Моё детство прошло в Москве во дворах Арбатских переулков. Жил я со своими родителями в коммунальной квартире в доме, который находился в переулке Сивцев Вражек. Это был знаменитый переулок. В те года он в основном состоял из старинных двухэтажных особнячков, и почти на каждом из них висела мемориальная доска, где было написано, кто из знаменитых людей жил в этом доме. Тут жили и Герцен, и Аксаков, и Есенин, и Пастернак и т.д.
Но наш дом был построен в тридцатые годы двадцатого года, поэтому он был пятиэтажный. Он располагался внутри двора и имел форму прямоугольника, но с одной стороны угла у него не было. Так что фактически в доме имелось три двора: первый впереди дома, там после войны располагался очень красивый сад, в котором росли тогда мне неизвестные деревья (в пятидесятых домах их вырубили и посадили тополя). Второй двор был вытянут вдоль длинной стороны дома, и там была устроена баскетбольная площадка, а третий двор был внутренний, он располагался внутри незамкнутого прямоугольника. Так что детям было, где гулять. А детей в доме было очень много. В доме было пять подъездов, всего было семьдесят пять квартир, в основном коммунальных, в каждой из них жило по несколько семей. И почти во всех семьях росли дети разных возрастов, поэтому только в нашем доме их насчитывалось наверно больше сотни.
Особенностью внутреннего двора являлась пожарная металлическая лестница, которая вела на крышу дома. На крышу можно было попасть ещё через чердак, но, как правило, дверь всегда была закрыта на замок. Так что, конечно, основной путь на крышу лежал через пожарную лестницу. Я помню, как однажды сразу после войны мой старший брат взял меня с собой на крышу (наверно дверь с чердака была почему открыта). В те года на крыше была устроена будка, в которой во время войны каждую ночь дежурили жильцы, чтобы сбрасывать во двор зажигательные бомбы, если они падали на крышу. Впечатление от этого посещения до сих пор во мне живы.
Металлическая крыша имела небольшой уклон, никаких ограждений на краю крыши не существовало, поэтому свалиться с неё особенно в мокрую погоду было очень легко. Но она всех мальчишек тянула, как магнитом. Чтобы тяжелее было залезть на крышу по лестнице, металлические перекладины на ней начинались очень высоко, где-то на высоте двух с половиной метров. Поэтому добраться до них тоже было нелёгкой задачей.
Естественно все родители запрещали детям близко подходить к лестнице. История, которую я хочу рассказать произошла весной 1954 года. Я заканчивал восьмой класс, лестница во дворе меня давно уже не интересовала, в то время у меня уже было много других интересов. Со мной во дворе жил мой друг Гарик Ландшафт. Мы оба жили на пятых этажах нашего дома, но с разных сторон дома на расстоянии около шестидесяти метров друг от друга. Мы с Гариком учились в одном классе. Гарик очень не любил учить уроки, но зато всё умел делать своими руками. Он мог получить по физике за не выученный урок двойку, а на следующий день он приносил в школу сделанный им перископ и получал пятёрку. В дальнейшем он стал известным конструктором.
И вот однажды ему пришла идея провести между нашими комнатами телефон на основе спичечных коробков и ниток. Сам он придумал эту идею или где-то её вычитал, я не знаю. Это конечно было для нас важно, чтобы не зависеть от соседей, которые всегда очень долго разговаривали по телефону. Для этого нам надо было протянуть нитку между нашими окнами. Конечно, можно было просто с одного окна спустить клубок ниток, протянуть его для другой стороны дома, с другого окна спустить другой клубок, связать нитки и натянуть нитяной провод между окнами. Но, так как во дворе постоянно играло много детей, сделать это было нелегко.
Мы придумали провести нитку через крышу и спустить коробки к нашим окнам. Эту операцию мы решили провести ближе к вечеру, когда детей во дворе бывало поменьше, и около шести вечера мы полезли на крышу. Мы передвигались по металлической крыше очень медленно, аккуратно, чтобы не свалиться, мы пытались идти в районе её конька. Мы прошли совсем немного и вскоре отказались от нашей идеи, так как испугались спускаться к краю крыши, чтобы опустить нитку с грузиком напротив наших окон. Теперь предстояло нам самое тяжелое: надо было спуститься с конька крыши к её краю, чтобы снова попасть на лестницу.
И, когда уже казалось, что всё самое опасное и тяжёлое осталось позади, и мы с огромным трудом спустились с лестницы, выяснилось, что всё только начинается. Внизу лестницы нас ждала группа жильцов во главе с участковым милиционером.
Здесь необходимо сделать небольшое отступление. По инициативе товарища Сталина после отмены продовольственных карточек в 1947 году ежегодно весной стало проходить снижение цен на продуктовые и промышленные товары. Оно называлось Сталинское снижение цен. Это событие проходило первого марта, а в начале пятидесятых годов оно было перенесено на первое апреля. В те года цены на все товары по всей территории Союза были одинаковые. Например, все продукты и промышленные товары и в Москве, и даже во Владивостоке имели одну цену. И, естественно, первого апреля каждого года всё население Союза садилось у радиоприёмников и ждало, когда Левитан объявит об очередном Сталинском снижении цен. А цены снижались ни на проценты, а на десятки процентов.
И оказалось, что мы с Гариком решили протягивать нашу связь именно первого апреля. Лучшего времени мы не нашли. И как раз, когда мы были на крыше, в доме непонятно по какой, видимо по технической причине перестало работать радио. Но кто-то из бдительных соседей видимо из своего окна увидел нас на крыше и решил, что это мы повредили связь. И пока мы с Гариком медленно и осторожно пытались спуститься с крыши, была вызвана милиция.
Затем я с отцом, а Гарик с мамой (отец у него погиб во время войны) оказались в отделении милиции и писали объяснительные записки. Я думаю, в тот вечер у моего папы появилось много новых седых волос. Но славу богу, что шёл уже 1954 год, и Сталина больше года, как похоронили. Если бы это произошло на пару лет раньше, когда Сталин был ещё жив, в лучшем случае эта история закончилась бы лагерями для наших семей за проведённую нами «диверсию». Но, видимо, в милиции посчитали наш поступок детской шалостью, или к тому времени связь уже починили, поэтому в верхние инстанции об этом заявлять не стали. А так родители заплатили за нас какой-то штраф, нас с Гариком проработали в школе, и эту историю постепенно замяли. Но несколько месяцев после этой истории мой папа всё ожидал вызова на Лубянку.
И тогда в милиции и всегда позже, когда я вспоминал эти события, меня охватывало сомнение в нашей причастности к этой аварии, так что мы до никаких кабелей или проводов на крыше не дотрагивались. Мы очень боялись, что нас ударит током. Но нас тогда никто не слушал.
С тех пор прошло больше шестидесяти пяти лет, а разъярённая толпа соседей, с которыми мы жили и дружили долгие годы, всё ещё стоит у меня перед глазами. А Сталинское снижение цен отменили в 1955 году.