Н О В О Г Р Е Ч Е С К И Й
А К Ц Е Н Т
Широко известен след древнегреческого языка, который он
оставил в научной терминологии, медицине, литературе, искусстве,
истории. Все мы с самого раннего детства и на всю жизнь привыкли
к этим гео, гелиос, гипер, гипо и еще неисчислимому множеству других
и давно считаем их своими, кровными, родными, в России русскими,
в Германии немецкими.
Мне лично они не только привычны, но и очень нравятся.
Одни только антропос - человек, антрас, чаще - андрос - мужчина,
арсеникус или абрикос - мужественный, гинека - конечно, женщина,
от которой произошла гинекология, многого стоят. Еще: русское
"двигать", оно же греческое "кино", русское "движение" переводится
как "кинема", отсюда "кинематика". Эти слова, безусловно, известные.
Но, вот новость для меня, оказывается, русские слова "банк"
и "стол" по-гречески звучат практически одинаково, а именно,
"трапЕза" и, соответственно, "трапЕзи", а письменный стол - "трапеза
то графети", дословно "стол для письма". Следовательно, в древней
Греции денежные операции, связанные с фиксацией, с записью
условий сделки совершались не "на коленке", а за "письменным"
столом.
А вот пример из личной жизни ровно семидесятилетней
давности (цитирую строку на страничке из табеля) ученика третьего
класса "А" Духновского Константина. В графе предметов значилось
из трех заглавных букв, с точкой после каждой буквы, загадочное
"И.З.О.", исполненное настоящим каллиграфическим почерком.
Что это значило учитель рисования не объяснил. Уже
позже, роясь в русско-новогреческом словаре, я выяснил, что "изо"
это три начальных буквы греческого слова "изографиа", которое
переводится на русский язык как "рисунок".
Сейчас в Греции говорят на новогреческом. Признаюсь,
что ни новогреческого, ни, тем более древнегреческого (от Гомера
до Архимеда, так классифицируют этот язык лингвисты, называя
его поэтическим), я не знаю.
Но на слух современный греческий язык мне лично
кажется серым, а то и вовсе бесцветным, совсем неблагозвучным
и не несет в себе той музыки, я уж не говорю о величии, которые,
по мнению русских классиков девятнадцатого столетия, подарил
человечеству его старший брат.
По барину говядина, как говорил мой отец, измельчала
нация и, как непременное следствие, растратила великолепие своего
языка. На нем в присутствии моей бабушки Парфены говорила вся
семья, включая и меня до семилетнего возраста, а Парфена была
его носителем.
В настоящее время судить о нем я могу лишь по
впечатлению, которое производит на меня его звучание, не вникая
в смысл сказанного.
Так вот об этом самом впечатлении. Как всякий нормально
грамотный человек я на слух отличаю основные европейские языки,
кавказские тоже. Чего никак не могу сказать о таких, например, как
башкирский, чувашский, мордовский и, наверняка, многие другие.
Уже много лет я живу неподалеку от МГУ, а ранее обитал в
районе, где расположены общежития подготовительного отделения
студентов-иностранцев университета. В трамвае или автобусе я
неприлично откровенно, с открытым интересом прислушивался к
звучанию знакомых, но непереводимых мною языков. Особенное
удовольствие доставлял стрекот испаноговорящих компаний.
Однажды, что-то случилось с трамваем, его долго не было,
и несколько нетерпеливых отправились пешком по улице
Кржижановского. Я оказался рядом с группой молоденьких ребят,
говоривших между собой на незнакомом мне языке. Который
показался мне невыразительным, довольно монотонным, а главное,
почти полностью безынтонационным.
Он заинтриговал меня только тем, что я никак не мог
разобраться в том, что это за язык. Я плелся совсем рядом с ними
вплоть до станции метро Университет так и не поняв, на каком языке
говорили мои попутчики. Но здесь я уже не выдержал и спросил их
откуда они. К стыду моему, они оказались греками из Салоник.
Теперь несколько слов об акценте. Мне нравится звучание
грузинского языка, мне нравится звучание армянского языка. И мне
всегда очень хочется вслушиваться в грузинский акцент, мне
доставляет удовольствие слышать армянский акцент, когда носители
этих языков говорят по-русски.
Что касается новогреческого акцента, то скажите мне честно,
могло бы вам понравиться то, как произносила моя родная бабушка
"по-русски" короткое обращение из двух всего лишь слов к пожилой
женщине старше себя - "Пожалуйста, тетя"? Но сначала послушайте как
звучало оно в устах моей бабушки. "Пачяльста, кики", вот так и только
так, и никогда иначе. Просто ямало-чукотское наречие какое-то.
Это было ужасно. Сразу же вспоминается Алексей Толстой,
который справедливо называл греческий язык сюсюкающим (он,
конечно же, имел ввиду новогреческий), потому что именно таким
он и воспринимается русским ухом. Бабушку свою я любил всегда,
и сейчас вспоминаю ее с любовью, но только не этот неистребимый
её, ни на что не похожий новогреческий акцент. А ведь акцент это
слепок с родного языка, только из чужой, иноязычной глины.
И еще несколько слов, теперь о русском языке. Лучше,
чем написал о "великом и могучем" в своем стихотворении
И.С. Тургенев, не скажешь. Но я не о восхвалениях. Я очень
сожалею о том, что как и всякий человек, для которого русский язык
является родным, не могу услышать его как язык будто бы мне
незнакомый, уловить его неповторимость, присущую только ему
и никакому другому, почувствовать своеобразие, выразительность,
убедительность интонаций, и вообще, как он звучит для
нерусскослышащего уха.
Вот интересно, а Вы, русскоговорящий человек,
когда-нибудь об этом задумывались? О том, чтобы услышать свой
родной язык чужим для него ухом. Чтобы уловить в нем что-то
новое, непривычное, что в руссконастроенном ухе, я уверен,
теряется.