Г Л А В А 2
"ПРОПАВШИЙ БЕЗ ВЕСТИ, Я НАЗОВУ ТОБОЙ ДОРОГУ..."
(ДДТ, "Пропавший без вести")
Видения всегда приходили на рассвете, перед настойчивой и жёсткой побудкой Юкова. Он думал потом – интересно, насколько они «изжёваны», измусолены, изнасилованы Шэтапом?
… - Вы меня измучили, рыцарь, - сказала Мей-Камэй, теребя кружевной бант на лифе. Лицо её было бледным, под глазами лиловели круги, румянец поблек, но она старалась сохранять достоинство и гордо держала голову. – Вы меня измучили...
- Да? – Жильбер склонил голову набок.
- Я не должна была приходить и писать вам. Но я… я люблю вас. С самого первого мгновения, как увидела на регате, когда вы спасли моего брата от зубов Стальной Акулы, и акулы не тронули вас, словно вы заговорены от смерти. Они вас испугались! Но все знают – Стальная Акула боится только тех, кто сильнее её! Я потеряла покой и сон. Когда отец пригласил вас во дворец, я сошла с ума от счастья – видеть вас, сидеть с вами рядом, слушать ваш голос… Нет! Не перебивайте! – она выставила вперёд ладони. – Я выскажу всё, иначе решимость оставит меня. Вы можете думать, что я – неуравновешенная дурочка, но никогда не назовёте бессовестной лгуньей, ибо любовь сделала меня такой. На вас лежат чары любовного заклятия – им невозможно противостоять. Если вы позовёте меня с собой – я уйду на край и за край мира. Только позовите… Жильбер, позовите меня! – и Мей-Камэй протянула к Жильберу руки. Прекрасное мгновение остановилось.
Белокаменная галерея вкруг малой дворцовой залы, нависающая прямо над узкой частью залива и выходящая строго на запад. Великолепная панорама мирного заката открывается отсюда каждый день, красит белый камень багровыми и пурпурными бликами, залив – розовыми и лимонными, а окна дворца – малиновыми и кровавыми. Но сейчас – середина дня. Мягкий ветер стирает зной влажной губкой. Влево и вправо от дворца уходят, постепенно повышаясь, гряды холмов, усеянных цветущими маками, люпинами, ирисами, шиповником, барбарисом, колокольчиками, лилиями и ещё множеством разнообразных цветов и рассыпающих пыльцу трав. Усеянных так густо, что было удивительно, как им не тесно.
Прихотливая вязь не менее густых цветущих роз и глициний карабкается на колонны, обогнув здание с восточной стороны, оттуда, где бушуют летний парк и фруктовые сады. Скамьи в шёлковых подушках, бирюзовый столик: горки фруктов на серебряных блюдах, бокалы, вино.
Благословенный мир, где только жить и наслаждаться жизнью!
В ожидании ответа юная герцогиня Мастерфлауэра, Мей-Камэй, застыла, стиснув руки. Неприбранные каштановые волосы рассыпались локонами по голубому атласу, невероятной синевы глаза заволоклись отчаянием, мольбой и гневом: она впервые в жизни просит!
Рыцарь Жильбер не отводит взгляда, но он хмур и ожесточён: - Говорите, что готовы уйти со мной? Что не боитесь дороги? Не побрезгуете спать на моём потном плаще, глотать пыль и вонючую воду? Выдержите палящее солнце и град в лицо, укусы насекомых, кровавые пузыри на стёртых ногах, сумеете бок о бок со мной отбиваться от диких зверей? Вы хотите любви, герцогиня? Вы хорошо подумали? Я не создан для любви и комфорта и, тем более, для семейной жизни. Моё появление в вашем чудесном мире – нелепая случайность, и я нигде не задерживаюсь надолго.
- Мей-Камэй! – голос Жильбера смягчился наконец-то, но лишь для того, чтобы нанести завершающий удар. - Я могу подарить вам ночь, ночь холодного, самовлюблённого и мрачного мужлана, не способного даровать наслаждения и тепло, и пекущегося лишь о собственной усладе. Я быстро пресыщаюсь, герцогиня. Нужно ли это вам, трепетному существу, созданному для любви и поклонения?
Мей-Камэй вспыхнула, пунцовые губы задрожали: – Вы… Вы… - только и выговорила она. Потом схватилась за голову и выбежала вон.
Рыцарь Жильбер долго стоял неподвижно, ожидая, когда рок схватит его за шиворот рубахи из грубой походной материи и перебросит неведомо куда, пока он не сгорел от стыда и тоски. Уж лучше сейчас, пока он не дал любви проникнуть глубоко в сердце и укорениться, лучше теперь, с этой галереи, чем из душистой опочивальни девственной Мей, или со свадебной церемонии, или от колыбели новорожденного наследника герцогства Лятр-Вилльис…
Перед его глазами пронеслись его последние расставания. Раскосая Буонг, обливающаяся кровью в когтях тугора. Прекрасная Мюлли, выпущенная из рук над бескрайними болотами Уота и летящая в бездну. Сёстры-близнецы Ирма и София Виттали, одна за другой сгорающие в пасти дракона. Нина Гальятти, оставленная на растерзание вампирам. Семья вдовы Мэри Лайт с семью детишками, которую он не успел защитить от пиратов. Льюзель, теряющая силы в схватке с перерожденцами-Ферроптерами. Чернокнижник, ставший ему отцом и учителем на Метцельштрассе и пытавшийся снять с Юкова не то проклятие, не то – непрошенный дар, и вернуть к нормальной жизни; мудрый Готлиб, погибший при переходе Жуля на Шардицу, где вечно дули ураганные ветры. Сиротки Стэн и Мэгги, вытащенные из гражданской войны на Дунце, чьи тонкие детские шейки деловито перерезал Шаман-людоед Яуга…
И сколько их ещё было – погибших любимых и тех, кого он не позволил себе полюбить, не дал привязаться. Что ж, Мей-Камэй станет лишь очередной вехой в бесконечной череде миров, давно потерявших смысл и слившихся в единое расплывчатое пятно.
Отныне он запретил себе влюбляться и любить.
… Поначалу Башмачников смущался, улавливая чужие откровения, то, что силой было изъято у Отшельника и не предназначалось никому. Жене хотелось спросить его – ну, как? Тебе уже легче со своими воспоминаниями? Груз уменьшился? Но это был бы удар ниже пояса. Юкова и так уже опустили ниже плинтуса. Как можно было пойти на это добровольно? Даже если он считал себя закоренелым грешником. Даже ради искупления своей вины перед всеми, кому он не успел сказать последнее «прости».
Затем Женя со стыдом признался себе, что получает извращённое наслаждение. Пока не заработал шок.
Жуль Юков беседовал с Андреем Вороновым! Однако чужая память может быть иногда полезной, особенно, когда слушаешь исповедь заклятого врага.
Они сидели на каменной террасе прибрежной пивной. Перед ними расстилалась узкая полоска каменистого пляжа, за ней плескалось море, далеко налево бурлил кипучей жизнью причал, а в дальнем конце пивной гомонили полупьяные матросы.
- Так как же ты стал Сысковиком, Андрей? – в голосе Жуля не было иронии, злости или презрения – только любопытство: Иномирье куда терпимее к землянам, чем земляне друг к другу, а его многообразие скоро отучивает удивляться.
- Я ещё мальцом понял, что вижу, чувствую иномирцев. Мне повезло – я был замкнутым и одиноким, со мной не хотели дружить и смеялись, тыркали – может, тоже чувствовали, что я не такой, как все. И мне не с кем было поделиться тем, что меня распирало. А в институте моя тайна открылась. Когда на лекциях появилась неизвестная девушка, она показалась мне подозрительной, и я начал следить за ней. И однажды в подворотне засёк с парнем, с которым она трахалась стоя, а во время его оргазма прокусила шею и начала жадно сосать кровь. Он даже не пикнул. Я насладился зрелищем сполна – к тому моменту я равно ненавидел и землян, и иномирцев. А затем скрутил её, вскрыл вену и заставил исполнить свой Зов. И пока она пела, я впитывал её Зов всем существом. По сути, я тоже выпил её, но не физически, а ментально. После этого меня вычислили очень быстро. Меня выловили и сделали сысковиком. А я мечтал создать независимую рок-группу и заниматься музыкой и только музыкой. Но – не срослось.
И мне пришлось стать Сысковиком номер 1, независимым Сысковиком-супер, чтобы продолжать оставаться одиночкой и не ходить в шестёрках – я бы этого не перенёс, впитанная энергетика вампира не переносила принуждения и несвободы. Я мечтал сконцентрировать в себе сверхспособности иномирцев и стать истинно свободным и могущественным – но не успел. Тера на этот раз оказалась сильнее. Мне пришлось заключить с ней договор – в обмен на возможность быть с единственным человеком во Вселенной Иномирья, которого я любил, с той, которая меня никогда не любила.
Но власть поменялась, Изнанку освободили и принялись перекрашивать, и я воспротивился. Мне не по душе были эти клоунские пертурбации, я сдружился с серым цветом, с радостью растворился в нём, теряя постылое тело и форму. Тебе не понять – это истинная Нирвана, но пронизанная могуществом и вседозволенностью. Это взаимообогащение душ, напитка энергией Информационного поля.
Души обязаны были оставить в покое и дать им восстановиться после падения царства Теры. Они заслужили отдых и новую жизнь, жизнь духа, бестелесную – и всеобъемлющую. Я считал, что незачем даровать им утраченную телесность и шутовские наряды. Ведь истинная ценность Изнанки – в Информации. И тогда я создал резерват – и добился его независимости. Я долго и тщательно собирал в единую библиотеку разрозненные фрагменты распавшихся воспоминаний выпитых Терой сущностей. Информационное поле в чистом виде – вот истинное сокровище Иномирья!
- Исключительная судьба!
- Не более чем твоя, Жюль.
- А чем же ты занимаешься тут, в мирах, во вполне телесном виде?
Мужчины допили крепкий тёмный эль и кликнули официанта.
- Смысл моей жизни на данный момент – стать необходимым Саше Ковалёвой, доказать, что я не чудовище. А чем занимаешься в мирах ты?
- А смысл моей жизни и на данный момент, и на все последующие – движение. За ним теряется всё остальное. Я разучился любить, сопереживать, сочувствовать, помогать ближнему. Таким меня создала проклятая фантазия – она же меня питает и гонит вдаль, как ветер гонит клочок пепла. Но однажды я наступлю на собственный хвост, цепь замкнётся, я стану рвать её, пытаясь выбраться и стать обычным человеком.
- Обычным человеком тебе стать не суждено. Как и мне. Мы оба – заложники своей исключительности, своей самости. Я тоже мечтал порвать в клочья предопределённость и встать над. Теперь твоя очередь рассказывать о себе, Юков. Где ты родился?
Юркий официант в застиранном, потёртом переднике поставил перед ними четыре новые запотевшие кружки, наполненные ледяным напитком мужчин, и Андрей, не глядя, сунул парню чаевые.
- Я родился в почтенном и уважаемом мире Бабельдин, над которым никто не посмел бы посмеяться. Бабельдин славен учебными заведениями и сельскохозяйственной академией. Он поставляет в Союз биологов, химиков, почвоведов, инженеров-экологов, ведущих аграриев и ветеринаров, и прочих необходимых специалистов-естественников. Я был примерным мальчиком, изучал биологию и должен был пойти по стопам родителей – окончить сельхоз-институт и распределиться в один из тихих буколических уголков – выращивать морковку… или кроликов, что одно и то же.
- Ты пробовал вычислить, кто тебя проклял?
- Пробовал. И понял, что ни человеку, ни перерожденцу это не под силу.
- Как это происходит, что тебя вдруг срывает с места?
- Хочешь попробовать примерить на себе мою одёжку? Вряд ли это возможно. Ведь ты даже не убьёшь меня – та сила, что срывает с насиженного места, бережёт меня и не даёт сгинуть в самых дерьмовых и вонючих дырах. Я уверен, она способна вытащить меня из лап самого чёрта!
- Скажи спасибо, что тебя не занесло на нынешнюю Землю, – хмыкнул Андрей. – Современные земляне куда хитроумнее своих творений. Ты мог бы застрять там окончательно и сгнить в бункере для особо буйных иномирцев. Я думаю вот что – это было не проклятие, а знак. Ты можешь пройти насквозь все миры, собирая информацию, прочесать Изнанку навылет, и рано или поздно оказаться в Высших Сферах. Ты – везунчик, Юков. Ты можешь приблизиться к Всесоздателю, познать его, задать сокровенный, заношенный до дыр вопрос о пресловутом смысле бытия, и даже встать вровень. Может, тебя готовили в наследники? Или, наоборот, отправили по этапу в пику Всевышнему? Я был бы не прочь занять твоё место, чтобы это выяснить!
- Андрей, эта жизнь понемногу выбивает из тебя всё человеческое! Она не под силу человеку. Чтобы выдержать, когда тебя швыряет так, надо превратиться в бесчувственного истукана, законченного эгоиста. А я не хочу превращаться в каменного идола, чьё самолюбие питается священным ужасом народов, сочиняющих о тебе легенды. Я устал от бесчувствия. Я хочу, чтобы страдания людей меня трогали. Любовь целовала глаза. Слёзы выедали душу. Я хочу быть живым!
«А теперь он превратился в мизантропа», - подумал Женя. – «А ведь не так много времени прошло. Впрочем, со Временем в мирах сам чёрт голову сломит…»
После подслушанной исповеди Андрея Воронова у Жени вся муть всколыхнулась со дна души. Воронов и здесь мнил себя супергероем, которому дозволено всё, который желает приблизиться к Царству Божьему. Нет, Женя не допустит его к Саше! И предупредит Киру.
«Юков обязан рассказать мне всё, что знает! Обязан!»
Женя схватил ведёрко с картофелем и поспешил на другой конец поля.
- Уже взрыхлил? – хмуро осведомился Юков.
- Взрыхлил. Жуль, чтоб тебя розарвало, как ты можешь думать о жратве теперь?
- А о чём мне прикажешь думать?
- О спасении!
- Спастись отсюда можно только на Изнанку.
- Значит, ты знаешь, как попасть на Изнанку?
- На Изнанку путь прямой и короткий. Я там был – и мне не понравилось, – просто ответил Юков.
- Ты… ты сможешь подсказать мне этот путь? – умоляюще произнёс взволнованный Женя.
- Что ты забыл на Изнанке? – удивился Юков.
- Дочь.
- Сочувствую. На Изнанку попасть легко – достаточно, выражаясь по-вашему, откинуть копыта. Ты готов к этому? – Юков испытующе поглядел на Женю. Женя смутился. Жуль что-то недоговаривал.
- Молчишь? Ты прав. Незачем гробить себя. Я летел транзитом сквозь миры, не имея понятия, как это получается. Возможно, я с этим пришёл в Инмир, чтобы инициироваться. Для земного представления – я и не человек вовсе. Зато ты – человек до мозга. Как ты собираешься прошибать оболочку мира? Лбом? Послушай совета – не бери в голову. У тебя ещё могут быть дочери. Счастливец! У меня их уже не будет. Здесь. Я трахался с такими тварями и в таких болотах, что тебе и не снилось. Думать после этого о возможных детях нет желания.
- Чтобы иметь детей, надо выбраться отсюда. Не Абару же мне брать в жёны.
- Ха-ха, весёлая шутка! Чем плоха Абара? Ей-богу, не самый худший вариант перерожденки! Гораздо лучше амбреллин с Цветочной Рапсодии с десятью лапками и щупальцами вокруг нижнего лобешника. У неё, по крайней мере, имеется то, что положено иметь женщине.
- Юков, не уходи от ответа! Как мне достичь Изнанки?
- Почему ты решил, что твоя дочь там?
- Я наводил справки через Поисковую Систему, и даже добился аудиенции у Великой Веганской Ясновидицы…
- Ты бывал в Веганских джунглях? И как тебе обиталище Таонмы-Ра?
- Ошеломляющее! Таонма-Ра ГлаСсо приняла меня в дереве Дриады-Девственницы.
- Значит, тебе удалось вызвать доверие. И каков приговор?
- В Союзных мирах её нет. На пограничном Кольце – тоже.
- Поисковая система, консультация с Таонмой - дорогое удовольствие. Ты был миллионером?
- Я был… - Женя запнулся на миг, но подумал, что теперь не имеет права скрытничать, это будет нечестно по отношению к Юкову, ставшему «открытой книгой». – Я был другом Сары Беркут.
- Ого! Ты не так прост, Башмачник! А если она в Замирье?
- Она не так проста. Она умеет взламывать Двери, и давно уже нашла бы меня. Вывод один – она погибла в Тоннеле во время стычки с Терой.
- Логично. Тера – это серьёзно. Значит, Изнанка. Доходят слухи, она разительно изменилась. Не успеешь оглянуться, как начнётся паломничество туристических обществ – с Изнанки и на Изнанку. Долбанная цивилизация достанет до самого медвежьего угла мироздания. Однако советую тебе не париться – из этого мира, не достойного даже имени, не выбраться, пока Шэтап не соизволит отрыгнуть милость.
- Жуль, ты сам наверняка побывал у Таонмы-Ра. Что она сказала тебе?
- Это конфиденциально.
Женя ощутил угрызения совести – Юков и так уже обворован, а он вытягивает последнее. Но укол этой несносной старухи быстро прошёл.
- И всё же?
- Зачем тебе знать?
- Возможно, тебя интересовал вопрос, как прекратить Вечное движение.
- И что же?
- Если я буду знать, как, вдруг я смогу его возобновить?
- Ты хотел бы поменяться со мной местами? Поверь, это быстро приедается. Таонма-Ра встретила меня в Пурпурной Спальне Матроны – знаешь, что это означает? Что я имею право отказаться от знания, ибо оно… мягко говоря, неутешительно.
- Так ты знал заранее, что с тобою произойдёт?
- И да, и нет. Я рассчитывал проникнуть в Высшие Сферы. Я оказался наивен и самоуверен – Мироздание осадило меня и пригвоздило к Шэтапу. Всё, разговор на эту тему закончен. Кажется, мы заговорились, Башмачник. С твоим приходом едоков прибавилось – не заставляй меня сердиться.
- Скажи хотя бы, как находят или взламывают Двери здесь, в мирах!
- Методом тыка. Кода-то кто-то из первых пиратов, напившись в жопу или накурившись инки до полного трэша, или просто дойдя до ручки, направил лошадь прямо в гущу защитной пелены, прямо в этот говёный несъедобный кисель – словно на битву с Сатаной! И вдруг – вынырнул в другом мире. - Юков задумался на миг. – Сколько их сгинуло или расшибло лоб – неизвестно. Известно, что половина из тех, кто последовал за этим первым, повыныривали в разных мирах и порасшибали лбы уже там. Эй, быстро, щипцы! Полезли, гады! – заорал он и схватился за ведро с мочой. – Смотри-ка, внеурочно, уроды! Поужинаем ананасами в шампанском!
И Женя помог Юкову собрать очередных выползней, моля Мать Сизов о милости и на этот раз.
Вечером, не ложась спать, Женя уныло поплёлся к Шэтапу. Если тот – «небожитель», одна из рук Божьих, Тёмная или Светлая – неважно, почему бы не попробовать договориться с ним? Будет ли это предательством, а? Жене не нужны власть или информация, не нужен мир, не нужны Высшие сферы, не нужны чужие разборки. Он хочет нормально, спокойно закончить земной путь, исправить хоть десятую часть ошибок, найти дочь – кажется, единственное любимое существо, отвечающее ему взаимностью и понимающее его по-настоящему. Неужели землянин Башмачников хочет так много, стремится к невозможному?
«Не мытьём, так катаньем!» - думал Женя, упрямо вновь вламываясь в «тронный зал» Шэтапа, пытаясь нащупать точки соприкосновения или выведать какие-то тайны, которые помогли бы им сбежать. Конечно, Шэтап «питался», пиявкой присосавшись к Юкову. Вид Юкова, подвешенного языком Шэтапа, больше не вызывал содрогания, но лишь тихую ненависть к Шэтапу, его поработившему.
- Ну что тебе ещё? – прозвучало в мозгу. – Я занят.
У Башмачникова возникла мысль, что Шэтап – семикрылый Серафим, представитель воинства Господня, суть не что иное, как очередное порождение воспалённого разума религиозного фанатика. Бред воспаленного шизофренического воображения, глюк больной души – как и многое в ИМ. Поможет ли в таком случае «Отче наш»?
А что, если Боги Всемирья и появились благодаря ментальной созидающей силе? То есть, человечество само создало своих жестоких и недоступных Богов, отстоящих от него настолько далеко, что ни понять, ни приблизиться? А теперь те решили окоротить непокорных Создателей? У Жени слегка закружилась голова - фу-ты, нуты, какой бред! Полный перевёртыш! Как бы там ни было, проверить эти догадки не представлялось возможным.
- Открой Дверь!
- Ещё чего! За это нужно отработать.
- Работа работе рознь. Мы и так работаем в поте лица, чтобы выжить.
- Этого мало. Нужно страдать и делиться собою с другими.
- Мне не нравится эта концептуальная составляющая твоей садомазохистской доктрины, Серафим… как-тебя-там-по батюшке! – отрезал Женя. – Мы живём в демократическом Инмире, здесь рабство не поощряется. Ты живёшь за наш счёт, не принося никакой пользы. Мир страдает, Вселенная Инмира страдает. Никак тебе захотелось славы Денницы? Бог-Отец будет недоволен…
Женя не успел договорить.
- Денница – дилетант! – сморщился Шэтап. – Слишком увлёкся внешними эффектами. А вот ты мне надоел со своими грязными инсинуациями. Демагог!
И тогда Женя громко, как только мог, в полную силу своего давно уже не певческого и прокуренного голоса, стал читать «Отче наш» - чётко и раздельно, попутно как можно внушительнее и полновеснее пытаясь изобразить крестное знамение.
Шэтап поперхнулся, рассвирепел и резко выдернул язык – словно шнур из розетки. Осоловевший Юков кулём свалился на каменный пол и распластался на нём. Шэтап перешагнул через него и надвинулся на Женю. Он был огромен и куда более походил на карикатурную птицу-перерожденца, чем несостоявшаяся королева Абара. Его контуры всё время дрожали и были смазаны, словно он окружал себя силовым полем.
Шесть крыльев распрямились в стороны, а седьмое крыло козырьком нависло над головой. Он занимал со своими крылами весь объём обширной пещеры. Глаза-локаторы вспыхнули пурпурным светом, и Женя попятился - скорее от давления воздуха, чем от страха.
- И ты тоже зазубрил эту ахинею? Земляне рехнулись! Его царство! – взревел Шэтап. – Шиш ему! Он всего лишь один из нас! Заткнись, землянин! Заткни глотку!
Затем Женя ощутил удар, и ещё один, и ещё. Шэтап лупил его расчётливо и вполсилы – словно милицай резиновой дубинкой, не желая до поры причинить увечья.
«Бережёт, гад!» - подумал Женя, увёртываясь. Поначалу он пытался драться с невидимыми конечностями, урывками повторяя и в пылу битвы перевирая и путая слова молитвы. Потом только защищался.
- Гляди-ка, он ещё и ерепенится! – удивился Шэтап, раздавая пощёчины. Потом он решил скрасить и разнообразить картину, и стал попутно принимать формы одна другой ужасающее и уродливее. Он превращался в тугора, застывшего на полпути между зверем и человеком, в зелёного Дракона Сандрии, дерущихся кентавров, клубок гремучих змей, разъярённого ферроптера с раззявленной в крике пастью, в квадратного Малинового Клоуна, спаривающегося с доггершей, в тыквоголовое привидение… Они сменяли друг друга, накладывались друг на друга, смешивались и разлетались, и скоро на троне закрутился, завертелся с невероятной, головокружительной скоростью клубок из тел и голов людей, зверей, перерожденцев.
Но Шэтап был расслаблен после своего отвратительного пиршества, обжорство не пошло ему впрок – и Женя вновь успел увидеть убегающий вдаль Тоннель, вдоль которого дул ровный магистральный ветер. Тоннель, соединяющий миры. Стержень, на который они нанизывались, подобно драгоценностям ожерелья. Казалось, ещё немного – и он пробьётся к оборотной стороне трона, и влетит в тоннель, а там «Ветер Странствий» сам понесёт его сквозь Иномирье.
Но – бросить друзей по несчастью? «Чтоб меня розарвало!» Нет, он уйдёт только вместе с ними!
В следующий миг он вылетел из пещеры.