Два уголька щенячих глаз заполняли тёмный угол. Заполняли, потому что они были настолько притягательны, что всё остальное казалось лишь декорацией. Я попыталась сконцентрироваться на них и понять кому они принадлежат, на что они смотрят, почему такая глубокая тревога отражается в них.
Глаза дрожали на маленьком беспомощном щенке, который сидел в тёмном углу за высоким столом, на брошенном старом пледе. Около него стояли сапоги и шевелились. Потом открылась впереди дверь, запустив свет вместе с холодным воздухом и зашли другие большие сапоги громко шаркая по грязному полу и отодвинув деревянный стул, сели напротив.
"Эти сапоги меня убьют", "Не убивайте мня", "Мне так страшно"- говорили, кричали, вопрошали щенячьи глаза.
Из полумрака комнаты протянулась светлая мужская рука покрытая чёрными жёсткими волосам и мягко потрепала мои уши. Я вжался в плед, который попахивал моторным маслом и был настолько тонкий, что я всем тельцем чувствовал под ним холодный бетонный пол, который не давал мне в нём укрыться.
В нос ударил едкий запах табачного дыма.
Пришедшие сапоги издали какие-то грубые звуки, на столе что-то возилось, скрипело, и дзьнькало стеклом и металлом. Через некоторое время та же рука спустилась заново и поставила перед моим носом открытую консервную банку, в которой плавали крошки хлеба щедро пропитанные маслом, оставшимся от какой-то рыбы. Я подтянулся, понюхал, встал на слабые лапки и стал жадно проглатывать эти куски даже не жуя. Я очень торопился, потому что боялся, что их отнимут. Когда банка была тщательно вылизана, то я поднял глаза вверх, где вдалеке над сапагами возвышалось огромное тело мужчины в замасленной тёплой одежде и робко помахал хвостиком. он крякнул и кинул кусочек колбасы, которую я тут же съел, но когда я опять взглянул вверх, то он уже не смотрел на меня, а разговаривал с сапогами напротив, из которых тоже возвышался другой мужчина в фуфайке.
Я приуныл, и лёг прямо у консервной банки. И хоть плед остался чуток в стороне и мне было здесь холоднее, однако я боялся пропустить, если вдруг опять сверху спустится что-то съедобное. Но сверху раздавались только звуки голоса, один раз упала смятая пачка из под сиигарет и через какое-то врямя сапоги встали и вышли на улицу, плотно затворив за собой дверь. Комната погрузилась в полнуютемноту. Мне стало спокойнее, но всё-равно тревога не покидала. Я ходил по комнате обнюхивал, все углы, валющиеся предметы, ножки столов и стульев, лизал пахнувшие пищей кусочки тряпки. Потом опять вернулся в свой угол, лёг на плед, положив голову на лапы и стал смотреть в тускло-светящееся маленькое окно. Не спалось, и холодный воздух сковывал моё тело. Я осмотрел себя и увидел грязные задние лапы. Хотел их полизать, но грязь была уже высохшей и невкусной. Казалось, что меня вытащили из какой-то канавы и не помыв, забрали и бросили в этот угол. За окном шумел ветер, что-то трещало и в отдалении хлопало. Эти звуки я уже слышал раньше, но теперь они были приглушенные, однако это не радовало. Я сел на свою попу, поднял свою голову вверх и заскулил. Я скулил сначала тихо попискивая, но потом слушая этот свой собственный писк, мне стало ещё тоскливее и я завыл в голос, так и сидя на своей попе и глядя вверх в темноту.
Наутро открылась дверь, впустив в комнату сноп ликующего света. Я поднял голову и напрягся, готовый выбежать наружу, но сапоги её быстро прикрыли за собой и быстро приблизились ко мне, мужчина пыхнул запахом дыма, что-то ласково проскрежетал ртом и спустившаяся из его большого тела рука коснулась моей головы. Я боялся, что она может меня ударить, но рука мягко погладила мою голову и я расслабился. Рука продолжала меня гладить и мне это стало почему-то нравиться, поэтому я понюхал её и подтянул свою голову немного вперёд. Так началась моя жизнь с сапогами.
Дни сменялись днями, у меня была уже своя наскору руку сколоченная будка возле ворот, я уже подрос и гордился, что имел свою работу, охранять много железок и много ходячих сапог от того, что находилось за высоким деревянным забором.
В заборе были щели и я завидев в них движение сразу лаял, а когда входили знакомые сапоги то радостно махал им хвостиком. Сапогам это нравилось и они мне давали кусочки колбасы или что-нибудь кидали в миску.
Думаю, что моя жизнь была счастливая и насыщенная.
Но однажды вместе с моими знакомыми сапогами зашел большой чёрный пёс и я испытал неимоверное чувство. Я не мог понять это чувство, я не мог понять, почему с моими сапогами вдруг стоит чужак и какое он имеет право отбирать у меня мои сапоги. Отчаяние и горечь настолько захлестнуло моё сердце, я так испугался потерять эти сапоги, которые так ласково порой трепали мои уши и что-то мне порой говорили, что не взирая на свой маленький рост, я отважно ринулся вперёд и напал на чужака, вцепившись ему в шею.
Глаза почти ничего не видели, чёрная шерсть застряла в моих зубах и я изо-всех сил пытался добраться до её основания и порвать кожу на его шее. Но тут неожиданно я ощутил сильную боль в животе и отлетел в сторону. На время перехватило дыхание, я видел как пнувший меня сапог возвращался к другому сапогу и они дружно вместе с чёрным псом прошли мимо меня вглубь двора.
Я орал в голос и смотрел им вслед, мне хотелось, чтобы весь мир услышал, как это было больно. Как бывает больно, когда разрывается преданное собачье сердце, но не разрывается до конца, и с этим надо было как-то жить. Прижав хвост я униженно и раздавлено лежал в тени своей будки и тихо скулил от несправедливости этого мира.
Тогда я ещё не знал, что добро и зло имеют непостоянную природу и иногда меняются местами.