Московская осень – одинаково грустная пора для бедных и богатых. Как ни парадоксально, всё это уныние распространяется и вдоль Рублёво-Успенского шоссе, которое в простонародье кличут рублёвкой. Некогда символ богатого счастья «новой России» оказался уязвим для всех российских напастей из дурости и тщеславия, а главное - не слыхать прежних дурацких песенок и шутовских плясок вдоль уныло растянутых островков постсоветской нэпманской архитектуры. Некогда подмосковные фетиши престижа уныло прячутся за высокими заборами со своими постаревшими обитателями. Основные жители этих ныне скучных мест – лица из телевизора, крутые чиновники, купчишки отхватившие по случаю состояния в мутные 90-е, звёзды корпоративных гульбищ, содержанки богатых бандосов, шансонтье и шансонетки, всякая всячина людская, которая мнила себя в 90-х «новой Россией». Доходики у многих уже поиссякли и никогда уже не вернутся в былое русло, благо в своё время наскирдовали бабла себе на многия лета, до которых они рублёвские бедолаги не доживут потому, как здоровья с молоду не берегли, а вели безобразный садомазохический образ жизни. И никакие златоглавые часовеньки, да свечечки не в состоянии замолить прорву рублёвских грехов на сотни лет вперёд.
Вот огромный серый домина. В нём живут две богатые девахи: одной за 60, другой за 40. Некогда женские лица и тела их превратились в символ страданий и неудач жадных пластических хирургов. В старославянских берестяных клинописях сохранилось про таких: "Кабы блять, так и не работать. Надысь бляла, как собака под кобелём". В древней Руси на завалинках этих женщин называли бы старыми ***дьми, так их зовут и по сей день, а не светскими львицами. Когда-то в 90-х юная звезда всех тиви-шоу мяу-мяу окрутила «крутого нового русского», родила ему дочу. Но папик смылся с миллиардами в бега по заграницам, где благополучно исдох при загадочных обстоятельствах. Мать вдова с дочуркой сиротинкой остались на проклятой Рублёвке с двумя чемоданами американских денег, которые ныне почему-то стремительно заканчиваются. Доча, как говорится: красотой в отца, а умом в маму, - никаких светских вершин не покорила. Трахалась со всеми, как могла до поры до времени пока не осталась с мамой у разбитого золотого джакузи. Остались ещё кое-какие цацки с бриллиантами, картинки то ли Репина, то ли Васнецова. Завядшие девчонки, иногда по былым связям попадают в телешоу старых звёзд (***дей), только для того, чтобы окончательно не снюхаться с кокаином и не спиться с вискарём. А так, промозглыми осенними вечерами перемеривают тряпки некогда купленные за бешеные деньги, да рассматривают холодные свои телеса в пыльные зеркала.
Две жалкие рублёвские шлюхи-матрёхи ещё цепляются коготками за молодость, но увы это только безуспешные попытки стареющих женщин, ухватить хоть ночку, хоть разик - по разочку. Те другие, кто ещё держится на плаву и не уехали в тёплые края из страны, не зовут соседок в гости дабы не раздражать себя их тупыми рожами и не заражаться безысходным пессимизмом. Ежегодно барышни плесневелые по привычке тратят десятки тысяч долларов на стилистов, диетологов, врачей-косметологов, фитнес-тренеров, но те деньги берут справно, а старость остановить не могут. Изредка уматываются две гадюки на тёплые острова к пальмам, где фотографируют для инстаграмм свои силиконовые сиськи и жопы. Только просмотров и лайков на раз-два обчёлся. Но они не сдаются и все свои уходящие силы тратят на борьбу с суровой российской действительностью. От этой борьбы их характеры испортились до такой степени, что теперь они превратились в рублёвских склочниц и ругают они всё и вся во всём мире, начиная с дворников- таджиков, заканчивая американскими сенаторами и конгрессменами. Всё у них не так и не этак. Все воруют, а коррумпированная полиция оборзела вконец. В правительстве сплошь и рядом старые жулики, которые разворовали Россию до последней нефтяной скважины. Все звёзды шоу -старые пидарасы и **яди. И оборотилась жизнь для них сплошной чередой унылых дней с маленькими событиями, где лучшее - если кто-то из соседей вдруг да помер. Вот она крайняя радость – потусоваться на поминках соседа в чёрном гламуре, да пошептаться о склоках наследников. После рюмочки другой вспомнить, как бывало в мягких муровах у них не стихали пьяные визги до утренней росы. Иногда эти бывалые женщины вызывают к себе мальчиков для интима, чтобы всколыхнуть свои заплесневелые угаснувшие гормоны.
Эх, рублёвка, кто тебя выдумал? Знать, у бойкого народа ты могла только родиться, в той земле московской, что слезам не верит, а разметнулась кремлями на половину московской области, да и ступай считать остановки метро, пока не зарябит тебе в очи. Знать не зря тебя соорудила постсоветская знать. Что за люди слепили эти несуразные памятники заскорузлой гранитно-мраморной роскоши? Что за дебилы и что они хотели, а главное - кому что-то сказать-доказать? Порше, бентли и бугатти, крузеры-шмузеры, кому нахрен нужны теперь эти понтовые железяки? Этому депутатскому деду в адидасовских трусах с геммороем до земли, но с теннисной ракеткой наперевес? Я вас умоляю. Не так ли и ты, Русь, что некогда бойкая баба, вдруг застыла в оцепенении, будто утюг когда-то в СССР выключить забыла? Не снуют ныне по коттеджам французские повара и цирюльники, не взлетают вечерами россыпи китайских фейерверков. Изредка где-то под караоки затянут пьяненько протяжно: Ах, вы Ксеня, моя Ксеня... И снова остановилась вся движуха. Что значит наводящая тоску и уныние, остановившаяся рублёвка? Чу, милая? Куда мы приехали? И это та новая русская Русь? Чо, оглохла? Дай ответ (…)...
Как Рассеюшку не морочь, а всё какой-то Гоголь с мёртвыми душами получается.
И мнится мне в этом осеннем тумане: вещает безжизненный баритон – вымётываемся граждане, последняя остановка, дале поезд не поедет, кончился карасин, кондуктор утёк, водитель заболел, тиливизер умер…