ЧАСТЬ СТО ДВАДЦАТЬ ВТОРАЯ (1921-1923)
Глава 122.22. ЗА ВРАЖЕСКУЮ ПРОПАГАНДУ…
Так жили мои земляки десятилетиями, пишет далее Лебединцев Александр Захарович. Участвовали в войнах, трудились на полях и кочевках. Напивались на свадьбах и во время праздников, были участниками кулачных боев на Масленицу. В полемику не вступали, учиться не хотели, довольствовались тем, что имели.
Состояние хозяйства зависело не столько от ума, сколько от усердия в поле, на кочевке и приусадебном хозяйстве. Семьи были многодетными. Считалось удачным, если было больше мальчишек, так как земельный надел нарезался на двор из расчета числа мужского пола в хозяйстве.
После женитьбы сына отец не спешил отделять молодых на собственное «дело», а придерживал в своем дворе, обучая сына и сноху «уму-разуму». Это приумножало доход общего хозяйства. Именно такие хозяйства после революции в стране стали именоваться кулацкими (на фото - те самые кулаки-помещики, как любили говорить классики марксизма-ленинизма - народ-помещик...).
Как правило, в таких семьях присмотр за детьми осуществляли бабушки, а снохи трудились в поле или на кошарах от зари до зари, зимой и летом.
Отец, еще в пору моего детства, рассказывал о такой семье, проживавшей рядом с нами. У соседа были четыре сына, и все они после женитьбы проживали вместе, трудясь в поле и на кошарах.
Семья содержалась в режиме строжайшей экономии, и почти все необходимое производилось в доме, начиная от продуктов питания до одежды и обуви. На сбережения купили паровую молотилку и мельницу.
Пришлось нанимать машиниста и мельника, так как свои сыновья, кроме как заботиться о животных, больше ничего не умели.
В годы Гражданской войны пришли большевики, как тогда именовали отряды Красной Армии.
Наш сосед и другие, подобные ему, оказались в списках «контры». За «вражескую» пропаганду эти безграмотные хозяева были приговорены к расстрелу, тогда их вели за станицу для приведения приговора в исполнение, то сосед снял с себя шубу, единственную вещь, приобретенную им на рынке, и бросил близким, чтобы она не перешла в руки его палачам.
Второй рассказ я услышал от матери, уже, будучи пенсионером, незадолго до ее кончины.
Такие ее исповеди можно было услышать в дни праздников или во время прополки огорода или уборки картофеля, когда руки заняты, а язык свободен. Еще девушкой мать имела подружку из бедной семьи. Замуж подружка вышла тоже за бедного, к тому же хромого с детства. В силу инвалидности он сдал в аренду свой земельный надел и пошел в батраки в качестве чабана в экономию видного на Кубани землевладельца Мамонтова, который арендовал у станичного атамана балку Башкирка под выпасы трех отар овец местной породы. За эту балку он построил станице два здания: атаманское правление с медицинским околотком и школу. Жена чабана в качестве батрачки работала стряпухой.
Так они и трудились несколько лет на хозяйских харчах и его одежде без зарплаты. По истечении пяти лет управляющий отпустил чабана с женой, купив им в станице приличный дом и дав пару быков, пару лошадей с телегами и корову. Эти самые бедные батраки в один день стали зажиточными и повели свое хозяйство.
Живность множилась ежегодно, земля плодоносила, работали днем и ночью, не жалея себя и рабочую скотину. Очень тяжелым был труд хлебороба и скотовода. В страдную пору каждую ночь приходилось недосыпать.
Чтобы после утренней дойки нескольких коров, отнести на сыроварню молоко, нужно было вставать за пару часов до рассвета и поздно ложиться. Разбогатели, стали пайщиками на сыроварне, куда сдавали излишки молока, а через пару лет все это было конфисковано и муж-инвалид оказался в тюрьме, откуда и не вернулся.
Жена вступила в колхоз, а в голод 1933 года утаила в личном хозяйстве семь корнеплодов кормовой свеклы, спрятав их в канаве. Досужие комсомольцы щупами нашли утайку, и получила она за каждый бурак по году исправительных лагерей на Урале.
Долго раздумывали лагерные писаря, как внести ее происхождение в книгу учета, и решили: раз деревенская, значит, «помещица».
Она и слова такого не знала, так как в станицах помещиков не было, да и безграмотная была. Ну, им виднее...
Определили ее на прикухонное хозяйство, откармливать свиней. Дело хорошо знакомое и совсем не хитрое. Хозяйство приумножалось, привесы росли, а с ним и хлопот прибавлялось.
И дали ей в подручные двух бывших дворянок, которым и дворянство определили писаря на глазок... Вот из их рассказов она узнала, кто такие помещицы. Обучила их ремеслу свинарок, и начальство перевело ее уборщицей административного здания лагеря. Здесь она тоже вышла в передовые, так как даже лагерный труд ей, казался легче, чем когда-то добровольное «вкалывание» в своем единоличном хозяйстве.
Когда пришла разнарядка выделить заключенных для работы на рыболовецких судах Охотского моря на разделку рыбопродуктов, то она охотно дала свое согласие там и провела оставшиеся три года заключения.
За ударный труд ее на несколько месяцев досрочно освободили.
Вручили проездные документы и как ударницу попросили сказать «речь» на прощание.
Не растерявшись, она встала на колени перед начальством, позади которых на стене висел портрет вождя, и произнесла такие слова: «Спасибо большое тебе, товарищ Сталин, за то, что приказал раскулачить меня и освободил от моего большого хозяйства, при котором я не знала ни сна, ни отдыха круглый год, даже в праздники. Я ничего не видела, кроме хаты, огорода, земельного надела, скота и беспробудного труда. Я не видела даже железной дороги и поезда. Так и умерла бы, ничего этого не увидав. А в тюремных вагонах я увидала по стране большие города, на море повидала всевозможную рыбу и покушала ее вдоволь. В заключении я отоспалась от всех единоличных трудов и забот о домашнем хозяйстве».
Поклонилась до палубы и сотворила крестное знамение. Начальство не знало, что делать: аплодировать или срок прибавить за такое чествование вождя. Потом поверили в искренность чувств и отпустили с миром.
Предложили остаться по вольному найму, но ей не терпелось скорее вернуться домой, чтобы рассказать обо всем увиденном своим родным и знакомым. Зная хорошо земляков, я искренне поверил каждому слову из рассказа моей родительницы, услышанного от подруги детства.