Часть 1.
Ну и подставил меня тогда этот Юрий! А я-то хорош, как простак повёлся на его уговоры. Поедем, мол, в деревню, в Вязьму, что под Смоленском, на твоей машине. Бабке с дедом поможем, а они одни живут, картошку выкопать. Себе привезём, в лес по грибы сходим, на сеновале поспим! Красота! Там и банька, и самогонка, и погодка сентябрьская благоволит. Соблазнительно, конечно. Что мне, холостому, в выходные дома сидеть? И я согласился. Долговязый, худющий, чуть шепелявый Юрка, лет тридцати, с плоским носатыми лицом, устроился к нам в отдел водителем месяца за три до этого. Успели мы с ним поколесить в командировках и в Минск, и в Ярославль. Парень показался мне надёжным и компанейским. Ладно, поехали в Вязьму!
- Только я со своей женщиной поеду! – сказал Юрий.
- Дело твоё, а я тогда тоже с женщиной. Лады?
Я позвонил Нине, чуть разбитной, с хорошей фигуркой шатенке в разводе. Та с восторгом заявила: «Обожаю деревню, и погода классная! Наконец-то любовью займёмся по-человечески, ты сколько раз мне обещал? Едем!»
В пятницу после работы загрузились в мою машину и рванули в Смоленск. Юра представил свою попутчицу. Марина. Не высокая, не юная, не красавица. Голос прокуренный. Главное, что язык подвешен. Самое подходящее для сборной компании. Двигались сначала по новой, затем по старой смоленской дороге, далее через Вязьму. Болтали о том, о сём, и ближе к вечеру выехали на лесной ухабистый просёлок.
Прибыли на место. Небольшое сельцо, контора, магазин, клуб – всё как полагается. Свернули на улочку, где дома бестолково лепилась в один порядок между лесом и прудом, где даже в пруду торчали деревья. Остановились возле большого рубленого дома с высокой крышей, палисадником, и с раскидистым, прямо-таки есенинским клёном у крыльца. Юрка вышел из машины и гостеприимно распахнул калитку:
-Проходите! Деда зовут Михаил, бабку-Анюта. Вы заходите, я сейчас…
Мы с Ниной поднялись на крыльцо, толкнули дверцу. Пахнуло знакомым деревенским духом соломы и сырых досок. В сенях на скамеечке сидела старушка. Удивлённо поднялась нам на встречу:
- А вы к кому?
- Здравствуйте! Меня зовут Виктор, это Нина. Приехали к вам картошку помочь копать. И Юре вашему в Москву отвезти.
- Так ведь картошку мы уже вырыли, нам её и самим мало.
Бабка попятилась в избу, через плечо крикнула в дом:
- Отец! Отец! Юрка приехал, из Москвы какого-то мужика с бабой притащил!
Я оглянулся, чтобы найти взглядом Юрку или хотя бы Марину, но они куда-то запропостились. Вот попал!
- Да что ты, мать – вышел навстречу невысокий дед и сощурился миролюбиво, - люди из Москвы, это вот – начальник Юркин. В гости к нам. Проходите, садитесь чай пить!
- Минуточку - я выскочил из дома. Возле моей машины Юра и Маринка выгружали вещи. От обоих уже – когда только успели? – ощутимо попахивало спиртным. Я схватил Юрку за рукав:
- А ты кем старикам приходишься? Зятем? Племянником? Кем?
- Никем. Я с Маринкой живу.
- Юрка, мля, так это не твой дом, не твои родители?
-Ну и чо?
- Да как же тебе не стыдно? Зачем же я приехал?
- А чо такого?
- Тьфу, баран! Да с какими глазами я буду к чужим людям за стол садиться?
- Ты же хотел в деревню, воздухом подышать и в лес сходить? Вот тебе деревня, вот тебе лес! Пошли, Марина.
Глупейшая ситуация! Но делать нечего, иду в дом.
- Виктор! По баночке за знакомство! - дед Михаил выставил на стол бутылки и старинные гранёные стопки, которые почему-то называл «баночки». В просторной избе много народу. Располагаемся за деревенским столом ужинать. Дымится картошка, а к ней готова колбасная нарезка, тут же курочка из печи, всё под зелёным лучком. Знакомлюсь с сотрапезниками. Бабка Анюта хлопочет у печки, дед Михаил потчует и разливает. Галина, старшая его дочь, высокая женщина со строгим лицом. Когда-то была красавицей, теперь потускнела, смотрит на нас с Ниной настороженно. Рядом её муж, Александр, приятный симпатичный мужчина. Их сына-подростка с нами нет, убежал в клуб. Валентин, дедов сын, средних лет, с глазами бегающими и с хитринкой. Марина, дочь, уже изрядно набралась и болтает без умолку. Есть ещё младший сын Геннадий, но, я понял, его по пьяному делу за приличный стол уже не пускают.
А где же Юрка? Того развезло от выпивки, он залез на печь и храпит. Хорош гусь! Убить мало. Лучший способ отделаться от проблем: напиться! Спрашиваю бабу Анюту:
- А где нам разместиться? Где мы спать будем?
- Так ведь у нас негде! Гости приехали, все кровати заняты! Завтра именины внука.
- Юрка обещал сеновал.
- Да какой сеновал в сентябре месяце? Замёрзнете там.
Оп-па! Нина, слушай, поехали отсюда? Но Нинке уже попала шлея под хвост, она любит скандалы и обожает ставить меня в дурацкое положение:
- В ночь никуда не поеду! Мне здесь нравится. И я уже спать хочу.
Это да, моя Нина – жаворонок. Всегда после восьми ложится спать. Она уже клюёт носом и клонит голову на моё плечо. Да и я принял «баночку», за руль мне нельзя.
- Так куда же нас? Может, другой дом есть? Вот сын у вас отдельно живёт.
Тут в разговор вступила Марина:
-Никаких домов не надо! Вон на диване пусть ложатся! А я к подруге пойду.
На том и порешили. Я устроил Нину на диване, она тут же как кошка свернулась в клубочек и засопела. Сам вернулся за стол к мужикам.
- Виктор, по баночке! Уваж компанию.
- А как у вас насчёт грибов? Можно набрать?
- Чего доброго, а это можно. Только болота у нас вокруг, сами не ходите. Утопните. Сколько случаев было!
Я с ненавистью посмотрел на печку, где храпел Юрка, и мысленно пожелал ему самых тяжких ночных кошмаров.
- Дед Михаил, я смотрю: ружьё на стене висит. Ты охотник?
- Я и рыбак, и охотник. За столько лет всех инспекторов в округе знаю, и они меня знают. Вот, в августе, какие - то из города приехали на пруд с электроудочкой. Так я им кричу: «Бросьте!», а они не слушают. Снял тогда ружьё со стены, прямо с крыльца жахнул по воде пару раз. Сразу уехали. И аккумулятор бросили. По баночке, Виктор?
Да! Геройский дедушка, кремень!
Хряпнув ещё со мной «по баночке», дед Михаил разоткровенничался:
- Всё у меня хорошо, Виктор, всё есть. Со старшими детьми у меня порядок. И Галина, и Валентин – все в люди вышли, все работают. Валентин у меня по коммерческой части, на железной дороге работает. На паровозе, етить-колотить, ездит! Вот так-то! Уже и внуки у меня подросли. Руслану, что от Галины, завтра шестнадцать лет. Орёл парень! Только вот…ну, да сам увидишь! Завтра все приедут. Праздновать будем. ( Я мысленно пожелал Юрию проснуться сразу в аду!) Меньшая моя, Маринка, всё никак не обустроится. От мужа ушла, детей нет. Теперь с этим вот Юркой сошлась, в Москву уехала. Живут не расписаны. А младший, Генка, пьёт. Мы ему и домик купили, и на работу устроили – нет, всё без толку. А у вас как там на работе? Сам-то москвич?
- Да, родился и вырос в Москве. Работаем с Юрием на автокомбинате. Ситуация в транспорте сложная, но пока держимся. А вы, дедушка, всегда здесь жили?
- Да, коренного смоленского роду.
- И в войну здесь?
- И в войну. Я был ребёнком, а у нас в деревне стоял Красной Армии штаб. А когда немцы наступали, наши попали в окружение. И я видел, как солдаты вырыли большую яму, и в неё бросали ящики, сейфы, мешки. Мне бы уже тогда смекнуть: войска будут прорываться из окружения и ничего с собой не забирают. Всё здесь, всё закопано. Солдаты ушли в леса, а после и немец к нам пришёл.
- А где ж эта яма, дедушка?
- А Бог её знает. Деревня сгорела. Яма здесь где-то.
Поразительная история. Я встал из-за стола и вышел из дома. Совсем стемнело. На улице потянуло осенним холодком, пахло прелой листвой, озёрной свежестью. Деревенька мигала окошками, отражались в пруду размытые огни. Дальше - тёмная стена леса. Здесь случилась одна из трагедий смоленского сражения. А дед - последний тому свидетель. Молодец. Крепкий старик! Однако пора укладываться. Нинка во сне раскинулась и заняла почти весь узкий диван. Кое-как примостился к ней «валетом». Уснул.
Часть 2.
6 утра субботы. Жаворонок Нина уже встала и умывается. За окном белеет непроглядный туман, там по дороге гонят скотину на выпас. Коровы мычат, не видимые в белой вате. Щёлкает кнутом пастух, надрываются голосистые петухи - идиллическое сельское утро. Спать бы ещё и спать, да дедов старый диван мне все рёбра намял. Пришлось подниматься, я вышел на крылечко. Где тут у них туалет? А-а, ладно, не суть. Мы в сельской местности! Да и туман кругом. Я сунул ноги в калоши на ступеньках и по росистой траве побрёл в смородиновые кусты. Минуты не прошло, как услышал бабкин голос с крыльца:
- Кто же это мои калоши надел? И ведь только на ход себе поставила, вернулась - нет их! Кому понадобились?
- Это я, бабушка, - кричу ей из тумана, - сейчас верну.
- А зачем ты в цветы залез? Многолетники я там посеяла, а ты топчешь. Ну, ну куда идёшь, чеснок мой толчёшь? И туда не ходи, там клубника молодая.
Тьфу, пропасть, что ж ты, бабка, сеешь квадратно - гнездовым? Не могу же я себе ноги вывернуть. Кое-как допрыгал до крыльца, спросил:
- А куда вы, бабушка, шли?
- За водой. Воды в доме нету.
- Так давайте вёдра, я мигом принесу.
Схватил у бабки Анюты вёдра и помчался за водой. У калитки столкнулся с молодым парнем в штормовке, со спиннингом и рыбацким садком. А из садка - мать честная!- с десяток щучьих хвостов.
- Доброе утро! - говорю, - Какая красота! С уловом!! Откуда столько добычи?
- Нн-а..нн-а.. на пруд схо-о-одил с утра, - парень сильно заикался, от того смущался, но был польщён похвалой незнакомого человека, и очень тянуло поговорить, - А в-вы из М-М-Москвы?
- Да, вчера приехали в гости. Ты, наверное, Руслан? Галинин сын? Интересно, где же ты тут забрасывал, деревья же в пруду?
- А я сп...сп..с-с-п-п-п...
- Спиннингом на блесну? - помогал я как мог.
- Не-а. С п-п-плотины, там м-м-мостинка.
- Понятно. Ну, беги, Руслан, обрадуй всех. Какой ты молодец!
Я набрал в колодце воды, принёс, встретил у калитки деда Михаила. Поздоровались. Дед светился от гордости:
- Видал щук-то? О-о! Внук Руслан у меня красавец! В техникуме учится. Рукастый малый. Иномарку с отцом из Литвы пригнали, сами всю перебрали-перетряхнули. Далеко пойдёт!
Да, симпатичный парнишка. В доме уже все поднялись, рано, по-деревенски. Галина хлопочет за столом - занята готовкой. Обратилась к Нине:
- Ты не хочешь мне помочь?
- Да, конечно – Нинка вздыхает и берётся за ножи.
Готовятся именины Руслана. 16 лет. Мы попали незваными на праздник. Совершенно посторонние люди и без подарка. Убить этого Юрку мало! Как я благодарен Нине, что согласилась помочь на кухне. Хоть чем-то отблагодарить за ужин и ночлег. Шепчу ей на ушко:
- Нина, может, уедем?
- А кто мне обещал деревенский воздух? И любовь? Зачем же я сюда тащилась?
- Воздух был.
- Ещё рано уезжать. Погуляем в лесу, посмотрим, что дальше будет.
Ранним утром спорить с женщиной не резон. Беру одеяло, иду разыскивать сеновал. Он стоял за садом, высокий, капитальный, полный душистого сена. Прикрыл за собой дверь, взобрался по лестнице и завернулся на сене в одеяло. Хорошо! Даже не обратил внимание сквозь сон, как ворчливая бабка Анюта прошла где-то внизу.
Проспал часов до 10-ти, замёрз, заскучал и решил спуститься вниз. Но не тут-то было! Кто-то меня запер снаружи! Видимо, бабка заметила открытую дверь и накинула крючок. И как же я теперь? Да, череда нелепостей продолжается. Надо думать, как выбираться. Нашёл засохший стебель, просунул в дверную щель и кое-как приподнял упрямый запор. Нас голыми руками не возьмёшь! И я мысленно показал бабке дулю!
В хорошем настроении я пошагал к дому через сад. С деревьев листва облетела, но на кривой сливе каким-то чудом оставались две последние, запоздавшие, переспелые сливы. Я не удержался, сливы - моя слабость, воровато оглянулся, и съел. Застолье ещё неизвестно когда, а уже хотелось есть. Сунулся было в дом, но там меня быстро к трудам припахала Нина:
- На, ведро вынеси!
- Чем занята?
- Котлеты из щуки жарю.
- Дай кусочек!
- Мне некогда.
Вот так: позабыт, позаброшен. Подруга называется! Пойду на улицу. На дровах в саду курили мужики в ожидании приглашения. Я поздоровался, подсел на пенёк в сторонке. Разговор крутился вокруг металлоискателей, находок и потаённых лесных дорог. Не иначе, дедову яму навострились искать, колхознички!
- И что же вы собираетесь найти в болотах? – съехидничал я, - всё сгнило давно!
Валентин, дедов средний сын, насупился, и, ни слова не говоря, встал, протянул руку под доски крыши, достал белый хлопчатый мешочек. Протянул мне: «Читай!». Я взял его в руки, прочитал на ткани синий армейский штамп: «Порох артиллерийский.1940 год». У меня отвисла челюсть – вот это да! Живая история!
Довольный произведённым эффектом, Валентин с ухмылкой добавил: «А свиней мы до недавнего времени не резали. Хлопотно. Мы их из нагана стреляли! Пока патроны не кончились!»
Что тут скажешь? Это Смоленск, город всех войн.
К нашей компании подшаркала с палочкой баба Анюта. Посмотрела на меня:
- А кто же это сливы в саду поел?
- Я, бабушка! - признался ей откровенно.
- Да на кой же ты их съел? Это я Русланчику, внучку на день рождения оставила специально, а ты съел!
- Извините! - я покраснел и съёжился. Опять попал в историю. Мне захотелось провалиться сквозь землю, а мужики весело ухмылялись.
Хорошо, что нас позвали к столу. Да, я ничего к этому праздничному столу не принёс, и без подарка, но Нина хлопотала на кухне, и, получается, заслужила место за столом. А я её привёз, и хоть в чужом пиру, а, выходит, имею право с краешку посидеть.
Женщины постарались на славу: прибранная широкая изба деда Михаила вместила сдвинутые столы под белой скатертью. На сервизах дымилось жареное, затейливо возлежало нарезанное, красовались восхитительные салаты в тазикак. Охлаждённые бутылки группками, рюмки вместо стопок по приборам. Вкуснейший натюрморт, всё на уровне!
Притихшие гости чинно рассаживались семьями, в центре стола - Руслан, дедов старший внук. Как идёт ему новая рубашка! Как красиво, даже благородно чуть вытянутое скуластое лицо с румянцем смущения.
Бахнуло шампанское, под пенные струи подставились бокалы. Родные пили за здоровье, желали счастья, доброго пути в жизни, передавали по рукам подарки смущённому парню. Наконец встал Руслан с бокалом сказать слова благодарности. Он улыбнулся, вздохнул и попытался произнести:
- Д-д-дорогие м-м-м-мои, я о-о-очень в-ва-вам - улыбка на его лице стала гримасой. Ничего не получалось, он запаниковал: слова не шли.
Он попробовал снова:
- С-с-спа, с-с-па, с-с-п-п-па - он силился протолкнуть слова сквозь горло. Грудь ходила ходуном, губы синели и кривились, но кроме мычания ничего не выходило. На глазах у парня выступили слёзы, он обречённо махнул рукой и сел, потупясь.
Возникла неловкая пауза. Я взглянул на Галину и вздрогнул: невозможно без боли смотреть на мать! Когда её сын страдает, а она не в силах заслонить, отвести беду. Будто не сына, а её душили спазмы в горле. Галина без слов прижала руки к своему сердцу, на лицо легли чёрные тени.
Гости молчали. Отец тихонько говорил Руслану что-то ободряющее, положив руку ему на плечо. Ситуацию спас дед Михаил: он встал с рюмкой в руке и скомандовал:
- А ну, гости дорогие, по баночке за моего внука, за его шестнадцать лет!!
- За тебя, Русланчик! - всколыхнулись гости, здесь все любили этого скромнейшего парня, - Брось, не смущайся! Мы услышали тебя! Мы поняли тебя! За твоё счастье! Всех благ!
За Руслана от всей души выпил рюмку и я. Спросил потихонечку у родственников:
- Как мучается парень. А что врачи-то говорят?
- В Смоленске Руслана лечили. Зимой с матерью поедут в Москву, в клинику ложиться. Обещали помочь. Деньги опять нужны будут немалые, сейчас без денег не лечат.
Я подумал: «Помоги ему, Господи! Несправедливо, когда страдают дети!»
Муж Галины Александр предложил гостям перекур. Народ оживлённо потянулся на воздух. А нам с Ниной снова не в тему, потому, что мы оба не курящие и малопьющие. Людям нашего склада все долгие застолья в тягость: мы быстро наедаемся, а напиваться радости нет.
- Вить, а пойдём за грибами? Я уже объелась.
- Нина! У меня подходящей обуви нет.
- Я сейчас организую. Баба Анюта, а можно нам сапоги? Мы в лес идём. Где тут у вас грибные места?
-Ну, Нинка...
И пошли мы с лукошком к ближайшему лесу. Собирать грибы в незнакомом лесу всегда не с руки: не столько смотришь под ноги, сколько по сторонам. Напугали нас дедовы рассказы. Но всё обернулось проще: болото разлеглось перед нами широко и сразу. Кочкастое, заросшее камышом, с окошками зелёной трясины. И не взумай пройти: ни дорожек, ни тропок - топь. Как же тут в войну солдаты отступали? Немыслимо.
Нам остался для прогулки небольшой ельник и берёзовая роща вдоль дороги. Только вошли в лес, как выглянуло солнышко, вспыхнули золотом берёзы и зардели клёны. Даже еловые дебри по-над болотом перестали быть мрачными, застучали дятлы, засеребрилась влажная паутина. Бабье лето прекрасно! Мы с моей Ниной смеялись, дурачились, фотографировались, срывали в ёлках среди мха последнюю кислицу. Грибов так и не нашли.
Внезапно Нина повернулась ко мне и заявила прямо:
- Давай займёмся любовью! Смотри, как здесь славно!
- Да ты что, увидит кто-нибудь.
- Ай, вечно ты трусишь. Никого же нет! Я хочу здесь, в этих берёзках.
- Сумасшедшая!
- Я знаю!
И уже после любовных игр мы лежали на ворохе осенних листьев и смотрели в облака. Нина философски заявила:
- Ну вот, уже не зря съездили.
- Нина! Ты неисправима!
Застрекотала поблизости сорока. Налетел ветер, верхушки елей над нами заколыхались. Где-то хрустнули ветки. Затянуло тучами небо, и такой яркий лес вмиг стал неуютным. На лесную дорогу выехал трактор, мы с Ниной торопливо и смущённо поднялись.
- Пойдём домой! Дела все переделаны.
- А грибы? - сказала Нина, - хоть один?
- Да вот же он! - прямо у дорожки задорно заломил шляпку свеженький гриб. Я такой и не видывал: оранжевый верх, зелёный губчатый низ, ножка как у подберёзовика. Местный вид, что ли? Взяли с собой, уж очень красивый.
-Слушай, Нина, может, поедем вечером?
- Да оставь ты своё самоедство. Всё нормально. А Юрий твой как в Москву попадёт? Ты же ему картошки привезти обещал? Да и с Мариной у него что-то налаживается, - с лукавинкой сказала Нина, - он же твой друг?
- Хорош друг! Живём в чужой семье, а я его сутки не видел. На поезде вернётся, не барин! Понимаешь, Нина, я чувствую себя не в своей тарелке. Не по-людски как-то.
- Какой же сложный ты человек!
Вернулись вовремя: на улице внезапно заморосил дождик. В дедовом доме переносили столы, готовили место для танцев.
- А где же грибы? - весело спросили гости.
- Вот они! - Нина победно показала наш гриб. - Как это называется?
- Козёл!
- Маслёнок, значит? Так должна быть шляпка масляная.
- Он! Всегда здесь такие росли.
- Ну-ну. А что у вас по программе?
- Молодёжь желает танцев!
- Дело хорошее.
- Виктор! По баночке! - дед Михаил продолжал застолье. Да и то дело: погода испортилась, а после нашего с Ниной похода у меня разыгрался аппетит. Сели за столик у печи.
А гостей за время моего отсутствия заметно прибавилось. Чьи-то дети с визгами бегали по дому. Прибыли сватья, кумовья и прочие дальние родственники. Они ревниво поглядывали на нас с Ниной, мол, кто такие? Бабка Анюта начинала долго объяснять, пока всех не знакомил залихватский клич деда Михаила: «По баночке!», и дальше общение шло по-свойски.
Праздник был в самом разгаре. Как это часто бывает, уже в отсутствие виновника торжества: молодёжь гурьбой свинтила в клуб. А здравицы и тосты не утихали. Поразительно: Юрка говорил, что бабка с дедом проживают одни, и помочь некому. А тут - целая армия! Впрочем, бойцы с таким задором хлопают рюмахи, что завтра наверняка все будут в пополаме.
А, кстати, где Юрий? Оказалось, на печке. Храпит, невзирая на гам. Вот кому жизнь - малина!
Включили музыку, начались танцы. Полы дрожали от лихого перепляса, дед Михаил всё порывался пуститься вприсядку. Бабка Анюта шипела и ловила деда за рубаху. А вот Нина моя окунулась в свою стихию: музыка, танцы, мужчины! Восхищённые взгляды и короткая юбка. Нина, эта столичная штучка, мигом затмила всех провинциальных красавиц. И ожидаемо получила дружную женскую неприязнь. Я к такому уже привык, женщины её не жалуют. Что поделаешь, Нина любила мужчин! Как бы жизнь её ни била. Осуждайте, если хотите. Но женщина, испытывающая искренний и бескорыстный интерес к мужчинам - большая редкость. Такой бриллиант надо беречь. В первую очередь - от других женщин.
Вскоре ко мне подошла Галина (после танца Нины с её мужем):
- Сегодня приехали родственники, мне некуда в доме вас положить. Ступайте к брату, там спокойно и переночуете, хорошо? Возьмите одеяло тёплое, подушку, полотенце - там у него ничего нет.
Но тут в разговор встряла Марина, раскрасневшаяся и деловая:
- Пойдёте позже! Я не хочу, чтобы вся деревня видела, что у моего брата даже постели нет! Понимаете?
Что поделаешь? Подождём. Не будем по деревенскому этикету давать пищу сплетням. Я вышел во двор. Здесь, возле крылечка под клёном, курил Валентин. Помолчали. Валентин исподлобья посмотрел на меня и спросил:
- Слушай, Виктор! А эта Нина кто тебе?
- Просто знакомая.
- А можешь её позвать?
Ого! У Нины появился поклонник. Хитрый, наглый, при деньгах. Опасный тип. Надо сменить тему.
- Геннадий не появлялся? Нам ночевать предложили в его доме.
- Нет. Бухает где-то с дружками.
- Я слышал, ты туристов возишь по железной дороге? Как же это возможно?
- Ничего невозможного, - хмыкнул Валентин самодовольно,- заказывают спецвагон под старину, оплачивают маршрут – и вперёд! Вот недавно: по Золотому кольцу проехали.
- На паровозе?
- Нет, конечно. Паровоз спереди для красоты. На тепловозе. Так что насчёт Нины? Позовёшь? Мы в клуб сходим.
- Да нет, Валентин. Ты с другими сходи.
Я заторопился в дом, где выхватил Нину из танцующего круга:
- Что-то загостились мы, пора и честь знать. Скоро, дорогая принцесса, твой ночлег превратится в тыкву, а твои ухажёры - в зюзю!
Она кокетливо повела плечом:
- Да, пожалуй, пора!
И мы отправились с узлами искать в сумерках шестое строение возле колодца слева по улице.
Часть 3.
Когда-то добротный рубленый домик с затейливыми резными наличниками на окнах теперь рассыхался без хозяйской руки. Стоял дом по крышу в бурьяне, двери перекошены, вокруг растопырилась оградка из гнилого штакетника.
Не заперто. Мы с Ниной весело ввалились с подушками и одеялами в чужой дом. Приключения продолжались! Пока совсем не стемнело, я принёс из колодца вёдра с водой, а Нина застелила в избе старинную железную кровать с продавленной сеткой. Затем вскипятила воду в чайнике, нашла и тазик, и ковшик, помылась сама и заставила помыться меня. Есть старая примета: если мужчину на ночь моют, значит, планируют использовать. Не удивительно: Нина впитала сегодня столько мужского внимания, что эмоции требовали немедленного выхода. Мы занимались любовью на безбожно скрипящей кровати. Хохотали! Нам безумно нравилось наконец-то остаться одним. Наслаждаться покоем. Вытянутся в полный рост под ватным одеялом. Как уютно хороши ночные шорохи в этом симпатичном покосившемся доме!
Я проснулся от шума уже за полночь. Загремели ступеньки, бахнула о косяк дверь. Кто-то упал на крыльце. «Геннадий! Хозяин дома – подумал я, - пьяный, пришёл-таки. Чёрт тебя принёс». Я встал, стараясь не разбудить Нину, вышел в потёмки. На дощатом полу лежал мертвецки пьяный мужик. Я как смог притащил его в сени.
-Ты кто? - осоловело мычал он, - Да я тебя щас!
- От деда Михаила я пришёл, переночевать.
- У-у-убью щас! Ты кто?
- Свои! – толку от объяснений с пьяным никакого. Чувствую, сна спокойного не будет. Взвалил тело на топчан в прихожей, подоткнул под мычащую голову какую-то телогрейку: « Спи!»
Только прилёг, слышу: упал Генка с топчана. Но я выходить не стал, просто закрыл дверь в комнату на крючок. Дверь попалась крепкая, добротная. Геннадий спьяну долго дёргал за ручку, стучал, орал: «Открой, убью!» и затих часов около двух ночи. Забылся сном и я.
Часть 4.
Воскресное утро мы с Ниной проспали. В доме - никого. Пока умылись, пока прибежали в дедову избу на завтрак, все гости уже поднялись и давно ушли работать в огород, убирать картошку. Вот русский человек, ни в чём меры не знает: веселиться, так до упаду, работать, так от зари. Оставив Нину на хозяйстве с Галиной (Нина вызвалась наготовить блинчиков гостям ), я поспешил в огород. Утро было серым, но тёплым. Росистая тропинка вела через сад, пахло навозом и сырой землёй. Получилось, что помочь деду я снова опоздал: посреди огорода была вырыта огромная яма для хранения картошки. Здесь поработали все зятья и кумовья, и тут же Юрий с опухшим лицом ковырял в земле лопатой. На меня старался не смотреть. Его Марина перебирала с бабой Анютой картошку на земле. Верховодил всеми Галинин муж Александр, дед Михаил стоял в сторонке.
- Доброе утро всем!
- О, Виктор! - отозвался дед Михаил, - по баночке?
- На работе не употребляю. Что куда таскать?
- Да вот, мешки из сарая в яму.
Ну, мешки на горбу - дело мне привычное. А ловить одобрительные взгляды мужиков - дело приятное. Вот и пригодился я семье деда Михаила. Уложили мешки в яму, укрыли пологом, стали засыпать землёй. Работали дружно и без перекуров, стойкий запах перегара не мешал. Чувствовалось, что всем хотелось побыстрее закончить ежегодную рутину. Мне такой способ хранения овощей был в диковинку, и я спросил у мужиков :
- И что, картошка до весны не замёрзнет?
- Нет. Только в половодье её надо вытащить!-
-Так что, надо каждую осень закапываете? А погреб если вырыть?
- Погреба в деревне все по весне затапливает. Низина тут.
- Но ведь и поле затапливает!
Да! Видимо, что не придумывай, а трудов не убавляется.
Работу закончили, собрали лопаты. После весёлого и шумного обеда гости стали разъезжаться. Грузили мешки с деревенским урожаем, хлопали дверями авто. Маленькие дети висли на дедушке с бабкой, а та их крестила украдкой на добрую дорогу. Я тоже было занялся машиной, стали с Ниной сумки укладывать, как вдруг мужчины поднесли мне к машине мешки с картошкой.
- Эти - Маринины и Юрия. А это - тебе.
- Да мне-то за что? Не надо! Я не возьму.
- Бери-бери! И слышать ничего не хотим! Ты же работал? Ты же копал? Вот тебе за труды!
Мне было жутко неудобно, но и отказать - значило обидеть хороших людей. Я на прощанье долго и с благодарностью жал руку деду Михаилу, а потом от души чмокнул бабу Анну в щёчку, да так, что она от удивления округлила глаза.
Ну, всем до свидания, приятно было познакомиться, в обратный путь! Замелькали указатели, посёлки, перекрёстки. Ветерок гоняет листву по шоссе. Светит солнышко на сереньком осеннем небе, вдоль дороги насупились смоленские леса. Сегодня в машине никто не шумит. Справа посапывает Нина под шум мотора, сзади пьяненькие Юрка с Маринкой то целуются, то тихо ругаются о чём-то своём. Бубнит магнитола, никто её не слушает, а я всё думаю и думаю о прошедших трёх днях. «Ну что, Нинок – спросил я мысленно свою попутчицу,- Съездили наполеоновской дорогой под Смоленск? Не по-людски как-то: в чужой семье, чужой праздник. Видишь вот, картошки заработали. А знаешь, Нина, картошку я, пожалуй, тебе отдам. Заслужила. Бери, у тебя сын растёт, мать с отцом на пенсии.
Я улыбнулся воспоминаниям: " Интересные люди в семье у деда Михаила! Мне Русланчика только жалко: хороший парнишка, а так мучается, бедолага."
- Что ты там шепчешь сам с собой? Это у тебя разговор с умным человеком? - съязвила Нина сквозь сон.
- Я говорю, спасибо тебе, Нина, большое! Ты просто спасла выходной. Я бы без тебя не смог, сбежал бы сразу.
- Ну и напрасно! Простая, радушная семья - и встретили, и приютили, и проводили. Всё душевно. А, кстати, ты всем очень понравился. Нас вместе пригласили приезжать ещё!
- Вместе? Может, нам пора быть вместе?
- Витюша, я такие вопросы на ходу не обсуждаю. Мне завтра на работу, я выспаться хочу.
- Ну, спи, спи, солнышко моё лесное! До Москвы нам ещё далеко.