Отгорела осень, отполыхала радостными красками и погасла. Ноябрь в этой местности вполне себе зимний месяц и без всяких оговорок, с, как правило, окончательно устоявшимися морозами и снегопадами, но вот только не в этом году. Зарядившие с конца октября дожди всё никак не желали прекращаться вплоть да середины декабря. Сплошная их пелена словно серой полупрозрачной вуалью накрыла погрузившийся в, большинстве своём, невесёлые раздумья мир, как бы наказывая всё и вся за ещё вчерашнее веселье и проявленье безудержной радости, любование пестротой и яркими «костюмами» карнавальной поры – листопада.
Деревня будто вымерла – все попрятались по своим хатам, волей-неволей перейдя таким образом на почти затворнический образ жизни перед телевизором, почти… Почти потому, что с потерей магазина на своей территории жителям теперь приходилось за всякой надобностью и даже мелочёвкой ездить в город. Да, транспорт ходил бесперебойно и Омуты по-прежнему находились там, где находились, т.е. не так уж и далеко от городских кварталов, но… И тем не менее, сама поездка не шла ни в какое сравнение с тем, чтобы просто перебежать дорогу и купить то, в чём возникала нужда в каждодневности. А кроме того, магазин был по сути неким таким «клубом», где происходили встречи, обсуждалось всё от политики государства до семейных дрязг, рождений и кончин… Кое-кто даже пытался уговаривать Антонину о необходимости восстановления сгоревшей торговой точки, твёрдо обещая посильную помощь, на что услыхали от неё категоричное «нет!» и в конце концов отстали, потихоньку втягиваясь в другой ритм жизни.
Получив страховку за утраченной имущество, Антонина приобрела на эти деньги новенькую «Ниву» и, отучившись и получив права, бесстрашно (как могло показаться со стороны) «расшивала» на ней когда сама, когда с Иваном, отношения с которым даже для завистливого взгляда у них были, что называется, дай Бог каждому! И захочешь позлорадствовать, да вот только прицепиться не к чему… Впрочем, одна «темка» всё-таки у них, у неугомонных «доброжелателей», имелась: Тимофей! Как ушёл служить в армию сынок этой гордячки-старостихи (ярлык её присной памяти покровительницы Маргариты Старостиной досужими языками легко прилепился теперь на саму Тонечку), так и пропал… Ни слуху, ни духу, ни письма, ни поздравления к празднику… И это абсолютно точно, поскольку не доверять Настёне-почтальонке до сей поры повода не имелось ни у кого! Не приехал он и на свадьбу к матери, хотя… да разве это свадьба? Расписались по-тихому и все дела… Даже ближайших соседей и тех за стол не пригласили… Как нелюди, право слово, не от мира сего… И всё-то у них тайком, всё-то молча, обособленно, отгородясь…
Никому из местных и в голову не приходило, что писать можно, к примеру, до востребования, а общаться по телефону. Но Тимофей и правда звонил очень редко, а писал и того реже, объясняя крайней нелюбовью к эпистолярному жанру как таковому вообще, но он, безусловно, был в курсе тех изменений, что произошли в жизни матери. Искренне поздравил молодожёнов и пожелал обоим безмерного счастья, клятвенно обещая «как только, так сразу» появиться пред их ясные очи. Но вот что-то это самое «как только» всё никак не наступало… Потом был короткий звонок, в котором он предупредил мать, что нанялся на торговое судно и уходит в море на несколько месяцев, чтобы она не особо волновалась, так как он скорее всего очень долго не будет выходить на связь.
- Не волноваться?! - крикнула она тогда в трубку, забросив к шутам всегдашнюю свою выдержку и сдержанность в эмоциях – Не подскажешь, как бы я смогла это сделать, а? Вот станешь сам отцом, поймёшь…» Но связь оборвалась то ли по вине операторов, то ли он там просто-напросто бросил трубку… А потом…
Это произошло в самый канун нового года – тридцатого декабря. Из подъехавшего к почти самой калитке огромного с густо тонированными стёклами внедорожника вылезла молодая худенькая женщина в коротком дублёном полушубке и джинсах, простоволосая несмотря на вовсе нешуточный холод и начинавшийся пусть пока ещё весьма лениво снегопад. С помощью водителя извлекла из багажника внушительный баул, а затем из глубины салона одно за другим два переносных приспособления, в которых теперь повсеместно переносят новорожденных малышей. Внимательно наблюдавший за всем происходящим Иван, расчищавший дорожки вокруг дома, отбросил лопату и подошёл к калитке:
- Собственно говоря, вы к кому? – задал он вопрос незнакомке, которая несколько растерянно осматривала дом, не зная как лучше поступить – руки-то, как и у всех, всего лишь две…
- Здравствуйте! Антонина Андреевна Калина в этом доме проживает? – чуть с придыханием и сильно выраженным прибалтийским акцентом, заметно удваивая звучание согласных на конце слов, спросила в свою очередь та.
- В этом, в этом! – соглашаясь, кивнул тот и, распахнув калитку, сделал приглашающий жест рукой. Потом так же предупредительно растворил дверь в дом и громко позвал:
- Тоня! К тебе тут гости!
И сразу же один из малышей запищал внутри мехового кокона…
- Тише вы! – шикнула на него гостья и обернулась к появившейся Антонине – Здравствуйте, Антонина Андреевна!
- Здравствуйте… - протянула обескураженно та, обратив внимание прежде всего на переноски с детьми – И кто же такая вы будете?
- Я? Жена вашего сына Тимофея. Моё имя Инга, а это его сыновья: Эдгар и Якоб.
- Вот оно что… - вновь протянула Тоня – А где же он сам-то?
- Он сам… А он сам бросил нас с малышами и ушёл в долгосрочное плавание, только не в море…
- Странное дело, а куда же тогда? – в один голос воскликнули хозяева.
- Сейчас я принесу остальные сумки… Простите, но у меня там ещё вещи в машине остались… - замельтешила почему-то Инга – Сейчас я вернусь… - и, захлопывая за собой дверь, крикнула – В тюрьме ваш Тимофей! В тюрьме, где ему как раз и самое место! – и убежала так скоро, как только смогла, преодолев расстояние до поджидавшей её машины в мгновение ока, прыгнула на переднее сиденье и – всё, поминай, как звали!
Растерянная Антонина непонимающе смотрела то на Ивана, то на переноски с детьми, водружённые их мамашей прямо на стол и, словно выброшенная на берег рыбина, беззвучно раскрывала и закрывала рот…
- Как это в тюрьме? Почему в тюрьме? Вань… Ты хоть что-нибудь понял?
- Разберёмся! – не менее потрясённый произошедшим откликнулся тот, склонившись над одной из «колыбелек», из которой раздавался всё более настойчивый плач – Давай сначала посмотрим, что это они взялись плакать, а всё остальное потом!
- Но, Ваня… - продолжала мямлить Тоня.
- Всё потом – сейчас главное успокоить вот этот крикливый дуэт! Очнись ты наконец и займись внуками! Вспоминай давай, как с ними обращаться – у меня ноль опыта, я их просто откровенно боюсь!
- Ну, да! Тигры какие лютые, лесника напугали! – улыбнулась та и легонько отстранив его в сторону от переносок, принялась аккуратно разворачивать заботливо упакованные «новогодние подарки», а Иван при этом уже освобождал оставленный гостьей огромный клетчатый баул, набитый, как оказалось, всем необходимым для детей хотя бы на первое время: тут было несколько упаковок с подгузниками, ползунками, рубашечками и даже несколько жестяных банок с питанием.
- Мокрые… - прошептала Тоня и, поменяв мальчишкам подгузники, положила рядышком с собой на диван, вытирая ладошкой струящиеся слёзы.
- Тонечка, девочка моя, перестань ты уже реветь-то без повода! – засуетился вокруг жены тот – Может быть, они совсем не наши!
- Наши, родной мой, наши… - выговорила она – Два маленьких портретика Тимки… Вот точно таким же я его увидела в первый раз. Копия – захочешь, не откажешься! Ох, да как же он, подлец, смог отвернуться-то от них?!
- Прекращай истерику! Мы с тобой выслушали только одну сторону, а ты уже поспешила сына в негодяи записать!
- Ты хотя бы номер машины запомнил?
- Нет, но даже если – что бы нам с тобой это дало? Эта кукушка наверняка просто наняла случайную машину – всего и делов-то! – и, усмехнувшись, добавил – С наступающим Новым годом вас, мадам! Хороши подарочки, что скажешь? Но какая же предусмотрительная их мамочка, не пожадничала, снабдила всем, чтобы нам с тобой какое-то время даже беспокоиться не о чём было!
Когда дети были в другой уже раз переодеты и накормлены, уложены спать во всё те же переноски, Иван крепко прижал к себе жену, и спросил:
- Ну, что, успокоилась хоть немного, русалочка моя?
- Вань, - снова всхлипнула та – вот скажи, что со мной не так? Почему я всю жизнь притягиваю к себе всякого рода неприятности?
- Это дети, что ли, неприятности? Ты, что, с ума сошла от радости? Окстись немедленно! Дети – самые что ни на есть приятности, а не что-нибудь иное! Ну, ты и ляпнула не подумавши – неприятности… Вот приедет твой Тимка и всё встанет на свои места!
- Знаешь, - смахнула она слезинку – мне почему-то стало ужасно страшно и обидно… Неужели, подумала я, мы его с Риточкой Петровной так скверно воспитали, что он смог с лёгкость позволить себе выставить мать своих сыновей за порог? И потом, почему она сказала про тюрьму? Захотела ударить побольнее, что ли? Какая тюрьма, когда он нам сказал, что уходит в море, будь оно неладно?
- Не знаю, но сказано это было явно не с целью нанести обиду, нет - скорее всего, там на самом деле что-то произошло, что-то он натворил такое, за что угодил за решётку... Я с ним не знаком… - задумчиво проговорил Иван, тщательно подбирая слова – Но знаешь… Я сейчас скажу нечто, что может совершенно тебе не понравиться, и даже может показаться чрезмерно циничным… Всё может быть!
- Что ты имеешь в виду? – развернулась к нему Тоня – Что может быть?
- Всё! Даже то, что нам с тобой никогда бы и в голову прийти не могло. Погоди, не перебивай, пожалуйста, но и не спеши клеймить укорами собственного сына, хотя бы потому, что нам ничего вообще не известно об их взаимоотношениях, я имею в виду Тимофея и этой самой Инги… Как знать, может, она его так достала, что он просто-напросто сбежал от неё, предварительно покалечив кого-то? Может быть, он и знать не знает о том, что стал отцом – такой возможности тоже исключать нельзя! И ещё… Знаешь, раньше, когда кто-то при мне говорил о разности ментальностей, я не особо придавал этому значение…
- А теперь?
- Не теперь… Понимание пришло совсем не теперь, не сию минуту, но сегодняшние события лишь подтвердили его… Да, мужчины и женщины думают по-разному про одно и тоже! О том, что хорошо, что не очень, что допустимо, что решительно нет!
- Вот как?! – удивлённо воскликнула Тоня – И пример привести можешь?
- Сколько угодно! Взять хотя бы нашу ситуацию… Давай попробуем рассмотреть её с нескольких сторон. Допустим, у Тимофея с Ингой был бурный роман, что вовсе не удивительно – у девушки весьма приятная внешность…
- О-ля-ля! – щёлкнула языком Тоня – И когда же это, позволь тебя спросить, ты успел разглядеть её столь детально?
- Прекрати! Успел-не успел… не в этом же дело! И, вообще, речь не обо мне, а о твоих внуках, между прочим, мадам!
- Ладно-ладно, не заводись! – улыбнулась его горячности она – Продолжай, пожалуйста! Я очень внимательно тебя слушаю...