Сейчас, когда много рассуждают на тему, почему учителя плохо учат, врачи неважно лечат, а сантехники или автослесаря так ремонтируют, что к ним скоро снова приходится обращаться, вам, уважаемые читатели, не приходит в голову, почему так происходит? Лично это я уже давно понял, полвека тому назад, когда впервые услышал лекцию профессора Александра Васильевича Маслова в Хабаровском медицинском институте. Невысокий, с большой окладистой бородой, он так увлекательно рассказывал о генетике, меняя громкость и тембр голоса, что я все понял в этой весьма сложной науке. Позже так же увлекательно проводил лекции по физиологии и другой профессор, Виталий Давыдович Линденбрантен. Именно он показал, что без знания этого предмета невозможно рассуждать о клинических проявлениях любой болезни в человеческом организме. И таких преподавателей в нашем институте было много. Они любили свою профессию, и нас, своих учеников, поэтому из многих моих сокурсников вышли прекрасные врачи и научные работники.
Вот тогда я понял, почему так уважали моего отца, учителя по призванию и директора школы по обязанности. Он никогда меня не учил в школе, преподавал в школе в другом поселке, за 7 километров от нашего, куда ездил каждый рабочий день. Бывало, в снегопад, когда автобус не мог проехать по сугробам, ходил все эти километры пешком. Его никто бы не упрекнул, если бы он не пришел на работу, что делать, стихия. Но он шел через метель на свою работу, которую любил. Он любил и учеников, уважал своих коллег-учителей, и родителей своих учеников. И за это ему отвечали и любовью, и таким же уважением.
Я в медицинский институт пришел не по призванию, я её и не знал, профессию врача. Просто сам болел лишь в ранние детские годы, когда мало что соображал. А позже увлекся спортом и о болезнях забыл. По окончанию школы я не имел представления, кем хочу стать. Учился я хорошо, в аттестате было всего 3 четверки, остальные – пятерки. И характеристика была хорошей, так что мои документы могли взять в приемную комиссию любых институтов в краевой столице Хабаровского края. Но учителем я быть не хотел, и инженером тоже, оставался лишь мед с его самым большим конкурсом при поступлении. Сдача всех экзаменов на отлично сделала меня студентом Хабаровского медицинского института. Учился неплохо, но звезд с неба не хватал. Но и при окончании института не знал, каким врачом хочу быть. На вопрос кадровика Тихоокеанского флота, куда я попал по распределению из института, какой предмет любил больше всего, ответил – физкультуру. И меня отправили врачом на подводную лодку, где требовались здоровые матросы и офицеры.
Потом три года службы на субмарине, одна «автономка», или официально, боевая служба. Служившие на лодках знают, что это такое – два месяца в море с торпедой с атомным зарядом во время «холодной» войны. Серьезное испытание и для самой лодки, и еще больше – для всего экипажа. Врач на подводной лодке сродни семейному врачу. Ведь поется же в песне – экипаж одна семья. Я знал, что за болячки есть у каждого из 78 членов экипажа, и перед боевой службой провел профилактику возможных болезней, а одного матроса списал на берег, у него не хватало 11 зубов во рту. А это было противопоказанием для службы в подплаве.
Когда я служил уже третий год, вышел новый приказ по Вооруженным Силам, и я со своим зрением 0,1 на левый глаз и 0,2 на правый, с числом диоптрий 3 и 2 для коррекции зрения до единицы, оказался не годен к службе не только на подводной лодке, но и на надводных кораблях, только на берегу. А приличной должности на берегу мне не нашлось, и поэтому я уволился в запас, хотя служба у меня шла хорошо, во время службы меня приняли в партию как заслужившего доверие коммунистов субмарины.
А вот дальше мне очень повезло, что я стал врачом-рентгенологом, да еще в большой клинической больнице в Хабаровске. Для тех, кто не знает, что обозначает клиническая, сообщу, что на базе таких больниц функционируют кафедры медицинских институтов с профессорами, доцентами, ассистентами. Уровень медицинской помощи и сложность больных в таких больницах выше, чем в обычных больницах. Так что у меня появились большие возможности повышать свое мастерство диагноста, тем более что в те годы почти 80% диагнозов ставили врачи-рентгенологи. И я воспользовался этой возможностью. Я быстро полюбил свою профессию, скажу без бахвальства. Каждый день я с интересом шел на работу, ведь каждый из 50 больных, проходивших ежедневно через мои руки, вернее, глаза и мозги, требовал внимания, чтобы не пропустить заболевание, ведь в больницах лежали больные, а не здоровые люди. В сложных случаях просил совета у более опытных коллег, в первую очередь у заведующей отделением Людмилы Станиславовны Лазаркевич, которой я благодарен за её науку.
Позже, через 5 лет, она передала в мои руки заведование отделением. К этому времени я уже был квалифицированный врач, моим диагнозам доверял профессор Григорий Леонтьевич Александрович, один из корифеев-хирургов. Но чтобы он стал доверять мне, приходилось очень много читать, посещать клинические конференции и заседания научного общества. И везде я бывал с интересом, это давало возможность взять частичку чужого опыта и знаний в свою личную копилку. Не буду хватиться, были и у меня ошибки, узнав о которых, я переживал. Вызывали меня в операционную, чтобы я показал, в каком месте обнаруживал дивертикул или другую патологию, ходил и в морг, чтобы узнать, правильно ли я поставил диагноз, но количество моих ошибок было очень маленьким.
И это оценили мои коллеги-рентгенологи, когда я вначале стал нештатным главным рентгенологом города Хабаровска, а потом Хабаровского края. Все мои инициативы поддерживались коллегами, а замечания устранялись. Недаром главный рентгенолог РСФСР профессор Павел Васильевич Власов, который проехал с проверкой рентгеновской службы наш край, дал высокую оценку, в том числе и моей работе, в итоговой справке.
Говоря об этом этапе своей работы, я считаю, что мне повезло. Работая в клинической больнице, я мог увидеть столько разнообразной патологии, которую не увидишь за всю жизнь, работая врачом-рентгенологом в территориальной поликлинике. Я это знаю не понаслышке, все же знал работу всех подразделений рентгеновской службы в крае. И когда мой личный опыт достиг определенного уровня, и поставить правильный диагноз для меня перестало представлять трудности, я стал заведующим отделением, и мог передавать свой личный опыт подчиненным, к тому же решать организационные проблемы в соответствии с вышедшим приказом по нашей службе Минздрава СССР. И мне снова стало интересно работать, я все больше и больше любил решать сложные диагностический случаи, участвовать в консилиумах, проводить организационные мероприятия, и наше рентгеновское отделение по итогам социалистического соревнования было признано самым лучшим в крае. Грамота отдела здравоохранения Хабаровского крайисполкома и крайкома профсоюза медицинских работников тому свидетельство.
И когда мне уже стало тесновато в рамках рентгеновской службы города Хабаровска, последовало новое назначение, я должен был организовывать службу всего Хабаровского края. Это новые вызовы, новые задачи, и решать их было не только сложно, но и интересно, а если был достигнут результат, приятно. Я во время многочисленных поездок в медицинские учреждения края консультировал сложных больных, и если диагноз был правильный, и больной получал адекватное лечение, часть благодарности была и в мой адрес.
Меня стали уважать и в республике, я был выбран членом Правления республиканского научного общества рентгенологов и радиологов, участвовал в работе Пленумов, и на одном из таких заседаниях делился личным опытом по созданию филиалов научного общества в городах края, что не было в других регионах России.
Но потом в моей судьбе произошел крутой поворот, и я стал чиновником краевого уровня. Профессор Борис Залманович Сиротин, с которым мы не раз участвовали в консилиумах, встретив меня, сказал: «Жаль, мы потеряли хорошего рентгенолога, а вот получим ли хорошего чиновника, большой вопрос». Мне захотелось доказать всем, и в первую очередь себя, что «не боги горшки обжигают». И делал очень много для этого, что на изломе истории нашей страны было нелегким делом. Есть у меня небольшой рассказ об одном рабочем дне, где я выведен под другим именем. http://www.proza.ru/2017/08/29/347
Я не хочу преувеличивать свою роль в тех реформах, которые проводились в Хабаровском крае. Это и внедрение так называемого нового хозяйственного механизма и бригадного подряда, обязательного медицинского страхования. Основная заслуга в этом у моего шефа, заведующего отделом здравоохранения Анатолий Ивановича Вялкова, они были оценены, и он стал впоследствии первым заместителем министра здравоохранения Российской Федерации. Впрочем, у меня есть отдельный рассказ об этом неординарном человеке. http://www.proza.ru/2017/06/10/593. К сожалению, полтора года назад Анатолий Иванович умер, не дожив полгода до своего 70-летия.
Работа с Вялковым, отличным организатором здравоохранения, была весьма трудной. Став через полтора года его первым заместителем, я сам для себя определил роль начальника штаба, как это бывает в армии или дивизии. Вялков – командир, думает, предлагает решения, а я организую их претворение в жизнь. Так и работали в армии командир и начальник штаба. И это у нас с Вялковым неплохо получалось, это признавали не только в нашем крае, но и на уровне Минздрава России. Решать организационные задачи для меня лично было интересным делом, я работал по 10-12 часов в сутки для дела, а не для наград, которых у меня нет. Имея стаж более 30 лет в учреждениях и органах здравоохранения, занимая в своей карьере должности заведующего отделением, самого большого в крае, главного рентгенолога города и края, будучи 10 лет парторгом крупной больницы, около 10 лет чиновником краевого уровня, не имея взысканий, я даже не «Ветеран труда», не говоря о звании «Заслуженный врач России», как многие мои коллеги, чьи заслуги не более весомы, чем мои.
Просто я не рвался к чинам, всегда приглашался на более высокие должности по инициативе начальства. Но в «демократической» России перестали думать о людях, об их заслугах, и не поощряли достойных. Получается, дело спасения утопающих – дело рук самих утопающих. Надо было мне ходатайствовать перед начальством, чтобы мне присвоили звание хотя бы «Ветеран труда», чтобы иметь какие-то льготы на старости лет.
Но я не ропщу, я прожил свою жизнь вполне достойно, и мне не в чем упрекнуть себя. Выросли дети, стали на ноги. Дети и внуки любят меня и уважают за то, что я много что сделал для них. И сейчас я живу полноценной жизнью, многое что узнал об истории родного для меня Дальнего Востока и города Хабаровска, и этим знаниями поделился в читателями на литературном сайте. Издал три книги об отце, о малой родине и альманах с воспоминаниями земляков об истории Херпучинского прииска за 150 лет его существования.
Ну, а теперь вернусь к теме своего повествование – об интересе к своей работе. В медицине есть разнообразные специальности, и человек находится под контролем медицинских работников еще до рождения, всю жизнь и еще какое-то время после смерти. И найти специальность, которую любишь и отдаешься ей целиком, очень важно. Я знаю много таких врачей, с которыми жизнь меня свела за годы моей работы в здравоохранении. О некоторых из них я поделился своими воспоминаниями и размышлениями об их роли в моем становлении, как врача и организатора здравоохранения. http://www.proza.ru/2018/03/25/507. Хочу добавить, что все эти люди любили свою профессию, они буквально жили своей работой. Как тот же профессор Григорий Леонтьевич Александрович, о котором я тоже написал свои воспоминания. http://www.proza.ru/2017/09/22/1356.
Имея опыт общения с руководителями партийных и советских органов районного и краевого уровня, даже союзного, я понимал, что это непростая работа, и не всем она под силу. Есть такое понятие – предел компетенции человека. Не всякий хороший врач может стать таким же хорошим заведующим отделением или главным врачом. Так и не всякий хороший инженер может стать начальником цеха или директором завода. Так что лучше быть хорошим специалистом на своем уровне, чем плохим начальником. Увы, далеко не все понимают это. Особенно это заметно в постсоветское время. Теоретик, завлаб и работник редакции Егор Гайдар развалил экономику России, и сейчас такой же институтский работник Дмитрий Медведев не в состоянии привести народное хозяйство страны к устойчивому росту.
Многочисленные чиновники на всех уровнях управления считают себя временщиками, и стремятся набить свои карманы вместо эффективной личной работы на своих должностях. Отсюда и их пренебрежительное отношение к людям ниже себя на социальной лестнице и раболепие перед вышестоящим начальством, которое пригласило их на выгодную кормушку. Коррупция в стране расцвела, и никто с ней не борется по-настоящему. Растут зарплаты чиновником и практически не увеличиваются доходы рядовых работников, и реально снижаются пенсии. То и дело случаются аварии на транспорте и на производстве из-за плохой работы разных специалистов. Многие рассуждают примерно так: «Вы делаете вид, что нам платите, а мы делаем вид, что работаем». И такое положение повсеместно, вот это и огорчает больше всего. А ведь без хорошего слесаря, токаря, инженера и других специалистов не будет прогресса в нашей стране.
Взять ту же больницу. Что будет стоить хирург высшей категории, если в лютую стужу в больнице не будет отопления, и операцию, чтобы спасти больного, сделать нельзя? Или если в больнице не проводится настоящая уборка, и количество гнойных осложнений будет зашкаливать? Или не будут выполнены назначения врача, и больной умрет, хотя лечение назначено правильное? Нет мелочей в медицине, в ней важна каждая профессия, будь то врач, медсестра, санитарка, слесарь или электрик. Об этом я всегда напоминал своим коллегам, а потом подчиненным.
И так в любой профессии. Помню, прожив более 20 лет в своей квартире, обнаружил течь в стояке холодной воды. Вызванный из ЖЭКа слесарь развел руками – трещина в стояке по задней поверхности трубы, к ней не подберешься. Можно наложить бандаж, но насколько он будет надежен, сказать трудно. Выхожу расстроенный после посещения слесаря на улицу и встречаюсь с соседом. Как-то пару лет назад я по его просьбе зашил рану на лице его знакомому 1 января, когда тому отказали зашивать рану в травмпункте по причине, что прошло много времени после ранения. Я же много лет дежурил в травматологическом пункте, и у меня дома был и инструментарий, и шовный материал. И я за пару минут зашил парню рану на лице под «крикаином». Сосед увидел меня и спросил, что меня расстроило. И когда узнал, сказал: «Ты меня выручил пару лет назад, теперь мне пришла очередь отдавать должок. Иди домой и жди, скоро все сделаем». Я вернулся домой, и через полчаса в дверь позвонили. Открываю, на пороге мой сосед и тот парень, которому я лицо зашивал. Шрамик на щеке аккуратный, практически не заметен, и не портит внешность симпатичного парня. В руках какой-то ящик. Не буду долго рассказывать, заварил этот слесарь мой стояк, используя зеркало и портативный сварной аппарат, и стояк простоял еще несколько лет, пока не пришлось его менять целиком во всем доме.
Я всегда вспоминаю этого слесаря-сварщика высокой квалификации, когда мне приходится читать о строительстве подводных лодок с титановыми корпусами. Титан очень хороший металл, но крайне сложный в обработке. Чтобы варить его, пришлось создавать специальные камеры, и там, в атмосфере определенного газа, производить сварку деталей. Эту манипуляцию делали только в СССР, только в нашей стране были субмарины из титана, которые могли погружаться на километровую глубину и мчаться под водой со скоростью в 44 узла, т.е. под 80 км/час. Думаю, эти сварщики также любили свою профессию, рассуждали, если не я, то кто?
А вспомните кинофильм «Москва слезам не верит», слесаря Гошу, которого играет Алексей Баталов, без которого половина диссертаций в институте была бы не защищена. Это такой же влюбленный в свою профессию человек, современный Левша.
И таких людей в нашей стране в советское время хватало, потому что уже со школы из нас делали творцов, а не потребителей. Сколько издавалось журналов для молодежи, где публиковались всевозможные поделки, а иногда и изобретения. Сколько всевозможных кружков было в школе в послевоенные годы , и дети, а потом подростки могли занять себя полезным делом. Поэтому, выйдя в большой мир и в самостоятельную жизнь, они работали с душой, с любовью к своей профессии.
Хотя есть такие люди и сейчас. Вспомните две аварии с самолетами в недалеком прошлом. Пожар севшего в Шереметьево самолета. Севшего в аэропорту на бетонную взлетно-посадочную полосу, но так, что самолет стал прыгать на ней, шасси пропороло обшивку топливного бака, и самолет сгорел. Погибло несколько человек. И вторая посадка огромного самолета с такими же полными топливными баками в кукурузное поле с убранными шасси. И ни один человек не погиб.
В чем разница в обоих случаях? В том, что командир воздушного судна на первом самолете получил свой диплом в каком-то «левом» учебном заведении, действовал неправильно при посадке, на самолете с работающими двигателями, в результате есть человеческие жертвы. А вот второй летчик на «отлично» окончил нормальную летную школу, и в сложнейших условиях с не работавшими двигателями, принял верное решение и выполнил его идеально. И за это заслуженно получил звезду Героя России. И я горжусь, что в нашей стране еще есть люди, которые любят свою работу. Это очень важно.