Русский Франкенштейн

Елена Де-Бовэ
Если власть игнорирует собственную интеллигенцию, не приобщая её к общему делу, не позволяя ей полноценно участвовать в политической и экономической жизни, проводит разрушительную и непонятную политику, то тем самым она формирует страшную разрушительную силу - некую угрожающую фигуру "франкенштейна", который не просто ненавидит власть, но ставит своей целью полностью ее уничтожить.

Через такой опыт Россия уже проходила. Однако сегодня власть снова наступает на старые грабли, уверенная, что обезопасила себя от инакомыслящих отрицателей.

Вот и Герман Греф, восседающий на деньгах, заявляет, что, насаждая невежество в России, он тем самым как бы  создает гарантию для своего безопасного существования. Однако же, он забывает (или просто не знает), что подавленная энергия не исчезает, а потому  природа-таки возьмёт свое. Пассионарии останутся и когда придёт час икс,  пред ним предстанет такой страшный, холодный и бесчеловечный урод, пред которым его собственный цинизм покажется младенчески чистым лепетанием.

В 60-е годы 19 века интеллигенции в России делать было нечего. Власть в ней не нуждалась. К общему делу не подпускала. Интеллектуальные способности образованных людей никак не использовала. Высказывать претензии не позволяла. Ей нужны были только смиренные подданные. Дальше этого госфантазии не развивались.

Соответственно, рабочих мест для интеллектуалов не предвиделось и, будущего у них не было. В общем и целом, у этих людей не было ничего, кроме ТРАДИЦИОННЫХ СКРЕП, которые они люто возненавидели, назвав их КАНДАЛАМИ. Собственно, это и предопределило рождение РУССКОГО ФРАНКЕНШТЕЙНА.

Такова была нигилистическая интеллигенция 60-х, люто ненавидевшая российскую власть, одержимая разрушительными потенциями и, видящая ценность исключительно в науке, способной рассчитать и создать такую схему новой жизни, в которой будет все по совести.

В этом пункте перемешались  либеральный бред молодежи о личной свободе каждого человека и мечта о всеобщем народном счастье. Так, российский Франкенштейн обрёл национальный колорит.

Окончательный лоск этому чудовищу придал "апостол" русского нигилизма Д.И.Писарев, позвавший его за собой.

Пропагандист нигилизма и материализма, властитель душ молодежи, Писарев за вольнодумство отсидел 4 года в Петропавловской крепости, затем печатался в газетах, пугая правительство своей смелостью, и, наконец, в 28 лет неожиданно утонул. Как полагают, не без помощи заинтересованных лиц.

 "Кто в России сходил с дороги отрицания - тот падал", - таково было его кредо.

В статье "Схоластика 19 века" он сформулировал требования к русскому франкенштейну-разрушителю:

"Вот ultimatum нашего лагеря: что можно разбить, то и нужно разбивать; что выдержит удар, то годится, что разлетится вдребезги, то хлам; во всяком случае бей направо и налево, от этого вреда не будет и не может быть".

Писарев не звал армию нигилистов к союзу с народом, считая эту вязкую, тёмную массу не способной ни к какому действию:

"Проснулся ли народ, - писал он,  - просыпается ли,  спит ли по-прежнему - мы не знаем. Народ с нами не разговаривает и мы его не понимаем".

Стало быть, дело кончено. Так, "франкетштейн" осознал себя в пустыне наедине с властью.

Что же способна предпринять  разъяренная интеллигенция в такой позиции? Она может РАСШАТЫВАТЬ ТРАДИЦИОННОЕ МИРОВОЗЗРЕНИЕ, КРИТИКОВАТЬ ВСЁ ПРЕЖНЕЕ, ОТЖИВШЕЕ, ПОДЧЕРКИВАТЬ ГНИЛОСТЬ И УРОДСТВО СТАРЫХ ПОРЯДКОВ и этим подготавливать РЕВОЛЮЦИЮ.

Писарев верил в неё. И она виделась ему как оборонительная война светлых сил против иноземных захватчиков.

"Если война или переворот вызваны настоятельной необходимостью, то вред, наносимый ими, ничтожен в сравнении с тем вредом, от которого они спасают", - писал он.

Каким образом и почему свершится революция, какова она будет, Писарева не интересовало. Впереди себя он видел только огромный булыжник, перекрывший жизненный поток, который надлежало убрать. Дальше его мысль не шла. Он писал в ответе Шедо-Ферроти:

"Династия Романовых и петербургская бюрократия должны погибнуть... То, что мертво и гнило, должно само собой свалиться в могилу. Нам останется дать только последний толчок и забросать грязью их смердящие трупы".

Радикальной молодежи все это нравилось. Она ненавидела прошлое и своих отцов, допустивших то, что жизнь в России стала невозможной.

Из этого всеобщего раздражения Писарев создал и придал форму русскому  "франкенштейну", заряженному  жгучей ненавистью и страшной террористической силой, надолго превратившей жизнь российского правительства в кошмар.

И вот, этот разъяренный монстр начал раскачивать империю. Она заскрипела, закряхтела и с неё посыпалась труха.

Армия холодных молодых радикалов, возненавидевших всё и вся, составивших тело этого чудовища, превратили свой интеллект в скальпель. Они ни в чем не хотели походить на прежних людей. Нигилисты разговаривали громко и презрительно, вели себя вызывающе, шокировали публику дурными манерами, а в диспутах бились ровно, как на поле боя - до последней капли крови. А ещё они  странно одевались, подчеркивая особым видом орденскую принадлежность.

Барышни коротко стриглись, носили  синие очки, круглые шляпы и отказывались от кринолинов. Их выслеживала и отлавливала охранка, забирала в околоток и требовала ношения полноценных юбок. За непослушание девиц подвергали высылке из города.

Молодые люди, напротив, отращивали длинные волосы и бороды, носили на плечах пледы и опирались на тяжёлые посохи. Они ратовали за полную откровенность в общении, бредили о свободной любви и увлекались конспирацией.

В докладе III отделения Собственной Его Величества Канцелярии указывалось, что дело с каждым днем принимает все более угрожающий оборот. Что "из гадкой шалости небольшого количества молодых людей обоего пола.., нигилизм перешел в положительное учение... Он уже не только отрицает, но утверждает".

Что утверждает? Разрушение. Чего? Того, что приносит боль и является кошмаром жизни. И ради этого упрямые, рассерженные молодые люди готовы были пожертвовать своей жизнью.

Впоследствии из них выросло целое поколение террористов, цареубийц и бомбометателей. Из террора они  сделали науку, а из убийства соорудили теорию.

Вот к чему привела политическая закупорка. Власть, которая веками строила  запруды на реке жизни, не понимая, что перекрытие жизненного потока чревато трагическими последствиями, систематически растила для себя могильщика. И он получился таким же уродливым, какой была она сама.

Власть, полагая себя безнаказанной, сформировала собственное отражение в народном зеркале - в живом, мыслящем океане. Непризнанное правильством, загнанное в подполье, оно стало подобным подсознанию человека.

Не в состоянии несуществовать, оставаясь живым и переполненным энергией, но и не находя выхода на поверхность, оно стало манифестировать себя извращенным образом, наполняя существование своих поработителей  кошмарами.

И однажды  эти кошмары вышли на поверхность,  превратившись  в кровавую действительность.

Источник:  http://www.proza.ru/2019/10/08/71