Глава первая. Надвигаются холода
Вообще-то он собирался к Майе, но дома ее не оказалось. А сидеть вечером одному в холодной квартире настроения не было; такие вечера и без того стали слишком частыми в последнее время. Подумав, Виктор направился в сторону Бременской – по всем расчетам Родионову деться было некуда, так почему бы и не нанести визит старому затворнику…
Порой даже общество Родионова способно показаться желанным и притягательным.
Темнело быстро, ледяной крупой било прямо в лицо, и предобморочный свет фонарей мало что мог изменить. На улицах почти никого не было, пурга всех попрятала по домам. Даже удивительно, как изменился город, за какие-то часы став едва живым и заброшенным…
Холодная же зима в этом году, равнодушно подумал Виктор. Правда что ли, ледник наступает… Тонкая ткань плаща, чуждая и даже смешная такой погоде, не спасала нисколько.
Вопреки всем ожиданиям, дом у Алексея оказался полон народа. Не готовый к такому повороту событий, Виктор так и замер на пороге.
- Да ты проходи-проходи, - ухмылялся Родионов, видя его замешательство. – Что ж ты стессняесся, точно девица...
Вяло отругнувшись в ответ, Виктор разделся.
Гости были сплошь очкастые, бородатые и незнакомые. Затесался среди них один зрячий и лысый – чистой воды белая ворона; видимо, понимая свою нехорошую исключительность, держался он с подчеркнутым достоинством, даже несколько ерепенясь, как показалось Виктору. Этакая смесь предводителя дворянства и профессора Шниппельсона…
- Вот, заявились друзья детства на мою голову, - с явной гордостью сказал Родионов. – Корми их теперь, развлекай, понимаешь…
Последовали бурные представления, пожатья рук и прочее (имен Виктор все равно не запомнил, слишком уж много их было – бородатых и одинаковых. Не имен, а друзей детства, естественно). Виктора усадили за стол, налили какой-то дряни и продолжили, очевидно, прерванный его появлением разговор.
Говорили (горячо и как-то излишне, неприлично серьезно, даже болезненно) о политике, о грядущих выборах и, конечно же, о том, как называться Эльзасской области.
- Да как вы не понимаете, - распылялся один, покрытый особенно густой раститетельностью, - пока сохраняется существующее положение вещей, сохраняется и вера в то, что оно соответствует действительности! Пусть по инерции, пусть даже по лени ума и дурости, но только так мы можем сделать для будущего хоть что-то!..
- Сам ведь признаешь, Марек, что все это не более чем фикция, - лениво возражал лысый. – И ребенку понятно, что прошлое ушло навсегда, а ты о какой-то инерции говоришь…
- Но самосознание людей! – восклицал Марек. – То, кем они себя чувствуют, ощущают, в конце концов!
- А кем бы не чувствовали – один хрен, хоть горшком глиняным…
- Господа-господа, - Родионову всегда было свойственно вмешиваться во все подряд, - не забывайте, что как неожиданно все произошло, так же неожиданно может и вернуться обратно.
Все даже как-то притихли от этого предположения.
- Маловероятно, - поставил наконец диагноз Марек.
- Да уж, - поддержал его бородач справа от Виктора. – Что ни говори, а надо исходить из того, что возвращения не будет…
- Никто ведь так и не понял, что тогда произошло…
- А как головы-то ломали, господи! Чуть мозги ведь не вывихнули! Ладно бы толк был…
Заговорили о том, как ломали головы. Это была старая тема и совсем Виктору не интересная, как, впрочем, и все, о чем говорилось раньше, – тот случай, когда истину можно обнаружить разве что в вине.
Он опасливо принюхался к стакану. И что это они пьют такое? Портвейн, что ли?
Экспериментаторы…
Едва удержавшись от того, чтобы ни зажмурить по-девичьи глаза, он опрокинул в себя содержимое стакана. Оказалось даже ничего. Не так плохо, во всяком случае.
В дверь постучали.
Родионов удивленно нахмурился.
- Ну и денек сегодня. Кого там еще принесло…
Пошел открывать.
После недолгих, но, насколько он мог судить, яростных препирательств в комнату вошла девушка. Виктор даже обалдел слегка. Светловолосая и тонкокостная, как северянка, с коротко остриженными волосами – после болезни, что ли. Девушка была похожа на ангела, потерявшего дорогу домой. Да и правда, что ей тут было делать?
Руки у гостьи были заняты свертком.
- Господа, это Эльза, - с дурацкой жизнерадостностью объявил Родионов, - вы, конечно, не поверите, но она племянница одного моего очень доброго приятеля…
Эльза улыбнулась.
- Дядя просил вас поздравить от его имени, - она передала Алексею весьма объемный бумажный пакет. – Он просит прощения, что не смог зайти сам – у них сегодня допоздна какое-то собрание в мэрии.
Родионов крякнул.
- Знаю, знаю, что у них там за собрание! Ладно, передавай, что я не обижаюсь. Как он там, как Алисия?
- Да хорошо, спасибо.
Значит, у Родионова сегодня именины, сообразил Виктор. Вот откуда такое сборище! И ведь не признался, подлец! И что с ним сделаешь, скажите на милость? Надо, надо ему будет вернуть должок при случае…
Хозяин пригласил гостью к столу. Виктору показалось, что он и не рассчитывал на то, что она согласится...
И она действительно отказалась, тактично, но непреклонно.
- Эльза, ты ведь одна пришла? А на улице-то уже хоть глаз коли… Так, господа, кто пойдет провожать даму?
Вызвался Виктор. Девушка ему понравилась, и, удалившись на время (да и насовсем) от родионовской пьянки, он много не потерял бы, это точно.
Кажется, Эльза смутилась, правда, не до такой степени, чтобы не поблагодарить провожатого и не спросить, как его, собственно, зовут. Внутренне развеселившись, Виктор назвался, и они стали собираться.
- Очень приятно.
Она на редкость аккуратно и красиво оделась. Пальто ей подал Родионов, но в том, как она прилаживала шляпку, как облачала в перчатки пальчики, сквозил истинный аристократизм, Виктор даже залюбовался.
Интересно, кто она? Племянница чиновника – слишком размытое определение, чиновники тоже разные бывают. В одежде ее особой роскоши он не заметил... Правда, племянница – это не дочь…
- Вы далеко живете? – осведомился Виктор, когда они вышли на улицу. Ему хотелось взять ее под руку, но он не решился.
Эльза покачала головой.
- Не очень. На Гальта...
Идти было минут двадцать. Один Виктор дошел бы, конечно, раньше, но зная, что ходит быстро, он не хотел торопить девушку. Да и общество ее ему было приятно.
- Вы живете с родителями? – спросил он.
- Нет, у дяди с тетей, - вроде бы охотно ответила она. – Я давно живу у них, с детства.
Виктор благоразумно не стал расспрашивать о причинах и был прав.
- А я, знаете, только вот как полгода приехал в город и толком еще не освоился.
- Вы не были во дворце?
Он сознался, что не был. О Харлсберге он и читал, и слышал много, но посетить как-то не довелось.
- Ни разу не побывать во дворце – это даже как-то странно... Вы обязательно должны повидать его, это чудесное место.
- Но, знаете, идти одному как-то не очень ловко, - простодушно заметил он. – Вы не составите мне компанию?
Эльза почему-то замялась.
- Я не знаю.
- Ну что же вы! Сначала расхваливаете, а потом отказываетесь от роли провожатой... Немного нечестно, правда?
Ему хотелось, чтобы она согласилась. Конечно, способ назначения свидания он выбрал довольно неуклюжий, но ничего лучшего ему в голову не пришло. Да и действительно, не звать же ее в кабак!
Какая же она красивая, вдруг подумал Виктор. И холодная. Интересно, что же все-таки случилось с ее родителями?
Впрочем, это действительно не его дело.
- Хорошо. Только вы зайдите к нам на минутку, ладно? Поздороваетесь с тетей...
Ну вот, уже и до знакомства с опекунами дошло. И куда это его несет только?
Вроде бы собирался сегодня к Майе...
За каким-то пустым, ничего не значащим разговором они наконец добрались до Гальта. Эльза жила в особняке красного кирпича, кажется, увитого прежде плющом. Теперь стебли смерзли, что и говорить, им было не пережить этой зимы.
Два этажа. Десять окон на фасаде. Высокий фундамент и двойные двери парадного входа.
Виктор даже как-то оробел слегка.
- Что ж вы стоите? – нетерпеливо сказала Эльза. – Пойдемте.
- Простите, как зовут вашего дядю? – наконец сообразил осведомиться Виктор.
- Фон Шварц.
О боже, вздохнул про себя Виктор. Белая косточка...
- Что же это, получается, вы дворянка?
- Нет, почему же. Мой отец не имел титула.
Наверное, бедные родственники отдали дочь на воспитание более состоятельным. Виктор почему-то почувствовал к ним, этим бедным родственникам, неприязнь. В некоторых вещах он оставался до смешного идеалистом.
Тем не менее было холодно, и они поспешили войти. Дворецкого, как ни странно, не оказалось.
Быть может, у него просто был выходной?
Виктор помог Эльзе раздеться.
- Милая, ну наконец-то! Я уже места себе не находила...
Явилось новое лицо – полная, некогда яркая дама, еще сохранявшая остатки былой красоты. Пухлые чувственные губы, выразительные, немного выпуклые, жалостливые светло-голубые глаза, каштановые пышные волосы, убранные под косынку. Единственное, что портило эту увядающую Венеру – выражение томной, капризной усталости, кажется, навек застывшее на когда-то прелестном лице. Однако при виде молодого человека дама расцвела любезной улыбкой.
- Добрый вечер...
- Это друг Алексея Палыча, тетя, Виктор, - Алексеем Палычем звали Родионова. – А это моя тетя, Алисия Шварц.
Виктор поклонился.
- Тетя, мы пойдем завтра смотреть Харлсберг, хорошо? Ты не будешь против?
Кажется, Алисия растерялась.
- Нет, наверное... Но что же мы стоим! Давайте хоть чаю выпьем: вы, наверное, совсем замерзли...
Их усадили пить чай («эта зима настоящий кошмар, не так ли?.. Как вы полагаете, не будет ли осенью неурожая? В воскресном выпуске опять поднимали этот вопрос...»), и, надо признать, это было очень кстати. Виктор даже сумел несколько преодолеть свою стихийную неприязнь к Алисии: она была, конечно, излишне суетлива, и у нее было такое томное, усталое лицо, и, кажется, она вообще не имела своего мнения, повторяя то за мужем, то за газетами, но, в конце концов, это еще не самое страшное, что может быть с человеком. В конечном итоге госпожа Алисия была, по-видимому, обычной городской кумушкой, и к этому надо было относиться снисходительно...
Виктор даже как-то размяк, разомлел в этой обстановке. Он кивал, соглашался, учтиво поддерживал светскую беседу, избегая опасных тем и подводных рифов, и краем глаза все время наблюдал за Эльзой. Барышня нравилась ему все больше и больше: с ее нежных уст не сходила какая-то загадочная усмешка, а замечания были неглупы и порой даже остроумны – да, она очень к себе располагала.
Определенно, экскурсия не должна была оказаться пустой тратой времени.
Тем не менее настала наконец пора откланиваться. Они и без того просидели едва не час, и нормы приличия уже требовали избавить дам от своего присутствия, что Виктор и не преминул исполнить.
На улице теплее не стало. Пошел снег, и ветер дул хоть и в спину, но волосы на затылке у Виктора от этого становились дыбом; как он ни спешил, но дойти быстрее чем за полчаса не вышло.
Придя домой, он первым делом включил газ на кухне и с тоскливой неизбежностью подумал о том, что придется, видимо-таки, заказывать себе пальто. Раньше он вполне обходился плащом, но то было раньше, когда не смерзал вечнозеленый плющ на дворянских особняках...
Ему стало смешно и грустно. На улице холод собачий, подходил срок платить за квартиру, и он был совершенно не уверен в своей кредитоспособности, но завтра с утра ему будет показывать Харлсберг, печальное прибежище последней императорской династии, племянница второго человека в городе. И ему абсолютно все равно, что подумает господин Шварц и как он отнесется к тому, что это отнюдь не последнее свидание с его опекуемой. Виктором вдруг овладело странное равнодушное предвидение: почему-то он был абсолютно уверен, что не последнее...
А на Бременской, наверное, продолжал напиваться Родионов со своими бородачами, и они, наверное, до хрипоты сейчас спорили и даже бранились друг на друга, как будто бы все их споры и брань способны были хоть что-то изменить.
И Майя, наверное, уже вернулась домой и поет песни соседским детям, потому что она добрая, сильная и, конечно же, ей совсем не хочется спать, нисколько. И ей совсем не трудно помочь, что ты, Катенька, ведь для нее это счастье – сидеть с малышами. Впрочем, может быть, последнее было правдой...
А Эльза, должно быть, уже отходит ко сну. Не спеша и не медля разоблачается, освобождаясь от своих темных длинных одежд, расстегивая крохотные крючочки, пуговки (может быть, ей помогает девушка? Виктор представил на мгновение темный силуэт этой крупной, раздобревшей на жирном деревенском молоке и пышном хлебе особы и содрогнулся... нет), скидывая на пол юбки и надевая что-нибудь тонкое и легкое, как папиросная бумага, и ложится в постель, бесстыдно оголяя длинные белые ноги: ведь смотреть некому...
Занятый этими мыслями, он приготовил ужин: яичницу с хлебом и чай, - поел и лег спать. Снилась почему-то Майя, грустная, но привычно ласковая: она спрашивала, почему он к ней не пришел, ведь она ждала, и хотя Виктор был не виноват, и она не упрекала, но ему почему-то было обидно и стыдно...
Он ошибался. Нет, что касается Родионова и его доброй печальной подруги, он вполне угадал, но в тот момент, когда он представлял Эльзу в тонкой ночной рубашке, она и не думала ложиться спать. Правда, она пожелала тетке спокойной ночи и даже аккуратно поцеловала ее в щеку, и прошла в свою комнату, но раздеваться не стала. Погасив свет и бездельно просидев на кровати полчаса, Эльза спустилась вниз, на первый этаж, оделась в уличное и вышла через черный ход.
Ганс Йозеф Шварц к этому времени домой еще не вернулся, что до Алисии, то она, напившись снотворного и подвязав под горло ленты теплого чепца, крепко спала.
Продолжение здесь: https://litnet.com/ru/book/xarlsberg-b175818