Два сапога пара

               
        Выписавшись  из  больницы,  домашний  свой  очаг  Иван  Сергеевич  проигнорировал,  отдав  предпочтение  даче. Вся  душенька  изболелась  по  ней  за  месяц  целый.  Как  она?  Что  там  с  его  деревцами  плодовыми  творится?  Да-а… Совсем  не  вовремя  в  стационар  залететь  пришлось… Один  он  живёт  сейчас  и  посмотреть  за  дачей  совершенно  некому.  «Вообще-то,  если  хорошо  поразмыслить – «присмотреть  для  себя»,  уж  точно  есть  кому…» -  с  ехидцей  подумал  Иван  Сергеевич,  вспомнив  о  своём  дачном  соседушке,  Борисе  Спиридоновиче.
 
        «Ох-ох-ох… И  до  чего  же  ненадежный  он,  этот  товарищ… Жадный  и  завистливый.  Так  и  смотрит,  где  бы  ему  что  слямзить  плохо  лежащее  на  даче...  Словом,  воришка  ещё  тот…» - мчась  к  дачному  поселку,  заранее  тоскливо  переживал  страдалец-дачевладелец.  Иван  Сергеевич,  конечно  же,  особенным,  прямо-таки  кристальным  подарочком  и  себя  самого  не  считал, зная цену каждой копеечке не понаслышке, а из-за профессии «пожизненного бухгалтера». Денежки он  и  сам  ох,  как  любит.  Экономный,   он,  разумеется,  не  без  этого.
 
        Но  только  вот  не  такой  скупердяй,  как  сосед  Бориска.  Иван  Сергеич     даже  и  в  душе,  про  себя,  никогда  не  называет  его  по  отчеству,  ибо  по  уровню  интеллекта  считает  соседа-тракториста  намного  ниже  себя.  Еще  бы!  Да,  разве  стали  бы  бестолкового  бухгалтера  на  столь  огромном  предприятии … аж  до  семидесяти  семи  годочков  держать?!  Правильно?  А,  тем  более,  если  рисковая  работка  главбуха  с  этими  постоянными  перестроечными  экономическими  причудами,  когда  не  ведаешь,  что  с  тобой  к  вечеру  случится,  и  не  повяжут  ли  тебя  в  одночасье,  и  будешь  сидеть  ты  не  за  чистым  столом  бухгалтерским,  а  «на  параше»  вонючей…

        Но ведь ничего,  управлялся,  всегда  как-то  выкручивался.  Руководство  своё    Сергеич  никогда,  ни-ни,  «не  обижал».  Но  и  себя,  любимого,  в  то  же  время,  не  забывал… И  начальство  в  ответ  его,  главбуха,  тоже  ценило.  Как  говорится  в  народе,  «рука  руку  моет», а  иначе  нельзя.  И  «запасец»  он  кое-какой  денежный  успел  сделать.  И  квартирку  свою  в  два  раза  расширил, и  дачу  всем  на  загляденье  прикупил.  Значит,  соображает  еще,  соответствует  по  статусу?   И  Сергеич  собой  гордится.  «Жаль,  вот  с  соседушкой  не  повезло… 

        Правда,  и  не  ругались  с  ним  ни  разу,  но  глаза-то,  глаза  у  него – это    жуть  одна!  Куда  их  денешь?  Они  ведь  «зеркало  души».  Жулик  он,  да  и  только!  По  ним  и  не  многоопытный  бухгалтер  высчитает,  кто  есть  кто.  Ох,  как  бы  чего  не  стырил  Бориска  в  отсутствие  его,  Сергеича… Прибью,  гада, сразу! Попался же шабер, блин… Ладно,  авось,  глядишь,  и  обойдется.
 
        Хорошо,  что  сам  я  далеко  не  дурак.  На  вороных  меня,  дружок,  не  объедешь… Видали  мы  и  не  таких» - уже  подъезжая  к  даче,  беседовал,  рассуждал  сам  с  собой и  хорохорился  Иван  Сергеич, заранее  переживая  за  временно  кинутую  им  ввиду  болезни  дачу.  Войдя  же  в  калитку,  он  застыл,  словно  вкопанный,  с  приятным  удивлением  воззрившись  на  многочисленные  плоды,  которыми  прямо  сплошь  облеплены  были  ветви  яблони,  сливы  и  груши.  Правда,  пока  совсем  еще  маленькими.  Да-а!  Такого  изобилия  собственных  будущих  фруктов  он  что-то  даже  ведь  и  не  припомнит!  Нет,  ни  разу  не  было!

        Вот  это  урожай,  так  урожай  намечается!  Ни  сном,  ни  духом  не  ожидал  он  подобного.  Глянув  в  соседскую  сторону,  сердечко  Сергеича  тревожно  ёкнуло  и  даже  неровно  заколотилось:  видел  же,  конечно,  всё    это  будущее  богатство,  тоже  видел,  паразит-Бориска!  Теперь  наверняка  от  зависти  исстрадался,  и  все  ночи  не  спит,  жадина…  Батюшки  мои!  У  него-то  по  сравнению  с  ним,  Сергеичем,  вон  и  в  действительности  почти  совсем никаких плодов  почему-то  не  уродилось.  Ай-яй-яй… Даже искренне  жаль  мужика… У  него  и  яблонька,  и  груша,  и  слива – прямо  полупустые…
 
        Так,  мелькают  кое-где.  Почему-то  больно  круто  обошлись  с  ним  в  нынешнем году… Но  природа  ли  виновата? В  прошлом  году,  помнится,  урожай  у  Бориски  приличный  был.  Видимо,  наказан  он  кем-то…  Однако,  заметив  на  двери  Бориса  огромный  висячий  замок,  Сергеич  временно  успокоился,  решив  как  раз  и  воспользоваться   отсутствием   завидущих  соседских  гляделок.  Поэтому,  скорости  ради,  даже  не  входя  в  дом,  чтобы  переодеться,  решил  на  всякий  случай  (пока  соседушки  «дорогого»  нет),  взять  и  просто  посчитать  плодовую  наличность  с  трёх  красавцев.

        А  при  наличии  у  него  сейчас  лишнего  времени – все  поголовно,  до  единого  плода. Так  сказать, зарегистрировать  прямо сейчас,  «не  отходя  от  кассы».  Да.  Аккуратненько,  никуда  не  спеша,  как  бухгалтер,  посчитать  количество  исключительно  всех  висящих  плодов,  начав  с  самого  ценного – с  яблони  «белый  налив».  Ох,  и  вкус  же  у  этих  особо  крупных  яблок!  Вытащил из  кармана  только  что  начатую  записную  книжку,  бухгалтерскую  «считалку»,  и  с  чистого  листка  начал  подсчёт.  Уж  чего-чего,  а  это  делать  Сергеич  умел  классно  и  шустро.  Тем  более,  сейчас  трудился   уж  точно  только  лишь  на  себя.  И,  конечно,  больше  ради  Бориски  завидующего.

        И  он  впрямь  увлекся,  совсем  не  замечая  времени. Через  два  часа  интенсивного,  скрупулёзного  труда,  будущий  богатый  хозяин  плодовой  наличности  был  вознаграждён  сторицей.  Два  листка  исчеркал  цифирью  и,  наконец,  стал  подводить  привычный  бухгалтерский  баланс  каждого  плодового  дерева.  И  суммы  получились  на  радость  Ивана  Сергеича  очень,  и  очень  даже  неплохие!  Яблонька  давала  382  плода,  груша – 146,  слива – 138!  Собрался,  было,  на  радостях  сложить  суммы  всех  плодов  вместе,  но  два  листочка  полностью  закончились  и  места  для  подбивания  бабок  не  хватило.  Ну  и  ладно.
 
        Зато  он  на  другом  листе  напишет,  вон  их  у  него  сколько,  нечего  для  себя  жадничать.  И  Сергеич  решил  перевернуть  страничку,  и  на  отдельном  беленьком  листке  посчитать  общую  сумму.  Ну,  просто  так,  для  интереса.  Непроизвольно,  чисто  автоматически    сходу  сложив  в  уме  три  вовсе  и  несложные  цифры,  сразу  же  вдруг  почуял  непонятное  и  тревожное  бегание  мурашек  по  телу.  И  даже … шевеление  волос  на  голове.  Последних,  пока  ещё  оставшихся…  Ибо  цифра-то  выходила  поистине  ужасающая!  Да-да!  Страшная  она…

        Ибо,  как  и  многие  товарищи  из  его  вороватой  профессии,  верящий  во  всякие  приметы,  и  предрассудки  Иван  Сергеевич  остолбенел,  не  веря  своим  очам: … ведь  ровно  666!  И  эту  жуткую,  мерзкую  цифру  он  даже  и  записать-то  боялся.  Но  как  такое  получилось?!  Словно  знамение  ему…        Как  будто  кто  очень  мудрый  и  хитрый  специально  бабки  подбил,  чтобы  мистикой  напугать  Сергеича… Даже  слов  нет.  Он,  разумеется,  запросто  мог  ошибиться  при  столь  сложном  подсчёте  висящей  мелочи,  но  итог-то,  конечный  результат,  к  сожалению,  ведь  и  на  самом  деле  почему-то  получился … именно  дьявольский?!
 
        И  к  чему  бы  это?  Ох,  неспроста… Нет!  Нельзя  число,  цифру  эту  мефистофельскую,  вообще  писать!  Боязно  ему… Профессия-то,  как  уже  упоминалось,  воровская… Но  Сергеич  додумался.  Потому  что  он – профессионал  своего  дела  и  сделает  так.  Стоп-стоп!  А  он  возьмёт  и  напишет  жуткую  цифру  в  записной  книжке  ради  приличия,  да  и  от  греха  тоже … где-нибудь  подальше.  Чтоб  не  мелькала  и  не  пугала  его.  Да-да,  в  самом  конце  книжки.  Так  лучше  будет…  И  явно  перетрусивший  Иван  Сергеич  написал  дьявольское  число  в  самом  конце  её,  тут  же  начав  рассуждать  логически.
 
        «Так-то,  если  разбираться  честно - цифра  весьма  крупная,  шикарная  даже,  и  если  червь  яблочный,  или  (тут  Сергеич  со  вздохом  снова  с  подозрением  глянул  в  сторону  дачи  Бориса),  кто  другой  «не  поимеет»  ожидающийся  не  хилый  плодовый  урожай,  тогда  можно  будет,  пожалуй,  более  половины  и  на  рынок  выставить… А  почему  бы  и  нет?  Своё  же?». 
И  Сергеич  с  любовью  поглядел  на  плодовые  деревья.  «Да-а…  Навар  ожидается  очень  даже  неплохой,  если...».  И  снова  со  вздохом  кинул  тревожный,  недоверчивый  взгляд  в  сторону  дома  ненадежного  Бориса.
 
        «И  откуда  только  этакие  соседи  вороватые  и  завистливые  берутся?» - скорбел Сергеич, но  руки  свои  загребущие  в  предвкушении  прибавки финансов  всё  равно  радостно  потёр,  и  от  неожиданно  блеснувшей  оригинальной  мысли  аж  поперхнулся,  и  даже  закашлялся.  Да,  как  он  чуть,  было,  не  упустил  из  виду?! То,  что  он  додумался  посчитать  плоды – молодец,  но  у  него  же  ещё  и  мобильник  с  собой,  которым  нужно  немедленно  воспользоваться  и…

        И сейчас  же,  немедленно,  запечатлеть  им  все  посчитанные  плоды  на  деревах!   Да-да!  Это  же,  если  что – ведь  будущий  документ,  так  сказать,  вещественное  доказательство!  И  Сергеич  не  поленился  снять  каждое  деревце,  да  ещё  и  с  четырёх  сторон,  и  только  потом  лишь  успокоился  окончательно.  И  пусть  теперь  этот  хапуга  сосед,  Бориска,  попробует  хоть  один  плод  сорвать!  Однако  увлёкшийся  расчётами  бухгалтер  даже  и  предположить  не  мог  о  том,  что  давным-давно  уже  творится  за  его  спиной.  Но  выяснилось  это  чуть  позже.

      А  так  как  за  всеми  «защитными»  действиями  «неимоверно  жадного  соседа  Сергеича»  через  щёлочку  занавешенного  окошка  неутомимо  наблюдали уставшие от долгого ожидания,  но  всё  равно  сосредоточенные,    пламенеющие  завистью  и  страшно  завидущие  глаза  соседа  Бориски  с  непонятным  окрасом,  не  пропустившие  ни единого  подозрительного  движения  «старого ворюги-бухгалтера».  Вернее,  выражение  не  совсем  верное  потому,  что  цвета  сЕрого  глаз  был  левый,  а  правый – почему-то  ярко  зелёного.  И  уставший  Бориска  от  бдения  давно  уже  весь  извёлся.
 
        За  месяц  нахождения Ивана  Сергеича  в  больнице,  кипевший,  чуть  не  плачущий от безысходности и отчаяния Борис скрупулёзно  обдумал  свои  предстоящие «оперативные  действия»,  с  великим  нетерпением  ожидая  прибытия  по  его  словам  «чересчур  богатых  на  урожай  в  этом  году    плодовых  деревьев  соседа-скопидома».  А  проклятый  пудовый  замок  на  его  двери  висел  в  целях  конспирации  круглосуточно … вот  уже  вторую  неделю.  Ну,  вроде  бы,  его,  Бориса,  вообще  нет  дома.  Откуда  Борис  мог  знать,  когда  именно  выпишут  до  невозможности  жадного,  и  заносчивого    соседа-бухгалтера  Ивана  Сергеича? К  тому  же,  он  был  в  полнейшем  отчаянии  из-за  своего  проклятого   навесного  пудового  замка.

        А  так  как  у  бедного  Бориса  Спиридоновича  со  временем  абсолютно  весь  немалых  размеров  живот  струпьями  покрылся,  обновляющимися  ежедневно!  Да,  и  коленки  свои  он  тоже  страшно  расцарапал,  ввиду  конспирации  и  постоянного  лазания  в  окно  вместо  имеющейся  двери. Но  куда  деваться  от  сохранения  в  тайне  своей  деятельности?  А  все  эти  ссадины  образовались  по  причине  построенного  им  когда-то чересчур  уж    высокого  фундамента.  Сам,  глупец,  спланировал  и  сам  же  в  поте  лица  трудился,  чтобы  холод  в  дом  меньше  проникал.

        А  теперь  вот  мучайся,  блин,  то  и  дело  вползай  в  окно  на  животе  и  обдирайся  каждый  день,  да  ещё  ведь  и  не  по  разу!  Ну,  не  мог  же  он  всё время  лестницу  к  окну  подставлять!  Какая  тогда  конспирация  будет?! И  вот,  проклиная  неурожайный  для  его  участка  год,  в  долгие  бессонные  ночи  завистливых  переживаний,   сумел  Борис  Спиридонович  подготовить  хитрейший,  самый  настоящий  коварный,  поистине  предательский  удар  в  спину  невероятно  скупого  бухгалтера,  назвав  операцию  «Бестолочь». Да-да,  в  честь  своего  высокомерного,  но  дубового  соседа  Сергеича. Настал,    настал  час  расплаты!  И  за  месяц  операция  продумана  им  досконально.

        Она  буквально  прокручена  Борисом,  казалось  бы,  до  мельчайших  деталей  и  срыва  попросту  быть  не  должно,  ибо  всё  учтено  «от  и  до».  Наблюдающий  из  окна  и  давно  уже  уставший,  сидящий  как  на  иголках  Борис  сейчас  с  гордостью  даже  ведь  и  незабвенного  фон  Штирлица  вспомнил,  который,  несомненно,  всенепременно  похвалил  бы  его  за  столь  хитроумный  план,  который  начнётся  сразу  же  после  скрупулёзных  подсчётов  и  глупых  снимков  совсем  уже  чокнувшегося  от  жадности  соседа.  Как  там  в  песне?  «…Еще  немного,  еще  чуть-чуть… Последний  бой, он  трудный  сАмый…».  Да.  Пора,  пора  уже  и  «на  бой»  выползать!

         …Минут  через  двадцать,  мирно  половший  траву  Иван  Сергеевич  услышал  вдруг  скрип  открывающейся  калитки.  Да.  Не  смазываемых  им  её  петель  специально.  А  для  лучшей  слышимости  тех,  кого  несёт  сюда  нелёгкая,  и  кого  сюда  никто  не  приглашал.  Особенно  сегодня.  И  хозяин  дачи  с  неприкрытым  удивлением  увидел,  как  с  большой  авоськой  шёл  к  нему  широко  улыбающийся,  и  «вот  прямо  только  что  подъехавший  на  рейсовом  автобусе»  Борис  Спиридонович.  Соседи  по  обыкновению  и  ради  приличия  «дружески»  обнялись,  похлопав  друг  друга  по  спине.

        Попутно  обменялись  обычными  в  подобных  случаях  малозначащими  житейскими  вопросами.  Неожиданно  Борис  вдруг  засуетился,  захлопотал,  упросив  своего  «уважаемого  и  более  старого по  годам соседа»  отдохнуть  от  трудов  праведных,  и  пока  посидеть   на  лавочке,  а  сам  шустро  начал    раскладывать  «поляну»  прямо  рядышком  с  хозяином,  на  зелёной траве-мураве. А Ивана  Сергеича,  уже  было,  задергавшегося, запротестовавшего,    сосед  Борис  с  деланной  «добродушной  улыбкой»,  (насколько,  правда,  позволила  сделать  это  его  отвратительная  физиономия  с  чисто  по-воровски  бегающими  разноцветными глазками),  призвал  оставить  дачные  дела  и  отметить  с  ним,  с  Борисом,  долгожданный  уход  на  пенсию.  Тем  более,  и  выздоровление  Сергеича.  Они  кто?  Не  соседи  что  ли?

        Ведь  Иван  Сергеевич,  наверное,  отощАл  на  жиденьких  больничных  харчах.  Но,  самое  главное, хоть  он  живой,  и  относительно  здоровый оттуда  вернулся!  А он  сам, Борис,  на  днях  ведь  специально  для  столь    нужного  дела  и  сало,  и  рыбку  накоптил.  Посидят,  отдохнут.   Это  ли  в  их  возрасте  не  праздник?!  Месяца  два,  чай,  не  виделись,  а  за  общим  столом  года  два  уж  как  не  встречались.  И  тут  Иван  Сергеич  вслух,  и  ведь  совершенно  неожиданно  для  своей  прижимистой  натуры,  вдруг  взял  и  полностью  с  ним  согласился,  начав  казнить  себя  в  душе  за  черствость  свою,  бессердечие  и  врождённую,  да  и  профессиональную  тоже  постоянную  подозрительность.
 
        И  Сергеич  прямо  нутром  стал  чувствовать,  как  потихоньку  оттаивала  его  расчётливая  бухгалтерская  душа: вон,  ведь,  какой  богатый  стол  организовал  Бориска  за  пять  минут!  И,  самое  главное,  «за  просто  так»!  Ну,  что  же.  Молодец!  Готовился,  видать,  человек.  Знать,  с  возрастом  поумнел  соседушка,  и  понял,  с  кем  он  дело-то  имеет.  Уважает.  «Да-а.  Частенько ошибаемся мы в людях…» - вздохнул Иван Сергеич  и  неожиданно  для  себя  предельно  честно  прикинул:  ну,  а  вот  он  сам  смог  бы  кого-нибудь  угостить  «просто  так»,  от  не  хрена  делать?!  Ох,  нет,  вряд  ли…

        Что-то  не  припомнит  он  свои  «безответные»  щедрости… Всю  жизнь - только  с  расчётом.  Скорее  всего,  не  было  щедрот  этих  у  Сергеича,   у  экономиста,  и  в  помине… Конечно,  тут  ещё  его  бухгалтерская  вакансия  вклинивается.  Привык  же  он  в  дело  и  не  в  дело,  хоть  на  чём-то,  да  выгадать.  Обсчитать,  объегорить  кого,  на  вороных  объехать,  и   на  чём-нибудь, - но  поживиться  за  чужой  счёт… Что  тут  греха  таить?  А  иначе  он  и  не  был  бы  тем,  кем  стал  в  данный  момент.  Ладно,  виноват  он.  Будет,  будет,  он,  Сергеич  исправляться.  Между  ними,  столь  близко  живущими  соседями,  не  должно  быть  крупных  размолвок.

        Да-да. Тех  глупых  недоразумений,  которые  иной  раз  доводят  шабров  соседей  даже  и  до  «петуха  красного»… С  помощью  пивка,  для  «пущей  надежности»  незаметно  сдобренного  Бориской  чистым  спиртом,   а  ещё    и  зарубежного  винца,  затем  шкалика  водочки,  и  притупилась  всегдашняя  профессиональная  бдительность  староватого  главбуха.  Да,  и  услужливо  выставленные  лукавым  Борисом «на  закусь»  копчёности,  и  разносолы  всяческие,  деликатесы  нежданные  большую  роль  сыграли.  А  особенно  хмельно  подействовали  жадно  и  прямо-таки  нагло,  (в  чём  сам  себе  после  признался),  выпитые  пьянеющим  Сергеичем  вне  всякой  очереди,  и  почти  подряд,  две  большие  кружки  пенистого  холодненького  пива.

        Само  собой  разумеется, «сдобренного» крепким градусом...Похоже,  врождённая  жадность  проснулась  у  захмелевшего  Сергеича  и  наружу  вышла...  Халява  так  называемая.  После  пива,  видимо  совесть  очнулась  и  он,  оправдываясь,  этак  виновато  улыбнулся  Борису,  что,  мол,  «после  длительной  прополки,  (но  Борис-то  прекрасно  видел,  что  всего  лишь  15-20  минут!),  на  жаре  такой  горло  прямо  сил  нет,  как  пересохло,  и  пить  захотелось  страшенно».  Сосед  Борис  всё  с  той  же,  теперь, вроде  бы,  и  вправду  улыбкой  добродушной,  понимающе  кивал,  поддакивал,  и  всё    подливал пьянеющему Ивану Сергеичу, сам  более  всего  налегая  на  зАкусь.
 
        Сидя  за  «поляной»,  Борис  Спиридонович  собрал  имеющиеся  силы  в  кулак: а  чтобы  ненароком  не  упиться  самому  и  не  испортить  с  таким  трудом  подготовленную  операцию.  Затем  он,  постаравшись  изобразить  на  своей  круглой,  с  чересчур  широкими  калмыцкими  скулами  физии  очередное  подобие  искренней  радости  за  будущий  шикарный  плодовый  урожай  Сергеича,  сам  этак  презрительно,  и  даже  беспечно  махнул  в  сторону  «неудавшихся  в  этом  году  фруктов».  Ничего, мол, переживёт  он. А  осенью  постарается  хорошенько  удобрить  земельку.

        Ну,  да.  Внесет  туда  всё  необходимое  и  к  следующей  весне  дело,  глядишь,  и  поправится.  Он,  Борис,  якобы,  давно  собирался  подновить  земельку,  но  как-то  недосуг.  Зато  теперь  он  на  пенсии  и  времени  в  избытке,  да  и  жить  здесь  будет.  Бывает  недород,  что  ж  теперь.   Но,  как  говорится,  ведь  «и  не  хлебом  единым  сыт  человек»,  верно?  И  Иван  Сергеевич  поддержал  задумку,  заодно  слёзно  попросив  Бориса  в  его  отсутствие  поглядывать  за  посчитанными  им  «на  всякий  случай,  просто  так,  из  любопытства»,  плодами.  Как  Борис  Спиридонович  посмотрит?

        Если  ему  всё  лето  и  осень  быть  здесь,  на  даче,  правильно  же?  И  крепко  поддатый  Сергеич  даже  пообещал  за  догляд  за  его  дачей  и  некоторое  вознаграждение.  В  пределах,  конечно,  разумного…  И  после  этих  слов,  захмелевший  Сергеич  снова  сам  себе,  и  снова  вне  всякой  очереди,  разрешил  «пропустить  ещё  одну  кружечку  уж  очень  вкусного  разливного  пивка»!  Хотя  уже  покачивался  и  еле  держался  даже  и  сидя  на  земле.  И,  в  итоге,  через  пару  минут  вырубился,  тем  не  менее,  крепко,  и  жадно  сжимая  недоеденного копченого леща  в  руке.  И  прямо  тут  же,   у  «поляны»,  на  зеленой  травке  и  прикорнул  старый  бухгалтер.

        Зато  не  дремал  постоянно  находящийся  «на  стрёме»  Бориска.  Ах,  кто  бы  измерил  ту  внутреннюю  боль,  какую  ощущал  он,  видя воистину наглое поглощение  невероятно  скупым Иваном  Сергеичем деликатесные  припасы, купленные  на  свои, родные,  кровные,  рублики!  За  довольно  длительное  сидение  вся  скаредная  душенька  его  истомилась,  но  он  нутром  чувствовал: «клиент  вот-вот  созреет»,  и  потому  игра  стОит  свеч.  И  Борис  с  самодовольной  улыбкой  похвалил  себя,  самовольно  присвоив  звание  очень  даже  неплохого  психолога,  и  ещё  даже  и  стратега.
 
        Ведь задолго  до  приезда  старого  бухгалтера  Ивана  Сергеевича,  этого  «скупердяя  несносного»,  Плюшкина  гоголевского,  тонко  высчитал  он  все  нюансы  его  расчетливого,  мелочного  поведения  на  даче.  Борис,  будучи    не  мЕньшим  жмотом,  даже  угадал   абсолютно  все  его  действия…  И  что  как  только  войдет  Сергеич  в  скрипучую  калитку,  и  увидит  невиданный  доселе  урожай,  он  тут  же  сравнит  его  с  никчемным  соседским,  то,  как  пить  дать,  затрясётся  от  жадности,  и  сейчас  же  даже  не  входя  в  дом,  начнёт  считать.  И  ведь  угадал!  Обязательно  поштучно, и  каждый  плод!
 
        Но  додумался  Борис,  отчего  они  с  Сергеичем  настолько  схожи  во  всём!  Ведь  и  впрямь,  как  два  сапога,  образующие  пару!  И  сколько  их,  плодов,  всего  на  плодовом  дереве  находится  по  отдельности,  а  затем  стопроцентно  зафиксирует  в  письменном  виде.  Почему  угадал  он?  А  потому,  что  кроме  невероятной  скупости,  в  воровской  памяти  старого  главбуха  ничего  уже  не  осталось,  и  потому  ему  через  день-два  «пинка  дадут»  на  его  предприятии. Ведь  вон  как  за  дАровой  «поляной»  скряга  Сергеич  спешил  и  давился,  накинувшись  на  бесплатную  еду,  напрочь  временно  забыв  о  своих  «пищеварительных»  болезнях?  Да.  Подтвердил  старую  поговорку.  Что  «на  халяву  даже  и  уксус  слАдок»?
 
        Он  думает,  что  Борис,  благодаря  хорошо  знакомому  товарищу  не  знает  о  давно  уже  готовящемся  увольнении  обеспамятевшего  Сергеича?  Ха-ха!  Его  начальники  гораздо  моложе  и  все  прекрасно  понимают  опасность  присутствия  одряхлевшего  главбуха  на  столь  скользком  посту.  С  его  ослабевшей  памятью  и  преклонным  возрастом  в  любой  момент шефов  подставить  может  тот бестолковый  товарищ.  Ему  ведь, вон  сколь      годов-то  уже!  Скоро  и  без  тюрьмы  «в  ящик»  сыграет,  а  им,  молодым,  за  решётку  садиться  негоже.  Хитрый  Сергеич  ввиду  немалого  своего  возраста  потому  и  не  боится  самым  главным  бухгалтером  работать.
 
        Но  достойную  замену  ему  уже  отыскали.  Сколько  можно  держать  старика?  Что?  Разве  начальники  не  видят?  По  уму  не  тот  стал   Сергеич…  И  с  памятью  не  то,  и  «песок  сыплется»,  да  и  всего  за  один  год  - он  уже  третий  раз  в  больнице...  Когда-то  ас  был,  конечно,  что  и  говорить,  а  сейчас он «мышей  только  лишь  для  себя  ловит»…  Борис  узнал  точно: уже  завтра  соседу  собираются  предложить  увольнение  «по  собственному  желанию».  Ну,  что?  Пожалуй,  пора  приступать,  решил  довольный  Борис.

        Ибо  сейчас  операция  под  чётким  кодовым  названием  «Бестолочь»,    переходит  во  вторую,  основную,  заключительную  стадию.  Высокомерно    улыбнувшись,  Борис  Спиридонович  резко,  со  злостью  выдернул  из  руки  Сергеича  недоеденного  леща,  бесцеремонно  вытащил  у  пьяно  храпящего  соседа  записную  книжку,  так  как  всё  последующее  продумано  им  до  мелочей.  И  свершить  задуманную  операцию хитрым  Бориской нужно  было  только  его,  именно  его  же,  соседской,  бухгалтерской  авторучкой.  Чтобы  уж  сделать  всё  точнёхонько  по  утверждённому  им  самим  плану.

        И  Борис  аккуратненько,  не  оставляя  следов,  выдернул  из  книжки  два  листка  исписанных  с  обеих  сторон  меленькими  буквами  и  цифрами,    а  потому  ведь  более  экономными,  с  тщательными  профессиональными  подсчётами  плодов,  не  переставая  попутно  дивИться  скупости  Сергеича  абсолютно  во  всём!  И  тут,  тоже  уже  чуток  поддатый,  Борис  вспомнил  вдруг  одну  весьма  важную  деталь.  Когда  они  уже  прилично  тяпнули,  захмелевший  скряга  главбух  вытащил  эту  книжку  и  вкратце  пояснил  суть  всей  цифири  в  ней.  Но  он  мог  бы  зазря  и  не  напрягаться.

        Как  будто  Борис  сам  не  наблюдал  за  жидовскими арифметическими действиями  сквалыжного  соседа  прямо  из  окна  дома  через  театральный  бинокль,  специально  приобретённый  для  настолько  важной  операции!          Кстати,  и  не  очень  дорогой,  с  рук  взял,  конечно.  Ладно,  жалеть  нечего, окупится  он  ближе  к  фантастическому  фруктовому  урожаю  Сергеича… Но  бахвальство  пьяного  соседа  Борис  терпеливо  выслушал.  Мол,  что  всё  у  него,  главбуха  Сергеича,  якобы,  как  по  нотам  делается!  И  плоды  все  до  одного,  и  даже  с  каждого  из  трёх  плодовых  деревьев,  отдельно  им  посчитаны.  А  в  итоге  эти  три  суммы  округлены.  Ещё  раз  горделиво  похвалил  себя  капитально  поддатый  Иван  Сергеич  и  сунул  под  нос  Борису  испещрённые  цифрами  и  словами листки. Видишь,  мол,  чудик,  до  чего  же    чётко  настоящие  экономисты  работают?!

       Мол,  учись,  Борис  Спиридонович,  пока  я,  бухгалтер,  жив!  Услышав  вдруг  срочное  желание  Бориски  сбегать  в  туалет  «по  тяжёлым  делам»,  Сергеич  по-пьяному  делу  неожиданно  для  самого  себя  внезапно  тоже,  как  и  гостеприимный  сосед  Борис,  расщедрился  и,  не  скупясь,  по-царски  вырвал  для  него  с  десяток,  а  то  и  больше,  листков  из  своей  книжки  и  уважительно  протянул  их  торопящемуся  соседу.  А  крепко  поддатый  Иван  Сергеич  ещё  раз,  вслед  уходящему  соседу  Борису  повторил: учись,  мол,  Бориска,  учись,  пока  он,  главный  бухгалтер  Иван  Сергеич,  жив  ещё!    С  чем  и  вырубился.  Вернувшись, Борис  с  пренебрежением  глянул  на  беспамятно  лежащего  «Фибоначчи»  и  криво,  нехорошо  так,  ухмыльнулся.

Повеселевший  Борис  удобно  уселся  за  стол  потому,  что  писчая  работа  предстояла  очень  серьёзная.  «Почти  что  как  фон  Штирлиц  я!» - ещё  раз  не  удержался  он  похвалить  себя,  стратега.  «Только  вот  пить  мне  самому  пока  совсем  не  надо  было  бы  вообще.  Почерк  ведь  сейчас  подделывать  придётся» - запоздало  укорил  себя  Борис.  «Но,  с  другой  стороны,  что,  ну  что  этот  старый  козёл  Сергеич  может  вспомнить  после  принятия  этакой  массивной,  да  ещё  и  разнообразной,  дозы  хмельных  напитков?!  Да,  тем  более,  с  его  дырявой  памятью?  И  предполагал  дальнейшее  уже  сам.

        Через  пару  часиков  очнётся  он,  хрыч  старый,  а  перед  ним – целых  три  рюмки  водочки  стоят.  К  тому  же,  бесплатные  они,  а  рядом – закусь  шикарная  для  него.  И  ведь  тоже  халявная!  Как тут не  воспользоваться?  Примет  он  «на  старые  дрожжи»,  снова  опьянеет  и  обо  всём  забудет  совершенно.  А  когда  увидит  мой  висящий  замок  на  двери,  подумает,  что  нет  меня  дома.  По  срочным  делам  уехал.  А  пока  эта  бестолочь  спит, сейчас  я  ему  весь  будущий  плодовый  урожай,  высчитанный  им  в  записной  книжке  этак  ровненько-ровненько … «уполовиню»!
   
        Да-да!  Чтобы  после  считать  и  мне,  и  ему,  поглупевшему  старикану,  легче  было.  Ведь  если  сознаться  честно,  как  на  духу,  Сергеичу,  этому  пеньку  старому,  с  житьём  его  одиноким  и  половинного  урожая  за  глаза  хватит!  Даже  ещё  и  лишнее  будет.  А  ближе  к  осени  половина  плодов  дубины  Сергеича  таким  вот  несложным  образом  будет  однозначно  в    руках  его,  хитроумного  Бориса  Спиридоновича!».   И  от  грядущей  радости 
довольный  собой  Борис  утробно  хохотнул,  и  в  предвкушении  удачи  аж  до  горячего  жжения  потёр  друг  о  друга  загребущие  руки.  «Так-то,  по  идее,  нам  бы  с  нормальным  соседом, всем  делиться  друг  с  другом  надо  бы... А  с  такими  жмотами  только  так  и  нужно  поступать,  и  «учить»  их!

        Ведь,  положа  руку  на  сердце,  Сергеичу  для  его  выживания,  вполне    достаточно  будет  и  трети!  А  у  него,  у  Бориса,  совесть  ещё  как  есть!  А  разве  не  видно?!  Ведь  всего  лишь  на  половину  урожая  и  собирается  он  раскулачить  скупого  соседа  ближе  к  осени!   А ведь  мог  бы  и  больше   хапнуть, верно?! И  ему,  Сергеичу  старому,  с  его  всяческими  болезнями  прямо «Во!» -  резко  и  со  злостью  чиркнул  себя  Борис  ребром  выпрямленной  ладони  по  горлу.  Ему  даже  и  половины  посчитанных  666  плодов,  то  есть,  ведь  аж  целых  333  разносортных  плодов, просто  девать будет некуда!  Куда?  Куда  ему  с  проблемным  здоровьем  столь  много?».
 
        Таким  вот  оригинальным  самооправданием  полностью  обелив  себя  с  моральной  стороны,  Борис  тщательно  переписал  соседской бухгалтерской  ручкой  все  проведенные  подсчёты  на  чистые  листки  записной  книжки,  притом  стараясь  максимально  подделаться  ещё  и  под  руку  Сергеича.  Словом,  округлив  уполовиненные  суммы  каждого  плодового  дерева  по  отдельности,  довольный  Борис  проверил   подсчёты  ещё  раз.  А  вдруг  что  не  так?  Но  всё  было  сделано  чётко,  не  придерёшься.  И  довольно  хмыкнувшему  Борису  Спиридоновичу  даже  самому  понравилось.  Умеет!

        «Ведь  может  же  Бориска,  когда  захочет!» – ещё  раз  похвалил  он  себя.  Проверив  заметно  «потощАвшие»   суммы  плодов  с  каждого  дерева  в  третий  раз  и  снова  иронически  хмыкнув,  Борис  небрежно  засунул  книжку  в  карман  беспечно,  и  мирно  похрапывающего  Сергеича.  А  для  надёжности  ещё  и  пуговичку  кармашка  застегнул.  Затем  аккуратно  стёр  с  мобильника  все  фото  плодовых  деревьев,  оставив  всего  лишь  только  одну.  Да.  Ту.  Самую  первую.  С  общим  видом трёх плодовых  деревьев.  Вот  теперь  настала  пора  уже  и  самому  «великому  комбинатору»  Боре отметить  блестяще  проведённую  операцию  «Бестолочь»,  в  глубине  души  даже  гордо  переименовав  её  в  поистине  «Штирлицевскую»!

        Ещё  раз  ядовито  ухмыльнувшись,  Борису  опять  пришлось  лезть через  давным-давно  уже  осточертевшее,  опротивевшее  в  доску  окно  к  себе  и  вновь,  в  который  уже  раз,  прилично  оцарапав  до  крови  незажившие  старые  раны.  «Ну,  может,  теперь  уж  и  в  последний  раз  через  это  надоевшее  окно  я  лазаю.  Как  пацан,  ё-моё!  Да.  Пора  бы  и  завязать  с  этим  постыдным  полумесячным ползанием…  И  вправду  стал  самым  настоящим  казаком-пластуном  с  ободранным  животом… Ого-го!  Это  хорошо!  Уже  и  на  рифму  потянуло» - весело  чертыхнулся   Борис,  для  скорости  и  ради  конспирации  устраивая  для  себя,  родного,  вполне  заслуженный  выпивон  с  закусью  прямо  на  голом  полу,  ибо  «принять  на  грудь»  Борис  Спиридонович  всю  свою  грешную  жизнь  ох,  как  уважал!

        … Проснувшийся  уже  ближе  к  вечеру  с  дикой  головной  болью  Иван  Сергеевич  один  опохмеляться  не  стал.  А  когда  ещё  и  увидел  на  двери  уехавшего,  видимо,  Бориса,  замок,  он  тоже  спешно  засобирался.  И  ругал  себя.  Ведь  он,  бессовестный  старик,  и  дома-то  после  больницы  не  был  месяц  целый!  Ну,  ладно.  Приедет  Сергеич,  примет  душ,  а  после  пивком  холодненьким  и  опохмелится,  планировал  он,  уже  сидя  в  автобусе.  А  в  душе  продолжал  искренне  и  росту  нещадно  корить  себя  за  излишество: дорвался,  до  бесплатного  добрался  урод  старый!
 
        И  за  следом  осознавший  свою  ошибку  Сергеич  со  стыдом,  и  честно  раскаивался,  с  откровенной  теплотой  думая  о  своём,  как  оказалось  на  деле, добрейшей  души соседе Борисе.  С  самым искренним  удовольствием  вспомнив  организованную  соседом  необыкновенно щедрую,  поистине  царскую  «поляну»,  Сергеич  окончательно  умИлился.  «Да.  Что  ни  говори,  а  чужая  душа  для  нас,  грешных – и  вправду  потёмки».  Как  жестоко  он  ошибался  в  Борисе  Спиридоновиче,  а?!  Воришкой,  хитрым  и  чёрствым  человеком  этакого  душевного  мужика  посчитал…

       Хотя,  если  судить  по  его  непрезентабельной  и  скуластой  физиономии  с  отчего-то  бегающими  туда-сюда  разноцветными  плутовскими  глазками,  то  вначале,  конечно  же,  он  весьма  и  весьма  подозрительным  кажется… А  на  деле  вон  каким  хлебосольным  и  простецким  шабром  Борис  оказался!   «Ай-ай-ай!  Как  вам  не  стыдно,  господин  Главный  бухгалтер!  Хотя  бы  на  старости лет  давайте-ка  немедленно,  прямо  с  этого  вечера,  исправляйтесь…» - откровенно  казнил  себя  Иван Сергеич.

        Неожиданно  вспомнив  о  прямо-таки  увешанных  плодами  деревьях  и  ожидающемся  шикарном  урожае,  и  о  будущем  наваре,  на  душе  сразу  потеплело,  и  у  него  от  радости  аж  сладкий  ком  к  горлу  подкатился.  Ехать-то  всё  равно  ещё  вон  сколько.  Нужно  глянуть  на  подсчёты.  Решив  лишний  раз  полюбоваться  на  грядущее  плодовое  богатство,  Сергеич  с  нетерпением  заглянул  в  записную  книжку,  но  в  глаза  сразу  бросились  некоторые  странности.  Моментально  заволновавшемуся  Ивану  Сергеичу  показались  с  чего-то  вдруг  несколько … «похудевшие»  три  суммы цифр…

        И  красавицы  яблони,  и  сливового  дерева,  и  груши… Конечно,  точно  вспомнить,  сколько  плодов  висит  на  каждом  дереве,  Сергеич,  тем  более  с  такого  страшного  бодуна,  не  смог.  Но  количество  их  было,  дай  Бог  памяти,  кажется,  намного  больше!  К  тому  же,  все  суммы  плодов  были  уж  никак  не  менее,  как  каждая  за  сотню  с  лишкОм! А  тут  вон  что… Всего  69,  73…  Странно… Что?  Неужели  у  него  опять  с  памятью  нелады  пошли?!  Но  как  же  так?  Видно,  из-за  дикого  похмельного  синдрома  не  вспоминается… Ага!  А  ну-ка,  стоп-стоп!  Вот  оно!  Во-о-т!

        Вспомнил!  Ведь  там  еще  число  «дьявольское»  где-то  должно  быть.  Общее.  Которое,  помнится,  его  до  жути  напугало… В  конце  книжки  оно  должно  быть  написано…  Заглянув  на  последние  листы  он,  естественно,    сразу  же  и  наткнулся  на  жирно  обведенную  мистическую  цифру  666  с  тремя  восклицательными  и  столькими  же  вопросительными  знаками.  И  тут  Сергеич  моментально  похолодел… Неужели  подстава?!  Но  верить  в  очевидное  всё  равно  пока  не  хотелось.  Ну-ка,  ну-ка,  посмотрим!  Ага,  два  листка  аккуратненько  вырваны… И  не  им!  Уж  точно  не  Сергеичем!

       На  все  сто  пудов!  Потому  что  для  туалета  Бориске,  он  это  прекрасно  помнит,  листки  он  из  середины  книжки  вырвал.  Чтоб  цифры,  которые  в  начале  книжки,  случайно  не  зацепить  бы.  Правильно!  Вот  и  место  с  клочками  оставшейся  бумаги  хорошо  видно!  И  уже  закипающий  Сергеич  ещё  более  внимательно  пригляделся  к  цифрам  в  книжке.  Да.  Цифирь  писана  его  родной  ручкой,  но  вот  почерк…А  почерк,  блин,  вне  всякого  сомнения,  наверняка  не  его  лично,  точно  не  Сергеича!  Нет-нет! Да,  и  суммы, суммы-то  специально  кем-то  …  аж  ополовИнены!  Ни  хренА себе?!

        Да-да!  И  они  уменьшены  ровно  в  два  раза!   Вор-Бориска  тракторист  даже  и  здесь,  ну  хотя  бы  на  чуток,  поумнее  сделать  не  смог!  Уж  как-нибудь  похитрее  надо  бы  ему...  Мужик  тупоголовый  пожадничал  и  тут!    А  так  как  уполовинил  каждую  сумму  прямо  точнёхонько  наполовину!  Видно,  лишний  раз  ему,  трактористу,   мучиться  и  считать  лень  было… А,  скорее  всего,  по  бестолковости  своей  механизатор  Бориска  попросту  не  додумался...  Ведь  счёт  и  цифры – не  его  стезЯ.  Ах  ты,  скотина  такая!  Мгновенно  покрывшись  испариной, Иван  Сергеевич  заорал  водителю, требуя  остановки, пока  они  ещё  не  уехали  слишком  далеко.
 
        Ох,  как  повезло,  что  он  почти  сразу  об  урожае  своём  вспомнил  и  в  книжку  свою  заглянул!  И  теперь  хотя  бы  с  тонким  ещё  чутьём  его  можно  поздравить,  ибо  в  порядке  оно!  Вот  если  бы  ещё  и  с  памятью  так  же  хорошо  было  бы…  И  ошалевший  от  столь  страшной  обиды  Иван  Сергеевич,  схватившись  рукой  за  пульсирующую  от  сильной  боли  голову,    попросту  вывалился  из  автобуса  в  полном  смысле  этого  слова.  Невзирая  на  бешеный  стук  в  висках,  похмелье,  высокое  давление,  и  в  экстазе  совершенно  не  заботясь  о  последствиях  совершающегося  демарша  на  здоровье,  побежал.  А  в  похмельном  организме  буквально  клокотало.

        «Убью,  гг-гада!  Собственными  руками  придушу  вор-р-рюгу!  Много  не  дадут  мне  за  мошенника.  Может,  просто  условно… Ведь  я  только  что  из  больницы.  Скажу,  Борис  намного  моложе  меня,  напал  первым,  а  я  в  состоянии  аффекта  пытался  как-то  защищаться  и  случайно  в  темноте  на  горло  убивца  наткнулся,  и,  видать,  чересчур  надолго  сжал  его.  Плюс  мой  старческий  возраст…  А  ведь  я,  помнится,  ещё  подумал:  и  с  чего  это  сосед-жмот  эдак  расщедрился?!  Оказывается,  споить  меня  вздумал.  И  потом  тихо,  и  спокойно,  всё  и  обделать.  Но  гляньте,  до  чего  он  тупой!

        Ведь почерк  мой  бухгалтерский  подделать  такому  глупцу,  да  ещё  и  поддатому,  не  так-то  просто!  Этот  урод  даже  плёвое  воровское  дело  до  ума  не  довёл,  не  удосужившись  книжку  мою  записную  до  конца,  до  того  дьявольского  числа  666  полистать  и  рассмотреть  внимательнее.  Торопился?  Ну,  конечно!  Да,  если  этот  недоумок  даже  и  глянул  бы  на  цифру  666,  до  него  вряд  ли  что  дошло  бы  с  его  куриными  мозгами,  для  чего  эта  цифра  столь  тщательно  им,  Сергеичем,  обведена!  Неужели  дописал  бы  вместо  цифры  666  333?!  А  что?  Запросто  написал  бы  тупица Бориска!  Вот  смеху  бы  было!  Но  сейчас  ему,  Сергеичу,  не  до  хАханек…

        Ишь  ты!  Разбогатеть  на  моем  горбу  решил!  Ща,  кончу  его,  придушу  пьяного,  и  вся  недолга… Скорее  всего,  ворюга  в  настоящий  момент  на  радостях  в  стельку  пьяный  валяется.  Частенько  у  него  такое  бывает,  а  «с  удачи»  теперь  наверняка  не  упустит  своё.  Это  плохо.  С  одной  стороны,  вообще-то  совсем  ведь  неинтересно  удавить  вора  в  бессознательном  состоянии…  Помучаешься  с  ним,  а  вор-Бориска  и  знать  не  будет,  кто  его  и  за  что  кончАл… Ладно,  война  план  укажет.  Слава  Богу,  дошёл  я  уже».

        И  ох,  как  прав  оказался  многоопытный  Главный  бухгалтер  Иван  Сергеевич!  Решивший  «вполне  заслуженно  расслабиться»,  неимоверно  довольный  недюжинным  своим  умом  и  коварством,  «опер»  Борис  Спиридонович  позволил  себе  махнуть  сразу  три  стаканчика  первача.  Подряд.  Ну,  да,  со  стресса  пережитого.  И  он, Борис,  видимо,  заранее  уже,  и  вполне  искренне,  торжествовал  победу,  и  рассуждал.

        «Ладно! Сегодняшние  расходы  окупятся  сторицей! Правда,  к  осени.  Но куда нам  спешить-то? Этот  бестолковый  растяпа,  бухгалтер  хренов,  кроме  уже  «экспроприированной»  мной  половины  его  урожая  по  собственной  дурости  обещал  ещё,  вдобавок,  по  осени  со  мной  им  и  поделиться! Якобы, за «помощь» оказываемую. Чтобы  чаще  «поглядывал»,  следил  бы  за  его  спеющими  фруктами.  Ну,  не  дурак  ли  он,  скажите?

        «Помогу»,  Ванёк,  ох,  как  помогу  тебе!» - вконец развеселился Борис, допивая  пятый  стаканчик.  А  затем,  совершенно  незаметно  для  себя,  этак  сладко,  совсем  по-детски,  безмятежно  заснул  прямо  с  вожделенными,  вырванными  из  книжки  невероятно  скупого  соседа  Сергеича «счетными»  бумажками,  крепко  и  беззастенчиво  зажав  их  подлой  правой  рукой  своей.  А  ведь,  кстати сказать, дланью  этой  он,  Бориска,  еще  недавно  «ласково  потчевал»  их  настоящего  владельца.  И  пока  еще  главного  бухгалтера,  старого  Ивана  Сергеевича.  Но  который  уже  приближался…

        И  в  данный  судьбоносный  момент  тяжело,  и  с  шумом  дыша  от  непривычного  для  его  возраста  и  здоровья  кросса,  в  горячке  безуспешно  пытался открыть старинный  пудовый  замок  бессовестного  соседа  Бориса.  И  лишь  немного  отдышавшись  и  успокоившись,  и  дважды  тихо  обойдя  дом,  внимательно  вслушиваясь,  все-таки  ведь  уловил  весь  ушедший  в  слух  Иван  Сергеевич  доносящийся  из  дома  мощный  пьяный  храп.  С  невероятным  трудом  влезший  и,  разумеется,  так  же,  как  и  Борис,  до  крови  оцарапавшийся,  Сергеич  снова  очень  долго  не  мог  отдышаться.

        Ибо почти двадцатилетняя  разница  в  их  с  Борисом  возрастах  здорово  сказывалась… Сидя  на  стуле,  ожесточенный  Иван  Сергеевич  несколько  минут поистине осатанелым  взглядом  сверлил  беззастенчивую,  наглую,  тарелкообразную  физиономию  соседа-ворюги,  укравшего  у  «ближнего  своего» … пока  что  только  просто  два  листка  бумажек.  Но  зато  с  подлым  дальним  «прицелом».  И  судить  его  уже  можно,  и  обязательно  нужно.  Да.  За  аморальное  поведение  и  подлые  планы  обидеть  своего  соседа,    попытавшись  нагло  отнять  у  него  личную  собственность.

        Однако  хотя  и  столь  же  жадный,  но  зато  уж  неизмеримо  более  умный  Сергеич  чётко  понял  главное: судя  по  валяющейся  опорожненной  бутылке  самогона,  разговора  «по  душам»  с  вырубленным  Борисом  не  получится  однозначно.  По  крайней  мере,   сегодня  наверняка.  «Перезрел  клиент» - грустно  и  зло  усмехнулся  Иван  Сергеевич,  сердито  дав  пинка  валяющейся  на  полу  пустой  таре.  Посидев  с  полчаса  и  окончательно  успокоившись,  он  логически  поразмышлял  о  создавшейся  щекотливой ситуации,  обдумывая  наказание  проштрафившемуся  воришке-соседушке. 
Наконец,  прикинув  все  «за»  и  «против»,  многоопытный  бухгалтер  четким  почерком  отписал  виновному  следующее.

        «Дорогой  и  уважаемый  Борис!  Сосед  мой,  а  с  сегодняшнего  дня  ещё  и  настоящий,  доказавший  на  деле,  друг!  Ты  так  сладко  и  крепко  спишь,  что  будить  тебя  я,  Иван  Сергеевич,  просто  не  осмелился.  Сразу  сто  раз  прости  за  нечаянное  вторжение  в  твои  хоромы  старого  и  совсем  обеспамятевшего  козла,  но  побеспокоить  тебя  мне  пришлось.  Дело  вот  в  чём.  Направляясь  уже  домой  в  автобусе,  задумался  я  об  урожае  своём  будущем.  Да-да.  О  фруктах  речь  идёт.

        Помнишь,  «на  поляне»  хвалился  я  своими  подсчётами  их  в  записной  книжке?  Показывал  тебе  их,  а  потом  вырвал  порядочно  много  листков  оттуда  тебе  для  туалета?  Так  вот  на  ходу,  чтоб  не  скучать,  решил  я  глянуть  на  свои  подсчёты  и  сердцем  отдохнуть.  Стал  искать,  а  книжки-то  в  кармашке  и  нет!  Ощупал  я  всего  себя  полностью  и  расстроился,  думая,  что  потерял  её,  тут  же  представив  повторную  аж  двухчасовую  арифметику  повторного  томительного  подсчёта  множества  плодов!  И  надумал  возвратиться  и  поискать  книжку  «на  поляне».
 
        Я  ведь  там  пьяным  вырубился  и  на  травке  валялся.  Наверное,  на  том  месте  и  потерял  её.  Не  поленился  я,  вернулся,  всё  перерыл  и  вдруг  предположил: а,  может,  ты,  друг-Борис,  случайно  книжку  мою  нашёл?  Эх,  думаю,  хорошо  было  бы!  Подхожу,  значит,  к  твоей  двери – замок.  Вздохнул,  настроения  нет,  сижу  на  ступеньке  и  вдруг  слышу,  вроде  бы, чей-то  храп  доносится.  Думаю,  а  ну,  стоп-стоп!  У  соседа  на  даче  воры!    Или  бомжи  на  ночь  дом  облюбовали.  Напьются  дешёвой  бормотухи  и  случайно  ещё  и  сожгут  дачу-то.

        Обошёл  дом  и  вижу: всё  точно,  окно  же  приоткрыто,  там  они!  Взял  кирпич  и  полез  с  ними  разбираться.  Пока  пролезал  через  окошко,  весь  оцарапался,  но  зато  не  зря!  Слава  Богу,  тебя,  спящего,  увидел.  И  ещё  подумал,  что  у  обоих  у  нас  несчастье: я  книжку  посеял,  а  ты,  скорее  всего,  ключ  от  дома-дачи  потерял,  если  в  окно  полез.  И  тут  я  вдруг  совершенно  случайно  заметил  вал!  Наверное,  давеча  не  все  листочки  ты    в  туалете  использовал,  и  оставшиеся,  видать,  обратно  в   карман  засунул.

        Но  когда  ты,  уже  сидя  в  доме  и  ужиная  один,  случайно  заметил  мои  записи  на  этих  листочках,  то  сильно  забеспокоился,  что  я,  старый  бухгалтер,  по-пьяному  делу  вырвал  свои  двухчасовые  подсчёты  плодов  и  отдал  тебе!  Ты,  конечно  же,  решил  срочно  отдать  листки  мне,   вышел,  выполз  через  окно  на  улицу.  Но  я-то  уже  тю-тю,  успел  домой  уехать.  Ох,  какое  спасибо  тебе,  Борис  Спиридонович,  за  твою  внимательность!

        Глянул  я  в  них  и  ошалел  от  радости: вот  что  подсунул  для  туалета  Борису  я,  пьяный   старый  пенёк  с  глазами!  Знаешь,  как  обрадовался!  А  что  касается  утерянной  записной  книжки – так  и хрен  бы  с  ней,  куплю  новую!  Зато  ведь  лишь  благодаря  тебе,  теперь  мне  ещё  раз  считать  плоды  эти  не  нужно  будет!  Слишком  уж  это  долгое  и  нудное  занятие.  А  ключ  свой  от  пудового  замка  ты  завтра  днем  чай  найдешь  где-нибудь.  Куда он  денется,  огромный  такой?  И  пока  ты,  Борис,  мирно  отдыхал,  я  все  суммы  цифр  с  каждого  плодового  дерева  переписал  себе.
 
        И,  знаешь  ли,  даже  порадовался  случившемуся!  Ведь и  вправду.  Всё,  что  в  жизни  с  нами,  бестолковыми,  происходит – то  всегда  только  к  лучшему!  Почему?  А  потому.  Теперь,  мой  глубокоуважаемый  сосед  и  друг  Борис,  сейчас  у  нас  с  тобой  имеются  аж  целых  два  экземпляра  подсчётов  будущих  фруктов!  И  если  вдруг  потеряет  листок  один  из  нас – есть  он  у  другого,  правильно?
 
        Тем  более,  ты  ведь  даже  сам  обещал  доглядывать  за  плодами  до  осени,  так  как  всё  равно  живёшь  здесь,  на  даче,  почти  постоянно?  Вот  и  прекрасно!   А  в  будущий  урожай,  уважаемый  Борис  Спиридонович,  мы  обязательно   рассчитаемся,  ты  даже  нисколечко  не  сомневайся!  Ещё  раз  огромное  спасибо  тебе  за  столь  шикарно  устроенную  «поляну»,  но  учти: следующая  организация  встречи – теперь непременно  за  мной,  понял?  До  встречи, дорогой  друг  Борис.  Крепко  жму  руку.  Твой  сосед  и  друг  Иван».
 
        … Борис,  с  великим  трудом  очнувшийся  утром  от  страшного  бодуна,    лишь  только  после  опохмелки  парой  стаканчиков  самогона  смог  трижды  прочитать  письмо  главбуха,  после  чего  он  окончательно  понял,  что  его    «операция»,  вполне  вероятно,  раскрыта  более  старым  и  опытным  в  жизни стратегом Иваном  Сергеевичем.  И  проделано  всё  им,  ушлым  бухгалтером,  с  завидным  умом  и  тактом.  И,  самое  главное,  в  нём  нет  никаких  намёков  о  мщении  с  его  стороны.
 
        «Ох,  и  до  чего  же  хитёр  и  умён  сосед!  Не  зря  столько  времени  главбухом  был  и  ни  разу  не  сел…» - восхитился Борис. «Ты  посмотри,  насколько  деликатно  он  все  обставил?!  Учиться  мне  у  него  надо,  а  не  хулиганить! Всё!  Замётано!  Нам,  соседям,  и  впрямь  остается  только  лишь  дружить…». И  следующий, скорее  всего, специально  неожиданный, (видно, проверочный!) приезд главбуха  Ивана  Сергеевича  отмечен  был  изрядно  поумневшим  Борисом  аналогичным же  образом – очередной  «поляной».  Да  ещё  и  с  дорогущим  коньяком! «И  это  при  неимоверной  жадности  Бориса?!» - восхищённо  ужаснулся  в  душе  Иван  Сергеевич. «Ведь  словно  ждали  меня,  гостя  дорогого!».  И  Сергеич  понял  одно:  до  Бориски  «дошло»,  и  он  раскрыт  в  наглой  попытке  овладения  чужим  добром.

        Но  после  этой  их  встречи  и  долгих затем размышлений,  Борис  Спиридонович  понял  самое  главное: он  был  попросту  прощён  много  более  мудрым  и  опытным  товарищем.  Им,  Иваном  Сергеевичем.  Ибо    еще  одним  совершенно  неопровержимым   доказательством  того,  что  Борис  и  впрямь  дезавуирован  стопроцентно,  служила  чуточку  торчащая  из  специально  не  застегнутого  кармашка  пожизненного  бухгалтера  Сергеича,  якобы,  совсем  «потерявшаяся»  во  время  первого  их  свидания  на  «поляне»  та  самая  злополучная  записная  книжка. И  сей «вещдок»  содрогнувшийся  от  страха  Бориска  не  узнать  попросту  ну,  никак  не  мог…
 
       И  что  немедленно  отразилось  на  не  раз  уже  описанной  выше  его  физии  с  панически  бегающими  туда-сюда  разноцветными  глазками,  а  поэтому-то  провоцирующее  «вещественное  доказательство»  за  его  теперешней  совершеннейшей  ненужностью  от  греха  подальше  и  убрано  был  Иваном  Сергеевичем  вообще  с  глаз  долой.  Да.  Чтобы  очевидными  намёками  более  не  смущать  излишне  охочего  до  чужого  добра  Бориску,  а  заодно  нужно  было  дать  понять  этому  шаловливому  трактористу,  что  «не  по  Сеньке  шапку»  он  выбрал.  И  противник  его  в  лице  Ивана  Сергеевича  не  менее  расчетлив,  в  итоге  оказавшись  на  порядок  умнее  бестолкового  «оперативника»  Бориса  Спиридоновича…

        Вот  таким  немудрёным  способом  старый  бухгалтерский  работник  Иван  Сергеевич  остерёг  молодого,  ретивого,  но  глуповатого  Бориску  от  его  дальнейших  посягательств  на  чужую,  тем  более,  ещё  ведь  и  соседскую,    личную  собственность.  И  на  этой,  сегодняшней,  второй  по  счёту,  но  совсем  и  не  последней  их  общей  «поляной»,  оба  соседа  осознали: теперь,  наконец-то,  друг  друга  они  поняли  окончательно  и  бесповоротно. И  в  душе  оба  навсегда  наложили  строжайшее  табу  на  существующее  понятие   «а  уж  не  пора  ли  не  пустить  соседушке  петуха  красного»?  И  после  этой  дружеской  встречи дальнейшие  их  отношения  должны  и  обязаны  теперь  стать  и  в  действительности  лишь  только  добрососедскими.  Да-да!  А  потому  что  так  оно,  обычно,  и  было  ещё  исстари,  и  быть  так  должно  и  сейчас  на  нашей  в  бытность  Святой  Руси.