Время должно всё расставить по местам, но время идёт, а ничего не меняется.
— Я хочу дочку. С карими глазками, с таким лбом, — шепчешь ты и кончиками пальцев проводишь по моему лицу.
Я тоже хочу, но я молчу. С тобой я научилась терять.
Ты Богом дан другой. А кем тогда дана мне эта любовь? За что я горю на пламени отчаянья, вины и безысходности? Это моя плата за то, что прошу невозможного — быть с тобой. Прикасаться к тебе, ждать тебя, по утрам пить с тобой кофе.
С мужем мы учились в одной школе, но я, хоть убей, не помню его в том времени. Правда, он на год старше.
Наш отдел снимало телевидение. Мы победили в каком-то конкурсе. Я не вникала — я только с понедельника работала здесь (после универа).
— Вы, случайно, не учились в двадцать девятой? — спросил корреспондент, бэйдж на шее которого сообщал, что передо мной — Смирнов Сергей.
— Да. Извините, но я что-то вас не припомню.
— У вас ещё классной была эта мымра, э-э забыл как её
— Вера Константиновна!
— Точно! А ещё за тобой на черной бэхе подъезжал этот ... Э-э, он не твой муж сейчас?
— Не-ет!
— Мудак
А потом мы строили друг другу рожицы из разных углов кабинета.
Я не сразу решилась сказать Серёге, что залетела, потому что мы были близки уже несколько месяцев, а он и словом не обмолвился о совместном проживании.
Тянуть стало некуда, и я всё выложила Смирнову, вызвонив его у ворот телецентра. Серёга торопился. Его ждала служебная машина.
— Я мечтаю о дочке Машеньке, — сказал Сергей и уехал на какие-то съемки. А в воскресенье пришёл предлагать руку и сердце (или просить?), почему-то с огромным полосатым арбузом.
Мы втроём ели этот арбуз, а у мамы катились слезинки. Она промокала их кончиками пальцев. Несмотря на то, что мама одна вырастила нас с сестрой, мама была настоящей женщиной. В критериях счастья которой первое место занимало — «найти мужчину». И хотя сестра была замужем за иностранцем и жила в красивом особняке, мама не считала блёкленького Вольфганга настоящим мужчиной. Крепкий, спортивный Серёга (мастер спорта по тайквандо ) тоже не соответствовал её представлениям о подобающем муже. У него не было ни крутой машины, ни крутого отца. У Серёги, как и у меня, вообще не было отца.
С моим замужеством мамина мечта разбилась вдребезги.
А мне рядом с мужем всегда было спокойно. Я любила, обняв со спины, смотреть Серёге через плечо, когда он сидел в своём ноутбуке. Ему было неудобно так работать, но Серёга ни разу не отстранился.
Мне казалось, что мы уже лет пятнадцать женаты, а наша Машка только в этом году пошла в первый класс.
А с тобой мы каждый раз встречаемся как впервые. Ты говоришь мне «родная» и кажется, что я самая защищённая женщина во вселенной. Ты наклоняешься надо мной, и весь мир исчезает.
В этом году Машка пошла в первый класс, и начались проблемы. Нет, не у дочки, Машуня у нас не избалована и умница. Её учительница, Анна Сергеевна, возненавидела меня с первого взгляда. Бывает и так.
«Тупая», — обозначила причину моя мама.
— Осень наступила,— говорю я тебе по телефону.
— Давай, погуляем по городу, — предлагаешь ты.
Я молчу.
— Давай, тогда просто посидим в парке.
И мы сидим. Рядом пылает клён причудливо резными листьями. Мы смотрим в небо. Оно глубокое и пронзительно голубое. Господи, до чего же красиво!
С тобой я научилась радоваться мелочам. С тобой рядом я счастлива просто так.
Затем ты отвёз меня в школу. Мы сидели какое-то время в машине — не было сил расстаться.
— Давай, уедем куда-нибудь, — кажется, вполне серьёзно сказал ты.
— На необитаемый остров, — грустно засмеялась я и, поцеловав тебя, наконец-то вышла.
В конце следующего рабочего дня позвонил Серёга, предупредил, что он Машу из школы заберёт, так что могу не торопиться. Не смогла бы назвать точное время, когда Серёга догадался, что со мной что-то происходит, но он догадался. И старался поддержать, как мог.
Но последнее время в глазах мужа металась тревога. Глаза всегда его выдают.
Потянуло холодком отстраненности.
Он также утром вставал первым и, пока я дрыхла, качался, принимал душ, готовил завтрак. Но он перестал дотрагиваться до меня как раньше. Я всегда сквозь сон чувствовала, как он касается губами моего плеча или проводит пальцем по руке. Сейчас он просто осторожно выползал из нашей постели. Было невыносимо, но я была ему благодарна за это.
После работы поехала в парк, на скамейку, где мы вчера сидели с тобой. Клён был на месте. Клён как клён. Мир без тебя делался обыкновенным.
Когда я вернулась домой, Машка спала на диване. Серёга был на кухне.
«Ужинает в сухомятку», — укорило меня чувство вины.
Муж сидел, положив руки на стол. Красивые мужские руки
— Садись,— указал Серёга на стул перед собой.
— Так, приплыли,— сказал Серёга и уставился мне в глаза, а затем медленно перевёл взгляд на шкаф за моей спиной. И больше уже не смотрел мне в лицо.
— Ты, ты…
Я видела, как он сжал кулаки.
— Ты на хрена за Машкой приезжаешь со своим… — Серёга грубо и с удовольствием выругался.
— Нет, ты не понял. Я на такси за Машей…
— Анна Сергеевна тупая, но не дура, — перебил меня Серёга.
— Серёжа, … Серёжа, пожалуйста. Серёжа, там же Маша…
— Не блей, — зло сказал Серега. — Если такая смелая, давай говори, как жить дальше. Будь героем до конца.
До какого конца? До конца чего?
Я сидела на самом краешке стула, и у меня по щекам катились слёзы.
Сережка резко встал, я отшатнулась и прикрыла лицо ладонью.
— Ты что дура? Ты думаешь, я тебя бить стану? — с каким-то надрывом крикнул он мне. В комнате испугано заплакала Маша.
Серёга быстро вышел и принялся её успокаивать. Затем они сели перед телевизором. А я так и просидела на кухне до темноты.
— Пап, ты опять в командировку?— захныкала утром Машка, указывая на набитый под завязку рюкзак у входной двери. Серёга промолчал.
До того, как начала учить жизнь, моим учителем была мама. А мама всеми своими поступками вдалбливала, что всегда нужно чем-то или кем-то жертвовать, а в идеале надо уметь жертвовать собой. А кем же ещё? Не Серёгой же с Машкой?
— Мы должны расстаться,— сказала я тебе по телефону и умерла. — Прости.
Вещи Серёга собрал, но не ушёл. И потянулось мирное сосуществование на общей территории.
Я брала дополнительную работу, бегала утром и вечером на стадионе перед нашим домом, ходила на психологические тренинги, я даже рассказ отправила в журнал, и его опубликовали.
Я ничего не пыталась найти, я хотела уйти от пустоты и одиночества. В своём одиночестве чувствовала себя свободной, но иногда делалось нестерпимо. Свободу мою, по-видимому, и мужчины чувствовали — пытались познакомиться.
С Серёгой мы разговаривали только по делу и то в основном междометиями. Зачем говорить, если нечего больше сказать?
Время продолжало свою бесконечную суету. Наконец-то закончилась зима, Машуня перешла во второй класс. На лето пристроили её в дорогущую изостудию. Дочке нравилось, она приносила какие-то умопомрачительные рисунки.
— Ну, ты, Машка, и Сальвадор Дали! — восхищался Серёга.
Машуня не знала, кто такой Дали, но её преподавательница говорила, что у нашей дочери талант.
Серёгины друзья собирались семьями в отпуск куда-то в Горно-Алтайск.
— Поедем? — предложил Серёга. — Машка хоть нормальным воздухом подышит.
— Поедем, — кивнула я.
В наш дом медленно втекала жизнь.
И вдруг что-то в Серёге изменилось. Он поплыл. Лицо его светилось, глаза смотрели мимо. Утром Серёга напевал, а завтраки у него получались вкуснющие. После работы задерживался.
У меня не было никаких сомнений, у меня был только вопрос: кто она?
И я выследила их. Это была Машкина преподаватель в художке.
— Вот и всё, — сказала я себе и начала собирать вещи. — Уйду к маме.
Наступил вечер. Машка ещё вчера уехала с мамой в деревню к какой-то приятельнице. Серёга не приходил.
Я сидела на диване и ревела от страха, обиды и боли, прижимая подушку к лицу, чтобы не напугать своим воем соседей.
Через время в голове прояснилось. Наверное, вся муть выревелась.
— Ну, ни хрена-а-а, — сказала я в темноту комнаты. — Своего Серёгу я никому не отдам.
Я встала, включила свет и принялась разбирать вещи.
Время ещё расставит всё по своим местам.