Двадцатилетний избалованный аристократ ветром судьбы заброшен в двадцатые годы прошлого столетия в центр Берлина. Юношу зовут Владимир. Среди интеллектуалов-эмигрантов он слывёт своим парнем, но отличается от них манерой поведения и личными пристрастиями. Молодой человек предпочитает общению со сверстниками чтение книг, игру в шахматы, занятия спортом, любит гоняться за бабочками и даже собирает их коллекцию, чем приводит всех в изумление. Его видение окружающего мира – неординарно: он обладает способностью ощущать явления сразу несколькими органами чувств. Признаётся матери, что буквы для него имеют вкус и цвет.
Владимир известен среди молодых людей и как поэт. Два сборника стихов, изданные ещё в России, принесли ему мимолётную славу. Он занимается сочинительством, считая это наитием, роком, судьбой. В нищем Берлине юноша станет тренером по теннису, преподавателем английского языка и переводчиком. Но уже сейчас он знает, что не полюбит страну, которая ассоциируется в его сознании с потерей родины и отца, убитого в берлинской филармонии. Он не читает немецких газет, не изучает язык и традиции страны, пригревшей толпу его соотечественников.
Проживание в немецкой столице не захватывает его пытливый от рождения ум и впечатлительное сердце. Он напишет позже: "Моя тоска по родине лишь своеобразная гипертрофия по утраченному детству". Известно, что Владимир принадлежал к старому, сказочно богатому аристократическому роду. Злые языки говорили, что его дед женился на дочери золотопромышленника из-за наследства. Тот отрицал этот факт и даже стрелялся по этому поводу на дуэли. Владимир был первенцем в многодетной семье. Его любили все, и он отвечал им тем же. Дом в Петербурге на Большой Морской, 47 обслуживало полсотни лакеев… Полученное им в наследство имение деда было потеряно в одночасье. Такое сразу не забывается.
Юноша снискал уважение соотечественников в Берлине, но ни с кем особо не сближался. Сегодня он пришёл на благотворительный маскарад только потому, что не хотел оставаться один в номере гостиницы. Сидя в глубине салона на видавшем виды диване, он наблюдал за барышнями, которые суетились вокруг стола, заваленного книгами, цветами, игрушками. До молодого человека долетали отрывки русской речи, смех. Немного позже звонкие голоса слились в его сознании в общий гул, и уже было не разобрать, о чём судачат милые создания, зачем они собрались здесь и чего хотят от жизни?
«В холодном и чужом Берлине, принявшем нас, беженцев из России, эмигрантов с богатым прошлым и нищей сумой, мы держимся вместе, – думал Владимир и с тоской оглянулся вокруг. – Всё тоже, тоже, и ни одного нового лица, ни оттенка живого голоса… Но предчувствие, что сегодня свершится что-то необычное, преследует меня. Игру сознания трудно остановить: образы сменяют один другой, картины по цветовым гаммам становятся всё колоритнее, ярче».
И вдруг эйфорию его блуждающих чувств нарушил незнакомый голос, ворвавшийся извне:
– Молодой человек, Вам послание от незнакомки.
Владимир взял в руки листок бумаги, пахнущий свежестью позднего вечера, и прочитал на одном дыхании строки о свидании, которое назначалось на мосту.
Через несколько минут он уже был в условленном месте и слушал стихи, которые наизусть читала ему незнакомка. Это были его стихи, написанные в той прекрасной жизни, о которой он не переставал думать. Женский силуэт еле угадывался под тёмными одеждами, лицо скрывала шёлковая маска. Он напишет позже: «Воспользовался совершенной свободой в этом мире теней, но она выскользнула из узора». Крылья любви настигли его совершенно неожиданно, затмили разум, обострили все чувства одновременно. Ангелы небесные дали силу воображению. В душе зарождался мистический свет.
Прикосновение к плечу нежной светящейся руки вывело его из состояния задумчивости:
– Милый друг, отчего вы грустите всегда? – прозвучал голос в тишине ночи.
Лицо незнакомки по-прежнему скрыто маской. Волосы ниспадают ниже плеч. Движения фигуры грациозны. Девушка продолжила чтение стихов, и – всё вдруг осветилось: вспыхнула гамма красок, но не смешанных, а первозданных в своей яркости – белый, зелёный, синий, красный… В сознании зарождалась новая световая гамма, невидимая им прежде.
– Да, это начало фантасмагории, предчувствие возвращения потерянного рая. Эта женская точёная фигурка в чёрной маске… Мне её бог послал. Это моя судьба. Родственная душа. Сбывшаяся надежда.
– Хочешь, предскажу судьбу, – промолвила она. – Я знаю, ты будешь великим писателем, не сомневаюсь в этом. Поверь мне.
– А звать-то тебя как? Боюсь исчезнешь и не вернёшься. Не отпущу, если не назначишь время и место следующей встречи.
– Верой назвали меня родители. Так что верь в то, что я тебе предсказала. Поверь, что Вера верой в тебе отзовётся на долгие годы, на века.
В тот вечер девушка не сняла маску с лица, проявила тактичность и дипломатию, назначив ему место следующей встречи. Через несколько месяцев Владимир уже знал, что попал во власть магической силы, что это хрупкое стройное создание с пышными непокорными волосами и василькового цвета глазами, его женщина. Она стала для него на всю жизнь символом таинственности и загадочной женственности.
С того дня друзья называли влюблённых "сиамскими близнецами", мужчины не скрывали своей зависти, а женщины уверовали в возможность любви с первого взгляда. "Я посвятил тебе "Машеньку". И если ты не против, то "Король, дама, валет" тоже будут названы в твою честь. Ты моя муза".
Они поженились и уже больше не расставались. Последний берлинский адрес семьи в Берлине – Несторштрассе, 22. Именно здесь прошло раннее детство их сына Дмитрия, будущего оперного певца и переводчика. "В годы младенчества нашего мальчика, в Германии громкого Гитлера и во Франции молчаливого Мажино, мы вечно нуждались в деньгах, но добрые друзья не забывали снабжать нашего сына всем самым лучшим, что можно было достать... ". В квартире в это время шла работа над романами "Приглашение на казнь" и "Дар".
Об этой истории любви рассказали мне улицы Берлина двадцать первого столетия. Брожу по ним, вхожу в дома, где проживала столетие назад эта семья, и вспоминаются когда-то прочитанные слова: "Нашему мальчику было около трёх лет в тот день в Берлине, где, конечно, никто не мог избежать знакомства с вездесущим портретом фюрера, когда я с ним остановился около клумбы бледных анютиных глазок: на личике каждого цветка было тёмное пятно вроде кляксы усов, и по довольно глупому моему наущению, он с райским смехом узнал в них толпу беснующихся на ветру маленьких Гитлеров…" В 1937-ом году семья уехала во Францию, а в 1940-ом вторично спаслась от нацистов, отплыв на пароходе в Америку за несколько дней до оккупации Парижа.
52 года длилась их счастливая супружеская жизнь. Предсказание Веры сбылось: Владимир стал знаменитым писателем. Вера называла себя музой и агентом мужа. Ей было присуще тщеславие, но она предпочитала оставаться в тени, став его отражением.
Вера (в девичестве Слоним) пережила мужа на пятнадцать лет. Похоронены они в Швейцарии под одним надгробным камнем, на котором высечены слова: "Владимир Набоков. Писатель. Вера Набокова".