Папка «Издания» вмещает произведения авторов, изданные мной специально для монгольской цивилизации
Д. Мyнх. Pax Mongolica
(Продолжение. Начало в предыдущих публикациях).
6
1203 год. Победа над монгольским племенем татар и проблема ее инкорпорирования в существующие семьи. Проблема заключалась в том, что татар оказалось так много, что до сих пор применяемый метод усыновления детей и создания родственных уз перестал работать. Проявилась тенденция к обособлению по племенному признаку.
Монголы решили применить древний кочевой метод, который создал структурную основу нового типа государства вообще. Они разделили возникающую большую этническую общность монгольских племен на десятичные структурные единицы.
Таким образом, человек отныне должен был проводить большую часть своего времени не в родственном кругу, а на «работе», то есть, в своих десятках. Эти структурные единицы формировались из людей разных племён, родов и иных социальных групп. Следовательно, так создавалось, собственно, социальное и гражданское общество в кочевом варианте.
Правила поведения в них основывались на том положении, что все – братья, каждый несёт ответственность за другого члена своего братства. Для войскового подразделения это означало ответственность по законам войны. Для гражданского населения (в состав которого в мирное время вливалась и армия) означенные структурные единицы выступали формой распределения ответственности между всеми уже в плане политических и общественных решений. Десятки являлись механизмом реализации прямого гражданского самоуправления и, таким образом, древняя кочевая форма управления стала основой построения государства как действительной субъектности человека.
7
Государственный строй монгольской империи часто трактуют как разновидность прямой демократии. Здесь видимость явления вновь такова, будто бы монголы не совершали ничего принципиально нового в политике. «Улики», мол, ясно указывают, что они создали кочевой вариант уже существующего типа управления, когда осуществляется наиболее полное участие общества в государстве на всех уровнях, от законодательной власти до политических группировок и неформальных коллективов. Поэтому монгольская демократия стоит в одном ряду с античной, племенной, военной, полисной видами демократии. Однако, как я попытался показать, видимое сходство на этом и заканчивается.
Во-первых, эта «прямая» демократия в монгольском варианте была расширена до размеров:
а) всего монгольского государства, численность населения которого достигала 1 миллиона человек, и
б) всей империи с числом населения около 100 миллионов человек.
А история государства учит, что по мере расширения физических размеров сообществ, непосредственное участие населения в политике затрудняется и оно передаёт свои полномочия представителям. С монголами такая закономерность почему-то не сработала – демократия, как была прямой, так таковой и осталась.
Наверное, потому что необразованные кочевники просто не знали, что «так не бывает».
Во-вторых, демократия по-монгольски, не означает ни функцию представительства, ни непосредственное изъявление воли народа – как чего-то, что дополняет политическую бюрократию, или даже господствует над ней. Она не была ни «прямой» и ни «демократией» вообще. Монголы стремились стать не только хуралом, парламентом, конгрессом, федеральным собранием – они стремились стать самим Правительством, значит и Государством. Десятичная структуризация общества это не просто распределение права представлять в государстве свои интересы, но также и распределение права реализовывать их непосредственно самим, самим исполнять волю и интересы «народа». Не этот ли факт описывает Ф. Энгельс, когда пишет, что племенные союзы монголов имели чёткую, в отличие от государств, систему небюрократизированного управления без исполнительного аппарата?
Монгольский тип управления, во-первых, исключает централизацию политической функции, во-вторых, исключает потому, что в принципе нечему централизоваться.
Здесь мы подошли к самому понятию политического, как наделению функции управления значением управления вообще, то есть, значением управления всем обществом. В нашем сознании данная функция тождественна политическому управлению. Любая административная функция уже выступает политической «в-себе». Но управление как вид труда ничем не отличается от других видов труда – управление не является политической деятельностью само по себе. Потому что значение политического заключено в любом виде труда. Монголы прекрасно различали это. Поэтому аппарат государственного управления существовал непосредственно в виде этих структурных единиц, которые и были собственно государственными органами. Если и возможно такую власть народа назвать демократией, то как живую, отличая ее от формальной, мертворожденной.
Монгольская демократия 13 века была:
а) «прямой» в масштабе всего государства;
б) действительной, в том смысле, что весь народ фигурировал в качестве самого госаппарата, правительства непосредственно.
Поэтому народ не мог «участвовать во власти», он и был самой этой «властью». Европейская Демократия – наивность оседлого человека.
8
Различные представления о свободе образуют своего рода эволюционную шкалу, в начале которой располагается «азиатский» тип свободы, за ним следуют европейский и американский типы, а завершает её принцип свободы, реализованный монголами в 13 веке.
Представление, согласно которому традиционное государство является главным политическим субъектом и всеобщим представителем народной власти, образует суть того мировоззрения, которое здесь обозначается азиатским. Европейский тип отличается тем, что субъектом политической власти выступает человек, а не государство. Но государство при этом необходимо присутствует в качестве посредника и слуги в отношениях граждан. Американское же представление о свободе это – дальнейшее развитие логики расширения свободы индивида.
Сегодня стали говорить, что Америка отходит от своих традиций, заложенных Отцами-основателями Америки, имея в виду растущую популярность европейского социал-либерализма. Так что быть свободным по-американски сегодня означает не быть либералом.
В чем заключалась исторически основополагающая философия Америки? В свободе человека быть всем, кем угодно, быть тем, кем хочешь. Не важно, кто ты, важно, что умеешь. Главное, чтобы – «its works». (Это напоминает монгольский принцип «положительной селекции» людей по индивидуальным качествам). Тогда как свобода европейского человека это – компромисс между индивидуальным и общим. Европейское понимание формируется в связи с этнической историей, многовековой культурой и традициями. На самом деле европеец не индивидуалист, так как его порождает своя этнотерриториальная община, которая выступает исторически первым субъектом власти, городом-коммуной.
Америка же начиналась как свобода от всего этого груза, как индивид с чистого листа, в котором есть только он сам и никакого «общества», как объекта, задающего обязательные для всех правила игры, и который поэтому требует от индивида «быть таким-то».
Европейский индивидуализм основан на законах общежития, на универсальных установках поведения. Отсюда и понятие свободы как добровольного ущемления индивидуального произвола, как «общественного договора», предписывающего быть «толерантными» и «мультикультуральными».
«Азиатское» понятие свободы является перевернутой европейской свободой, где ее субъектом выступает государство, а человек лишь допускается временами до государственного действия.
Америка же – совершенно другая топология: нет никакого «общественного договора», никакого «общества» – есть интересы и индивиды. Американская история начинается с той предпосылки, что ни общества, ни государства как чего-то отдельного от самого человека – не существует. Я сам себе и общество, и государство, сам за себя отвечаю, сам себя и защищаю с оружием в руках. Право на свободное владение оружием, как и право пристрелить любого, кто самовольно ступил на чужую территорию – это оттуда.
Не случайно также и то, что Америка является конфедерацией штатов, которых представляет в «федеральном центре» Сенат и что страна до сих пор не имеет единого государственного языка. Английский считается официальным, но не государственным, не обязательным для штатов. По факту, имеется столько государственных языков США, сколько есть государств-штатов. (Прототип – «Соединенные штаты Монголии» 13 в.)
Американская свобода является высшей точкой развития гражданского общества в рамках капитализма. Она есть крайняя реализация принципа свободной предпринимательской деятельности в условиях минимально возможного вмешательства государства в экономику. Но, очевидно, было бы ошибочным отождествлять американскую свободу с самим понятием свободы. Почему?
Во-первых, слово «свобода» характеризует социально-экономические отношения людей, которые ограничены историческими пределами товарно-денежного измерения мира. Во-вторых, эта свобода есть состояние определенного исторического типа людей, которые находятся ещё на досоциальной стадии своей эволюции. В-третьих, существующий тип Человека Современного рассматривается абстрактно, как некий окончательный вариант того, чем должен быть человек в соответствии со своей социальной природой. В-четвёртых, недопонимание принципиальной относительности Человека выражается в противопоставлении различных ступеней его исторического движения к себе – эгоистичного человека и коллективистского, социального человека. А это – все равно, как подростковый период становления человека противопоставлять его зрелости.
Наконец, американский тип свободы не реализуем в других странах. Потому что система товарно-денежных отношений построена на неравномерном развитии стран и, соответственно, высшее развитие свободы в её рамках не может иметь места в менее развитых странах. Поэтому это – недостижимый идеал, с одной стороны, и – ненужный, с другой.
Ненужный – в смысле движения к тому состоянию свободы, которое породит более прогрессивное общество, чем капиталистическое. Так как капиталистическое общество представляется мне высшим развитием товарно-денежных отношений, (а социализм – ему предшествует в этом смысле), то речь идет о принципиально иных социально-экономических отношениях. Таких, где труд (как источник стоимости) освобождается из сферы материального производства в результате его системной автоматизации, и таким образом, экономические отношения оказываются связаны с развитием Свободного труда.
Монгольское понятие свободы появилось на базе кочевого уклада, но в политическом плане оно вышло за рамки не только своего времени, но и нашего Исторического Времени.
Кочевники заглянули в наше будущее...
Однако историческая роль монголов как кочевников-рыцарей Истории, остаётся в прошлом. Кто и что теперь может примирить вновь враждующий мир? И сделать его единым – «До Последнего Моря»?
Продолжение следует.