Стекающий снег трогает мокрыми руками листву, раскачивает пальчиком ветки. Пригибает их, насколь хватает сил. А после - отпускает. И - навзничь, хохоча, наотмашь,- наземь. И затем, крепясь, наполненный болью, хмурит землю, что и без того темна.
Мышь, наскоро сравнив гладь цвета своих одежд с облезлой шкуркой неба, принялась считать шаги, что остались до зимы. «Один... второй...» - и, сбиваясь, семенит. Сыплет семенами мелкой поступи. По влажному стылому студню почвы... То - поступок.
Солнце включает ненадолго абажур листвы берёзы. Медовый цвет тянет внимание к себе. На себя, как одеяло холодной ночью.
Проворные капли снега, ухватившись липко за пальчики сосны, сияют дробно. Дрябло дрожат, потакая ветру.
Посечённые градом листы винограда моют золото света. Роняют крохи, что подбирают, не мешкая, отставшие от тепла златоглазки.
Сень осени, размытая первым снегом, дарит взору ту даль, без которой тесно мачтам и мечтам. Но муки, безутешные осенние, ищут в панике, где сокрыть беды свои. А после, роняясь под пахучий тесный букет полыни, швыряет их, как мух, в пламя. На один плевок огня хватает страданий. Всего лишь!
Первый снег потоптался по кругу недолго. Показал, - где что будет, и вышел, неплотно прикрыв за собою дверь. И оттуда теперь: то распев ветра, то речитатив дождя, то веером свет, через просторную скважину замка . Бывает, зажжётся вразвал, либо тухнет разом. Что с него... Что с ним не так?.. Всё так,- в такт ветру, что слоняется по свету, теряя из отвисших карманов вату первого снега или роняя алебастровые шарики последней грозы.
- Неряха он, да?
- Вовсе нет. Непоседа. Ребёнок. Ветер.