Ох уж эта Маша! Девочки бывают разными: домашними, тетешкающими своих кукол, называя тех своими «детьми», и сорванцами, которые дадут фору иным мальчишкам. Так вот, девочка Маша, про которую мы вам собираемся поведать, как раз из второй категории. Мама её – Марфа, и отец Симеон Звонкие (фамилия такая, а не прозвище) дочкой своей гордились, за её доброту. Отзывчивость, скорость на дела и вообще – потому что она их дочка. Папа Симеон, честно признаться, мечтал о сыне, которому обязательно поведал бы о своих знаменательных родственниках, семерых Симеонов, в честь которых в роду Звонких мужчин называют, но дочка родилась бедовой и дюже шустрой, как не каждый пацанчик, так что папа Симеон успокоился и теперь своей дочкой даже гордился. А мама … ну, мама … они, мамы, всякой своей дочке радуются, так уж Природой задумано, и стараются ей передать разные домашние навыки, которые девушке в жизни очень даже пригодятся. И Машенька всё на лету схватывала и усваивала. Такая уж она была, Звонкая, как её смех, который был слышен то на одном конце деревни Караваево, то на другом. И была мажа очень по жизни активной и в разные происшествия попадала, в такие, что вы ни за что не поверите, скажите, что это сказки, и что такого не может быть.
А вот мы вам поведаем одну историю … Нет, пожалуй, уж слишком она невероятна … Тогда вот эту … Тоже нет, тоже ведь не поверите. Сказки, скажете, вам на уши накручиваем. Тогда вот про это дело. Про медведей. Если и это на веру не примете, то и не знаем, как тогда и быть. Но … пора и слово молвить.
Конечно, дети всегда охочи до игр да проказ всяческих, особенно дети городские, потому как у деревенских гораздо больше обязанностей по хозяйству. Мальчишки пасут коров, гусей, свиней, занимаются рыбалкой, купают коней и ходят с ними в «ночное». Что такое - «ночное»? О-о, это крайне интересное для подростков занятие – ночью пасти лошадей, следить за ними и рассказывать разные невероятные истории. Порою мы незримо присутствовали там и кое-что подслушали. Одну из этих историй мы и собираемся вам рассказать. Если что там ребята присочинили от себя, так мы сердиться на то не будем, потому как и сами порою фантазируем, но сейчас будем максимально серьёзными, как были серьёзны мальчишки, когда это рассказывали.
У деревенских девчонок обязанностей не меньше, а может даже больше: дома приберись, посуду перемой, овощи почисти, огородом озаботься, воды наноси, полы подмети, и так далее. До игр ли тут? А походы в лес, по грибы, да по ягоды? Это ведь тоже обязанность! Но, вместе с тем, и развлеченье. Девчонки- подружки, вооружившись корзинками да лукошками, в лес отправляются, а там … никаких домашних хлопот нет, а свежего воздуха – навалом и ещё чуток. Если какая ягода попадётся, то сначала её можно так поесть, вроде как снять пробу - годна ли, а уже потом в корзинку складывать. Ягодка к ягодке. Одну в рот, две – в корзинку; две в рот, пять – в корзинку, чтобы и домой что-то принести. Грибы собирать проще, быстрее. Но их надо знать, где искать. У каждого свои заветные места имеются. Белые грибы- боровики, грузди, лисички, красноголовики, валуи, да мало ли какие. Если места грибные знать, то эта охота уже и развлечение, чуть ли не спорт, с подружками соревноваться – больше, дальше, быстрее. У Маши такие места тоже были. Она от подружек убежала, чтобы свою корзинку наполнить, глядь, а дальше ещё грибы виднеются, и какие ладные - один а одному, хоть на выставку посылай. Разлюли-малина!
Конечно же Машенька от соблазна не удержалась и новые грибы в своё лукошко сложила, а там – батюшки! – ещё грибы и чуть ли не лучше прежних. Надо брать! Хота пуще неволи. То есть приневолилась она теми грибами и потеряла счёт времени, подарками прельстилась. А когда в себя пришла, очнулась, обнаружила, что подружек рядом нет никого. А ведь они аукали ей, по имени выкрикивали, а она таилась, спешила грибами поживиться. Вот и попала …
Куда попала?
Принялась Маша оглядываться по сторонам: вдруг узнает этот распадок, в лесу сориентируется. Тогда и дорога в Караваево отыщется. Но … ничего знакомого не угляделось. Закручинилась Машенька, скуксилась, даже всплакнула немножко, чего с ней обычно не случалось. Может потому, что не блудилась ранее. Но что прикажете делать? Горевать да причитать, несчастья к себе скликая, али умом-разумом пользоваться? Посидела Маша, тяжёлое лукошко, полное грибов на коленях побаюкала, а потом решительно на ноги поднялась. Решила она двигаться кругами – шире и шире - глядишь в знакомое место и выйдешь.
И, действительно - минут через тцать вышла девочка к избушке, что стола среди густых елей, прячась в густой зелёной хвое. Была та избушка из толстых древесных брёвен сложена, да мхом старательно проконопачена. Окна закрыты ставнями, чтобы – случись ветер – ветками стёкол не порушило. Низенькое крылечко вело к широкой двери, над которой висела табличка с надписью, сделанной витиеватой глаголицей. И написано там, в переводе на привычный язык – «Берлога- Хиллз», то есть «Дом. Милый дом». Маша табличку разбирать не стало, больно уж ей любопытно сделалось: что это за домик и кто в нём живёт.
Неужели лесовик- леший?!
Набралась Маша смелости (уж чего у ней было всегда в избытке), и дверь растворила. Вы, наверное, думаете, что дверь должна быть замкнута на запор? А от кого в лесу запираться? Лихоимцы по лесам почти не шныряют. Они всё больше к городам да посадам жмутся: там они поживу ищут. А здесь – что взять? Вот дверь и была просто палочкой приставлена, что должно означать, что дома нет никого. Маша этому не удивилась. Они в Караваево все так делали. Не было ни у кого замков. Только у Абрама Мовича, лавочника, который своё добро сам сторожил и сам им торговал. НО не о нём речь.
Вошла Маша в горницу, а там … Посередине стол стоит, а на нём три тарелки глиняны – плошками называются. Пустые правда. Одна плошка большая, вторая – чуть поменьше, а третья – совсем маленькая. То есть не совсем, а по сравнению с первыми двумя. И все раскрашены нарисованными ёлками. Маша по горнице походила, всё разглядела, в шкафы посудные заглянула и в одёжный шкаф, но – скромно – то есть одним глазком. Увидала стулья и тоже три – два больших, а одно маленькое. Маша в избе уже пообвыклась, принялась на стульях раскидываться да раскачиваться, на одном, на другом, а на маленьком так качалась, что он запрокинулся, а Маша покатилась по полу и оказалась возле своей корзинки. Тут она о всех своих несчастьях сразу и вспомнила. Собиралась сова всплакнуть, но уже некогда было – есть очень хотелось.
Что вы делаете, когда проголодаетесь? Заказываете пиццу или данар? Увы. в Караваево это не практиковалось. Здесь приходилось о себе заботиться самим. Если о тебе папа с мамой не позаботились. В данный момент папы м самой рядом не оказалось, а кушать уже хотелось – мочи нет. Унывать? Так наша Маша не из таких. Засучила она рукава своего сарафана, придвинула к себе корзинку и давай грибы чистить. Решила похлёбку варить, грибную. Не пропадать же добру. В привычных руках любое дело спорится. Грибы перебрала, почистила (червивых не оказалось), нарезала, потом в ларе картошка обнаружилась, лук-репка, немного перловой крупа – всё, что для наваристой грибовенки потребно. Даже соль была. И эстрагон с петрушкой. Маша печь растопила и принялась в горшок сыпать, а потом, как плита нагрелась – сам процесс варки начался.
Сидела Маша перед печью и размышляла – тот, кто здесь живёт, скоро явится, и – верно – голодным, а тут Маша сидит и – здрасьте вам! – похлёбкой озаботилась. Тут самый угрюмый и всем недовольный человек в радушие прийти должен и расчувствоваться, чтобы Машу домой к ней свести. Такой вот у неё был расчёт.
Скоро сказка сказывается, да не скоро дело делается. Маша вся извелась от голода, пока похлёбка упрела (то есть настоялась). По Машиным прикидкам, хозяева должны явиться с минуты на минуту. Маша, взявшая временно на себя кулинарные обязанности, всю похлёбку по плошкам разлила, а потом спохватилась, что себя с порцией обошла. Что тут делать? Маша была девочкой культурной и воспитанной и громко спросила. Можно ли ей начать кушать, так как есть хотелось в чрезвычайности. Ей никто не препятствовал. Воздав хвалу Всевышнему за «хлеб насущный». Маша села за стол перед самой большой плошкой и взяла соответствующую ложку. Ей казалось сейчас, что она может съесть слонопотама. Ощущение такое было. Но управляться слишком большой ложкой было несподручно и Маша перебралась сначала к плошке поменьше, а потом пересела к самой маленькой. Вот там ей было удобней всего. Очень хорошо девочка покушала. Похлёбка удалась на славу. Да у дух в горнице стоял очень аппетитный, что тоже способствовало пиршеству.
Поела Маша, водичкой ключевой запила и так её разморило, что она стала засыпать прямо за столом. Где же эти хозяева? Их было не дождаться. Да и в лесу быстро темнело. Теперь возвращаться домой нельзя, надо будет дожидаться следующего дня. То есть утра. Стараясь не думать, что сейчас происходит дома, Маша направилась к спальную комнату, где стояли кровати, конечно же три. Девочке хватило сил добраться до ближайшей и вытянуться там. Но … подушка была слишком высока. Одеяло слишком длинно и вообще, она себя чувствовала себя здесь как на футбольном поле (хотя ничего про футбол не знала, но чувство осталось).
Вертелась Маша на большой кровати, вертелась, а потом решила перебраться на другую, но и там должного комфорта не появилось. Лишь только в третьей кровати, которая оказалась девочке по росту. сделалось так хорошо, что Маша моментально заснула. Древним говорили: «memento mori». Что это означает, мы точно не знаем, но что это делается быстро, ощущаем. Наверное, это связано с отбоем.
Уснула Машенька, а тут и хозяева заявились. Припозднились они, проголодались, а тут в доме у них так вкусно пахнет. Пока они в радостном возбуждении за столом устраиваются, давайте посмотрим на них, и познакомимся. Господи ты боже мой!! Да ведь это медведи! Самые натуральные медведи, как в цирке, но только без намордников. А так – всё на самом деле. Медвежья семья бурого окраса: папа- медведь, Михал Потапыч, мама- медведица Матрёна Михайловна и сынишка их, тоже – Мишутка, шустрый малый. Он первым в домик и заскочил и давай по горнице носиться, скакать, пока взрослые принюхивались. Но всё было, кажется, в порядке, стол накрыт и в плошках налита грибная похлёбка. Остыть успела, естественно, но ещё вкуснее сделалась, ибо настоялась на обеденном столе.
– Кто ел из моей чашки? – спросил Михал Потапыч, глядя на ложку, торчавшую из плошки.
Тот же вопрос задала и Матрёна, а Мишутка запрыгал рядом со столом. Показывая всем свою пустую чашку. Кто-то здесь побывал. Но Матрёна Михайловна резонно заметила, что когда они уходили, их чашки и вовсе пусты были. Так что претензии предъявлять надо к себе. Мишутка начал скакать ещё выше. Потому как у родителей похлёбка всё же была, хотя её быть не должно, а у него ничего не было. Несправедливо!!! Михал Потапыч рыкнул на него, а Матрёна Михайловна достала горшочек с мёдом, припрятанный ею, и вручила сынку. Мишутка тут же успокоился и начал быстро уписывать мёд, напевая под нос:
– Мишка очень любят мёд … ням-ням… Почему? Кто поймёт … ням-ням … В самом деле почему мёд так нравится ему …
Пока он ел и прыгал на своём стуле, папа с мамой тоже поели. Медведица собрала чашки, отобрала пустой горшочек у Мишутки и понесла посуду на кухню. Мишутка принялся снова скакать и запел, вспоминая мёд:
– Вот горшок пустой. Он совсем простой. Он никуда не денется. И оттого горшок пустой …
Но в это время недовольно заворчал Михал Потапыч, который увидел опрокинутый стул. Он решил, что это Мишутка уж слишком резвится. Но рык с кухни выглянула мама и крикнула супругу, чтобы тот укладывал сына спать. Мишутка собирался подпрыгнуть в очередной раз, но его папа поймал его.
– Только в полёте живут самолёты, – начал было голосить медвежонок, но слушать его вокализы никто не желал, а желали от него – наоборот - тишины и спокойствия.
– Спят усталые игрушки, мишки спят, – мурлыкала за перегородкой мама колыбельную, домывая посуду.
– Кто спал на моей кровати? – вдруг грозно спросил Михал Потапыч, держа Мишутку в лапах. Он глядел на свою постель, которая была вся разворошена, а одеяло свисало наполовину на пол.
Тут же появилась медведица, держа в лапах полотенце- рушник, которым она вытирала посуду.
– Ну и дела, – удивилась она, покачав в недоумении головой. – И у меня всё сбито.
– И у меня! И у меня! – скакал Мишутка, который умудрился вывернуться с лап папы- медведя. – И у меня кто-то спал. И спит до сих пор!
И тогда все медведи собрались возле кроватки Мишутки. Мама- медведица принесла с кухни лампу- коптилку. И тогда стало видно, что здесь спит девочка. Очень хорошенькая девочка, круглолицая, румяная, с конопушками вкруг носика, что задорно торчал. Девочка была одета в розовый сарафан, по подолу которого были вышиты крупные вишни. На голове имелась косынка, но она развязалась и упала на пол, открыв косы пшеничного цвета. Они свисали с небольшой подушки, перевитые ленточками. Рядом с кроваткой были аккуратно поставлены башмачки.
– Это – что? – задал вопрос папа- медведь. – Я вас спрашиваю.
– Человек, – ответила Матрёна Михайловна. – То есть девочка.
– Я вижу, что не охотник, – сердито отозвался Михал Потапыч. – Я спрашиваю, что она здесь делает.
– Спит она, папа, – сообщил Мишутка. – Она сейчас постоянно спать здесь будет?
– Я этого не позволю! – нахмурился медведь. – Обнаглели эти люди. Житья от них нет. Да я её сейчас … заломаю …
Ох, дорогие мои … Есть такое выражение – «все мы под богом ходим». Не задумываемся мы о значениях слов и выражений. А ведь бывает так: всё хорошо, ложишься и не думаешь, что глаза откроешь, а над тобой – медведь … и он не радуется. Вся наша жизнь переменчива: от хорошего к плохому и – наоборот. Но мы сейчас за Машу здорово струхнули. Но тут …
– Милый, успокойся, – тронула за плечо медведя его супруга. – Она нам приготовила суп. Он тебе понравился?
– Ты знаешь … да, – прислушался к своим ощущениям медведь. – Пожалуй, это лучший суп, какой я только ел.
– Вот видишь. И от людей может быть польза.
– Мама! Папа! – над Машенькой стоял Мишутка и пристально её разглядывал. – А она мне нравится. Я, пожалуй, на ней женюсь.
– Ты что, мёд на белене настаивала? – спросил Михал Потапыч супругу. – У него «крыша» поехала.
– Сынок, Мишутка, – склонилась к медвежонку мама. – Ты ведь медведь. Медведи не женятся на людях.
– Я не на людях, а на этой конкретной девочке, – сварливо заявил Мишутка. – Вон она какой вкусный суп варит. Мне, кстати, не досталось. А если она у нас насовсем останется, то мы всегда сыты будем.
– Однако … резонно, – заметил медведь, – Что, мать, скажешь?
– Утро вечера мудренее, – ответила медведица.
– Вот и я так же думаю, – буркнул медведь. – А съесть её мы всегда успеем, если у них не заладится.
Наверное Машенька думала, что попала в домик Белоснежки, где живут братья- гномы. Правда для гномов кровати были чуть великоваты, кроме, пожалуй, одной, где она и устроилась, где она так хорошо выспалась, где она и проснулась, а там … там …
Признаться, мы вовсе не собирались рассказывать про всякие ужасы, но эти мальчишки, к «ночном» … они просто не могли удержаться, чтобы не замешать сказку хоть на какой-то страшилке.
Итак, Машенька проснулась, в самом прекрасном настроении … хлопотной домашней работы не предвиделось, и надо было увидеть её лицо, когда перед ней предстали три медведя … А они попытались принарядиться. Михал Потапыч надел галстук бабочкой и соломенную шляпу канотье, Матрёна Михайловна достала из сундука кокетливую шляпку из итальянской соломки, ту самую, из водевиля, и фартук с отделкой из брабантских кружев (и как они в лес попали, непонятно), а Мишутка надел матросский костюмчик и берет с помпоном, которые сидели на нём столь нелепо, что Маша, вместо того, чтобы напугаться до полусмерти и закричать … вдруг начала смеяться и хлопать в ладоши, решив, что это продолжается такой сон.
– Мама, чего это она? – спросил Мишутка, поворачиваясь к родителям.
– Сынок, она же человек, – пояснила медведица. – У них же всё не как у нормальных … зверей.
– Наше вам здрасьте, – степенно поклонился Михал Потапыч. – Как дела?
– Заблудилась я, – призналась Маша. – К вам вот попала.
– Это ты правильно сделала, – поощрительно сказала медведица, стараясь не слишком широко улыбаться, чтобы не пугать клыками гостью. – Удачно к нам зашла.
– Я собираюсь жениться, – признался Мишутка. – И, кстати, на тебе. Правда, я здорово придумал?
– Громко кричать от радости не надо, – чопорно добавила медведица. – Мы интеллигентные животные и не принимает чрезмерных эмоций.
– Я … домой хочу, – неуверенно заявила Маша, которая, признаться, была огорошена такими заявлениями.
– Теперь твой дом здесь, – решительно заявил Михал Потапыч. – Ты его ещё вчера начала осваивать, привыкать к нему. Мы это так поняли. Потом … когда-нибудь … мы пригласим твоих родителей, познакомимся с ними. У нас здесь, в лесу, всё схвачено. Грибы, ягодные угодья …
– Пасека своя, – доверительно шепнул Мишутка, – прикинь …
– А ты меня, дочка, – снова улыбнулась медведица, – научишь, как делать такую вкусную похлёбку.
– Конечно, – соскочила с кровати Машенька. – Обязательно научу. Но сперва я за грибами сбегаю. Я тут такое место знаю. Самые лучшие грибы растут. Я такой вам супчик сварю, пальчики … коготки оближите.
– Мама, папа, – плаксиво заныл Мишутка. – Кажется, она сбежать собирается. За дураков нас держит.
– Ничего, сын, – сурово заявил хозяин. – Мы её отправим к моему кузену, на отдалённую заимку, а сами к свадьбе будем готовиться.
– А она оттуда не сбежит?
– Пусть только попробует, – рыкнул хозяин.
– Стерпится- слюбится, – резюмировала медведица- мама. – А у нас сейчас дел невпроворот будет. Найдётся и тебе дело.
Вот так, нежданно- негаданно, судьба Маши совершила удивительный фортель. Её посадили в плетёный короб и долго куда-то несли. Всё это время Маша плакала. А потом глубоко задумалась. Как-то она услыхала фразу, что «спасение утопающих это дело самих утопающих». Сначала девочка смеялась над столь заковыристым утверждением, но потом задумалась и разобралась, в чём там закавыка. Кстати, тогда она и плавать научилась. Так, на всякий случай.
Кузен Михал Потапыча был громадного размера медведем, который с трудом помещался в своём домике, сложенном из каменных плит. Кузен выглядел жутко и звали его соответственно – Озверин. Правда, когда он был маленький, чуть больше хомячка, его называли Зверушкой. Михал Потапыч передал гостинец – бочонок с мёдом, и подробно объяснил родственнику, зачем привёл девочку и что с ней делать. Озверин всё выслушал, а потом спросил;
– Так что с ней делать-то? Сесть?!
Маша громко заплакала, а Михал Потапыч начал вздыхать и чесать в затылке:
– Ты дома чем занимаешься? – наконец спросил он кузена.
– Ничем, – ответил тот. – Сплю.
– Вот видишь, – обрадовался Михал Потапыч. – Запустил ты своё жильё. Скоро у тебя змеи появятся.
– Пусть, – махнул лапой Озверин. – А я их съем.
– Не в этом дело. За домом ухаживать надо. Прибираться. Мусор убирать. Готовить тебе пищу.
– Ну-у, – отмахнулся лапой Озверин, – для этого хозяйка нужна. А я жениться не собираюсь. Места у меня мало, да ещё мыться меня заставит. А оно мне это надо?
– Хозяйка, – согласился Михал Потапыч. – Или работница. У работницы-то прав никаких. Она тебе слова против не скажи.
– Пусть попробует! – Рявкнул Озверин. – Я её мигом слопаю.
– Лопать не обязательно. К тому же она такой суп умеет варить – обалдеть ….
Медведи ещё немного поговорили и распрощались. Михал Потапыч ушёл готовиться к женитьбе сына, а Озверин принялся разглядывать гостью.
– Ты и в самом деле умеешь готовить похлёбку?
– Да, – робко ответила Маша, не поднимая головы. – Только мне грибы нужны, картофель, лук, коренья там, лист лавровый.
– Михась про это ничего не сказывал, – сварливо буркнул Озверин. – Говорил, что готовишь знатно.
– Так из чего-то готовить надо. Не из воздуха же.
– Вот так всегда, – принялся ворчать медведь, – надеешься на что-то, ждёшь, а тут заявляют, мол, вынь да положь.
– Я сама могу за грибами сходить, картошки накопать, луку, кореньев. Без труда не выловишь и рыбку из пруда.
– Да. Кстати, схожу-ка я на пруд за рыбкой. Тоня там у меня. А что касается грибов да прочего, то сейчас принесу. Кой-какой запас имеется. А выходить от сюда тебе не советую: болота тут кругом да чащоба, а там волки озорничают, уже и мне прохода не дают, так я на волчатину питаться было перешёл, но твою похлёбку в охотку попробую. Брательник тебя хвалил очень. Сказал, что ты недельку у меня поживёшь, практику ведения хозяйства пройдёшь, а там они тебя взад заберут. У них там не жизнь, а малина. Не то, что у меня.
– Вы, дядя Зверя не расстраивайтесь, – улыбнулась Маша, – и здесь жизнь наладить можно, если постараться.
И она постаралась. Очень хорошо постаралась. Пока Озверин на пруду рыбу лапами отлавливал, Маша в доме прибралась, весь сор из избы вымела. Окна от грязи очистила так, что сразу светло сделалось, а внутри всё цветами и ветками украсила. Свой дом Озверин не сразу и признал – стоял в дверях и озирался. Потом унюхал, что похлёбка готова и попробовать решил. Ложкой черпнул и … не смог остановиться, пока всю кастрюля не уговорил. Вкус – специфический. Знай наших! Понял Озверин, что иметь свою работницу – очень даже хорошо. Всё для тебя сделают, а ты всем только пользуйся.
– Пожалуй, – решительно заявил Озверин, – я тебя себе оставлю. В конце концов у Михася его Малашка есть. Пусть она у него готовит и убирает. А ты у меня будешь.
– Подумать надо, – осторожно ответила Маша.
– А чего тут думать. – пожал плечами Озверин. – Тут тебе думать не надо. Я уже обо всём подумал. Ты знай себе работай.
Ох, попала из огня да в полымя, подумала Машенька, но виду не подала. Бодренько улыбается. Хотя на душе кошки нещадно скребут. Надо срочно было себя выручать. Только вот незадача: попала она в такой дальний «медвежий» угол, что самой ей оттуда было не выбраться. Надо было срочно что-то придумать. А Озверин затащил в свой дом целый короб рыбы, что он на пруду выловил. Здесь и щуки, и сом, и налим, и других рыб в изобилии. Обычно рыбу Озверин так ел, сырой, какая есть. Но теперь он был сыт и равнодушно на рыбу ту посмотрел. Маша же короб придвинула да начала рыбу чистить, уху вариться поставила, и тесто замесила. Рыбы было в изобилии и она решила приготовить рыбные пирожки по рецепту дальней родственницу, Акулины Молоховец. Очень рецепт тот замечательный. Мы бы его здесь обязательно переписали, но места в сказке уже мало осталось, а Маша кое-что придумала и уже поспешала. Скоро уха сварилась. Озверин благожелательно к ароматам прислушивался и хвалил себя, что такой замечательной работницей обзавёлся. Про кузена своего и их семью он уже и не вспоминал, словно их и нет. Но когда испеклись пирожки, такой дух по жилью пошёл, что не в сказке сказать, ни пером описать. Сами попробуйте представить. Представили? Так на самом деле всё ещё лучше было. Маша, она на пироги мастерицей была. Её мамам научила и бабушка, по семейной традиции. Озверин аж зарычал в возбуждении, лапы к противням тянет. Но Маша на него решительно прикрикнула:
– Ещё чего! Ты уже похлёбки грибной наелся. Ещё вон уха наварена. А пирожки я испекла для матушки с батюшкой. Я ведь теперь, насколько я поняла, здесь жить буду?
– Правильно поняла! – радостно взвыл Озверин. – Здесь и нигде больше.
– Во-от! А дома меня потеряли, плачут, сокрушаются. А им весть послать должна, что всё у меня в порядке, что буду я теперь у тебя жить, дядя Зверя. Готовить и убирать. Правильно?
– Совершенно верно, – обрадованно заревел огромный медведь. – Истинно так!
– Во-от! А с весточкой я гостинец передам – вот эти самые пироги. Очень их мои родители уважают. Они по ним поймут, что всё в порядке здесь у меня.
– И как это всё передать? – спросил у Маши Озверин.
– Ну, если помочь мне некому, – сделала вид, что задумалась девочка, – я сама сбегаю. Одна нога здесь, другая там. Я быстренько.
– Ничего себе! – взвыл Озверин. – Обе ноги должны быть здесь. И ты с ними. Ты где живёшь?.. То есть – раньше проживала.
– Село Караваево.
– Тю! Так это же двадцать семь вёрст, да через самую чащобу, буераки, реки, раки, волки, разбойники, а прочих неприятностях я даже говорить не решаюсь.
– Но … надо. Я родителей бросать без доброй вести не стану. Уж лучше я в чащобе сгину.
– Не надо … сгибать, – вздохнул Озверин. – Я сам гостинец отнесу. Уважу тебя. Но более – никаких контактов. Ты будешь жить здесь. И точка!
– Хорошо, – послушно опустила глазки Маша, чтобы медведь не разглядел, как они у неё хитро блеснули. – Я сейчас все пироги в короб сложу, а ты ещё малинки принеси. Я её тоже родителям отправлю. Только я тебя провожать не стану, а пока спать лягу, чтобы сильно не расстраиваться и по своим не скучать. И ещё – сам пироги не бери. Пока ты ходишь. Я для тебя ещё напеку, и с рыбою, и с дичиной.
– А чего по ним скучать, – удивился медведь, – не всю же жизнь тебе при родителях находиться.
Ничего ему Машенька не ответила, а принялась пироги в короб складывать, бережно, чтобы не помялись в дороге. А Озверин за малиной пошёл. Только он за порогом пропал, как Машенька быстро шубу скатала, да под одеяло на кровати сунула, а потом в короб залезла, а пироги поверх себя разместила, да столь ловко, что её и видно не было. Только она спряталась, как дверь открылась и явился Озверин, притащил в лукошке малины. Видит, а Маши уже нет, и одеяло на кровати поднято.
– Умаялась, бедная, – посочувствовал медведь (он хоть и Озверин, но с пониманием). – Ишь, сколько всего сделать успела. Признаться, я у себя дома ни разу и не прибирался. А она и порядок навела, и наготовила всего. Ладно, уважу её, а там видно будет.
Озверин закинул берестяной плетёный короб за спину и отправился в путь. Дорога была длинная. Озверин шёл сначала бодро, быстро, но, постепенно утомился. За короб цеплялись ветви кустарников, над головой кружились сороки и оглушительно стрекотали, временами усаживаясь на короб. Медведь рявкал и поворачивал голову, сороки кидались врассыпную, но скоро снова приближались. Поблизости пробегали волки и лисы. Так Озверин прошёл десяток вёрст и остановился. От коробы одуряюще пахло свежей выпечкой.
– Сяду на пенёк, – громко заявил медведь сам себе, – Съем пирожок. А может и не один.
Маша внутри короба озаботилась. Вдруг Озверин залезет в короб и обнаружит её там. Что он тогда сделает? Наверное, не очень обрадуется. Надо было срочно что-то делать, потому что медведь уже изворачивался, чтобы скинуть лямки с плеч. И тут Маша поднесла к губам кружку и начала в неё говорить.
– Не садись на пенёк, не ешь пирожок. Высоко на крыше сижу, далеко гляжу. Вижу. Всё вижу.
Голос был глухой, но отчётливый. Медведь встрепенулся, начал по сторонам озираться, но девочки видно не было, да и голос доносился как будто издалека.
– Ничего себе, глазастая какая, – подивился Озверин. – Так далеко видеть. Дела-а.
Постояв немного, медведь двинулся дальше. Скоро чащоба осталась позади. Впереди виднелась речка. Медведь обрадовался.
– Вот сейчас отдохну. Сяду на бережок, съем пирожок. Разве я этого не достоин?
И снова послышался голос как будто издалека, и голос опять запрещал Озверину пирожки трогать. Очень это медведю не понравилось.
– Что, я не хозяин самому себе? – начал он громко рычать. – Да я. Может, сам себя иногда боюсь, до того я в гневе страшен. Да я не знаю, что сейчас сделаю.
А голос продолжал гундосить и требовать послушания. Правильно, чего Маше бояться, коли она за два десятка вёрст от гневливого медведя с всею его силушкой чрезмерною. Поворчал Озверин, да решил со столь нужной работницей не портить отношения. Когда вернётся, он ей объяснит, кто в доме хозяин и кто приказы оглашает. Завёлся даже косолапый и всю оставшуюся дорогу ворчал. Но раздражение добавило ему сил, и до Караваево медведь добрался довольно быстро. Осталось подойти к дому, степенно поздороваться, передать записку с весточкой и оставить короб с пирогами. Озверин привык, что к нему люди относятся с почтением и чуть не кланяются. Он и здесь ожидал подобной встречи. Но тут выскочили со дворов, набежали со всех сторон деревенские собаки и начали неистово лаять. Там. в лесу, они вели себя заискивающе и подобострастно, а здесь так раздухарились. А за ними и мужики появились с ружьями, да начали кричать, в медведя целиться. Озверин остановился.
– С гостинцем я, – заревел с достоинством. – От Маши привет принёс.
Но его не слушает никто. Кто-то с двух стволов пальнул, чуть не попал. Озверин оскорбился, да как заревёт в полную глотку. Но люди, вместо того, чтобы разбегаться, начали в него палить с ружей. Скинул тогда медведь со спины короб да назад помчался, во всю прыть своих четырёх лап. Короб открылся, из него – эко диво – пироги посыпались, а за ними и Маша Звонкая выкатилась, то смеётся, то плачет. Родители её увидели, подбежали, за руки хватают да оглядывают, не порвал ли её тот огромный медведь. А пироги мигом деревенские собаки похватали да растащили, словно ничего и не было. Маша потом всё происшествие пересказала, а мы это от мальчишек слышали. Правда всё или нет. судить уж не нам. Если верите, то значит, так всё и было. Вот такая она, наша Маша!
–