"Если учителям не хватает зарплаты, пусть занимаются бизнесом" Д.Медведев.
1.
"Только 23-24 августа очень дорого покупаем янтарь, коралл, серебро, статуэтки, бинокли, подзорные трубы..."
В молодости Нина не понимала, что люди находят в вещах. Но теперь, когда приходилось с ними расставаться...
Пока что Нина не бедствовала. Но покупка гламурных, на вкус директора школы, туфель, или новой компьютерной сумки уже превращалась в проблему. Да и любопытно было. Видимо, в глубине души Нины, при всём её советском воспитании, скрывался хоть и невеликий, но подлинный торговый талант...
Вначале Нина достала два серебряных колечка. На первом был выбит узор с ягодками, и принадлежало оно когда-то двоюродной сестре. В молодости сёстры поменялись кольцами - без всякой задней мысли, просто так. Второе колечко, узенькое, невзрачное, скрывало в себе три крошечных александритика. Когда покойная мать была студенткой, это кольцо подарила ей однокурсница. Сейчас эта женщина была ещё жива, но совершенно ослепла и не вставала с постели. Ухаживал за ней сын, с которым Нина общалась только по делу и только по телефону.
Затем Нина извлекла из шкатулки длинные бусы из непрозрачного янтаря. В своё время мать привезла их из Прибалтики. Почему-то вспомнился рассказ матери, как та зашла в тамошний художественный магазин. Вначале продавщица-литовка общалась с русской еврейкой через губу и притворялась, что не понимает языка. Но тут мать начала листать альбом кого-то из местных, кажется, Чюрлёниса, и продавщица расцвела. Откуда-то из-под прилавка появились Рубенс, Рембрандт, Рафаэль...
Тут взгляд Нины упёрся в нефритовый брусок грамм на триста.
Эта история произошла уже с ней.
На литобъединении время от времени появлялась странная девушка с длинной пепельной косой и пугающе бледным цветом лица (впоследствии выяснилось, что Эля сердечница). Писала Эля в основном о природе, и даже переписывалась на эту тему с поляками. Поскольку Нина писала исторические рассказы о поляках, ей захотелось подружиться с Элей. Нина позвала Элю к себе и предложила примерить платье а-ля Натали Гончарова. Сама Нина из этого платья очень быстро выросла в ширину, а Эле оно подошло. После этого девушки поехали в гости к Эле. Эля дала Нине электронный адрес знакомого поляка и нефритовый брусок - на память. Затем Нина предложила прогуляться в соседнем лесу. После прогулки мраморное лицо Эли слегка порозовело.
Но девушек долго не было, и мать Эли, так называемая Полина-сан, испугалась. Всё-таки Эля была сердечницей. А вызывать скорую, находясь в лесу, на землянку дедушке... И Полина-сан, которой было уже восемьдесят три, попросила Нину (естественно, через Элю) больше не приходить. А тут ещё и поляки не ответили...
Последней Нине попалась крупная коралловая бусина. Нина не помнила, откуда она взялась. Кажется, мать одно время ездила в Улан-Удэ по научным делам, а бурятские женщины, как известно, любят кораллы... Подарил кто-нибудь... Правило "дарёное не передаривают" Нина уже не очень-то соблюдала. На горизонте маячила другая поговорка: "Что за честь, коли нечего есть". Есть, положим, было что, но вот туфли... Или компьютерная сумка...
2.
В указанной в объявлении парикмахерской сидел парень в чёрном костюме и чёрной кожаной бандане.
- Вы по объявлению?
- Да.
- Показывайте.
Сначала парень отодвинул в сторону нефритовый брусок, оставил кольца, коралл и бусы.
- За всё это я могу дать вам двести рублей. Янтарь мутный, плохого качества.
Нина уже знала, что при скупке золота камни в расчёт не берутся. А серебро ей продавать не приходилось, поэтому она придвинула кольца обратно.
- Сто пятьдесят.
- Ладно, тогда давайте ваш нефрит.
Нина вышла из парикмахерской и позвонила подруге.
- Не ходи к ним! Это жульё!
Советы подруги варьировались от "надо было всё забрать обратно" до "по башке бы его этим нефритом". Но делать было уже нечего. Не отбирать же....
3.
Подойдя к дому, Нина увидела другое объявление. "Скупаем мебель, электроприборы, дорого". И Нина вспомнила про компьютерный стул. Нина купила его, когда мать уже почти не могла ходить. Тогда же она купила простыню в цветочек. Мать не обрадовалась ни ярко-красному стулу на колёсиках, ни простыне, хотя ещё полгода назад улыбалась покупке - вязаным носкам с белками. Простыня в конечном итоге отправилась в морг, а стул остался. Стул не раздражал Нину, хотя иногда она вспоминала , как везла мать на нём из кухни к телевизору и вдруг по дороге мать начала сползать на пол...
Нина позвонила, договорилась... Через полчаса приехала бригада молодых людей. Стул с помощью телефончиков сфотографировали со всех сторон, затем отправили фото начальству.
- Пятьсот рублей!..
Год назад Нина покупала стул за три тысячи.
- Здрасьте! Тысячу хотя бы!..
Молодые люди снова посоветовались с начальством.
- Край - пятьсот!..
Второй раз наступать на те же грабли категорически не хотелось.
- Извините, что побеспокоила.
- Да что вы, это наша работа! Надумаете - звоните!..
Парни ссыпались с лестницы, как горох.
4.
Назавтра Нина пошла показать хирургу шишку на голове. Молоденькая хирургиня безапелляционно заявила - убирать. Через неделю. Рядом родинка, заикнулась Нина. Не пострадает, ответила хирургиня. Но всё равно на сердце кошки скребли. Кстати, о кошках.
Нина прошла мимо сквера, где высился памятник Ленину. Рядом располагался магазин "Художник". Нина вспомнила... Ей было лет двенадцать. Как-то зимой они с матерью гуляли и присели в сквере на скамейку. Подошла голодная серая кошка, замяучила. Рядом не было ничего, кроме киоска с мороженым. Нина решила, что больше всего подойдёт простое. Кошка, недолго думая, вылизала содержимое и закусила вафельным стаканчиком, затем ушла, покачивая хвостом.
Рядом со сквериком располагался музей природы. На двери висело объявление: "Выставка цветов". И опять Нине вспомнилось детство, на сей раз уже дошкольное. Тогдашние выставки цветов были роскошными, между цветочными горшками сидели куклы...
Нина заплатила двести рублей и вошла. Но горшки уже разбирали. Цветоводы предложили Нине купить что-нибудь, но та отказалась. Дачи у неё не было, а на могиле цветы бы завяли. С горя Нина посмотрела пустые гнёзда, чучела птиц и животных.
И вдруг ещё одно грустное воспоминание, совсем недавнее, захватило её. Подруга держала индоуток. Нина с удивлением узнала, что слово "индоутка", происходит не от слова "индюк", даже не от слов "Индия", или "Индокитай", а от слова "индейцы" (те первыми стали их выводить). Индоутки несли яйца, но почему-то из яиц никто не вылуплялся, и подруга грозилась пустить птиц под нож. На днях Нина видела, как утка и селезень, больше, кстати, похожие на гусей, стояли, прижавшись друг к другу, словно прощаясь...
Вытирая непрошенные слёзы, Нина вышла из музея. Ах да! Надо купить стиральный порошок. И Нина поспешила к самому первому городскому супермаркету.
5.
И тут случилась неожиданная встреча. Когда-то Нина работала воспитателем в интернате для слепых и слабовидящих. Там же работал психолог с остаточным зрением. Говорили, что мальчишкой он баловался патронами и сунул голову чуть ли не в костёр. Тем не менее Эдуард Николаевич, стуча белой тростью, свободно разгуливал по улицам и охотно общался с людьми. Улыбчивый и остроносый, в сорок лет он цветом волос напоминал черно-бурого лиса, теперь же , в пятьдесят с половиной, скорее это был полярный песец.
- Нина Егоровна, как жизнь?
- Да фиговенько. Школа надоела, рассказы писать тоже не тянет...
- Ну так плетите макраме!...
- Эдуард Николаич, наклонитесь. Я не хочу кричать на всю площадь. Я антиквариатом торгую... Тем, что дома остался...
- А у вас есть фарфор?
- Посуда?
- Нет, статуэтки советской эпохи.
- Была одна... Дореволюционная. Девочка-подросток с маленьким братишкой на руках. Продали ещё при маме.
- А бронза?
- Был подсвечник. Позавчера унесла.
- Ну хотя бы ёлочные игрушки!...
- Я их сестре подарила. А у неё сыну пять лет. Не отбирать же!..
- А открыток советской эпохи нету? Детских, поздравительных, цветочных... Опять же копии тогдашних производственных картин...
- Вот уж вагон и маленькая тележка... Только они исписанные.
- Десять рублей штука - нормально? А за чистую - двадцать.
- Вы... серьёзно?..
- Абсолютно!
- Сделаем! Только за раз не получится.
- Ничего.
6.
Вот парадокс - Нина никак не могла заставить себя разобрать наглядность по алфавиту. Но когда запахло деньгами, Нина за один вечер набрала открыток на тысячу двести рублей.
В тот день, когда Нина ждала Эдуарда, она не находила себе места. Во-первых, надеялась-таки зазвать на чай. Ну, есть у человека жена и дочь, так что теперь, чай не пить? Во-вторых, всё-таки незрячий. Мало ли что... Весь город перекопан...
Кроме шуток, Эдуард совсем не знал Нину. Не знал, что она может предложить себя на словах, но никогда не полезет к мужчине физически. Может, потому и не зашёл. Отдал деньги, взял открытки, сослался на занятость, и, постукивая тростью, отправился дальше.
7.
Когда Нина отправилась обрамлять первую картину, ей тоже было не по себе. Копия некоего голландца Дуббельса, Х.Я. "Спокойное море". То ли шестнадцатый, то ли семнадцатый век. Парусники.
Здесь продавали картины и делали рамы.
- Что вы хотели? - обратилась к Нине продавщица. - На продажу, сразу говорю, не пойдёт. Любительщина.
- Я не знаю... Мама рисовала, делала копии мастеров... После смерти стало труднее продавать её копии...
- Возле магазина "Художник"?
- Что вы! Там такое осиное гнездо! Никакого уважения к пожилому человеку! "Обнажёнку притащили! Сейчас полицию вызовём!" - скрипуче передразнила Нина.
- Знаем, - улыбнулась продавщица.
- Нет, это на ярмарку народных ремёсел. Там все спокойные, дружелюбные... Мне посоветовали обрамить. Говорят, лучше пойдёт.
- Не факт.
- Но попробовать-то можно.
- Конечно, можно. Пятьсот.
- Всего?!!.. Рублей?!..
- А вы думали - долларов? - улыбнулась продавщица. И второй раз (первый - от Эдуарда) на Нину будто повеяло тёплым ветром.
8.
Нина знала, что основной клиент, как правило, идёт на ярмарку к четырём. Но сегодня народу на сквере Кирова (по нынешнему - на площади графа Сперанского) было мало. Дул холодный ветер и ползли тучи. Те, кто пришёл с утра, уже начали паковать товар - вязаные игрушки, бижутерию... Нина уже обрамила четыре картины: "Осенний лес" (видимо, из журнала), пирата в треуголке (видно, тоже из альманаха, только из детского), "Цыганку" Врубеля и "Спокойное море" Дуббельса, разложила их на белой скатерти прямо на земле.
На Нине был чёрный мешковатый пуховик, осенние сапоги и тёплая вязаная шапка. Не очень-то надеясь на успех, она перебирала в памяти то, что когда-то удалось продать, несмотря на простые рамки: две копии чешского художника Мухи, "Золотую осень" Остроухова... Не густо.
Предаваясь грустным размышлениям, Нина не заметила молодого парня в чёрной куртке, в шапке кудрявых тёмно-русых волос.
Как-то машинально он прошёл мимо, затем вернулся, протянул Нине две тысячи одной бумажкой. Кивнул на "Спокойное море" Дуббельса. Нина оторопела.
- Молодой человек! Картина тысячу стоит! У меня сдачи нет! Давайте я до банкомата сбегаю, а вы товар покараулите!..
- Не стоит! Я тороплюсь! Считайте, цена - две тысячи! - юноша схватил картину, всучил Нине синюю купюру и ускакал.
А Нина сидела и вспоминала фильм "Сёстры". Катя Горина (почему-то Нина помнила фамилию малолетней актрисы, а имя её персонажа вылетело из головы) - итак, Катя Горина стритовала, то есть пела на улице.
- Комбат, батяня, батяня-комбат, за нами Россия, Москва и Арбат...
Незнакомый парень подошёл и молча отсчитал не то три рубля, не то три десятки. Через полчаса сёстры уже ехали в электричке, уписывая пирожки.
А не сходить ли и мне в позную, подумала Нина. Ёжась от ветра, она тяжело поднялась и начала укладывать картины в сумку. Удача, знала она по опыту, бывает один раз в день. Если повезёт. Но такого везения у неё никогда раньше не было.