1. Лариса
Жизнь у Ларисы Михалёвой удалась. После окончания художественно-графического отделения педучилища ей вручили направление на работу в сельскую школу, находящуюся в соседнем районе, однако, благодаря тёте девушка осталась в городе, так сказать, «свободным художником». Работать в школе Ларисе не хотелось и, после некоторых раздумий, тётя устроила её к себе, на продовольственную базу. Мария Семёновна Логинова на руководящей работе трудилась давно. Авторитет её был непререкаем, а нужные связи в правоохранительных органах и дружба с городским руководством давали женщине широчайшие, почти неограниченные возможности. Поначалу Ларисе было сложно вникнуть в суть работы кладовщика: приём, хранение и отпуск товаров, рациональное их размещение на складе, слежение за сроками и режимами хранения продуктов, но девушкой она была сметливой и, спустя три-четыре месяца, в достаточной степени овладела премудростями складского дела.
В предвыходной день, придя с работы, Лариса долго крутилась перед зеркалом, примеряя обновки. Новое драповое демисезонное пальто сидело на ней, как влитое, но особой гордостью были коричневые финские сапожки на высоком каблуке-шпильке. Весь этот антураж девушка приобрела на складе промышленных товаров. В магазинах подобные вещи выбрасывались крайне редко и, как водилось, одежду импортного производства можно было приобрести только по большому блату. Общительность и природная харизма девушки привлекали окружающих и, благодаря этому прирождённому дару при непосредственном участии тети Маши, она быстро завела знакомство с кладовщицами, работающими на других базах.
С бывшими училищными подругами Лара виделась нечасто, и при первой же встрече они договорились в ближайший выходной устроить коллективный выход в кино, пригласив и ребят-одногруппников. Ларисе не терпелось прихвастнуть перед ними своими обновками. Глядя на себя в зеркало, девушка представляла, с какой завистью будут глядеть на неё бывшие студенческие приятельницы, как благосклонно, с величественно поднятой головой, будет принимать она ухаживания молодых кавалеров.
Субботний день выдался на славу. Это был первый календарный день весны. С утра светило яркое солнце, и к обеду с крыш закапала редкими, ещё не уверенными, крохотными каплями, первая мартовская капель. Времени было предостаточно, и Лариса решила выйти из дома пораньше, чтобы пройтись по улице, подышать весенним, но ещё по-зимнему освежающим воздухом.
Постояв несколько минут возле дома, девушка медленным шагом пошла вдоль улицы. Время ходьбы до кинотеатра занимало минут тридцать и Лара, манерно семеня, словно плыла по заснеженному тротуару, время от времени останавливаясь возле магазинов. Нет, не товары, не рекламные огни, представляющие всю гамму художественных расцветок, интересовали её: девушка любовалась своим отражением в огромных полотнах стеклянных витрин, с нескрываемым удовольствием рассматривая себя. Метров за триста до кинотеатра дорога пошла в гору. Лариса остановилась, чтобы перевести дух и в это время услышала позади себя негромкий, по-детски мелодичный голосок:
– Барышня, пойдите до меня. Вы такая обаятельная, помогите уже бедной старушке.
Лара оглянулась. Невдалеке, метрах в десяти от неё, стояла бабка. Несоразмерной величины валенки и мужской, крытый чёрной плюшевой материей тулуп, придавали ей потешный вид. Маленькая кукольная головка старухи была завёрнута в огромную пуховую шаль, завязанную на груди большим небрежным узлом. Эта нескладная фигура двигалась, пошаркивая ногами, и с посвистывающим придыханием тянула за собой санки на деревянных полозьях, груженные двумя огромными мешками. Старушкин голос так не соответствовал её внешнему виду, как нельзя было, наверное, соединить в единый образ пение соловья и туловище гусыни.
– Я не сильно умею сказать, – продолжила она, неуверенным голосом, – но я-таки хочу попросить вас помочь завезти мои салазки на эту горочку.
Лариса с растерянностью поглядела на старуху. Времени до сеанса оставалось мало, а ей хотелось прийти пораньше, чтобы успеть пообщаться с ребятами, но и отказать старому человеку было не в её правилах. Ларины родители были людьми образованными и интеллигентными. Они с детства собственными примерами учили дочь умению сопереживать, помогать немощным и старым. Девушка посмотрела на часы и согласно кивнула головой. Она подошла к старушке, взяла из её рук верёвку и громко сказала:
– Ну хорошо, я помогу, только идём скорее.
Путь в гору был не длинным, но достаточно крутым и, пройдя чуть больше половины пути, Лариса совершенно выбилась из сил. Подниматься наверх в сапогах на высоких каблуках, да ещё и тянуть за собой тяжёлый груз оказалось делом нелёгким. Лара хоть и выглядела девушкой хрупкой, но постоянное участие в школьных, а потом и училищных соревнованиях по лёгкой атлетике и лыжным гонкам закалили её силу и характер.
Почти в самом конце подъёма дорога стала положе. Лариса приостановилась перевести дух и оглянулась назад. Картина, представшая перед девушкой, повергла её в шок. Поверх мешков, привязанных к саням, сидела старуха и с аппетитом жевала плюшку. Она, не снимая рукавиц, отщипывала от булочки небольшие кусочки и толкала их в рот, причмокивая от удовольствия.
– Сударыня! Тяните же быстрее, а то я вся упрела, – прошамкала старуха набитым ртом, и в её детском голосочке прозвучали нотки не то угрозы, не то разочарования.
Такое наглое поведение этой неприятной особы не на шутку разозлило девушку. Она швырнула на снег веревку и злобно, сквозь зубы, произнесла:
– Вы… Вы… Я даже не знаю, как вас назвать после этого, – не найдя нужных слов, Лариса нервно махнула рукой и быстрым шагом пошла прочь. Ей совершенно расхотелось идти в кино. Быстро сбежав вниз, девушка направилась домой.
Старушка стояла на горе, ухватившись за конец верёвки. Она в недоумении пожала плечами, как бы показывая свою непричастность к этому спектаклю, и еле слышно, с некой апатией в голосе, пробормотала.
– Спасибо, барышня! Меня крайне впечатлила эта поездка.
2. Баба Бася
Отправив в рот остаток булки, старушка поправила съёхавшую на бок шаль и, не торопясь, двинулась дальше, что-то напевая себе под нос.
Бася Витольдовна Ивашкевич или, как звали её на местном базаре – баба Бася, родилась и жила в небольшом украинском местечке, но после смерти мужа по настоянию сына она перебралась в этот городок, где ей выделили однокомнатную квартирку в деревянном доме, расположенном неподалёку от городского рынка. Такое экзотическое для сибирских жителей имя она получила от своих родителей: отца поляка и еврейки-матери.
Её сын, Николай Сергеевич Молчанов, имя и отчество унаследовал от отца, покойного мужа Баси Витольдовны. После окончания юридического факультета он был направлен в этот сибирский городок и назначен на должность начальника отдела по борьбе с хищениями социалистической собственности. Николай Сергеевич крайне редко заходил к матери, и ей строго-настрого запретил обращаться к нему без особой надобности, потому как родство милицейского начальника и базарной торговки в ту пору не отвечало требованиям морального кодекса строителя коммунизма и служебного соответствия.
Своё «рабочее место» баба Бася облюбовала на рынке, деревянные прилавки которого стояли неподалёку от центрального продмага. Местные старушки приносили ей на продажу вязаные варежки и носки, самотканые половички и коврики, поношенные, но ещё добротные вещи своих детей и родственников. Кто-то из местных хулиганов ради потехи прямо над самим прилавком написал гуашевыми красками – «Басяпромторг». Эта надпись целый день красовалась над доморощенной коммерсанткой, а вечером была смыта дворником, отвечающим за порядок и чистоту на рыночной территории.
Торговля рукодельным и подержанным товаром шла не ходко, но старушка ежедневно, с самого раннего утра, занимала своё место за прилавком и сидела так до вечера, почти не двигаясь, временами приглашая за покупками редких прохожих своим не по-старушечьи детским голоском:
– Женщина! Купите-таки носочки мальчику, чтобы я больше не переживала за его ноги, – подзывала она проходящую мимо мамашу с ребёнком. – Вы шо спешите, дамочка, приобретите чуточку штанов любимому супругу. Гляньте, какие радостные брюки, они светлее, чем сегодняшний день…
Бабки, сидящие за своими прилавками, давно привыкли к её потешным возгласам и не обращали внимания на манипуляции продавщицы этой своеобразной «частной комиссионки». У местных старушек торговля шла бойчее. Свежие продукты: мясо, яйца, сливки, молоко, сметана – раскупались горожанами ещё до обеда. К трём часам пополудни рынок пустел и только Бася Витольдовна продолжала сидеть на своём месте, подперев голову и позёвывая от безделья.
В конце каждого месяца к ней приходил сын. Вот и в этот день Николай Сергеевич, смущённо оглядываясь по сторонам, подошёл к матери и, протянув ей смятую четвертную, тихо спросил:
– Как поживаете, мама? Может вам не стоит здесь сидеть? Деньгами я и так помогаю, да плюс пенсия. На житьё вам хватит. Вы ведь знаете прекрасно, прознай кто, что я сын спекулянтки – попрут из органов.
– Ничего, сынок, не прознают. Да и не спекулянтка я – людям помогаю, они меня за это и благодарят. Хоть кого спроси – сло;ва дурного про меня не скажут. Ну да ладно… Не хочу тебя расстраивать, мене тут хорошо. Здесь люди кругом, а дома я, как инородное тело, и убери своё презрение от моего товара… иди уже и не спрашивай от меня оправданий.
Обескураженный Молчанов резко повернулся и, не прощаясь, быстрым шагом пошёл в соседний переулок, где его ожидала машина.
3. Николай Сергеевич.
Вот и наступил этот радостный день. На неделе пришел приказ о присвоении капитану Молчанову очередного звания. С утра гладко выбритый, в идеально отглаженном кителе, Николай Сергеевич сидел в своём кабинете, с гордостью поглядывая на свои новенькие, с двумя просветами и золотистыми большими звёздочками, погоны.
Ещё накануне начальство, поздравляя «новоиспечённого» майора, тонко намекнуло ему о нерушимости давней традиции – «обмыть звёздочки в стакане со спиртным». Молчанов хоть и был закоренелым холостяком, но своё жилище содержал в чистоте, и поэтому праздничное застолье решил организовать в своём доме. После обеденного перерыва майор отбыл за продуктами. Зайдя в контору продбазы, он молча кивнул секретарше и указал пальцем на дверь директора. Та согласно закивала головой, как бы давая посетителю позволение войти.
– Разрешите? Добрый день, Мария Семёновна! Как поживаете? – с порога выпалил майор и остановился, смущённо переминаясь с ноги на ногу.
– Вашими молитвами, Николай Сергеевич! Как говорится, живём, простой хлеб жуём, а о горячих пирожках думаем, – с деланной улыбкой ответила Логинова. Она демонстративно, словно напоказ выставляя свою почтительность, вышла из-за стола и протянула руку. – Вы у нас гость нечастый. От всей души поздравляю вас с очередным званием! А вам к лицу эти новые погоны. С ними вы и выглядите солиднее, монументальнее даже. Чувствую, что вы не просто так почтили меня своим посещением. Говорите, не стесняясь.
Милицейский начальник редко когда просил что-либо для себя да и сотрудникам своим запрещал мздоимство, постоянно напоминая им о несении службы на совесть, в соответствии с Уставом патрульно-постовой службы советской милиции. Он стоял посреди кабинета и, неуклюже переступая с ноги на ногу, стыдливо улыбался.
– Ну что же вы такой нерешительный? Присаживайтесь. Я думаю, что вы хотели бы отметить новое звание со своими сослуживцами, – уверенно промолвила Мария Семёновна. Майор молча кивнул головой.
Вырвав из блокнота листок, она начала быстрым, размашистым почерком вписывать в него необходимые продукты, нет-нет да и спрашивая у Молчанова – «а хватит ли столько», «достаточно ли этого». Через пару минут она встала и передала исписанный листок майору:
– Эту записочку вы отдадите кладовщику. А сейчас подойдите к Зиночке, я распоряжусь, чтобы она выписала пропуск на вашу машину.
Спустя полчаса Николай Сергеевич подъехал к складу. Встретила его хрупкая, стройная девушка. Она с любопытством посмотрела на бравого офицера и, немного смущаясь, представилась:
– Меня зовут Лариса, – и, увидев вопрос в глазах майора, застенчиво, протягивающего ей записку, тут же скороговоркой выпалила, – нет, нет, просто Лариса, по отчеству не надо. Мне уже звонили из конторы. Вам придётся подождать несколько минут, сейчас я распоряжусь, рабочая всё приготовит.
Девушка, резко развернувшись, скрылась за дверью склада, оставив Молчанова в неком замешательстве. Однако минут через двадцать складские ворота отворились и из них выехала тележка, на которой стояли две коробки, набитые съестными деликатесами. Вслед за ней выпорхнула Лара и, подбежав к Николаю Сергеевичу, ласковым голосом произнесла:
– Возьмите накладную, товарищ майор. Зайдите в бухгалтерию, а затем оплатите товар в кассе.
Молчанов согласно кивнул головой и через мгновение, сделав шаг вперёд, будто спохватившись, выпалил:
– А вы что завтра вечером делаете?
– Какой быстрый молодой человек, – с доброжелательной улыбкой ответила девушка, – а ведь вы даже не представились.
– Простите! Меня зовут Николай, – и тут же, вспомнив слова Ларисы, добавил, протянув правую руку, – нет, нет, просто Николай, по отчеству не нужно.
Лара высоко подняла голову, словно желая глянуть на Молчанова свысока, потом сделала шаг назад и, улыбнувшись, раскинула по сторонам руки, театрально раскланиваясь в реверансе:
– Ах, как я рада, майор, – с лёгкой иронией в голосе произнесла она и, развернувшись, исчезла за створкой ворот.
Не успел Николай Сергеевич сделать и шага, как изящная головка девушки вновь показалось из-за чуть приоткрытой воротины:
– А вообще-то я по вечерам гуляю, вот только где – не скажу.
4. Мария Семёновна.
После окончания техникума советской торговли попала Маша Логинова по распределению в этот небольшой провинциальный городок. В торговом отделе при горисполкоме приняли её дружелюбно. Наскоро бросив вещи в маленькой общаговской комнатёнке, направилась девушка в отдел кадров городского рыбкоопа. Здесь и решилась её дальнейшая судьба.
В кабинете председателя было темно и накурено. Тяжёлые, тёмно-бордовые портьеры наполовину закрывали и без того узкие оконные проёмы, создавая кабинетный полумрак. Плотная табачная дымка висела в воздухе молочно-сизым туманом. Вошедшей показалось, что этот приторный запах трубочного «Золотого руна», заполнил всё пространство: и ящички стола, и полки книжного шкафа, и бронзовый стаканчик с карандашами, и видавшую виды чернильницу, стоящую посередине заваленного бумагами стола. Создавалось впечатление, что даже старый, дореволюционной работы сейф фирмы «Меллеръ», спрятавшийся в дальнем углу, втянул в свою замочную скважину значительную толику этого конторского духа.
– Проходи, дочка, присаживайся, – еле слышно, по-отечески спокойным, бархатистым голосом промолвил председатель рыбкоопа, не отрываясь от чтения документов, и кивнул головой в сторону стульев, стоящих вдоль стены. Мария села, достала носовой платок и, прижав его к носу, принялась с удивлёнием разглядывать диковинную кабинетную обстановку, поражающую своей беспорядочной неустроенностью.
– Что, невкусно пахнет? – спросил мужчина, вразвалку подходя к окну. Он распахнул настежь оконные створки и, сделав несколько глубоких вдохов свежего воздуха, продолжил, – Фронтовая привычка, знаешь ли. Никак бросить не могу. Почитай, лет тридцать курю, а то и более. Как в армию призвали в конце сорок первого, так с того времени и курю.
– Да нет, ничего! Мой папа, знаете ли, тоже дымил, правда мама его на веранду выгоняла, чтоб дети не видели. Нас ведь пятеро было в семье, мал мала меньше. Я самой маленькой была, поэтому родители и прозвали меня «последышем». Папа на лесосплаве утонул, когда мне восемь лет было. Вскоре старший брат к куреву пристрастился, и его мама начала выгонять…
– Вот-вот, все они такие! Моя тоже бдит и денно и нощно. Как только за папиросу – она тут как тут: «А ну, марш на балкон» – говорит… А наш сынок нынче с университетским стройотрядом на Урал уехал. Ну, да ладно… Давай сюда свою бумагу.
Маша встала и, подойдя к председателю, протянула направление. Начальник мельком глянул на документ, достал из стаканчика красный карандаш и резким движением перечеркнул предложение отдела кадров.
– Нет, на эту должность я тебя не возьму. Техникум окончила с отличием, а поэтому не тебе быть «мальчиком на побегушках», пока пойдёшь на базу младшим товароведом, а осенью - в институт торговли на заочное отделение. Мне работники грамотные нужны.
Он размашистым почерком вписал в направление свою резолюцию и протянул документ девушке.
– Всё! Ступай в кадры, устраивайся. Смотри, работай на совесть.
Вот с этого дня и полетели Ма;шины трудовые и учебные будни. Работа – учёба, учёба – работа… Весь этот непрерывный цикл заполнил всё временно;е пространство, давая лишь короткие ночные часы для отдыха и сна.
Закончив учёбу в институте, Мария получила новое назначение. Теперь она уже была не той смешливой, задиристой девчонкой, а молодой женщиной, со степенной походкой, высоко поднятой головой и гордым пронзительным взглядом, в котором временами всё ещё проблёскивали задорные девичьи искорки. Через три года Мария Логинова уже руководила городской торговлей, поставив работу на должный уровень. Хотя не было ей и тридцати лет, а всё руководство относилось к ней с большим почтением, частенько бахвалясь перед представителями других городов и районов, мол, наша Мария Семёновна – так делает, надо бы вам у Марии Семёновны поучиться… Впервые за всю историю городские торговые организации стали награждаться министерскими и крайкомовскими переходящими красными знамёнами. Главной заслугой этих достижений исполкомовское начальство считало деятельность Марии Логиновой на посту заведующей торговым отделом. Однако вскоре вернулась она в родной рыбкооп на должность директора базы. Многие шушукались, дескать, «не по Сеньке шапка», высоко, мол, взлетела, да больно падать. Нет, не правы были все эти злопыхатели. Ушла Мария Семёновна по своей воле, так и не привыкнув к слишком высоким должностям с их постоянными совещаниями, конференциями, партактивами. За производственными делами и общественными хлопотами не заметила женщина, как прошла бо;льшая часть жизни. Всю свою энергию, весь жар горячего сердца и неуёмную страсть отдала она любимой работе, ничего не оставив семье. Не сложилось семейное счастье у Маши. Сразу после окончания института выскочила замуж, да, видно такой уж она человек, что любовь не к мужу, а к трудовой деятельности больше притягивала её, будто имела эта самая деятельность непреодолимую магнетическую силу, не отпускающую человека, не дающую ни времени, ни сил для личного счастья. Так и мотала она в свой жизненный клубок нить одиночества, найдя единственную отдушину с прозаическим названием – работа. И вот только сейчас, по прошествии многих лет, зажила Мария Семёновна Логинова новой, совершенно незнакомой ей жизнью. Поселив Ларису в своём доме на улице Коминтерна, тётя отвела ей самую светлую, самую тёплую комнату, выходящую окнами на единственный в городе парк. Всю свою несовершенную, невыношенную, дремлющую в самых дальних уголках души любовь перенесла она на пельмянницу, единственного дорогого человека, живущего рядом.
Лариса, сама того не понимая, будто пошла по тётиному пути, совмещая работу с учёбой в институте, отдавая всё время этим главным для себя занятиям. Многие молодые ребята из бывших училищных одногруппников, экспедиторы и шофёры, приезжающие на базу за товаром, так и расточали свои хвалебные комплименты, задаривали шоколадками и дешёвенькими духами, пытаясь привлечь её внимание. Но девушка была неприступна, видать, логиновский характер с его самоуверенностью, упрямством и гордостью переняла она от своей тетушки. Так бы и жила Лариса, совмещая, как ей казалось, самые насущные жизненные основы: дом, работа, учёба, но встреча с Николаем Молчановым круто изменили её представление о девичьем счастье.
5. Встреча
Несколько дней Николай Сергеевич не находил себе места. Отпраздновав получение майорского звания, он, пытаясь развеяться, взял отгулы и уехал с друзьями на рыбалку. Но всё это время мысли о Ларисе не покидали его. Будучи от рождения человеком скромным, Николай, перебрав в уме различные варианты знакомства с девушкой, так и не нашёл мало-мальски приемлемого, единственно верного способа. Выйдя на работу, Молчанов поделился своими сомнениями со старым приятелем Владимиром Хватовым. Старший лейтенант Хватов был мужиком компанейским. В отделе его считали человеком бывалым, особенно в отношениях со слабым полом. Будучи непревзойдённым рассказчиком, старлей частенько занимал сотрудников отдела байками о своих любовных похождениях, то и дело приукрашивая свои повествования совершенно неправдоподобными, явно выдуманными историями, будто подтверждая значение унаследованной им фамилии.
– Ну, ты, Николай Сергеич, даёшь стране угля. Включаем чуйку и логическое мышление, – издалека зашёл Владимир, – узнать адрес девушки? Да нет ничего проще. Сходи в паспортный стол, там по прописке тебе и скажут адресок. Фамилия директора базы, где ты продукты брал – Логинова, а завскладом, судя по слухам – её племянница… Чуешь родство. А где может жить племянница, как не у тёти.
Николай радостно заулыбался, удовлетворённый подсказкой друга:
– Хваток ты, Володя Хватов! Как же это я сам недосёк. Действительно, чего уж проще. Завтра с утра зайду к паспортисткам или к самой Клавдии Михайловне. А сейчас давайте по местам и за работу.
Молчанов резко повернулся, щёлкнув каблуками и, потирая от удовольствия руки, удалился в свой кабинет.
Утром следующего дня Николай Сергеевич зашёл к Клавдии Михайловне, начальнице паспортного стола, и через десять минут, получив всю необходимую информацию, направился в отдел.
В этот день время тянулось на удивление медленно. Еле дождавшись окончания рабочего дня, Молчанов, купив в гастрономе вино и конфеты, направился к Ларисе. В доме Марии Семёновны было темно. Поняв, что хозяева ещё не вернулись с работы, Николай устроился на скамейке, стоящей в самом начале парковой аллеи, примыкающей к дому.
Ждать пришлось долго. Небо потемнело, и пошёл мелкий, моросящий дождик. Молчанов встал и быстрыми шагами направился к ближайшему дереву. Укрывшись под разлапистыми ветвями столетней ели, он прислонился к её стволу и темнота, поглотившая всё кругом, скрыла его большую, спортивную фигуру в своих сумрачных объятиях. Прошло более часа. Окончательно продрогнув, майор стал медленно ходить вокруг дерева, всё сильнее притопывая замёрзшими ногами.
Где-то вдалеке раздались лёгкие, еле уловимые для слуха шаги. Николай насторожился. Идущий человек был ещё не виден, но отзвуки его лёгкой поступи отражались от панельных домов коротким, цокающим эхом, несущимся вдоль пустынной улицы. Вскоре показалась Лариса. Она шла, прикрываясь зонтиком, и её лёгкая походка, казалось, парила над тротуаром, и только всё усиливающееся постукивание каблучков выдавало приближение девушки.
Николай вышел из своего убежища и быстрым шагом направился ей навстречу.
– Здравствуйте, Лариса, – промолвил он, дрожащим от волнения голосом, и встал, неуверенно переминаясь с ноги на ногу.
– А, товарищ майор! Добрый вечер! Вас, кажется, Николаем зовут! Я не ошиблась? Вы не меня ждёте? – она остановилась, нарочито оглядываясь по сторонам, будто выискивая взглядом кого-то.
Молчанов замешкался с ответом. Он не ожидал такого словесного напора и теперь стоял в полном недоумении, не находя нужных слов.
– Вижу, что меня! А я сегодня задержалась: вагоны пригнали в наш тупик на «железке» - пришлось принимать товар. С самого утра разгружали, вот только сейчас и закончили. Да что это я. Вы ведь совсем продрогли! Пойдёмте, я вас горячим чаем напою.
Она подхватила под руку, совершенно растерявшегося Николая и, ускорив шаг, потянула его в сторону дома.
Вскоре они уже сидели за столом, стоящим под большим шёлковым китайским абажуром, и пили чай с малиновым вареньем.
– Как же вы меня нашли, – с удивлением в голосе проговорила Лариса, прервав затянувшееся молчание и тут же, словно спохватившись, продолжила, – ах, я и забыла, где вы работаете. Моя милиция меня бережёт!
Николай Сергеевич улыбнулся. Манера девушки говорить своим, немного театральным, чуть ироничным языком, нравилась Молчанову. Бесхитростная доверчивость и непринуждённость в общении, позволили и ему с непривычной лёгкостью присоединиться к разговору. Более часа болтали собеседники на различные темы: о работе, об учёбе, о своих увлечениях. За разговором они и не заметили, как пришла Мария Семёновна.
– О, у нас гости! – с удивлением заметила хозяйка. – Никак не ожидала встретить такого приятного молодого человека в своём доме.
Она прошла на кухню и протянула свёрток Ларисе:
– Убери, пожалуйста, в буфет, – и, повернувшись к Николаю, спросила, – что же вы чай пьёте, а вино с конфетами в прихожей оставили?
– Нет, нет, уже поздно, оставим вино до следующего раза, – спохватившись, выпалила Лариса. Она резко выскочила из-за стола и торопливо побежала к входной двери.
– Почему до следующего раза?! Давайте сейчас! Я тоже с вами выпью бокальчик да и чай с конфетами попью с превеликим удовольствием, – настойчивым голосом бросила ей вслед Мария Семёновна, выдвигая из-под стола третий стул.
Разговор затянулся до полуночи. Жёлтый свет абажура мягким, чуть расплывчатым пятном, выхватил из полумрака стол и сидящих за ним людей, будто пытаясь отделить их от темноты остального комнатного пространства.
Молчанов глянул на часы и встал.
– Спасибо за гостеприимство, давно я не разговаривал по душам с приятными собеседницами. Однако пора и честь знать, вам ведь тоже завтра с утра на работу.
– И вам спасибо, – немного уставшим голосом проговорила хозяйка дома, – заходите ещё, будем рады видеть вас в нашем скромном жилище!
Лариса помахала рукой из-за тётиной спины и нежным, тихим голосом произнесла:
– Пока! До встречи!
6. Эпилог.
После ухода Молчанова Мария Семёновна обняла племянницу и, усадив за стол, тихонько проговорила:
– А мне нравится этот молодой человек. Есть в нём какой-то мужицкий стержень, атлетичен, лицом недурён, немногословен. Сказать по-правде, мне и самой не нравятся болтуны. Ты бы пригляделась к нему. Года идут, пора и о семье подумать. Да с меня пример не бери, дура твоя тётка, мужа не уберегла, дитё не родила. Всё работа, работа… будь она неладна! Ты хоть замуж выйди, детишек нарожай, всё будет мне утеха в старости. Ещё пара-тройка лет - и на пенсию. Вот и буду нянчиться…
На следующий день Николай Сергеевич сам позвонил Ларисе и договорился о встрече. Так со временем и завязалось у них теперь уже нечто большее, чем дружеские отношения. Прошла зима, наступила другая. Сразу после ноябрьских праздников, солнечным воскресным днём явился Николай Молчанов в дом Логиновых, прикупив по дороге два букета цветов и бутылку игристого. Дверь ему отворила хозяйка дома и, наскоро запахнув халат, промолвила:
– Что-то раненько вы сегодня пожаловали, Николай Сергеевич, мы ещё почиваем. В кои веки выспаться, хотя бы в воскресенье.
– Ничего, ничего, пусть проходит, – скороговоркой выпалила Лара, выглядывая из своей комнаты, – сколько можно спать, полдень на дворе.
Она распахнула шире дверь, приглашая молодого человека к себе.
– Подожди минут десять, я приведу себя в порядок, и будем чай пить.
Десять минут растянулись на добрые полчаса. На кухне засвистел чайник, и через мгновение отворилась дверь. На пороге стояла Лариса. Новая причёска ещё больше подчёркивала миловидность её лица, голубое ситцевое платьице было идеально подогнано к фигуре. Она легко впорхнула в комнату и, обхватив шею Николая, принялась целовать его губы, щёки, глаза, возбуждённо приговаривая полушёпотом: «Люблю! Люблю! Люблю!»
Николай вынул из кармана маленькую красную коробочку и молча протянул девушке. Лариса нерешительно, дрожащими руками открыла её и, увидев тоненькое золотое колечко, спросила тихо с еле уловимыми нотками неуверенности в голосе:
– Это мне? Ты что, мне предложение делаешь?
Молчанов молча улыбнулся и кивнул головой.
– Тётя! Тётя, идите же скорее сюда! – закричала Лара от радости.
– Что у вас тут произошло, – всполошилась Мария Семёновна, вбегая в Ларину комнату, – кричишь, как на пожаре!
– Что вы, что вы, тётя! Мне Коля сейчас предложение сделал. Я так рада.
– Ну так я тоже рада, – с наигранным безразличием ответила тётя, – кричать-то зачем. Так и до инфаркта можно довести. То-то я и думаю: чего это он пришёл нежданно-негаданно, да ещё и с букетами. Это событие надо обязательно отметить. Я сейчас Лидии Степановне позвоню, попрошу столик в ресторане забронировать на вечер. А сейчас, молодой человек, – обратилась она к Молчанову, – ступайте на кухню и откройте бутылку шампанского.
Вскоре началась подготовка к свадьбе: составили список гостей, заказали свадебные наряды для молодых, зарезервировали место в ресторане и покатились, понеслись, сменяя друг друга траты, хлопоты, суета, метания…
Впереди Николая Сергеевича ждало самое неприятное действо – знакомство невесты с будущей свекровью.
Выбрав свободный вечер, Николай с Ларой направились к Басе Витольдовне. Подойдя к квартире матери, Молчанов нажал на звонок – за дверью раздалась негромкая соловьиная трель. Немного подождав, он нажал на кнопку звонка ещё раз, потом ещё…
– Что такое? Свет в квартире горит, а она не открывает. Не случилось ли чего! – с тревогой в голосе проговорил Николай, и принялся стучать в дверь кулаком.
За дверью послышались шаркающие шаги, и через мгновение раздался детский голосок, раздражённо спросивший:
– Кому там есть до меня дело? Шо толкаться в дом, когда там никого нету! Та не стучи уже, иду, – раздался скрежет открывающегося замка, и в дверном проёме показалось лицо бабы Баси. На её голове возвышалось бесформенное сооружение из махрового полотенца, издалека напоминающее чалму восточного падишаха. Раскрасневшееся, лоснящееся лицо и короткие, бесцветные ресницы придавали женщине демонический вид.
Лариса тотчас узнала ту самую старуху, которая хитростью, граничащей с дерзостью и нахальством, упросила её тащить в гору сани с мешками и жующей «наездницей», восседающей поверх тяжёлой поклажи.
– Здравствуйте, мама! Знакомьтесь – это моя невеста Лариса, – выпалил Николай Сергеевич, пропуская девушку вперёд.
Бася Витольдовна, молча кивнула головой и, развернувшись, пошла на кухню. Сев на небольшой диванчик, стоящий в углу, она с неудовольствием пробурчала себе под нос:
– Шо за дела, знакомить людей вечером? Не спи потом всю ночь, нервничай – оно мне надо?
– Не ворчите, мама, мы любим друг друга, уже и день свадьбы назначили. Вот и вам приглашение принесли.
Баба Бася молча взяла открытку и внимательно, словно вспоминая посмотрела на невесту сына:
– Я прошу у вас пардона, дамочка. Гдей-то мы уже виделись, или как?
– Мама! Городок маленький, базар один, может, и виделись. Все женщины когда-то ходят на рынок за покупками – с нескрываемым раздражением ответил сын.
Бася Витольдовна степенно повернулась и подошла к комоду. Выдвинув верхний ящик, она достала из него конверт, перевязанный красной тесёмкой, и, протянув его сыну, пробубнила с еле заметной издёвкой:
– Вот гроши вам на торжество, и не делайте мне выкрутасы – берите-таки молча. Тут все деньги, что ты мне приносил – рублик к рублику, а на свадьбу я не приду, не имею желания делать вам цирк. И не стройте мне озабоченный вид, идите уже до дому.
Баба Бася подошла к двери и, отворив её, махнула рукой, приглашая гостей к выходу.
Обескураженные таким неприветливым знакомством, молодые вышли на улицу и присели на стоящую возле подъезда скамейку. Они посмотрели друг на друга и вдруг громко рассмеялись.
– Вот такая у меня мама, – давясь от смеха, проговорил Николай, обнимая трясущиеся Ларисины плечи.
Девушка здесь же рассказала Молчанову свою историю с санями и их хозяйкой, и от этого им стало ещё веселей. Давняя злость со временем улетучилась, оставив в памяти только комичность ситуации. Так и бывает в жизни, когда по прошествии времени всё плохое забывается, как будто мозг человеческий стирает из памяти ненужную, негативную часть исходных данных, оставив маленькую толику положительной информации.
Спустя две недели, сыграв свадьбу, молодожёны переехали в дом главы семьи. В конце следующего года у них родился мальчик, а спустя год, появилась и девочка. Лариса оставила работу и всю свою жизнь посвятила воспитанию детей. Так и живут они в небольшой трёхкомнатной квартирке на соседней улице. Именно в небольшой квартирке, видно, для любящих людей не имеет значения величина их жилища. Человека делает человек, а не жилище, ведь не зря в народной песне, сложенной двести лет назад, поётся: «Не ищи меня, богатый: Ты не мил моей душе. Что мне, что твои палаты? С
милым рай и в шалаше!».
Давно это было, но и теперь, по прошествии многих лет, с какой-то неотвратимой грустью вспоминаются люди той поры. И неважно – живы ли они сегодня или ушли в мир иной. Главное помнить, что эти люди жили и живут рядом с нами.