(главы из романа)
«Хуже пьяной бабы – только пьяный мент!» (с)
5 октября – святой день, уходящий корнями в далёкое прошлое… вот он и наступил, праздник. О его существовании знает узкий круг посвящённых, однако по всему бывшему СССР кабаки ломятся от виновников торжества и гостей.
День уголовного розыска. Светлый и грустный праздник.
****
Опера, сменившие традиционные джинсы и свитера на костюмы и галстуки с самого утра разговелись коньяком. Скудные «магарычи» берегли на праздник – раз в году, всё-таки.
Коллеги из ОБЭП не подвели – зная бедственное финансовое положение своих товарищей по оружию – молча выставили на общую поляну ящик коньяка и две свиных полутуши.
Девочки из следствия и дознания сменили ежедневный гнев на милость – даже слали комплименты разодетым в пух и прах оперативникам.
Начальник УгРо, Валерий Васильевич “Розенбаум” щеголял в дорогом итальянском костюме с бабочкой и замшевых туфлях.
- Тебе бы гитару и на сцену – не смог пройти мимо Хохол. Да, не отличить Василича от народного казачьего поэта.
Общее оперативное совещание прошло быстро – операм раздали скромные подарки и поощрения – большинству сняли ранее наложенные взыскания, Вадима выделили из молодых – за раскрытие кражи памятника поощрили денежной премией в размере оклада денежного содержания.
- Василич постарался - подумал Вадим – он мой наставник, вот и выделил – ему в зачёт пойдёт...
Ничем лучше других он себя не считал – все пашут одинаково.
Везение, не более…
Запах турецкой туалетной воды витал над оперской сходкой – в праздник рабочие вопросы не обсуждались – решали, кто едет поздравлять соседей, кто завезет спиртное на базу отдыха, кто будет разжигать огонь и разделывать поросёнка.
День выдался солнечным и тёплым. Руководство решило не заморачиваться с кабаками и предложило отметить праздник на природе – на «подшефной» базе отдыха. Никто не возражал, да и мирное население не пострадает – хуже пьяной бабы только пьяный мент.
Так спокойнее всем. Особенно руководству…
Профилактировать возможные ЧП проще, когда потенциальные “залётчики” собраны вместе и изолированы от внешнего мира.
Хотя – свинья везде грязь найдёт, а нормальный милиционер – на жопу приключений.
База отдыха была в прямом смысле слова – подшефной – обветшавший санаторий бывшего завода, ставший никому не нужным после нелепой кончины производства – непрофильный актив, как сейчас модно говорить.
Несколько брошенных роскошных корпусов и беседки на берегу великой русской реки.
В беседках и расположились, выкатив общий стол на середину.
Девчонки из следствия накрывали столы, мужики колдовали у костра, незаметно прикладываясь к бутылке – официально никто не пил, ждали руководство и ветеранов.
Пенсионеров чтили, присылая каждому пригласительный, а как же… тогда ещё чтили…
Ирочка вместе с остальными женщинами хлопотала у стола, Вадим, как молодой, помогал главному шашлычнику – старому оперу Витьку.
Виктор Николаевич, старый, вернее старший опер, работал в районном уголовном розыске, наверное, с момента основания.
Был райотдел и был Витя. И наоборот. Был Витя и был райотдел. Непонятно, что было первее, курица или яйцо, или Витя, или райотдел. Он пришёл в РОВД ещё в СССР, так и прослужил в нем почти 30 лет, никуда не бегая. Витя не был карьеристом, начальником быть не хотел, предпочитая в почтенном возрасте оставаться старшим опером.
Витя был “линейщиком”, то есть занимался розыском преступников и без вести пропавших. Это “блатная” линия, но он её заслужил. Целыми днями он стоял под окнами и в подъездах, пил пиво, отключал негодяям свет, газ и воду, выманивая их на оперативный простор. Витя проводил оперативные комбинации и разработки.
Витя постоянно пил спирт с врачами в морге и решал любой вопрос. Витя опознавал трупы, задерживал убийц, воров, насильников и даже американских шпионов. Витю уважали жулики и побаивалось руководство – показатель по розыску зависел от него, а Витя мог послать на хрен даже министра – “ещё там, у водокачки” – выслуги хватало.
Без Вити РОВД не существовал бы так же, как и без участкового Ивана Ивановича. Или это был бы не тот райотдел, не настоящий.
- Шашлык по-татарски – хвалил Витя, нанизывая, мясо чередуя его с кусочками сала. Нужно добавить мускатный орех…
- Не умничай – подколол его Розенбаум – татары - мусульмане и не едят свинину. Василич сидел на пеньке, жевал травинку, поплевывая себе под ноги.
- Наливай лучше, а то уйду – заключил он, показав глазами на стакан.
Вадим налил старшим товарищам, не забыв и себя.
Его распирало от гордости, что старые опера допустили его в свой круг, хоть и разливающим и общаются с ним почти на равных.
- Ну, за костёр... – стукнулись они пластиковыми стаканчиками.
Вадим быстро хмелел, спиртное быстро выбивало его из колеи.
Шурша у костра на побегушках у повара, Вадим поглядывал на Дюймовочку. Ирочка нарезала овощи, что-то рассказывая своим товаркам.
В тёмной простой блузе, в голубых джинсах она казалась такой простой и домашней, совсем не похожей на чопорного следователя.
Каштановая чёлка постоянно падала на глаза и она так смешно сдувала её, чуть оттопыривая изящные губки…
На Вадима она не обращала никакого внимания, весело щебеча о чём-то – о чём именно, опер не слышал.
Вадим улыбался ей – но она не видела, занимаясь своим делом.
Витька выпил коньяк, не поморщился – только подмигнул Вадиму, протянув ставший пустым стакан, мол убери.
- А вот тут ты не прав, Василич – возразил Витька – татары ещё как свинину едят… у меня тесть, татарин, ночью сало ест. Мол, когда он ест – Аллах спит, не видит
- Ну, твоя то татарка, крещеная, тоже, небось, сало наворачивает?
- Моя молодая, мясо не ест – фигуру блюдёт – всего лет на семь тебя старше – Витька ткнул рукой в опера – так что, учись студент, “молодок” охмурять – заржал Витёк. «Старику» было далеко за сорок. Это получается его татарке в районе тридцати
- Вить, а как вы познакомились? – удивился Вадим.
Витя любил футбол с пивом и женой, читать газету “Советский спорт “ и цинично прикалываться.
Надька – высокая, стройная татарка, была моложе его на 14 лет. Рядом с грузным, пузатым от пива Витей она смотрелась достаточно странно. Для него она была Надькой. Для оперов – Надей.
Для всех остальных – Надеждой Маратовной, кандидатом медицинских наук, заведующей отделением гинекологии в областной больнице.
Странная парочка – старый опер да юная татарочка.
- Слушай, молодой, как оно вышло... В 1986 году поехал я в Казань, этапировать преступника, задержанного там по моему запросу. Времена были советские, все люди были братьями, деревья зелёными, небо голубым, а пиво – “Жигулёвским”. Я в Казани первый раз был. Вышел в город, интересно же. Позвонил дежурному в КПЗ, сдал оружие в ближайший райотдел и решил Казань посмотреть. Молодой я был, не женатый. Да и куда женится, молодой ещё – всего 34 года было. Сел на лавочку, открыл пиво. Лето, птички поют. Лепотаа…
Сижу, балдею. А тут ко мне татарин подсаживается. Дедок такой, седой, маленький, худой и в феске. Типа кипы у евреев, только у мусульман. Говорит:
- Сидишь? Не, говорю, отец, пока гуляю.
- Скучно, наверное?
- Да нет, я в Казани впервые. Хочу город посмотреть.
- А чего его смотреть по трезвому? – давай по “сотке” накатим?
- Ну, по “сотке” я завсегда рад. – А где, говорю?
- А пошли ко мне, я недалеко живу.
Ну, мы и пошли. Пришли, на кухню сели. Дед водку достал, баба его стол накрыла. В общем, под кухню татарскую литр мы усидели, а на пиво хорошо легло. Разговоры говорили, где работаю, что и как – всё рассказал. Да и дед не молчал – знатный механик он, в Казани человек уважаемый. Помнишь СССР? – так вот, механик в нём был человек уважаемый! Это сейчас мы грязь из-под ногтей…
Ну, в перерывах между вторым пузырем и третьим он и говорит – хороший ты человек. А женится не хочешь? А я ему - пьяный же - да пора вроде, 34 уже.
- А если я тебе дочь покажу свою, женишься? 18 лет девке, ой хороша…
- А ты покажи сначала, вдруг какая Квазимода…
- Обижаешь… Эй, жена, зови Надию.
Тут заводят Надьку. Ой, хороша… А я и бухой ещё, с пьяных глаз то. Говорю деду – заверните мол, женюсь…
Дед третью достаёт, говорит – обмоем помолвку.
А Надию увели.
До утра мы с дедом помолвку обмывали. А на утро я уехал с преступником домой. Так и не глянул на Казань. Деду чин по чину – телефоны и адрес оставил, как честный человек.
Через пару дней дед позвонил, говорит, везу невесту, в ЗАГС заявление подавать. А я обещал… Привёз, подали мы заявление. Тут же отец её в Казань увёз.
Потом свадьба. А что свадьба? – никакой брачной ночи, так побухали, весь райотдел гулял. Отец строгий у неё, даром, что механик. Сначала покрестили её в церкви в православие, в Надежду. А потом повенчались. А потом он мне её сам привёл и сказал – живите, спасибо тебе, Вить, от одного геморроя ты меня избавил, ещё два, то есть две подрастают.
Вот так и живём уже. Трое детей.
- А я со своей знаешь, как познакомился? – встрял в разговор пьяный Бубнов – у меня история веселее…
- По пьянке что ли? – подколол его Розенбаум.
- По трезвому – обиделся на него Бубнов. Я по молодости спортсмен был, легкоатлет… красавец… я тогда в Стрельне, в «шмоньке» учился… Отпустили меня, значит, в увольнение… Еду до Автово в трамвае – а живот скрутило – в столовой мясо белого медведя давали – сало вместо мяса… Я и нажрался с голодухи… а еду в форме. Вот-вот днище вырвет. Терплю, как могу, думаю до метро дотерплю, а там к «кротам» попрошусь в «нужник»…
Опера заржали, представляя майора Бубнова, навалившего в штаны.
- Не доехал я, в общем… даже не помню остановку на которой выбежал. Бегу, куда глаза глядят. А кругом дворы… не срать же милиционеру на людях. Забегаю в первый попавшийся парадный – не в нем же гадить. В одну дверь постучался – не открыли, во вторую...
Этажом выше открыли… стоит пава такая, молоденькая совсем, в халатике… но я толком и не разглядел её. Кричу, мол, барышня, по нужде пустите, умираю мол.
Времена то добрые были, советские – кто милиционеру в форме откажет?
- Да ты на рожу свою глянь – угорал Василич – ты больше на забулдыгу похож, а алкашей на Руси всегда жалели…
-… сижу я на на унитазе – еле успел, процесс то уже начался. Сижу, облегчился – и выходить боюсь. Пытаюсь вспомнить планировку квартиры, чтобы уж сразу в дверь выскочить. Не вспомнил, конечно… да и как тут вспомнить, когда бежал сломя голову…
Благодарные слушатели держались за животы от смеха.
…- в общем, оправился, смыл за собой и тихонько к двери иду. А в прихожей темно. Ну я и наступил…
- На неё? – уточнил Вадим, утопая в ржаче.
- На собаку её – она мне штаны и порвала – чужой же я. Ждала, тварь, пока я из туалета выйду…
Ну а тут на шум выходит хозяйка – красавица… блондиночка, чуть младше меня… - собаку отогнала и меня за стол – мол, проходите, товарищ милиционер, чай пить – а я пока вам брюки зашью. Поженились мы через полгода …
- Нет повести печальнее на свете, чем повесть о знакомстве в туалете – ржал Розенбаум – как она тебя терпит, алкаша такого?
- А я с собакой подружился – гордо сказал Бубнов – мы с псиной коллеги – глаза большие – всё видим, уши чуткие – все слышим – только укусить никого не можем – оба в намордниках – почесывал пузо старый опер.
****
Выступило руководство, сказали напутствия ветераны, в коротких спичах отметились гости.
Понеслась… жуткая, страшная, беспредельная пьянка ментовская – сначала весёлая как все – с песнями и танцами да под гармошку, с шутками да прибаутками…
Пляшет дежурный Иваныч барыню, девки из ПДН ему подмахивают…
Вот и Розенбаум, выплюнув изо рта соломинку частушками матерными за края плещет.
Хохол к гостье из прокуратуры пристаёт – да удачно, срастётся у него, приболтает монашку на разок…
Бубнов разделся – тёплый вечер выдался, да с разбегу в речку – что ему будет, литр внутри плещется и «чернобылец» он. Всем говорит – не пил бы – от радиации помер.
Ирочка запьянела от шампанского, недаром его в милиции “бабоукладчиком” кличут – положила голову Вадиму на плечо и под столом аккуратно за руку взяла – пусть ей кажется, что не видит никто…
Ваня – участковый у костра, как самый трезвый – в него, богатыря литра четыре влить надо, чтобы с ног сбить. Насаживает Ваня мясо на шампуры, рассказывает, как кота кастрировал – сочувствует, видно… Витек смену сдал – тоже пляшет – вприсядку пошёл.
Рядом с мангалом подельник Ванин спит, пьяный в хлам – Митя Трутнев. Иваныч о друге позаботился – куртку свою под голову постелил. Оно и хорошо, что спит – “перемыкает” у Мити по синьке, когда пьяный. То проститутку изобьет, то просто драки ищет, то блукать начнёт – ищи его потом…
Гуляет райотдел, пьёт. Последние годики гуляет милиция, ещё так, по-доброму, всем коллективом. Скоро озлобятся все друг на друга, другие времена настают, сытые, стабильные, взяточные. Многие их не переживут – а кто сможет, тот душой зачерствеет, не сможет так пить и чудить откровенно, как сейчас веселятся.
Прятаться будут друг от друга, стесняться… волками смотреть друг на друга.
Уже сейчас злоба копится, но выхода нет у неё пока. Да и смотрят искоса на злых – могут и удалить таких, что бы пьянку не портили.
День розыска – праздник светлый…
Девчонки с ИДН в пляс под гармошку пошли – частушки матерные поют:
Я в милицию попала,
мильцанер меня пытал –
пытал выше, пытал ниже –
куды надо не попал!
По деревне проскакала
конная милиция,
становитесь девки раком - будет репетиция!
Наш любимый опер Вадик
Чем-то озабоченный,
Отвлекать его не стоит —
Он упал, намоченный…
Но что за свадьба без драки? – это не свадьба вовсе, а так – бракосочетание…
Никто и не понял, с чего "заводочка" пошла – с водочки, наверное – Ахмед-гаишник и не трогал никого – плясал лезгинку да девчонкам свои чёрные глаза строил – весёлый он, пьёт, мясом закусывает и кинзой заедает. Целыми пучками ест – только корешки выплевывает.
Что произошло – никто толком не видел, только проснувшийся Митяй его чуркой обозвал и про мать сказал матерно.
Ахмед за кинжал – да нет у джигита кинжала, хотел шампур схватить – да Ваня пудовый кулак показал, мол не замай, так дерись.
Схлестнулись двое – Ахмед и Митя, джигит и богатырь русский – оба пьяные.
Пока разнимать прибежали – Ахмед на Мите лежит, то ли грызёт, то ли целует. Оторвали его от Митяя, глянь – а у Митяя носа и нет. Откусил горец нос. Совсем. Крови – море, девчонки с платками бегут, за «скорой» послали.
Схватил Ваня Ахмеда за грудки – отдай нос, сволочь, мы его Мите назад пришьем… Ахмед глазищи таращит, мычит что-то – а сам жуёт и глотает…
Сожрал нос, проглотил его, что бы Митяю не досталось. Каннибал, воистину.
Митя пьяный, боли не чувствует, в крови весь – опять в драку лезет. Налили ему обезболивающего полный стакан, посадили у костра «скорую» ждать.
Ирочка ментовской драки испугалась, вцепилась Вадиму в руку…
- Не дрожи – усмехнулся он, мол сам в афиге.
Долго пили, стемнело – включили фонари.
Митю «скорая» увезла лицо зашивать, народ разъезжаться начал.
Ваня с Бубновым песню пели – на два голоса – «Чёрный ворон, что ж ты вьешься, над моей головой… ты добычи не дождёшься – чёрный ворон, я не твой».
Красиво получалось. И в тему…
Розенбаум, перемазав усы в креме, доедал непонятно откуда взявшийся торт…
****
Уважаемые братья по оружию, дорогие коллеги и ветераны!
Поздравляю вас с великим Праздником!
Крепкого здоровья и оперского фарта!
За дела и за удачу!
Сыск вечен!