«Цветы разве что купить, да вроде уже и ни к чему», - подумал толстый Додик. Шел 1980 год, Сухуми, жара, Додик изнывал в красивом белом костюме за рулем дядиной «Волги». Все же остановился у цветочных рядов, с сопением вылез из машины, выбрал большой букет роз и небрежно, подражая киношному мафиози, бросил фиолетовую двадцатипятирублевку с Лениным на мокрый мраморный прилавок.
На углу Руставели и Гоголя долго ждать не пришлось. Девушка (потом невеста, еще потом жена, но как мог тогда толстый Додик это предвидеть?) появилась вовремя в чудесном розовом платье, со смехом залезла в машину, стала без умолку болтать – о Муслиме Магомаеве, о сессии, о том, что одна подруга гуляет с тремя одновременно и хоть бы тебе что, а другая почти ничего, и вот уже на пятом месяце, ну где же справедливпсть?!
«Ах, какие розы, это мне, ах, спасибо, толстый Додик!»
Домой Додик вернулся только утром, обнаружил забытые на заднем сидении увядшие розы. Наверное, дядин шофер их потом выкинул.
Потом... Что потом? Чрезмерно пышная свадьба, поездка в Югославию, квартира-двушка, потом горы посуды, пеленки, скучные измены и вялые склоки, вроде больше ничего и не было.
Толстый Додик, теперь уже не такой толстый, и не Додик, а Дауд Султанович, раскладывал на столе многочисленные бумаги, из которых следовало, что развод окончательно оформлен, все поделено и улажено.
Но ведь было же и что-то хорошее, не только грязная посуда и испачканные пеленки? Дауд Султанович пытался вспомнить тот далекий 1980 день и вечер, розовое платье, как оно расстегивалось – но мысль, обычно столь готовая ринуться в направлении расстегиваний, приспусканий и сниманий, сейчас отказывалась двигаться. Пусто, табула раса, как учили зачем-то в ВУЗе.
Нет, не пусто! Додик вспомнил ненужные розы, их шипы и запах, мокрый прилавок цветочного рынка, нет, двадцать один год прожиты не зря, остались розы, неизгладимые и неистребимые, незабываемые до конца.
Не экономьте на розах, 25 р. не деньги, или сколько они сейчас стоят. Все прочее забудется.