Мы с Жоркой моим псом, встаем до света. На улице легкий туманный сумрак. Дорожку в сумраке отыскать трудно, и мы шелестим среди осенней бронзы: я - кроссовками, а пес - босыми лапами.
Светлое золото кленовых листьев освещает аллею. Сверху, с далеких небес, пробивает туманную взвесь юная луна. В глубине широких лужиц, образовавшихся от вчерашнего дождя, юный месяц дробится на мелкие осколки. Они похожи на битое стекло, и Жорка обходит лужи стороной.
Намаявшись вчера за день, спит в переплетениях темных веток ветер. И предрассветный городской парк притих и замер в ожидании утра. Для нас с Жоркой – это осенний золотой приют, где черпают покой и волю.
Мы бредем и бредем по золоту осеннего парка, шелестим листвой навстречу зарождающемуся рассвету. Мне, и я почему-то уверен, Жорке важен этот порыв в утренней ходьбе. Хочется от всей души благословить светлую печаль рождающегося осеннего дня хорошим теплым словом или приветливым Жоркиным лаем. Но мы молчим: боимся вспугнуть робкий сон кленов и лип, тихо роняющих на траву и дорожки мокрую от ночного тумана бронзу.
Мы вскоре идем домой. Я открываю окно. За окном уже гостит городской гул. Пёс чует, как поет дверной звонок. Гости!
Распахиваю дверь. Две женщины. Узнаю: коллеги по учительскому труду. Поздравляют с наступающим профессиональным праздником – Днем учителя. Удивляюсь, что так рано. «Успеть надо объехать всех ветеранов нашего городского просвещения поздравить!» - объясняют, улыбаясь нежно и юно, как подобает еще молодым женщинам, которых в образовании всё меньше и меньше.
Я благодарю. Жорка, чуя искренность и тепло, виляет рыжим хвостиком и приветливо лает.
Женщины пригубливают хорошее виноградное вино и пьют мой кипрейный чай.
С наступающим Днем учителя, доро