потеря родителя для меня. Можно ли забыть те первоначальные внушения, коими возбудил он во мне ревность к учению и благочестию. Можно ли забыть того родителя, который не забывал меня ни на минуту, а пекся обо мне душою и телом во все время школьного моего воспитания. Как не памятовать о том, кто не оставлял меня благими советами и тогда, когда я оставил родину, кто был самым верным моим наставником и в мирском и монашеском житии моем, кто за неделю до смерти с величайшим благоразумием заочно заботился обо мне?»
Иеромонах-профессор Макарий продолжал восходить от силы в силу. В 1851 г. он определен инспектором и профессором в Пермскую духовную семинарию; чрез два года возведен в сан игумена, еще через два года – в сан архимандрита и настоятеля монастыря. В 1858 г. назначен ректором и профессором в свою родную Рязанскую духовную семинарию, настоятелем Рязанского Спасского монастыря и благочинным монастырей. В это же время по поручению начальства он делал ревизии духовных училищ Рязанской епархии. В 1860 г. архимандрит Макарий, в виду приближавшегося празднования в Новгороде тысячелетия государства Российского, как знаток Новгородских древностей, перемещается на должность ректора и профессора в Новгородскую духовную семинарию и там состоит настоятелем Антониева монастыря, членом духовной консистории, благочинным монастырей и ревизором духовных училищ. Наконец, в 1866 г. он возводится на степень епископа Балахнинского, викария Нижегородской епархии.
На свещнике епископского служения Преосвященный Макарий стоял 28 лет; из этого времени один год он состоял викарием Нижегородской епархии, а потом в качестве самостоятельного владыки преемственно управлял пятью епариями, которые шли в таком последовательном порядке: Орловская (1867-1876), Архангельская (1876-1879), Нижегородская (1879-1885), Вятская (1885-1887) и Доская (с 1887 г. по 1894 г.).
Из всех мест служения архиепископа Макария ближе всех его сердцу был Нижний Новгород. «Не новый пришелец во граде сем», - говорил он, прибыв в качестве викария Нижегородского в своей первой речи, - «Хотя и суждено мне начать здесь новое епископское служение. Как я известен многим, так и мне многое также известно. 15 лет отделяют бывшую мою службу здесь от предстоящего теперь служения. Но в эти 15 лет я не переставал считать град сей своим родным. В нем известны мне многие люди; известны все храмы, кроме явившихся вновь; известна и церковная кафедра, на которой я теперь стою».
Но недолгое время архипастырю пришлось служить в Нижнем: через год с небольшим он назначается епископом Орловским и Севским. Провожая епископа Макария в Орел на самостоятельную кафедру, наместник Нижегородского Печерского монастыря - архимандрит Досифей говорил ему от лица духовенства: «Немного время, возлюбленный архипастырь наш, ты поучал своею доблестною жизнию и мудрыми наставлениями на христианские подвиги, но сердце наше горя бе в наю, когда пребывал ты с нами и не угаснет в нем до предела жизни благоговейное о тебе воспоминание».
Орловскою паствою владыко Макарий управлял девять с половиною лет. Во всех обстоятельствах жизни своей паствы он принимал живое участие. Во время его епископства в Орле открывался новый суд, вводилось новое годовое положение, открывалась железная дорога, - он всякий раз, сам, совершая молебствие, говорил речи и давал соответствующие случаю отеческие наставления. Он часто посещает учебные заведения, следит за их жизнью и направлением, при открытии новых учебных заведений, как, например, гимназии в Ельце, реальных училищ в Ливках и Орле, архипастырь Макарий лично совершает молебствие и говорит речь. Когда в Ельце появилась холера, архипастырь спешит туда, ободряет упавшую духом паству; а когда выгорел город Брянск, он раздает свои собственные деньги (по 100 руб., по 200 руб.) на построение церквей. Началось Герцеговинское восстание; Орловский епископ собирал пожертвования в пользу славян, устраивал в своем доме совещания с общественными деятелями относительно помощи братьям-славянам, произносил горячие речи на эту тему. От этого времени в переписке архиепископа Макария имеются письма Ивана Аксакова, митрополита Сербского Михаила и рескрипт Черногорского князя Николая. Имя Орловского епископа Макария, как борца славянской идеи, прогремело не только на всю Россию, но стало известно и за границей; одна из его речей о помощи славянам переведена была на немецкий язык и сделалась достоянием просвещенного запада.
Архипастырь Орловский Макарий так сроднился духом со своею паствою, что, когда пришел указ о бытии ему епископом Архангельским и Холмогорским, он сильно опечалился. Не менее опечалены были и граждане орловские, которые телеграммами ходатайствовали об оставлении у них любимого епископа. При отбытии в Архангельск, они поднесли ему богато украшенное св. Евангелие, которое впоследствии передано было архиепископом Макарием на свою родину – в церковь села Ухолово.
Но вскоре и Архангельская паства близка стала сердцу преосвященного Макария; расставаясь с нею, по назначении своем на кафедру Нижнего Новгорода, он говорил при прощании: «Немного пришлось мне жить с тобою, Архангельская паства, менее даже двух с половиною лет; но много добрых воспоминаний сохранится у меня навсегда. Со скорбными чувствами я прибыл в страну сию, но не с меньшею скорбию и грустию оставляю ее. Я не думал найти в ней той отрады, которую видел и испытал здесь. Одною отдаленностью приморской страны вашей стращают каждого, не бызшего тут. К этой отдаленности присоединяют чрезвычайную стужу и дикость. Между тем и здесь, на берегах Двины и северного моря, вера и любовь могут согревать сердца и доставлять утешение не менее южных стран. Если там, в средине России больше просвещения, земледелия и богатства, зато здесь больше смирения, откровенности и простоты. Что сказал Спаситель о Капернаумском сотнике, то я могу повторить о многих жителях страны сей в сравнении с другими: «Аминь, Глаголю Вам: ни во Израили толики веры обретах».
Было чем и пастве Архангельской вспомянуть архипастыря Макария: за каждым богослужением он поучал ее словом божьим, посетил соловецкую и другие знаменитые обители северного края, пожертвовал 20 тысяч рублей в пользу беднейших храмов Архангельской епархии. Слезы архангельских жителей при проводах преосвященного Макария были горячие, обильные и искрения.
Перемещение архипастыря Макария на кафедру Нижнего Новгорода было для него радостью, но вместе с тем и неожиданно. «Редко бывает», - говорил он при своем первом служении в Нижегородском кафедральном соборе, - «Чтобы люди служащие возвращались для служения в третий раз на место службы своей. А о подобных мне лицах не приходилось даже слышать подобного троекратного возвращения. На меня только выпал жребий начинать служение в одном вашем граде в третий уже раз. И я с благоговением смотрю на судьбу свою, и вижу в ней особый промысел Божий, руководящий каждого из нас по стезям своим». Тут вспомнил архипастырь о пестуне своего детства Якуне, который говаривал ему: «Не плачь, не плачь, торжиться будешь Макария (на ярмарке) и дважды, и трижды».
В Нижнем епископ Макарий отдается своей обычной кипучей деятельности. Просматривая том проповедей, произнесенных им на Нижегородской кафедре, прямо поражается, когда он успевал быть везде и всюду со своим словом назидания. Из особо выдающихся событий этого времени его жизни должно указать на учреждение им на свои средства в Н. Новгороде епархиального приюта для 25 сирот-девочек духовного звания, с употреблением на это дело свыше 35 тысяч рублей.
7 июня 1884 г. в Нижнем произошел еврейский погром, преосвященный Макарий произнес свое знаменитое воззвание в защиту евреев по поводу погрома, произведенного над ними в Н. Новгороде. Вылившееся от сердца это слово разнеслось далеко. Из Астрахани владыке Макарию прислан был благодарственный адрес, в котором говорилось: «Твое воззвание, высокочтимый Равви, произвело на нас евреев впечатление голоса ангела господня, удерживающего от братоубийства. Твой голос – голос пророка божия, возвещающий нам мирную и безмятежную жизнь. Твое имя внесли мы в историю народа нашего на вечные времена». Самое воззвание переведено было на еврейский язык, написано на пергаменте, вывешено в синагоге, а потом переведено было на немецкий язык и сделалось известным в Берлине и других центрах просвещенного запада.
Шесть лет епископ Макарий правил Нижегородскою епархией. По собственному его признанию, он надеялся прожить в Нижнем до конца своей жизни. Между тем в 1885 г. 7 июня ему повелено быть епископом Вятским и Слободским. Когда пришел указ о перемещении преосвященный Макарий обозревал епархию и, ничего не зная и не подозревая о перемещении, был крайне изумлен, когда один из священников стал высказывать ему свое сожаление по поводу оставления архипастырем нижегородской кафедры. «И не думал и не думаю оставлять Нижегородскую кафедру», - возразил епископ. Произошло тягостное замешательство. Епископ потребовал, чтобы ему прямо объяснили, в чем дело. Подали газету. Прочитав в ней сообщение о своем новом назначении, он заплакал. В третий раз прощается преосвященный Макарий с Нижним. «По каким причинам оставляю город сий?», - с недоумением вопрошал он в своем прощальном слове: «Не потому ли, что я всегда готов был на пожертвования обществом и заведением? Не потому ли, что я обличал, где нужно, пороки и преступления в ловах и делах? Не потому ли, что я укорял за разорение евреев с насильственным убийством? Не за то ли, что я по человеколюбию снисходил иногда недостаткам в духовенстве, надеясь на его исправление? Не за то ли, наконец, что я заботился о сирых и бесприютных, что обращался со своею паствою, особенно с духовными лицами, мирно, кротко и ласково? Нет, не от меня зависело мое перемещение и не от паствы, мною оставляемой, а от воли начальства и вместе от воли промысла Божия» (Вып. 6, стр. 455 проповед).
При отъезде своего любимого архипастыря Нижегородского градское общество устроило в честь его обед, и в напутствие поднесена была ему икона. Отвечая на множество приветствий, отъезжающий архипастырь сказал: «Желал бы я еще раз возвратиться в Нижний, но не для управления епархией, а на покой, покой не временный но вечный.
Печальные мысли теснились в голове епископа Макария, когда он ехал в Вятку: епархия от центра отдаленная, пространством обширная, по народонаселению разнообразная, кроме православных, заключающая в себе много старообрядцев, магометян и язычников; климат суровый. Прибыв в Вятку, он предался своей обычной неутомимой деятельности. Его энергии и опытности Вятская епархия обязана учреждением епархиального свечного завода. Думал, было, он перенести духовную семинарию в город из низменного загородного места, но не успел: сверх нового чаяния и ожидания последовало новое перемещение епископа Макария на Донскую кафедру, с возведением его за долговременную отлично-усердную и ревностную службу в сан архиепископа.
При прощании Вятское общество, с губернатором во главе, чествовало отъезжавшего архиепископа трапезою, а от духовенства и духовной семинарии поднесена была икона Нерукотворного Спаса. Эта икона впоследствии передана была владыкою в свой родственный дом в селе Ухолове. При прощании архиепископа Макария с своей бывшей паствой Вятской, говорит очевидец: в кафедральном соборе плакали и женщины, и мужчины, люди всех званий, от высшего до низшего» (Вятск. Епар. Вед. за 1888 г.).
В Донскую епархию архиепископ Макарий прибыл, имея от роду 71 год. Несмотря на это, и на Дону деятельность его не ослабевала. В короткое время он успел учредить там женское епархиальное училище, а потом открыт был епархиальный свечной завод.
Во время пребывания архиепископа Макария на Донской кафедре исполнилось 25-летие служения в сане епископа (в 1891 г.), потом 50-летие церковно-общественной и научно-литературной деятельности его (в 1892 г.). По случаю 50-летнего юбилея маститого архипастыря вспомнили все епархии и учреждения, во главе которых он стоял в разное время, - вспомнили все знавшие его или лично или по его деятельности, - и он получил массу поздравлений со всех концов России. Из икон, поднесенных архипастырю в день юбилея, две, а именно: икона Спасителя – от градского духовенства и Владимирская икона Божией Матери – от церковных старост, переданы были юбиляром своим крестницам Елене и Анне Окаемовым, а еще две иконы: Смоленская икона Божией Матери – от духовной консистории и икона Спасителя от одной из станиц переданы в Ухоловское женское училище.
Между тем физические силы архиепископа Макария стали слабеть; впоследствии потери зрения, в 1894 г. он должен был оставить правление епархией, и, по собственному его желанию, в четвертый раз и навсегда переселился в Нижний Новгород на покой в Благовещенский монастырь. В этом монастыре архиепископ Макарий и скончался, пробыв на покое менее года, скончался 24 декабря 1894 г., имея от роду 77 лет; там, в храме митрополита Алексия он и похоронен.
В письме к родителям по поводу своего пострижения в монашество архиепископ Макарий ясно сам определил главное направление своей деятельности словами: «Бумага – моя невеста, перо – обручальное кольцо»; действительно, перо его редко обсыхало, бумага была его неизменной спутницей. Помимо прямых своих служебных обязанностей, очень обширных, по тем должностям, которые он проходил, он постоянно занят был научно-литературными трудами, - и нужно удивляться обилию его литературных работ. В его литературной деятельности было две главных области: проповедничество и описание церковных древностей.
Во все время своей общественной деятельности архиепископ Макарий был неумолкающим проповедником. Начал проповедовать он со школьной скамьи; приезжал в дом своих родителей во время отпусков, он по большим праздникам выступал в Ухоловском храме в качестве проповедника и тем удивлял местных прихожан, которые отличали его особым вниманием из детей местного духовенства. В скромном звании иеромонаха он уже известен был своими проповедями нижегородцам, которые охотно и в большом количестве стекались слушать его. В последующих местах его служения проповедническое слово архиепископа Макария становилось еще крепче; иногда оно раздавалось на всю Россию и, как уже сказано, выходило за границу. Все современные события находили отражение в его проповедях. Количеством проповеди архиепископа Макария составляют десять томов. Очень много потрудился архиепископ Макарий, в первую половину своей деятельности, в описании церковных древностей. Им описаны церковные древности Нижегородской, Пермской, Рязанской и Новгородской епархий; кроме того, он командирован был для обозрения церковных древностей и в такие епархии, в которых не служил, а именно: в Вологодскую, Ярославскую, Костромскую и Владимирскую. За труды по археологии он неоднократно получал благодарности и состоял членом многих ученых обществ. Литературные труды сблизили его с некоторыми видными писателями, как например, с Мельниковым, который писал под псевдонимом «Печерский», Погодиным и другими. Для нашего Рязанского края архиепископом Макарием составлены «Житие св. Василия, епископа Рязанского», «Сборник церковно-исторических и статистических сведений о Рязанской епархии» и «Историко-статистическое описание Рязанской духовной семинарии и подведомых ей духовных училищ».
Через всю продолжительную деятельность архиепископа Макария красною нить проходит его щедрая благотворительность. В должности наставника мы же видим его членом Нижегородского попечительства о бедных духовного звания и в этой должности он, по засвидетельствованию своего начальства, проявил «отличную деятельность и сердие к пользе сирот духовного звания» (Посл. спис.). В Новгородской семинарии он оставил по себе память, как о ректоре добром; отечески относившемся к своим воспитанникам. «Мы», - писал архиепископу Макарию - юбиляру бывший его ученик в упомянутой семинарии, впоследствии начальник архива и библиотеки св. синода, Апполинарий Львов, - «Никогда не забудем, что Вы, при тогдашних скудных семинарских средствах, многих и многих из нас бедных воспитанников, не имевших права на казенное содержание согревали, питали, обували, одевали. Благодаря только Вашему отзывчивому сердцу, многие из этих бедных семинаристов имели возможность окончить семинарский курс и многие из них теперь с пользою и честию трудятся на ниве Господней». Впоследствии, по мере возвышения архиепископа Макария по ступеням иерархии, расширялась его благотворительность. Во всех епархиях, которыми он правил, остались памятники его благотворительности; но особенно широко разлилась благотворительная деятельность архиепископа Макария в городе Нижнем, где он на свои средства учредил детский приют на 25 сирот-девиц духовного звания и женскую богадельню на 60 вдовиц. Такому широкому размаху деятельности архиепископа способствовало между прочим то обстоятельство, что Нижегородский епископ от одного Оранского монастыря получал, как настоятель, до восьми тысяч рублей в год. Благотворительность архиепископа Макария нередко выходила за пределы церковно-учебного ведомства: во время Русско-турецкой войны он пожертвовал две тысячи рублей на теплую одежду русским воинам; по окончании войны на устройство добровольного флота им пожертвована одна тысяча рублей; для своей родины – села Ухолова им пожертвовано шесть тысяч рублей на устройство женского двухклассного училища ведомства министерства народного просвещения. Наконец, по смерти архиепископа Макария, все его сбережения, в количестве 84 тысяч рублей, согласно его духовного завещания, за исключением семи тысяч, завещанных в пользу его родственников, распределены были на дела благотворительности преимущественно на учреждение стипендий в духовно-учебных заведениях.
Личный характер архиепископа Макария, по свидетельствованию Нижегородского градского головы Соболева, отличался «неисчерпаемою добротой, задушевной простотой и откровенностью». Фамилия «Миролюбов» может считаться выражением существенной черты его характера. Даже поступки подчиненных ему лиц вызывали у него иногда растворенные любовью шутки. Унимая расшалившихся воспитанников Рязанской духовной семинарии, он, ректор, шутя, стращал их: «Инспектору про вас скажу» . Увидавши в одном из подведомственных ему, как благочинном монастырей Рязанской епархии, охмелевшего до бесчувствия монаха, он, стуча посохом, вопрошал: «Кто убил монаха?». Во всех местах служения архиепископа Макария его любили. При всех скорбях и тягостях епископского служения своего, говорит он в одной из своих проповедей: «Я имел утешение от расположенности и признательности своих пасомых, которые с любовью меня встречали и, в большинстве случаев, со слезами провожали».
Нелишне привести здесь выдержки из письма Ал.Ф. Селиванова (члена Археологического института (по случаю 50-летнего юбилея арх. Макария)): «Мне пришлось», - пишет он архиепископу: «Посетить все те епархии, где происходило славное служение Вашей церкви, отечеству и дорогой нам науке. Как археолог, мне приходилось посещать самые удаленные церкви, где в беседах с духовенством я слышал самые восторженные отзывы о сердечности и внимательности Вашей ко всем нуждающимся. Особенно умилительно было слушать рассказ старика-дьячка, который плакал, вспоминая, как Вы его сердечно принимали. Дьячок добавил в конце: Сколько преосвященных видал, но такого много- и любвеобильного увидел в первый раз…». Я всегда с особенным удовольствием вспоминаю о том времени, которое провел у Вас в Вятке и затем в Новочеркасске. Тут я видел, с какою любовью и вниманием Вы относились к многочисленным посетителям, как умели успокоить и ободрить каждого и как по-человечески решали разные вопросы… Посещая учебные заведения одинаково, как духовные, так и светские, Вы всегда ободряли учащих и учащихся в их трудах. Тюрьмы и больницы были Вами посещаемы, и Вы всегда находили слово утешения для страждущих».
У архиепископа Макария келейником состоял Илья Васильевич Азиатский, который поступил к нему на службу во время его ректорства в Новгороде, и с того времени служил с архиепископом бессменно свыше 30-ти лет до самой смерти последнего. Келейник оказывал сильное влияние на архиепископа, в Орле одно время ходил стих: «Архиерей – не архиерий, Азиатский – архиерей». Келейник был грубый человек и из-за него архиепископ попадал иногда в самое неприятное положение. Однажды келейник грубо выпроводил из архиерейской приемной одну даму; дама оказалась с большим влиянием. Возникло дело. Свыше предписано было архиепископу удалить от себя келейника Азиатского. Но архиепископ так привык к услугам своего Ильи, что последний чрез некоторое время опять правил свою должность келейника при архиепископе Макарии.
О. Петр, брат архиепископа не раз укорял Илью в мздоимстве, но тот в ответ развивал своеобразную теорию свою относительно взяток: «С попа я не возьму; возьму с него рубль – он требует себе камилавку; дашь камилавку – он требует жениха своей дочери; не дашь – он жалуется, обижается. А я усмотрю у фабриканта или купца первой гильдии: «Ах, какой вы достойный человек, а медали у Вас нет». Чрез некоторое время у меня в кармане 100 руб., у купца на шее медаль. Оба мы довольны, оба о взятке молчим». Несмотря на долгое общение с личностью архиепископа, Илья Васильевич оставался хамом, холуем. Но в обращении с людьми это был тонкий дипломат, настоящий придворный хитрец.
За время своей церковно-общественной службы архиепископ Макарий посетил свое родное село Ухолово два раза: в первый раз он, будучи архимандритом-ректором Рязанской семинарии, проезжал в Ухолово, по назначению Рязанского архиепископа Смарагда, для освящения трапезной церкви в 1858 г. Во второй раз в сане архиепископа Донского он заехал на свою родину по пути из Вятки в Новочеркасск в январе 1888 г. В храме архиепископом сделана была подобающая чину встреча, и он собравшимся в громадном количестве прихожанам сказал прекрасно прочувствованное слово: «И дым Отечества нам сладок и приятен», - начал владыка. Затем, вспомянув протекшую жизнь свою и судьбу родины, восклицал: «Благодарю вас за любовь вашу к моему родителю, брату и продолжателю их служения – отцу Василию. Благодарю за те гроши, которые вы давали мне, когда я ходил по приходу со своим родителем». Закончил речь словами: «Забвенна буди десница моя, если я забуду тебя весь моя родная».
Из храма архиепископ ездил на приходское кладбище, где на могиле его матери совершена была панихида. Ночлег архиепископ имел в моем доме, где собрались многие родственники наши, и устроена была трапеза. Из Ухолова архиепископ Макарий заезжал в г. Ряжск – родину своей матери и там посетил дома своих родственников: священника Василия Полотебнова и купца Александра Дмитриевича Пересветова.
В 1894 г., при проезде архиепископа Макария из Новочеркасска в Нижний на покой, выезжали мы на станцию Ряжск с представителями Ухоловского сельского общества: старшиною Петром Ив. Ромадиным и Семеном Петровичем Телелюевым для получения от него благословения родному его селу и поднесения ему сооруженной Ухоловским сельским обществом благолепной иконы святых - тезоименитых родителям архиепископа Макария – Кирилла Новозерского и праведной Анны. Тронутый преданностью своих родичей, архиепископ, несмотря на свою телесную немощь, встал с одра болезни, уселся с помощью Ильи в кресло и в течении всей стоянки поезда благодушно беседовал с нами, вспоминая разные подробности, как например, то, что почту у С.П. Телелюева был дедушка бурмистром, хотя и неграмотный. Поднесенную от жителей родины икону архиепископ Макарий умирая, приказал поставить в числе других икон в особом киоте над его могилою.
Архиепископ Варлаам
Село Ухолово послужило родиною другого архиерея – преосвященного Варлаама, епископа Тобольского. Он родился в самом начале 19 столетия от священника Иоанна Семенова и жены его Пелагеи Никитичны, при крещении назван был Василием. Иоанн Семенов священствовал в селе Ухолове 12 лет (1791-1803); церковные документы его времени писаны все его собственною рукою красивым почерком и отличаются тщательностью. Мать архиепископа Варлаама была дочь священника села Алешни, Ряжского уезда, Никиты Каллиникова, дожила до глубокой старости, последнее время своей жизни, лишившись зрения. Когда будущему архиепископу шел третий год от рождения, родитель его священник Иоанн Семенов перемещен был их Ухолова в город Сапожок на протоиерейское место к Соборной Успенской церкви. Родовых фамилий в духовенстве в то время не существовало; при определении в духовные школы мальчикам давали фамилии большею частью по именам села из которых происходил поступающий, а иногда по наименованию храма, при котором состоял на служении отец мальчика; сыну протоиерея Успенской соборной церкви, мальчику Василию, при поступлении в духовную школу дана была фамилия – Успенский.
Василий Успенский, по окончании курса учения в Рязанской духовной семинарии, поступил для продолжения образования в Московскую духовную академию, курс которой окончил со степенью магистра, и еще во время своего студенчества принял монашество 6 ноября 1827 г., с наречением имени – Варлаам. В 1888 г. по окончании курса учения в Московской духовной академии, магистр Варлаам определен был инспектором Виденской духовной семинарии. В 1831 г. возведен в сан архимандрита и переведен на таковую же должность инспектора в Тульскую семинарию; 17 января 1833 г. назначен ректором той же семинарии. 3 марта 1832 г. переведен в Воронежскую, а 4 мая 1837 г. в Курскую духовную семинарию, при чем в управление получил Николаевский монастырь в Белгороде. В 1843 г. 21 января он рукоположен был в сан епископа Чигиринского, викария Киевской митрополии.
В 1845 г. 30 июня получил самостоятельную кафедру в Архангельске.
4 декабря 1854 г. перемещен был в город Пензу, где 22 апреля 1860 г. получил архиепископство. В церковных ведомостях 1898 г. сказано: «Он был единственным из пензенских архиереев, имевших сан архиепископа».
В 1862 г. 7 октября архиепископ Варлаам из Пензы перемещен в г. Тобольск. Десять лет управлял он Тобольской епархией; 12 апреля 1872 г. он по прошению удалился на покой, получил в управление Троицкий монастырь в г. Белгороде, где и скончался 31 марта 1876 г. на 76 году от рождения.
Итак, архиепископ Варлаам по своей общественной деятельности исколесил всю Россию от края в край; по четырем семинариям: в Вифании, Туле, Воронеже и Курске – прошла его учебно-воспитательная деятельность и в четырех епархиях – Киевской, Архангельской, Пензенской и Тобольской – преемственно он архиерействовал.
Характеристику архиепископа Варлаама дают воспоминания о нем его современников: Никодима, епископа Енисейского, и М.Н. Сацердатова. Первый говорит о Варлааме, как о ректоре Тульской духовной семинарии, и второй изображает его, как архиепископа Пензенского. «Когда я прибыл в Тулу», - вспоминает епископ Никодим: «на должность инспектора семинарии, ректор – архимандрит Варлаам принял меня сухо. С первого раза он сделал мне довольно строгий выговор за промедление. Оно отчасти и справедливо. Скоро с ректором я столкнулся неприязненно. Вот история. После рождественского экзамена, в январе, ректор подал записку в Правление, которою крайне бесчестил профессоров, будто они и глупые, ленивы и в заключении просил Правление принять меры к вразумлению профессоров. Эту записку он сначала показал мне. Я пожал плечами и просил отца ректора оставить такие обидные суды о профессорах слишком достойных (они почти все лучше самого ректора). Через несколько дней ректор потребовал меня в Правление. Я пришел. Ректор сидит на своем месте; перед ним у конца стола стоят два профессора философии: М.Д. Руднев и И.М. Смирнов; первый – магистр Петербургской академии, второй – мой товарищ. На этот раз починяли судейские кресла, поэтому довелось и мне стоять. Несколько времени я слушал самые отвратительные выговоры профессорам. Профессора, бедняжки, опасаясь, конечно, потерять место (а они уже оба были священниками), оправдывались сквозь зубы, прося больше пощады. У меня закипело сердце. Я начал: «Напрасно, отец ректор, вы обижаете столь достойных профессоров. Я их почитаю; они годились бы и для академии; ревность их также очень известна; они ее давно засвидетельствовали перед архиереем, ревизорами и ректором – предшественником вашим. Правда, их ученики несовершенны, но понятия о совершенстве относительны. Притом, не все же зависит от одного профессора».
Такие подобные речи говорил я ректору; он взбесился, бросился на меня: «Что ты и кто ты? Возмутил Новгородскую семинарию, оттуда выселен, приехал сюда – и здесь делать тоже; немного пожил, а уж наделал дурачеств и беспокойств. Ты судья разве мой?».
Я, и опасаясь сам за себя и видя, что с исступленным нечего говорить, замолчал. Однако записку его, потрактовав с секретарем, записал в журнал и в резолюции ее опроверг. Секретарь отвез этот журнал к архиерию. Архиерей нас помирил. Тем дело и кончилось.
С ректором Варлаамом мы жили недолго. Его перевели в Воронеж.
Перед отъездом его случилась печальная история. Стали считать деньги, не оказалось целой тысячи рублей. Рылись в делах, не нашли ничего, и бедняжка отец Варлаам вынужден был внести больше трехсот рублей; остальные обязались внести мы, но обошлось кое-как без платежа».
(Записки Никодима, Епископа Енисейского, Душе полезн. Чт. За сент. 1911 г. стр. 79-81).
А вот как изображает архиепископа Варлаама М.И. Сацердатов в статье, помещенной в журнале «Исторический вестник» за 1899 г. под заглавием: «Архиерейская ревизия».
«Архиепископ Варлаам, управляющий Пензенскою епархией с января 1854 г. по октябрь 1862 г. слыл между духовенством за весьма строгого владыку. В моей памяти (я был в то время уже довольно взрослым мальчиком, учеником духовного училища) хорошо сохранилось, как духовные, бывшие в родительском доме, говорили про Варлаама: «Ну, и сурового же нам владыку нам, за наши великие прегрешения, послал Господь. По всему видно, что наш владыка не напрасно держит в руках свой архипастырский жезл». При этом духовные обыкновенно сообщали друг другу, кого архиерей «отрешил от места», кого «упек под суд», кого «упрятал в монастырь»; рассказывали также, что Варлаам «произвел разгром» в духовной семинарии, исключив из нее более 100 воспитанников.
Действительно, такой случай был. По свидетельству духовных, учившихся в семинарии в «Варлаамовские времена», весь сыр-бор загорелся из-за того, что несколько воспитанников, желая выразить свое недовольство семинарским начальством, перебили окна – сначала в квартире ректора, архимандрита Евпсихия, а потом в квартире инспектора И.П. Бурлуцкого. Виновники не были обнаружены. Тогда Варлаам в видах восстановления порядка в семинарии исключил из каждого класса около трети учеников, худших по успехам. Вместе с тем Варлаам дал совет и Евпсихию оставить службу при семинарии и удалиться на покой в Нижнее-Ломовский Казанский монастырь, что ректор и исполнил. По этому поводу один поэт из семинаристов написал довольно остроумное стихотворение, начинающееся словами:
«Радуйся, Ломове тихий.
К тебе летит Евпсихий».
Судя по разговорам духовной братии, этот владыка опасен был даже для таких могущественных лиц, как секретари консистории.
Уж наш бывший секретарь, рассуждал о. Наум, один из самых частных посетителей родительского дома и общепризнанный знаток епархиальных порядков, уж, наш, «говорю» Михаил Алексеевич Попов не властный ли человек. Ведь можно сказать, держал в своем пленении всю епархию. Не точию, почему то полушепотом продолжал о. Наум: наш брат поп, и сам покойный владыко то наш/ разумеется Амвросий/ Морев, предшественник Варлаама по управлению Пензенской епархией/ зная о благорасположении синодского обер-прокурора к секретарю, смирялся пред Михаилом Алексеевичем. Ну, мы и полагали, что наш Попов сила непобедимая, стена несокрушимая: а оказалось, что владыка сломил эту силу. Рассказывают, что он уловил Михаила Алексеевича два-три раза в мздоимстве/ и в этом ведь, нашего Михаила Алексеевича уловить не больно трудно, ибо рука его всегда была отверста на взятие/ да, ничто же сумняся, пустил к обер- прокурору отношение в такой силе, что-де с секретарем- мздоимцем управлять епархией не могу. Против представленных владыкой улик мудрено было идти-, ну, волей- неволей и пришлось дать секретарю отставку, и не стало нашего всемогущего Михаила Алексеевича.
- И благо, заметил мой отец: владыка сотворил, освободив епархию от Петова!
- Всеконечно. Подтвердил о. Наум придавая своему лицу задумчивое выражение: владыка благо сотворил и хороший рок, можно сказать, дал новому секретарю. Однако должно признаться, поступок владыки с Михаилом Алексеевичем может и нашу духовную братию наводить на неутешительные размышления. Надо полагать, что если высокопреосвященный с такой персоной, как секретарь консистории, не поцеремонился, то нашему брату, буде проштрафился/ а ведь, един Бог без греха./, и совсем придется, да уж кое- кому и пришлось, плохо. И к таковым зловещим предсказаниям духовные, за исключением немногих оптимистов, относились с полным доверием.
Помимо всего этого, духовную братию, особенно мало ученое духовенство, служащим «архиерейские экзамены». Архиепископ Варлаам был большим ревнителем просвящения и много заботился о том, чтобы поднять невысокий уровень просвещения тогдашнего Пензенского духовенства. В этих видах, он при каждом удобном случае самолично подвергал духовных лиц экзаменам.
-Совсем этот владыка, жаловался моему отцу о. Петр, старик – священник из малоученых/ доходил только до риторики/ и потом боявшийся экзаменов, по собственному его выражению, « аки огня геенского»: совсем сокрушит нашу духовную братию своими экзаменами. Ведь ныне и шагу тебе нельзя ступить без экзамена: ни места не получить, ни прихода хорошего не добьешься. Да что говорить о местах и приходах. Иной священник явится к владыке к владыке не по своему делу, а по церковному, на счет, примерно возобновления храма. Какое касательство к сему имеет экзамен. А владыка и тут не выпустит тебя без экзамена. Покойный владыка хоть нас, стариков, освобождал от экзаменов, а теперь и к старикам нет никакого снисхождения. А какой, к примеру сказать, я ответчик. Учился я во времена оны, в ученьи и в свое время, признаться, небольно, был благоуспешен и познаний больших не имел, а теперь они уж и совсем у меня умалились до зела….Ну , и боишься предстать пред владычным очи. Вот теперь у меня храм обветшал, даже можно сказать, совсем в разрушение приходит. Значит больно необходимо быть у владыки: а боюсь, до тому экзамен. Нет, отчаянно махнув рукой , говорил о. Петр советовал мой родитель, от экзамена Вы , все равно, не отделаетесь, потому что владыка, при обозрении епархии, даст вам экзамен, да еще, буде не ответите, впишет в книгу живота»\ под таким именем духовных известны были» путевые журналы», которые Варлаам вел при обозрении епархии, и в которых отмечал, как результаты экзаменов, так и наблюдения свои над духовенством/; священник- де малоучен, прихожанами руководитель не может, почему и вольняется от должности приходского священника. Ведь знаете, как поступлено с о. Макарием. Это был священник получивший в «книге живота» такую аттестацию» священник в семинарии не учился и по образованию малым чем превосходит своих прихожан- простолюдинов; вдов и бездетен. Как неспособный руководить прихожанами, отрешается от должности приходского священника, с назначением ему местопребывания в Нижнее- Томбовском Казанском монастыре. Любивший, заметно, обставлять свое богослужение пышностью и торжественностью, Варлаам возил с собой по епархии многочисленную свиту/ по выражению духовенства, «длинный хвост»/ Поэтому, в день архиерейского пребывания в Верхний Томбов, сюда с самого раннего утра стали съезжаться разные лица: тут как я помню, были протопопы в шелковых рясах, украшенные наперсными крестами, и, по большей части, ветхие деньми, монахи Казанского монастыря в своих клобуках и черных длинных рясах, тяжеловесный протодиакон, подиаконы, мночисленный хор певчих. Протопоп Европейцев на этот раз в полном смысле превратился в квартирмейстера: одних из съезжавшихся лиц он разместил по купеческим домам, других по домам местного духовенства/ но родительский дом на этот раз оказался почему то свободным от постоя/.Наконец, в 9 часов утра, при колокольном звоне четырех верхнеломовских церквей, в грамоздкой церковной карете, запряженной шестеркой серых лошадей, подъехал к собору сам архиерей с архимандритом Евпсихием/ бывшим ректором семинарии/.
Так как мне некогда раньше не приводилось видеть архиереев / в захолустное село, где отец служил до перемещенья в Верхний Ломов, архиерей не заглядовали/ ,то меня помню ужасно занимал вопрос: что это за грозные, такие люди, которых так трепещат дховная братья. Разумеется, я не упустил представившегося случая видеть одного из сих грозных людей.
Варлаам, помню, вошел в собор медленной и важной походкой, в сопровождении архимандрита и других духовных лиц. Это был высокий, довольно полный, убеленный сединами, величественного вида бодрый старец. Глаза его, смотревшие несколько из подлобья придавали суровое выражение его лицу, впрочем, насколько помню, я не нашел архиерея особенно грозным. Когда облачили Варлаама и надели на него митр, он показался мне весьма похожим на преосвященника Аарона изображенного на одной из стен Верхнеломовского собора.
При входе в храм , архиерей приветствован был от моего отца речью. Как я ни заинтересован был в это время личностью архиерея, однако меня немало занимало и то, как папаша произнесет свою речь/ еще накануне он выразил опасение, как бы не растеряться и «не закатить столба»/. «Нарежитсь или не нарежится»- мысленно спрашивал я себя, придерживаясь школьных выражений, оказалось, что самообладание не покинуло моего родителя: он произнес свою речь громко и отчетливо, не заглядывая в тетрадку, которую на всякий случай , держал в руках. Архиерей, как мне показалось, внимательно прослушал речь от начала и до конца. Варлаам не напрасно возил с собой многочисленную свиту: богослужение, совершенное им в верхнеломовском соборе, при участии архимандрита, многих протоиереев и иереев, а также- протодиакона, гремевшего на весь собор и напоминавшего мне своим голосом о трубных звуках, ко ими сопровождалось падение стен иерихонских с прекрасным хором певчих/ по вверению знатоков пения, архиерейский хор при Варлааме славился прекрасным подбором голосов/, при множестве молящихся,- вышло весьма торжественным. Сам архиерей, как мне показалось, « служил хорошо»: возгласы произносил внятно и раздельно, немного в нос; все его движения отличались плавностью, важностью и торжественностью. В свое время он произнес экспромтом, держа в руках посох, поучение , о любви к богу и ближним. Говорил он, заметно, без приготовления, потому что делал очень длинные паузы. Зато он излагал свои мысли так просто и вразумительн6о, что я, при всей своей тогдашней незрелости, понял все поучение и даже многое из поучения впоследствии воспроизводил с буквальною точностью, причем , как говорил и мне, в произношении удачно подрожал архиерею.
Разумеется, день приезда архиерея был одним из самых хлопотливых и суетливых в жизни верхнеломовского духовенства. Мой отец, например, во весь этот день был только минутным гостем в своем доме. Пришедший домой после обедни, он успел только выпить стакан чаю и побежал зачем-то опять в собор. Возвратившись оттуда, он попросил перекусить чего- нибудь, но, не окончив и первого блюда, скорым шагом направился к протопопу, после чего и не явился домой до позднего вечера.
Домой возвратился он усталым, истомленным, но в самом благодушном настроении и с улыбкой на устах. О себе он сообщил, что « не посрамил своей доброй репутации» и за свои ответы удостоился даже одобрения владыки. Но более своего отец доволен был, тем, что архиерей похвалил его речь, сказав: « произнесенная тобой речь очень дельная».
От себя отец перешел к другим. Между прочим он рассказал, как один из местных священников / Николаевской церкви/ разгневал архиерея своими ответами / по большей части, на предлагаемые архиереем богословские вопросы священник ответствовал: « судьбы божии не исповедимы» / , и как сурово Варлаам обошелся с о. Сергием, цензором проповедей по II-м благочинническому округу за неисправности по цензорской должности.
Но занимательнее всего мне показался/ я тоже с любопытством слушал родителя/ рассказ о том, как держал экзамен священник / из сельских/ Савва, глубокий старец, учившийся в семинарии еще в то блаженное время, когда она разделялась на классы: инфиму, фару, синтаксис, пиитику, риторику, философию и богословие, т.е. в первой четверти 19-го столетия , и доходивший , кажется, до пиитики.
Щадя,- рассказывал отец,- старость Саввы и принимая во внимание его образование, владыка обратился к нему с словами: «тебя старец, я не буду утруждать мудреными словами, а вот скажика- хоть об этом: одинаковую ли важность имеют священное писание и священное предание. «. Низко пре низко поклонился старец, чистосердечно ответил: « отродясь, владыко святый, таких премудрых вопросов не слыхивал.» При всей своей серьезности архиерей улыбнулся и дал другой вопрос. Савва снова отвесил нижайший поклон и сказал: « где уж мне, старику,отвечать на твои, владыка святый, велемудрый словеса. Ведь, твоими устами, владыко, сама премудрость глаголет». На этот раз архиерей наморщил чело и сурово обратился к Савве: « Да что же после того ты, старец, знаешь?. Чему же ты можешь научить своих прихожан, Какого же им слова назидания ожидать от тебя? Пора, старец, на покой» закончил Варлаам.
Истину святую, владыко, изволишь говорить, подтвердил с обычным своим поклоном Савва , пора моей старости, больно пора на покой, да внуков сирот-то кормить некому. Ну, и думаю пусть хоть при моей жизни не терпят глаза, потружусь, мол, для сиротушек. Может быть и долголетие – то Господь мне даровал ради них,»сиротушек». Выслушав это, владыка а посмотрел на Савву, так ласково, как можно только ожидать от нашего сурового владыки и говорит: «Прав ты, старец, отправляйся с миром во свояси, да служи, пока сам Бог тебя не уволит.» А по удалении Саввы владыка так отозвался о нем: « этот старец неучен, но умен».
Архиепископ Тобольский в своем литературном труде: «Архиепископ Варлаам», помешенном в журнале «Русский архив», № 10 за 1909 г: отмечает особую черту деятельности помянутого архиепископа его любовь к астрономическим вопросам.
С самых ранних лет и до последних дней своей жизни, среди многочисленных епархиальных дел, архиепископ Варлаам находи время, которое он посвящал своему любительскому делу – астрономии. В часы досуга он считал выписанные на свои средства книги по астрономии, наблюдал за движением небесных светил в собственные инструменты, наконец, занимался литературною разработкою вопросов, касающихся астрономии.
31 декабря 1857 г. преосвященный Варлаам отправил на рассмотрение Св. Синода свою рукописью под названием: «Взгляд на Великий Индиктион». К рукописи приложено было и прошение архипастыря. «Не без особенного казания и благословения Григория, митрополита Петербургского он, удостоившего прилагаемой при сем литературный труд мой своим почтением и нашедшего по содержанию своему похвальным, ныне смиреннейше осмеливаюсь повергнуть его милостивому и окончательному воззрению Святейшего Синода».
Рукопись Варлаама лежала в синоде без движения почти год и, может быть, еще долгое время пришлось бы ей дожидаться своей очереди, если бы архиерей 9 сентября 1958 г. не представил новую свою работу для совместного рассмотрения с прежней. Вторая работа пресвященного Варлаама называлась так: «Взгляд на календари Юлианский, Григорианский, и вернейший их Египетский».
Указав сначала на ранее отосланную в Синод рукопись и заметив, что о судьбе ее неизвестно ничего до сих пор, он пишет», что большего уяснения всего содержимого в той рукописи, и ради тесной связи с Великим Индиктионом гражданских календарей, ныне держимых Европою ( Юлианского и Григорианского), разных учебников астрономических, судящих о достоинствах и недостатках тех календарей, и всех древних летописцев, тесную связь имеющих с великим Индиктионом, мне вздумалось точнее и подробнее рассмотреть состав и календарей, держимых Европою, и указуемого ими время счисления, для возможного соглашения с их Великим Индиктионом, если бы только правительству угодно было допустить таковое нелишнее для церкви соглашение». Св. Синод, очевидно, не особенно заинтересовался работами преосвященного Варлаама. Рукописи архиерея – астронома переданы были чрез Московского Митрополита Филарета на рассмотрение конференции московской духовной академии. Прежде чем передать рукопись в академию, митрополит Филарет сам прочел их и дал довольно подробный неблагоприятный отзыв о работах нашего архипастыря.
Конференция Московской духовной академии поручила рассмотреть рукописи профессору протоирею П.С. Делицыну. В феврале 1859 года представлен был же и отзыв о работах Варлаама митрополиту Филарету. Как следовало ожидать, отзыв профессора Делицына был весьма неодобрительный, вся работа архипастыря низводилась к нулю, и оглашать ее печатью, само собою, разумеется, по такому отзыву не было никакой возможности.
Митрополит Филарет дал тон, а конференция академии (в лице протоиерея Делицына) пела по нему. Несомненно, труд архипастыря Варлаама имел много недостатков; ведь он был не специалист, не профессор академии, а простой смертный, решившийся бы сказать свои думы. Несовершенство его трудов, мог думать Варлаам, с избытком восполнится замечаниями его ученых критиков и в таком виде они принесут хотя какую-нибудь пользу для решения интересовавшего его вопроса.
Но что же мы видим. Отзыв проф. Дилицына почти сплошная насмешка», подтрунивание, издевательство над неудачными выводами – сочинителя.
Само собою разумеется, что труды преосвященного Варлаама были совершенно отвергнуты синодом. На основании донесения митрополита Филарета, что он «его сочинения не может признать малоосновательным и крайне несостоятельным», Св. Синод 14 марта 1861 г. решил, что не добно ни печатание сих сочинений, ни их исправление».
Прошло несколько лет. Первые неудачные литературные опыты по астрономии не ослабели энергии архиепископа Варлаама. Он продолжает свои изыскания, плодом которых были два новых труда: 1. («Исследование о поверхности всего пасхального круга, ХIY м. Великим Индиктионом, допускаемого, о несходстве этого индиктиона с церковным лунником и с неправильной придачей к эре христианской 8 лет, вопреки самых древних и коренных сказаний церковной истории», и 2. («Решение спора, продолжающегося более 16 столетий между апостольскими церквами, восточною и западною, о времени празднования Пасхи.)
В 1865 году 16 ноября архиепископ Варлаам из Тобольска в св. Синод свои литературные труды, предварял их общинным представлением, служащим к ним как бы введением … «Я же после всего окончу все мои исследования о сем предмете и умру с радостию и покойную совестию, что и я , яко член православной церкви, по мере сил, дарованных Господа Бога, и его благодати, не трудился уяснить, раскрыть и утвердить первое великое в церкви дело, смирнейше и все ниженнейше представлял при сем последнюю мою рукопись, по числу же шестую, и весь труд мой, подъятый в течение десяти лет, в исследованиях святейшему Синоду из трех епархий поступивших, я, яко потрудившийся человек желал бы, чтобы такой труд мой подведен был под категорию 3-го примечания к 415: устава дух. академий. Вместе с сим. не благоугодно ли будет святейшему Синоду истребовать от меня и две упомянутые книги: «Церковные святцы» и «Цветник», как отпечатанные еще до исправления церковных книг при патриархате Никоне. Уверен и убежден не только в пользе их сгромнейшей для всей православной церкви, ради всего содержимого в них, но ни в том, что перепечатанные сих книг с благословения св. Синода и введение в потребление церкви, каковое они имели до исправления церковных книг, послужит, по моему разумению ключом к соединению раскольников с церковью. С сего времени они познают, что, православная церковь не отвергла и не отвергает всех тех церковных книг, которые вышли при митрополитах и первых четырех патриархах, не чтит эти книги, яко церковное сокровище, от времен Господа Иисуса Христа и апостолов сложенное и слагаемое в сокровищницу церкви Христовой, истине апостольской и православной. Нельзя сказать, чтобы Архиепископа Варлаама Св. Синоду отмечалось точностию, определенностью и добопонятностию. Очень многия строки его требуют комментария, чтобы хотя от части разуметь их смысл.
Десять почти лет, которые протекли между первыми трудами Архиепископа Варлаама по астрономии и последними, не могли на повлиять на него: он ослабел и физически и духовно. Трудовая жизнь, внутренние волнения, неожиданные переезды с юга на север, с севера на восток неудача в литературной деятельности, - все это заставило бы другого человека с менее энергичною натурою совершенно спуститься. Благодаря только необычайной силе воли Арх. Варлаам не последовал за большинством, не сложил рук, а работа, работал много, до полного истощения сил. Пусть же последнее послужит, хотя некоторым оправданием тех недочетов, которые встречаются в рассматриваемых трудах архипастыря.
Какая судьба постигла последние труды по астрономии архиепископа Варлаама, точно не известно. Наверно, рукописи переданы были на рассмотрение в Московскую духовную академию, но кто их рассматривал и какой дан был о них отзыв, об этом синодальный архив молчит. С полной достоверностью, впрочем, можно предположить, что результат был неблагоприятный для автора, так как работы его остались ненапечатанными. Самое задушевное желание архипастыря осталось неисполненным, рукописи положены были под сукно.
Все литературные работы архиепископа Варлаама таким образом не имели никакого успеха. Ни от кого не услышал слова поощрения, одобрения. Кругом раздавались, напротив (только осуждающие голоса, насмешки). Последним он подвергался даже от своих собраний. Так митрополит московский Филарет в одном их своих писем к обер-прокурору Св. Синода А.П. Ахматов не без иронии замечает по поводу перевода архиепископа Варлаама из Пензы в Тобольск: «преосвященный Варлаама в Тобольске не будет ли проповедовать против восточного и западного календаря и провозглашать изобретенный им самим с экстраординарным месяцем в 40 дней».
И на покое в Белгородском монастыре архиепископ Варлаама не оставлял своих занятий по астрономии. Однажды он вздумал поделиться своими наблюдениями за звездным небом в телескоп с монастырскою братиею, которую и призвал к себе всю в ея полном составе.
Предварительно архипастырь-астроном сказал собравшимся чуть не целую лекцию о том, какую чудную красоту творения божия видят в телескоп, а потом предложил подходить каждому отдельно с смотреть в телескоп. Подошел старший духовник, посмотрел и, отходя, воскликнул: « чудные дела Господни, Ваше Высокопреосвященство». За ним подошел казначей и, посмотревши в телескоп, сказал то же. Далее пошли по чину иеромонахи, иеродиаконы и послушники: каждый смотрел и отходя говорил: «Чудны дела Господни, Ваше Высокопреосвященство». Последним подошел мальчик послушник, который отходя, сказал: «Чудны дела», но добавил: «одна темнота, ничего не видно». Архиепископ в телескоп. Что же оказалось. Во время своей лекции он, по забывчивости, закрыл крышкою конец телескопа, и таким образом никто не видал, кроме одной темноты.
В архиерейском своем сане Варлаам посетил Ухолово однажды; это было при перемещении его из Архангельска в Пензу в 1854 г. Ночлег архипастырь имел в доме священника Петра Миролюбова. При обозрении местной церкви (трехпрестольный, трапезная в это время только начата была) преосвященный на Ильинский придел. Когда архипастырь вышел из Ильинского алтаря, один местный прихожанин – старичок обратился к нему с такими словами: «Владыка, батюшка твой молился в нашем прежнем деревянном храме; а особенно он почитал Матушку пречистую Богородицу, что в этом теперь иконостасе. «Владыка Варлаам долго и умиленно молился пред иконами Ильинского иконостаса. Осмелился другой старичок: «Владыка, я Вас с вашими родителями перевозил в город Сапожок».
Архипастырь, ласково выслушавши всех, кто обращался к нему с некоторыми просьбами, он сам запросто заговаривал.
Из Ухолова преосвященный Варлаам отбыл в город Сапожок, где у него в то время священствовал родной брат.
У архиепископа Варлаама было два брата: Алексий Иоаннович и Николай Иоаннович; первый из них Алексей Иоаннович Успенский второй Русанов. Алексий Иоаннович Успенский с молодых лет и до глубокой старости священствовал при соборной города Сапожка Успенской церкви умер бездетным; впрочем, преемник и заместитель его при соборной г. Сапожка церкви протоиерей Павел Иаковлевич Морозов вступил в брак с племянницей своего предшественника, священника Алексия Ив. Успенского.
У священника Николая Иоанновича Русанова, который священствовал в селе Братовке, Раненбургского уезда, было два сына: оба они воспитывались под покровительством своего преосвященного дядюшки в Пензенской духовной семинарии. Одного из них архиепископ Варлаам взял с собою в Тобольскую епархию и там устроил священником на приходское служение. Другой племянник архиепископа Варлаама, по окончании курса Пензенской семинарии, поступил в село Ясенок, Ряжского уезда, - это священник Феодор Николаевич Русанов; он умер 80-ти летним старцем, мужского потомства не оставив. Дочь священника о. Феодора Русанова вышла замуж за Павла Дмитриевича Сперанского, который священствует в селе Ясенке на месте своего тестя. Таким образом, мужского родства по прямой линии архиепископа Варлаама в Рязанской епархии не сохранилось.
В свое время по духовному завещанию от архиепископа Варлаама поступил в Сапожковское духовное училище денежный вклад, в сумме 1300 р. с условием выдачи процентов с упомянутого капитала на содержание в училище беднейшего ученика.
АЛЕКСАНДРО-НЕВСКИЙ ЖЕНСКИЙ МОНАСТЫРЬ
РЯЖСКОГО УЕЗДА
Апостол Павел об устроении церкви Кориефской писал: «Аз насадих, Аполмо с напои, Бог же возрасти» (1 кор. 3,6) и при устроении Александро-Невского женского монастыря, Ряжского уезда, Господу угодно было воздвигнуть не одного, а нескольких деятелей, при чем труды всех, не смотря на временные их разделения, промысел Божий, в конце концов, приводил к единству.
В семидесятых годах прошлого столетия в лесу, верстах в 4-х от ближайшего селения Щурова, входящего в приход села Ясенки, Ряжского уезда, на возвышенном берегу речки Иберди, на участке, принадлежавшем Егору Наумовичу Родину, крестьянин села Мостья, появился Софрон Созонтович Лисин, крестьянин села Канина, Сапожковского уезда, род. в 1825 г., и в то время уже пожилой человек. По рассказам самого Лисина, он в своей ранней молодости посетил многия русские обители, и в нем тогда уже пробуждалось стремление к уединенной отшельнической жизни. Когда пришла пора, его по крестьянскому обычаю женили; однако стремление к отшельнической жизни и тогда его не покидало. И вот, уже имея детей, он оставляет их и жену, а сам поселяется в келье. Но стремление Лисина к келейной жизни не встречает себе нигде сочувствия, напротив, власти духовные и советские преследуют его, и лишь только он оснуется в одном месте, заставляют искать нового места; до семи раз, говорят, переходил он, таким образом, с места на место, из одного уезда в другой, и наконец, приютился на участке Родина, близ сельца Щурова, на берегу речки Иберди. Тут ему более посчастливилось. С помощью своей дочери-девицы. … (Между прочим, на берегу р. Мостьи, в уединенном месте, в 2-х верстах от с. Канина, ниже его по течению, сажениях в 20 от реки, долго стояла каменная «часовня» с дверью УК реке, на полубугре, аршина 3х4, где спасался «о. Софрон, - эту» оставленную им часовню «Софронову келью» я видел в 1896 г. почти до 1947 г.)
… Дарии и других келейниц, числом до 5, выкопал Софрон Созонтович землянку для жилья; стены землянки сооружены были из двойного плетня, посреди набитого глиной. В местном грунте оказалось много камня – известняка, и он послужил для облицовки внутренних стен около дверей окно землянки. С течением времени около землянки Лисиных стали возникать избушки, а в них в качестве келейниц, проживали девицы и вдовицы. Сюда же потом пришли еще три бездетных старика, передав первоначинателю все свои достояния. Впрочем, в недавнее время С.С. Лисицин в разговоре о былых временах, своей жизни передавал, что на прежних местах его поселений, на него не только не было гонений, но даже его просили остаться, уходил, же он потому, что те места ему не нравились. «А вот отсюда и гонять, добавил он: а я не ухожу, потому что место понравилось».
Поразило Россию горе: Совершилось злодейское убиение императора Александра II. Это горестное событие возбудило в душе Лисина желание уступить часовню, чтобы в ней читать псалтырь об упокоении души в Бозе почившего императора, и при часовне благодетелю для призрения двое сирот. Разрешение на устроение было дано как гражданским, так и епархиальным начальством. План часовни утвержден 8 мая 1875 года. На доброе дело потекли жертвы от разных благотворителей. Много помогал Егор Наумович Родин. Лсисин и его насельницы сами делали кирпичи, обжигали их и таскали на себе к месту кладки. Вскоре Бог послал щедрую благотворительницу: вдова поручика Екатерина вастльевна Редкина пожертвовала на предприятие Лисина три тысячи рублей деньгами и участок земли. На этот участок совершена была купчая крепость на имя Софрона Лисина. Сооружаемая часовня оказывалась значительных размеров и рассчитана была на два этажа. У Лисина явилось желание обратить часовню в церковь. Встретилось затруднение: при своей неграмотности он не знал, как на это дело исходатайствовать разрешение начальства. Помог местный благочинный приходских церквей – протоиерей Гаврил Кудрявцев, который еще ранее того принял начинание Лисина под свое покровительство, помогал ему своими советами, ездил к нему для служения всенощных молебнов отстаивал его, когда на него поступали неодобрительные отзывы. Возбуждено было ходатайство о разрешении устроить храм с двумя престолами: во имя Благоверного князя Александра Невского и в честь иконы Знамения Божией Матери, в память чудесного спасения жизни их императорских величеств с Августейшим семейством 17 октября 1888 г. и в память избавления от смертной опасности жизни Благоверного государя великого князя наследника Николая Александровича в Японии в г. Отсу 29 апреля 1891 г. Разрешение воспоследовало 11 июня 1892 г., и строителем церкви назначен был епархиальною властию протоиерей Гавриил Кудрявцев, вместо Софрона Лисина. Последний на вопросы к нему некоторых лиц на счет разграничения сфер деятельности его и деятельности строителя – протоиерея Кудрявцева давал в то время такой ответ замысловатый: «я – по земному, а он – по небесному».
22 сентября 1892 г. храм был освящен; для совершения богослужения к нему определен был священник о. Флор Троицкий, пред тем выбывший за штат, по прослужении 32-х лет в должности приходского священника при церкви села Ольхов; начальницей богадельни назначена была рясофорная монахиня Маркелина; на сельниц богадельни в то время состояло до 40.
Но враг всех добрых начинаний – Диавол не дремал: между лицами, наведавшими делами богадельни, возникли несогласия, полетели бумаги к начальству, начались судебные дела.
Протоиерей Гавриил Кудрявцев требовал, чтобы Софрон Лисин землю, приобретенную для богадельни, закрепил за ней нотариальным порядком; тот отказывался. Протоиерей Гавриил Кудрявцев возбудил по обвинению Лисина и его дочери Дарии в безнравственном поведении и принадлежности к сектантству. Лисин, защищаясь, не щадил репутации своего обвинителя, а начальница монахиня Маркелина плакалась на свое горькое житье, жалуясь, что из обеспеченного монастыря ее сдернули на такое место, где и самой питаться нечем и на содержание сестер нет никаких средств. Для характеристики возникшей судебной волокиты делаем выпись из решения Земского начальника 3-го участка, от 30 января 1895 г.
«Строитель Александро-Невской церкви протоиерей Гавриил Кудрявцев в прошении объяснил, что при церкви существует женская богадельня, в которой между другими проживают крестьяне – Софрон и Дария Лисины. Поведение Лисиных не соответствует благочинию богадельни, а посему он просит из богадельни их удалить. На суде истец Кудрявцев представил 3 указа духовной Консистории, из коих видно, что он, Кудрявцев, назначен строителем часовни и богадельни и что богадельня и часовня должны состоять в ведении благочинного. Ответчики Лисины объяснили, что считают себя строителями часовни. Сущность показаний свидетелей, спрошенных под присягой, сводилась к следующему: Софрон Лисин пьянствует и ведет зазорную жизнь, не дает отчетов в церковных сборах: «церковь наша – и деньги наши», «собирает деньги на общину, а сестер кормит хлебом и квасом». Софрон Лисин не признает никакого начальства и даже царя: «я тут хозяин», - не признает церкви: «что мне церковь, церковь внутри», - священников не почитает, «называет их дураками», а относительно благочинного выразился: «камилавка с него слетит», называет себя святым: «Умрешь, - увидишь меня в Царствии Божием».
Дарья Лисина также обвинялась в пьянстве и соблазнительной жизни; между прочим, ей приписывались в вину слова: «посмотрим, как Царица Небесная даст Вам без нас хлеба». Эти показания почти буквально повторяли друг за другом 13 сестер. Но некоторые стояли на стороне Лисиных и показали, что хотя, Лисины водку пьют, но пьяными их не видали и плохих разговоров от них про начальство не слыхали. Разгоревшееся дело послужило источником к умножению бумаг, которые летели и по духовному ведомству и по гражданскому и достигли наконец в первом направлении до Св. Синода, а во втором остановились в Рязанском окружном суде. Дело по обвинению Лисиных в сектантстве и безнравственном поведении зашло так далеко, что они, как люди вредные, изгнаны были из богадельни.
Чрез год обстоятельства изменились: по распоряжению епархиального начальства Лисины возвращены были в богадельню, монахиня отстранена от правления сестрами и заменена Ларией Лисиной, а богадельня из под надзора благочинного приходских церквей протоиерея Гавриила Кудрявцева переведена под надзор благочинного монастырей Игумена Мелетия, настоятеля Пронской Спасской пустыни. В этот короткий, неспокойный период времени много невзгод пронеслось над юной обителью: не раз в богадельню наезжала полиция; сестер подвергали допросам, таскали по судам; среди них образовались партии, враждебно относившиеся друг к другу. Между прочим, в это время произошло следующее несчастное обстоятельство. В один из своих приездов в богадельню игумен Мелетий служил в местном храме божественную литургию, и ему, вместо красного вина, поданы были чернила, на которых он и совершал святое таинство, заметил ошибку только тогда, когда стал приобщаться. И об этом полетел донос в Св. Синод … Чрез полгода после того и Игумен Мелетий скончался.
В 1897 г. вступил в управление Рязанской епархией преосвященный Мелетий, епископ Рязанский и Зарайский. Прибыв из дальней Якутской области и желая разобраться во множестве бумаг самого разнообразного, одна другой противоречивого содержания относительно Александро-Невской богадельни, он предписал мне, как миссионеру в сентябре 1897 г. нижеследующее: «Требуются сведения об Александровской общине вашего участка. Поручается Вам обследовать ее в отношении религиозно-нравственного ее состояния: 1. совершается ли в храме богослужение, кем из священнослужителей, когда, и исправно ли;
2. Участвуют ли в клиросном послушании сестры общины, и в каком устройстве клиросное дело;
3. все ли сестры посещают богослужение и чем занимаются по кельям;
4. нет ли уклонений от правил общежития; каков и в чем обнаруживается настроение;
5. каков порядок управления и что нужно для устройства надлежащего порядка;
6. не замечено ли какого лжеучения между сестрами, противного православию и церковному благоустройству;
7. какого направления Лисин и дочь его; если их влияние вредно, то в чем именно. – Что окажется по вашему исследованию, донесите мне обстоятельство с Вашим заключением; во исполнение Архипастырского предписания я представил его Преосвященству 30 сентября т.г. рапорт, который почти весь целиком здесь и приведу.
Имеющийся при богадельни двухэтажный, двухпрестольный храм очень скромных размеров, содержится чисто, украшен не богато и снабжен церковною утварью в достаточном количестве. Для служения при храме состоит священник Александр Преображенский, перемещенный на сие место преосвященным Иустином, бывшим Епископом Рязанским, 19 мая 1895 года с жалованием в 15 р. ежемесячно, при квартирном и пищевом содержании от богадельни. Священник Преображенский – человек пожилой, жизни стровыдержной. Богослужение церковное совершается им очень исправно. Божественная литургия совершается не только по праздничным дням, но и в будничные дни ежедневно; без Богослужения храм остается в самых редких случаях. Клиросное послушание исполняют проживающие при богадельни сестры. Всех сестер 40, из них 15 составляют церковный хор, одна исполняет пономарские обязанности. Клиросное дело в удовлетворительном состоянии. Пение сестер отправляется по нотам итальянским; употребляются так же простые напевы. В праздничные дни поет полных хор, в будни – часть хора. Впрочем, если отнестись со всею строгостью к (состоял при богадельне с 1895 г. – 1898 г.) пению сестер, то к числу его недостатков можно отнести преобладание партерных композиций в ущерб той безыскусственности и простоты, которыми характеризуется церковное пение в старинных русских обителях. Все сестры в полном свое составе посещают богослужение только по праздникам, в будничные же дни они отвлекаются от храма хозяйственными занятиями, исполняемыми ими самими, за неимением средств на наем рабочих. Ныне осенью сами себе заготавливали дрова, а в прежнее время даже участвовали в заготовлении кирпичей для построек. По кельям занятия их составляют рукодельные работы; некоторые занимаются живописью, но живописное искусство их невысокого достоинства. Исполняющие клиросное послушание готовятся к чтению под руководством священника, а к пению под руководством одной из сестер. К числу келейных занятий так же можно отнести и посфоропечение для своей церкви.
Все сестры тверды в православии; никакого лжеучения, противного православию и церковному благоустройств. Как по отзыву местного священника, так и по моему наблюдению, нисколько между ними не заметно. Софрон Созонтович Лисин, крестьянин села Канина, Сапожковского уезда, имеет более 70 лет, неграмотный. Дело по обвинению его в сектантстве и вредном направлении мыслей, возбужденное в 1895 г. и разбиравшееся как духовное, так и гражданскими властями, окончилось полным оправданием обвиняемого. Игумен Мелетий (ныне умерший), которому Епархиальною властью было поручено всестороннее расследование о личности Софрона Лисина и его дочери Дарии, сделал заключение, что они люди вполне благонадежные. Прокурор Рязанского окружного суда так же отказался от обвинения Лисиных в сектантстве и вредном направлении мыслей, о чем было сделано уведомление в Рязанскую духовную консисторию в июле 1896 г. После того епархиальное начальство, дозволившее Лисиным возвратиться в богадельню, предписано указом иметь бдительный надзор над ними местному священнику, и в настоящее время означенный священника Лисина сектантом не признает. У исповеди с святого причастия он бывает ежегодно, в текущем году великим постом говел. Правда, церковные богослужения он посещает редко, но на это у него имеются свои причины, а именно: частые отлучки и хозяйственные занятия по общине. Из окрестных жителей никто не верил и не верит слуху и сектанте Лисиных. Наконец я со своей стороны не вижу никаких оснований подозревать Лисина и дочь его во мнениях, противных православию. Самые сестры, прежде дававшия показания по обвинению Лисина в распространении вредных мыслей, теперь говорят, что он их не смущает и никакого вреда от него нет. Что же за личность Софрон Лисин?
Истинное внутренне настроение мыслей человека безошибочно знает только один бог, человек же о человеке может судить только по делам каждого, и дела Лисина говорят в пользу его. (Чтобы не повторяться, я спускаю из рапорта несколько строк, где докладывалось о возникновении богадельни, кончая освящением храма, об этом сказано в начале этого очерка) «Об участии Софрона Лисина в устроении Александро-Невской богадельни свидетельствовать может молва народная, которая иначе на называет ее, как «Софронов монастырь». Мало по малу новоустроенная богадельня стала пользоваться известностью и привлекать к себе богомольцев, которые особенно усердно посещают ее в весеннее и летнее время. Случилось мне нынешним годом в июне месяце быть в богадельне, и не смотря на то, что день был будничный, в храме стояло несколько пришедших богомольцев.
Особенно много стекается их к престольному празднику 30-го августа. Нынешний год на этот день стечение народа было так велико, что только часть его могла поместиться в храме, большинство же стояло снаружи вокруг храма.
Что привлекает народ в Александро-Невскую богадельню первее несомненно то, что на всем пространстве Ряжского уезда нет ни одного монастыря, где обыкновенно православный и русский человек ищет себе душевного тешения. Но, несомненно, и то, что личность Софрона Лисина так же не мало способствует приходу богомольцев. Их простонародья к нему идут попросит совета в делах, полечиться от болезней, а некоторые даже идут в надежде получить предсказания. В одно посещений богадельни я сам видел призванного откуда-то другого уезда больного, который ждал Дисина уже третий день, так как Лисин был в отлучке. Конечно, нет сомнения, что в простонародии слава Лисина преувеличена, и ему приписывают много лишнего, уверяют, например, что в болезнях он помогает, советы его оправдываются и предсказания сбываются. В селе Ключе вдова из семейства Зайцевых спрашивала у Лисина совета: выходить ли ей замуж, «Не ходи», сказал он, «добра не будет».
Вдова не послушалась, вышла замуж, а через полгода опять овдовела. После этого обстоятельства вывели заключение, что Лисин предсказал о несчастии. Из села Покровского привозили к Лисину больного мальчика, «скоро поправится», сказал он об нем, «и будет очень хорошенький». Чрез неделю мальчик умер. Опять сделали вывод, что Лисин вперед предсказывает о смерти мальчика, потому что в гробе лежал очень хорошеньким. Есть почитатели Лисина и из других уездов. В вагоне железной дороги меня однажды спрашивали о нем жители Пронского уезда. Знают и уважают его будто бы некоторые из Рязани. Но есть и противники Софрона Лисина, называющие его человеком хитрым, пронырливым, попрошайкой, заботящимся не о божественном, а о земном, о своих личных интересах. Но к чести его нужно сказать, что платы себе он ни от кого из посетителей не требует, неимущих, безденежных людей от себя отвергает, ищущим у него помощи в болезнях дает единственное лекарство – святую воду (да и ту в последнее время приказывает больным брать у своих приходских священников).
Самое важное, что можно поставить в упрек и вину Софрону Лисину это то, что землю, приобретенную на пожертвования разных благодетелей в пользу богадельни, он закрепостил на свое имя. Такой земли у него имеется до 70 десятин. Этого деяния оправдать никоим образом невозможно, оно объясняется его личными, своекорыстными расчетами. Предвидя заранее, что с окончанием постройки храма и приведением в порядок общины, его удалят из нее, так как в нем более нужды не будет, а с тем вместе и у его дочери отнимется всякая надежда на управление общиной, он, вероятно, хотел землею застраховать себя и дочь свою от всяких случайностей, для них не приятных.
В настоящем случае в свое оправдание Лисин говорит, что означенную землю в количестве 70 десятин он уже пожертвовал под будущую женскую общину, причем, показывая копию с прошения об открытии общины, утверждает, что все документы на землю передал лично Вашему Преосвященству. Если это справедливо, то личность Софрона Лисина вполне безупречна и его труды и старания на пользу церкви должны снискать себе поощрение и поддержку на дельнейшее. Первоначально жизнь общины основалась на самых простых, патриархальных взаимных отношениях. Софрон Лисин был главою общины, он распоряжался работами, он не заботился о продовольствии всех живущих и настолько удачно, что даже в голодный год, ни откуда не получая пособия, прокормил всю общину. При нем, конечно, важную роль играла и дочь его Дария Лисина. Когда же, вследствие возведенного на них обвинения, на них обвинения в сектантстве, они были удалены из общины и, по рекомендации протоиерея Кудрявцева, оправдана была Епархиальным начальством заведовать богадельнею вызванная из одного Московского монастыря рясофорная монахиня Маркелина, то пошли нестроения и сказался недостаток в содержан, о чем может свидетельствовать резолюция Преосвященного Иустина в указе 2-го октября 1896 г. следующего содержания: «для восстановления мира, тишины и спокойствия и довольства в Александро-Невской богадельне, разрушенных людьми неблагонамеренными и неумелыми нахожу необходимым устранить от управления ею рясофорную Маркелину. Местные отец благочинный и священник примут богадельню от Маркелины по описям и передадут ее Дарье Лисиной, которой по указу от 28-го октября того же года назначено было управлять теперь богадельнею; но так как управление ей дано временно, в своих руках она не имеет на то никакого указа и не получила до селе никакого пострижения, то между сестрами, не привыкшими к покорности, не прекращаются настроения. (опускаем из рапорта три пункта о нестроениях)
В виду таких нестроений заведующая богадельнею Дарья Лисина сама в июле сего года подавала местному благочинному просьбу об отказе от управления, только с непременным условием, чтобы ее будущая преемница приняла на себя все долги, лежащие на богадельне. Но за неимением способного заменить ее лица, заявление Дарьи Лисиной оставлено без движения. В заключение рапорта мною высказаны были те предложения, какие, по моему мнению, необходимо было осуществить для устройства надлежащего порядка в богадельне.
Вскоре после того, а именно 14 октября, начальницей богадельни назначена была монахиня Ангелина, до того отстоявшая в должности благочинной Колычевского женского монастыря, Егорьевского уезда. В то же время на имя благочинного монастырей игумена Палладия последовал Указ Рязанской духовной консистории о том, чтобы совместно с священником Василием Окаемовым принять все имущество, принадлежащее богадельне, от Лисиных и передать новозначенной начальнице. Собрались мы во исполнение этого каза в богадельне: Благочинный игумен Палладий, начальница – монахиня Ангелина и я. Прежде всего мы помолились в храме, и только в нем впечатление получилось благоприятное – хотя уже здесь встретился беспорядок: в притворе храма нижнего этажа на окне сложено было с полмеры луку; а потом на каждом шагу мы видели скудость, нищету и убожество, в центре богадельских построек стояла землянка Лисиных; ее окружали избушки, и каждая считалась собственностью тех, кто в ней проживал. Для жительства сестер имелся дом, длинною 19 арш., шириною6 арш. Кроме этого здания их жилых строений только два можно было назвать домами: помещение для начальницы – деревянные, в одну комнату с отдельною кухнею и помещение для священника – каменное и две комнаты. Принимая богадельню, начальница горько плакала – и нельзя было не плакать: стояла поздняя осень когда, как говорят, и у вороны копна, т.е. когда каждого хозяина заготовлены пищевые продукты на зимнее время; а между тем, когда вошли мы в помещение, где должны были храниться пищевые продукты для продовольствия живших в богадельне 40 сестер на зимнее время, там оказалась одна ржаная мука, но и муки – такое малое количество, что из ней можно было только один раз испечь хлеба; других запасов не оказалось никаких. Подошли мы к каменному зданию, которое, хотя и соломой было крыто, но по своим сравнительно большим размерам выделялось из других уже нами осмотренных мелких построек – это (поступила в монастырь 12 лет от орд. в 1882 г. правляла хором в Алексеевском женском монастыре в Москве, пострижена в монашество в Колычевском женском монастыре, Егорьевского уезда в 1891 г., в должности благочинной означенного монастыря состояла с 1897 г.) была трапезная; и в этом здании оказалось мало толку; обломана потолочная балка, потолок обрушен. «Старец зовет и игумен Палладий. «что это? Как тут жить?» - «Ваше Высокопреподобие, отвечал Софрон Созонтович: мне никто не давал готовых капиталов на постройку все это я из земли выкопал, здесь земля богатая; Бог даст научится матушка из земли копать золото, тогда все исправит».
К довершению неустойчивости положения богадельни, у нея не было ни одного вершка собственной земли, даже тот земельный участок, на который храм воздвигнут был храм и стояли другие постройки, продолжали по крепостным актам считаться собственностью крестьянина Егора Наумовича Родина. Что же касается до 70 десятин, которые по крепостным актам считались собственностью Лисина, то одну часть этой земли он продал, по его объяснению, для того, чтобы покрыть долги, в которые вошел, когда строил храм, а другую часть, хотя и жертвовал в пользу богадельни, но принять эту жертву было убыточно, так как она находилась в большом залоге.
Уезжая из богадельни домой, я полагал, что не останется в ней новая начальница, разойдутся сестры и запустеет обитель. Но пути Божии-неисповедимы. Прибыв в богадельню через год для участия в служении по случаю престольного праздника, 30 августа, я прямо был поражен происшедшей там переменой к лучшему, о чем и засвидетельствовал потом в слове.
Слово при посещении Александро-Невской богадельни в январе 1899 г.
Давно ли, братие и сестры, это святое место, удаленное от жилищ человеческих, составляло часть дремучего леса, по которому рыскал дикий зверь, и лишь изредка несмело ступала нога человеческая. Божием благословением процвела пестыня и оживилась: осеняет ее Св. крест, вооруженный в храме; оглашают ее удары колокола, призывающего к церковному богослужению; среди леса приютилась иноческая обитель, именуемая Александро-Невскою богадельню, а по тропам лесным временами тянутся к ней богомольцы.
Немного времени плывет обитель сия по волнам моря житейского, но много бед и напастей испытала она; одно время волны с такой яростью устремлялись на нее, что самому существованию ее грозит конец, и мы, год тому назад, полагали, что голод и недостатки разсеят собравшееся сюда словесное Христово стадо, и запустеет обитель. Что же теперь видим. Обитель не только устояла, но более утвердилась и окрепла, как материально, так особенно духовно. Посветлел храм, явились новые построения, изменились и насельницы; здесь веет духом истинного иночества, очевиден строгий порядок послушания; а когда во время богослужения слушалось здешнее иноческое чтение и чудное, истинно пустынное, пение, то прямо не верится, что новая обитель, так и кажется, что это монастырь с давно и твердо установившимися правилами и порядками иноческой жизни.
Какие судьбы ждут Александро-Невскую богадельню в будущем, мы не знаем, это ведомо единому Богу, но будем надеяться, что не запустеет св. место сие, что худшие времена богадельни остались позади, а впереди предстоит ей лучшее будущее.
Правда и теперь в материальном отношении она продолжает оставаться в неустойчивости, она не обеспечена в куске хлеба насущного. Но ведь и Москва не вдруг строилась, говорит мудрость народная: и земля в начале « не устроена», а потом Бог чудно устроил ее, что через шесть дней, она стала «добро зело», кому теперь неизвестна Троице-Сергиева лавра, куда цари, бояре и всякого звания людей множество стремятся на богомолье. А между тем послушайте, как скудны и бедна она была 500 лет тому назад, в начале своего существования стояла тогда малая церковь и вокруг несколько хижин ограды не было никакой, так что медведи подходили к самым кельям, богослужение совершалось при свете лучины, за недостатком свеч и масла; книги церковныя писаны были на березовой коре; священные сосуды были деревянные; ризы из простой крашенины; случалось даже, что по несколько дней хлебы не было, и братия голодала. Но и среди таких лишений – иноки пламенели ревностью к своему спасению; при треске лучины молитвы их летели к небу; крепче стен ограждали они себя страхом Божием. И процвела обитель Сергиева не богатством тленным, но добродетелями живущими в ней. И много Богомольцев стало посещать ее, и щедрые пожертвования стали посчитать ее; и щедрые пожертвования стали притекать в нее. Таким образом, скудность средств нисколько не помешала процветанию обители преподобного Сергия. Скажем более того «Много монастырей, пишет преподобный Нестор по поводу основания Киево-Печерской лавры: поставлено от князей, от бояр и от богатства; но не таковы они, каковы поставленные слезами, пощением и молитвою. Антоний не имел ни золото, ни серебро но все стяжал слезами и постом». Оказывается, бедность и недостатки не только не препятствовали, но они главным образом и способствовали процветанию первой русской обители Киево-Печерской. Насельницы Александро-Невской богадельни могут возразить: древние пустноннолюбцы были люди крепкие духом, можно ли ставить их в пример для нас, людей слабых, достанет ли сил у нас претерпевать убожество нашей жизни?
Когда нужда и лишения с особою силою будут стучаться к вам, когда истощаться будет ваше терпение, вспомните, что не для спокойной и привольной жизни собрались вы сюда, а для того, чтобы обрести себе то, что «едино есть на погребу» (лук. 18,42), для спасения своей души, - «со страхом и трепетом свое спасение создавайте «(Филипп 2,12), - не для земного счастия и среди всех благ мирских мало находят), а для царства небесного, - «ищите прежде всего царствия Божия и правды его», а все необходимое для вашего земного существования, в свое время будет дано вам. Как бы вам трудно ни было, никогда не думайте, что бог Вас забыл. Отец и учредитель иночесива Антоний Великий однажды после тяжкого испытания воззвал ко Господу, который сам явился ему: «Где ты был, благий Иисусе? Почему в начале не пришел ты прекратить мои страдания? – «Я был здесь, отвечал Господь, и ижидал пока не увижу твоего подвига». Знайте, и здесь всегда Господь с вами. Он все видит, все знает «не таится от него ни одна капля слезная, ниже капли часть некая (7 слово ко св.Ирич.) – и от вас он ждет подвигов накануне великих испытаний, он говорит своим ученикам: «Бдите и молитеся, да не внидете в напасть (Маар. 14,38); и вы бдите и молитеся. Во время богослужения у вас возглашаются прощения: «О св. обитель сей», «о начальнице монахине Ангелине» … в плодоносящих и добродеющих»…, усугубляйте свое молитвенное усердие на этих прощениях. Ваши молитвы помогут начальнице вашей право править вами и вести вас ко спасению; ваши молитвы привлекут к вам благодетелей и паче елея умягчает сердца щедрых жертвователей.
Не запустеет святое место сие, обитель ваша возрастет и укрепиться. Православный народ любит монастырь, в них он ищет успокоения от житейских невзгод и мирских настроений на них, он не желеет своей лепты трудовой; заметят христолюбцы и сию обитель и поддержать ее своим усердием. Конечно, утверждать этого с несомненностью мы не можем, мы можем в настоящее время только лишь надеяться на лучшее будущее. Но вот что можно сказать утвердительно: будущее обители главным образом зависеть будет от населения ее; от их благочестия, от их доброй жизни.
Зачем народ стремится в монастыри? Смотреть на доброе, слушать доброе, учиться доброму; а худого – нестроений, ссор, непослушания, пересудов, зависти и т.п., в миру своего много. Помните же это, сестры о Христе, и возвышайте свою обитель своею добродельною жизнию. «Богатейте добрыми делами» (1 том 6,18). Елика суть истинна, елика честна, елика праведна, елика пречиста, елика прелюбезна, елика доброхвальна, добродетель и похвала, - сия промышляйте (Филипп 4,8). Да просветится ответ ваш пред человеки, яко да видят ваша добрая дела, и огромавят Отца вашего, иже на небесех., тогда наполнится ваша обитель сокровищами не «гиблющими», но во век пребывающими; и будет она богата милостями, сходящими на вас от господа бога; и, как светильник, на свещнице возженный, будет знаема она на далекое пространство, и как железо льнет к магниту, потянутся к ней «богатии и нищи, дравии и болящии», и будет она служить утешением всем труждающимся и обремененным. Промысел Божий, из ничего воздвигший сию св. обитель, среди бед и скорбей до селе ее сохранивший, да сохранит и на многия будущия времена; сестры о Христе св. Обители сея, споспешествуйте процветанию ся своим благочестием и добродетельным житием. Аминь.
________________________
Со временем вступления в управление Александро-Невского богадельню начальницы Ангелины богадельня становится на твердую почву и в жизни ея начался новый период.
Плодотворность управления этой начальницы выразилось в утверждении порядка во внутренней жизни общины, в расщирении и благоукреплении храма и благоприобретении для богадельни имущества недвижимого и движимого.
Прежде всего начальница монахиня Ангелина обратила свое внимание на внешний вид сестер, которыя до нея мало чем отличались от мирских людей, разве лишь тем, что одежды их были преимущественно темных цветов. Она исходатайствовала у Архипастыря Рязанского разрешение – на всех насельниц богадельни возложить одежды начтоящего иноческого покроя. Обряд возложения совершен был архимандритом Платоном с подобающим торжеством. Впоследствии над 18 инокинями совершено было пострижение, еще резче произошла внутренняя перемена в сестрах. Строгое послушание, смирение и покорность сквозили в их движениях, словах и взорах; исчезли среди них нестроения и раздоры, а о делении на партии и помину не стало; в управлении богадельнею чувствовалась рука твердая и властная.
С детства певчая, обладая хорошим голосом и музыкальными познаниями, начальница монахиня Ангелина замечательно умело поставила церковное пение; улучшилось при ней и пение церковное, так что богослужение, совершаемое в храме при богадельне стало привлекать богомольцев не только из простонародья, но и из интеллигенции. Количество сестер с 40 возросло до 60. Все они, кроме молитвы заняты постоянными трудами. Между прочим заведениев общине искусныя рукодельныя работы, которыя обратили на себя большое внимание на выставке, бывшей в городе Ряжске и заслужили право на две медали золотую и бронзовую в 1904 г. Продолжает осуществлять при общине занятие и живописным делом.
К сожалению, Софрон Созонтович не захотел мириться с новыми порядками, и удалился из богадельни на свой хутор, не переставая и туда привлекать своих многочисленных почитателей из простонародья. На новом месте у него образовалась отдельная община составившаяся из дочери его Дарии (умерла в 1905 г.) и других черничек, числом около 10.
О расширении и благоукрашении храма при начальнице монахине Ангелине в ведомости о церкви сказано так: « в 1901 году на средства благотворителей пристроена к западной части ея каменная двухэтажная паперть одинаковой высоты с храмом, долинною 15 арш, шириною 13 аршин, с шестью большими окнами и печью; крыта железом.
В том же году на средства благотворителя мещанина г. Ряжска Никифора Николаевича Зезюлина храм верхняго этажа окрашен масляною краскою и расписан 75 священными изображениями по рисункам Киевского Владимирского собора в 1902 г, там же благотворителем Зезюлиным в храме верхняго этажа весь иконостас, царския двери и иконы все заново отделаны, вызолочены и украшены золотою чеканкою, а в новой паперти стены и потолок расписаны 10 живописными картинами из земной жизни Христа Спасителя. В храме нижняго этажа в 1902 г. на средства частию от благотворителей, частию из богаделенских средств, все стены с новою пристройкою, как совне, так и внутри, оштукатурены портландским цементом, полы устроены бетонные, увеличены окна, поделаны новые рамы и устроена печь.
В 1905 г. построена, взамен обветшавшей, новая звонница крыта железом; на ней самый большой колокол, весом в 43 пуда, пожертвован сельца Щурова помещиком Василием Никифоровичем Филатовым в 1893 году.
В 100 саженях от храма и жительства по указу Рязанской духовной Консистории, от 1 июня 1882 г., отведено кладбище; оно окопано канавою. В 1904 г, на кладбище устроена каменная часовня, высотою 4 арш., шир. 2 арш. в квадрате.
В 1899 году воспоследствовало высочайшее соизволение на закрепление за богадельню земли, пожертвованной Егором Родиным, находящейся при церкви под постройками, огородом, кладбишем и лесом, в количестве 17 десятин; вскоре на эту землю совершена была купчая крепость, которая вместе с планом на нее хранится при церкви.
В 1901 году чрез посредство дворянки Калерии Николаевны Левашовой приобретен Хутор в 29 десятин, из коих 13-десятин состоят под пашнею и огородом, а остальные частию под лесом, частию под сенокосом, При хуторе имеются постройки: горница, сени и кухня – рубленная, двор и рыги – плетневы амбар глинобитный.
Особенно много сделано начальницей монахиней Ангелиной по части возведения зданий в богадельне. Примитивное жилище Лисиных, а равно и другия мелкия постройки, стоявшия не в плане, были снесены; взамен их стали возникать новыя, больших размеров, здания, возводившиеся в должном порядке и по планам.
В 1899 году построен новый деревянный корпус 30 арш длины, 13 1-2 арш., ширины, с коридором, шириною в 3 аршина, во всю длину, под железною крышею.
В 1900 году построен другой деревянный корпус, длинною 20 арш., шириною 8 арш., с коридором и двумя чуланами, под железной крышей.
В 1902 году возведен новый каменный корпус, длиною 17 арш., шириною 9 аршин с погребом под все корпусом, с кладовою, пристроенную с западной стороны; все крыто железом.
В 1901 году начат, а в 1905 г окончен другой каменный корпус, двухэтажный, длинною 34 арш., шириною 15 арш., с прикладкою на южной стороне, в 12 арш., длины и 8 арш. ширины, - под железной крышей в верхнем этаже этого корпуса помещается трапезная и 5 келий для жилья, а в нижнем кухня, в которой устроен водопровод, полы бетонные.
Из зданий от прежнего времени сохранилось только три, но и те в измененном виде: к кирпичном дому, где сначала помещался священник, сделана пристройка, в 9 аршин в квадрате; деревянный дом, длинною 19 аршин, ширины 6 аршин, отнесен от церкви на 45 саженец и увеличен размером; наконец, кирпичный дом, длиною 13 аршин, ширины 12 аршин, под соломенною крышею, прежде служивший трапезной, получил совершенно иное назначение – обращен в скотный двор.
Не мало произведено построек и для хозяйственных надобностей. Перестроена сторожка, под железною крышею; выстроена прачечная с банею, длиною 12 аршин, шириною семь аршин сложен каменный каретный сарай, длиною 18 аршин, шириною 13 аршин; построен амбар для ссыпки хлеба под железною крышею.
Таковы итоги последнего периода в жизни Александро-Невской богадельни в течение этого периода богадельня удостоилась четырех архипастырских посещений, возведена сначала на степень – общины, а потом на степень монастыря, начальница монастыря А-а награждена благословением св. Синода с выдачею грамоты в 1902 г. и наперстным крестом от св. Синода, выдаваемым в 1906 г. и, наконец, возведена в сан Игуменьи, в 1908 г.
Первым архипастырем, посетившим Александро-Невскую обитель, был преосвященный Полиевкт, епископ Рязанский и Зарайский. Он посетил ее 1 и 2 сентября 1901 года для малаго освящения храма по случаю его расширения и расписания стен священными изображениями. Из Рязани его Преосвященство сопровождали: О. ключарь протоиерей Михаил Лебедев, о. протодиакон и два иподиакона; хор же архиерейских певчих оставлен был в Рязани, в надежде, что его заменит местный хор. Для встречи архипастыря ко времени его прибытия - 1-го сентября 12 час дня, в храме богадельни собрались: благочинный монастырей архимандрит Платон, благочинный 3-го Ряжского округа священник Николай Камнев, благочинный 4-го Ряжского округа священник Павел Коротков и я с диаконом Поповицким. Местный священник Александр Махонин1 приветствовал Владыку речью.
Поразителен был тот момент, когда вслед за окончанием речи все сестры, как один человек, с начальницей своей во главе поверглись ниц пред владыкою, выражая тем его Преосвященству чувства своей глубокой благодарности за посещение их уединенной, убогой обители. В 6 часов вечера последовало всенощное бдение, при совершении которого Архипастырь изволил выходить на литию и величание, а так же и помазывать благословенным елеем. На другой день в 9 часов утра владыка со славою проследовал в храм для совершения литургии; пред началом литургии совершено было малое освящение храма, а по окончании ея молебен и крестный ход вокруг храма; со служащими были вышеупомянутые лица,
1 – состоял при храме Александро-Невской богадельни с 1888 г.-1904 гг.
бывшия при встрече. Все песнопения, за совершенными Архипастырем богослужениями исполнялись местным хором под управлением начальницы монахини Ангелины. Архипастырь очень благосклонно отозвался о пении сестер;» при всей продолжительности монастырского богослужения, я не замечал, как летело время. Пред отъездом своим из богадельни он соблаговолил еще послушать пение сестер; на этот раз пение так подействовало на владыку, что, растроганный до слез, он к своей похвале присовокупил еще от себя в пользу хора денежную ассигнацию, и в последствии благостный Архипастырь, при встрече с начальницей богадельни - монахиней Анеглиной, вспоминал о посещении своем уединенной, затерянной в лесной глуши Александро-Невской обители.
В октябре 1903 года Преосвященный Аркадий, епископ Рязанский и Зарайский, возбудил ходатайство пред св. Синодом о преобразовании женской Александро-Невской богадельни в женскую общину; при этом архипастырем было засвидетельствовано, что по благоустройству и преуспеванию в религиозно-нравственном и материальном отношениях, богадельня уже достигла степени благоустроенной общины, что, имея внешний вид женской общины и по своему внутреннему строю не отличается от общины; насельницы богадельни, под руководством монахини Ангелины, назначенной епархиальным начальством, заведывающей оною, ведут жизнь на монастырских началах и по одежде своей походят на монастырских послушниц 3 марта 1904 г. от св. Синода последовал указ, коим определенно: «существующую при сельце Щурово, Ряжского уезда, женскую богадельню, преобразовать в женскую общину, с наименованием ея «Александро-Невскою», с таким числом сестер, какое община в состоянии будет содержать на свои средства».
На торжество открытия общины изволил прибыть сам Архипастырь, преосвященный Аркадий, епископ Рязанский и Зарайский об этом Архипастырском посещении так было напечатано в «Рязанских епархиальных ведомостях» за 1094 год 12 июня в 5 часов утра его Преосвященнейший Аркадий изволил отправиться в Ряжский уезд, по случаю открытия Александро-Невской женской общины, что близ сельца Щурова по прибытии в общину его преосвященство был встречен торжественно всею общиною во главе с начальницей оной и священником1 с св. иконами и колокольным звоном. В 6 часов последовало всенощное бдение, на котором Преосвященство изволил выходить на литию и величание и помазывать благословенным елеем и в положенное время совершил малое пострижение на 18 инокинями.
13 июня в 4-ю неделю его Преосвященство совершил Божественную литургию в Александро-Невской церкви той же общины, в богослужении игумены Пронской Спасской пустыни Даниила, ключаря Лебедева, благочинных – священника Павла Кроткова и священника и священника Николая Камнева и местного священника Феодора Федотьева.
1 – священник Феодор Федотьев состоял при богадельне с 1904 г. по 1906 г.
По окончании литургии был совершен молебен с водоосвящением и крестным ходом вокруг церкви. Молебствие было закончено провозглашением обычного многолетия.
С 13-го на 14-е июня ночью его Преосвященство благополучно возвратился в Рязань».
В 1904 г. году при церкви Александро-Невской женской общины открыты штатные должности священника и псаломщика священником в настоящее время состоит Алексий Голенищев рукоп. 11 июня 1906 г.
30 августа 1906 года Александро-Невскую общину посетил преосвященный Владимир, епископ Михайловский, управляющий Рязанской епархией, и совершил в местном храме божественную литургию.
В 1907 году состоялось определение св. Синода: «Александро-Невскую женскую общину при сельце Щурове, Рязанской епархии, обратить в женский общежительный монастырь, с наименованием оного Александро-Невским с таким числом инокинь, какое обитель будет в состоянии содержать на свои средства.
Торжество открытия Александро-Невского женского монастыря совершено Преосвященным Никодимом, епископом Рязанским и Зарайским, и продолжалось два дня – 26-27 мая 1907 г. во время всенощного бдения лития совершена была с исхождением из храма, последовательным обхождением наружных стен храма и произнесением на каждой стороне храма особого литейного прошения. Громадная масса богомольцев двигалась в строгом порядке за сонном духовенства с епископом во главе, соблюдая тишину, благословение хлебов также совершенно было на открытом воздухе среди зеленеющих деревьев. Богослужение глубоко проникало в души молящихся, еще более сильное впечатление на богомольцев произвел совершенный архипастырем чин пострижения инокинь, когда последняя по обычаю должны были все церковное пространство от входных дверей до амвона проползти. Охраняемыя мантиями старших сестер не смотря на позднее время (шел одиннадцатый час ночи), забывая физическое утомление народ не только храм переполнял, но вокруг храма стоял живою стеною. Многия лица орошались слезами.
На другой день 2 мая, архипастырь совершил литургию, в богослужении игумена Даниила, - благочинного монастырей, протоиерея Михаила Лебедева – ключаря кафедрального собора, и священников : Николая Камнева, Павла Кроткова и Василия Окаемова, а так же регента Архиерейского хора священника Петра Климова, при протодиакона Н. Лаговском и диаконе В. Поповицком. Все песнопения на литургии, в том числе песнопения специально-архиерейского богослужения исполнялись местным хором монахинь.
По окончании литургии – опять исхождение из храма и среди зеленеющей природы, на открытом воздухе, по объявлении указа об обращении Александро-Невской общины в монастырь того же наименования, епископ Никодим совершил чин освящения воды после того крестный ход вокруг монастыря, с окроплением его святою водою. Пред возглашением многолетия его преосвященством сказано было слово инокиням по случаю обращения их общины в монастырь. В конце слова все инокини общим земным поклонением безмолвно благодарили учительного владыку за преподанные им наставления.
Церковное торжество закончилось, с архипастырского благословения, поднесением от сестер монастыря своей настоятельнице Ангелине благолепной иконы св. Александра невского, причем одною их монахинь засвидетельствовано было о трудах, понесенных настоятельницею при устроении монастыря. Было уже два часа пополудни, когда расходились из храма по окончании торжества.
1907 г. Василий Окаемов
Дополнение к статье: «Александро-Невский монастырь».
Когда управление Александро-Невский женским монастырем утвердилось в руках монахини Ангелины, в последствии возведенной в сан игумении, Софрон Созонтович удалился из монастыря, с ним ушла его дочь Дарья Сафронова и несколько преданных ему девиц и вдовиц. Они основались вблизи монастыря на участке земли, приобретенном Софроном Созонтовичем в свою собственность на пожертвования благотворителей там в горе выкопали они себе жилище, комнаты в четыре, облицевавши стены известняковым камнем. Жилище непривлекательное, неуютное, непрочное. Однажды корова, пасшаяся наверху горы, провалилась и попала прямо в это жилище, богомольцы и почитатели Софрона Созонтовича находили его на новом месте, стремясь прежде всего к нему и уже от него заходили в храм монастыря. Предпринимались попытки воссоединить С.С. с монастырем, причем главным образом имелся в виду земельный участок, закрепленный им за собою. Однажды совместно с игуменией Ангелиной путешествовали мы к Софрону Созонтовичу на гору, пригласили его в монастырь на совет и повели беседу и примирении и чрез то о наилучшем процветании монастыря. Старец наш во всем с нами соглашался, но, когда дело подходило к решению окончательному, он неожиданно заявил загадочно: «тогда у нас будет свадьба», на том переговоры закончились и более не возобновлялись.
При личных свиданиях с Софроном Созонтовичем я как-то не замечал, носил ли он на себе вериги, вероятно, он надевал их в экстренных случаях. Архимандрит Владимир, в свое время очень важная особа среди Рязанского Духовенства, передавал мне однажды: «явился ко мне Софрон Лисин и, разговаривая, подергивает плечами, а потом прямо заявляет: «я вериги ношу» зачем ты об этом разглашаешь? Наличие вериг – дело _____», «А я и не знал этого», - оправдался тот. В _______п. Ухолово С.С. иногда захаживал, но и бывало, предварительно заглядывал в кухню. Однажды ________ в кухне мог сестру родственницу моей умершей ___ и кухарку. Он каждой их трех сделал подношение: первой дал просфору, второй копейку, третьей конфетку, подношения ________ повела одаренных в размышления и недоумения, к чему подарки, долго думали и решили, что просфора – к святости, конфетка – к радости. Вот значение копейки никак объяснить не могли, и, получившая копейку была недовольна и __________ она. Однажды Софрон Созонтович зашел ко мне в училище во время перемены. Ученицы, увидя его, наперыв одна за другой спрашивали: « Отец Софрон, я перейду?» (разумеется в следующий класс), - он ласково отвечал: «перейдешь, прейдешь. Популярность Софрона особенно поднялась, когда совершалось открытие мощей преподобного Серафима Саровского. « я своими глазами видел угодника Серафима», говорил он: « ходил к нему живому о своей матери». В это время среди простого народа распространено было ________ изображение преподобного Серафима в ______ старца ,благословляющего крестьянку, державшую за руку мальчика : « это наш отец Софрон о своей матери у преподобного отца Серафима « думали прос …, а Софрон Созонтович уверял: « преподобный Серафим, благословляя меня, сказал: « женись, водку пей и строй монастырь», но хронология слабо увязывается с этими уверениями. В 1905 году, когда протоиерей Гаврил Нудрявтев болел, уже предсмертною своей болезнью. Софрон Созонтович, в это время 80-летний старец, но …юркий с быстрыми движениями, по народному выражению, «легкий», так отзывался о своем умершем недоброжелателе, у которого от ______________________потемнело : « а его нечистая сила вошла, потому он и потемнел». В последнее время своей жизни Софрон Созонтович лешился зрения, но к нему к слепому, почитатели приходили в большом количестве, в ожидании получить что хоронили его зимой Похоронен Софрон Созонтович на кладбище бывшего Александро-Невского женского монастыря, где раннее похоронена была дочь Дарья Сафроновна, точный год смерти С.С. _________________1910, можно узнать в том «загсе», в котором хранятся метрические книги бывшего Александро-Невского женского монастыря, вероятно в Ухоловском. А монастырь _______ « от силы в силу» : строил капитальное _______ и приобрел два участка земли в свою собственность. Главной частью дохода монастыря были ____________________.
НАША Родословная
Ивану Кондратьевичу Окаемову
Наша родовая фамилия происходит от наименования села Окаемова, расположенного в воротах в 20 на севере от Рязани.
Старинное русское духовенство не носило особых фамилий, прозываясь большой частью по своим отчествам. Фамилии среди духовенства стали появляться с возникновением духовных училищ; при поступлении в училище детям духовенства стали давать фамилии их большею частью по тому селу, из которого кто происходил в дни своей юности на нашей родине кроме родителя, два других дьячка, прозывались Окаемовыми да помнили в то время не так давно умершего диакона, который тоже прозывался Окаемовым.; таким образом, в причте, состоявшеи на семи лиц, четыре лица, не смотря на то, что не находилось в родстве между собою, носили одну фамилию, данную им по родному селу. Сказавши, что наша фамилия происходит от наименования села Окаемова, мы обязываемся попытаться объяснить происхождение наименования самого села.
Название села Окаемова производить или от глагола окоймлять, или от имени существительного окоем, что по-стариной терминологии означало горизонт, или наконец, от состава слов - око и емлю, то есть рву глаз. Коли смотреть из Рязани с высокого берега реки Трубежа на север, то пред взорами откроется громадное, насколько хватит глаз, луговое пространство, окоймляемо вдали горами, расположенными по правому берегу реки Оки и составляющими северную часть горизонта, по-старинному окоема. На горах расположен ряд недалеко от стоящих друг от друга сел, на которых первое с восточной стороны, как начало гор, окоймляющих местность, и как часть горизонта, по-старинному окоема, названного Окоемов. Имя селу могли дать, возможно основатели его дворян Окаемовы родословная книга старинных дворянских родов. Описывая род Окаемовых, выясняет, что родоначальник этого рода вышел из Литвы к Ивану III и на Руси получил прозвище Окаемова за свою жестокость, доходившую до возможности вырывать глаза у противника. Но владели ли Окаемовым помещики с такой фамилией, известий мне не попадало; документальные данные об Окаемове начинаются со времен царя Ивана Грозного и застают его в белом, принадлежащим богословскому монастырю построение первой церкви на селе, по свидетельству церковной описи, приписывается царю Ивану Грозному. Путешествуя будто бы по реке Оке и получивши радостное известие о разрешении царицы от бремени; приказал построить церковь на краю высокой, так называемой поповой горы долгие годы церковь красовалась на краю высокой горы; но и одно время вследствие каких-то подземных изменений край горы осел вниз, и церковь оказалась под горою; пришлось прихожанам опускаться к богослужению вниз, а домой взбираться вверх, каковые путешествия сопровождались большими неудобствами в грязную погоду и гололедицу. В 1714 году прихожане перенесли церковь вверх на село, пристроивши новую трапезную часть церкви. Местность, где прежде стояла церковь под горою, на моей памяти охранялась как святыня; помню, прихожане роптали на священника о. Михаила за то, что он владел огородом рядом с упраздненным кладбищем, подпахивая свой участок. Простоявши на своем месте около ста лет, храм стал приходить в ветхость и не вмещал прихожан во время больших праздников. Назревала нужда в построении нового храма. При избрании места для нового храма пощупово, расположенное на другой горе и по количеству домов раза в три превышающее окоемово, взяло перевес и перетянуло храм к себе; выстроенная и в 1881 году, освященная новая каменная церковь стала именоваться церковью села – Пощупова, а имя села Окаемова с того времени исчезло из списка церквей. Род дал потери ________ на служений при церкви села Окаемова. Документация известна о четырех поколениях нашего рода. При _________________________ при означенной церкви из каждого поколения один или дно оставалось в родном селе, а остальные разлетались по ближним и дальним приходам.
По церковной описи за 1782 год и в селе Окаемове во главе причта значит иерей Тимофей Яковлев : «жена его Мария Перофеева, дочь попова села Канищева», - это наши предки. По смерти иерея
Тимофея Яковлева в 1785 году, 68 лет от рождения, его священническое место знал сын его Андрей Тимофеев. Признание своего отца состоявший при нем дьяком. О Андрее Тимофееве старики вспоминали, что он был громадного роста, крепкого телосложения, смуглый лицом. Умер он в летах не старых - в 1796 году 56 лет от рождения. У Андрея Тимофеева и жены его _________ Федоровны, дочь __________, села Аграфниной ________, было шесть сыновей и дочерей. По обычаю того времени одному из сыновей следовало бы наследовать после своего родителя, его священнейшее место, но этого не случилось: старший из сыновей : - Максим в свое время известный архиерей оний певчий успешно пел и в светской службе. Он достиг должности секретаря суда, что для детей духовенства, когда считалась редким достижением; следующий сын _________ имел только 20 лет от роду и его удостоили только сана диакона в родном селе; следующий затем Тимофей обучался. Он потом служил священником в селе редкине; последний из сыновей Никита, наш дедушка, по ______ своего родителя остался на руках матери пятилетней сиротою. В то время для вручения детей духовенству, стали открываться духовно-учебные заведения, но дело обучения в них вначале шло очень туго, состоятельные родители отдавали своих детей от науки как от раскрутской повинности; а воспитанники так и назывались «раскрутами семинарского образования». Лишь бы навыкать учения, шли на должности дьячков. Сыну Андрея Никите Андреевичу повезло: по ходатайству прихожан, которые помнили заслуги его отца и дела, 13-летний мальчик Никита Андреевич получил место пономаря. Обязанности пономаря, кроме чтения, пения на левом клиросе, считалось хождение утром пред заутренней и священнику за ключами и производство благовеста. На первых порах мальчик – пономарь, Никита Андреевич рано утром ходил за ключами, и его сопровождала мать, которая осторожно его во все время производства благовеста до прихода священника. Сложения Никита Андреевич был прочного, полный но роста небольшого. Характера он был мягкого, тихого, кроткого, пожалуй, даже доброго. «Тогда под страхом жили», вспоминал сын его, наш дедушка Петр Никитович в подтверждение рассказал случай. Брат Кондратий, обучаясь в Рязанском духовном училище, однажды по первозимы, собразнившись близость родного села от Рязани по прямому направлению (расстояние от Рязани до Окаемова определялось более, чем в 80 верст по пути идущему в сход реки Оки, но по прямому направлению ого гораздо сокращалось, пошел из Рязани прямо по направлению к родным горам. Пошел после классных занятий, а поздно вечером был уже дома. Никита Адрианович, узнавши, что он отлучился без спроса, испугался тотчас запрег лошадь, посадил сына на сани и той же ночью возвратил его в Рязань, строго заказавши своим домашним никому ничего не говорить о происшедшем. Долго братья: Фили и Никита Адриановичи вместе служили в родном селе, первый в сане Диакона, второй в должности пономаря: совместно владели они родительской усадьбой и садом. В 1815 г. Филипп Адрианович перемещен на священничество в соседнее село Новоселки. Никита Адрианович очень боялся, что с поступлением нового диакона у него отрежут половину усадьбы и сада, но этого не случилось, вновь поступившему диакону прихожане дали поместье в своей черте, а Никиты Адриановича в день его Феоны Макарьевны, дочери ________ села Дуорович Рязанского уезда, семья состояла из четырех из четырех дочерей и трех сыновей. Дочерей нужно было выдавать замуж, а сыновей содержать в училище. Доходы дедушки от прихода не превышали тридцати рублей в год. Главным источником содержания служило семейное хозяйство. Семья трудилась наравне с крестьянами. Подошел голодный 1840-й год, пришлось питаться хлебом пополам с маминой. У дедушки сохранилось удушье; он стал _________, и умер 51 года от рождения. Бабушка пережила его лет на тридцать. Она долго страдала ________ болями. Однажды, слезая с печки, она оступилась, упала и после того недолго жила. По характеру бабушку что-то не очень хвалили. Скажу кратко о том, что мне известно о детях Никиты Адриановича – моих тетушках, старшая из дочерей – Акилина выдана была замуж за крестьянина села Окаемова Прохора Васильевича, брат которого лет 25 служил ________ старостой. Детей у Стефаниды не было. Вторая дочь Стефанида выдана за крестьянина села Рыкова. У низ было два сына: Петр и Алексей и одна дочь, которая в одно время считалась известной от далеко по округу тем, что надолго обмерла, когда пришла в сознание, к ней валил народ со всех сторон, хотелось услышать от нее предсказание; посетителей она принимала, но от корыстных целей была далека. Третья дочь Ксения вышла замуж в деревне Тишкино за Ивана Сеоктиоловича, который состоял на службе по вины откупам, долгое время служил в городе Архангельске; детей Феоктистовых было двое: сые Стефан и дочь Александра. Со Стефаном Ивановичем мне случилось встречаться в Рязани, когда я состоял уже священником. Вел торговлю. Он бы мужчина умный, дельный; лицом своим напоминал нашего родителя. Тетушка Ксения Никитична часто горевала о судьбе своей незадачливой дочери Саши. Выйдя замуж, заболела какой-то болезнью, которая и свела ее в могилу. Сокрушало тетушку то обстоятельство, что покойницу не могли причастить пред смертью. И сама умиравшая очень желала причаститься, и родные несколько раз посылали за священником. Всякий раз случалось так, что, когда по расчету времени священник должен был выезжать из дома своего, больная начинала сильно беспокоиться, а когда священник входил со святыми дарами, больная металась, сколько не дожидался священник, больная не могла успокоиться, он удалялся. Последняя дочь Никиты Адриановича – Анна вышла замуж в своем же приходе за Николая Илларионовича, который жил подле богословского монастыря. Николай Илларионович по своим разговорам и рассуждениям представляется мне прямо министром; он обладал хорошим голосом и умел петь. Детей у них было – два сына и четыре дочери. Сыновья Павел и Федор
______ дельтами, занимались подрядами. Они устроились в Харькове, где приобрели свои дома, но дочери жили в бедности. Одна из них – Варвара зарезана своим мужем богословским крестьянином. Дело вышло очень просто. На второй день престольного праздника муж пробудился с похмелья, жена чистила ножом рыбу. Завязалась перебранка, муж выхватил из рук нож и пырнул им жене в бок, жена вскоре скончалась. Убийцу судили, но оправдали. Судьба Николая Илларионовича и Анны Никитичны замечательна тем, что их обоих хоронили вместе в один день. Смерть их не была скоропостижную, они довольно продолжительно болели, но случилось так, когда один только что умер, другого соборовали. Старший сын Никиты Адриановича - Сергей, в училище получивший фамилию «Окаемовский», еще при ____ отца состоял дьячком в селе Стасниках, Рязанского уезда, женившись на дочери священника Елене Семеновне, у них было четыре дочери и один сын. Сергей Никитич не смотря на то, что обладал кребким здоровьем, скончался в средних летах. Шел он однажды из Рязани поздней осенью, припоздал дорогою попал в каную, откуда никак не мог выбраться. Вытащили его уже утром – застыл, зачах и умер. На место умершего поступил сын его Василий, женившийся потом на дочери священника села Окаемова – Параскеве Яковлевне Орлиной. Из дочерей две поступили в Рязанский Казанский женский монастырь, одна выдана замуж за крестьянина, а последняя Поля училась в Рязанском епархиальном женском училище, где и померла. Смерть Поли зависела от неразумного распоряжения архиепископа Алексия. Прибывши в Рязань, этот архиерей стал заводить свои порядки и между прочим приказал поучать воспитанников ко всем домашним работам; послали Полю в зимнее время на речку мыть белье, не обратив внимание на то, что у девицы одежда ветром подбита. Поля простудилась, заболела и умерла. Василий Сергеевич Окаемовский умер в летах средних. Он страдал болезнью – грыжей. Нес в Рязани на себе мешок муки пшеничной для печенья просфор, упал и вскоре умер. По смерти Никиты Адриановича, второй его сын, наш отец Кондратий Окаемов должен был прекратить свое учение в Рязанском духовном училище и поступить на место своего родителя пономарем. На первое время и его молодого, 16-ти летнего пономаря мать сопровождала при утренних хождениях за ключами церковными к священнику.
Вспоминая жизнь своих родителей, я должен сказать, жили они трудом тяжелым, себя не жалея бывало, проведя целый день на работе в поле, ночь отец читает псалтырь над покойником, утром участвовал в богослужении, а день опять работал наравне с крестьянами. Одно время под нашим селом на реке Оке, был перекат, при прохождении через который суда приходилось разгружать, а потом опять нагружать; требовались работники крючники. И эту работу, когда она случалась, отец считал как находку, потому что она увеличивала средства к жизни. Роста отец наш был громадного, говорил он себе, в деде Адриана, а брат Петр – точная копия Никиты Адриановича. Иногда отец наш поражал всех своей смелостью, тогда водили по селам на показ медведей, которые по команде вожаков для потехи публики выделывали разные шутки. Между прочим один вожак изображал борьбу со своим медведем и в конце борьбы медведь валился, как побежденный. Отче наш, бывший по случаю праздника под хмельком, вызвался побороться с медведем и при этом так сильно ударил его о землю, что медведь заревел и стал сильно рваться с своей цепи, публика в страхе разбежалась, некоторые попрятались по домам своим, а отец готов был вступить в новое единоборство с медведем. Один раз отец наш убил волка без ружья. Возвращаясь домой с поля, видит – волк выскочил из ржаного поля, отнц выдернул кол из изгороди и за волком, волк хромал, и боясь в ржаном поле развередить свою больную ногу, бежал прямо по дороге. На краю села кладбище – волк туда, там отец стал наносит ему удары колом волк изловчился, схватил кол и стал подбираться к отцу. Отец не растерялся, выдернул деревянный намогильный крест и уколотил волка. Долго помнили на селе, как Кондратий Никитич убил волка и как, когда он убитого волка тащил по селу, все – старый и малый, сопровождали это диковинное зрелище. Шкура убитого волка служила у нас одеялом в детской колыбели. При своей физической силе, родитель наш был самого миролюбивого, уступчивого характера. Помню такой случай, Отец наш был уже чином выше: из пономарей произведен во дьячка. Повышение произошло после одного архиерейского посещения, когда старшие члены причта растерялись, а отец отличался находчивостью, уменьем петь и читать; пропевши так называемое архиерейское «Достойно есть», он, когда архиерей обратился, добавил еще греческий привет: «тон деспотин же архиерея имон. Несомненно, все это произошел наш отец под руководством своего младшего брата Петра. Повышение нашего родителя сопровождалось понижением его сослуживца дьячка Тимофея Комарова в пономаря за нетрезвость и буйство; поняв, Тимофей Комаров питал злобу и месть против нашего отца. Однажды в пьяном виде подходил к нашему дому Тимофей и начинал поносить отца, собралась публика, отец вышел на крыльцо и говорит спокойно: «Тимофей, поди домой, проспись» - «А ____ трусишь», и посыпалась самая непристойная брань отец повторяет свои слова, в ответ послышались угрозы: «сожгу _____», тогда отец идет к Тимофею, тот было побежал, но когда в публике послышался смех, остановился вызывающе. Как ребенка берет отец Тимофея, кладет его на снег (дело было зимой), расстегнувши у Тимофея ворот рубашки, он кладет ему в пазуху одну горсть снегу, другую, третью. Ну теперь ты остыл: поди домой на печке погрейся», сказал отец в заключение. В публике невообразимый хохот, а Тимофей как мокрый куренок, смирно пошел домой. Вспоминали, как однажды отец наш удивил всех своей сообразительностью. Духовенство намеряло свою землю и никак не поддавался измерению «диаконов клин», который в виде трехугольника врзывался в крестьянские владения. Не имея понятия о геометрии, отец рядом с церковным клином построил другой такой же на соседней земле, - вышел квадрат, измерение которого для всех было доступно, а оттуда очевидность вытекала величина Дьяконова клина», как половина квадрата. К числу недостатков нашего отца нужно отнести его склонность к ревности, в следствие чего пришлось много потерпеть нашей матери. Мать наша Екатерина Александровна, дочь дьячка села « голый Пронск уезда Александра Алесеевича, который родился в _____ селе и служил на месте своего родителя. У дедушки Александра Алексеевича и жены его Евдокии Стахиевны. Дочери Стахия Иванова, громогласного архиерейского диакона, который потом был священником в богатом торговом селе Кузьминском Рязанского уезда, было два сына и три дочери. Старший из сыновей носит фамилию Овсянянов, служил дьячком в селе Красном ______ Спасск, и женат на Анне Александровне, дочери священника села Илицентовского погоста у них было пять сыновей, один купец – Алексей, три священника – Козьма, Петр и Михаил. Один ректор семинарии - аграф / и три дочери. Второй сын у дедушки – Иван Александрович взял себе жену из купеческого звания, имел в Рязани собственный дом, лавку и кабак; при этом был порядочный: встречая у себя своего брата Михаила, он говаривал: «ну брат, угости» и приезжий брат забирал у брата – торговца в его кабаке водки, в лавке закуски и за свой счет угощал брата – домохозяина. И скупому дядюшке Ивану Александровичу, я хаживал, когда у него гостила наша бабушка Евдокия Стахиевна славная старушка: Тайком от своего сына, сын бывало принесет мне орешков, наложит в карманы камок. Дедушка никогда ничего мне не давал; только лишь любил поэкзаменовать меня по латинскому языку и закону божию, и, вероятно у самого у него познания были невысоки, поэтому отвечал ему удачно, по смерти нашей бабушки мои хождения к дяде прекратились. Спустя несколько лет, когда мы учились в последних классах семинарии, мой двоюродный брат Козьма Овсянников однажды приглашает меня навестить дядюшку И.А. близкого к смерти: «может быть, что-нибудь нам пожертвует». Сходили мы к дядюшке, посидели у него, ничего он нам не дал, все оставил в пользу жены своей Анны Тихоновны. Детей у них не было. Из дочерей дедушки Анастасия выдана была замуж за крестьянина деревни _______ Рязанского уезда Василия Васильевича; Пелагея – за Василия Ильича Леонардова, который поступил дьячком на место дедушки в село большое. Наша мать была старшей дочерью дедушки А.А.. Она в молодости своей гостила у своего дедушки, Отца Стахия в Кузьминском ( семь верст от нашего Окаемова), там отец наш с нею познакомился, посватался и женился на ней. При воспоминании своей матери, у меня всякий раз возникает в душе самые светлые, радостные воспоминания. Что она была хорошей души, можно заключить из того, что при ее погребении все с удивлением вспоминали о том, что проживши тридцать лет в Окаемове, она там ни с кем никогда не поругалась. Она была труженица, терпеливица и богомолица. Подходит, например праздник Успения, накануне мать целый день в поле на работе, а вечером мы м ней уже пришли в богословский монастырь ко всенощной; всенощное богослужение затягивается до полуночи, я уже давно сплю под кровом тетушки Анны Никитичны, которая жила близ монастыря, а матушка выстаивает всю службу до конца и я не слышу, когда она приходит. Всю жизнь свою мать наша провела в абсолютной трезвости, не употребляла даже виноградного вина. Отец нас вел строго, но чтобы мать наша кого-нибудь из нас чем наказала, не помню ни одного случая. Любил ее беззаветно; и она в своем предсмертном бреду, говорят, более вспоминала обо мне. Весть о смерти матери (в это время я учился во 2 классе училища) так меня поразила, что я без чувств упал. Дом наш сразу оказался гнездом разоренным; мое радостное светлое отрочество оборвалось. Нас детей у наших родителей было шесть человек (три сына и три дочери). Не считая Ивана и Параскевы, умерших во младенчестве, и Евдокии, утонувшей в семилетнем возрасте. По росту мы вышли неодинаковы: Матвей и Андрей громадного роста - в отца; Маша, Саша и Ваня небольшого роста – в мать, а я роста среднего. Характеры наши, по наблюдению родителей, разделяли нас на два разряда: один – смелые решительные говоруны; другие – тихие, смирные молчаливые, способны только к пассивному сопротивлению; к первому разряду причислялись сестра Анна и братья Матвей с Иваном, ко второму сестры: Саша, Маша и я. Маша вышла замуж не по ее собственному выбиранию себе жениза, а по выбору нашего отца – таков был печальный обычай того времени. Сначала Машу готовили выдать за жениха, который ей нравился, но любимого оклеветали, как в последствии выяснилось, ложно и отказал ему и выдал Машу в Солотчу за Никиту Григорьевича ____________, который хоть и дельный человек, был не первой молодости и в доме имел отца – пропойку. Всю жизнь свою Маша прожила с нелюбимым мужем; он, бывало, увиваясь около нее, твердит: «Маша, Маша», а она знай, помалкивает впрочем. О ее печальной доли знали только самые близкие к ней люди; она никогда не жаловалась; всегда оставалась безупречною женою, труженицей, окруженную кучей детей, которых у нее было девять человек, из низ три сына и шесть дочерей. Проживши в супружестве тридцать лет, успевши женить старшего сына Михаила и выдать замуж трех дочерей. Никита Григорьевич скончался, оставив Машу без всяких средств с неустроенными –мя сыновьями и 3-мя дочерьми.
К увеличению несчастья, старший сын женатый, оказался неудачником-алкоголиком. Маша совсем было приготовилась идти по миру. Мы с Матвеем братом (Ваня еще учился), узнавши о положении сестры, условились посылать ей определенную сумму денег на содержание, что свято исполняли до самой ее смерти. С моей помощью выдала Маша еще двух дочерей. Проживши после своего мужа лет десять, она скончалась 60-ти лет от роду. Оставивши неустроенную одну только последнюю дочь Анну, которая впоследствии вышла замуж за Георгия Акимовича Купцова.
Вторая наша сестра Анюта, по сравнению с Машей была совсем другого характера. Помню, был я лет шести, ночью уже спал, просыпаюсь, вижу, отец привел гостей, среди которых – Никита Григорьевич и священник о. Михаил. На стол ставится водка, с нею закуска, вдруг раздался пронзительный крик Анюты, которая без убора сидит в постели. Выясняется, пришел жених Воробьев и сестре предлагают готовиться к так называемой помолвке. «Да и пойду я за тебя?» кричит Анюта по адресу жениха: «ишь ты, подстриг свою бороду то», - «А тебе, крестный отец», набросилась потом Анюта на о. Михаила, «разве позволено благословлять замуж неволею?». Кончилось дело тем, что гости один по одному разошлись и сватовство расстроилось. Потом Анюта вышла замуж по собственному выбору за Степана Тихоновича, который окончил курс Рязанской учительской семинарии и состоял на должности волостного писаря. В жизни Анюте не повезло, Степан Тихонович частенько запивал, во хмелю буянил, он оказался человеком нравственно нечистоплотным, с небольшим запасом правил чести; за какие-то темные дела попал под суд, сидел в остроге; случалось, слетая с должности, которую впрочем опять скоро находил. Помаялась с ним Анюта и скончалась 50-ти лет. Последние годы своей жизни она вела аскетический образ жизни, ежедневно посещая церковь. Детей у Тихоновых было две дочери. Относительно третьей своей дочери Саши, мать твердила «не отдам ее на сторону, пристрою поближе к себе». Действительно, Сашу присватали в своем приходе за сына местного богача Антона Артомоновича Романова, который и сестре нравился; сыграли сговор. После сговора наша мать простудилась и через две недели умерла от воспаления легких в 1873 году. Свадьбу отец сыграл, уже будучи вдовцом, выдавая Сашу за Антона Артомоновича, родители были уверены, новый их зять не подлежит призыву на военную службу, так как в его доме имелась так называемая «квитанция», освобождавшая от военной службы, но последовал новый закон о всеобщей воинской повинности, квитанция потеряла свое значение и Саше пришлось испытать долю солдатки. В полку Антон Артомонович попал в фельдшерскую школу и вышел со званием фельдшера. Детей у Романовых не было. Оставшись вдовцом с маленькими детьми, я пригласил Антона Артомоновича и сестру к себе в Ухолово заведовать моим домашним хозяйством за условленное вознаграждение им с моей стороны. Они жили у меня лет 10. По открытии винной монополии, Антон Артомонович состоял продавцом винной лавки лет двенадцать. Смерть родителя заставила его возвратиться на родину для ведения своего домашнего хозяйства в богослов, где он и скончался в 1917 г. сестра Саша так же доживает свой 78-й год.
Упомяну о двух несчастиях, разразившихся над нашим домом в дни моей ранней юности: о «напрасной» смерти нашей четвертой сестры Евдокии и о пожаре, истребившем наше имущество. Первая беда стряслась, когда мне было лет пять.
Просыпаюсь я среди дня, в доме нет никого, на дворе тоже, бреду на курган, т.е. на край горы, на которой расположено село, вижу, весь берег покрыт собравшимся народом. Оказалось, сестра Евдокия, будучи семи лет, ушла с одной своей сверстницей на реку купаться и там утонула, родители узнали о несчастии не так скоро, когда отец бежал к реке, смельчаки уже плавали и ныряли, отыскивая утопшую. Во время своего бега, постепенно раздевшись, отец, перекрестясь в воду нырнул. Казалось, что-то уж очень долго отец находится под водою. Говор в толпе стих. На поверхность всплывает муть, среди нея выныривает отец, но с пустыми руками. После нескольких глубоких вздохов он опять ныряет. На этот раз пребывание его под водою еще продолжительное. Народ замер. Стали выражать опасение, не пошел ли он сам в одну из подводных печей. Наконец, отец на поверхности воды и в руках у него труп утопшей в последствии отец пояснял, что ему известно было опасное место – это ложбина при впадении в реку ручья, тут он и нашел утопшую. Никакие старания не возвратили жизни утопшей. Это несчастье, конечно, потрясло и отца, но он был твердого характера; что же касается до матери, то лишь бы ей, бывало остаться одной, она всякий раз начинала плакать сначала тихо, а потом в голос. Мы с сестрой Сашей, заслышавши со двора плач своей матери, тоже не могли удержать своих слез. У матери был какой-то в душу проникающий голос; когда она плакала о своей утопшей дочери, все окружающие присоединялись к ее плачу.
… когда мне было 8 лет; он случился позднее. Когда начали спасать имущество, я снес в сад иконы, священную историю, по которой уился читать, потом котенка, который убежал и погиб; на том моя работа закончилась. Спал я в колыбели под волчьей шкурой. Мать вынула его, вручила сестре Саше, и нам приказано было идти в сад. Дом наш погиб в огне. Пришлось ему проводить в церковном карауле – избе не более 8 арш. Кроме сторожа и нас ютились, семейства двух других дьячков. К довершению беды, погорельцам признано было селиться по новому плану, по которому наша усадьба отходила площадь, и нам с прочим духовенством надлежало выселяться на новые усадьбы за село в поле. Горько было родителям расставаться со своим центральным с поместьем, с садом с вековыми вазами. Постройка нового дома потребовала трудов непомерных; достаточно упомянуть, что весь лес для дома отец перевез из двора, отстоявшего верстах в 20, сам на своей лошади. Стройка продолжалась все лето и закончилась осенью. Дом вышел прочный, уютный. Он состоял их двух сторон, передней красной, и задней со двором, рубленным из леса. Но недолго мы в нем пожили, через два года вынесли из него нашу мать, умершую, а отец, оставшись одиноким, видя, что домашнее хозяйство у него не спорится, решил дом продать и жить на квартире, что он и сделал через год после смерти нашей матери. Оставшись вдовцом, 48 лет от роду, отец наш лелеял в душе намерение поступить в монастырь. В осуществлении этого намерения служили мы с Ваней, отцу хотелось прежде поставит нас на ноги; тогда уже в монастырь. Матвей в то время двадцатилетний, достиг независимого положения, он перешел в У класс семинарии, пользовался казенным содержанием и имел заработок. … . От … дома дать ему возможность учиться в университете, обещаясь в последствии расплатиться красною ценою. – « А с чем я оставлю своих младших сыновей», возражал отец – « я возьму их воспитание на себя», уверил Матвей. – « А может быть, ты сам себя прокормить не сумеешь». И вот он, один из лучших воспитанников своего класса «прекращает учение свое в семинарии, порывает связь с отцом и всеми родными и занимает место учителя в селе Зимарове в надежде скопить средства на университет. Расчеты его не сбылись. Через три года все таки удалось Матвею выбраться из села и поступить в Московский учительский институт, где он потом окончил курс с отличием и занял должность учителя городского училища при том же институте. На назначенной должности состоял лет 25, а потом был инспектором народных училищ городского уезда в течение 16 лет. У брата Матвея и жены его Александры Константиновны было двое детей: Александр, родился в 1882 г., без вести пропал с 1926 г и дочь Мария умерла от Тифа.
Нам с братом Ваней выпала тяжелая доля – с юности лишиться матери, скитаться с отцом по крестьянским квартирам и жить одной жизнью с мужиками, с той разницей, что для меня эта доля началась с 11 лет, а для Вани с 5 лет; а в тяжелую домашнюю обстановку являлся только на время отпуска из училища, а Ване пришлось жить в ней постоянно. К счастью, Ваню выручил его смелый, стойкий, решительный характер. Он был среди крестьянских мальчиков, которые его любили, но зная, что он не даст себя в обиду, величали его: «Ваня Ершик». Случалось, отец когда еще занимался хозяйством, пошлет нас с Ваней привести с воли лошадь домой. Лошадь была «неловчивая»: увидя подходящего с уздою человека, она кидалась на него с угрозою укусить. Я в таком случае, бывало, бегу от нея, а Ваня свело подходит к лошади, которая не обращает на него внимания, охватит ее за гриву и шумит мне: «иди, бери» - до 30 лет родитель наш вел совершенно трезвый образ жизни, с 30 лет стал пить умеренно, а под конец своей жизни, оставшись вдовцом, временами загуливал неумеренно. Продавши дом, он никак не хотел расстаться с ригой, где хранилось наше домашнее добро и где мы летом ночевали на сушилке вверху. В этой же риге родитель и загуливал. Вот, например, просыпаясь на сушилке ночью, я слышу внизу голос отца: «наш Кондратий загулял, наш Никитич загулял», распевает он на самый веселый мотив. За пением следует монолог в минорном тоне: Эх К.Н., до чего ты дожил. Дома у тебя нет, скитаешься ты по чужим квартирам, а какой прежде ты был хозяин, чего у тебя не было». После продолжительной паузы минорный тон сменяется на торжественный, самоуверенный: « да чтож ты, К.Н. унываешь. Дома нет, а 500 рублей в банке у тебя, разве это не дом? А живешь ты чести своей не марая, а ребяты твои?». Алкоголь очень вредно отражался на здоровье родителя, с ним случалось такое явление: во хмелю среди разговора он лишался чувств и спал мертвеньким сном. Случалось в таком положении ему спать на земле холодной; стали появляться поясничные боли. В 18_8 году в июне случился ночью мороз. Отец спал в своей риге на голом току; у него отнялась нога и всего раскололо. В квартиру сам уже дойти не мог – внесли на руках. Болезнь его затянулась. Мы с Ваней учились в Рязани; ходить за больным по случаю рабочей поры некому стало, он поехал в Рязанскую больницу, месяца два там полежал и умер 15 августа от воспаления легких, как сказано в свидетельстве о его смерти; погребен в Рязани на Лазаревском кладбище. Со смертью нашего отца кончилась связь нашего рода с селом Окаемовым.
В качестве опекуна принял с Ваней на свое попечение наш дядюшка, Петр Никитич, который в свое время сам обязанный нашему отцу своим воспитанием, относился к нам истинно отческим расположением. Остановлюсь подробнее на биографии дядюшки. Младший сын дедушки Никиты Адриановича – Петр Никитич Окаемов – прошел тяжелую участь сиротства и воспитания в старой бурсе. В духовном училище он обратил на себя внимание своим голосом и попал в архиерейский хор. Но обстановка, в которой проживали мальчики – певчие, не смотря на то, что хором управлял знаменитый композитор Виноградов, была самая неприглядная; поразиты, шелуди, частые тяжелые телесные наказания. Пришла навесить мальчика тетушка – жена секретаря суда Максим Адриановича – увидала в какой нужде племянник проживает, высвободила его из хора и водвоила в бурсу. Петр Окаемов в юности не поддавался унынию. «Он, по воспоминанию товарищей, бывало, по классу не пройдет без того, чтобы не пустить какой-нибудь остроты или не выкинуть козла». Хотя не быстро, но переходил он из класса в класс. В семинарии Петру Никитичу повезло: он занял должность дьячка семинарской церкви; у него появились свои доходы. «Он не ужинал с нами в бурсе, вспоминали товарищи, у него свое место было в харчевне». Когда Петр Никитич учился в последнем отделении семинарской – богословии, его приблизил к себе ректор, сделавши его своим домашним человеком. Тут уж все науки были заброшены, когда вызывали Петра Окаемова в классе к ответу, достаточно было заявить кому-либо из товарищей: «ректорский келейник» и преподаватель ставил в списке удовлетворительную отметку, Петр Никитич перестал уже и вставать на вызов преподавателя к ответу. Но не так повел дело инспектор – знаменитый Ильдомский, 50 лет служивший в Рязанской семинарии. При отказе Петра Окаемова отвечать по преподаваемой инспектором догматике, тот ставил ему в списке нуль. Началось соревнование: воспитанник упорствуя, не хочет учить догматики, инспектор ставит ему нуль. Когда таких отметок скопилось до 16, Петр Никитич, догадавшись, что инспектор, когда на его стороне справедливость, пересилит самого ректора, начал дни и ночи зубрить догматику; догматики он одолел, но здоровье свое чуть не довел до чахотки. Окончивши курс горькими слезами оплакавши бурсу, П.Н. начал приискивать себе священническое место и невесту; места в то время большею частью закреплялись за дочерьми духовенства. Выбор его остановился на селе Муромине, в семи верстах от Рязани. Там прежде священствовал Андрей Спасский, который умирая, оставил жену с четырьмя дочерьми сыном неустроенным. Велено было приискивать жениха к старшей дочери; таковой нашелся в лице Михаила Старолетова, который и занял священническое место при церкви села Муромина. Вдова Спасская умела хлопотать в консистории и вскоре в Муромине открыт был второй штат, а кандидат на вновь открытое священническое место Михаил Потин женился нВ второй дочери, третью – вдова Спасская выдала за псаломщика Даниила Софоновича Смирнова. Оставались неустроенными младшая дочь Анастасия Андреевна и сын Ефим, от науки отбивавшийся. В это время внезапно скончался священник Михаил Старолетов в пути от неразгаданной причины, оставивши свою жену, старшую из сестер Спасских, вдовою с тремя детьми. Священническое место перешло в наследство младшей сестре Анастасии Андреевне. Петр Никитич и явился, претендентом на руку и сердце Анастасии Андреевны и кандидатом на священническое место в селе Муромине. Дело сладилось, хотя будущая жена и озадачила первоначально претендента вопросом: «да ты кончил ли еще курс то?» И начал Петр Никитич священствовать в Муромине – селе большом, фабричном, богатом, своим артистическим служением, выдающимся умением петь и читать, а также ласковым, добрым, открытым характером он привлек к себе общее расположение: прихожане его полюбили и любовь свою, по русскому обычаю, выражали в обильных угощениях. Но семейного благополучия в доме у Петра Никитича не оказалось. Прежде всего, оказывалось, что в его доме проживали три фамилии: Окаемовы, вдова Старолетова с тремя детьми и теща Спасская с сыном, стремившаяся властвовать и третировавшая зятя – кормильца «пономарским сыном» и начал Петр Никитич убегать из своего дома и находить утешение в чужих людях. Соблазняла его близость Рязани, куда привлекали прежние друзья – приятели. Вследствие частых отлучек открылись неисправности по службе, возникло следственное дело о погребении одного скоропостижного умершего без судебно-медицинского освидетельствования. Грозило Петру Никитичу наказание монастырским подначалием; чтобы избежать наказания, он после двенадцатилетнего служения в Муромине, подал прошение об увольнении за штат.
Прежние сбережения у Петра Никитича скоро истощились; для содержания себя и своих детей пришлось опять просить место. Предоставлено было ему священническое место в селе Перьях, Касимовского уезда; долго не удержался, получил другое место в селе Редькине, Рязанского уезда. Опять слете, пришлось, наконец, занять должность псаломщика в селе Муромине, Рязанского уезда. Везде, куда не поступал на служение Петр Никитич, его любили, погубила его невоздержанность в винопитии.
При другом архиерее он, может быть, до конца своей жизни оставался бы на служении в селе Муромине, но Рязанской епархией правил архиепископ Алексий, который задался целью искоренить среди подведомственного духовенства винопитие. Много священно и церковнослужителей изгнал этот архиерей, из духовного звания. В отношении Петра Никитича он ограничивался полумерами, временно лишал его места и вскоре снова определял, но вот, определенный на священническое место в селе Ухорь, Пронского уезда; Петр Никитич взял себя в руки: он стал совершенным трезвенником. Прихожане купили для него дом, который отдали ему безвозмездно, он обзавелся хозяйством в этот период своей жизни он и принял нас с Ваней на свое попечение, и село Ухорь, место его служения, стало для нас второй родиной. Ухорь оказалась привлекательнее родного нашего Окаемова, вместо мужицкой обстановки, пришлось вращаться в кругу лиц интеллигентных с деликатным обращением. Сам искусный певец, дядюшка со своим семейством прекрасно исполнял многие песнопения церковные и светские; он привлек и меня в свой домашний хор, с его легкой руки я потом попал в архиерейский хор. В родительском доме винопитие у нас считалось бытовым явлением. На крестинах брата Вани, когда мне было пять лет от роду, меня угостили водкой, и я при смехе гостей даже упал. Дядюшка и словом и собственным примером внуши мне отвращение к пьянству, и любовь к трезвости. Лет десять дядюшка Петр Никитич прожил в Ухори благополучно, а под конец своей жизни все-таки опять сбился с пути правого. В 1880 году скончалась его жена Анастасия Андреевна от воспаления легких. В следующем году выдана была старшая дочь Александра замуж за Александра Даниловича Гуськова. Оставшись, с малолетними детьми, из которых старшему Дмитрию было шесть лет, второму Николаю – 4 г и младшей Елизавете 2 года, Петр Никитич загрустил; открылась прежняя привычка – заливать горе вином. Физические силы стали изменять и он вынужден был оставить свою должность. Последние два года своей жизни Петр Никитич провел в Пронском монастыре, где и скончался в 1888 г. Дети его при моей поддержке прошедшие духовную школу. Дмитрий состоит священником села Матыри Зарайского уезда, Елизавета, по первому мужу Хмылева, служит в Москве; у нее сын Борис – инженер.
Был еще у дядюшки сын Николай, он умер, будучи учеником 3-го класса духовного училища. Под опекою дядюшки Петра Никитича, на казенном содержании, с материальной помощью старшего брата Матвея, три последние класса семинарии я прошел успешно. По окончании курса, я занял место учителя земского училища в селе Архангельском, Егорьевского уезда. В этом уголке, удаленном от Рязани на 100 верст, а от уездного города на 70 верст, весь учебный год, я провел безвыездно и скучал неимоверно. Работе отдался со всем пылом юности, разделивши учеников, но случаю тесноты помещения, на две смены и занимаясь с раннего утра до позднего вечера, помимо учительских обязанностей, выступая в качестве праведника в храме, и сорганизовал певцов на клиросе. Местные прихожане составили ходатайство к Рязанскому архиерею об определении меня к ним во священника, но я ходатайством архангельцев не воспользовался, считая себя юным для священства. Через год я переведен был в лучшее училище – Тимиреское - здание новое, светлое, просторное, тут жизнь моя повеселела: в приходе жили помещики, собиралась молодежь, устраивались вечера, спектакли. На вакацию прибыл ко мне брат Ваня, с ним устроили мы из местных сил хор, который начал петь в храме обо мне заговорили. Из Егорьевска прибыл ко мне градский голова, он же и староста соборной церкви Бардычин и пригласили меня на должность учителя в город Егорьевск. В городе жизнь моя стала еще лучше. Приличное жалованье, занятия легкие, хорошие товарищи, знакомство с местным «светом» и выступление в любительских концертах. В 1885 году я поступил во священника в село Ухолово, Рязанского уезда, женившись на Александре Петровне Миролюбовой (умерла в 1890 году), где и состоял до 1930 г. У меня две дочери: Елена замужем за Иваном Петровичем Митисовым (у них три сына и три дочери) и Анна – за Николаем Семеновичем Стародубским (у них две дочери)
15 мая 1981 года Василимй Окаемов
Воспоминание о моей жизни в селе Ухолове (из письма к М.Н.А.)
Ухоловские прихожане в 1885 г. встретили меня с сердечным расположением. Сильное впечатление на них произвела совершенная мною у них в престольный праздник Илии первая литургия, о которой долго впоследствии вспоминали. Всем нравилось мое служение: чтение, пение, а так же проповедование. И в дальнейшей жизни я пользовался расположением прихожан; я видел, с каким радушием встречали они меня по праздникам с своих домах, как предпочтительно ко мне стремились на исповедь; я слышал, некоторые называли меня попом праздничным, в отличие от моих двух товарищей, которых считали будничными.
Материально я был обеспечен и, можно сказать, даже богат. Не говоря о приличном воспитании своих дочерей, я дал средства своему младшему брату окончить среднюю, а потом высшую школу, воспитал двоюродных осиротевших брата и сестру, большую поддержку оказывал своим сестрам. В служебном отношении я «восходил от силы в силу». Награды приходили ко мне незамедлительно. Но можно ли мою жизнь в Ухолове назвать счастливою. В ночь на его бракосочетания с Александрою Петровною случился пожар, истребивший наш дом: пришлось строиться заново. Чрез пять лет после поступления моего в Ухолово я овдовел, оставшись с тремя малолетними детьми, их которых младшая вскоре последовала за своей матерью. Что может быть печальнее вдовства молодого сельского священника. Он не имеет, с кем бы оказать откровенно слово, он всег7да одинок. За ним с подозрением следят тысячи глаз, тысячи ушей. Ему припишут то, чего он и вовсе никогда не видал, помните, с каким усердием я занимался с вами в женской школе, как оживленно проходили наши беседы, никого из вас я не наказывал, а вы из кожи лезли вон, чтобы ответить мне получше. И что же? «живи как отшельник, страдай или плачь, найдет тебя сплетня, придет твой палач», как сказал наш поэт Никитич.
Не встретил я душевного расположения к себе со стороны своих сослужителей. Старший наш (настоятель) был человек властный, самолюбивый, завситливый, при многих его достоинствах, о нем можно выразиться словами сказки: это – «всех вас давишь». На первом же году у меня с ним вышло такое обстоятельство, которое нас разъединило. Мой младший брат понравился дочери старшего, и с согласия ея родителей, был объявлен женихом. Опасаясь, что своим сватовством мой брат забросит ученье, и главным образом под влиянием членов причта, опасавшихся родства нас двух священников, я расстроил сватовство брата. Понятно, после этого возникла затаенная вражда ко мне со стороны моего старшего вражда усилилась, когда через три года, по распоряжению дирекции народных училищ, помнившей мои учительские труды, законноучительство в одном из классов мужского 2-классного училища изъято было из ведения старшего и передано мне, последовали со стороны старшего тайные клеветнические доносы на меня архиерею и так же наветы нашептывались прихожанам. Но я имел терпение забывать наносимые мне обиды, уступать своему старшему и поддерживать с ним приличные отношения.
Нисшие члены причта относились ко мне сначала благорасположенно, потому что я пред ними не превозносился; но когда я начал строить и построил на средства архиепископа Макария женское училище, доброе отношение ко мне со стороны членов причта нарушилось. У каждого из них была своя домашняя школа, которая давала подспорье к жизни женское училище поглотило все домашние школы; убытки вызвали скрытую вражду ко мне восстановили против меня родственников моей жены: те считали расходование архиепископом Макарием денег на построение училища, как на ущерб своего собственного кармана.
Разъединяло меня с причтом мое воздержание от употребления спиртных напитков. Исстари в Ухолове заведено было так, что каждый наш шаг духовенства сопровождался угощением; бывало после крестин , свадеб, молебен, на поминках за столом веселая компания, а я непьющий среди пьющих оказывался, как чужой. Как благодарен я был Владимиру Телелюеву за то, что он, умирая в 1990 г., завещал на поминках по нем не подавать на стол спиртных напитков и с легкой руки по всему приходу вошло в обыкновение не подавать водки на поминовенные столбы.
Укажу еще на одну тяжесть моего положения, когда я оказывался между двух огней, то есть, когда сталкивались мои обязанности и по приходу у нас было дел много, и школы отнимали много времени и сил особенно хлопотливо было для меня заведывание училищем, с большим письмоводством с постоянною колготою по хозяйству, с обязанностью разбирать и улаживать возникающие недоразумения. Случалось и приход и школа призывали меня одновременно, приходилось торопиться, волноваться. А там другия обязанности. Как уполномоченный от духовенства, я ездил на съезды в Рязань и Сапожок; как член ревизионной комиссии по Сапожковскому духовному училищу и Рязанскому епархиальному свечному заводу, я по несколько раз в год должен был отлучаться для ревизии упомянутых учреждений, то по должности духовника разъезжал я по благочинье, то по должности миссионера вел беседы со старообрядцами. В империалистическую войну, за мобилизацией учителя в городском училище, я преподавал гражданскую историю и вакацию исполнял обязанности инспектора городского училища. Много времени у меня отнимали мои литературные занятия. Как скупец трясется над деньгами, так я дорожил временем. Немудрено, что под тяжестью стольких обязанностей я иногда ослабевал, заболевал, бывал вспыльчив, криклив. Потом, когда советская власть изъяла из моего ведения училищное дело, я увидел, свет и оказался в положении человека, выпущенного на свободу; знал одно только дело; спешить было некуда; здоровье стало крепче и душа покойнее.
Упоминать ли о том, что в конце своей жизни в Ухолове я лишился всего, что приобретено было мною в течение долгой, трудовой, воздержной жизни. До станции Кензина я доехал в чужом тулупе; Ухоловских денег мне достало только для оплаты железнодорожных расходов. В настоящее время проживаю на положении иждивенца, не получая никакого дохода.
И все-таки в заключение скажу, я не считал и не считаю себя несчастным. Утешаюсь тем, что при всех обстоятельствах моей жизни, я не падал духом, шел прямою дорогою, трудился до изнеможения и словом и примером поучал трудовой воздержанной жизни. Утешаюсь тем, что в течение всей моей служебной деятельности не возбуждалось против меня никаких жалоб и не велось никаких судебных дел.
27 мая 1932 года Василий Окаемов
1917 год
В феврале низвержения самодержавия назрело, ожидало оно и нас. Первым об отречении царя хотел нас порадовать находившийся в Москве Н.Н. Рубайлов, давший на имя причта телеграмму: «Поздравляю с обновленным правительством», но телеграф исказил смысл телеграммы, и мы прочитали: «с обыкновенным правительством», Пришли газетные сообщения об установлении временного правительства. Одни радовались происшедшей перемене: « у меня даже шапка на голове пляшет», говорил один. Другие с тревогою спрашивали: «как царству быть без хозяинв.» Прихожу я на урок в свое высшее начальное училище. Выступает ученица и прикалывает мне к рясе красный бант. Я поблагодарил и выразил свое полное сочувствие совершившемуся политическому повороту, как давно жданному и радостному событию.
«Почем же вы вперед нам так не говорили». Спрашивают чащиеся». Отвечаю: «мы были связаны присягой», а теперь когда Романовы сами добровольно отказались от престола, наша совесть спокойна».
Вскоре мне пришлось почувствовать разгад счастью слушателей во время моей церковной проповеди. Собрались прихожане в храме на молебен. Прибыли рабочие с двух местных чугунно-литейных заводов и заняли правую сторону храма. По обыкновению, я выступил с речью по поводу, совершившегося политического события. Когда я выяснял низвержение самодержавия и причины низвержения, соблюдалась обыкновенная тишина, с какою меня всегда выслушивали; но лишь только я начал убеждать слушателей, чтобы соблюдали спокойствие, избегали волнений, не приступали к завладению землей и заводами своими средствами до учреждиального собрания, - на правой стороне храма поднялся непрерывный кашель и продолжался до конца моей речи.
Великая наша Октябрьская резолюция, нужно сознаться, застала нас врасплох. Коммунистическая печать до нас не доходила. Соответствующих ораторов не слыхали. Как решали социальные вопросы солдаты, возвратившиеся с фронта, нам казалось неприемлемым; трудно сразу изменить свою идеологию. А тут еще всероссийский собор, заседавший в то время в Москве, подавал оппозиционные директивы. Под влиянием высшей церковной власти, в Ухолове совершен был крестный ход вокруг храма, с пением пасхальных песней. На приходском собрании делались иногда резкие выступления, обсуждали способы отстаивания неприкосновенности церковного имущества. Пошла молва о нашей оппозиционности. Я попал в число подозрительных; два раза являлись ко мне ночью солдаты с ружьями искать оружие, а в мае 1818 года, накануне Троицына дня, меня потребовали в Ряжскую Чрезвычайную Комиссию. Поразила меня там быстрота, с которой разбирались и решались дела. Я пришел первым. При мне состоялся суд над несколькими лицами. Допросили Киселева, учителя нашей гимназии, по обвинению в секретной, контрреволюционной переписке, и непосредственно после суда под конвоем отвели его в тюрьму. Жена комиссара, попавшего в тюрьму с ребенком на руках, ходатайствовала за своего мужа, но успеха не имела. Судили купца за дачу взятки, которою он хотел откупиться от подачи своей лошади на общественныя работы. Получивший взятку, красноармеец представил ее, как вещественное доказательство, на суд. На выручку купца прибежал сын его, заявляющий о своих ранах, полученных на войне. Отец и сын утверждали, что лошадь свою они продали, а деньги даны для найма лошади извозчика. Купца от наказания освободили, под условием немедленно купить другую лошадь и доставить ее на работы, что и было исполнено через полчаса. В то же время телефон часто привлекал к себе внимание судей, и по нем давались распоряжения. Моя очередь оказалась последнего. От меня потребовали подписку ни тайно, ни явно на вести агитации против советской власти. Я охотно дал таковую и меня с миром отпустили.
Знакомясь с декретами Советской власти и замечая вокруг недопонимание смысла новых законов и происходящие отсюда недовольство новым строем жизни (недовольство усиливали некоторые неудачные носители власти). Я говорил проповеди на современные темы. Отрывок из одной проповеди прилагаю.
Один маленький мальчик был недоволен тем, что лето сменяется осенью, осень – зимою, и т.д.; он желал бы, чтобы стояло непрерывное лето с произрастающими ягодами, плодами, овощами. Мы взрослые понимаем неосновательность мечтаний мальчика; смена времен года неизбежна и полезна. Среди нас раздаются голоса: зачем нужно было делать революцию. Жили мы без нея и прожили бы.
Всемирная история раскрывает нам, что резолюция неизбежны, они следовали одна за другой как бы даже в определенном хронологическом порядке; лет за сто с небольшим до нашей революции происходила французская революция, а раннее французской тоже лет на сто совершилась английская революция. В жизни нашего русского государства каждое столетие имело свои революции, без борьбы жизнь застоялась бы на месте без улучшения. Когда-то рабы находились в таком жалком, бесправном положении, что их безнаказанно можно было убивать; один любитель сладко покушать, убивал своих рабов только лишь для того, чтобы трупами убитых откармливать рыбу для своего стола. Можно ли было рабам мириться с таким положением. И угнетаемые восставали против своих угнетателей.
Революции тягостны, болезненны, - но по результатам своим они полезны человечеству. «Жена, егда рожает, скорбь имать, яко прииде го-дея; егда же родит, не помнив скорби за радость, яко родился отрача в мир». В муках рождается человек и новые, лучшие порядки жизни устанавливаются тяжелыми усилиями. Разве мы не видим успехов, уже достигнутых нашей революцией. Осуществилась заветная мечта крестьян о получении земли. Рабочие сделались хозяевами фабрик и заводов. Женщина освободилась от своего безправного положения и стала гражданкою равноправною с мужчиною. Пусть она еще на умеет пользоваться своими правами; пусть иная женщина выражает свое равноправие в изрыгании матерной брани. Образование научит женщину пользоваться, как следует, своими правами. Давно ли детям рабочих крестьян к получению образования, не только высшего, но и среднего, все пути были заказаны, а теперь дети рабочих крестьян первые кандидаты для поступления в учебные заведения. Образование – сила, дорогое сокровище; оно и в огне не горит, в воде не тонет, и воры не украдут. Кто овладел образованием, у того в руках и власть. Правда, жизнь современная – тяжелая, но нужно потерпеть для достижения лучшего будущего. Спасибо нам скажут сердечное наши будущие поколения.
ВОСПОМИНАНИЕ О НАЛЕТЕ БАНДЫ АГАЛЬЦОВА И НИКУШИНА НА СЕЛО УХОЛОВО
Этот налет произошел в 1920 г., в то время, когда Советская власть напрягала неимоверные усилия на войну с Польшей и на борьбу с внутренней контрреволюцией и призывала молодых людей в ряды красной гвардии, некоторые из призываемых убегали и прятались в лесах. Из таких дезертиров в лесах за селом Щуровым, Ряжского уезда, образовалась банал под предводительством главарей Агальцова, из села Кипчакова. Зимою слышно было, что банда под командою Агальцова произвела дерзкий налет на Ясеновский волисполком, а 14 мая она совершенно неожиданно нагрянула на село Ухолово. Дело было под вечер. Вдруг раздается благовест в большой колокол, а затем звон. Я выхожу из дома узнать, в чем дело, мне сообщают, что прибыли вооруженные люди с собирают в церковной ограде народ для митинга. Раз вооруженные люди, я возвращаюсь в дом. Приходят с митинга и передают, что там выступал Киселев – сын Ухоловского трактирщика, сельский учитель, во время империалистической войны симулировавший расслабление ног, при организации советской власти попавший в число Ряжских уездных комиссаров. Киселев уверял на митинге, что во всех городах идет восстание, настал конец Советской власти. Сбежавшиеся по звону колокола шатели верили оратор – своем земляк; некоторые аплодировали, а один из членов церковного совета (Комаров) провозгласил по адресу бандитов: «Вы - наши спасители». Киселев просил граждан с. Ухолова помочь его партии провиантом, - и некоторые будто бы приносили хлеб, молоко, яйца. Шедшие по селу слухи добавляли, что пропавшие военные люди разгромили вол. Исполком, почтовую контору, канцелярию милиции, забравши много денег, а заведующие учреждениями разбежались и попрятались. Налетчики небольшими группами проходили по площади, как торжествующие победители.
С заходом солнца, все затихло. В свое время я спокойно лет спать. После полуночи являются ко мне вооруженные люди и препровождают меня в здание железнодорожной станции. Оказалось, бандиты скрылись, а вслед за ними прибыл в Ухолово отряд красногвардейцев. Собрали на человек 40 ( в том числе четверо из местного духовенства, остальные большей частью из Купечества, две женщины) и отправили в Ряжскую тюрьму. Сидим мы в тюрьме день, два, три; собрались и написали коллекстивное заявление: « арестовали нас, неизвестно за что, - просим нас допросить и дело наше выяснить. Начали вызывать нас к допросу, не было ли у нас сношений с летчиками. Мне ставили в вину то, что я допустил несвоевременный, призывающий к контрреволюции, благовест и не принял мер по прекращению его, но церковный сторож, тоже арестованный, показал, что он производил благовест без моего ведома, с разрешения церковного старосты. Между тем к некоторым и нас заключенных с воли приходили родственники и приносили разные новости: то сообщат, что завтра нас гонят в Рязань, от скажут, что мы осуждены на расстрел, то порадуют известием, что мы признаны невинными, и нас скоро освободят и мы, как дети, всему верили, и переходили от чрезвычайного огорчения к чрезвычайной радости. Нужно заметить, что для слухов, доходивших до нас, все-таки были некоторые основания действительно, за время нашего заключения одна партия преступников, но не мы отправлена была в Рязань; действительно осуждены были на расстрел и расстреляны захваченные бандиты, и, наконец, действительно, нас скоро освободили. Между тем произведено было расследование дела о налете бандитов на Ухолово. На место действия приезжал трибунал. Никушин, пойманный, присужден был к расстрелу, но Агальцов с некоторыми своими товарищами месяца 2-3 еще скрывался в лесу, а потом и он был выслежен, пойман и расстрелян по суду. На одиннадцатый день нашего тюремного заключения посетил нас председатель трибунала. Войдя в нашу камеру, он прямо обращается ко мне: «Вы как сюда попали»? - «Сам не знаю как», - отвечал я – «На общественных собраниях выступали». «Проповеди говорил», отвечаю – «А вне церкви выступали на собраниях», - «отвечаю»: выступал при открытии нардома, при открытии общественной библиотеки, при открытии гимназии». «Я только что из Ухолово», продолжен наш посетитель: «производил расследование и о Вас; чем Вы заслужили такую любовь к себе. Никто против Вас ни одного слова на показал. Там – я узнал, продолжал он: « что, выступая на собраниях, Вы примиряете население с Советской властью, выясняя значение советских распоряжений и их полезность». «Это для нас очень дорого». «А ты кто? Обратился потом наш высокий посетитель к стоящему рядом со мной моему товарищу о. Дионисию: дьячок. - «нет, я тоже протоиерей, отвечал тот, на том беседа закончилась. На другой день нас всех (из 40 человек некоторые вперед были освобождены) выстроили на тюремном дворе и объявили, что мы свободны». Дайте нам бумагу о нашем освобождении, заявляет наш представитель: «Без бумаги нас опять сюда приведут». – «Идите в чрезвычайную комиссию, там вам, может быть, что-нибудь дадут: «Идем большою толпою и приходим в ЧК. Там нам говорят: «мы о вас ничего не знаем». По нашей просьбе относятся по телефону с тюрьмой. Ответа из тюрьмы нам не слышно, но нам говорят: «из тюрьмы получен ответ, что вы бежали». Но наше удивление и испуг продолжались не долго; выясняется шутка. Направили нас в исполком, где и выдали нам бумаги на проезд по железной дороге. Домой мы возвратились благополучно.
В заключение с отрадным чувством я должен сказать, что месяца два или три в моем доме стоял штаб военного отряда, личный состав в штабе переменялся до четырех раз, и за все время я не испытал никакой обиды, не понес никакого ущерба; красногвардейцы вели себя благородно. Позже я узнал, что в то время в Рязани высокий военный пост занимал Окаемов. Кто этот Окаемов, я и теперь не знаю; но несомненно, его фамилия служила мне защитой.
30 августа 1932 года
Василий ОКАЕМОВ