Это кажется странным, но даже строфа
Здесь не хочет рождаться. Лежу – и софа
Заменяет покорному телу луга и аллеи,
Так на ней обитаю – лишь выпью вина,
Съем копеечный коржик. И вновь тишина.
И опять – как вчера и намедни – страну пожалею.
Не сказать, что тут худо: в квартирах – ковры,
Можно выкроить деньги на банку икры,
Можно к Новому году потешить себя "Амаретто"...
Но какой-то в мозгах тут безудержный мрак,
И сквозь евроремонт проступает барак,
И на мягкое сев, ощущаешь углы табурета;
Высочайшим указом сменили конвой –
Почему же ночами всё слышится вой
– Или так специфично себя проявляет пространство?
Или, может быть, это от игрищ ума?
Или, может быть, здесь неизбежна сума
Арестанта, и злобная ругань, и общее пьянство?
Почему тут для счастья жуют эфедрин,
Почему Достоевский и М. Е. Щедрин,
До молекул истлев, остаются в плеяде пророков?
Почему здесь всё меньшему хочешь – Ура! –
Закричать, и лишь чёрного цвета дыра
Жизнь глотает в себя, без причин, объяснений и сроков...
Это выглядит странным, но здесь умереть
Многим кажется легче, чем чайник согреть,
Чем пойти по грибы, или в зиму заквасить капусты,
И ты можешь смотреть в небе майский салют,
Или как трое пьяных прохожего бьют,
Или как, что в душе, что на улице, грязно и пусто...
Я лежу словно в высохшем русле реки,
Я не чувствую пальцев замёрзшей руки,
И немеет лицо от касаний небыстрого снега,
А на площади глухо стучат топоры,
И Чума не ушла, и всё длятся пиры.
И, набита битком, погребальная едет телега.