Не прошло двух минут после ухода сантехника, ставившего пломбы на водяные счетчики, как в дверь снова постучали. За дверью обнаружился тот же самый специалист, правда, лицо его из изнуренно-равнодушного преобразилось в измученно-виноватое.
- Это снова я, - сказал он, зачем-то улыбаясь - неловко и подозрительно.
- Давно не виделись... Забыли что?
Недоваренные пельмени, выключенные около часа назад в связи с предыдущим прибытием сантехника, все еще плавали в холодной белесой жиже, скоропостижно разрушая вожделенные мясо-мучные связи. Сохранять вежливое реноме становилось все труднее.
- Простите, не смог пройти мимо. У вас там, этажом ниже, к мусоропроводу вынесли… соседи, наверное… растение, деревце. Еще живое, но больное, а там уже минус… совсем погибнет. Я бы забрал, но сегодня без машины. Вам не надо? Погибнет...
Чуть живая печальная улыбка, просящий взгляд, рыхлое отечное лицо. Объемный истрепанный саквояж на тонком длинном ремне через плечо, который владельцу приходилось поддерживать одновременно и за ручку и за ремень. Вместо спецодежды - линялая кожаная куртка с оплывшими как свеча карманами, истерзанные наколенной работой джинсы «Levis» и китайские кроссовки на липучках. Безнадежно несчастный человек.
Но еще несчастней были умирающие на моем кухонном подоконнике хлорофитум и драцена – две последних жертвы из шести, купленных в Икее два месяца назад и еще продолжающих вялую борьбу с моим заботливым ботаническим невежеством.
- Спасибо, но - нет, не надо, - сказал я и примирительно улыбнулся, - здесь ему лучше точно не будет.
- Да, конечно, понимаю. Я бы сам… но без машины... Может соседям вашим надо?
- За соседей не скажу, не знакомы, я только второй год здесь живу, - сказал я, но, увидев как стало темнеть его лицо, быстро добавил, - Давайте сделаем так: я его себе занесу, чтоб не замерз, а вы завтра, когда на машине будете, заберете. Как вам такая идея? Вас самого-то домой пустят с новым "другом"?
- Так я с мамой живу, она цветы любит, у нас уже много разных! - Обрадовался сантехник, но тут же погруснел: - Люди оставляют много..
На том и решили. Пока я накидывал куртку и шлепанцы, сантехник успел уехать на лифте.
За трубой мусоропровода тремя лестничными маршами ниже меня, как и было обещано, стояло метрового роста деревце в тесном терракотовом горшке без поддона. Ствол в большей части был совершенно голый, но на верхней трети крона раскинулась довольно пушисто, от чего дерево напоминало пальму.
Аккуратно, на вытянутых руках я внес его в квартиру и поселил на полу в кухне, прямо под хлорофитумом и драценой. По спиральке, от краев горшка к центру, разлил стакан теплой воды - она с благодарным шипением мгновенно провалилась внутрь. Больше давать не стал, поскольку не был уверен, что с холода можно сильно поливать.
Стал рассматривать постояльца. Ствол прямой, как мачта, с артритными узлами через каждый, примерно, дециметр; крона, с болезненно скрученными в трубочки тонкими листьями. Развернул одну трубочку – на темном, симметричном по вертикальной оси, листе светлые пятнышки и рваная бледно-зеленая кайма по краям. Несмотря на существенную внешнюю чахлость, деревце имело горделивую стать.
Глядя на него, я вспомнил одного соседа по восьмикомнатной секции из далекого общажного детства. Звали его Толик и было ему далеко за тридцать. Или немного за сорок, в детстве все взрослые одного невнятного возраста. Он жил с мамой на двенадцати квадратах площади, тихонько выпивал взаперти, потом ставил чайник на общей кухне и молча ждал закипания в сторонке. Не то, чтобы народ у нас был вороватый (хотя и не без этого, конечно, случалось разное, по мелочи, например, бессовестные пропажи кусков вареного мяса из полуготовых щей), но уж чайник можно было оставлять без опаски его умыкновения. С какой целью Толик воздвигал свой пост – покараулить инвентарь, сэкономить на пустом хождении туда-сюда или еще чего - доподлинно неизвестно. Зато отчетливо помнится его темная прямая фигура на светлом фоне окна, высоко поднятая голова с жидкими светло-русыми волосами, плотно, почти торжественно сжатые тонкие губы и глаза, наполовину, будто дремотно, прикрытые влажными веками. В одной руке он комкает вафельное полотенце в серых пятнах, другой чаще всего придерживается за спинку стула, если тот оказывается поблизости, или за железный стояк батареи отопления, не обжигавший рук даже в отопительные сезоны.
Такая компенсация экзистенциальной невзрачности вызывающей аристократической позой и порождала сходство Толика со спасаемым мной несчастным растением. Развеселившись, я окрестил деревце «Толиком» и провел остаток дня в тихом экстазе от остроумной выдумки. Особенно не терпелось представить «крестника» сантехнику, когда тот явится за ним. А если сантехник окажется тезкой, то будет просто бомба.
Однако ни на следующий день, ни через неделю, ни через месяц сантехник не явился. Мы с Толиком подружились. Он оказался фикусом Бенджамина «Кинки». Фикус Толик. Радости моей не было предела.
P.S. Говорят, фикусы, особенно бенджамины, обладают особой энегетикой, благоприятно воздействуют на микроклимат помещения, поглощая из него негатив. Поэтому мне было особенно грустно отдавать его в более умелые руки, когда почва под ним стала заселяться микроскопическими белыми жучками.
Микроклимат моей жизни способен вынести не каждый.