О разных «особенностях» охоты, или рыбалки написано достаточно много и снято несколько серий. Каждое творение интересно по-своему.
Среди рыболовов существует много людей, которые придерживаются спортивного рыболовства, ради интереса и здоровья, а так же добытчиков пропитания для семьи, и в коммерческих целях. Каждая из названных категорий с известной долей скепсиса относится друг к другу. Рыболовы — спортсмены тешат себя азартом рыбалки, их добытое не интересует, только вес и размер рыбы. Добытчики пропитания ловят мешками для семьи и родственников. Коммерсанты не уступают ни тем, ни другим — тоже с азартом и мешками.
Азарт присутствует везде! К примеру, поймал три — четыре большие рыбины, вроде бы хватит, ан нет – затянуло, увлекло, еще надо! Говорят же, что страсть охотника, рыбака и страсть алкоголика — одно и то же…
Ну, в плане связи рыбалки с выпивкой — согласен с высказыванием. Думаю, что мало найдется людей, которые были на рыбалке и не выпили хотя бы стопочку под ароматную, с угольком ушицу.
В субботу ко мне домой заехал закадычный друг Толя. Поговорили о том, о сем.
— Последние деньки бабьего лета… — с грустью сказал друг, — давай, махнем на рыбалку в ночное. Лодка у меня есть, шахтовые фонари заряжены. Попросим соседа, чтобы к утру приехал ниже по течению Чумыша, привезет нас обратно. Сплав начнем от Пилы, закончим у черемшанских плесов.
— Давай, — с радостью согласился я, — давненько рыбки свежей не кушали!
Толя и его сосед заехали за мной поздно вечером, покатили на Пилу. Пила — бывший поселок, в советское прославленное время там был большой пионерский лагерь.
Накачав «резинку», погрузили в нее теплые фуфайки, фонари, острогу, поплыли. Ночь перед ненастьем была тепла, по небу скользили рваные клочья облаков, предвещая плохую погоду. Полная луна освещала сквозь разрывы туч высокие скалы, березы, стоящие над обрывами, как огненные свечи. Хорошо было видно русло реки, камни, торчащие у берегов. Склоненные ивы хранили таинственную темноту. Тишина…
Изредка слышалось бульканье и чмоканье карасей в мелком заливчике, среди кувшинок и ряски. Над поверхностью воды проносились тени ночных сов. Где-то заухал филин, наводя страх на мышей и полевок.
— Толя, смотри, какая красота! — обратил внимание друга на окружающую нас природу.
— Да, красиво! — подтвердил друг. — Ну, что, поплыли, «басловясь»!*
Я сел на весла, Толя вооружился фонарями и острогой, устроившись на колени в носу лодки. Медленно гребя, поплыли вдоль длинной песчаной косы, шаря лучом фонаря по дну реки. Я внимательно смотрел на руки друга: поднимет правую — гребу правым веслом, левую — левым. Команда «стоп» — резкий кивок головой.
Шуметь и разговаривать нельзя — рыба хорошо слышит звуки, которые в воде распространяются гораздо быстрее, чем в воздухе. А резиновая лодка невольно выполняет роль резонатора, передавая звуковые колебания в воду.
Плывем молча, отдавшись тихому течению, изредка корректируя свой путь и огибая большие камни, освещенные лучом фонаря.
— Что-то сегодня, как в пустыне, — заговорил Толя, — одни чебачки, да пескарики.
— Давай, рули вон, к тому заливу, — указав направление лучом фонаря, сказал он, — может быть, там щука есть.
Переплыв к противоположному берегу, углубились в залив.
Неожиданно, Толя резко закивал головой, что чуть не слетела шапка. Опустив в воду весла, тормознул, наблюдая за другом. Он медленно вел лучом, делая замах острогой. Выдохнув, вонзил иглы остроги во что-то, придавливая ко дну. Подержав, таким образом, секунд десять, вытащил из воды довольно большую щуку. Я осторожно снял ее с игл, стараясь не поранить пальцы, уложил в мешок.
— С почином, дружок! — поздравил Толю с добычей.
— И тебя, тем же местом! — ответил он, — поплыли вокруг залива, может, еще что-нибудь увидим.
Обогнув залив, не увидев больше ничего, вновь поплыли дальше.
Доплыв до Гробницы, рассмотрели на берегу костер, тени, мелькающие вокруг него,и услышали пьяные крики.
— Господи, — возмутился друг, — и тут природе покоя нет!
Выключив фонарь, в темноте медленно проплыли возле лагеря гуляк. Узнали по голосам некоторых.
— «Лось» со своей кодлой бухают, — сказал Толя, — слышишь, как кроет матом?
— Точно, он!
— Да хрен с ними, пусть гуляют, — ответил я, поплыли подальше от них!
Проплыв по речке почти до Ельцовки, не встретили больше никого на берегах и в воде.
— Может, щуки хватит? — предложил я Толе, — завтра соберемся семьями, уедем на Чумыш, сварим ушицу, отдохнем, если погода позволит.
— Нет, друг, не получится, — возразил Толя, — сосед уже уехал в Черемшанку, ждет на реке у карьера. Нехорошо будет, если мы его обманем.
— Ну, если так, тогда поплыли дальше, — ответил я.
Проплыли гробниченский и ельцовский перекаты, огни села остались позади.
— Давай, греби к левому берегу, — попросил Толя, здесь мы с братом несколько лет назад накололи штук двадцать налимов.
— Есть, товарищ капитан! — шутливо выдал я, — гребу, что есть мочи!
Переплыв реку, вновь отдались на волю течения, освещая дно фонарем. Один фонарь уже сел, светил еле-еле, пришлось включить второй, запасной. Не проплыли и двадцати метров, как друг без замаха, резко вонзил острогу в дно, наколов неплохой экземпляр налима. За ним последовали подряд еще штук десять.
— Вот, это улов! — восторгался Толя, — может быть, еще поохотимся?
— Куда нам столько? — возразил я, — продавать на рынке?
— Вообще-то, ты прав, хватит, — согласился друг, — греби на течение, поплыли к карьеру.
До карьера плыть еще километра два, выйдя на быструю струю, через полчаса прибыли на место, где нас должен поджидать Толин сосед. Подгребли к берегу, но никого не увидели, место встречи пустовало.
— Странно, — сказал Толя, — договорились же, чтобы тут нас поджидал.
Делать нечего — вытащили лодку на берег, уложили налимов в мешки, разожгли костер, достали съестные припасы, взятые из дома, перекусили. Пошли обычные разговоры про жизнь, про хозяйство, семью и быт.
Миновала полночь. Стало заметно холодать, от реки подул знобящий ветерок. Закутались в овчинные полушубки, перевернув лодку, улеглись на нее, и задремали. Проснулся на рассвете от шума и крика, доносившегося с реки.
— Смотри, бля, вон, кверху брюхом, за камнем плавает! — послышался знакомый, с матами голос Лося, — вон, еще один!
Толя тоже проснулся, подошли к воде, посмотреть, что там ловят эти клоуны.
«Клоуны», увидев нас, подгребли к берегу. Покачиваясь и распространяя удушливый «выхлоп» сивухи, из лодки вылез Лось с двумя такими же, в подпитии, корешами, мокрыми насквозь.
— Вы чо тута делаете? А? — спросил он, — поди, наших налимов всех собрали?
— Нет, ответил Толя, — сами с усами, — лучить тоже умеем!
— А ну, покажи рыбу! — требовательно сказал напарник Лося, — мы свою сразу определим по наколке остроги.
Развязали мешок, достали пару налимов. Непрошеные гости по своей остроге примерили отверстия проколов — нет, не подходят. Отстали.
— А мы перевернулись на перекате, — заплетающимся голосом заговорил Лось,— все налимы и вещи уплыли, утопили тракторный аккумулятор, фару — искатель, ружье,и патроны. Водка только уцелела, было по бутылке у каждого в карманах. Намокли все, хотя глубина на перекате небольшая, но течение с ног сбило.
А вы, поди, машину ждете? — снова спросил он.
— Ждем с ночи, должен был приехать сосед, — сказал Толя, — видать, что-то случилось.
Дали гостям спички, они разожгли костер, стали сушить вещи. Толя собрался идти в Черемшанку за машиной — сюда было ближе, чем в Ельцовку.
Только вышел на речной бугор, как вдалеке по дороге увидел идущего к нам человека. Это был Толин сосед.
Что случилось? Почему тебя нет на месте? — засыпал его вопросами Толя.
— Ремень вентилятора лопнул, зараза, — ответил Герман. — Пока копался, сел аккумулятор, завести машину не могу, толкнуть надо.
— Эй, горе — рыбаки, одевайте свои мокрые штанишки, хорош прыгать, как папуасам вокруг костра, пошли машину заводить, — окликнул Толя гостей.
Куда деваться — оделись, пошли. С толкача завели машину, приехали к берегу, погрузили лодки, и покатили домой. Дома уже забеспокоились жёны, созвонившись друг с другом.
Разделив пополам добычу, немного отдохнув, поехали снова на речку, теперь уже отдыхать, отведать налимьей ушицы, вкуснее которой я не едал…
* «басловясь» - применяемое местными жителями в Сибири словосочетание
«Слава Богу!»