Как-то между нами с мужем возникла ссора. Может быть, дело касалось моих увлечений, может быть, его бездуховности или его командировок, я не знаю, но я поняла, что очень многого недополучаю в семье.
Почему-то его хваленый головной мозг отказал ему в это время. Он решил, что я не ссорюсь с ним, а просто странно себя веду, просто так, для своего удовольствия, почему-то, и потащил меня в психоневрологический диспансер. Я доверяла ему, и поэтому пошла с ним туда. Так ссора переросла в трагедию. Мои чувства оказались подавленными. В диспансере на меня не очень обратили внимание, поставили с вою любимую галочку и положили к себе в больницу. Я не ожидала этого. События развивались так быстро, что я не успевала подумать о том, что можно было бы предпринять другого. Дальше все было, как в кошмаре. Пришел новый большой враг, психиатрия, и мне пришлось целиком посвятить себя этой большой проблеме. Так из моих благих намерений выросла более большая ссора с мужем, от которой я не могла отказаться в связи с его поведением. Он стал регулярно класть меня в больницу. Он затронул самые глубокие слои моего сознания, а именно, мою вменяемость. Да, у меня были проблемки в то время, но в целом я себе доверяла и умела бороться с ними сама. Состояние ссоры зафиксировалось и стремилось повторяться бесконечно, мои нервы не выдержали этого натиска со стороны.
Это было очень трудно. Я перестала делать практически все дела, началась жестокая депрессия. В это время в диспансере мне лечили шизофрению. Я не знаю, где у них глаза и мышление, но такого подвоха со стороны я не ожидала абсолютно очевидно. Круг замкнулся и я оказалась в этом замкнутом круге. Муж только подогревал обстановку. Рассказывал детям про мою "болезнь", раздавал инструкции, с надутыми, красными, сальными щеками приходил ко мне в больницу на посещения. Ни разу не обнял меня, не спросил, как я себя чувствую в самом деле. Чувствовала я себя отвратительно. Внедрение психиатров делало свое дело, и постепенно я стала нуждаться в психиатре, который бы вылечил меня от психиатрии и от этого мужа. Этим психиатром оказалось время.
В один день, когда мы с детьми возвращались от моего отца из Вильнюса, он нас не встретил на вокзале. Я позвонила ему на мобильный, спросила, что случилось, и он ответил, что переехал к родителям. Потом он много приходил, казалось, что хотел извиниться, но не извинился, и позже оказалось, что его любовница из Казахстана родила ему ребенка и он планирует переехать к ней. Это был стресс над стрессом. Как жертва привыкает к агрессору, так и я привыкла к нему за это время. До этого независимая, обстоятельная, самостоятельная, я стала чьим-то придатком и металась по квартире в поисках такого необходимого второго, не могла найти его и жутко страдала.
Дети росли. Постепенно они заинтересовались тем, что со мной происходит. И бодро начали искать рецепты. Словом, жить было можно, но жить без страданий, а я поставила себе такую цель, было пока что сложно, и я полностью увлеклась психотерапией. О работе речи пока что не шло, потому что я еле-еле могла подняться с кровати.
С отвращением воспринимая свой вынужденный отпуск, я стала вспоминать далекое, незамужнее прошлое, и открыла в сети сразу две своих страницы, на стихах и прозе и бодро начала сочинять произведения. Я так увлеклась, что эти занятия стали целительно действовать на меня и в сердце стало приходить отдохновение от беды и даже небольшая радость. Я стала чувствовать себя нужной кому-то, жизнь пошла повеселее, я даже сочинила бардовские песни, которые позже исполнила на вашингтонском съезде любителей авторской песни.
Постепенно занятия в сети стали успокаивать меня, я задумала сделать свой сайт психолога, сделала его сама с помощью бесплатного редактора. Постепенно переползая от психологической зависимости к своей новой самостоятельности, я проводила свое время, тем не менее, в темных переживаниях и глубоких депрессивных страстях.
Но выход из тоннеля уже забрезжил.
Дети невзлюбили отца. Так они росли, помогали, превосходили многих сверстников в развитии.
Два года я провела у старшей дочери в Америке. Вашингтонский слет песни, концерт для своих. Я то расцветала, то страдала снова. Дело закончилось опять в психиатрии… Я дала ужасный нервный срыв, и теперь дочь заставляла меня пить психиатрические препараты.
Как я приехала обратно в Москву, я не помню. Младшая в это время вернулась из своей духовной миссии, а она была слушателем церкви Иисуса Христа и его Святых последних дней в Москве. Там и предполагался этот длительный миссионерский период, когда ей выпала честь служить свою миссию аж в Новосибирске. Мы зажили в Москве на старой квартире. Именно здесь мы провели когда-то как самые счастливые, так и самые несчастные годы. Мне было трудно вспоминать о них, и тем не менее, я снова завела цветы на окнах и даже опять взяла себе котенка, чтобы моя новая жизнь частично напоминала прошедшую и радовала меня снова. Так мне начало казаться, что я не изменилась. Постепенно хобби в сети переросло в бизнес по психологическому консультированию клиентов. Дело, прямо скажем, не шло бойко, и я до сих пор нахожусь в поисках своей базы клиентов, как любой психолог, который стремится покорить просторы сети. Но это уже было занятие. Снова я сорвалась, и меня снова положили в больницу мои дети, но на этот раз в платную клинику, где случился поворотный момент в моей истории. Мне поставили долгожданную депрессию и выписали другие препараты.
Травма двухтысячного года все еще давала о себе знать. Чувства! Я не высказала тогда свои чувства! Я высказывала и высказывала их в своих произведениях.
Спустя много лет у меня с мужем завязалась переписка в скайпе. Он был лаконичен и соблюдал верность своей новой жене, поэтому я не знаю, смогла ли я донести до него свою истину, но казалось, что пар начал выходить из меня. Вторую визу в Америку мне не дали, потому что теперь я была разведена. Забрезжили одинокие московские будни. Младшая дочь вышла замуж за американца, с которым познакомилась в миссии и уехала к нему. Подруги не появлялись, все говорило о том, что есть опасность обратного погружения в свои негативные переживания и нового витка депрессии. Я почувствовала опять тягу к моему психотерапевту. Как же моя самостоятельность? Смогу ли я встать на ноги? Избавлюсь ли я от своих проблем? Станет мне лучше или хуже? Пока что об этом мне не было известно. Возможность заново подать документы в американское посольство появилась тогда, когда я открыла свое дело. Шатко - не валко, - думала я, позвонила своей однокласснице, и мы удалились в сквер близ ЦДХ обсуждать наши последние новости.
В это время я все посещала и посещала церковь, молилась и ставила там свечи. Батюшка порекомендовал мне исповедоваться и принять причастие, и я сделала это. Моя самостоятельность была под контролем и все время возрастала.
Так меня "заболели" когда-то, и надежды расстаться с психиатрией оставалось все меньше, разве что посетить какого-нибудь альтернативного специалиста?