Туман. книга шестая. глава четвёртая

Олег Ярков
               
                ЗАДАЧА СО МНОГИМИ НЕИЗВЕСТНЫМИ.




                Что город – то норов,
                что деревня – то обычай.
                Русская народная пословица.



Нет, конечно же нет, и никто так думать не станет, что у помещика была ревность к Карлу Францевичу за его, прямо-таки плескающую через борта смекалку. Её не было, потому, что делалось одно дело, и каждая найденная мелочь считалась общей добычей. Не было ещё и потому, что было двоякое отношение к подобной удачливости. Почти явное лидерство, пусть и не в больших делах, не было предметом восхищения доктора, а для Кириллы Антоновича напротив, было «сырьём» для извлечения опыта. И, разумеется, натуральное уважение к ближнему, пережившему с тобою откровенно драматичные годины в минувшем.

Только одно обстоятельство заставляло помещика ершиться помимо воли – не свобода не только в действиях, но и в достатке данных для размышления.

Куда удобнее было прежде Кирилле Антоновичу самовольно пользоваться деталями меняющихся событий, приводящих через риск к победе, и через трагедию к истине. Теперь же исказился привычный настрой мышления, загоравшийся верными выводами при малейшей опасности.

Нельзя было отделаться от мысли, что надворный советник, своими хлопотами о судьбе провинциальных изыскателей, попросту надел на голову непроницаемый для мыслей колпак. И, что самое удручающее в поведении наседки-Толмачёва, что упомянутый колпак достался одному помещику.

Меж тем, двое не околпаченных сотоварищей, уже управились с раскладкой газет по нужному и удобному принципу.

Гоф-медик догадался сделать заказ прессы не за все года, которые стоило сызнова пересмотреть, а только за требуемые месяцы искомых годов, в кои случались катастрофы.

Чего уж греха таить, таковая расторопность доктора даже расстроила помещика, но и весьма облегчила задачу поиска не понятного общего звена.

До совместной работы так и не дошло, поскольку в дверь снова постучали. Не дожидаясь ответа из номера, стучавший громко сообщил, что ужин готов, и господ ожидают в зале ресторана.

--Кирилла Антонович, я вижу, что вы не в настроении, но приглашение к ужину как нельзя кстати. Вернёмся, и утроенными силами победим эти газеты. Господин Его Благородие, вы со мной согласны?

--Ещё бы! Я, как доктор, прописываю вам немедленный ужин перед долгой умственной работой.

--Согласен, всё едино вы не оставите меня в покое. Идёмте!

Ту часть истории о посещении ресторана можно было бы опустить, если бы не одна примечательная деталь, усмотренная, снова-таки, Карлом Францевичем.
К усевшимся за круглым столом нашим героям подошёл официант.

--Вот, извольте ознакомиться, - сказал он, и каждому в руки подал меню. – Слева, как вы видите, список блюд и закусок, предложенный к вашему удовольствию, а справа – столбец с цифрами, который вас не должен интересовать. Извольте выбрать, я обожду рядом.

--Любезный, этот столбец – стоимость? Почему она не должна нас интересовать? – Спросил помещик, намереваясь первым раскрыть очевидный подвох.

--Не могу знать. Сказано – денег с вас не брать.

--Кем сказано?

--Не могу знать!

--Хо-ро-шо, - по слогам пропел Кирилла Антонович, и принялся вещать, с хорошо различимыми нотами мстительности в голосе.

--Готов ли ты записывать? Итак!

Список заказываемых самых дорогих блюд вызывал удивление официанта, и некую тревогу у соседей по столу. У помещика случилась минута триумфа, и никто не решался перебить оную ни словечком.

--И бутылку Токайского. Это всё. Теперь прими заказ у моих друзей.

Наконец этот ритуал был завершён. Официант удалился, на ходу перечитывая несколько исписанных страниц специальной книжки для заказов, а на словах повторяя фразу, произнесённую третьим господином, которого называли Ваше Благородие.

--Всё записал? Мы зашли сюда слегка перекусить.

Но, анонсированное событие было не в этом. Оно началось, когда официант повторно подкатывал к нашим друзьям тележку с блюдами.

--Послушай, - обратился к нему гоф-медик, - а что это за две дамы за столиком … вон там, у кадки с геранью, видишь? Да, не пялься ты на них! Узнай, кто такие.

Ответ пришёл только во время четвёртого подкатывания тележки.

--Значит … та, которая светлая, и с родинкой на левой щёчке – мадемуазель Зизи, а та, которая другая – мадемуазель Коко. Они заселились в отель три с четвертью часа тому. Проживают на пятом этаже. Говорят, что безумно обожают господина Собинова. Пьют шампанское. Мадемуазель Коко не отводит глаз от вашего столика. Мне из кухонного окна хорошо видать. Что ещё желаете?

В последнем вопросе явно слышалась надежда на то, что господа уже набрали блюд на «перекусить», и более разорять ресторацию не станут. Но его надеждам суждено было скончаться в муках от прозвучавших слов Кириллы Антоновича.

--Вот место на столе освободится, тогда примешь заказ ещё.

Официант, скорбно понурив голову, пошёл прочь, а помещик обратился к друзьям.

--Вы серьёзно решили воплотиться нынче в Фавна и в Сатира? Интересно, а в чьём вкусе та мадемуазель Кукареку?

--Честное докторское слово – не в моём! Я, Кирилла Антонович, когда вы истязали официанта заказом, со скуки глядел по сторонам. И, клянусь, совершенно случайно увидал тех двух особ. Всё было бы ничего, только нумера на пятом этаже дороги даже для тех, кто запросто величает себя мадемуазель Зизи, Мими, Коко, Куку. Почитательницы Собинова не пользуют псевдонимы певичек из грошовых варьете, и не шикуют в дорогих отелях. Я думаю, что господин тенор тут не при чём. И ещё. Когда я в первый раз обратил на тех дам внимание, на светловолосой не было родимого пятна. Оно появилось позже. Простите мне мою подозрительность, но эти особы тут из-за нас.

Помещик тут же отругал себя крепко и старательно, заодно простив весь клан почивших философов, перед своей кончиной подаривший миру одну мудрость – коли сердит, значит ты не прав. Именно раздражительность сокрыла такие простые каверзы, происходящие вокруг него, уступая место начинающемуся саможалению и оправданию своей же бездеятельности.

Хотя в планах ничего подобного не было, но настроение начало улучшаться, мир перестал быть безнадёжным, мысли становились практичнее и практичнее, а поведение взвешенным. Разговор за столом принял дружелюбную окраску и понимаемость происходящего.

Это касалось Кириллы Антоновича, который окинув взглядом заставленный яствами стол, невинным голосом спросил.

--А кто всё это сможет съесть?

Вот так ужин завершился на приятной ноте и для наших героев, и для ресторации, избежавшей нежданного разорения.

В нумере, как и обещал штаб-ротмистр, работа над газетами началась с утроенным рвением и утроенным вниманием.

Свое напечатанное нутро распахнули сразу несколько столичных газет, публиковавших нужную информацию. С отельной тележки брались постепенно «Петербургскiй листокъ», «Северная пчела», «Ведомости Санкт-Петербургскаго Градоначальства», «Новое время», уже знакомая Кирилле Антоновичу и Модесту Павловичу «Нива», «Петербургская газета», «Голос приказчика» и, даже, газета левых эсеров «Знамя труда». Не обошлось и без курьёза – среди прочих газет было и «Адское пламя», прикрытое по каким-то соображениям ещё в 1896 году.

Утроенный азарт, как и положено всякому всплеску эмоций, плавно перешёл в утроенную апатию. Найдено было всё, что касалось катастроф, но ничего такого, что давало бы ответ на вопросительный намёк господина Толмачёва.

Пребывая в новом утроенном состоянии, никто не осмеливался озвучить ни своё собственное недовольство поисками, ни выразить общего мнения о неудачном исходе этой затеи.

Особым неудовольствием страдал гоф-медик. Ведь это с его подачи в нумере оказались газеты, ещё три четверти часа назад дававшие надежду найти нужный ответ.

Доктор долго боролся с желанием нарушить тишину и сказать нечто приободряющее. А что сказать? Глупое и раздражающее «Ой, не получилось … но я верю, что в следующий раз непременно?». Такое сказать? Не-е-е-т, ни за что! Однако и молчание пользы не приносит. И тогда на суд этого маленького общества Карл Францевич представил такое.

--Нет, тут что-то не то.

--Вы так считаете? – Почти миролюбиво съязвил помещик.

И только штаб-ротмистр не собирался оживлять эту приятную беседу своими репликами. Сидя на полу по-турецки, он неотрывно глядел на разбросанные газеты, потирая свои виски перстами.

Неуверенно начавшийся разговор снова превратился в тишину.

Но, вдруг, Модест Павлович поднял голову, повёл плечами, поднялся на ноги и почти весело сказал.

--Кирилла Антонович, вижу, что вы не в настроении, но приглашение к ужину как нельзя кстати. Вернёмся, и с утроенными силами победим эти газеты. Господин Его Благородие, вы согласны?

--Ещё бы, - отозвался гоф-медик, - как доктор я прописываю вам ужин перед грядущей умственной работой.

Что на них нашло, - подумал помещик, и вслух произнёс ту же фразу.

--Что на вас нашло? Вы уже проголодались?

Штаб-ротмистр прервал массаж головы, и пристально поглядел на друга.

Но  взгляд Модеста Павловича не шёл ни в какое сравнение со взглядом доктора, который, словно когтями хищной птицы впился в Кириллу Антоновича.

--Что вы сказали? - Подозрительно мягко, но с прежней когтистостью в глазах, проговорил Карл Францевич.

--Я только …, - собрался что-то сказать помещик, но понял, что слова никак не идут. Их, слов, не было. Было простое непонимание того, что именно минуло несколько минут назад.

Кирилла Антонович заставил себя прикрыть глаза, глубоко вздохнуть и представить себе иной ход событий, в котором его друзья не пытались его разыграть, демонстрируя последующее непонимание. Иное событие представляться не хотело.

Когда же глаза открылись, то стало понятно, что в нумере происходит всё то самое, что было до произнесения штаб-ротмистром и доктором своих приглашений на ужин – Модест Павлович сидел на полу по-турецки, а Карл Францевич … изображал доктора.

--Что вы на меня так смотрите? Это же вы предложили мне вот только что отправиться на ужин! Вы, дорогой друг, поднялись на ноги и сказали ту самую фразу про утроенную силу, и про Его, - помещик кивнул головой на Карла Францевича, - Благородие. А вы, доктор, повторили ваши рекомендации перед умственной работой. Или я что-то напутал?

--Я не вставал, я ничего не говорил и, на всякий случай скажу, что я не участвую в вашем розыгрыше. До вопроса о том, что на нас нашло, в нумере была тишина.

--Хорошо, - согласился Кирилла Антонович, - теперь вы, доктор, откажитесь от своих слов, которые я услышал, и все станем считать, что ничего не произошло.

--Хотите – откажусь, но я ничего не говорил, а Модест Павлович не вставал. Как вы себя чувствуете?

--Как чувствую? Хм, дайте-ка подумать. Чувствую себя, как болван, который увидел и услышал одну и ту же сцену в вашем исполнении дважды.

Э-э-э, братец ты мой, - подумал про себя помещик, предвкушая нечто опасное и невразумительное, - погоди-ка с выводами! Либо они так ловко меня дурачат, что вряд ли, судя по их поведению, либо я что-то … не понимаю. Надобно спокойно оценить эту катавасию, что-то идёт не так со мной. Или с ними. Либо с тремя сразу.

--Дежа вю, - констатировал гоф-медик, - ранее виденное. Не лечится.

--Карл Францевич, я рискую попасть под ваше очарование, но я не собираюсь лечиться.

--И замечательно! Вы узрели нечто из виденного ранее? Превосходно! Я смело прогнозирую, что вам представится редчайшая возможность увидеть кое-что из грядущего и, когда вы в реальности окажетесь в том самом «кое-что», то ощущение дежа вю повторится. Это не стоит и намереваться лечить, это надлежит … э-э … культивировать! Да-да, именно культивировать!

Доктор не просто говорил, он уже нежился в азарте, наслаждаясь каждым проговорённым словцом. А их, как назло, было слишком уж много.

Наконец гоф-медик отошёл от пересказа преимуществ дежа вю, и дал одно ценное напутствие.

--Теперь вам надлежит со всем тщанием наблюдать за своими ощущениями, которые в скорости станут переименованы в предчувствия. Понимаете, о чём я? Лёгкий зуд, першение в горле, сухость во рту, нежданная зевота, слышимые лишь вами щелчки, обрывки мелодий … да мало ли что?! А мы, с Модестом Павловичем со своей стороны, станем присматривать за вами, чтобы понять, в какой миг нашей судьбы вы встретите прошлое, либо грядущее.

--Так уж судьбы?

--Именно, Кирилла Антонович, именно судьбы! Готов составить с вами на то пари! -
Помещик отмахнулся от предложенного спора, и обратился к другу.

--А что скажете вы, Модест Павлович?

--Скажу, что нам стоит искать ответ в этих самых газетах. Ещё скажу, если вы ничего от меня не утаивали, то в прошлом году, да и в позапрошлом, ничего подобного с вами не случалось. Это «ранее видимое» явилось к вам в момент активной работы над … тем, чем мы и занимаемся. Если занимаемся. Вот этим всем, - штаб-ротмистр широким жестом освятил разбросанные газеты с фотоснимками катастроф наружу.

--Благодарю вас, друзья, за то, что с пониманием отнеслись к … сами понимаете к чему, и не закормили меня порошками и микстурами, в изобилии хранящимися в чемоданчике Карла Францевича. Теперь о том, что сказал Модест Павлович. Мы занимаемся поиском ответа, но так ли старательно это делаем? Давайте на время станем придирчивыми и занудными чинушами, ищущими возможность отказа на поданное прошение. Прошу сейчас следить и следовать за мной. Итак, вопрос – как мы узнали о катастрофах? Ответ – из газет. Вопрос – каким это манером? Ответ – прочли. И всё? Нет, ещё просмотрели фотоснимки. А что именно прочли? А? Что бы вы ответили на такое?

--Э-э … статейки, репортажи … хронику происшествий.

--Это да, но из чего состоят статейки и репортажи? Господа, прошу понять меня – сейчас я не представляю, куда именно клоню, поэтому либо поддержите меня, либо подыграйте мне в этой забаве. Итак – из чего состоят?

--Из снимков, текста, пояснительных надписей, фамилии автора статьи, - штаб-ротмистр перечислял всё, что попадало в его поле зрения, обращённого на раскрытый номер газеты «Нива».

--И это тоже верно. А текст из чего состоит?

--Слова, цифры, даты … если угодно мельче, то слова состоят из буковиц.

--Да, из них. Если, посмотрев эти газеты мы не сыскали нужного ответа, не стоит ли нам предпринять поиски в более мелких фракциях? Скажем –в буковицах и цифирах?

--Искать что-то зашифрованное?

--Не думаю. Не обязательно что-то обязано быть зашифрованным, оно, то что мы ищем … не знаю … даже может просто повторяться. Скажем, одинаковая комбинация цифр, единообразная последовательность слов в предложении, открывающем статью, либо в завершающем. Я даже не уверен – шифр ли это вообще? Но, некая связь между повторяющимися катастрофами и статьями в газетах есть. Или должна быть. Давайте перечитаем ещё раз все статьи, придирчиво цепляясь к любой повторяющейся детали. Что-то мелкое просто ускользнуло от нас. За дело, господа, пока я ещё чего-нибудь не разглядел из ваших фокусов.

--Нам лучше приступить, - совсем шёпотом обратился Карл Францевич к штаб-ротмистру, - он нынче глазастый, что увидит – нам не спустит!

--Разговорчики в строю! Это верная команда, Модест Павлович!

--Так точно! Самая, что ни на есть верная! Только не смотрите в мою сторону.

--Ну, как дети, честное слово!

--Зато весьма одарённые дети. Вот, полюбуйтесь! У меня газета «Нива». Вот статья об аварии на станции Преображенской, автор статьи и фотоснимка Афиноген Ворожейкин. Авария на перегоне Турмонт-Дукшты, автор Афиноген Ворожейкин. Смотрим ещё … видите? Снова Ворожейкин, следующая статья … Ворожейкин. Так … пять, шесть, седьмая авария … снова Ворожейкин. Ещё две – тот же автор. А знаете, мне это уже нравится! Вот ещё … и ещё одна авария происходит под пристальным взглядом этого Ворожейкина.

Едва не столкнувшись лбами, помещик и гоф-медик поспешно двинулись со своих мест к улыбающемуся штаб-ротмистру.

Немного странная особенность наблюдается в поведении человеков, когда им невтерпёж лично увидеть то, о чем им было сказано словами. Возможно ли, что слух и зрение суть разрозненные раздражители, работающие отдельно одно от иного так же не пригодно, как пирог обособленно от начинки, как крепкое винцо от приятной закуски … нет, последний пример не годится. Как мак от кренделя. А совокупленные в единое, дают полновесное представление о предмете, вызывающем интерес. Так случилось и с нашими героями – востребованность сочленить воедино услышанное и увиденное едва не стоила им шишек на лбах. Но, как говорится, Бог отвёл.

Да, действительно, Модест Павлович отыскал некую примету, могущую подтолкнуть к ответу.

--Вы умница, дорогой друг!

--Минуточку, Кирилла Антонович! Справедливости ради стоит отметить, что попади эти «Нивы» в мои руки, я бы тоже подметил единое авторство у всех статей, наверное.

--Карл Францевич, вы тоже большая умница!

--Господи, как приятно слышать незаслуженную лесть! Благодарю! А что это за имечко такое – Афиноген Ворожейкин? Готов пойти на пари, что это псевдоним. Да, это псевдоним и есть! Назвался бы он каким-нибудь Митрошей Попкиным. А что? Господа, давайте-ка рассортируем газеты по датам выхода статей.

Гоф-медика посетила непоследовательная деятельность.

--Мы уже это делаем.

--Умницы, только учтите, что идея рассортировать принадлежит мне по праву, это мне досталась похвала из уст Кириллы Антоновича!

--Доктор, вы не хотите заняться делом?

--Хочу, да только вы уж управились. Что нам даёт хронология выхода этого еженедельника?

Что-то в действительности ускользало от внимания. И ускользало то, что должно было быть на самом виду.

Помещик решил отвлечься от мельтешащих и шуршащих газет, и просто … не думать.

Он поднялся на ноги, и подошёл к окну. За стеклом начинался вечер, который соответствовал времени суток, однако, сумерки не начинались, поскольку это время суток соответствовало белым ночам.

--Один, другой, третий извозчик … как тут оживлённо! Стоит выкроить час-другой, чтобы погулять по вечерней столице. Четвёртый, пятый … пятый … что только что промелькнуло? Какая-то занятная мысль … пятый извозчик …и что? Куда ты запропастилась? Пятый извозчик … а не в том ли дело, что извозчик суть одно словцо, а нумера различны? Словцо одно, а нумера … есть!

--Господа! – Воскликнул Кирилла Антонович и, почти одним прыжком оказался рядом с друзьями на полу.

--Снова? - Деловито поинтересовался доктор.

--Нет. Нам надобно сыскать смену цифр при одном слове, понятно говорю? Нет? Вообразите – у нас есть одно словцо, я подразумеваю не изменяемое, постоянное словцо, и это имя автора статьи. Именно смена чисел, сроков, дат вокруг Афиногена Ворожейкина и может стать ответом. Не утомляйте себя вопросом, откуда взялась эта мысль, но она … её следует проверить.

--Не знаю, что из этого может получиться, но уже становится интересно. Я беру несколько номеров, и выписываю все цифры, после сравним. Модест Павлович, я подам вам перо и бумагу.

Карл Францевич стал неподражаемо азартен, штаб-ротмистр по-военному сосредоточен, а помещик, никак не участвовавший в поисках чисел, просто сидел, и смотрел на друзей. Просто сидел и смотрел, проговаривая мысленно одни и те же слова – авария и выход. Какая из мелькавших мыслей уронила ту пару слов уже не узнать. Просто требовалось узнать, что есть «выход», поскольку словцо «авария» имело устоявшийся и понятный смысл.

--Друзья мои, вы не станете гневаться на меня, за то, что я отрываю вас от поисков? Есть некая пара слов – «авария» и «выход». Первое словцо понятно, а как соотносится другое словцо со всем тем, чем мы заняты?

--Это подсказка?

--Мне хочется думать, что да.

--Выход …, - Модест Павлович потянулся, убрал в сторону газеты, и выпрямил ноги.

 --Начну издалека – выход состава из вокзала, потом … из тоннеля, а что? Выход из … нет, это бессмысленно перебирать названия станций и переездов. Вы-ы-ход ….

--Очередного номера газеты, подойдёт? – Продолжил вместо штаб-ротмистра доктор.

А вот теперь не скоро, как немногим ранее, а медленно и с опаской господа протянули руки к газетам, и взяли по одной.

Едва ли возможно сыскать таких учёных, кои в своих лабораториях более скрупулёзно исследуют некий предмет, либо вещество, нежели наши герои просматривали еженедельник «Ниву».

И первым, чему лично я перестал удивляться, подал голос Карл Францевич.

--Скажите, уважаемые читатели нашей отельной библиотеки, только в моём номере день аварии ровно на сутки предшествует дню выхода газеты?

Это было важной, и по-настоящему действенной подсказкой. Представители Тамбовской губернии принялись сверять указанные две даты, а после молча подняли глаза друг на друга.

--У меня октябрьский номер, вышедший 18 дня, а катастрофа случилась 17.

--У меня декабрь 22 дня с аварией 21 того месяца.

--Как говорит мой фельдшер – проверю страдальца ещё раз, а то, не дай Бог, здоровья наберётся. Конечно, этот великовозрастный балбес шутит, но предложением проверить остальные девять номеров пренебрегать не стоит. Хотя я, что бывает со мною совсем не часто, затевать пари на итог просмотра газет не стану. Мы отыщем те же сутки разницы.

Теперь осторожность в обращении с газетой «Нива» была излишней. Номера порхали из рук в руки, по комнате разносились утвердительные восклицания, а в головах зарождалось новое ощущение – растерянность.

--И, как прикажете это понимать? И что со всем этим делать? Как мы воспользуемся этим? А что полезного мы из этого извлечём?

Авторство каждой из реплик установить не удалось, и вряд ли это кому-то нужно. Важнее то, что столь резкий переход от воодушевления и предчувствия разгадки, породивший противуположное чувство досадного безмыслия, явился той самой питательной средой, в которой пробуждается, приносящая победу, деятельность Кириллы Антоновича.

--Нам нужен Афиноген Ворожейкин. И немедля! Когда выходит следующий номер?

--Через три дня.

--Повторяю словцо «немедля»!

--А где мы … как где?! – Это господин гоф-медик принялся спорить сам с собою. – Отправляемся в редакцию! Модест Павлович, прихватите свой револьвер, так сказать, для сговорчивости сотрудников еженедельника. А … адрес редакции имеется?

--Улица Гоголя.

--Гоголя? Го-го-ля … не припоминаю.

--Тут добавлено, что это бывшая Малая Морская.

--Тогда нам пора! Эта улица в ином конце Невского проспекта. Она будет по левую руку, если глядеть по нашему следованию. Заодно полюбуемся на Исаакиевский собор.

--Вы так хорошо знаете столицу?

--Я хорошо знаю множество приятных мест, ну и то, что располагается рядом. Я тут проходил обучение.