Василий вышел на крыльцо. Дождь, нудный , моросящий зарядил, похоже, до следующего лета. За шиворот капнуло.
- Бли-и-н, что же это за страна такая, и это в начале сентября. Неужели где-то сейчас люди на солнышке греются?
В избе пахло сыростью, подполом и это при том, что печь была протоплена, а на поду стояло поставленное женой перед уходом дрожжевое тесто. За грибами побежала, решила пирог с грибами испечь. В горле уже у него стояли ее бесконечные пироги, то с грибами, то еще с чем. Свежатинки бы. Тоска, мряко, иначе и не скажешь, депрессия что ли называется?
- Накатить что ли,- подумал он, - хотя, клятвенно обещал жене, что завязал.
Сдохнуть же можно от тоски этой, сырости и мрака. Вот жена все время говорит, что ему заняться нечем. Ей-то хорошо, баба себе всегда занятие найдет: то по грибы, то по ягоды, пироги печет, что-то шьет, а то банки закатывает и довольна. Можно, конечно, и сараюшку перекрыть, или вот забор подновить, да не под дождем же, и смысл?
Накатить что ли? Первач-то есть, а чем закусывать? Огурчики там, грибочки маринованные, это хорошо, а вот свежатинки бы.
В окно он увидел, что во дворе крутится неугомонный поросенок Гошка. Это дочка малая ему имечко дала, смешная она. Играет с ним, как с куклой, он ей тыкается пятачком в руки, все похрюкивает, доверчивый. А она хохочет, щекотно ей.
А что, если? Чего там есть-то, пару килограмм всего, а кости собаке кинет, никто и не заметит.
Гошка охотно подбежал, подманил его, а он-то доверчивый.
Через полчаса он стоял над неостывшим еще трупиком поросенка, присев, зачем-то потрогал его, а тот еще и не остыл. Пятачок легко касался его руки, только... больше Гошка не похрюкивал...
Дождь припустил, когда Василий, накинув брезентовый дождевик, вырыл за сараюшкой среди лопухов яму, и похоронил в ней поросенка. Разровнял землю, прикрыл лопухами.
Не смог.
Он налил себе стакан самогонки.
- За упокой ду.... Тьфу. Дурак я, сгубил невинную тварь, дитенка. Что жене-то скажу? Да и Машутке?
Он поднял голову со стола, когда почуял, что жена в дверях стоит.
- Ты чего же, пирогов что ли дождаться не мог, бесстыжая твоя морда? Посидели бы, как люди.
Василий глухо застонал.