17 глава - эта глава из книги Ханса Фаллады "Каждый умирает в одиночку" была по каким-то соображениям при первом издании книги в 1947 году пропущена.
Её включили в очередное издание только в 2011 году. И так, начинаем рассказ :
На этой неделе Анне нужно было совершить тяжёлую работу. Перед тем, как заснуть вчера вечером, муж ей сказал:
- Постарайся выйти из женского комитета, но так, чтобы никто ничего не заподозрил. Я ведь уже избавился от своей работы в Рабочем Фронте.
- О Боже, как тебе это удалось, Отто? Почему они тебя отпустили?
- Из-за наивности - ответил с невозмутимым спокойствием Квангель и этим самым закончил разговор.
Перед ней же эта задача ещё стояла. Из-за наивности её не отпустят, они же её слишком хорошо знают, ей нужно придумать что-то другое. В понедельник и вторник она всё думала «как?», в среду ей показалось, что нашла выход. Надо попробовать представить себя не наивной, а слишком умной. Большой ум, много знания, слишком большая сообразительность — это им ещё больше не нравится, чем наивность. И слишком большой ум вместе со старательностью, да, это должно сработать.
Анна Квангель решительно взялась за дело. Ей хотелось всё сегодня же уладить, чтобы вечером сообщить Отто, что и она, как и он, не вызывая у партии подозрительности, стала свободной.
Главной обязанностью Анны в то время было находить таких женщин, которые уклоняются от работы для военной индустрии, и которые, согласно партийной терминологии, тем самым относились к предательницам фюрера и своего народа. Как раз недавно министр Геббельс в одной статье злобно отозвался о накрашенных дамочках, маникюр ногтей которых, по его мнению, не может служить освободением их не только от работы в бюро, но вообще от всякой работы.
Естественно, в своей следующей статье министр, под нажимом дам своего круга, поторопился уточнить, что накрашенные ногти и ухоженный вид не означают, что такие особы обязательно асоциальны и боятся работы. Он настоятельно предупредил, чтобы не нападали на женщин только по внешним признакам! Партия будет каждый такой заявленный случай внимательно расследовать. Тем самым он широко раскрыл двери для доносов.
Но как часто раньше бывало и теперь случается, первая статья министра разбудила в народе низкие инстинкты, и в этом Анна Квангель увидела для себя подходящие возможности. Хотя в её районе жили в основном простые люди, но одну такую дамочку, на которую подходило описание министра, она знала. Уже заранее, от одной мысли, какое впечатление произведёт её посещение, заставило её улыбнуться.
Выбранная Анной особа жила в большом доме на Фридрихсхайн.
Скрывая под маской грубости свою вдруг накатившую неуверенность, Анна сказала горничной, открывшей дверь:
- Ну чего там, посмотри, дома ли твоя госпожа! Я из женского комитета НС и должна с ней поговорить, и я буду с ней говорить!
- Между прочим, девушка, добавила она вдруг низким голосом,
- с какой стати госпожа ? Этого же в Третьем рейхе больше нет! Мы все работаем для нашего любимого фюрера — каждый на своём месте! Я желаю пройти к фрау Герих!
Осталось не выясненным, почему фрау Герих, после доклада горничной впустила к себе эту представительницу НС-женского комитета, толи из-за небольшого сомнения, толи от скуки, желая как-то скоротать пол-часа послеобеденного времени. Во всяком случае она её приняла.
Фрау Герих вышла к Анне навстречу, дойдя до середины своего роскошного салона, с милой улыбкой на губах. И Анна с одного взгляда поняла, что она как раз то, что ей нужно: длинноногая блондинка, прибранная и надушенная, с роскошной высоко взбитой причёской. "Половина в ней фальшивая",- сразу же решила Анна. Это немного вернуло ей уверенность, которая, при виде всей роскоши комнаты с шёлковыми коврами, диваном, креслами и креслицами, столами и столиками, с картинами и несчётным числом ламп, немного пошатнулась. ( На Анниной бывшей в прошлом службе в очень состоятельной семье такого она не видела.)
Дама её поприветствовала, как полагается, но с небрежно поднятой рукой:
- Хайль Гитлер!
Анна Квангель, своим жёстким «Хайль Гитлер!» дала понять как это делается правильно.
- Вы пришли, как я услышала, от женского НС -комитета, фрау .. ?
Дама немного подождала, но поскльку ей не было названо имя, с незаметной усмешкой продолжила:
- Но, пожалуйста, же присаживайтесь! Конечно же, дело идёт о пожертвовании. Я охотно дам, в рамках мне возможного.
- Дело не в пожертвовании! - выполила Анна почти с ненавистью.
Ей внезапно стала противна эта красулька, которая была всего навсего дамочкой, никогда не будучи женой и матерью, какой была и останется сама Анна. Она ненавидела и презирала таких, для которых брак не был непоколебимой святыней. Для этой же всё было игрой, к настоящей любви она, ценящая только то, что для Анны и Отто в браке всегда не стояло на первом месте, была не способна.
- Нет, дело не в пожертвовании» - ещё раз повторила она.
- Дело в том..
Тут её прервали.
-Но присядьте же! Я не могу сидеть, когда вы стоите, причём более старшая..
- У меня нет времени! Если хотите, можите тоже встать. Но, можите и продолжать сидеть, для меня это неважно!
Фрау Герих прищурилась и с удивлением вгляделась в эту свалившуюся ей на голову простушку, которая посмела так жёстко с ней разговаривать. Она слегка пожала плечами и ещё любезно, но уже не настаивая промолвила:
- Как вам будет угодно! Я останусь сидеть. Вы хотели сказать...
- Я хочу вас спросить, решительно начала Анна,
- почему вы не работаете? Вы же, конечно, читали призывы, что каждый, кто ещё не занят, должен работать в военной промышленности? И так, почему вы не работаете? Какие у вас есть на это основания?
- У меня есть серьёзная причина
сказала фрау Герих, с насмешкой обратив своё внимание на руки Анны, со следами от чистки овощей,
- потому что я в своей жизни ещё никогда не занималась физическим трудом. Я не пригодна к физической работе.
- А вы когда-нибудь попробовали?
- Я не собираюсь даже об этом думать. Такой попыткой привести себя к болезни ? Я в любой момент могу представить освобождение от врача, о том ..
- Я вам верю, прервала её Анна.
- Освобождение от приватного врача за 10 или 20 марок! Но в этом случае требуется освобождение от фабричного врача, к которому вас направят, он будет решать о вашей работоспособности!
Фрау Герих коротко взглянула на гневное лицо женщины и пожала плечами.
-Ну хорошо, припишите меня к какому-нибудь предприятию! Увидите, что из этого выйдет!
- Посмотрим!
Анна достала тетрадь, присела к столику, отодвинула в сторону вазу с цветами и нарочно перед письмом послюнила карандаш. Всё это было проделано специально, чтобы разозлить другую. Она не могла считать цель посещения достигнутой, не выведя фрау из надменного спокойствия.
- Кем был отец?
- Столяром ?
- ах так ! — и при этом вы никогда физически не работали! Ну, хорошо, посмотрим. Сколько людей в семье?
- Три человека
- С учётом домработницы? И так, на самом деле двое… Вы, действительно, не можите сами обслужить своего мужа? Ещё один человек отнят от военной индустрии, я это себе отмечу! Детей, естественно, у вас нет.
Тут вдруг у дамочки кровь прилила к лицу, но заметно это стало лишь на щеках, до такой степени всё лицо было замалёвано. Да ещё артерия, ведущая ото лба к носу увеличилась в объёме и начала пульсировать.
- Нет, естественно, детей нет! Но можите себе записать, что содержу двух собак! - уже сухо сказала фрау Герих.
Анна Квангель выпрямилась и направила на неё мрачный сверкающий взгляд. ( В этот момент она совершенно забыла, почему сюда пришла.)
- Скажити -ка! Вы хотите надо мной и женским комитетом поиздеваться? Хотите что ли постановления рабочих и нашего фюрера высмеять? Я вас предупреждаю!
- А я вас! - закричала в ответ фрау Герих.
- Похоже, вы не знаете, у кого находитесь! Шутить надо мной и моим предназначением! Мой муж — оберштурмбанфюрер!
- Ах, вот как! Ах, вот как!
Голос Анны стал сразу спокойным.
- Ну хорошо, теперь ваши данные у меня, извещение вы получите позже. Или у вас есть ещё какие-либо дополнительные аргументы? Может быть, уход за больной матерью?
Фрау Гериз презрительно повела плечами.
- Прежде чем вы уйдёте, мне бы всё же хотелось взглянуть на ваш паспорт. Мне хотелось бы записать вашу фамилию.
- Пожалуйста!, сказала Анна и показала ей паспорт.
- Там всё записано. Визитной карточки, к сожалению, у меня нет.
Две минуты спустя Анна Квангель ушла.
Не прошло и трёх минут, как обомлевшая, вся в слезах особа оберштурмбанфюрера уже звонила и всхлипывавшая, а порой и злобно топтавшая ногами, сообщала ему о вопиющем оскорблении, которое ей было нанесено представительницей женского НС комитета.
-Нет, нет и нет, - удалось, наконец, успокаивающе вставить оберштурмбанфюреру.
- Естественно, мы со стороны партии это проверим. Но ты должна согласиться, что проверки необходимы. Естественно , было глупостью, явиться с этим к тебе. Я позабочусь, чтобы такое больше не повторилось!
- Нет, Эрнст!, закричали на другой стороне аппарата.
- Не это ты сделаешь! А ты позаботишься о том, чтобы эта тварь попросила у меня прощение. Один тон, каким она со мной разговаривала! «Детей, естественно нет!», это она сказала. Тем самым она и тебя оскорбила, Эрнст, неужели ты это не почуствовал?
В конце концов оберштурмбанфюрер должен был это почуствовать. Он обещал своей «сладкой Клэр» всё,только чтобы она успокоилась.
- Да, та попросит прощения. Так точно, это случится ещё сегодня. Само собой он достанет билеты в оперу и затем, чтобы она немного рассеилась и успокоилась. Да, он тотчас же закажет столик для неё, а она должна попробовать собрать по телефону подруг и друзей…
После того, как таким занятием он переключил её внимание, сам велел соединить себя с правлением женского НС комитета и в самом сердитом тоне отругал его за нанесённое оскорбление.
-Будто в самом деле не нашлось для такого поручения никого получше, чем такая идиотка? Так точно, о прощении должна просить эта Квангель-Квингель-Кунгель! Он требует немедленного доклада об этом!
После того, как обештурмбанфюрер, наконец, повесил трубку, его лицо было не только багровым, но он и был совершенно уверен, что его дико оскорбили. Он сразу же позвонил своей сладенькой Клэр, но ему пришлось по меньшей мере раз десять это попробовать, прежде чем соединение удалось, потому что она теперь была полностью занята сообщением всем своим подружкам о нанесённом ей оскорблении.
Телефонный разговор её мужа между тем проник в телефонную сеть Берлина и пошёл по ней гулять туда, сюда. Переспрашивали, совершенно секретно шёпотом сообщали. Порой разговор удалялся от своего первоначального содержания совсем в другую сторону, но благодаря надёжности точного попадания и безошибочности системы он всё время возвращался обратно, и в конце концов выросши до лавины, достиг ту маленькую контору, которой была подчинена Анна Квангель.
В это время у двух дам (на общественных началах) было дежурство: одной седой и тощей, украшенной материнским крестом, другой толстенькой и ещё молодой, но с мужской причёской и партийным значком на пышной груди.
Седая попалась, она первой взяла телефонную трубку, сначала именно на неё пролилась вся лавина. Она была полностью ею затоплена, гребла беспомощно руками, бросала беспомощные взгляяды на толстушку, пыталась протащить маленькие замечания:
- Но эта Квангель — совершенно надёжная женщина. Знаю её давно...
Напрасно, она не смогла её спасти! Ей слова не дали вставить, дали однозначно понять, на свинский порядок, царящий в её конторе. Она могла себя поздравить, выйдя из этой баталии в некоторой степени в чистом мундире! Но что касается Квангель, естественно, ещё сегодня и навечно она будет отстранена и попросит прощение
- сегодня же! Так точно! Хайль Гитлер!
Только седая положила трубку и дрожа всем телом, начала вводить тостушку в курс дела, как телефон опять затрещал, другая начальственная контора посчитала себя обязанной наорать, набранить, наугрожать.
На этот раз попалась толстушка.И её зашатало от этого напора, и она задрожала, потому как, хотя она и была в партии, но её муж относился к политически ненадёжным, потому что до 1933 года, как адвокат, часто защищал «красных». Эта история могла сломить им шею. Она попыталась ублажить начальство смирением, покорностью.
- Так точно, огорчительная оплошность… Эта фрау, похоже, сошла с ума...Естественно, всё будет исполнено, ещё сегодня вечером. Я сама пойду..
Напрасно, всё напрасно! Лавина навалилась на неё и всю поломала. Превратила её в мокрую тряпку.
Телефон не переставал трезвонить. Это было похоже на ад. Не было времени перевести дух. В конце концов они сбежали, не выдержав постоянно повторяющуюся ругань. И когда они запирали дверь, ещё слышался телефонный трезвон, но они не вернулись. Ни за какие деньги света их уже было не вернуть! С них было достаточно и на сегодня, и на завтра, и на годы вперёд!
Некоторое время они шли в направлении квартиры Квангелей молча. Позже одна сказала:
- Я ей покажу, ввести нас в такое трудное положение!
И та, что была с партийным значком:
- Вот именно. На эту Квангель нам наплевать! Но вы же знаете, и без того у нас слишком много трудностей...»
-Конечно!, поддержала её с материнским крестом и подумала о своём сыне, о том что боролся в Испании, но на стороне красных.
Однако разговор с фрау Квангель протекал всё же совсем по-другому, чем они предполагали. Фрау Квангель не позволила на себя наорать и себя запугать.
- Объясните мне, что я сделала не так ? Здесь мои записи. Фрау Герих подпадает под закон о рабочей повинности...
-Но, дорогая ! - это сказала толстушка,
- не в этом же дело. Она супруга оберштурмбанфюрера. Вы же это понимаете?
-Нет! При чём здесь это? Где написано, что жёны высокопоставленных освобождены? Мне об этом ничего не известно!
-Не будьте такой въедливой!, вмешалась седая.
-Как жена высокопоставленного фюрера у фрау Герих большие обязанности. Ей нужно заботится о своём перегруженном работой муже.
-Я тоже это должна.
- У неё высокие обязанности по презентации.
- Что это такое?
Ничего нельзя с этой фрау поделать, она не в состоянии понять свою ошибку. Она просто не хочет понять, что высокопоставленные фюреры вместе с их родными от всех обязанностей по отношению к государству освобождены.
Толстушка с крестом на груди, кажется, поняла истинную причину упрямства Анны Квангель. Она обнаружила на стене фото бледного, худого юноши, украшенный венком и траурной лентой. Спросила:
-Ваш сын?
- Да, - коротко и с досадой ответила Анна.
- Ваш единственный — пал?
- Да.
Седая с материнским крестом сказала смягчённо:
- Нужно бы не только одного сына родить.
На это у Анны сразу был готов ответ, но она сдержалась. Не хотела им всё испортить.
Дамы обменялись взглядами. Им всё стало ясно. Эта фрау потеряла единственного сына, и вот она видит такую особу, которая, по её мнению, хочет отлынуть от маленькой обязанности, не согласна даже на такую ничтожную жертву…
Толстушка спросила:
- Вы всё же решитесь на небольшое извинение?
- Как только вы мне докажите, что я не права.
Седая:
- Но я же вам это доказала!
- Тогда я этого не поняла. Для этого я слишком глупа.
-Ну хорошо. Тогда мы должны сами сделать такую попытку. Для нас это тяжёлый шаг.
- Я вас об этом не прошу!
- И кроме того, фрау Квангель, вы должны на первое время подумать как себя пощадить. Вечно по лестницам то вверх, то вниз, и теперь ещё эта забота. Вы были самой старательной среди нас.
- И так, вы меня выгоняете! - поняла Анна Квангель.
- Потому что я этой даме сказала в глаза правду!
- Ах, нет, ни в коем случае, не стоит так понимать! Вы временно освобождаетесь для отдыха. Позже мы опять к вам обратимся..
Путь до Фридрихсхайн обе дамы проделали молча. Они были полностью погружены в свои мысли. Наверное им надо было быть с Квангель строже, наорать и унизить. Но, к сожалению, им было это не дано — они относились к тем, кто не смеет пикнуть, не может за себя постоять. Поэтому каждый, кому не лень, мог на них накричать. Хоть бы всё ( без главной виновницы) у высокопоставленной дамы хорошо закончилось, и они смогли принести домой положительный результат.
И им повезло. Ведь уже — после многочисленных телефонных разговоров, криков, посещений — наступил вечер. Милостливая государыня как раз наряжалась, она собиралась в оперу. Но им было разрешено подождать в прихожей на двух табуретках.
Спустя четверть часа горничная соизволила спросить, по какому они делу? Шёпотом, с извинением в голосе они сообщили, и их попросили опять подождать.
На само же деле вся эта история больше не интересовала супругу обештурмбаннфюрера. Она уже проболтала с подругами три часа, приняла ванну, её ждал оперный театр, и позже уютный вечер в ресторане, с какой стати должна была её, даму из высшего общества, интересовать какая-то тётка из народа? Поэтому ещё через четверть часа Клэр сказала своему Эрнсту:
- Ах, пойди, наори немного на этих тёток и прогони прочь! Я не желаю испортить себе этим вечер.
И вот идёт оберштурмбаннфюрер в прихожую и всей своей мощью орёт на посетительниц.
При этом он совершенно не понимает, что ни одна из них вобщем-то не виновата.
Но это ему неважно, наорал и прогнал прочь. Со случаем покончено, окончательно!
Они идут домой. Толстушка говорит:
- Вообще-то иногда я могу такую, как фрау Квангель, понять.
Она продолжает:
- Иногда мне хочется быть только простой работницей, раствориться в толпе. Эти вечные предписания так изматывают, этот не проходящий страх...
С материнским орденом качает головой.
- Я лучше помолчу, говорит она коротко. И добавляет, потому что другая обидевшись молчит:
- Во всяком случае мы с этимо делом Квангель и без неё вполне справились. Он однозначно сказал, что случай для него решён, это мы и сообщим наверх.
- что Квангель уволена 7
-Естественно, её я в нашем бюро больше видеть не желаю!
Они её больше и не увидели. Анна же смогла доложить мужу о своём успехе, после его придирчивого допроса, показалось, что это, действительно был успех.
Так оба Квангеля, без риска для себя, избавились от мешающих общественных должностей.
на фото прототип героини с племянницей