Какое-то время назад я приобрел аккуратно сложенную толстенькую стопочку писем довоенных и военных лет, в маленьких, иногда треугольных, иногда самодельных конвертиках. Письма были аккуратно перевязаны голубой ленточкой. Я купил у букиниста всю пачку, не развязывая, не открывая.
В тот же вечер, придя домой и заварив чаю, я устроился поудобнее на диване и развязал голубую ленточку. Когда я ее развязывал, мне показалось, что ее не развязывали много лет. И что завязывала эту ленточку, возможно, та самая рука, которая и открывала эти конвертики. Возможно, я ошибаюсь в этом.
Я стал читать письма. Эти письма, написанные красивым, редким в наши дни почерком, сразу же захватили меня и перенесли меня в совершенно иной мир. Я был просто очарован словами, которые писали друг другу три подруги – школьницы старших классов. Да, это была переписка трех девочек, и еще некоторые письма, с которыми я до сих пор так и не разобрался.
Я прочитал тогда эти письма и отложил их «в долгий ящик». У меня было много других дел и забот. Но как ни долог был ящик, я время от времени вспоминал о его содержимом, и все хотел разобраться с ним... Я не хочу сказать, что, наконец, вполне сделал это. Но, по крайней мере, я нашел – кому принадлежат эти письма. Кто их отправитель, и кто их получатель.
Да, в руках у меня оказалось настоящее сокровище. Потому что все три девочки-подростка, школьницы, писавшие друг другу письма в конце 1930-ых и начале 1940-ых (через всю войну!) – со временем вырастут и сделаются известными деятелями Российской и Мировой культуры. Они получат такие звания, награды и славу, которых редко кто удосуживался.
О ком-то из них написаны книги, сняты фильмы. Все три – люди интереснейшей судьбы! То, что эти люди, эти три девочки, женщины – не подделка, не случайность, и оказались на вершине Советской культуры по праву – ни у кого не вызывает сомнений.
А если бы они и были – то найденные мною письма всякие сомнения развеют! Эти письма, написанные девочками-подростками военной поры, врать не будут: в них они раскрывают друг другу свою душу, делятся чистыми планами и мечтами, сопереживают со всем народом ужасы войны, обмениваются впечатлениями от прочитанных книг, просмотренных театров... влюбляются, наконец.
Никакой роман, никакое художественное произведение, или документальные истории не могут так ярко и правдиво отразить ни человека, ни эпоху, как письма. А если это письма, без преувеличения – гениев, то, сами понимаете, картина обретает еще и яркие краски.
Вот что мне делать с этими письмами, друзья? Никого из этих девочек уже не осталось в живых. Поделиться мне ими? Доставить радость любителям и исследователям их творчества? Или – держать их под голубой ленточкой?
А если делиться – то как? Эти письма многое раскрывают. Становление посвященнейших людей, к примеру. В свои шестнадцать, эти девчонки рассуждают примерно так, и примерно о том, о чем будут говорить десятки лет спустя – с телеэкранов страны и всего мира, из книг и журнальных статей. Разве это не удивительно?
А разве не удивителен их язык? Как будто читаешь хорошую книгу 19-го века – вот какой язык. Куда он теперь делся? Почему сегодня в комментариях люди только и могут спросить меня, чего я с утра пил и курил, и сделать заключение какой-нибудь моей многолетней работе – «бред»? Что-то не так с нами?
Но есть и еще нечто чрезвычайно важное, что открыли для меня эти письма. Я забыл вам сказать, что все три девочки из этой удивительной переписки – еврейки. Так вот, эти письма – как ничто другое! – показывает нам, что думали, что чувствовали, чем жили эти три еврейские девочки, живущие в СССР в годы войны. Мы много слышим про «еврейский заговор», и, возможно, он и существует. Только вот, спешу уверить вас: такие девочки, о которых я хочу вам рассказать, любили свою страну, свою Родину – Россию – как дай нам Бог её любить! И, может, благодаря таким вот чистейшим людям – к какой бы национальности они не принадлежали – никакой заговор против России никогда не состоится.
А как удивителен, как чист, даже наивен, по детски, по святому наивен их патриотизм! Нет, они не пишут письма товарищу Сталину. Но вы найдете в письмах – если я когда-то решусь ими поделиться – очень здравую оценку происходящему вокруг них. Удивительная картина эпохи открывается глазами этих трех девочек.
Ну, и последнее, о чем хотел сказать сегодня – это то, что мое уважение к Советской культуре еще более возросло, когда я увидел – какие неподдельно чистые, искренние,талантливые, посвященные и трудолюбивые люди десятилетиями вели, направляли российскую театральную культуру, кино.
Плеяды величайших артистов советского театра и кино были «с нуля» воспитаны одной и этих девочек.
Вторая девочка снимала фильмы, которые сегодня называют «культовыми».
А благодаря удивительным талантам третьей девочки многие из нас – в возрасте 50 лет и старше – впервые знакомились с томами зарубежной литературы.
Я больше ничего не скажу тут – и так слишком много информации выдал.
А если я начну все же делиться, то я вот что сделаю. Я не сразу назову имена этих девочек. И тому, кто первым догадается – о ком идет речь, кто угадает автора письма – я вышлю подарок. К примеру, электронную копию письма в высокой резолюции.
О трусости, смелости и самоубийстве. Письмо №1. 1941-й год.
Угадай автора: конкурс с призами
Вот, поделюсь пока одним из писем, о которых я говорил в своей заметке о найденных мною письмах фронтовых лет. Напоминаю, что за этой перепиской – три девочки-подростка, ставшие впоследствии прославленными деятелями советской культуры. Хочу однажды опубликовать эти письма с некоторыми комментариями, которые помогут понять: кто, кому, когда и о чем пишет. Если дойдут руки, если будет нужда, интерес. А пока просто буквально выдернул письмо наугад, какое попадется. Напоминаю условия моего маленького конкурса: угадавшему, кто автор этого письма я вышлю фотографию высокой резолюции письма и конверта. А тому, кто догадается – кому адресовано это письмо (это гораздо сложнее) – я придумаю какую-то особую премию. Имена я из текста письма убрал, оставил лишь инициалы – настоящие. Некоторых слов не смог разобрать - оставил многоточие (….). Все знаки пунктуации - согласно оригинала.
А вообще мне интересно было бы услышать от вас ваше мнение: что вы думаете об этом письме 16-летней девочки? Той эпохи? Подумайте, кем она могла стать и стала. Подумайте и об имени. Я не буду сразу реагировать и подтверждать верный или не верный ответ. Ведь я могу позволить себе несколько призов, для всех, верно ответивших и написавших свой ответ.
15.11—41г., Свердловск
Здравствуй, милая Б.
Сегодня отправила тебе открытку, в которой обещала написать подробное письмо. Исполняю это обещание. Вчера получила письмо от Т., которое меня очень удивило. Она в Москве (письмо от 31.10) и пишет, что они с мамашей решили не уезжать ни при каких условиях, так им некуда ехать и не к кому. Это, конечно, верно. Но ведь Ж. с мамашей тоже некуда и не к кому было ехать, однако же они уехали! Кроме того, мой совет (!!!) относительно цианистого калия (сама понимаешь какой) она тоже не собирается исполнять ни при каких условиях. Я не помню, чтобы советовала ей что-нибудь подобное: таких вещей советовать не следует. Но, откровенно говоря, я от Т. не ожидала подобных сентенций. Мы с ней, оказывается, резко разошлись во взглядах. Может быть это результат национального вопроса? Вряд-ли, но может случиться. Я еще надеюсь, что не совсем правильно ее поняла. Читаю «Успех». Прочла (вернее перечитала) «Как закалялась сталь». Интересно отношение к самоубийству: шлепнуть себя всякий дурак может. Трудно тебе - шлепайся. А ты попробуй бороться.
Верно, конечно. Но не при всяких условиях. «При известных условиях истина становится парадоксом, а парадокс - истиной» (из блок-нота). Так вот и эта истина иногда бывает парадоксом. Собственно она всегда парадокс и лишь иногда бывает истиной. Но дело даже не в этом, а в старом вопросе о том: есть самоубийство проявление трусости или смелости. Прости за то, что развожу философию. «Самая -----» и «Как закалялась сталь» невольно наталкивают на это, и еще потому, что мы с тобой много спорили по этому поводу. Мне кажется, что все зависит от условий. Вот два три конкретных случая: Бертольд Оппенгейм, Павел Корчагин и (.....) Лаура и Поль Лафарг.
Трусостью ли было самоубийство Бертольда? Нет. Нужно остаться жить, чтобы бороться. Но какие у него перспективы борьбы? Никаких. Сначала выгонят из гимназии, а потом заставят кричать: «Я жидовская морда, предал свое отечество», а если откажешься - забьют на смерть. Если бы он был связан с какой-нибудь организацией - тогда другое дело, но для него все эти товарищи были только неизвестным немцем? А «один в поле не воин». Зачем же позволять издеваться над собой, если можно кончить проще и достойней. Другое дело - Павел Корчагин. Он - частица класса, боец класса победившего. У него только личная трагедия, а не общая. Он чувствует поддержку и участие окружающих, целого класса, целой страны. Бертольд должен решать вопрос совершенно один, без всякой поддержки извне. Теперь о Лауре и Поле Лафарг.
Они, как известно, покончили собой достигнув, кажется 75 лет (точно, впрочем, не помню), покончили не потому что им плохо жилось, не потому что перед ними стояли какие-то неразрешимые проблемы, а потому что считали, что они больше не могут приносить пользы обществу. Разве их самоубийство трусость? Нет. Они могли, конечно, продолжать пропаганду учения Маркса. Но, во-первых, мозги в старости работают гораздо хуже, а во-вторых, их смерть сама по себе была лучшим доказательством, вернее показателем их убежденности. Нет, конечно, их смерть не трусость. Но хватит об этом. Если тебе будет интересно, напишешь мне свое мнение.
Сегодня получила письмо от Д. Она пишет о своем «театральном увлечении» Блюменталь Тамарином. Говорит что «Остужева и Качалова с ним еще можно сравнить, но если в их игре виден талант, то в его - гений». Хотя я его не видела, но уверена, что это далеко не так. Качалова и Остужева я ей не уступлю. Пишет и о (.....) (.....) Конечно о (........) - ничего. Я была даже удивлена этим. Ты знаешь, З. на фронте. Его, вероятно, кокнули. «Неудачник». Недавно папаша сказал точно как он «Как же жалко выглядит!» И я вспомнила Студию. Но и о них хватит. Ты еще их вспоминаешь иногда?
Да, еще относительно искусства (в связи с Ташкой). Иногда, даже часто, искусство становится аполитичным. Тогда оно, вместо того, чтобы отражать в художественных образах живую, настоящую жизнь, превращается в футляр отгораживающий от этой жизни, и поэтому становится мертвым, пустым, фальшивым. Особенно театр.
Теперь кое-что о своей жизни. По-прежнему учусь в школе, в 3-й смене. Обещали нас перевести во 2-ю, но не перевели, чему я очень рада. Света теперь у нас нет, так что готовить не на чем, и что мы будем делать - не знаю. Сидим на картошке (в вареной виде) и черном хлебе. Больше ничего не едим. Иногда мне вдруг захочется чего-нибудь вроде отбивной или пирожного, но такие мечты очень быстро вытесняются мечтами о книгах. Хорошую книжку предпочитаю гастрономическим удовольствиям (ты, я думаю, тоже). В театры не хожу, даже сама не знаю почему. Наташа ходит довольно часто. У нас уже морозы в 25-26°С. Шуба моя еще не готова, хожу в жакетке, поэтому ревматизм дает себя чувствовать. Так что хорошего мало. Но не думай, я не жалуюсь. Все это не так страшно, ерунда. Можно считать, что мы прекрасно устроены. Если бы дело ограничилось такими маленькими неприятностями, то это была бы очень легкая война. Думаю, что придется переживать гораздо большие трудности. Но и это в порядке вещей, так что жаловаться не следует.
Занимаюсь немецким понемногу. Сейчас читаю «Der Lauberschlo;» (....). Интересно, что я, оказывается, почти совсем не знаю немецкой литературы. Только мировых классиков вроде Гейне, Гете и Шиллера, да романистов, вроде Келлермана, Вассермана, Шпильгагена и др. А основных немецких классиков - Клейста, Клопитока, Тика (?), Вилланда и многих других - почти совсем не знаю. (То же самое, вероятно, с английской и французской литературой). Решила заняться ими. Прочитала кое что. Клейста (по-русски), читаю Тика (по немецки), трудновато, но легче чем Сю. У Тика длинные фразы, поэтому приходится очень внимательно следить за связью, а то слова рассыпаются. Поэтому больше 8-10 страниц в день прочесть не могу. Прочла кое-что Стриндберга, «Уриель Акоста». Но в общем - книги - самое трудное.
Ты знаешь, МХАТ уехал с Саратов, так что Таткин роман с Еланской кончился тем же Саратовом.
Ну, пока, мне пора уходить: к портнихе.
Прости за то, что письмо очень безалаберное и отвлеченное.
Привет Целую
М.