Узнав, что Филомена бежала из дома, граф Лоуренсо де Менезеш пришел в ярость. Велев никого к себе не пускать, он заперся в своем кабинете.
Особняк де Менезеш точно замер – все в доме боялись, что Лоуренсо накажет дочь слишком жестоко. Для Марии и Николау тревожные часы томительно тянулись. Несчастная мать в страхе за судьбу дочери молила Деву Марию заступиться за Филомену и смягчить гнев Лоуренсо. Николау осуждал сестру, но в то же время тревожился за нее, поскольку знал суровый нрав отца.
Наконец, тяжелая дверь, ведущая в кабинет хозяина дома, открылась, и в проеме появилась фигура графа Лоуренсо. Он приказал одному из слуг позвать Николау и Марию в залу, где иногда семья ужинала вместе. Вскоре перед графом появились Мария, чьи глаза покраснели от слез, и Николау, скрывавший волнение за строгим и холодным выражением лица, что делало его особенно похожим на Лоуренсо.
– Садитесь и внимательно слушайте, – велел хозяин дома жене и сыну. Они сели за стол. И тогда Лоуренсо сказал им строгим, сдержанным голосом: «Мария, у меня и у вас нет больше дочери, а у вас, Николау, – сестры. Для нас она мертва».
Мария побледнела. «Так нельзя!» – подумала она, но не смела перечить мужу. Николау, предвидевший, что отец скажет нечто подобное, заступаться за сестру не стал.
– Я запрещаю искать ее, запрещаю читать ее письма – если она посмеет вам писать – и тем более отвечать ей, – продолжил Лоуренсо и, заметив, что на ресницах Марии заблестели слезы, добавил, говоря все тем же сухим голосом, – Мертвецам писем не пишут.
У Марии закружилась голова, ей показалось, что она лишиться чувств. Николау внешне оставался спокоен.
– Я не считаю нужным впредь возвращаться к вопросу, о котором сейчас говорил, – заключил Лоуренсо. – Николау, помогите матери – ей нехорошо, – обратился он к сыну и вышел из залы.
С того дня до самой смерти Лоуренсо в особняке де Менезеш имя Филомены больше ни разу не прозвучало. Но много раз было написано. Мария, как бы она ни боялась мужа, не могла представить своей жизни без дочери. Они начали переписываться тайно.
Первое письмо к матери Филомена написала, как только приехала в Серран. Она рассказывала том, что обвенчалась с Мануэлом, своим возлюбленным, и поселилась на севере Португалии в большом красивом поместье, стоящем на холме, близ реки. Филомена подробно описывала пышные виноградники Серрана, которыми так гордился ее муж, и фруктовый сад, где росли яблони и груши; писала, что сеньора и сеньор Гомеши – родители Мануэла – к ней очень добры, и просила у матери прощения.
В своих следующих письмах Филомена рассказывала ей о многих повседневных и на первый взгляд незначительных событиях своей жизни. Например, о том, что по ее просьбе рядом с виноградником посадили несколько розовых кустов, что она научилась готовить мясное рагу по рецепту сеньоры Гомеш и печь пирожки.
Одно из писем – его Филомена отправила матери спустя год после того, как покинула отчий дом – было о сборе винограда. Когда Филомена писала это письмо, ей вспомнился ее разговор с мужем, произошедший, когда они работали на виноградниках. Тогда Мануэл спросил у жены:
– Правда ли ты счастлива здесь, со мной?
– С тобой мне всюду хорошо, а здесь – особенно. Здесь я могу дышать полной грудью... – ответила Филомена с улыбкой, осторожно снимая нежными пальцами увесистую гроздь темного винограда с толстой лозы.
Мануэл улыбнулся в ответ и спустя несколько мгновений снова обратился к жене:
– Целый день вместе со мной ты собираешь виноград. И может быть, твои подруги будут наслаждаться вином, сделанным из ягод, которые ты держала в руках. Наслаждаться просто так, просто потому, что им его купят. Они ведь даже не узнают, сколько нужно труда, чтобы изготовить наше вино...
– И от того никогда не поймут всей его прелести! – сказала Филомена. – Надо видеть, как лоза весной покрывается первыми листочками, как они распускаются, как раскрываются цветы, а потом на их месте появляются и зреют ароматные ягоды. Надо самим сорвать душистые кисти, насобирать целый чан винограда, размять ягоды и получить сок. А потом из него приготовить вино. Только тогда можно ощутить всю прелесть вина – своего вина! Разве это не счастье? – спросила она, срывая еще одну гроздь.
– Счастье, – сказал Мануэл, чье лицо, озарялось лучами заходившего солнца.
Этот разговор Филомена передала матери.
В других письмах она рассказывала ей о более значимых событиях: летом 1726 года Филомена родила первенца, его назвали Педру, через два года на свет появился Паулу, а еще через шесть – Мигел. Крестным всех трех мальчиков был не кто иной, как Родриго Тавареш, ставший близком другом семьи Гомешей.
Графиня Мария, не видевшая дочь так много лет, жила ее письмами. Читая их, она улыбалась, радуясь за Филомену, а иногда смахивала со щеки слезинку, думая: «Как жаль, что я не могу обнять свою доченьку и внуков!»
В Серране Филомена была счастлива. Мануэл не ошибся в чувстве, объединившем их. Филомена и Мануэл редко говорили о любви, но их поступки всегда были красноречивее слов. В любую минуту они были готовы помочь друг другу. Все радости и горести переживали вместе. Серьезных ссор между ними не происходило, а незначительные размолвки долго не длились. Они были заботливыми родителями, строгими, но справедливыми к сыновьям. Филомена гордилась своей семьей. И лишь одно огорчало ее – она тосковала по родителям и брату.
Однажды за рукоделием Филомена вспомнила легенду, которую много раз слышала от матери: «Давным-давно, еще до того, как появилось португальское королевство, жил-был король Тел Переш, к которому восходит род де Менезеш. Была у него дочь, красавица Шимена, и Тел ее очень любил. Когда Шимена выросла, о ее необычайной красоте узнал принц из соседнего королевства и тогда посватался к ней. Отец Шимены очень обрадовался и был готов благословить брак дочери и юного принца. Но Шимена была влюблена в другого. Ее избранник, простой пахарь, был юношей очень добрым и честным. Он любил Шимену так же, как и она его, а потому очень опечалился, когда узнал о готовящейся свадьбе. Зная, что отец никогда не позволит ей выйти за пахаря, Шимена бежала из замка. С собой она не взяла ничего, кроме рубинового перстня. Этот перстень достался ей в подарок от отца, и поэтому был ей особенно дорог. Шимена нашла своего возлюбленного, который был очень рад встрече с ней. Они обвенчались тайно и поселились в небольшой деревне, откуда избранник Шимены был родом. Прошло несколько лет, муж и жена жили в любви и согласии. У них родилось двое сыновей». – Филомена вдела в иголку новую нитку и продолжила вышивать узор на покрывале. – «И вот однажды в деревню приехал король Тел. Крестьяне вышли на улицу, чтобы поприветствовать его. Довольный радушным приемом, Тел решил остаться в деревне на ужин. Он подошел к дому, который показался ему самым красивым, и постучал в дверь. Королю открыл пахарь, муж Шимены. Сама она увидела отца из окна своей комнаты и очень испугалась, потому что думала, что он на нее гневается. Не осмеливаясь показаться ему на глаза, Шимена ушла на кухню и стала готовить любимый пирог короля. Когда угощение было готово, она позвала сыновей и велела им подавать на стол. На край большого блюда, рядом с пирогом, Шимена положила рубиновый перстень, с которым прежде никогда не расставалась.
Мальчики поставили пирог на стол перед королем, и тот очень удивился: это было его любимое лакомство! Попробовав кусочек, король воскликнул:
– Кто же приготовил этот замечательный пирог? Его рецепт знают только в моем замке!
– Моя жена, – ответил хозяин дома.
– Назовите мне ее имя, – потребовал Тел.
Пахарь не успел ответить, потому что король, увидев рубиновый перстень, сам воскликнул: Шимена!
Услышав свое имя, Шимена вбежала в комнату и кинулась в ноги отцу с мольбами о прощении. Король примирился с дочерью и с тех пор больше никогда не сердился на нее».
– Это просто легенда... – подумала Филомена. Но все-таки ее не покидала надежда.
– Может быть, мой отец тоже когда-нибудь меня простит? Отец и Николау…
Вновь встретиться брату и сестре было суждено только в 1736. Педру и Паулу выбежали встечать красивый экипаж гостя, за нами вышла мать. Увидев Николау, она удивилась. Тяжелый взгляд брата ее встревожил. Она сразу догадалась, что он принес мрачную весть. Стараясь не выдавать своей тревоги, Филомена с улыбкой поприветствовала его.
«Здравствуй, сестра», – сухо ответил Николау на ее теплое приветствие. – «Я приехал сообщить тебе, – продолжил он, не позволяя провести себя ближе к дому, – что отец умер».
Филомена бросилась к брату и, обняв его, разрыдалась. Двенадцать лет! Так долго она не видела родных. А теперь узнала, что навсегда потеряла отца. «Прости меня! Прости меня, брат!» – шептала она. Николау не произнес ни слова.
Спустя некоторое время сестра отпрянула от него. Встревоженные сыновья прижались к матери. Она погладила по голове сначала одного, а потом другого.
Смотря друг на друга, Филомена и Николау молчали. Молчали оба, но не вместе. Поэтому в тишине было что-то холодное и даже враждебное. Чувствуя это, Паулу достал из кармана своего жилета глиняную птичку, которую когда-то сделал своими руками, и передал её Николау.
– Возьмите, дядя.
Маленькая хрупкая птичка оказалась на ладони Николау. Несколько секунд он рассматривал ее, а потом перевел взгляд на сестру. «Какие славные у нее сыновья! Здесь она по-своему счастлива. Впрочем, счастье всегда у каждого своё. И разве я имею право её осуждать?» – Николау словно прозрел. – «Это ты прости нас, Филомена!» – сказал он и обнял сестру.
Вскоре вместе с мальчиками они пошли к дому.
С тех пор Николау стал бывать в Серране. Каждое Рождество и каждое лето он приезжал к сестре на несколько дней и всегда приводил свою дочь.
Спустя полгода после смерти мужа, графиня Мария переехала в Серран. Жизнь в деревне пришлась ей по душе: ей нравилось вставать рано утром, выходить на веранду и любоваться проснувшимся солнцем, слушать пение птиц в саду, собирать розы. Но еще большую радость приносило ей то, что она снова была рядом с дочерью. Вечерами они все говорили и никак не могли наговориться друг с другом. Мария очень полюбила внуков. Гуляя с ними, она отвечала на их детские вопросы обо всем на свете, и сама будто по-новому смотрела на мир вокруг.
;