ДЕНЬ ПЕРВЫЙ.
У нас ласточки. Мы произносим это так, как обычно произносят: «У нас котята», с легкой гордостью и одновременной надеждой на сочувствие. Ласточки у нас не впервые. Видимо, как и котята, они будут у нас теперь регулярно. В прошлом году они свили себе гнездо над перилами балкона, под крышей. Большая самоотверженность понадобилась птичкам, чтобы вывести своих птенцов прямо под носом, а вернее прямо над головами этих чудовищ, вечно машущих своими огромными лапами людей и кошки, мерзкой и хитрой твари, делающей вид, что никаких ласточек она вообще не видит.
В этом году ласточки пошли еще дальше, дальше вглубь. Теперь они подвесили свое гнездо прямо над дверью балкона. Если тенденция сохранится, то в следующем году нам придется делить с этими милашками свою спальню, ибо она находится по другую сторону балконной двери. И по вечерам мамаша, высунувшись из гнезда, будет говорить нам: «Сколько можно болтать. Дети не могут уснуть. Гасите свет уже!» А по утрам папаша будет долбить клювом прямо мне в лоб: «Вставай! Дверь открывать кто будет? Мне детей пора кормить. Этак с вами свежего комара пропустишь. Дрыхнут тут!»
Пока в гнезде лежат три ласточкиных яйца. Крупных. Больше ихних голов. До гнезда можно дотянуться рукой. Так что НЗ на яичницу у нас есть.
ДЕНЬ ВТОРОЙ.
Сегодня жара, на солнце больше тридцати. Шевелиться лень. Купаемся.
Плывем крокодилами через наше озеро. Не в пример крокодилам еще и орем при этом. Ну это больше дети, конечно. Мы-то с Ваней более степенно рассекаем лоно вод, он только отфыркивается при каждом гребке, а я, когда вот так с мостков в воду и два первых гребка, я подаю гудок, настоящий, пароходный, так чтоб эхо заметалось, отталкиваясь от береговых сосен. Округа должна знать - заплыв начался, и проникаться уважением к человеку и пароходу.
Вечером пытались играть в городки. Там, оказывается, есть правила. Но это сложно все, и можно пренебречь. Даже лучше. Потому что, где взять ровную площадку, чтобы эти вот деревяшечки круглые не катились. А раз самое первое правило не выполнимо, то и остальные долой, даже читать не стали. Главное сложить фигуру позаковыристей и битами в нее, битами. Тут сразу на ум приходит «Формула любви»:
– Сударь, сударь, вы биточку неправильно держите...
Получалось у нас совсем как в кино. Как вот у этих, которых Фарада с Абдуловым играли. То есть, можно сказать, совсем не получалось. Биты, что ли кривые? Или руки? Но ничего, опыт есть. К концу сезона освоим национальный вид спорта.
Сейчас пойду огурец поливать. Нет, нет, ничего мне не говорите. Не надо вот этого: - «И ты тоже огородом увлеклась, ага, мы так и знали, что этим кончится, сидеть в деревне, и не вскопать грядок...» У меня на клумбе рядом с хризантемами и пузырчатником пустое место было, вот туда я огурец и воткнула, один. Так что он у меня декоративный. Но поливать надо.
ДЕНЬ ТРЕТИЙ.
Нынче у нас день закупки провизии, это надо в город ехать. Это вам не что-нибудь там, это ЭКСПЕДИЦИЯ (в середине слова назидательно уставить указательный палец в небо).
Первым делом рысью на рынок, пока бабки с клубникой не разбежались. Потом Пятерочка и Дикси, тут уж можно не спеша, степенно толкая перед собой тележку, окидывая ряды товара внимательным взглядом, щупая, что тут у нас, годно ли, та ли свежесть. А можно с гиканьем и свистом пронестись на той же тележке, как неуловимые мстители на паровозе по горящему мосту, сметая в нее (тележку) все, что подвернулось по пути под руку. Без разницы. Результат на кассе будет один и тот же. Проверено.
Невель — город товарного изобилия и тотальных скидок. Около рынка радио-девушка непрерывно вещает, какие новинки ждут нас в магазинах. «Масса интересного для ванных комнат», «обувь зимнего сезона» со скидкой тридцать процентов, а валенки — аж с сорока процентами, в отделе тканей - полотенца Донецкие(?), напиток «Боярышник» в «пунктах общественного питания», садовый инвентарь и снеговые лопаты, азалии в горшках и фиалки из Лозанны.
Каждое объявление заканчивается приглашением отправиться за покупками. «Внимание, в магазине «Ритуал» напротив церкви новые поступления. Ждем вас за покупками!»
Но лучше всего про напитки: «Употребление напитков в поллитровой таре способствует выработке у человека активной жизненной позиции!» Усвоили?
ДЕНЬ ЧЕТВЕРТЫЙ
Перегоняли лодку вдвоем, я и Матвей. Из одного озера в другое через протоку. Лодка наша «Великий Кувыркатор» зимует у Мальков. Это мужики из соседней деревни, Мальки — их семейная кличка, из поколения в поколение. Мальки нам Кувыркатора и делали. И теперь каждую осень забирают его, сначала рыбу ловят, а потом зимой просто на берегу у себя держат, к лету смолят Кувыркатору дно, чтобы не протекал. Вот прямо идилия такая сельская и полное добрососедство. Ага! Сейчас!
Мало того, что Кувыркатор, хоть и плоскодонка, полностью оправдывает свое гордое имя, в лодке лучше в полный рост не вставать, к одному борту всем не садиться, и, вообще, без резких движений, пожалуйста. Внешний вид у лодки: «Купить чернил и плакать...» При рождении была она выкрашена зеленой краской, а потом ее смолили. Смолили ее в темном сарае без окон, без дверей слепые пьяные мужики, страдающие пляской Святого Витта и одновременно прогрессирующим параличем. Поэтому вся лодка покрыта черной паршой и коростой, которая постоянно отслаивается. При этом она течет(!), течет вся и повсюду, плыть на ней можно только вдвоем, один на веслах, второй на черпаке, и не известно, кто упарится быстрее. После каждой зимовки течи усиливаются, в этом году в лодке уже можно принимать ванны. И каждый весенний ремонт по-новому уродует наше судно. Обязательно выламывается кормовая банка. (Сноска: «банка» - скамейка в лодке, если кто не знает, крысы сухопутные). Мы ставим банку, осенью Кувыркатор уходит к Малькам, летом банки нет. В этом сезоне — новинка, шпангоуты усилены железными уголками, при чем они как-то так хитро прикручены, что из них торчат то ли гвозди, то ли еще какие острия. Теперь лодка напоминает Железную Деву изнутри, резиновый сапог я сегодня уже пропорола, счет открыт.
Ну вот, значит, пришли мы с Матвеем за Кувыркатором. Стоит он у бережка, полнехонек воды. Нет, не затонул. Это в него специально воды до краев налили. Местные полагают, разбухнет и протекать не будет. Заблуждение? Или саботаж? Не знаю. Силы традиций в сельской местности не ослабевают. Лозунг «Мы всегда так живем» по-прежнему актуален.
Полчаса на прибрежное вычерпывание и в путь. Не прекращая перманентного переливания воды из лодки за борт. Матвей на этом так уработался, что иной раз черпал из озера и вливал в лодку. Тогда приходилось ему указывать на это ласково: «Куды прешь, очнись, недотыка!»
Идти по озеру — одна приятность. Ветерок налетает, чайки кружат над волной, сосны шумят на берегу. Благорастворение. Песни поем, про Стеньку с княжной, а как же. В общем, пригнали лодочку к дому. Завтра можно на рыбалку идти. А что, найдешь лодку на дне, вычерпаешь всю воду, полчаса всего и надо, и вперед, лови, сколько хочешь.
ДЕНЬ ПЯТЫЙ
Вчера смотрели футбол на балконе, только там можно что-то разглядеть в телевизоре, в других местах он показывает только баню, плотный туман, в котором движутся неопределимые объекты. Футбол! ЧМ! Наши громили Египет. Притихшие фараоны на трибунах. Мы орали на всю засыпающую деревню. Ласточки с визгом носились над нашими головами, суматошно влетали на балкон, фырь крыльями, крутой разворот и прочь. Ну никак на гнездо не могли усесться.
А утром оказалось, у них кто-то вылупился.
Еще тот красавец, красный, голый, на голове два хохолка, а главное глаза. Огромные черные пятна во всю голову. Жуть. Динозавр. Мини.
ДЕНЬ ШЕСТОЙ
Сегодня приезжала к нам автолавка, забытое за год развлечение. Машина въезжает на горку с сигналом: «Би-би! Сбегайся народ, товарное изобилие с доставкой на дом». Занятые своими делами, мы и забыли, что нынче День Автолавки, и услышав сигнал, заметались, где деньги, где пакет; а, черт с ним с пакетом, в руках унесем.
Вот все собрались у открытого зада фургончика, мы да сосед Серега, знатный молочник, правда не особо веселый. Серега всегда приходит последним, зато в костюме (куртка, кепка и сумка в руках, все из одной ткани, зеленой в мелкую клеточку), собственно в таком виде я его вижу только здесь, больше наряжаться ему некуда. Что купили, к вечеру и не вспомню, две каких-то булочки и еще что-то, квасу что ли, не важно. Автолавка — это не просто магазин на колесах, это повод собраться всей деревней и посудачить.
Раньше, правда, на счет посудачить было лучше. Сейчас продавец новый, и он — просто продавец, больше сказать о нем нечего. А вот раньше, до прошлого года, работал на этом фургончике некий Василий Иванович, для наших деревенских просто Васька. И был тот Васька настоящий DEUS EX MACHINA, и, как полагается Деусу, вершил он наши судьбы. Например, так:
– Два десятка яиц дай.
– Не дам. Могу пять штук дать.
– Почему?
– У меня там впереди еще люди.
И ты понимаешь, что печется Деус о всех сирых и убогих, чтоб всем яиц досталось. Или еще вот так:
– Мороженое давай, шесть штук.
– Четыре!
– Чего четыре-то, нам шесть надо, нас много.
– Ладно, пять бери.
И уже, смирившись, берешь пять, и тут:
– Ладно, бери шесть.
Особой милостью одарил. Чувствуешь себя сразу этаким приближенным. Черт знает, к чему, но приближенным.
– Вы в прошлом году пряник брали, я вам привез.
Это большой такой, круглый, сувенирный, у нас его только одна гостья ест, зато много, мы специально для нее заказывали, но сейчас ее нет с нами. Но пряник мы берем, благодарно кланяясь. От даров бога не отказываются. Кто решится оттолкнуть дарующую божью длань? А еще он лихо считал в уме и, даже когда весовой товар отпускал, получались у него только круглые суммы, двести пятьдесят рублей, сто восемьдесят. Не то, что у нынешнего, и суммы не круглые, и еще какие-то копейки выходят.
Был Деус наш особо благосклонен к детям. Нашим всегда сдачу давал чупа-чупсами, вместо десяти рублей — два чупа-чупса, каждый по цене два рубля пятьдесят копеек. Дети были счастливы.
И совершенно бесплатно привозил он нам сплетни и новости со всего района, по которому ездил. И мы его ждали, за день начинали говорить друг другу, что вот завтра автолавка приедет. «Пойдем?» Ну о чем тут толковать, конечно пойдем, даже если накануне только в город за продуктами ездили.
Но все кончилось, увы. Вышел Деус Васька на пенсию, теперь дома сидит, огород ковыряет. Поди, скучно ему. А может нет. А я, честно говоря, по нему скучаю.
ДЕНЬ СЕДЬМОЙ
Как полагается от сотворения мира, седьмой день — день отдыха. С утра поиграли в городки, пошвыряли биты в рюхи. Вот вы знаете, что маленькие деревянные колобашки, из которых фигуры надо строить, называются «рюхи»? Вопрос к лингвистам: в какой момент «рюхи» превращаются в «рюши», в воздушный зефир дамских рюшечек? Деревянная неприкрытая прямота и целеустремленность — в обманную легкую недосказанность, кокетливую игру теней...
А еще с утра меня ждали рыбы, они нетерпеливо подпрыгивали в раковине на кухне, требовали моей руки, ну чтобы я к ним руку приложила, что бы жизнь их превратилась в праздник, пусть не для них самих, но все же в праздник, и чтобы обязательно был накрыт стол. И они на столе.
Рыб было трое. Два карася, не шибко высокого чину, скромных таких, застенчивых, этих только в сковородку можно пригласить. Но там они обязательно себя выкажут с благородной стороны, захорошеют, облекшись мукой со специями, зашкворчат, и дух вокруг себя начнут распространять весьма ароматный. Предводительницей же выступала щука, эмансипэ, известная феминистка, которой лучше на зуб не попадаться, слопает, сожрет с потрохами, посмей только, что не по ней, утверждать. Она и карасей, свиту свою, в раковине строила, чуть только попытается кто-то из них мнение свое ну хоть плавником выказать, она сразу раз ему хвостом по голове, сиди, мол, не выступай, здесь есть, кому мнения народные выражать. С такой дамой попросту нельзя, ни-ни. Тут надо что-то этакое, затейливое завернуть. И я завернула... заливное. Заливное из щуки с терпкой нотой чеснока и перца чили, ну о морковке и маслинах даже упоминать не буду, куда ж без них, это же само собой разумеется.
А петрушку-простушку мы, эмансипированные женщины, отвергли, чай, не в мещанском каком доме действо происходит, выше бери, хо-хо.
Окинула я взором дело рук своих, и увидела я, что это хорошо.