Глава XII

Марк Редкий
ЧТО ПОКАЗАЛА ЗИНТИ КОРОВА

Прошло еще двенадцать дней, и однажды утром, выйдя покормить цыплят, я увидела красного кафра со шрамом на лице, сидевшего перед верандой с каким-то свертком в руках.
– Что это? – спросила я.
– Письмо, – ответил он, передавая мне бумагу.
Я отнесла ее в дом, где остальные как раз собрались на завтрак, и, как и в прошлый раз, Ральф прочел послание:

«Достопочтенный хеер Ботмар, я получил ваше заносчивое письмо. Не думаю, что нехристианский дух, который оно демонстрирует, угоден нашему Господу. Тем не менее, поскольку я ищу мира, а не войны, я не стану держать на вас обиду, как и не стану приближаться к вашему дому, чтобы не спровоцировать кровопролитие. Я люблю вашу дочь, но если она отвергает меня ради другого, мне больше нечего сказать, кроме того, что я надеюсь, она будет счастлива в жизни, которую выбрала. Что до меня, то я покидаю эту часть страны, и если вы, хеер Ботмар, захотите купить мою ферму, я буду рад продать ее вам по справедливой цене, или, возможно, ее захочет купить, хеер Кензи, чтобы жить там после женитьбы, – в таком случае он может сообщить мне об этом через моего посланника. Прощайте»

Услышав это, все мои домочадцы просияли от радости, я же только покачала головой, предполагая, что это лишь новая уловка Темного Пита, – уж слишком смиренным для него был тон письма. Никакого ответа на него давать мы не стали, и посланник ушел, но, как оказалось, не раньше, чем повидался с Сигамбой. Похоже, лекарство, которое она дала ему в прошлый раз, помогло его ребенку, и он был так благодарен, что пригнал ей в уплату корову, прекрасное животное, но совершенно дикое, чуравшееся любой людской заботы, к тому же недавно разлученное с теленком. Сигамба опять попробовала с пристрастием допросить гонца, но тот подробно говорил лишь непосредственно о том месте, где жил, и ничего – о том, как туда добраться.
Тут я должна отдать должное хитрости этой маленькой женщины: средства, с помощью которых она получала сведения, большей частью были столь же просты, сколь и действенны. Она хотела побольше разузнать о тайном прибежище Темного Пита, но стоило спросить о нем посланца, тот глох и слеп, а найти кого-то еще, кто знал бы что-то на этот счет, она не могла. Зато она быстро смекнула, что подаренная ей корова может показать дорогу к своему дому, стоит только отправить кого-то сопровождать ее в пути.
Я уже говорила, что Темный Пит, ограбив Сигамбу и приговорив ее к смертной казни, взял в рабство и ее людей. Но двоим или троим из них удалось сбежать и они обосновались в окрестностях нашей фермы, где, как они знали, живет их хозяйка. Среди этих людей, которые все еще были ей верны, Сигамба выбрала молодого человека по имени Зинти, который, хоть и был глуповат, отличался редкой наблюдательностью и памятью, например, мог вспомнить любой путь, которым ему довелось пройти: помнил каждый холм, каждую речку или ручей. Этому юноше было велено пасти подаренную корову и следовать за ней, куда бы та ни пошла, даже если придется пропутешествовать десять дней подряд, а возвращаться только когда он убедится, что животное достигло своего прежнего дома, не будучи при этом замеченным его обитателями. По возвращении он должен дать точный отчет о пройденной дороге.
Все случилось именно так, как ожидала Сигамба: в первый же день, когда парень, прихватив с собой еду и одеяло, выгнал корову на луг, она, утолив первый голод, припустила по холмам, лишь изредка останавливаясь, чтобы попастись, и так шла, пока не наступила ночь. Тут корова решила немного полежать, а рядом с ней прилег и пастух, привязавший посредством римпи свое запястье к хвосту коровы, чтобы та не убежала в темноте. С первыми лучами корова поднялась, набила брюхо травой и двинулась своим путем, а Зинти последовал за ней.
Так они путешествовали три дня, в течение которых пастух время от времени доил корову, когда ее вымя наполнялось. Вечером третьего дня животное не стало ложиться, а шло всю ночь вперед, отдыхая лишь изредка, и Зинти, которому было трудно не упускать его из виду в темноте, догадался, что они близки к цели. Так оно и оказалось: когда взошло солнце, Зинти увидел перед собой крааль, спрятанный в хорошо укрытой горами долине. По-прежнему следуя за коровой, хотя и на некотором расстоянии, он спустился к краалю и спрятался в кустах. Вскоре на пастбище выпустили стадо, и корова бросилась к нему, громко мыча, пока к ней не подошел теленок, который тут же принялся ее сосать, потому что это был ее собственный теленок.
Теперь миссия Зинти была выполнена, но он еще некоторое время прятался в кустах в надежде выведать еще что-нибудь, пока не заснул, потому что здорово устал от долгого путешествия. Когда он проснулся, солнце было уже высоко, а неподалеку несколько чернокожих женщин занимались очисткой от сучьев и листьев груды ветвей, из которых кафры строят свои хижины. Зинти поднялся на ноги, чтобы убежать, но, подумав, снова опустился на землю, решив, что если его найдут, можно будет соврать, что он странник, который сбился с пути. Тем временем одна из женщин спросила своих товарок:
– Интересно, для кого это Бычья Голова строит прекрасную новую хижину в Тайном Кранце[1]?
Тут Зинти навострил уши, ибо знал, что это имя туземцы, согласно их обычаю отмечать самое приметное в человеке, дали Темному Питу за его круглую голову и свирепые глаза.
– Уж и не знаю, – грустно отвечала другая, молодая и очень красивая женщина. – Разве, для новой жены и, наверное, дочери какого-нибудь вождя. Для обычных девчонок не строят таких больших и красивых хижин.
– А я думаю, что нас, жен Бычьей Головы, уже достаточно,  – сказала третья девушка, выглядевшая особенно обеспокоенной, ибо она была любимой женой Темного Пита и боялась, что новая фаворитка ее потеснит. – Но тихо! Я слышу стук копыт его лошади. – И она принялась с удвоенным усердием резать ветки.
Через пару минут Зинти увидел, как Темный Пит подъехал к женщинам, а те приветствовали его, называя «вождем» и «мужем».
– Вы лентяйки! – сказал он, сердито взглянув на их работу.
– Это нелегкая работа – обрезать прутья, муж, – пробормотала одна из женщин в свое оправдание.
– И все же вы должны делать ее побыстрее, – ответил Пит, – если ваши спины не хотят почувствовать эти прутья на себе. Всем вам не поздоровится, если через семь дней большая хижина не будет готова.
– Мы будем стараться изо всех сил, – пообещала девушка, – но скажи нам, кто будет жить в этой хижине?
– Уж не ты, будь уверена, – грубо ответил он, – и ни одна из вас, чернокожих, потому что я устал от вас, всех до одной. Слушайте! Завтра я со слугами отправляюсь за белой леди, которая будет управлять вами, но если кто-нибудь из вас скажет хоть слово о ее присутствии здесь, вы заплатите за это: я уморю вас голодом. Вам ясно?
– Мы услышали тебя, муж наш, – ответили они угрюмо, потому что поняли: новая жена будет им не сестрой, а хозяйкой.
– Тогда постарайтесь не забыть моих слов, и вот еще что: как нарежете две охапки жердей, пусть две из вас сразу несут их в Кранц, где их уже заждались. Да будьте осторожны, чтобы ни одна душа не видела, как вы входите или выходите.
– Мы услышали тебя, муж наш, – повторили они, после чего Пит развернулся и уехал.
Все считали Зинти глупцом, – главным образом потому что он не мог или, как я подозреваю, не хотел работать, – но во многих отношениях он был умнее большинства кафров и всегда был рад повидать новые места, особенно, если это были секретные места. Поэтому, когда он услышал, как Пит приказал женщинам нести прутья в Тайный Кранц, он решил проследить за ними и сделал это так умело, что они его не услышали и не увидели. Сперва он был сильно озадачен, потому что они шли прямо к подножию непроходимой на вид каменной стены высотой более ста футов. Однако на отвесной поверхности этой скалы, как щетина на заду вепря, тут и там торчали кусты и, оглядевшись, чтобы убедиться, что никто за ними не наблюдает, женщины забрались на один из этих кустов, который рос примерно на высоте человеческого роста над поверхностью земли, и пропали так быстро, что Зинти даже протер глаза от удивления. Подождав немного, он последовал по их стопам и обнаружил за кустом узкую расщелину, какие часто можно увидеть на скалах, а вниз по этой расщелине уходила извилистая тропа, постепенно становясь все шире, пока, наконец, не закончилась скрытым кранцем. Место было очень красивым: около трех моргенов[2], или шести английских акров, были окружены сплошными каменными стенами. По одной из этих стен спадал водопад, образуя у подножья глубокий бассейн, из которого вытекал ручей, и на берегу этого ручья возводилась новая хижина, расположенная так, чтобы солнечные лучи могли согревать ее, но не слишком.
Примечая эти и другие подробности, Зинти увидел, как некоторые из возводивших хижину людей, покинули ее и направились к расщелине. Тут он решил, что видел достаточно и пришла пора уходить. Ловкий кафр проскользнул обратно к кусту и припустил домой по дороге, которую показала ему корова.
Случилось так, что на обратном пути Зинти сильно проколол ногу большим шипом и продвигался очень медленно. Так что только на пятую ночь своего пути он прихромал в лес, который рос на расстоянии не более двух часов верхом от нашей фермы. Прикорнув лишь на пару часов, потому что вся провизия у него к тому времени закончилась, и от голода он не мог спокойно спать, Зинти проснулся и был немало удивлен, увидев среди деревьев на некотором расстоянии от себя яркие отблески огня. Он подкрался к костру, надеясь, что это пастухи или путешественники, которые поделятся с ним едой, но не стал ни о чем просить людей у костра, так как первым, кого он увидел, был все тот же Темный Пит, нетерпеливо прохаживавшийся перед огнем, в то время как поодаль на земле несколько его людей спали, завернувшись в свои кароссы. Вскоре среди деревьев по¬я¬вился еще один человек и, подойдя к Питу, приветствовал его.
– Ну, что ты узнал? – спросил тот.
– Вот что, баас, – ответил вновь прибывший. – Я спустился к дому хеера Ботмара и попросил там еды, притворяясь, что я чужестранец, идущий сватать девушку в далеком краале. Рабы дали мне немного мяса, и из разговора с ними я узнал, что хеер Ботмар, его фру, его дочь и молодой англичанин, хеер Кензи, вчера уехали на крещение первенца хеера Роозена, который живет около пяти часов верхом вон туда, к северу. Еще я узнал, что они условились выехать от Роозена завтра на рассвете и будут добираться домой через Тигровый перевал, где устроят привал примерно за два часа до полудня... Да, я забыл сказать, с ними двое слуг, чтобы присматривать за лошадьми.
– Итого шесть человек, – сказал Пит, – из которых двое – женщины, а нас двадцать. Да, все очень хорошо, лучше и быть не может! Я знаю одно местечко у ручья на Тигровом перевале – отличное место для засады за скалами и деревьями. Теперь слушай мой план и хорошенько его усвой. Когда эти люди спешатся и примутся за еду, вы, кафры, нападете на них... с одними копьями и керри, тут им и конец.
– Значит ли это, хозяин, что мы должны их убить? – спросил человек с сомнением.
– Да, – ответил Темный Пит, немного поколебавшись. – Я, конечно, не хотел бы их убивать, но другого пути не вижу. Но девушки это не касается, она должна спастись! Эти несчастные должны быть атакованы и ограблены кафрами, и никто никогда не должен заподозрить, что я приложил к этому руку, а вы, чудовища-кафры, всегда всех убиваете... Поэтому, увы, они должны умереть, особенно англичанин, и хотя я рад был бы пощадить остальных, но не могу этого сделать, не бросая подо¬зрения на себя. Что касается девушки: если ей причинят хоть какой-то вред, все вы дорого заплатите за это. Вы только набро¬сите каросс ей на голову и отвезете в то место, которое я укажу завтра. Там я с несколькими слугами встречу вас и как будто бы спасу ее. Ты все понял? Одобряешь мой план?
– Я понял и думаю, что план хорош. Но есть одна вещь, баас, о которой я не сказал, но она может испортить дело.
– Что такое?
– Вот что: там, у хеера Ботмара, я видел эту ведьму-знахарку, Сигамбу, у нее хижина на ферме. Я был далеко, но думаю, она узнала меня, ведь это я надевал петлю ей на шею, когда мы хотели ее повесить. Если она узнала меня, все твои планы могут быть напрасны, потому что у этой женщины есть Зрение, и она угадает их. Даже с петлей на шее она смеялась надо мной и говорила, что я скоро умру, а она будет жить годы, и теперь я боюсь ее больше всех живущих.
– Вот как! Она смеялась над тобой? – сказал Темный Пит. – Ну, а я смеюсь над ней, потому что ни она, ни кто-либо еще не сможет встать между мной и той, что предпочла ухаживания другого моим.
– О, хозяин! – с восхищением воскликнул кафр. – Ты великий вождь, когда тебе нравится фрукт, ты не ждешь, пока он упадет тебе на колени, ты его срываешь.
– Да, – сказал Темный Пит, с гордостью стукнув себя кулаком в грудь, – когда я хочу плод, я срываю его, как делал до меня мой отец. Теперь иди спать, завтра тебе понадобятся вся твоя смекалка и сила.
***
Подслушав этот разговор, пастух Зинти сразу отполз прочь и направился к нашей ферме, но его нога так болела, и он настолько ослаб от голода, что передвигался не быстрее хромого вола, вынужденный то прыгать на одной ноге, то ползти на коленях. В конце концов, около половины девятого утра он добрался до фермы, точнее, до хижины Сигамбы, ведь это она послала его, и поэтому к ней по обычаю кафров он пришел с отчетом. Явившись к Сигамбе, он сначала поприветствовал ее, затем попросил немного еды, которую она ему, конечно, дала. Только после этого он начал рассказывать свою историю, начав, как всегда делали туземцы, с самого начала, что в его случае означало подробное описание всех странствий коровы, за которой он следовал, так что, хотя она и поторапливала его, прошло изрядное количество времени, прежде чем он добрался до рассказа о разговоре, услышанном им в лесу восемь часов назад.
Как только он заговорил об этом, Сигамба его остановила и подозвала оказавшегося рядом слугу, велев ему привести взнузданным, но не оседланным нашего лучшего молодого жеребца, гордость Яна, его любимца – чалого шиммеля. Это был лучший конь в округе, поскольку его отцом был знаменитый жеребец, которого правительство импортировало из Англии, где он выиграл все скачки, а его матерью – самая быстрая и самая выносливая кобыла в племенных стадах Парла[3]. Сколько Ян отдал за этого первогодка, я так никогда и не узнала – он просто боялся мне говорить, – но в течение двух лет после того, как он купил его, денег нам здорово не хватало. И все же, в конце концов, шиммель оказался самой дешевой вещью, за которую когда-либо было уплачено золотом.
Кафр, конечно, заколебался, потому что, как не трудно догадаться, Ян очень дорожил этой лошадью, и никто не ездил на ней кроме него самого, но Сигамба вскочила на ноги и заговорила с ним так яростно, что в конце концов тот повиновался, ведь, хотя она и была невелика ростом, все кафры боялись колдовства Сигамбы и выполняли любые ее приказы. Рабу не пришлось далеко ходить, потому что шиммелю не позволялось свободно пастись в вельде: его держали и кормили в конюшне, где каждое утро раб чистил его и холил. Поэтому раньше, чем Зинти закончил свой рассказ, конь уже стоял под уздечкой, но без седла перед Сигамбой, выгнув шею и ударяя о землю копытом, – он был сыт, горяч и готов к скачке.
– Ох, дурак, – сказала Сигамба Зинти, – что ж ты сразу не начал с главного? Ведь теперь, чтобы спасти пятерых от смерти и одну от бесчестия, мне остается лишь один короткий час, за который нужно покрыть двадцать долгих миль. Эй, помоги мне сесть на лошадь!
Сцепив ладони, раб опустил руки, и знахарка, ступив в них своей маленькой ножкой, прыгнула на спину огромного жеребца. Благородный конь хорошо ее знал и любил, как преданный пес, ведь когда он страдал от болезни, которую мы называли «толстая голова» та ухаживала за ним день и ночь и без сомнения спасла ему жизнь. Сжав коленями ребра жеребца, Сигамба встряхнула поводьями, громко вскрикнула, и горячее животное, как антилопа, с места рванулось вперед, и уже через минуту они были всего лишь темным пятнышком в вельде, летящим в сторону гор.

[1] Кранц (африкаанс krans) – отвесная каменная поверхность, пропасть.
[2] Морген – южноафриканская единица площади, равная примерно 2 акрам или 0.8 гектарам.
[3] Парл (Paarl) – крупное поселение в современной Западно-Капской провинции ЮАР; наряду с Кейптауном и Стелленбосом, один из трёх старейших основанных европейцами городов на юге Африки; расположен в 60 км к северо-востоку от Кейптауна.