Дневник Альфреда

Зигмунд Вольф
1 октября

Меня зовут Альфред, не важно, какой я национальности, какую исповедую веру, всё это не нужно. Различие, созданное политиками, чтобы с помощью них повергнут мир в хаос. Я в стороне от всего этого безумия наблюдаю за ним, негодую и иногда восхищаюсь им.
И вот я начну рассказ с далека, где вечно сменяющимся спектакле : (весна, лето, зима, осень) оставалось одно неизменно для меня дерево, что возле дома нашего росло, которая самым преданным и лучшим другом была для меня, который мог выслушать не перебивая, укрыть меня от каплей дождя от жизненных невзгод, накормить своими плодами, умиротворить шелестя листьями своими. Но прекрасные дни закончились, оно начало увядать на глазах, не каждый поймет, как терять тебя близкого друга, но каждый поймет, как посмеяться над тем, кто мыслят иначе. И день настал, двое палачей с топорами начали рубить его, кто лишь рос к солнцу и вечно радовал обывателя. Когда дорубили его они, бросили его в пламя, где огонь пожирал лучшего друга и всё светлое у меня и вот, я пустышка без надежды на счастливый конец закрываю глаза и засыпаю, вспоминая те светлые дни свои проведённый с ним.

5 октября

Мятый листок, испачканные руки чернилами слова написанной мной «Кто я? , зачем ненавидим друг друга?, зачем вспоминаем тех кому не нужны?». И вот бутылка пойла в руке, великолепный дурман, день пролетел не заметно, множество лиц, видел сегодня маски скрывающий истинных личностей глубоко закопанных внутри. Белый шум от экрана ящика, стихи Бродского на устах, вспоминаю два рекламных баннера балет в Большом театре, выставка картин Гоя, Пикассо в картинной галерее, где то в начале зимы. Конец нового дневного спектакля, постель сон, завтра будет новый «прекрасный» день.

10 ноября

Снова монолог или диалог самим собой. Холод, дождливый день, чашка чая в руках. Далёкие воспоминания.
Окопы, крики вопли раненых, командиры кричащие « За Сталина!» , запах сырости и смерти, далёко играет музыка и я иду к ней под градом пуль, и вот я пришёл к ней дитя со скрипкой в руках играющие сонату Моцарта, он так далёк от этого безумия, рисует нотами день под мирным небом, где веселятся, танцуют, болтают ни о чём. Мгновенье артиллерийский снаряд взорвался, возле мальчика война забирает самых достойных людей.
Оккупированный Сталинград, голодные лица людей, родители, теряющие своих детей, дети, теряющие самых близких людей. Запах отчаяние и смерти витает на улицах города. Каннибалы, суицидники повсюду, голодные школьники учатся в школе под звуками разрывающий мин, музыканты, как яркий свет в этой бессмысленной жестокости, вселяют надежду в обессиленных людей и пугающие звуками русских классиков оккупантов.
Освобождение, слёзы, салют. Многие оккупанты не дожили до наших дней, а тех, кто дожили, никому не нужны.

5 декабря

День искусства у меня, где окружение невежественных людей, в картинной галерее наслаждаюсь картинами Пикассо и Гойя и вот не замечаю никого, иду к тому единственному «маяку», что дорог моему сердцу «Старый гитарист» Пикассо, будто в зеркало смотрюсь. Он так близок мне и так далёк, отчаяние его утопающий в синем цвете, его руки не играю ничего весёлого, лишь ноктюрн Пухоля и похоронный марш Моцарта. И вот опять пора бежать, но не от себя, а постановку в большом театре.
И вот я среди аристократов сижу на последнем ряду, кто-то жуёт свой дорогой галстук от нервов, кто-то строчит сообщение любовнице, рядом сам ною, кричит ребёнок, что хочет пить. И вот прозвучал первый такт и больше и меня никто потревожит, ибо снова я один среди звучащих нот и балетных вставок. И среди гармонии, грации и красоты меня больше удивил дуэт скрипки и примы балерины. Они вызвали у меня неописуемые чувство высшего наслаждения, что заполонило мою душевную пустоту, заставившее ненадолго исчезнуть мыслям моим о вечном покое и вечной бессмысленной «комедии» моей. И снова повторился печальный конец. Безумный поклонник вбежал на сцену и застрелил двух прелестный нимф и что - то не внятное сказав, покончил собой. И я медленно поднялся на сцену, увидел «израненный лебедей» их изуродованные лица. И молча, взяв пистолет, нажал на курок, осечка не повезло.

31 декабря.
Новый год и снова его один сижу за столом. Снова наслаждаюсь одиночеством своим, слушаю наглую ложь в двенадцать часов. Дарю подарок себе сборник ноктюрнов Шопена. Улыбаюсь, радуюсь, играю всю ночь. Вот что значит счастье для меня.

25 Марта

Дивный весенний день, провожу с Шекспиром, наблюдаю за людьми, вижу счастливых парочек, вспоминаю двух «израненный лебедей», боль груди в груди падаю обморок, добрый человек помог встать. Снова дома, горы пыли, не помытой посуды, серый цвет преобладает в моей квартире. Смотрю в зеркало, вижу сморщенного старика, с пустыми глазами. Сажусь в кресло беру вино, запиваю им гору таблеток, кома.

18 августа.

Что я видел в коме? – спросил доктор у меня. Я ответил «Остров, старый гитарист перебирающий аккорд на инструменте, двух «израненный лебедей» и море слёз.

Заключение о смерти.
Пациент Альфред покончил собой 19 августа 1999 года.
Последнее слова были его « Никаких Dc fine, не фонарей, не реприз, лишь только fine и вечный покой».