Танковый король России

Феликс Сромин
   В начале пятидесятых годов, когда я ещё работал слесарем на авиапромышленном заводе, мой бригадир, показав на проходившего невдалеке человека небольшого роста, средних лет, сказал, что это бывший директор крупного ленинградского оборонного завода, знаменитый Юфа. Мне это имя ничего не говорило, я только спросил о том, кто же он сейчас, и получил ответ, что сейчас он работает на нашем заводе простым технологом. Я немного удивился, но вскоре о нём даже забыл.

   В начале шестидесятых годов, когда я уже работал инженером, на нашем новом, ещё создаваемом, предприятии появился главный инженер, в котором я узнал легендарного Льва Давидовича Юфу, показанного мне когда-то бригадиром. Технологический отдел, в котором я работал, был в подчинении главного инженера. Кроме этого, в дополнение к основной работе я исполнял обязанности начальника БРИЗ (Бюро рационализации и изобретательства), состоящего из одного человека, а именно меня. И в этом качестве я подчинялся непосредственно главному инженеру.
 
   Оказалось также, что мы живём недалеко друг от друга, на разных сторонах Исаакиевской площади, и ходим в одни и те же продуктовые магазины. Постепенно мы с ним сблизились, он стал доверять мне, и иногда рассказывал о военных и послевоенных годах. Я узнал от него много интересного: о сложностях эвакуации ленинградских заводов на Урал, о трудностях становления их там, о знаменитом Танкограде и людях, работающих до изнеможения и обеспечивших фронт необходимым оружием.

   Особенно меня впечатлил рассказ о нашем земляке-ленинградце, директоре Кировского завода, а затем и Танкограда, ставшем руководителем всей танковой промышленности страны, Зальцмане Исааке Моисеевиче, неофициально названным «Танковым королём России». Я с интересом узнал о его необычной судьбе, о его взлётах и падениях. Конечно, тогда я не мог предугадать, что в недалёком будущем встречусь с этим человеком и пожму его руку.
 
   О том, что мне рассказывал Юфа, ещё нигде тогда не писалось и не говорилось. Честно, я даже был немного удивлён, что он рассказывает мне, ещё сравнительно молодому человеку, вещи, о которых даже тогда говорить было небезопасно. И только теперь, будучи сам в довольно пожилом возрасте, я понял, что когда ты переполнен знаниями об интересных пережитых событиях, тебе хочется хотя бы немного освободиться от них, рассказав об этом другим.
 
   Правда, в то время надо было быть уверенным, что тот, кому ты рассказываешь, не заложит тебя. Как видно, я внушал Юфе доверие. К тому же я был благодарным слушателем, не перебивал его, не задавал лишних вопросов, и только иногда произносил какие-нибудь звуки, чтобы показать, что я его слушаю. Единственно, о чём я его настойчиво попросил, так это о том, чтобы он хоть немного рассказал о себе. Как получилось, что он – директор крупного завода, лауреат Сталинской премии и кавалер различных орденов и других наград, опустился до простого инженера.

   Я пропущу из его рассказа то, как он в тридцать с небольшим стал директором завода, как в период эвакуации и становления завода был в ситуациях, при которых за невыполнение чего-либо мог быть не единожды расстрелян. Перейду сразу к 1949 году, когда по указанию Сталина было сфабриковано так называемое «Ленинградское дело», позволившее уничтожить всё партийное и административное руководство города.

   Волна репрессий докатилась и до Льва Давидовича, его исключили из партии, сняли с должности директора завода, и ночью, под утро, пришли его арестовывать. К его счастью, если можно так сказать в этом случае, у него, под воздействием происходящих событий, случился инфаркт, и он находился в бессознательном состоянии. Его младший сынишка тоже был болен и лежал с высокой температурой. Пришедшие энкэвэдэшники застали картину, при которой между умирающим мужем и орущим больным ребёнком металась в ночной рубашке женщина.
 
   Такие бытовые сценки на чекистов не производили впечатления, но тащить на себе, неспособного самостоятельно двигаться, человека им не хотелось. Они куда-то позвонили, и решили отложить это мероприятие, а потом, как видно, и без него у них хватило работы. Т.о. он отделался только исключением из партии, лишением должности и наград, но остался жив.
 
   После выздоровления, когда ажиотаж вокруг Ленинградского дела немного поутих, его направили инженером технологом на завод, в котором я тогда работал. Через несколько лет после смерти Сталина, его восстановили в партии, вернули награды, и он понемногу стал подниматься по административной лестнице. Руководитель нашего предприятия, в виду расширения и начинающегося строительства нового здания, зная большие организаторские способности и широкий круг знакомств Юфы, пригласил его к себе главным инженером.
 
   Комплекс зданий нашего расширяющегося предприятия строился в начале улицы Благодатной, вдоль Балтийской железной дороги. В другом конце этой улицы, вдоль Витебской железной дороги находился Завод подъёмно-транспортного оборудования. Главный инженер Юфа, ответственный за строительство, договорился с руководством этого завода о выделении для нас на некоторое время нескольких передвижных подъёмных кранов.

   Между прочим, Юфа сказал мне, что сейчас этот завод возглавляет бывший танковый король Зальцман, о котором он мне рассказывал. Я, конечно, очень удивился, и попросил его познакомить меня с ним. И вот однажды, когда Юфа собрался по очередному делу на этот завод, он взял и меня с собой. Я до этого не видел фотографий или портретов этого человека, и рисовал себе в уме чуть ли не королевскую фигуру бывшего руководителя всей танковой промышленности Советского Союза.

   Когда мы с Юфой вошли в кабинет Зальцмана, я был несколько разочарован. Навстречу к нам поднялся пожилой человек небольшого роста, не очень опрятно одетый, с характерной еврейской внешностью. Юфа представил меня как хорошего специалиста и своего помощника, Зальцман пожал нам руки и предложил сесть. Затем они стали обсуждать какие-то деловые аспекты, но я почти не вслушивался в их разговор.

   Я думал о том, что сейчас мне пожал руку человек, общавшийся с легендарно известными деятелями страны, и наверняка пожимавший руки маршалам Ворошилову, Жукову и Рокоссовскому, а также политическим деятелям - Калинину, Берии, Молотову, а может быть и самому Сталину. Мне казалось, что и я, каким-то образом, стал сопричастным этому заоблачному для меня сообществу.

   В последующем это событие всё же вытиснилось из моей памяти, и я вспомнил о нём только тогда, когда, будучи на пенсии, стал читать появившуюся обширную литературу о деятелях военного времени, в т.ч. и о Зальцмане. И решил, раз уж я сам, непосредственно, соприкасался с этим неординарным человеком, написать о нём может быть ещё не достаточно известные факты.

   Изложенное мною, в основном, исходит из услышанного от его соратника и друга Льва Давидовича Юфы, но также подчерпнутых сведений из различных литературных источников.

   Исаак Моисеевич Зальцман после окончания в 1933 году Одесского индустриального института был направлен на работу сменным мастером на Путиловский завод, называвшийся в то время «Красный путиловец», а с 1934 года, после гибели секретаря Ленинградского обкома партии Кирова, получивший его имя. Молодой энергичный специалист быстро продвигался по служебной лестнице, и в 1938 году был назначен его директором.

   Завод под его руководством стал основным в стране по производству тракторов, а затем и танков, и единственным предприятием, разработавшим и выпускающим тяжелые танки типа КВ (Клим Ворошилов). С началом Великой отечественной войны завод значительно увеличил выпуск этих танков, хотя при замыкании блокады линия фронта проходила всего в нескольких километрах от завода.
 
   Затем часть завода была эвакуирована на Урал, и Зальцману было поручено создать там, на базе своего и присоединившихся заводов из других частей страны, массовый выпуск танков. Он справился с этим заданием, создав настоящий танковый город с неофициальным названием «Танкоград». Сталин был очень доволен его деятельностью, и для расширения полномочий сделал его заместителем Наркома танковой промышленности.

   Однажды Сталин обратился к Зальцману с личной просьбой отправить сверх плана, и как можно скорее, на какой-то участок фронта, пятьдесят самых мощных танков ИС (Иосиф Сталин). Эти тяжелые танки, недавно разработанные, обладали мощной пушкой, способной пробивать броню «Тигров».
 
   С изготовлением основной части танков он справился, но моторов к ним не было. Достать или изготовить соответствующие моторы в необходимое время практической возможности не было. Невыполнение просьбы Сталина грозило большими неприятностями, и Зальцман, с целью выхода из этого положения, перебирал различные варианты. И здесь ему сообщили, что через Челябинской железнодорожный узел проходит состав с авиационными моторами для бомбардировщиков.

   Он, понимая всю меру своей ответственности, вплоть до расстрела, приказал задержать этот состав, и изъял необходимое ему количество моторов. Своим конструкторам приказал произвести изменения, позволяющие использование их в танках, с чем они отлично справились.  Соответствующие доработки были сделаны, и задание Сталина выполнено.

   В то военное время, почти все члены Политбюро, наряду со своими основными обязанностями, курировали отдельные оборонные направления. Целью этого было принятие при необходимости более быстрых оперативных мер. Глава НКВД Берия курировал авиационную промышленность и, соответственно, к нему оттуда обратились с жалобой на самоуправство Зальцмана.

   Естественно, Берия отправил свою команду арестовать провинившегося. Но, когда эта команда вошла в кабинет Зальцмана, с целью его ареста, тот вызвал свою вооруженную охрану, которая по его приказу вывела непрошенных гостей. Понимая, что Берия на этом не остановится, Зальцман позвонил Сталину, и тот решил этот вопрос. Берия, конечно, подчинился приказу Сталина, но затаил на Зальцмана злобу.
 
   В последующем, для улучшения и ускорения решения всего комплекса вопросов, связанных с бронетехникой во всей стране, Сталин сделал Зальцмана Народным комиссаром танковой промышленности. С поставленными задачами Зальцман справился и обеспечил армию необходимым количеством танков, самоходных орудий и прочих атрибутов бронетехники. За свою деятельность он был награждён звездой Героя социалистического труда, тремя орденами Ленина,  двумя орденами Трудового красного знамени, орденом Красной звезды, полководческими орденами Суворова и Кутузова. Ему было присвоено воинское звание генерал-майора, он также стал Лауреатом Сталинской премии и депутатом Верховного Совета.

   Но кончилась война и через некоторое время начались репрессии. Об одной из них, названной «Ленинградским делом», я уже упоминал в связи с Юфой. Зальцман в то время находился ещё на Урале, но т.к. он, будучи директором Кировского завода, в предвоенные годы и в начале блокады сотрудничал с руководством Ленинграда, от него потребовали дать о них отрицательные показания.

   Зальцман отказался это сделать, и тогда началась его травля. В ведомстве Берии хранилось значительное количество доносов на него, которые и решили использовать. Доносы, в основном, были анонимные и в различных направлениях, но сейчас решили остановиться на фактах его грубого отношения с подчинёнными.
 
   Дело в том, что при проведении производственных совещаний перед Зальцманом на столе обычно лежал пистолет. Он никогда ни в кого не выстрелил, но такая угроза существовала и влияла на участников совещаний. Время было военное и подобное поведение для многих руководителей было нормой, оно не пресекалось и даже поощрялось.

   Сейчас же, мотивируя «грубое и унизительное отношение к работникам», Зальцмана исключили из партии и сняли со всех должностей. Но арестовывать, помня его заслуги, Сталин не разрешил. Узнав, что Зальцман начал свою карьеру с должности заводского мастера, распорядился, как видно с иезуитской улыбкой, послать его мастером на какой-нибудь не очень известный завод.

   И отправили его мастером на небольшой завод в маленьком городе Муроме, расположенном во Владимирской области. И посоветовали, если хочет жить, не высовываться, и в политику не лезть, что он и делал. И только после смерти Сталина, когда в верхах началась борьба за власть, и было не до него, он нарушил это правило.

   Дело в том, что при совершении над ним экзекуции, случайно или специально, его формально не лишили воинского звания и всех наград, и он решил этим воспользоваться. В один из праздников, в связи с которым, как обычно, в помещении клуба завода было устроено общее собрание, с выступлениями начальства и вручением грамот и вымпелов, он нарушил обычную рутину.

   Это были майские или ноябрьские праздники, ещё было довольно прохладно, Зальцман пришёл на собрание в плаще и сел как обычно в группе рабочих. На сцене за длинным столом в президиуме восседали руководители и передовые люди завода, все в лучших одеждах, на которых красовались имеющиеся награды, в основном медали, но у некоторых и ордена.

   И в какой-то момент, по причине того, что ему стало жарко, Зальцман снял плащ, и все увидели его в генеральском мундире, со звездой Героя, целым иконостасом орденов, лауреатским значком и прочими регалиями. Его вид произвёл фурор, т.к. такого человека никогда не было не только на этом заводе, но, наверное, и во всём городе. Особенно обескуражено было начальство, и после этого события прикладывало старание от него избавиться, что совпадало и с желанием самого героя.
 
   Зальцман, конечно, хотел вернуться в Ленинград, где жила его семья – жена и дети, учившиеся уже в институтах. Дело в том, что формально он не был осуждён и не считался «врагом народа», поэтому семья его не была выслана из города. Их только из хорошей квартиры переселили в полуподвальное помещение. Жили они в нужде, т.к. собственных накоплений не было, до этого они ведь жили практически на государственном обеспечении. Зальцман часто посещал семью, но помочь из скромной зарплаты мастера особенно не мог. Жена его даже, чтобы прокормить семью завела огород, на котором выращивала овощи.

   В одно из посещений Ленинграда, когда он шёл по улице, около него остановилась машина, и ему предложили сесть в неё. В машине оказался, узнавший его, председатель Горисполкома, по современному мэр, Смирнов. Он раньше также работал на Кировском заводе, и после отбытия Зальцмана на Урал, был директором этого завода.

   После ряда вопросов и воспоминаний, Смирнов рассказал своему собеседнику о том, что в Ленинграде развёртывается широкое жилищное строительство, и ощущается острая нехватка строительного оборудования. Он предложил Зальцману заняться привычным для него делом – выпуском мобильных подъёмных кранов на гусеничном ходу, т.к. это те же танки, только вместо пушек у них подъёмные краны.

   Наш герой, конечно, с удовольствием согласился. Его восстановили в партии, другой реабилитации не требовалось, т.к. формально он не был осуждён, дали хорошую квартиру и соответствующую зарплату. И он ещё долго, аж до восьмидесяти лет трудился на поприще строительной техники. Вот так, с такими перипетиями сложилась судьба «танкового короля» страны.