- Дзин-дзин - в муже на час нуждаетесь? Фирма " Хоттабыч ".
- В бычках нет, в табуне тем более.
- Не узнали без капюшона. Я причу сменил.
- Руслан. Кто в поликлинике острил.
- Здравствуйте, доктор. Главный бобр меня стриг.
- До чего люди докатились, животинке ни минуты покоя.
- Ни минуты покояяя, ни секунды покоя, не магу бис тибя, ни магу бис тибя..
- Наверх идите. Вы же строитель? Мне помощник нужен, крышу чинить.
- Ну, в принципе. Маша и Медведи, "Любочка". Пестня!
Синенькая юбочка
Ленточка в косе
Кто не знает Любочку
Любу знают все.
Слез мастер с крыши:
- Ендова раскрошилась. Покупать надо. Магазины уже закрыты.
- Едова?
- Рыльце.
- У дома нос-рот есть?
- А то ли. Толи у Вас нет? Мужиком не пахнет. А салофан?
- Сала?
- Вот такой салофан, надёжный, - указал на пластиковый плакат с головой Альберта Эйнштейна.
- Скажите це-це. Целлофан.
- Це-це. Салофан. Русско-советские " пестни " не любите. Головы передовиков сверх оружия на стенках вешаете. Кто же, кто вы? Где прячете тела?
- Наложницей была позавчера. Налоги могла платить. Теперь простыла, смотрю клип " грип " английской рок группы "Радиголовы".
- Грипп про болезнь? Включите. Так они музон у Маши спёрли! Как говорится - Карл у Клары.
- Если сравнить бремя славы, медведи с Машей любовь у Карла украли. Greep есть тварь.
- Радиоголовы, круто! Достоевского с попсой соединили.
Мутное время, ни свет, ни темь начало-мочало весны. Молочное время тощей коровы. Небо затянуто плёнкой белого молока. Не до жира. Искусственность какая-то в этом целлофане. И воздух сопрел. Небо в клети из веток дерева.
Встаю под берёзу. На ближайшей мне веточке жёлтый лишайник жизнь создаёт. Верно и сейчас трудится, невидимый глазу. Капает лиша не подряд. Место выбирает умеючи. Внимательно если рассматривать видишь: создал лиходей новую жизнь. Дома, купола, дев в кокошниках, цветастых юбках до низу. Вон, пред такой, на коленях, парень стоит, дар тайный в руках держит. А хитрец лишаистый на этом не успокоился, выше пошёл, кошкиными следами, стволоствольно. Ого-го! Ветки-то в танце. Друг над другом, друг перед другом. Вальс-фокстрот. Вроде и вместе, а каждый отросточек загадку создаёт.
Немыслимо красива эта корячность, изогнутость, величавость, чувственность. Пластика в изломах, настояшество, глубокое "всё отдам".
А вот и пианист, в центре почти. Правша взмыла к небу, ждёт знака, кисть изогнута вострО, копьём, ррррраз и разбудит древо. Хороша левша хрупкими тонкими нервными десятками пальчиков. Такие так переберут струнки души, стряхнут нежненько так, а я дам, отдамся. Возьми мою душеньку берёзнонька. Встряхни, в небесном тазу выстирай, выс'око. Напитай вкусом желтых сливок солнца, расчеши не мутным светом свободушки.
Чуток ниже музыканта приблудный ещё, мужичонка худосочный, ветошный. Готов к прыжку. Ноги не спортивны, слабы в коленях, дрожат, растопыркой держатся. Левая верхняя оконечность одиноким пером, а правая ко лбу тянется, пере... . Не возьмусь разгадывать, н'е к чему это.
Наша берёза такая. Теплоствольная зимой. Простодушная, мирная, покорная, корзинчатая, народная, крестом не придавленная.
- Утро доброго дня. Ночью дождь ходил. Эйнштейн не открыл.
- Если быть объективной, музыку к тваре дрожащей рок-голова у Альберта Хаммонда свинтила, у Горячего мира. Десятки своих, настоящих, пришли с потом.
- Топор Достоевского ближним, камни дальним, всем атом. Так что увижу своего Альберта - открою его голову.